Читать книгу Чудесно жить - Алексей Болотников - Страница 1

Молитва

Господи, благоволи писать

Чистые, изящные глаголы,

Благоволи посмешищем не стать,

Чтоб не распяли:

– А поэт-то голый.

Чувства не обнажены в стихах! –

…Я пишу запальчиво, не мысля…

Но мыслить в стаде, вторя пастухам,

Не богом, извини, поэт немыслим.

Благоволи подняться до тебя!

Я понимаю: зависть, дьявол, эго…

Но дай мне слово… Пастыря любя,

Благоволи записывать… от Бога?

***

Чем мы знамениты?

Отсутствием святости.

Пивнушки у нас алтари.

Дай нам улыбаться

До придурковатости,

Ведь мы же придурки твои.

…О, Господи боже!

Безбожникам, бабникам

Открой же альковы свои

И дай нам, заблудшим,

Блуждающим, банщика.

И бани дотла натопи.

Отпарим, отмоем

До алебастра

Тела и улыбки свои.

Дай нам улыбаться

До придурковатости.

Ведь мы же придурки твои.

***

Учил меня студент филфака

Стихи писать. И даже – жить

Пифагорейски. Жить без флага,

Без родины, в себе изжив

«…всю муть соцреализма,

Идейный бред и гон снобизма…»

Он так учил меня искусно,

Как женщину – отдаться чувству.

Мы спорили до геморроя

О том, что – первое:

нет жизни в обществе; второе –

О том, что есть искусство лжи…

И в том сходились на ножах.

И он, вы знаете, он – плакал,

Когда над пропастью во ржи

Я торжествующе «а-а-а…» кал!..

…И вот я вышел в тиражи

Амбициозности. По-щучьи

Кружило жизнь мою во лжи.

А он… Он гений был. По сути.

***

Чего ты ждёшь?

Ты напряжённо замер.

Звенит оса… иль зуммер… целый мир…

Мир – примитив,

Средоточье камер

Из микропор, из сот или квартир…

Брат августейший!

Этот мир – пред нами!

Бей примитив архитектурных дыр

Трезубцем яда, остроты и брани!..

Ты медлишь, брат?

Чего ты ждёшь, сатир?..

***

«Быть знаменитым некрасиво»

Б. Пастернак

Быть бездомным неприятно.

Глупо. Не харизматично.

На правах собаки птичьих

Обживать кривые хаты…

Стыдно… трезвым, как скотина,

В парк, под аглицкую крону,

Аки лошадь из гранита,

Притуляться к Аполлону.

«Хорошо сидеть в трактире!»

Хорошо лежать в канаве.

Хорошо бы жить в квартире

Или где-нибудь в Канаде.

***

Меня не печатают в местной газете:

То слог мой не сочен, то тема узка.

Меня не печатают те, или эти…

Те уж далече, а эти – пока

Не охватили в районном масштабе,

На радиостудии и телеэкране.

У них, как и раньше, пегасы при штабе,

А мой «горбунок» не формален заранее.

Не искушаю судьбу краевую.

Да что за комиссия –

Выбиться в крайность?

Мне б бросить писать,

Но пишу я покамест,

А в веке грядущем –

Опубликую.

***

Не водиться рожь, а стихи не читают.

Пейзаж прозаичен и крики «ату».

Вороны грядущих погромов летают

(Вы уж извините за прямоту).

Слова-то… в стихи выбираем в запале.

Сообщать бы им свойство взрываться:

На ложь,

На равнодушие,

Злобу и зависть…

Поэтов читали б.

Водилась бы рожь.

***

Все пишешь, пишешь…

Станешь вдруг – поэт…

И славой завладеешь в одночасье.

И тут задушит выбор: –

 «да» иль «нет» –

О счастье сладко петь?

Иметь ли… счастье?

Крылатость

Пытали граждане орла:

Откуда в родове крылатость?..

И были пытки их чреваты

Расчётом лётного крыла.

Себе подобных жгли, пытая,

Откуда крылья естества?

А был один, который тайно

Вкусил орлиного родства.

Он всё решил. На всё решился.

Дитяти посмотрел в глаза,

Как будто в этом отрешился

Земли. «Лететь!» – его стезя!

Он в полутьме затеплил свечи

(оплыло из-под острия).

Эффект свечи ума не лечит.

Он болен жаром бытия.

Парить на крыльях!

Дымном шаре!

На парусиновой суме!..

Лететь! – на зло попу и сваре.

Ах, как легко летать во сне…

И из-под солнца, опалённый,

Залитый воском со спины,

Летит бескрылый, окрылённый

Икар, Аэрохерувим!..

Летят столетия – крылаты! –

Режимы плети и креста.

То слепо верим в постулаты,

То вновь не веруем в Христа,

Разуверяемся уж в пришлом

И – новый век на рубеже.

Мы снова в небе и уже

Владеем пламенем,

Как дышлом…

Уже – прекрасен и уродлив –

Постигнут термодинамизм,

Но, как китайский иероглиф,

Крылатость – что за механизм?

***

«Нет, я не Байрон…»

М. Лермонтов

Нет, я не Пушкин…

И никто иной

С такою же

Невероятной силой.

И мой Дантес, увы, не роковой.

И светский наш закон

Не угрожает милой.

Не изведен интригами страны.

Не злой пророк и не объект охоты.

И до смерти не чувствую вины

За все дворцовые перевороты.

А хлеб мой горек, радиоактивен.

Дом ссохся по системе координат.

Мой облик стёрт.

Дух слаб и не активен.

Я есть пока.

И в этом виноват.

На даче

За августом жила-была легенда:

«Август – месяц благородных дел».

Я на даче, в бочке Диогена,

Разделяю кесарев удел.

Как собаки, пчёлы роют маки,

Искушая девственный нектар.

Роясь в грядках, в образе собаки,

Искушаю перегнойный пар.

Как лимит союзного стандарта,

(Нормы отпускает нам ГОСПЛАН).

На трёх сотках, словно иномарка,

Средь ботвы не вписываюсь в план.

Среди мака, астр и георгина,

И душой, и телом здоровяк,

Лью, не плача, как зелёный Гена,

Крокодильи слезы в коровяк.

За августом открылась мне легенда:

«Август – летний, дачный беспредел».

Понимаю мысленно и генно:

Я – потомок огородных дел.

***

Принимаю с утра атмосферную магию:

Солнце из-за бугра

Разливается песнею…

Я росою с куста, сокровенною влагою

Окропляю крыла…

Восемнадцать по Цельсию!

От рождения столько же… Впереди

Ещё тысяча неизведанных лет.

Я парю… я таков…

Поэтичен я…

То-то же!..

Предвкушаю… откушать свой дерзкий язык.

***

Искал себя.

А не было меня.

Кого любили страстно бабы с воза?

…Песком сквозь пальцы не былое «я»

Расходовали вьючники обоза –

Котомки лет, дневных-ночных и прочих,

А более всего костры любви, –

Которых жаль, но лишь как падежи

В обозе животин (или живОтин?).

…Конь пал любимый, с именем Чечня…

Друзья большого брата распылились…

И ничего в итоге не чиня,

Друзья друзей (враги врагов) явились

На проводы почившего меня,

Хмельные, не распятые бесстыдством

Во всей их наготе, с дежурным тостом

«Да будет пухом путнику земля».

…В гробу нельзя… Я не перевернулся

Лишь потому, что не было меня,

Но в тот сезон вдоль Белого Июса

Нашлась неандертальская семья:

Он и она, точнее, черепа

Эпохи древнекаменного века.

Их здесь, у Малосыйского столпа,

Признали за явленье человека.

И палеоантроп, вышедший с Тубы,

С обозом, а точнее – при обозе,

В культурный слой земли «а ля гробы»

Не мог почить. Увы. И почил в бозе.

Его – нашли! Лет сорок тыщ спустя.

«Поднимутся… – вещают нам – в могилах…».

И всё же это, верно, был не я.

И не было меня.

Лишь слухи жили.

Романс

Я у женщин в долгу.

Я алмаз из породы не высек.

Слов безумных букет

Я не каждой из них подносил.

В суматошном бегу

Не проник в откровенья записок,

Ради самых святых

Не сносил головы, не сносил.

Милый женский народ!

Не велите казнить раньше срока.

Не спешите изгнать,

Не вините в бесчестье и лжи.

Солнце всходит в саду…

Вспыхнет сердце в мгновение ока,

Наши души сольются

И станут, как вишни, свежи.

Я у женщин в долгу.

Не сторонник долгов и оброка,

Продолжаю искать

Драгоценные камни любви.

Верю я, видит бог,

В этой жизни не так уж всё плохо.

И любовь возвратится,

Вернётся на круги свои.

Читая Фазу Алиеву

Ответ на вопрос «Что такое «любить?»

– Гениальность.

Ответ на вопрос «Что такое любовь?»

– Состязание.

Ах, какая б на этой земле не царила банальность,

Неизменно новы лишь любви,

Лишь любви состояния.

Что такое – «Любовь испытать?»

– Может, съездить… на радугу?

Чтобы чудо потрогать, палитры сердечный накал…

Что такое – «Любовь исчерпать?»

– Может, вычерпать… Ладогу?

Повернуть Ангару у истока обратно в Байкал!..

Ответ на вопрос «Что такое судьба?»

– Испытание.

Ответ на вопрос «Что такое счастливая жизнь?»

– Обольщение.

Да какая б на этой земле не царила случайность,

Нас преследуют здесь чередой

Лишь любви ожидания.

***

Вот она, провинция! А море…

Морю рукотворному не верь.

Учёный кот бредёт по Лукоморью,

Будто побирающийся зверь.

***

Наташечка из всех цариц

Моей империи забытой

Моим величеством царит,

Короной сброшенной и битой.

Наташечка в опалу что ль

Молчит дорогою трамвайной

Под монотонный скрип качель

О днях низложенных тирана.

Наташечка пером скорпит,

Писец свободы монастырской,

То мадригал, то манускрипт

Меланхолический и дерзкий…

Наташечка грустит, ну что ж –

Ниспровержение монархий

Огнем, иль ряской уничтожь –

Мостит кандальный путь в монахи

Для императоров былых,

Утраченных для пользы трона…

…Лишь пыль, как порох из патрона,

Ютится на висках седых.

***

Я поеду в Ярославль

Не за прозой, но за славой.

В Ярославль я влеком

Разнотравным молоком.

И поеду – как ни странно –

За насущным, легендарным,

От породистой коровы…

Знать, напоят Ярославны…

Достославны Ярославны!

В Ярославль я влеком

Не единым молоком –

Есть и сахарные планы!

Я поеду в Ярославль

Восхищаться не коровой.

Говорят, там Ярославны

Суть помечены короной!

Я наивный, в сказки верю.

А поеду и проверю.

Вот… Я по столу стучу.

Ярославну я хочу!

Увезу её с собою

Прямо с паперти собора.

Пусть любуется родня,

Собираясь у плетня.

Белолица Ярославна,

С русой длинною косою,

Русской грустью осиянна

И естественной красою…

В общем, решено, за славой,

Как варяги в прошлый век,

Я поеду в Ярославль

После дождичка в четверг.

Признание

Я не жил у моря,

Я не нюхал порох,

Я не разговаривал

На птичьем языке.

И в свои за сорок

Прегрешений ворох

Никогда лукаво я

Не держал в тайке.

Ревновал, не скрою,

Выпивал без меры,

Забывал порою я

Приносить цветы.

И в мои за сорок

Мифы и химеры

Следуют за мною,

Как ящериц хвосты.

Я про то не знаю,

Она про то не скажет,

У каких иллюзий

Были мы в плену.

Я в одном признаюсь,

Как признаюсь в краже:

Ничего не ставила милая в вину.

Я не жил у моря,

Милая считала:

Сельская идиллия

Нам врачует дух.

Я не нюхал порох –

Она предпочитала

Не кресты и славу,

А нежность моих рук.

Я любил, не скрою,

Милая любила,

И в свои за шестьдесят

Мы будем вспоминать,

Что и трын-травою

Любви не победила

Ни едрена-Феня,

Ни едрена мать.

***

Вычеркнешь строчку –

Не вычеркнешь Верочку.

Верочки Шиверских

Губки соленые…

Не потому ли, что

Выломал вербочку,

Взял, да и выдумал

Девичьи стоны.

Не потому ли –

Плохая акустика?..

«Верочка, Верочка!..»

Не отзывается.

Пляжный мираж

Загорелого бюстика

Не забывается

И не сбывается.

***

Я вам откроюсь: я люблю.

И некрасиво ночью вою.

Случилось вот что: я ревную,

Реву, рифмую «ай лаф ю».

Я Вас люблю! Мне сорок пятый.

Невольно вдруг в конце пути…

Как вы б цвели в пятидесятый!

А вам… Вам нет и двадцати.

***

Напиши мне, напиши,

Уляшина Наташа.

Приветливо ли помаши

Флажками для отмашки.

Вжик-вжик, мол, нету ни души

На палубе и юте.

Вжик-вжик… хоть неглиже суши

На нашем перепутье.

И напиши ещё… вжик-вжик…

Ласкающие кожу

Слова о том, как жизнь бежит

И тень кладёт к подножью

Моих несделанных шагов.

А волновой барашек –

Как ритуальный дар богов

Уляшиной Наташи.

Вжик-вжик… вжик-вжик…

Но застит глаз солёной пеленою,

Иль, может, зябкий март пуржит

Метельно надо мною,

Иль белоснежное руно,

Как сети из Байкала,

Легло на траулере… Но…

Отмашка отмахала.

Напиши мне напиши,

Уляшина Наташа,

Свой ровный слог на букву «ши»

(иссякли рифмы наши).

И канул траулер ко дну

С уловом однодневным.

Остались лишь стихи ко дню

Эвтерпы… Иль Минервы?..

А.Ф.

Мне уже пора вселиться.

Где моя Вселенная?

Где моих любимых ликов

Горница нетленная?

Я хожу по парапету

Голубого глобуса.

Нет, как не было, и нету

До земли автобуса.

Осаждают слёзы веки.

Осы мыслей роятся.

В кои веки… в кои выси

Хочется устроиться.

Я проехал временами

Вековой провинции.

А сейчас вернулся б к маме.

Мне пора уж, в принципе.

***

Когда я сплю лицом к стене,

Приговоренный к высшей мере

За непризнание в вине,

Мне снится луч,

Скользнувший в двери.

Когда ты спишь

Лицом к стене –

Узлом лопаток и коленей –

Происходящее во мне –

Есть суд и жажда преступлений.