Читать книгу День ли царит... - Алексей Апухтин - Страница 1

В ноябре 1854 года в одной из популярнейших газет «Русский Инвалид» (инвалидами в ту пору называли заслуженных воинов-ветеранов), издававшейся в России более ста лет (с 1813 по 1917 год), появилось стихотворение, посвященное гибели адмирала Корнилова. Под стихотворением стояла подпись: «А. Апухтин. Воспитанник Императорского училища правоведения 5 класса, 14 лет». К этому времени в печати уже появились стихи о Крымской войне Федора Глинки, Петра Вяземского, Каролины Павловой и других известных поэтов. Имя юного Алексея Апухтина впервые оказалось в этом ряду...

А в 1859 году состоялся дебют девятнадцатилетнего выпускника Училища правоведения Алексея Апухтина в некрасовском «Современнике», опубликовавшем десять стихотворений цикла «Деревенские очерки». Константин Случевский недаром отмечал: «Появиться в «Современнике» значило сразу стать знаменитостью. Для юношей двадцати лет от роду ничего не могло быть приятнее, как попасть в подобные счастливчики». Апухтин попал в подобные счастливчики благодаря гражданским мотивам «Деревенских очерков», которые вполне соответствовали некрасовской доктрине «поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан». Программное стихотворение Некрасова «Поэт и гражданин» появилось в «Современнике» в 1856 году, и в это же время возникла идея «чистого искусства», как противопоставление идеологическому диктату, «искусства для искусства», а не для политических баталий, о которых сам же Некрасов позже скажет: «Злобою сердце питаться устало, // Много в ней правды, // Да радости мало».

После публикации в «Современнике» Апухтин вполне мог войти в число шестидесятников, становившихся легендами уже при жизни, но он избрал путь поэта-изгоя Афанасия Фета.

В 1862 году в журнале «Время» братьев Достоевских появится его стихотворение «Современным витиям», в котором звучали строки, навсегда закрывшие ему путь в «Современник»: «Я устал от ваших фраз бездушных, // От дрожащих ненавистью слов! // Мне противно лгать и лицемерить, // Нестерпимо – отрицаньем жить... // Я хочу во что-нибудь да верить, // Что-нибудь всем сердцем полюбить!..»

С тех пор более двадцати лет имя Алексея Апухтина, как и имя Афанасия Фета, не появлялось на страницах печати. Афанасий Фет, порвав с «Современником», по словам биографа, «бросился из литературы в фермерство», весьма преуспев на этом новом поприще. Владимир Соловьев писал о своем кумире: «А.А. Фет, которого исключительное дарование как лирика было по справедливости оценено в начале его литературного пути, подвергся затем продолжительному гонению по причинам, не имеющим никакого отношения к поэзии». Причины эти известны. В 1861 году Фет, пытаясь обобщить свой практический фермерский опыт, опубликовал в катковском «Русском Вестнике» цикл статей о сельском хозяйстве. О последовавших глумлениях можно судить по отзыву Салтыкова-Щедрина: «Вместе с людьми, спрятавшимися в земные расселины, и Фет скрылся в деревне. Там, на досуге, он отчасти пишет романсы, отчасти человеконенавистничает; сперва напишет романс, потом почеловеконенавистничает, и все это для тиснения отправит в «Русский Вестник».

Как это ни парадоксально, но Салтыков-Щедрин оказался почти прав в том, что Фет скрылся в деревне, ставшей для него таким же убежищем, как горные ущелья-расселины для древнеримских крестьян во время военных набегов. Никакого «человеконенавистничества» в его статьях, конечно же, не было, но ненависть к журналам и журналистам, считавшимися «властителями дум», он действительно сохранил на всю жизнь.

Для Алексея Апухтина таким же спасительным убежищем стало родовое орловское имение. Покидая Петербург, он заявил: «Никакая сила не заставит меня выйти на арену, загроможденную подлостями, доносами и... семинаристами». И сдержал слово: ни разу не вышел на эту арену.

После «раскола» в «Современнике» из журнала ушли не только самые выдающиеся прозаики Иван Тургенев, Иван Гончаров, А.Н. Островский, Лев Толстой, но и самые выдающиеся поэты. В так называемой «школе Некрасова» трудно назвать хотя бы одно имя, равное самому Некрасову. Из поэтов «чистого искусства» рядом с Фетом стоят имена Алексея Апухтина, Аполлона Майкова, Якова Полонского, А.К. Толстого, Николая Щербины, Константина Случевского. «Вы еще не в могиле, вы живы, // Но для дела вы мёртвы давно», – вынесет Некрасов приговор своим бывшим соратникам и друзьям, сделав ставку на новое поколение шестидесятников во главе с Чернышевским и Добролюбовым.

Алексей Апухтин – одна из самых знаковых фигур «чистого искусства» еще и потому, что он довел его принципы до логического завершения – отказался от «печатного станка», наложил запрет на публикацию своих стихов, лишь изредка выступая с их декламацией. Модест Чайковский писал о его авторских чтениях: «Может быть с точки зрения требований, предъявляемых к декламатору с эстрады, к актеру, декламация эта была неправильна, монотонна, но, несмотря на это, несмотря на букву «л», выговариваемую как «у», в каждом стихе, произносимом им слегка нараспев, как бы лаская каждое созвучие, слышалась такая любовь к музыке стиха, такая искренность и глубина поэтического настроения, что оно невольно сообщалось всем присутствующим».

Апухтин отказался от «печатного станка», но не от поэзии. Фет и Апухтин сохранили поэзию во всей ее чистоте благодаря музыке. Все двадцать лет «отлучения» от литературы продолжали звучать их романсы. И не только звучать. Они постоянно издавались и переиздавались тиражами нисколько не меньшими, чем самый многотиражный «Современник», и неизмеримо большими, чем поэтические книги. Нотоиздание было как бы вне политики и вне, по выражению Петра Вяземского, «журнальных побранок» пушкинской эпохи, времен «неистового Виссариона» и всех последующих неистовых от Чернышевского и Добролюбова до Писарева.

В 1865 году Апухтин не выдержал и вступил в полемику с «разрушителем эстетики» Дмитрием Писаревым, прочитав в Орле несколько публичных лекций о Пушкине. «Ниспровержения Пушкина,– отмечал советский исследователь, – очевидно, возмутили и испугали Апухтина. Это помешало ему понять истинный смысл мощного демократического движения 60-х годов». Но в том-то и дело, что Апухтин, как и другие поэты «чистого искусства», прекрасно понимали истинный смысл подобных ниспровержений, происходивших не только в поэзии, но и в музыке, в изобразительном искусстве. Идеолог «программной музыки» В.В. Стасов писал о замысле книги под названием «Разгром»: «Это будет нескончаемый ряд нападений на все, что признается хорошим и почтенным», он не скрывал своей «ненависти ко всему, что миллионы... считают священным и высоким». Русские поэты и русские композиторы смогли сохранить это священное и высокое в романсах, ставших наиболее ярким и реальным воплощением самой идеи «чистого искусства» в поэзии и в музыке.

«Ты помнишь, как, забившись в «музыкальной», // Забыв училище и мир, // Мечтали мы о славе идеальной... // Искусство было наш кумир...» – напишет Апухтин в 1877 году, обращаясь к самому близкому другу со времен Училища правоведения Петру Чайковскому, создавшему пять романсных шедевров на его стихи «День ли царит», «Забыть так скоро», «Ни отзыва, ни слова, ни привета», «Ночи безумные», «Он так меня любил». Романсной классикой стала «Судьба» Апухтина – Рахманинова, одним из самых популярных «цыганских» романсов до сих пор остается «Пара гнедых» Апухтина – Пригожего. В этом и в других романсах Апухтина Александр Блок видел символ эпохи – «цыганские, апухтинские годы».

Первая поэтическая книга Апухтина вышла лишь в 1886 году – через четверть века после его отказа от «печатного станка». Но к этому времени благодаря романсам он приобрел нисколько не меньшую известность, чем другие знаменитые поэты-современники. Поэтический сборник 1886 года выдержал четыре прижизненных издания в те времена, когда поэзия считалась «великой покойницей». В одном из стихотворений 1860-х годов он обращался к «Будущему читателю» – к нам, читающим эти строки через полтора столетия:

Виктор Калугин