Реклама. ООО «ЛитРес», ИНН: 7719571260.
Горр, птица ловчая
Пролог
Память
Имена ветра
«Сколько имён у ветра…»
Концерт hortus musicus
«Мои стихи становятся всё страшнее…»
«..И, если честно…»
Золотоглазый
О доме
В будущее
Полночный разговор
Выход
Говори
Дежа вю
«Как в открытые окна, без хлеба…»
«стихотворение – такая огромная…»
«Впадай в счастливую зверюшку…»
«Новый мир = пространство листа…»
Работа в чёрном
«Чего это стоило…»
«…А ещё в них удивительно то…»
Michel Bernard (рукопись, найденная на виниловой пластинке)
Сторона 1
«Серый рассвет»
«С какого рога луны…»
Персонаж
Человеческое
Фр., 43
Фр., 42
Фр., 41
Дни-мы
Два часа ночи
Почему
Работа в чёрном
Музыка про Баха
«Ты покупаешь мой счастливый билет…»
«..И поясница свернулась ржавой струной…»
«..Но главное теперь – не дышать поглубже…»
«Я – как настроенный инструмент…»
В ответ на вопрос
Фр., 46
В городе
Фр., 37
Фр., 39
Фр., 40
«Оккупация ну как это – оккупация…»
Ленинградское время
«Остановка часов: это прерванный замкнутый круг…»
«В зимней квартире днём, потом вечером…»
Ленинградское время
Умные дневники
27-е января, вечер даты снятия блокады
«А я считаю, что новыми должны быть не слова…»
Набросок
Michel Bernard (рукопись, найденная на виниловой пластинке)
Сторона 2
«Это так банально что даже больно…»
««..Не правда ли, здесь готовят замечательный…»
«Эта ночь, похожая на мольберт…»
25 августа 1944
«Дождь, как контрабасовый бас…»
«И здесь, где…»
«Как лодка на волне…»
Фр., 50
«Розовый камень стен…»
Одно воспоминание
«Мансарда и полусиамская кошка…»
«Она – девочка, лет за тридцать…»
Оттуда
«Я – сегодня в ударе…»
«…А ходит – так не улыбается…»
Мишель Бернар; почти роман в стихах
Вместо эпилога: эпоха
Опасные города
«А мы теперь идём в макдональдс…»
Пейзаж с сестрорецком
Момент
Инструменты
Про Виктора Хару)
Опасные города
Себе
«Во дворе…»
«Мне дорог ветер истории…»
Рядовой
Испанская сюита
Ночное
Без границ
Из одуванчиков
Экзамен для сверхчеловека
И снова – память
Эпилог
Дышать
Не знаю, существует ли поэзия, равнодушная к теме смерти: в основном она играет именно с этой сущностью, и насколько тонка эта игра, настолько жизненна та или иная поэзия. На каком-то этапе просветления игры можно избежать (выйти из игры) и достичь ясности (удивительно редкое качество), но это уже для – религии или философии. Поэзия лишь намекает на близкое соседство с небытием, на постоянное его присутствие за плечом, в глубине темного подъезда, под кроватью или под сердцем, но все-таки не переступает через некую светскую грань, находя спасение в интонации, в образности, в музыке. «Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка, что такое темный ужас начинателя игры…» Кто этот «начинатель», кстати? Разве сочинитель? Разве только сочинитель?
Книга Алексея Афонина, которую вы держите сейчас в руках, проникнута этим «темным ужасом», подернута его холодком, щемящим, настоящим. Этот голос, как бы нашептывающий полудетские мантры, свидетельства о невидимом и предметном мирах, пытается заговорить что-то страшное и неизбежное: может быть, если вербализовать очертания ужаса, он исчезнет. «Произнесенное молчание: есть, без я.» В прологе к «Самому страшному кино» автор пытается выделить генезис этого экзистенциального страха, несколько раз обозначая его в нашем недавнем прошлом: «осокой блокадного злого болота наследия чёрных подъездов, которые помнят…», «подстаканники древних известий…», «извёсточным крошевом вальса, который когда-то…», «чёрно-белая хроника: нескончаемый город…», «дождь стеливший… в память из библиотек…», «ты картография прошедших…», «а тебе здесь жить… играя со страшным, с черным…» Не думаю, что главную тяжесть несет в себе именно «картография прошедших, их пятна весёлые трупные пятна жирафьи, окопные пятна». Чужая жизнь может довлеть, но тень реального каземата все равно только в тебе самом, так что «страшное и черное» – из другого, более сокровенного ряда. О нем не очень принято (и трудно) говорить – отсюда множество внешних отсылок, да и в самом названии книги слышна простодушная ирония – «самое страшное кино» рано или поздно кончается: отмелькают кадры, отпиликает фортепьянка… Выйдешь на свет и вот уже:
.....
В стихотворении (и снова – память) Афонин вновь возвращается к теме дежа вю восприятия, с подкупающей искренностью уверяя, что помнит то, чего не видел (у Евтушенко это было по-другому). И я решаюсь поверить: в медицине такие феномены описаны:
Ловлю себя на мысли, что я, пожалуй, тоже помню нечто подобное, чужое; или скажем так – бывали счастливые моменты – но ход жизни и закон самосохранения научили этого избегать… Лишний груз, ненужные мозоли на сердце… Афонин оказался единственным из молодого поколения, кто заговорил с моим другом поэтом Андреем Тавровым на его языке, просек, что скрывается за его нагромождениями из человеко-бабочек, самураев и леопардов… Помнит мороженое за двадцать копеек? А за двадцать шесть?
.....