Читать книгу Навклер Виал 6: Обязанности верных - Алексей Егоров - Страница 1

Волны не прекращают разрушать землю, стирают линию берега. Иногда земле это надоедает, она дергается, вздымается и опадает, тогда море отступает. Со дна морского поднимаются острова, соединяющиеся в массив.

Море вернется, чтобы забрать то, что люди не в состоянии утащить, припрятать.

Так случилось с прибрежными кварталами Саганиса.

Прошло столетие со дня основания. Колонисты выбрали место для полиса на мысу. Постепенно город разросся, занимая ничейную территорию. Колонисты начали робко заглядывать в варварские земли. Но данаи больше доверяют морю. До тех пор, пока не вернется вода.

Нижний город оказался затоплен. Останки построек торчали из воды, волны стремились разбить кирпичные кости. Искусственные рифы защищали Саганис с восточной стороны, закрывая вход в узкую гавань. Люди постарались, укрепив рифы. Натянули цепь, поддерживаемую плотами. Построили укрепления.

Восточная стена полиса, выходящая на залив, низкая. Колонисты не ожидают нападения со стороны залива. Да и кто рискнет прорваться через затопленный район, где ни корабли, ни пехота не пройдут.

И все же, стена опоясывает город. Даже с востока она выглядит внушительно.

– Не похоже на Циралис, – посмеялся Эгрегий.

Полису данаев явно приходилось переживать не одну осаду. Для того были возведены стены. Ведь захватить этот приз мечтают все. Контроль над городом – контроль над проливами.

Даже данаи только условно владели Саганисом.

Полис сохранял независимость, хотя не задерживал поставки на юг.

О таком не знают Эгрегий и Хенельга. Однако они понимали, что полис является ключом к победе.

– Сколько людей потребуется, чтобы его захватить? – спросила Хенельга.

– Много. Еще машины. Тысячу кораблей.

Но хотя бы баллисты гирцийцы умеют строить. Поблизости достаточно камня и строевого леса, чтобы возвести насыпи, башни, онагры, баллисты и тараны. Вот только, где взять армию?

Эгрегий помнил обещание Виала привести сотню судов! Это явное преувеличение. Не требуется знаний стратегем, чтобы понимать – такую армаду не прокормить.

– Может быть, твоя идея поднять степь, не такая уж абсурдная?

– Может быть.

Это казалось не так сложно, как привести флот.

Иноземцы расположились на восточном мысу, что был отделен от Саганиса тем самым заливом с затопленными районами. К северу продолжалась территория города, от стен к новому порту проложена дорога. Проскочить порт удалось просто чудом. Лодка сама нашла направление, течение выбросило Эгрегия и Хенельгу именно здесь. Словно морской бог хотел указать путь.

Слабая точка обороны, доступ для контрабандистов. Ведь наверняка через эту стену ведет множество проходов. Остается их только найти.

На краю мыса почва для растительности неблагоприятна. Засоленная, продуваемая ветрами. Воздух тяжел от песчаной пыли.

Желтая пыль, серая трава, выцветшая на солнце. Среди них порой пробивались зеленые ростки, их жесткие стебли больно ранили кожу.

Нет пресной воды.

Потому колонисты оставили этот мыс брошенным. Ни полей, ни огородов. Лишь одинокая сторожка на южной оконечности мыса. Строение давно заброшено, потому Эгрегий и Хенельга без боязни располагались там на ночлег. Огонь не разводили, да и где тут топливо добыть?

Лодку они спрятали в одной из пещер у основания мыса. Разбирать ее не стали, возможно, придется воспользоваться ей.

Пройти в залив на лодке быколюдей удастся, тут Эгрегий не сомневался. Мягкие борта, гибкие штевни защитят судно от повреждений. Низкая осадка позволит пройти там, где не пройдут большие корабли.

Возможностей, чтобы проникнуть в город – множество. Но зачем?

– Что же нам делать? – задал Эгрегий риторический вопрос.

Хенельга не могла ответить. Она понимала, что ее друг ищет не столько возможность отомстить данаям. Ярость он смог утолить, благо по пути попадалось множество поселений данаев. Рыбацкие деревушки, небольшие фермы, одинокие хижины.

Что нельзя взять себе, пожертвовали морю или огню.

Патрульные суда Саганиса ушли на север, пытаясь отыскать пиратов. Чужаки воспользовались этим и проскочили на юг.

Теперь Эгрегий искал возможность отплатить другу за его терпение и поддержку. И не зря же Мефон привел их на полуостров, откуда открывался соблазнительный вид на Саганис.

Нужно только понять, что им показывает покровитель.

– Ничего не понимаю, – покачал головой Эгрегий.

– Может, стоит проникнуть в город. Разведать, что там происходит.

– Риск. Мы слишком приметны.

– Это торговый город, здесь должны появляться иноземцы.

– Согласен.

– Но?

– Сейчас зима, а в это время в море выходят только глупцы вроде нас. И к тому же, – Эгрегий вздохнул, – иноземные торговцы живут либо в отдельном районе, либо пользуются услугами гостеприимства.

Эгрегий поразился, что знает подобное. А ведь все это рассказывал Виал. Удивительно, но даже услышанное вполуха запомнилось.

– А эти гости не одно поколение сюда являются, – поняла Хенельга.

– Да. Видать, у вас так же.

Неприятно сравнивать себя с данаями, но Хенельга согласилась.

– Если мы не можем проникнуть в город, как гости, так может, попадем туда, как враги? – предложила она.

Эгрегий взглянул на нее, в его взгляде читалось непонимание.

– Как они поступят с иноземцами, что окажутся у стен города?

– Пленят, бросят в темницу, пока не продадут на рынке.

– А где эти темницы располагаются?

– Казармы. Точно, казармы!

Оказавшись внутри, они смогут изучить внутреннюю структуру полиса, а главное – его оборонительные сооружения. Запомнят основные улочки, пути подхода к казармам, агоре Саганиса, путь к акрополю и цитадели. Заманчиво.

– Опасно.

– Как все, что мы предпринимали ранее.

– Все равно, что сунуться в болото. Ты хоть представляешь, что нас ждет?

– Награда стоит того, – возразила Хенельга. – К тому же, нам уже удалось сбежать из плена.

– Да не единожды, – улыбнулся Эгрегий.

– Так почему ты сейчас осторожничаешь?

– Потому что знаю, что ты предложишь.

Хенельга улыбнулась и кивнула.

Идти вместе – бессмысленный риск. Не удастся поддерживать друг друга, ведь данаи разделят пленных. А раз так…

– Тебе придется остаться за стенами, – сказала Хенельга.

– Я знал, что ты это скажешь.

Эгрегий поднялся, но далеко не отошел. Он не собирался прерывать разговор. Его даже переубеждать не требовалось, ведь понимал, что иного пути нет.

И все же, Хенельга не могла сразу перейти к плану.

– Тебя они сошлют в шахты, не успеешь изучить город. Поранят. Какая судьба ждет иноземца?

– Шахты или работа на ферме, – Эгрегий пожал плечами.

– А для женщины?

– Для ферм слишком дорого. Работать в городе, так или иначе.

– Вот именно! – Хенельга поднялась.

К тому же, данаи не станут воспринимать ее всерьез. Просто женщина, бесправное животное, только мечтающее о том, чтобы найти хозяина. Она не враг, потому что не может держать оружие. От нее не станут скрывать расположение казарм, агоры, храмов, домов знати. Даже до места содержания ее проведут пешком, а не в закрытой телеге. Не станут калечить.

Ей удастся выдать себя за потерпевшую кораблекрушение. Месяцы пути отразились на внешнем виде Хенельги, она даже для работы в публичном доме не подойдет.

Хотя не сказать, что ее смутила бы такая перспектива.

Рабы зависимы от хозяев, с другой стороны рабов не замечают и не воспринимают, как людей. Именно этим Хенельга собиралась воспользоваться, чтобы сбежать.

– А если тебя решат заклеймить? – зашел с другой стороны Эгрегий.

Порядки в колониях могут отличаться от тех, что существуют в метрополии.

– Раны на теле не так страшны, как раны духа.

Эгрегий хотел возразить, но потом подумал, что у подруги иное представление о бесчестье.

Для нее позорным будет подвести друга, старшего товарища. Она права – раны на теле, всего лишь раны. Они причиняют страдания, что не сказывается на крепости духа.

Они могли бы уйти вместе, пройти мимо Саганиса. Ведь это мечта Виала, а не их. Хенельга понимала, что это меньшее, чем она может отплатить Виалу.

– Ладно, – согласился Эгрегий, – ты права. Все же, я считаю, это опасно.

– Как пересекать пустыню на деревянном коне.

Море изменило их, не сделало их смелыми героями, зато помогло избавиться от страха смерти. Они привыкли к опасностям, воспринимали их как дождь, град или снег. Ругай стихию, кричи на нее. Стихии все равно, что о ней думают люди.

– Условимся, сколько времени ты проведешь в городе.

Хенельга кивнула и принялась чертить палочкой на песке схемы.

Расстались они через два дня. Свинцовые тучи сдавили мир с трех сторон, только на западе угадывались проблески заходящего солнца. С неба срывался мокрый снег.

Хенельга не стала брать припасов, оружия. Она потерпела кораблекрушение, по воле случая оказалась рядом с Саганисом. Эгрегий перевез подругу на юг, высадил на берегу возле стен города. Наскоро обнялись, не прощались. Эгрегий оттолкнул лодку от берега и вывел ее на середину пролива. Течение унесло его дальше на юго-запад, к мысу, где они простились с Виалом.

Это словно случилось тысячи лет тому назад. Берег ничуть не изменился. Стружку смел ветер, на камнях остались следы канифоли и смолы, в каменном ложе для строящейся лодки стояла вода.

Уходя, иноземцы постарались скрыть следы.

Многое осталось.

Эгрегий испытал грусть, видя мусор. Ветер разметал его друзей по миру. Теперь он остался один, месяц проведет в лесах, прячась от данаев и варваров. Месяц беспокойства о судьбе Хенельги.

Спрятав лодку высоко от кромки воды, Эгрегий ушел на мыс. Там он охотился в прошлой жизни. Так что Эгрегий не беспокоился о пропитании. Оружия есть, припасов достаточно, но к возвращению Хенельги, следовало накопить еще.

О возвращении Виала Эгрегий не думал. Пусть тот обещал вернуться, как задуют теплые ветра. Это только слова.

И пусть слова меняют мир, стоит их только произнести, не каждый человек способен произвести такие изменения.

Хенельга обещала вернуться, тоже обещал Виал. Но Эгрегий все равно испытывал сомнения.

Колонисты заметили бредущую к стене женщину. Выглядела она как оборванка, грязь и соль изменили внешность. В этой замухрышке никто не мог узнать воительницу, что наводила ужас на поселенцев к северу от полиса.

Патрульные взяли чужестранку в плен, не расспрашивали об ее происхождении и судьбе. Лишь убедились, что она понимает речь данаев, и повели в город.

Через боковую калитку во вратах, Хенельга под конвоем двух воинов прошла в Саганис. Успела рассмотреть ворота, запомнить количество защитников.

Полис был меньше тех, что видела она южнее. Сжатый со всех сторон стенами, Саганис ограничивал свой рост. Стены лишь служили внешней оболочкой, в которой пророс полис. Не стены, не море, сжимали город со всех сторон, а враждебные степи. Формально окрестные земли принадлежали полису, но по факту колонистов ничто не могло защитить. Варвары порой прорывались через укрепления в Горловине, грабя фермы, поселения, осаждая сам город. А потом они растворялись в пустоши, словно их и не было.

Потому на чужестранку не обратили внимания.

В окрестностях постоянно появляются и пропадают люди. Словно пыль, принесенная ветром. Проходящие через проливы корабли разбивались, команда могла спастись, а могла и погибнуть. Уцелевшим не всегда везло, вместе с имуществом, моряки теряли свободу, как только выходили на берег.

Хенельгу отвели к казармам, что располагались у западной стороны акрополя. Постройки примыкали к внутренней стене, что окружала цитадель и храмовые комплексы. Сама стена не была высокой, да и верхний город едва ли на пару футов возвышался над окрестностями. Поселение выросло из этого укрепления на холме. Пока колонисты не освоили окрестности, отбросив варваров вглубь пустошей. О прошлом напоминали древние, деревянные храмы. Их еще не перестроили, возведя монолитные каменные постройки.

Обычные, грунтовые дороги на всем протяжении пути. Шелуху от орехов сметает ветер, прибивает к обочине. Мусор травмирует ноги, горожанам приходится носить сандалии. А зимой утепляться, нося варварские штаны и носки.

Над дорогами нависали трехэтажные дома, с отслаивающейся побелкой. Влажные ветра с проливов стремились уничтожить человеческие постройки. Металлы окислялись, побелка отслаивалась. Первые этажи покрывал зеленоватый налет. Город пропитался запахом моря. С небольшой примесью дыма.

В городе построено несколько каменных строений. Саганис часто страдал от пожаров, но его не перестраивали. Импортировать камень – дорого. Проще уж ремонтировать постройки.

Многочисленные мастерские весь день дымили. Улицы застилал пропитанный сажей туман. Город жил своей жизнью, дышал сажей и дымом. Преобладающим оттенком были серый и зеленый, что отличало Саганис от южных городов, где больше красного, синего и белого.

Саганис не походил на богатый город, роскошь не знакома горожанам. Колонисты вынуждены работать. Мастерские стали сердцем города. Они питали его, обеспечивали положительный торговый баланс. Только сидя на проливе, Саганис не смог бы выжить.

Золото, шелка, иноземные продукты питания – это не интересовало жителей города. Деньги вкладывались в оборону, в снабжение. Пусть в порту нет двух сотен кораблей, зато каждый воин в полисе носил броню, купленную в Тритогении, бронзовые щиты и шлемы сверкали на солнце.

Качественное оружие, и люди, умеющие им пользоваться.

Хенельга успела насчитать два десятка воинов у казармы, прежде чем ее бросили в темницу. Казалось, это мелочь, если не принимать во внимание общее количество граждан Саганиса.

Ведь каждый мужчина в поселении может взять в руки копье и подняться на стену. А тут проживает не менее пяти тысяч граждан. Огромная сила для провинциального поселения.

Даже не имеющая представления о практике войны Хенельга понимала, что город взять штурмом не удастся. Потребуется огромная армия, которой у друга не будет. А к армии потребуется время, ведь любой успешный штурм предваряется долгой подготовкой.

Женщину оставили в подземелье, принесли еды и не трогали несколько дней. Тут внизу не хватало света, зато пахло свежей соломой и пряностями. Хенельга не узнавала запаха. В Саганисе сходились многочисленные торговые пути. Не только море снабжает город. Ведь на востоке, по ту сторону пролива варварское царство Синдов.

Хенельга увидела немногое, но обрела понимание, которого не хватало друзьям.

А в это время данаи уточняли: вдруг женщина принадлежит кому-нибудь из граждан. Тогда бы ее вернули, взяв выкуп, конечно же. А раз хозяин не найден, появилась возможность выставить пленницу на продажу.

Женщину привели в порядок, дали чистую тунику, а после отвели на рынок. Небольшая площадь к югу от акрополя использовалась для заключения торговых сделок, торговлей живым товаром. Тут же находились лавки менял под навесом в восточной стороне.

Как и предполагалось, в публичный дом пленницу продавать не стали. Комплекция и общий изможденный вид спасли от позорной работы.

Покупателей собралось немного.

Стоя на помосте, Хенельга из десятка покупателей смогла отделить только одного фермера. Женщина – единственный товар на сегодня. На рынок Саганиса редко поступает живой товар, потому рабы стоят дорого.

Фермер быстро потерял интерес к товару. После пары ставок, он уже не мог угнаться за горожанами. Хенельга мысленно возблагодарила Мефона. Оказаться на ферме она не хотела, не только потому, что это тяжелая работа.

Происхождение пленницы, а так же ее навыки, покупателей не интересовали. Всегда можно обучить рабыню, если это потребуется. Даже внешний вид их не очень беспокоил. Раб – это статусная покупка.

Граждане Саганиса одевались скромно, не носили украшений и не использовали косметику, как это принято среди граждан метрополии. Но оказавшись на помосте для рабов, Хенельга поняла, что местные люди не бедные. Просто они вкладывают деньги правильно.

Колонисты не только богаты, но и умеют защищать сбережения.

Покупатели выкрикивали ставки, постепенно отсеиваясь. Люди не расходились, ведь итог аукциона должен стать событием! Выявить, кто из граждан самый богатый и успешный.

Зрители заключали пари – кому достанется рабыня.

Из пяти фаворитов гонки осталось трое, а потом сражение велось между двумя гражданами.

Неожиданно Хенельга испытала гордость, ведь ее оценили высоко. Как многие варвары, она спокойно относилась к рабскому статусу. Сегодня ты раб, а завтра займешь царский престол. На все воля богов.

Это граждане Обитаемых земель трясутся над статусом. Бесчестья боятся больше смерти.

Может быть, в этом причина их успеха.

Хенельга мало что понимала из выкриков покупателей и продавца. Говорили они вроде как на данайском, используя местный диалект. Хенельга не успела с ним познакомиться, а тут еще жаргон торговцев.

Лишь названную стоимость понимала Хенельга. В Циралисе она смогла бы на эти деньги открыть книжную лавку да нанять переписчиков. Год бы точно протянула.

К сожалению, деньги перекочевали в кошелек продавца. Товар был передан на руки гражданину. На взгляд Хенельги этот человек мало чем отличался от других мужчин. Такой же бородатый, смуглый с обветренным лицом. По местным обычаям он носил серый плащ, под которым была такая же серая туника. Цыплячьи ноги торчали из-под края одежды. Штаны он не носил из уважения к Закону.

Лишь обувь отличала человека.

Закрытые сапожки вещь дорогая и статусная. Остальные носили сыромятные башмаки на толстом шерстяном носке.

Передав пленницу, продавец взял расписку у гражданина и ушел в базилику. В колонии большинство договоров оформлялось такими вот записками. Простые граждане почти не видели серебряную монету. В ходу только бронза или медь, да и то импортные. Саганис не считал нужным выпускать собственную монету.

Покупатель обменивался фразами с согражданами. Те хвалили его за удачную покупку, старались примазаться к его успеху. Кто-то наверняка рассчитывал, что его пригласят на вечерний пир. Удачную покупку следовало зафиксировать во время попойки, боги предпочитают радоваться успеху вместе с людьми.

Эти традиции передались колонистам из метрополии. В основном потому, что всегда хочется расслабиться после тяжелого дня.

Хозяин – а теперь его следовало звать именно так, – не спешил приглашать сограждан на пир. Он принимал поздравления с видимым безразличием, а потом взял покупку за руку и повел в сторону малой базилики.

Там гражданин нашел магистрата, который за «долговую» расписку оформил покупку. Раб не просто вещь, а все же человек. Он может уйти, сбежать. А потом начнет утверждать, что является свободным. Найдется другой хозяин, дойдет дело до суда. Продавец подтвердил право владения гражданина.

Магистрат занес в табличку описание внешности рабыни, отметил ее имя. Хозяин назвал ее Фризой. По имени соседей варваров. Истинное происхождение не волновало данаев.

Закончив с формальностями, граждане наконец-то смогли заняться любимым делом. Устать от болтовни они не могли. Хенельга понимала немногое из услышанного. Проклятый диалект, к нему сложно привыкнуть.

Оказавшись на улице, хозяин остановился и спросил у рабыни:

– Тебя как звать?

Хенельга удивилась. Она прекрасно знакома с повадками данаев. Им проще дать рабу кличку, чем запоминать имя.

– Хенельга, – представилась она.

– А меня Аристогитон сын Фелиста. Ты будешь служить моей жене Вилитресте.

– Да, господин.

– Тебя что-то удивляет?

Хенельга задумалась, но потом покачала головой. Пусть этот данай пытается казаться хорошим. На самом деле он всего лишь хитрый торговец. Виал поступил бы так же. Зачем взращивать ненависть в своем доме, если можно внушить рабу, что он не просто говорящее орудие.

– Раз нет, – сказал Аристогитон, отпуская руку Хенельги, – пойдем ко мне домой.

Он пошел по улице, даже не оглядываясь.

Это выглядело странным, даже удивительным. Хенельга понимала, что ей-то деваться некуда. Ее просто вернут хозяину, где она получит в подарок кандалы и плеть. Так зачем портить себе жизнь?

К тому же, это хорошая возможность, чтобы познакомиться с Саганисом и его гражданами.

Хенельга пошла следом за хозяином.

Впечатления не обманули Хенельгу: хозяин состоятельный человек. Он жил в особняке на тихой улочке к югу от акрополя. Достаточно далеко от рынков, кварталов ремесленников, но в шаговой доступности от них. Двухэтажный дом, окруженный стеной, которая скрывала от сторонних взглядов все, происходящее внутри.

Строение из дерева, зато с черепичной крышей. Только сараи во дворе крыты соломой, но их не видно за высокими деревьями. Рядом с хозяйственными постройками разбиты огородики, на которых дозревали овощи. Большую часть урожая уже убрали. Засыхающие душистые травы одинокими кустами росли на голой земле.

Скотины здесь не держали. Чем занимается Аристогитон, Хенельга не смогла понять. Вообще, чем живут данаи, она знать не могла. Хозяин мог быть торговцем, а может, владел землей за стенами города. Спросить напрямую страшно.

Такое любопытство наказуемо.

В дом они вошли через боковую дверцу, что вела на кухню. Здесь никого не оказалось. Из очага выгребли золу и угли. От печей шел жар, в них совсем недавно готовили пищу. Рядом с кухней находился вход в подвал, где хранились припасы. Рядом комнатка ключницы – женщины в годах, которая еще помнила Аристогитона ребенком. Ей-то хозяин передал новую рабыню.

– Объяснишь обязанности. Покажешь дом. Завтра начинает.

Он уточнил насчет ужина. На вечер Аристогитон пригласил друзей, почти ни один вечер у данаев не обходится без пирушки. Ты либо ходишь в гости, либо приглашаешь к себе. С заходом солнца общественная жизнь не затихает. Редкий человек предпочитает уединение, закрываясь от соседей за высокими стенами.

Хенельга стояла в стороне и не особо прислушивалась. Имена, что упоминал Аристогитон, ей ни о чем не говорили. Из разговора невозможно понять, чем занимаются приглашенные на пир.

В самом доме проживало не больше десятка рабов. Большего для поддержания особняка не требовалось. Покупка еще одной рабыни стало просто блажью хозяина. Потому обязанности Хенельги не были сильно уж напряженными.

Ей приходилось вставать рано, чтобы сходить за водой. Ближайший фонтан располагался в ста шагах от особняка. Район обеспечивался водой, что отличало его от бедняцких кварталов.

У источника уже толпились женщины из домашних рабов. На новенькую обратили внимание, но не спешили знакомиться. Набрав воды, женщины шли обратно.

Требовалось приготовить завтрак, кто-то занимался утренним туалетом хозяек. Другие сидели с детьми или занимались шитьем.

От Хенельги требовалось лишь помогать на кухне, да убираться в доме. Шить она не умела, а свои резчицкие навыки скрывала до поры. Хозяйка дома не обратила внимания на новенькую – хозяйке хватало двух рабынь, что постоянно находились рядом. Детей в доме не было. Хенельга не смогла понять, то ли это бездетная пара, то ли их дети уже выросли и покинули отчий дом.

Хозяин возвращался домой вечером, а после почти сразу уходил на пирушку к друзьям. Новая рабыня почти не пересекалась с ним, лишь мельком видела, когда Аристогитон возвращался.

Дом для зажиточного даная место, где он проводит ночь. Вся жизнь снаружи. И что это за жизнь, Хенельга едва ли знала. Ей редко доводилось выходить на улицу. Да и то она видела только улицы квартала с его не особенно поразительными строениями.

Стены, окружающие особняки. С севера возвышалась стена акрополя, деревянные фронтоны храмов над ней. С юга другая стена – опоясывающая Саганис. Там должен находиться порт.

Привыкая к жизни в особняке, Хенельга научилась находить возможность улизнуть. Много свободного времени, отсутствие привратника. Даже ключница, у которой новая рабыня всегда на виду, почти не бранила ее. Порядки в особняке оказались свободными. Никто не стремился испортить жизнь соседу. Люди жили в удовольствие, больше заботясь о себе, чем о хозяевах.

Расслабленное существование в особняке разительно отличалось от кипучей жизни в Циралисе. Хенельга чувствовала себя неуютно. Болтливые данаи из метрополий отличались от граждан Саганиса, что предпочитали просто наслаждаться покоем, а не бегать по улицам с криками и визгами.

Возможно, в другое время и жизнь в городе течет иначе. С наступлением зимы, людям нечем заняться. Короткий день усыплял, сократил время, что проводят граждане за стеной.

Опустели огородики, редкие островки зелени еще торчали из коричневых грядок. Большая часть урожая перекочевала в хранилище или сарай. Рабы освобождены от ежедневных обязанностей. На женщинах лежала обязанность готовить еду, поддерживать порядок в доме. В остальное время, они предоставлены сами себе.

Остальные рабыни занимались шитьем. Изготавливали одежду для себя, но и что-то на продажу. У всех них имелись сбережения, которые они намеревались употребить в том или ином виде. О свободе никто из них не думал. И Хенельга понимала, почему.

Хенельга не хотела сидеть с остальными во внутреннем дворе, заниматься шитьем.

Но бродить по улицам Саганиса просто так Хенельга тоже не могла. На одинокую женщину сразу обращали внимание. Ее статус очевиден, так что любой гражданин мог схватить ее за руку и потребовать ответа.

Потому она брала с собой несколько кувшинов или мотки тряпок. Вроде шла к источнику или на рынок. Данаи почти не замечали рабов, если они выглядели занятыми. А вот праздношатающийся человек – сразу привлекает внимание.

Хенельга стала ходить на рынок, где продавала ткани, изготовленные другими рабынями. Только так она могла им помочь, разделить их труды. К тому же с хорошо подвешенным языком, она почти всегда выторговывала неплохую цену. Подтянула знание языка. Торговать сама Хенельга не могла, но ткани охотно брали торговцы на рынках.

К тому же Хенельга почти ничего не брала себе. Лишь пару медяков с каждой сделки, по большей части, чтобы не возникало вопросов у подруг.

На рынке перестали обращать внимание на чужестранку. К Хенельге привыкли. Она смогла познакомиться с местными торговцами. По большей части разговоры с торговцами касались только продажи тканей, но иногда удавалось узнать о жизни в городе.

Уходя на рынок или возвращаясь, Хенельга всегда выбирала новую дорогу. Узкие улочки, невысокие дома, расположение источников и общественных строений. Хенельга запоминала все, понимая, что это со временем пригодится.

Записывать не рисковала, подобное всегда обнаружится. Тем более грамотная рабыня – угроза для хозяина.

Деревянные дома выглядели ненадежно, словно скорлупки. Они едва ли могли защитить граждан от пламени, что обрушат на них осаждающие войска. Но до этого было еще далеко.

Меньше чем за месяц Хенельге удалось найти общий язык со всеми домочадцами. Она не стремилась к первенству среди рабов, не подлизывалась к хозяевам, всегда была вежлива и помогала другим. Подобная тактика принесла плоды. Люди доверяли ей тайны – по большей части бесполезный треп.

Хорошее отношение открывало двери, позволяло вырваться из серой обыденности и больше времени проводить на улице.

Спокойное время отразилось на внешнем виде женщины. Простая, но качественная еда, а главное – употребляемая регулярно, положительно сказалось на фигуре. Всего лишь месяц потребовался, чтобы восстановиться.

Саганис небольшой полис, его можно пройти за пару часов из одного конца в другой. Для рабыни оставался закрытым путь только на акрополь. Единственный, кто мог открыть эту дверь – хозяин Аристогитон.

Хенельга начала приглядываться к хозяину, искать его слабые стороны.

Не сказать, что Аристогитон был в чем-то уникальным. Ел и пил как все, иногда ходил в публичный дом, что никогда не порицалось в данайском обществе. Излишеств себе не позволял – на рабынь он смотрел, как на инструменты. Спать с ними не считал необходимым.

Даже гетеры не интересовали Аристогитона. Хотя в Саганисе, как удалось узнать Хенельге, было всего две гетеры. Общение с ними вопрос статуса, не всякий знатный человек, мог с ними общаться.

Статус – за ним всегда гнались мужи из высшего общества. Именно эту слабость обнаружила Хенельга. А как ее использовать, она догадалась сразу.

Общение среди равных опирается на взаимные услуги. Эти знаки внимания являются примерно тем же, что сказать другу на улице «привет». Но если простое слово не стоит человеку ничего, то обмен подарками может разорить семью. А так же вечерние посиделки, болтовня на рынке, постоянная возня в попытках чуть приподняться над другими.

Аристогитон не так часто приводил друзей к себе. Такое случалось раз в восемь дней, как заметила Хенельга. До зимних праздников еще далеко, так что данаи развлекались в своем кругу.

И словно не замышляя ничего, Хенельга принялась вырезать из дерева фигурки. В основном мелочь, которую не жалко выбросить. Это был ее способ привлечь к себе внимание хозяина, а так же скоротать время. Поделки Хенельга дарила другим домашним рабам. Говоря, что это занятие напоминает ей о доме. Потому даже не возникало у нее мысли продавать эти поделки.

Вскоре в доме все рабы обзавелись резными предметами, сделанными Хенельгой. У женщин это были гребешки или изящные сережки, а мужчинам она дарила амулеты, популярные среди данаев.

Потребовалось несколько дней, чтобы хозяева заметили безделушки, появившиеся у рабов. Аристогитону не составило труда узнать, из какого источника возникли удивительные поделки.

Хозяин нашел Хенельгу во дворе, где она, уйдя в себя, занималась изготовлением очередного предмета. Только в этот раз она делала не мелочь, с которой не жалко расстаться, а вырезала морское чудовище. Одного из тех, на которых охотились ее родичи.

Предмет, словно по волшебству проявляющийся из мягкого дерева, выглядел живым. А Хенельга, словно не замечала, подошедшего хозяина. Она слышала его дыхание, слышала, как скрипел песок под подошвами его сандалий, но не подавала виду.

Сложное изделие, не просто должно удивить Аристогитона, но напугать его.

Морское чудовище было спрутом, огромным монстром из глубин. Резчики охотились на них, но чаще теряли в борьбе с гигантом суда. И все же, мясо этой твари ценилось, использовалось в ритуальных практиках.

Чужаки это не знают, но фигурка спрута узнаваема.

Аристогитон видел в руках рабыни не чудовищного спрута, а обычного осьминога. Лишь несколько непривычная форма его головы удивляла. Морской гад выглядел знакомым, но странным, словно родился силой воображения. В вырезаемых глазах существа таилась злоба.

Щупальца спрута затейливо переплелись. Гибкое и длинное лезвие ножа отсекало тонкую стружку, из-под которой возникали текучие конечности твари. Хенельга постаралась, вложила в поделку все мастерство. На щупальцах твари появились присоски, десяток штук на каждой конечности. У живой твари эти присоски размером с человеческую голову, а на поделке напоминали кожные поры.

Центр тяжести поделки располагался так, что фигурка не могла найти равновесие. Поставленная, она долго раскачивалась, а переплетение щупалец словно двигалось. Деревянная фигурка оживала и плыла в воздухе. Глядевшему на это, чудилось не только движение, но и запахи воды, шум порывистого ветра.

– Что это за существо? – спросил Аристогитон.

Хенельга вздрогнула, словно вопрос хозяина застал ее врасплох. Она прижала фигурку к себе, спрятала под складками ткани. Нож выпал из ее рук.

– Простите, хозяин, я ничего такого не делала!

Голос женщины был испуганным, во взгляде читался ужас.

Во многих семьях рабам запрещается выносить ножи наружу. Да и на кухне не каждому из них позволяется прикасаться к ножам. Порой за такой проступок карали плетьми.

Аристогитон подсел к рабыне, стараясь успокоить ее.

– Я не сержусь, мне интересна твоя работа.

– Простите, что бездельничала.

– Оставь, у тебя есть свободное время, ты вольна делать, что пожелаешь. Я не запрещаю рабам отдыхать, если они не забывают про свои обязанности. Что у тебя там?

Он прикоснулся к руке Хенельги, не замечая, как окрепли ее мышцы. Под нежной кожей рабыни скрывалась сжатая сила, готовая вырваться в любое мгновение.

Деланный страх в глазах Хенельги никуда не исчез, но она не посмела сопротивляться воле хозяина. Аристогитон вытянул руку рабыни с поделкой, от которой нельзя оторвать взгляда.

Мысленно Хенельга посмеялась. Местное дерево очень мягкое, легко обрабатывается даже некачественным ножом. Нож, переделанный из обломка стальной полосы, приходилось постоянно править, затачивая о песчаник. Камень обрамлял огородики, разделяя грядки между собой.

Но для даная изделие выглядело невозможным. Будь у Хенельги больше опыта и времени, она смогла бы сделать вещь хитрее. Женщина воображала себе сферу, в которой прячется еще с десяток меньших.

Чтобы реализовать этот проект потребуется несколько лет, а главное – хорошие инструменты. Самодельный нож из мягкой стали не подходит.

Сама задумка не нова. Подобный шедевр хранится в Общем доме ее племени. Царь, ныне спустившийся во тьму, изготовил сферу. Это изделие никто из цивилизованных людей не видел и вряд ли увидит.

Потому сделать похожую, но простую модель, Хенельга считала своим долгом. Как-нибудь потом.

А для даная из провинциального города и осьминог, не способный найти покой на ровной поверхности, стал шедевром.

Хенельга любовалась достигнутым эффектом. Не поделка ее радовала, а удивление, ужас и жадность, отразившиеся на лице хозяина. Эти эмоции переплелись, чтобы возникла одна мысль в голове даная. Мысль, зерно которой, заронила сама Хенельга.

– А сколько еще ты можешь их изготовить? – спросил он.