Читать книгу Жили-были… были-Жили - Алексей Алексеевич Иванов - Страница 1

(быль и небыль)

Как-то раз явилось мне —

Может, было всё во сне,—

То ли сказкой это было,

То ль с гнилой водою плыло,

Может, с горького похмелья,

Может, с буйного веселья,—

Не берусь я утверждать,

Явно так – ни дать ни взять!

В красках, в лицах и в деталях,

В чётких контурах предстали —

Не картинами Дали,

А реальными, вблизи:

Люди, звери, персонажи,

И один политик даже

Ублажал электорат.

В сказки верить всякий рад!

Навострили в стойке уши —

Обещания послушать:

Старики и детвора,

Куры с крытого двора,

Утки, бабы, поросята,

На заклание ягнята,

Беспризорный пёс Барбос —

Всё мечтал задать вопрос,

Внучка с города большого,

Даже стельная корова

Удосужилась, пришла,

Наплевала на дела.

Было, было, было, было!

Когда совру – кричи: «На мыло!»

Сочинять мне не резон —

Пусть, короче, будет сон.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

В этом чудном, славном сне

Дело было по весне

На окраине деревни,

По приметам внешним – древней,

Где история хранит

Славы канувшей зенит —

Память о годах минувших —

В дне сегодняшнем ненужный,

Проржавевший зерноток.

(Есть тут хоть один знаток?)

Снег давно уже растаял,

Облупилась краска ставень,

Облетела шелухой,

Песню спев за упокой

Дому ветхому из брёвен.

Если скажешь, что он скромен,

То, считай, не говорил.

Прапрапрадед Гавриил,

Народившийся, с пелёнок,

Доживал в нём век с Матрёной,

Ставшей верною женой.

Век давно уже иной!

На завалинке у дома,

Где рассыпана солома,

Примостился дед с клюкой,

На ухо одно глухой.

Валенки зимы прошедшей

Сели плотно и навечно.

Их носить ещё, носить!

В них гулять и в них косить.

Правда, дед уже не косит,

Но, бывает, если спросят,

Закосит под дурачка,

Чтоб не лезли с кондачка.

Ну а если кто серьёзно,

С уваженьем, просит слёзно —

Может многое узнать:

Батьку помнит… помнит мать,

Как с утра она будила.

В нём тогда бурлила сила

Жеребёнка… не коня,

Радость детскую даря…

Помнит, как работал в поле,

Как учился плохо в школе,

Выбегая в перемену покурить

До сортира… да воды с ключа попить;

Как в войну хлебнули горя

Беспредельного… и море

Показалось бы в сравненье озерцом,

С перекошенным в страдании лицом;

Как домой отец вернулся,

Весь израненный, больной,

Как осунулся, согнулся

И ушёл под осень в мир, нам чуждый, в мир иной,

Здесь оставил мир сиротам и супружницу вдовой…

Помнит, как была «фазанка»,

Приютившая подранка,

Давшая профессию «шофёр»;

Благодарен он «фазанке» до сих пор…

Помнит все большие стройки,

Результаты перестройки —

Благо, тогда пенсия пришла,

Скрасила, хоть и немного, невесёлые дела;

Возвращение в деревню,

Где в наследство – домик древний.

Дед по-своему умён:

Много помнит он имён

Тех, кого давно забыли,

Изваляли в грязи, в пыли,

Пнули пару раз ногой,

Проверяя: «Что, живой?!»

Он – потомок Гавриила.

Где по свету не носило —

Воротился в дом родной,

Престарелый и больной.

Собачонка возле ног,

По всему видать – щенок,

Веселится так, играет,

Треплет валенок, кусает,

Озираясь с подозреньем на клюку.

Вдаль летит: «Ку-ка-ре-ку!!!» —

Из соседского сарая.

Постепенно нарастая,

Гвалт пронёсся по селу.

Не поймёшь, где «ка», где «ку».

Какофония возникла.

Матюгнулась бабка Вика,

Погрозила деду кулаком

В доме старом, за проклеенным окном.

В чём тут дедова вина?

Трезвый он! Не пил вина!

Мух на солнышке считает,

Смотрит, как надежды тают —

На приплод, на урожай… колосится только рознь,

Не совсем слепой, небось.

В этом мире всё не ново:

Ведь в начале – было слово!

Дед его не говорил.

Чем он бабку прогневил?

Безобиднейшее слово!

Безобиднейшее слово,

Что у всех давненько на слуху,—

Повторюсь: «Ку-ка-ре-ку!»

У бабки злой – вот где досадно! —

Есть оправдание: «Чтоб неповадно!»

Когда бы фельдшер даму осмотрел —

Облегчил словом дедушки удел:

«Ты потерпи, милок, не обижайся, ладно?

Стара она… неадекватна».

Так разве можно нынче фельдшера найти?

К нему, родимому, три дня пути:

По грязи день, ещё один – по буеракам,

И под конец – денёчек трактом.

Похоже, деда Божья Матерь берегла:

Поблёкший взгляд рукой усталой отвела.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

В делах кипит, строгает баба Вика,

Идея у неё на днях возникла:

«Бензина нет, и по дешёвке не достать,

А для коня овса немало припасать.

Не проще ли, с утра поевши супу,

За пару-тройку дней построить ступу?»

Рассчитывала – дед ей подсобит.

«А он, как пень, всё на завалинке сидит!

Ведь был когда-то неплохой работник!

По книжке трудовой был даже плотник.

Но говорит: „Предчувствую беду!

Я по дорожке этой скользкой не пойду!“

Сидит! Не окочурится, вражина!

Пусть грязью бы забрызгала машина!

И как с таким бараном дальше жить?

Лишь остаётся кулаком в окно грозить.

Ведь ступа позарез нужна в хозяйстве!

Кто домовит и не замечен в разгильдяйстве,

Всегда найдёт чем ступу загрузить:

На ней возможно сено привозить,

Слетать в лесок соседний за грибами,

Дождя стряхнуть из туч под небесами…

Поближе к грядкам только надо подтащить.

Со ступой проще… много проще жить!

До магазина можно в пять секунд добраться,

В домашнем быть, не переобуваться!

До фельдшера совсем подать рукой —

Всего лишь час из дома по прямой!

К детям и внукам в город прошвырнуться —

За день, пожалуй, можно обернуться.

Так этот заупрямился баран!

Хоть трезвый – а как будто пьян!» —

Такие мысли в голове у бабы бродят

И выход свой, естественно, находят.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

По улице, ещё пустой, деревни

Идёт, шатаясь, покупатель первый —

С позавчерашнего изрядно пьян.

Зовут Иваном… из потомственных крестьян.

А то, что выпил,– был веский повод:

Он оприходовал с дружком какой-то провод,

А бизнесмен Петров немножко заплатил.

Лишь половину Ванечка пропил.

Дружок устал и отдыхает.

Природа здесь вокруг благоухает,

И воздух свежий без вина пьянит —

Вот Колька надышался и бубнит

Себе под нос полнейший бред,

А пел когда-то клёвый рэп!

Потом утратил зуб в работе —

Так занесло на повороте,—

Нажил проблемы с буквой «рэ»,

И с буквой «ша», и с буквой «пэ».

Текут рекой блатные песни:

Слов не понять, без слов – неинтересны.

Скрипят пружины в унисон…

Шансон…

С лучами первыми и проблеском зари

Ивана разбудили петухи.

Крестьянские проснулись в нём заботы.

Всегда он помнит, «для чего» и «кто ты».

Сейчас торопится, спешит до магазина,

Не видит, где трава, а где грязина,

Но деда со щеночком лицезрит —

Что он живой и на завалинке сидит,

В ушанке старой,

Глядит устало.

– Здорово, дед Степан!

– Здоров, Иван! —

И в продолжение, как будто пан: —

Ты огород, Иван, намерен подымать? —

И, словно эхо, отзовётся: «…мать-мать-мать».

Растает след от нашего Ивана,

С душой горящей, поднявшегося рано.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Выходят из ворот неспешно,

Хвостами машут и жуют небрежно,

Всем видом однозначно говоря:

Политика бурёнушкам – до фонаря.

Другие, поважнее, есть заботы:

Отёлы, выгулы, деревня, огороды.

И наплевать на мировую кутерьму:

«Здорово» – «МУ», ответно – «МУ».

Чуть в стороне, гораздо тише,

Чтоб, не дай Бог, кто лишний не услышал

Главнейшие секреты на земле:

«МЕ-Э-Э-Э!» – «БЕ-Э!» – «БЕ-Э-Э!» – «МЕ-Э!»

Глазами встретились, отметились с кем надо,

Пошли на выпас – большое стадо.

Полна житейскими делами голова.

Как человеческая, слышится молва:

– МУ-У-У, что там, родила соседка Зорька?

– МУ-У, нет пока… через неделю только.

– МУ-У-У-У-У, как же надоело, право, ждать, МУ!

– Не приведи… МУ-У-У! Ни ждать, ни догонять, МУ.

Ты МУ-У-У-У-Ужика еёйного видала?

Надысь гулял… с другой у сеновала.

– МУ-У-Урло!!.. и недалёкого ума!

– МУ-У, насмешила… Ха-ха-МУ-У-У-ха.

Идиллию подруг нарушив,

Подходит бык, в серьгах все уши,

В наколках, будто бы сидел,

Известный всем в деревне бракодел.

Болтун такой, каких не сыщешь!

За ночь берёт не меньше тыщи,

А дел не сделает и на пятьсот.

Лишь треплет, не закроет рот.

Сам весь лоснится, столько форса!

Привык по жизни плыть альфонсом.

– МУ-У-Ужайтесь, тёлки!

Не видеть больше света нам в светёлке!

Нежданная нагрянула беда:

Какой-то гад недавно срезал провода!

Донельзя эти воры обнаглели!

Поймал бы – придавил рогами к ели!

Ведь эти сволочи, поганые скоты,

Дождавшись непроглядной темноты,

Стащили даже с клуба трансформатор!

Их энергетики в сердцах покрыли матом,

Пожалуй что, в четыре этажа.

Ещё кричали: «Режут без ножа!»

Вот облажались!

Всё сокрушались,

Как обычно: «…мать-мать-мать!..

И где теперь всё это доставать?!»

У них, кричали, в кассе нету денег,

А на починку дали только день им.

Чего так было попусту орать?

Поуспокоились… уехали искать.

Одна из тех, что побойчей,– Матильда-тёлка,

Встряхнув жеманно длинной чёлкой,

Состроила красавчику глаза —

В них отразилась небосвода бирюза:

– Теперь понятно, почему вчера, без света,

Хозяйка притащилась с сигаретой,

Подойником рассерженно гремя.

Ведь некурящая! Чего трепать зазря?!

Впотьмах обмыла нежно вымя.

Блаже-е-е-енственно! Я даже чуть завыла.

МУ-У-Урашки побежали по спине.

Интимно так!!.. Как в западном кине.

Ползёт уверенно к зениту солнце,

Звучит литаврой голос старого альфонса,

То бьётся барабанно в вышине,

То ручейком струится в тишине:

– МУ-У-У, как ты легкомысленна, девица!

Тебе, как курице голодной, просо снится!

А нет бы постоять, поговорить…

– Дак я ж согласна!.. кабы не платить.

– Опять про деньги!.. Ну и дуры эти бабы!

Одно в коровьей голове! Всё остальное – абы кабы!

Что значит – недодадено ума.

Зато потребностями полнится сума.

Всё, что сказал, держите за зубами!

Остаться всё должно промежду нами.

Базар цедите, не болтайте никоМУ-У!

А то отправитесь… за мной на КолыМУ!

И снова: «МУ-У!» —

Ответно: «МУ-У-У!»

С мычанием прошло большое стадо.

Глазами проводил… работать надо.

Такой несведущий – смотрю и не пойму,

Как много может значить слово «МУ».

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Течёт обычный день простой деревни.

Кидают тень от крон деревья,

Но пахарю в ней некогда сидеть:

«Запрячься надо – и успеть

Вспахать у дома двадцать соток,

Потом два огорода дальних тёток —

Какой ни есть, а всё ж калым,

Чуть-чуть заплатят, хоть и родственник я им».

Чернеет полосой земля за плугом…

«Прошла твоя, лошадка, удаль.

Но лямку тянешь и ярмо,

Смирилась с этой участью давно».

По вспаханному шествуют вороны

В костюмах чёрных и глядят сурово:

Всё правильно ли делает мужик?

С землёй работать может?.. не отвык?

По-деловому, словно бригадиры,

Боясь запачкать новые мундиры,

Посовещались, грозно крикнув мужику,

Перекусили, что подали, на бегу

И снова побежали мерить пашню,

Забыв про отдых и бедлам вчерашний.

Снуют скворцы, шныряют воробьи —

У них заботы и дела свои.

От «бригадиров» держатся подальше:

«Да ну их к лешему! им кланяться нижайше.

Начнут свои советы раздавать:

Как нужно жить, что делать, как пахать,—

Примерно так ответил бы вам каждый,

Когда б спросили вы однажды

Хоть одного из копошащихся скворцов

Или мелькающих с добычей воробьёв.—

Без них своих проблем по горло!!

Орёт весь день голодных прорва.

Лишь успевай, родимый, мышковать.

Не разлежишься! В пять утра вставать.

Паши, как вол, с рассвета до заката,

Что раздобудешь – твоя зарплата.

Потом смотри птенячьи куражи:

Найди, обмой и в рот им положи!

Повырастают, махнут крылами —

Только видали за облаками.

Крестьянская ты доля птичья нелегка».

А мысли мрачные не отпускают мужика:

«Лошадка бедная едва уж тянет,

Похоже, скоро день настанет

Пойти в убой, на колбасу.

Как этот день перенесу?

Мы ж вместе с ней растили деток.

Уехали давно… в деревне нет их.

А помнится, катались на санях —

Восторга сколько было в их речах!

А детский крик какой стоял на улицах деревни! —

На днях Глава сказал, что очень древней.

Архивы в городе какие-то достал.

Заняться нечем – вот… наковырял.

Грозится юбилей устроить всем на славу.

Всё деньги клянчит – нашёл забаву.

А праздновать прикажете кому?

Когда б почивших пригласить к столу,

Тогда бы точно получился праздник людный.

Прости мне, Господи, за бред мой безрассудный».

Припомнив Господа, мужик остановился,

Как будто внутренне, в душе, перекрестился.

– Тпру-у-у!.. Погоди, родимая… постой.

Давай передохнём-ка мы с тобой.

Послушная остановилась лошадь.

Трудись-трудись, а передых положен:

Так было в жизни испокон веков,

От прадедов и наших стариков.

Бока трясутся, лошадь дышит тяжко.

– Такая доля…терпи, бедняжка,—

Семён похлопал влажные бока,—

Моя планида тоже нелегка,—

Погладил морду, потрепал ей чёлку.—

Ничё, родимая, что ныть без толку?

Не в первый раз нам жилы рвать – поди, не сдохнем.

Пойду воды хлебну – во рту всё пересохло.

По полю вспаханному медленно пошёл,

Чтоб убедиться, всё ли хорошо,

Не слыша криков, не смотря на «бригадиров» —

Ему плевать, что чёрные у них мундиры.

В разводах белых и в поту его рубаха.

Но нет в нём страха.

По дому в хлопотах любимая жена,

Проворна… и, как в юности, нежна.

– Устал, наверно?

– Не так чтобы безмерно…

– Работаешь, как вол, под солнцем и дождём.

Когда ж с тобой, Семён, мы отдохнём?

– Ты, мать, погодь ещё немного —

Не кончилась у нас с тобой дорога.

Покуда есть дела – нам внуков подымать.

Вот упокоимся – там будем отдыхать…

И вновь ложится полоса за плугом,

Ещё роятся в голове слова супруги.

Как при болезни – и шатает, и знобит,

А Неля с болью в сердце говорит,

Тяжёлым вздохам лошадёнки внемля:

«Сейчас как будто вымерла деревня:

Одни старухи, старики

Да пьющие без меры мужики.

Бабёнки держатся ещё немного,

Но им всегда – за мужиком дорога.

Потрепыхается, попробует корить,

А там на пару… с непутёвым будет пить.

Работать некому. Кто мог – уехал в город:

Что здесь торчать, когда здоров и молод?

Спиваться? Или горб себе растить?

Язык не повернётся осудить.

Совхоз здесь был – была работа

В страду, как водится, аж до седьмого пота.

И ферма, и свинарник – всё было!

Промежду пальцев, как песок, ушло».

Увидел вдруг Семён за огородом,

Где извивается, скрываясь в лес, дорога,

Останки крыши без досок —

Совхозный прежде зерноток,

И пробежал разрядом ток:

Ведь там была его работа!

Все механизмы – его забота.

На протяжении уборочной страды

Он только там – и от зари, и до зари.

И с ног порой с усталости валился.

Как праздник, выходной законный снился.

Он там впервые Нелю увидал,

Зашла зачем-то по делам.

Совсем девчонка…

И собачонка

Какая-то прибилась к ней,

И звали просто собачонку, без затей, —

Как вроде Жучка.

А может, Злючка?

Любила всех она зверей —

Не зря же вышла из дверей

Аграрного университета.

«Где времечко былое?.. Где ты?

Мой техникум и служба за плечами.

На Новый год пришёл к ней со свечами…

Почти полвека пролетело одним днём,

Как с Нелей душа в душу мы живём.

Хотя, конечно, перекаты были,

Но мы их добросовестно забыли.

Детишек народили – аж троих!

Всех обучили, и не хуже остальных.

Теперь лишь изредка появятся на праздник.

А старший внук – такой проказник! —

Любитель поскакать на лошади в седле.

Приехать обещались в сентябре.

Быть может, погостят недельку,

Помогут с огородом бабке Нельке,

Картошки с банками в свой город наберут —

Награду нашу за крестьянский труд».

Остановилась лошадь, дышит тяжко.

Прошли с хозяином в одной упряжке,

Вспахали, взборонили огород.

Дай Бог, чтоб не случился недород!

Распряг Семён свою лошадку,

Отвёл её, ступая шатко,

До луга, под ноги глядя.

Погладил по спине, негромко говоря:

– Ну, отдохни, лошадушка родная.

Устала ты, хорошая… Я знаю.

Два огорода нам осталося пройти.

Хоть тяжело – другого нет у нас пути.

Маршрут обратный, до усадьбы…

Сосед Иван горланит песни, как на свадьбе,—

Опять останется непахан огород.

Работать некогда ему, хоть дел невпроворот —

Четвёртый год на огороде лишь бурьяны.

Когда пахать, садить – он непременно пьяный.

По всей округе семена от сорняков летят.

Такой сосед… Кто будет рад?

Семён глядит тоскливо, без укора:

«Опять нажрался… обнимается с забором».

– Иван! – окликнул пахарь никакущего Ивана.—

Который день сегодня пьяный?

– Ни спра-аш-ш-шивай… Си-имён,

Ни-и… помню… я ври-имён,—

И руки держит на заборе, как распятый.—

А впро-очим… впрочим, ка-аж-жыца… сиводня пятый…

Но-о!!!.. зафтра… обищ-щяю завизать.

– Ты землю, парень, думаешь пахать?

– А чё-о тибе… мая зимля?

Спать… ни даёт спакойно… бля?

– Давай в субботу я вспашу тебе бесплатно.

– Паш-ш-ш-шол ты!.. Ладна!

Не помнит зла крестьянская душа:

Ни почестей не надо, ни гроша.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Сегодня в клубе, почти забытом,

Но по такому случаю открытом,

Глава собрал всеобщий сход,

И неходячий – и тот идёт.

События другого нет важнее,

Ведь безнадёга – петлёй на шее.

Уже давно вопрос стоит:

Деревне быть или не быть?

Спивается когда-то крепкая деревня,

На кладбище переезжает, под деревья,

Где будет кроной шелестеть…

И грустно петь.

Уже собрался хор великий,

Разноголосый, многоликий.

Когда о доле своей тяжкой запоёт —

Господь простит и снизойдёт.

Уселись на скамейках люди,

Ведь разговор нелёгким будет…

Открыл собрание Глава —

Он всей деревне нашей древней голова.

Бывает, врёт, как мерин сивый,

А так-то он мужик красивый.

В последний год, бедняга, похудел,

И облысел, и зачерствел:

Ну мыслимо ли? Где набраться силы

Сидеть безвылазно в архиве?

Ему стал город как родной,

На выходных лишь выбирается домой,

Когда закрыты городские службы

И в городе сидеть ему без нужды.

Без продыху работает мужик!

Силён как бык… и отступать он не привык.

Наделал справок много разных, интересных,

Во всех подробностях, доселе неизвестных.

«Бумаги важные архив хранит»,—

Глава в деревне говорит.

Теперь высоким людям справки кажет,

У губернатора бывал уж не однажды.

Грозится нам устроить юбилей.

Ну помоги ему, любителю затей.

Кабы не он – остались бы невежды,

В дерьме… и прозябали без надежды.

– Что вам скажу – совсем не бред!

На этот год деревне нашей – триста лет!!

Немыслимо себе представить!

Ведь все считали – ста нет.

Мы можем с гордостью на мир смотреть:

Три сотни лет!! Безумный может одуреть!

Вы представляете? Нас мама не родила,

А здесь деревня наша уже была!

Пусть разлетается по свету эта весть!

Я весь горю… я переполнен весь

Восторгом!

Ждать совсем не долго —

По осени отметим юбилей.