Читать книгу Кто ты в романе? - Алексей Евстигнеев - Страница 1

1

Народ возвращался с работы. Возле метро у газетного киоска стоял мужчина и рассматривал книгу.

– Новый роман! Этот Лобов классно пишет, – бубнил продавец. – Там любовь-морковь и всякие приключения. Детектив, но ближе к мелодраме, читать прикольно. Героиня – интересная баба, такие фортели выкидывает, только держись.

Мужчина дослушал продавца, купил книгу и зашагал к метро. Он прочёл все книги Лобова. Не сказать, чтобы книги нравились. У мужчины было несколько постоянных авторов, новинки которых он сразу старался прочесть, среди них были книги Лобова. Эти романы читались не так, как остальные.

Саша, так звали мужчину, был когда-то знаком с Лобовым. Давно, когда тот ещё не был писателем. Приятелями не были, но знали друг друга.

Саша торопился домой. Надо было накормить дочерей, и младшей помочь сделать уроки. Жена работала проводницей железнодорожных вагонов и находилась в рейсе. Сначала, по молодости, Сашу это очень беспокоило, но постепенно он привык и даже стал находить некоторые удобства в том, что жена дома не постоянно, а как бы полжизни. Три-четыре дня в рейсе, два-три дня дома. Раньше его волновало, что жена зарабатывает больше него, рядового инженера мебельной фабрики. Но Ирина умело строила отношения, никогда не говорила, что это на её зарплате держится благосостояние семьи. Тем более, что домашнюю работу она не очень любила, а Саша всё делал легко и без особого напряжения.

Окончив институт, Саша начал сразу работать по специальности, а Ира училась, рожала, брала академический отпуск, опять училась, опять рожала, опять брала академический отпуск. Всё это время в семье не хватало денег, и когда Ире, красивой молодой женщине, знавшей английский язык, предложили работать проводницей на международных рейсах, она согласилась не раздумывая.

Предложил родной дядя Иры, работавший в администрации РЖД, поэтому с устройством на работу проблем не возникло, а зарплата и командировочные сразу решили многие финансовые проблемы молодой семьи.

Саша не стал отговаривать жену от этой затеи. Во-первых, он видел, как жена желает эту работу, как она мечтает увидеть новые города и страны, а жену Саша очень любил и не мог ей ни в чём отказать. Во-вторых, домашней работы и заботы о детях Саша не боялся, всё это было ему в радость. В-третьих, Ира рассчитывала, что заработает денег, поездит лет пять и найдёт другое занятие, но втянулась и уже другой жизни себе не представляла.

Годы шли, дочери росли. На своей мебельной фабрике Саша постепенно начал зарабатывать денег больше, чем зарабатывала Ира. Во время приватизации предприятия ему, как инженерно-техническому работнику, досталось акций больше, чем рядовому сотруднику. Многие рабочие недорого продавали свои акции, Саша всегда покупал, и, в конце концов, вошёл в четвёрку основных владельцев фабрики, которая приносила неплохой доход. Со временем производство перенесли за город, в Подмосковье. В Москве остался офис и небольшой магазин с образцами продукции фирмы, остальные бывшие производственные площади фирма сдавала в аренду в основном под выставки современных художников и фотографов.

А Ира работала уже по привычке. Она не представляла себе другой жизни, другой работы. Когда она была дома – развивала бурную деятельность. Во всём помогала мужу с домашними делами, тащила всех куда-то в гости, сама приглашала гостей. Была в вечном поиске: постоянно что-то покупала для интерьера, что-то перестанавливала из мебели, просила Сашу сделать или переделать ремонт, и сама, по мере сил, во всём ему помогала. Дочери маму боготворили. Саша любил жену. Он мог легко общаться, шутить с другими женщинами, но сердце было полностью отдано Ирочке.

Завтра она приедет из Польши. Или из Чехии? Он не запомнил, куда она уехала на этот раз. Какая разница? Из метро Саша сразу поспешил домой. Он не всегда пользовался машиной. На метро ездить на работу значительно быстрее, две остановки от дома. Иногда приходилось выпить пару рюмок коньяка с партнёрами, заказчиками или поставщиками, и за руль после этого нельзя. Просто, чтобы расслабиться, Саша не пил. В семейные праздники позволял себе бокал вина. Изредка – полтора.

Войдя в квартиру и обнаружив отсутствие старшей дочери (гуляет) и присутствие за компьютером младшей (как всегда), Саша, раздевшись и помыв руки, прямиком отправился на кухню. Бросив на сковородку полуфабрикаты, куриные котлеты с ветчиной и сыром внутри, и, поставив варить макароны, открыл только что купленную книгу.

Саша так зачитался, что котлеты у него подгорели, а макароны переварились. Поев, покормив младшую и проверив у неё уроки, Саша лёг на диван и продолжил чтение.

Книга почти сразу начиналась эротической сценой. Герой романа Игорь занимался любовными играми со своей возлюбленной Катей. Это происходило в палатке на рыбалке. Невдалеке у костра сидели друзья Игоря и посмеивались. Палатка «ходила ходуном», оттуда доносились стоны и выкрики.

«– Тише. Вдруг ребята уже вернулись, – шептал Игорь.

– Ты сказал, что они ушли ставить сетку, – стонала Катя. – Не могу молчать. Мне кричать охота. Сейчас заору!

– Не надо. Они уже могли вернуться, – задыхаясь, говорил Игорь, двигаясь всё быстрее.

Подходил миг высшего наслаждения. Кате всегда нравилось, когда вместе. Единение душ, полёт эмоций, восторг.

– А-а-а-а-а-а!!! – она всё-таи заричала.

Движения начали замедляться. Не остановились совсем, а стали медленными и расслабленными. Игорь забыл обо всех своих предупреждениях и получал удовольствие.

Не то, что жена, подумал Игорь, та сразу начинает барабанить пальцами по спине, как бы говоря: «Быстрей слезай, кабан тяжёлый».

Было слышно, как ребята у костра смеялись и отпускали пошлые шуточки.

Влюблённые лежали рядом, смотрели друг другу в глаза и улыбались. Игорь лежал на боку. На одну руку он положил голову, а другой гладил подружку по животу. На Катином животе возле пупка расположилось пять родинок в форме буквы Л.

– Тебе судьбой предназначено быть мастерицей в любви, – сказал Игорь. – Видишь «Л» – «любовь» то есть. Так что мне крупно повезло.

– Это я только с тобой такая, – польстила ему Катя. – А помнишь, я показывала тебе прыщик на бедре? Оказалось – родинка растёт.

– Ну-ка покажи.

– Вот! – она показала маленькое тёмное пятнышко на внутренней стороне бедра.

– Была красненькой точечкой, всё мешала мне, мешала, а сейчас – смотри, становится коричневой.

Игорь потрогал родинку и начал дурачиться:

– Мы присутствуем при рождении новой родинки. Как назовём новорожденную?

– Родинка имени Игоря, – кокетливо объявила Катя.

– Прямо как «завод имени Лихачёва», – засмеялся Игорь.

– Кто такой Лихачёв?

– Не знаю. ЗИЛ – знаю.

Вскоре пара появилась из палатки бодрая и весёлая, целомудренно одетая в шорты и футболки. Компания мужиков у костра приветствовала её радостными криками:

– Ну, наконец-то!

– Идите быстрей, рыба остынет.

– Это не вы так орали? Из реки рыба повыскакивала!

– Рыбкам тоже интересно, – улыбнулась Катя и царственно присела на корягу возле костра».

Саша отложил книгу. Его знобило.

«Может быть, температура?» – подумал он и поставил градусник. Температуры не было. У его Ирки, у его весёлой любимой жены, как раз возле пупка сгруппировались пять родинок в форме буквы «Л». Саша часто говорил жене, что её тело создано для любви. В доказательство кем-то свыше поставлено клеймо «Л» – «любовь». Было время, когда у его жены тоже образовалась родинка на внутренней стороне бедра и, Саша тогда говорил, что от этого её ножки хуже не стали. Всё это могло быть умопомрачительным совпадением, если бы книгу написал не Лобов.

Игорь Лобов работал какое-то время тому назад проводником в той же организации, что и Ира. Они часто попадали в одни и те же рейсы, поскольку работали в одной бригаде, были хорошо знакомы, и Ира даже как-то познакомила с ним Сашу. Правда, она знакомила Сашу со всеми проводниками и проводницами, начальниками поездов, электриками, инструкторами. Но как-то на корпоративной вечеринке по случаю Нового Года, пьяные проводницы намекали на то, что Игорь «неровно дышит» к его жене. Саша присмотрелся к Лобову. Красивый, невысокий, чуть полноватый парень. Весёлый, дружелюбный, контактный, женатый, и растивший сына.

Сашка, обычно непьющий, в тот раз сильно наклюкался и спросил жену напрямик:

– Ну, этот, что ли твой ухажёр, – показывая на Игоря. – Не отпирайся! Мне всё рассказали.

– Кто, девки? Тем более пьяные? – засмеялась Ира. – Они ещё и не то скажут. Только с Игорем? А почему не с диспетчером Петром Ивановичем, он и домой к нам ездил? Почему не с инструктором Димой? Он ведь меня часто домой на машине подвозит? Думай, что хочешь! Ты мне испортил праздничное настроение! Напился, как свинья!!! – уже орала жена.

Саша пытался возражать.

– Поехали домой, несчастье ты моё, – Ира схватила мужа под руку и, ни с кем не попрощавшись, потащила его домой.

Утром жена была бодра и весела, как всегда. Сразу после сна – бурный секс, действующий с бодуна, как спасительный рассол, бутылка откуда-то появившегося хорошего чешского пива и нежные незлые упрёки:

– Сашка, ты вчера так напился! Ревновал меня, глупый, к этому, как его, к Игорю Лобову. Какая муха тебя укусила? Ты у меня единственный и незаменимый, выкинь все глупости из головы.

Сашка не стал спорить и устраивать разборки, но неприятный осадок остался. И к Игорю Лобову он начал относиться настороженно. Через пару лет после той вечеринки Игоря уволили за пьянство, и Саша совсем успокоился. Точнее, не совсем. Красивая и коммуникабельная Ира постоянно давала Саше повод для ревности, но в отношении хотя бы Лобова он успокоился. Тем более Ира всегда подчёркивала, что своим мужем видит только Сашу и никого больше, и в этом утверждении Саша не сомневался.

Как-то с близким приятелем после бани за кружкой пива обсуждали женщин. Вопрос стоял так: что лучше, красивая и темпераментная, но изменяет, или страшная и холодная, но верная.

– Лучше есть торт вместе, чем говно в одиночку, – ляпнул Саша услышанную где-то фразу.

Приятель высказался в том духе, что мухи отдельно, котлеты отдельно. Торт вместе есть хорошо, а говно есть вообще не надо. Узнать, что близкий тебе человек – такой же близкий для многих других, эдак можно договориться до таких вещей, что, мол, все прохожие тебе горячо любимые люди, и по-настоящему близким человеком является только мама, всё это, ох, как невесело!

Саша тогда перевёл разговор в шутку, но так и не решил, что же он по этому поводу думает сам. И вот сейчас его охватила страшная обида. Его Ирка с этим… Значит всё-таки было? Было! Врать убедительно Ирина всегда умела, в этом у Саши не было сомнений, они не первый год живут вместе. Но эта скотина Лобов! Ведь он тогда, на той вечеринке пьяный рассказывал пьяному же Саше историю, как он развлекался с какой-то девчонкой в палатке на рыбалке, думая, что рядом никого нет, а затем друзья встретили их хохотом и возгласами восхищения. Может быть, этой девчонкой была Сашина жена? Может быть, эта сволочь Лобов получал какое-то садистское удовольствие, рассказывая мужу о приключениях его жены? Да, с той вечеринки у Саши осталось настороженное отношение к Лобову.

После увольнения предполагаемого соперника из компании, где работала жена, тревога улеглась, но через несколько лет начали выходить книги бывшего проводника. Игорь Лобов стал успешным писателем и невольно вновь приковал к себе Сашино внимание. Нет, нет, Саша уже не ревновал, но интересно было почитать мысли человека, с которым был знаком, пусть даже и не близко, и при неприятных обстоятельствах. Плохой рекламы не бывает. И Игорь Лобов вошёл в круг писателей, новинки которых Саша не пропускал. Со временем книги бывшего проводника ему даже начали нравиться. Он находил, что на многие вещи положительные герои книг Лобова смотрят так же, как и сам Саша. Поначалу этот факт удивлял. Игорь всегда производил на него впечатление пустого туповатого гуляки.

И вот – удар! Да, всё было! Да, этот Лобов издевался над Сашей, насмехался, рассказывая о своих похождениях, умалчивая только, что героиней приключений была Сашина жена. И сейчас преспокойно пишет об этом.

А если по каким-то признакам разнюхают общие знакомые? Позор! Как можно беззастенчиво врываться в чужую жизнь? Ну, проводник, ну ты и скотина!

Размышляя таким образом, Саша быстрым шагом расхаживал по квартире. Он выпил валерьянки. Через несколько минут, достал из бара одну из красивых бутылок, привезённых Ириной из-за границы, и выпил полстакана виски.

«Гадость!» – подумал Саша, но «гадость» скоро подействовала расслабляющее, и Саша решил, что в любом случае надо дочитать книгу до конца. Завтра приедет Ира, и он решит, как поступить, а до этого, он должен узнать всё. Всё, что расскажет ему Лобов в своём романе.

Саша снова углубился в чтение:

«Игорь с Катей стояли на берегу реки с удочками. Под плеск воды и романтическую картинку заката не хотелось даже, чтобы поплавок вот именно сейчас ушёл под воду. Пусть очередной судак немного подождёт. Пусть это безмятежное счастье продлится на две или три секунды.

– Возьми меня замуж, а? – с улыбкой предложила Катя.

– Так ты замужем. Хочешь иметь сразу двух мужей? – отшутился Игорь.

– Не надо мне двух. Я разведусь. С сыном твоим я подружусь, вот увидишь. А?

– Нам здесь сейчас так хорошо. Не надо думать о проблемах, которые мы оставили в Москве. Давай здесь не будем ничего решать. Вернёмся с рыбалки и там поговорим, всё обсудим. Ладно?

– Вывернулся, опять вывернулся. Скользкий, как рыба, – засмеялась Катя.

– Ты всё понимаешь, – улыбнулся Игорь и поцеловал девушку в щёку. – А рыба у тебя на крючке. Смотри, у тебя клюёт».

«Неужели она действительно хотела развестись? – мысли у Саши путались, обида жгла нестерпимо. – Неужели это правда? Как она могла? Ну, проводник! Ну, гад!»

Саша вспомнил период, когда жена начала работать проводницей. Она стала веселей, красивей, уверенней в себе. Одно «но» – она стала холодней с Сашей. Он сразу почувствовал это. Говорят, жены очень тонко чувствуют отношение мужей. Мужчины, бесспорно, им уступают в чувствительности, но именно мужчины придумали выражение «как бревно». Саша так и сказал жене: «Ты стала вести себя в постели, как бревно. Совсем недавно ты была – вулкан. Тебе стало неинтересно со мной?»

В ответ он слышал, что «сегодня я очень устала», «голова болит», «на работе неприятности» и ещё несколько таких же всем известных объяснений.

Так продолжалось около двух лет, затем всё пришло в норму. Может быть, Саша уже привык, но ему показалось, что после двух лет работы его жены на железной дороге что-то изменилось к лучшему. Ира опять стала озорной девчонкой, и в жизни, и в постели. Саша посчитал, что она изменилась как раз после того, как уволили Лобова.

2

Игорь с трудом открыл глаза, протянул руку к прикроватному столику, взял стакан воды и попытался попить, не поднимая головы. Не получилось. Вода пролилась на лицо и подушку. Игорь не расстроился, рассмеялся. Голова болела.

Ничего необычного, весело подумал Игорь и пропел припев из бармалейской песенки:

– Это даже хорошо, что пока нам плохо…

Он встал, покачиваясь, подошёл к бару, углубился в изучение его содержимого. Похмелиться хотелось обязательно, но завтра он собирался ехать на дачу и утром хотел быть свежим, «как огурец». Вина или шампанского не хотелось. Водки или коньячку лучше всего! Но есть угроза переборщить. Игорь с сожалением закрыл бар:

– Эх, тяжело нам, писателям, живётся, – пробубнил он. – Сейчас бы жахнул стакан и пошёл бы на стройку, кирпичи ворочать туда-сюда.

Игорь подошёл к холодильнику, достал пол-литровую стеклянную бутылку минералки, открыл и залпом выпил половину. Вторую половину налил в красивый высокий стакан и, прихлёбывая, отправился к письменному столу.

Роман закончен. Даже не верится. Сейчас у него в работе новый детектив. А вот тот, который несколько лет просился на бумагу – закончен. Полностью закрыта дверь в прошлое. Игорю казалось, что если он не напишет этот роман, то мысли об Ирине так и будут мучить его всю жизнь. Нет, не каждый день и каждый час, нет. Изредка, но горько. А роман получился. В издательстве все женщины перечитали, а это успех.

Вчера Игорь Лобов давал автографы на книжной выставке на ВДНХ, где его роману устроили отличную презентацию. Хотя новой книгой уже вовсю торговали и в престижных книжных магазинах, и на лотках. Реклама рекламой, но Лобов поймал себя на мысли, что раздавать автографы, быть узнаваемым, ему нравится.

Вечером отмечали выход книги в ресторане, там же, на ВДНХ. Много пили, ели, смеялись, танцевали. Через час все забыли, по какому поводу собрались, но настроение от этого не портилось. Во время танцев Лобов познакомился с красивой дамой, директором книжного магазина. Подвыпившая директорша сразу «взяла быка за рога»:

– После ресторана едем к тебе?

– А твой муж, дети? Тебя дома будут ждать.

– Позвоню. Скажу, что выпила лишнего и останусь ночевать у подруги. Судя по твоим романам, тебя не могут остановить такие мелочи?

– Меня – нет. Я забочусь о тебе, Алиночка. А герои романов – образы собирательные, мало имеющие отношение ко мне.

– О себе я позабочусь сама, спасибо за внимание, а об образе я послушала бы в более спокойной обстановке.

– У меня сейчас мать гостит, так что ко мне не получится, – с сожалением отвечал Игорь. – Мама – женщина старомодных взглядов и любит поскандалить, хлебом не корми. Моё предложение: в выходные ко мне на дачу. Маленький домик на шести сотках, но там тепло и уютно. И для двоих места вполне хватит.

Лобов врал. Мама в гости не приезжала. В квартире никого не было. Игорь не водил к себе женщин, если не был влюблён. Его злило и раздражало, когда женщина, которая, если честно, была нужна ему только на ночь, даже на часть ночи, утром начинала беззастенчиво ходить по квартире, заглядывать во все углы, брать его вещи, рукописи, лезть в компьютер, расспрашивать о его жизненном укладе. Такое положение было для Игоря невыносимо.

И ещё, что бы ни случилось, утром Игорь садился работать, а новая женщина, обычно, требовала к себе внимания и не понимала, почему такой горячий ночью Игорь, утром становился совсем никакой. Как будто его и не было рядом, он полностью «зарывался» в свои бумаги и компьютер. Лобова напрягало это утреннее женское непонимание и даже раздражение. Если кто-то находился рядом, в голове как будто щёлкал выключатель, и текст «не шёл». В такие моменты он всегда вспоминал слова Леонардо да Винчи: «Если ты одинок, то полностью принадлежишь самому себе. Если рядом с тобой находится хотя бы один человек, то ты принадлежишь себе только наполовину или даже меньше, в пропорции бездумности его поведения; а уж если рядом с тобой больше одного человека, то ты погружаешься в плачевное состояние». Эту мысль Лобов разделял, когда писал. В остальное время он был любителем компаний, вечеринок, дружеских попоек и весёлого, близкого общения с женщинами. Ну да, не с какой-то определённой, а именно так – с женщинами. Читатель знает, так бывает иногда у некоторых представителей рода человеческого. И иногда даже нередко. Впрочем, ещё немного, и автор запутается в словах.

– А сейчас, сегодня? Сегодня не будет продолжения? – не отставала решительная директорша.

Ну и напор, с восхищением подумал Игорь. Как я в молодости. Никаких условностей. Вперёд, в атаку! Ну, дорогая, если ты не стесняешься, мне тогда к чему щепетильничать?

Усмехаясь этому «щепетильничать», Игорь предложил:

– Ко мне сегодня не желательно, к тебе – нельзя, на улице холодно. Банкет заканчивается, работает только бар. Повара ушли, я видел. На кухне никого нет, дверь открыта. Пошли?!

Алина прекратила танцевать, удивлённо посмотрела на Игоря, и, то ли спросила, то ли согласилась:

– Пошли?!

Васильев уже тащил её за руку в сторону кухни.

Они вернулись через полчаса и весь вечер шутливо перемигивались. Прощаясь, Лобов поцеловал Алине руку и прошептал:

– До выходных.

– Ещё целых два дня без тебя! Я не выдержу, – томно произнесла Алина, глядя Игорю в глаза.

Итак, вчера всё прошло нормально. Лобов взял со стола новую, пахнущую типографской краской книгу. Никак не мог привыкнуть к мысли, что эти книги пишет он, Игорёк Лобов. Хорошие они или плохие не важно. Пусть другие разбираются. Книги не только сделали его жизнь интересней, они по-настоящему сделали ему жизнь! В детстве он был уверен, те, кто пишет книги – люди особенные, не из этого мира, а из каких-то заоблачных высот. И вот в руках Игоря его книга, по-настоящему его, им самим написана. Он никак не мог привыкнуть к мысли, что это не сказка, что это на самом деле.

Игорь открыл свой роман на первой попавшейся странице:

«Целовались в такси. Они были одеты в мятые футболки и джинсы, в грязную обувь. Они были не причёсаны. Катя – без намёка на макияж. Однако таксист безошибочно определил их кредитоспособность по уверенной манере держаться, по фирменным джинсам, футболкам, кроссовкам и рюкзакам. Игорь и Катя были загорелые и уставшие от отдыха, довольные и немного грустные оттого, что сейчас придётся расстаться.

Катя назвала адрес:

– Куда ты? Почему не домой? – спросил Игорь.

– Я к маме. Мне сегодня тяжело будет дома. Я буду злиться, и срывать на всех домашних своё раздражение. Это не вяжется с образом образцовой жены и заботливой любящей матери, которая вернулась из рейса и очень соскучилась по семье. У мамы я за вечер приду в себя.

– Но ведь так уже бывало раньше?

– Не знаю. Может быть, я не так серьёзно всё воспринимала? Может быть, мне в этот раз было слишком хорошо? Слишком!»

Слишком хорошо не бывает, подумал Игорь. Это я переборщил. Надо было как-нибудь стилистически грамотно переделать. Хотя? Она ведь действительно так сказала тогда? Вроде. Как все влюблённые женщины, Иришка в то время выражала свои чувства слишком эмоционально. Слишком. Ха! Вот и я начал эти вроде бы ненужные повторения «слишком, слишком». Значит – всё правильно написал. Так и надо.

Игорь положил раскрытую книгу на стол. Новенькие страницы, тихо прошелестев, легли на свои места, и книга осталась лежать открытой на титульном листе.

Память унесла Игоря в те, описываемые в романе события. Они не вошли в текст, всё вместить невозможно, но память хранит всё, и стоит только чуть-чуть её подтолкнуть, и картинки прошлого, события и переживания, как снежный ком с горки… Что он тогда ей сказал?

– Не надо ничего серьёзно воспринимать. Зачем нам создавать лишние сложности. В жизни их и так полно. Мы с тобой встречаемся для радости, для удовольствия. И получаем их. А всё хорошее когда-нибудь кончается, но я уверен, что у нас такие взлёты будут ещё не раз.

Что он тогда имел в виду, он и сам теперь не помнит. Влёты, когда они вместе, или уже видел время, когда они расстанутся? Если имел в виду второе, то ошибался. Не было больше подобной страсти. Оно, наверное, так и лучше, страсти – это не хорошо. Но факт, именно тогда у них был пик отношений.

Ира тогда ответила, широко растягивая гласные звуки, имитируя дубоватую пэтэушницу малолетку:

– За-аба-алта-ал бедна-аю дева-ачку. А-а женщин-аа, между про-очим, любит уша-ами, – и, немного помолчав, добавила уже своим голосом: – Демагогия всё это, Игорёк. Я просто не хочу расставаться.

Игорь поцеловал Иру. Она не ответила.

Он погладил её по волосам:

– Не расстраивайся, Ириш. Всё ведь так хорошо. Классно отдохнули. А за расставаньем будет встреча, как в песне. Ну что ты хочешь, чтобы я сделал? Хочешь что-то изменить?

– Не знаю. Ничего не знаю. Сделай что-нибудь! Придумай. Когда мы расстаёмся, мне плохо. Плохо, понимаешь!

– Судя по твоей общительности, по коммуникабельности, тебе хорошо в любой команде, с любыми людьми.

– Льстец. Опять выворачиваешься, – рассмеялась Ира и обвила руками шею своего мужчины.

Лобов вспомнил, что Ира тогда не говорила о разводе, о её или его разводе, об их возможной совместной жизни, но иногда её «прорывало»:

– Ну сделай что-нибудь! Придумай! Реши что-нибудь!

Как она сейчас живёт? Какая она? Как выглядит? Прошло много лет. После увольнения Игоря с работы они больше не виделись, но отношения закончились ещё раньше.

В секунду перед мысленным взором пролетели события из серии «как я дошёл до такой       жизни». До жизни в общем-то неплохой, комфортной, в которой почти всё устраивало.

После увольнения Игорь ещё какое-то время сильно выпивал, не мог найти работу по душе, да и просто работу с нормальным заработком. С нормальным по минимуму. За это время он разошёлся с женой, которой не могло понравится, что она из жены преуспевающего молодца, ездившего в дальние международные рейсы, превратилась в жену деклассированного много пьющего субъекта, работавшего на таких работах, которыми любой человек их бывшего круга общения просто побрезговал бы. И жена ушла. Точнее, ушёл он, после того, как они развелись.

Лобов ещё тогда подумал, что сам ни за что не хотел уходить от жены. Их многое связывало. Он и доверял ей, и любил, как говорится, «любил, как человека». Хотя для женщины, это, наверное, обидно. Любил, как человека, а как женщину – нет? Как это так, живут вместе двое, мужчина и женщина, и любят друг друга «как человека», а женщину мужчина рядом «не видит». И она в нём, тоже не видит желанного, а только отца своих детей, данного ей судьбой, и с которым приходится мучиться.

Тем более Лобов не хотел уходить от детей. Детей своих он любил безоглядно и беззаветно, как любой обыкновенный человек. И он не хотел общаться с ними раз в месяц, или даже раз в неделю по полчаса или даже часу. А больше, он понимал, невозможно, если жить порознь. Это совсем не то. Сын не сможет задавать ему серьёзные и наивные вопросы о жизни, и безоговорочно верить каждому произнесённому им слову, не так, как мы сейчас относимся к словам из телевизора или интернета. И смеяться любой шутке, даже самой неудавшейся. Дочь не сможет забраться к нему на колени и попросить почитать сказку. Или крикнуть: «Пап, посмотри, как я умею!» или, «Посмотри, как у меня получается». И самое главное, его дети не смогут просто так, ни с того ни с сего, позвать его в любую секунду: «Пап, пап…», что яснее ясного означает «обрати на меня внимание» и ещё «ты мне нужен», и это более всего нужно самому тому, кто нужен.

И Ирку он любил. Все остальные дамы и девицы тогда стали лицами женского пола. Они перешли в разряд «люди». В этот разряд входили мужчины, женщины, дети, старики. Они могли быть плохие и хорошие, красивые и не очень, умные или глупые, с некоторыми приятно было общаться, а с некоторыми – не очень. И всё это прекрасный мир людей и… она, Ирка, просто женщина, но!.. единственная из мира людей женщина. Не то, чтобы Лобов воспринимал её как свою женщину, а просто остальные были – «другие люди». Говорят, что такая любовь – болезнь. Для Игоря она была счастьем.

– Это как наркомания или алкоголизм, – говорили ему.

Он отвечал:

– Не-ет. Наркоман укололся, алкоголик выпил, и им хорошо. Завтра нет водки или наркотика, и им плохо. А мне с Иркой, когда мы вместе – хорошо, когда её нет рядом, я знаю, что она есть в моей жизни, что скоро, или даже не очень скоро, но я увижу её. Я улыбаюсь и шучу с самыми страшными продавщицами, раздражёнными недавним климаксом и кучей неврозов, и с самыми наглыми охранниками, с завышенной самооценкой, и они отвечают мне улыбками, хотя раньше за эти же шутки обложили бы матом. Почему так? Да потому, что у меня в глазах счастье, любовь, уверенность в себе, и в том, что моё настроение не собьёшь ничем, а уж тем более каким-то матом. Когда человек счастлив, с ним приятно быть рядом. Когда несчастлив – и рядом с ним тяжело.

Он не ушёл от жены к женщине, которую считал своей единственной, не только потому, что та была замужем. Была всегда определённая граница доверия, за которую ни он, ни она старались не заходить. А когда случайно проникали за эту черту, становилось неприятно.

Он расстался со своей любовницей, а Игорь никогда так Ирку не называл, и стал называть только по прошествии нескольких лет. Через некоторое время и жена ушла, хотя причины расставаний вроде бы разные. Брак, еле-еле державшийся в рамках признания окружающими, распался окончательно.

Они разменяли свою квартиру с доплатой, сбережения были, и в результате Игорь вселился в однокомнатную квартиру большого блочного дома в Тёплом Стане. Вроде бы всё, конец. Спивайся, приводи толпы легкомысленных женщин. Или женись второй раз и начинай по-новому всю эту бодягу, только с меньшим запасом жизненной силы и интереса к результату. Всё оказалось не так. И оказалось неплохо.

В квартире ему было очень уютно и комфортно одному. Он потихоньку начал обустраивать свой быт. Как-то само собой получилось, что перестал напиваться, хотя бывали всплески буйных загулов, но всё реже и реже. Сначала всё-таки принялся водить домой всех женщин без разбору, лишь бы были согласны зайти и скрасить его одиночество. Особенно «по пьяной лавочке». Однако быстро заметил, в какой быдлятник превращается квартира, и сократил посещения до минимума. Остались три более или менее постоянные подружки, периодически навещавшие его, но потом и их визиты прекратились. Одна хотела замуж, другая – просто жить у Игоря в квартире, третья ничего не хотела, но постоянно притаскивала с собой шумные компании, с которыми, бывало, приходилось «веселиться» до утра. Всё это Лобову было не нужно, он начал писать. Сначала дневник. Затем – рассказы, затем – роман.

Чтобы сделаться доступным публике нужна команда. Снимать кино, ставить спектакль, издавать и распространять книгу, выставлять картины в галереях и музеях, и заносить их в многочисленные каталоги, публиковать репродукции в печатных изданиях и в интернете. Придумывать вещь можно одному. Изредка вдвоём. Но двое должны быть очень близки по своим мыслям. Ещё реже – группа людей, объединённых одной идеей. Группы не постоянны, идеи – тоже.

Игорь мог писать только в полном одиночестве. Телевизор и радио тоже должны быть выключены. Поработав несколько часов за письменным столом, Игорь уже хотел общаться и с друзьями, и с подругами, звонил им, или ехал общаться с детьми, или ехал на окололитературные тусовки, или на спектакли, концерты, или «заваливался» к кому-нибудь в гости, но если выпивал, то очень осторожно, и, за редким исключением, возвращался домой один. Назавтра ровно в шесть утра вставал, делал себе громадную кружку кофе и садился за письменный стол.

Если рядом находилась женщина, с которой было, конечно, хорошо ночью, но которая Игорю никто и никак, и она просыпалась, и начиналось обычное полу-кокетливое полу-смущённое человеческое общение, Лобов приходил в бешенство. Ему мешали! Ему мешали заниматься делом, которое так быстро захватило все его мысли и чаяния. Да, он любил. Любил своих детей. Любил Ирку, пусть и давно. Любил, как ни странно, свою бывшую жену, только интимная составляющая из этой любви была полностью выключена. А остальные женщины нужны были для известных целей, и к большинству из них он очень хорошо относился. Но пускать в свою жизнь, тем более, в самую дорогую её часть, в творчество, не уж, увольте. Многие «настоящие» писатели скептически улыбались, когда в разговорах с ними у Лобова случайно проскакивало слово «творчество». «Настоящие» считали, что авторы детективов – не писатели. Он напоминал «настоящим», что самый читаемый автор на Земле – Агата Кристи, самый читаемый «у нас» автор – Дарья Донцова, это вызывало либо откровенный смех, либо злобу с нехорошими отзывами об уровне лобовского интеллекта.

В своё любимое дело Лобов не «впускал» никого. Женщины надолго не задерживались в его жизни, хотя многие позднее узнавали себя в героинях его романов. А поскольку Лобов был не злым человеком, и старался общаться с дамами, которые были ему действительно чем-то симпатичны, помимо своей гендерной принадлежности, то и героини получались вполне привлекательными, и это примиряло с ним его бывших пассий, и с многими из них он оставался в приятельских отношениях.

В последнее время он не приглашал домой никого. Всё время, пока писал последний роман. И Ира незримо постоянно присутствовала рядом. Воспоминаний было много, и приходили они в разной последовательности. Иногда приходили воспоминания безумно счастливые, и поэтому становилось невыносимо горько. И в эти часы другую женщину рядом видеть не хотелось.

И вот роман закончен. Лобову стало легче, как будто он выговорился случайному попутчику, выплакался в жилетку другу, исповедовался терпеливому священнику. подлечился у психотерапевта.

Работа закончена, можно расслабиться. Новая интрижка. Зовут – Алина. Обещала завтра приехать к нему на дачу. Всё складывается отлично. Лобов вспомнил Алину на кухне ресторана, извивавшуюся на столе, среди поварёшек и кастрюль, довольно засмеялся, но снова вспомнил Ирку. Где только ни проводили они игры своей страсти, и стол, место ещё не самое пикантное. Молодость, безумные фантазии, безудержная страсть. Стоп. Всё. Хватит воспоминаний. Впереди новая книга, и ещё новый роман – Алина, и вообще много нового и интересного.

Игорь отхлебнул минералки и начал погружаться в атмосферу новой книги.

3

Жанна Ивановна не слыла робкой женщиной. Характер имела решительный, твёрдый, и это обстоятельство весьма помогало ей в общении с учениками. Она была учительницей русского языка и литературы. И хотя некоторые коллеги-недоброжелатели пытались иногда делать ей замечания по поводу неприемлемых речевых оборотов при её статусе, Жанна Ивановна резонно замечала, что её дело – не самой пользоваться литературным языком, а научить других им пользоваться. А уж научить она могла кого угодно.

В жизненных пристрастиях Жанны Ивановны на первом месте стояли любовные сериалы и небольшие книжечки, любовные романы, так называемые лав-стори. Стихи золотого и серебряного века, стихи советских поэтов и, соответственно, прозу классиков, она знала в размерах того материала, который ей предназначено было «давать» на уроках и факультативах. Но они не трогали её души так, как бразильские и мексиканские сериалы. Жанна Ивановна была в меру честной, в меру доброжелательной, в основном открытой и очень энергичной. Симпатичная, целеустремлённая блондинка. Она выглядела моложе своих сорока «с хвостиком». Как минимум, «хвостик» можно было смело отбросить.

Сегодня Жанна Ивановна весь день пыталась дозвониться до своего бывшего мужа, известного писателя Лобова. Тот не отвечал. Она знала, что он часто забывает свой мобильник где-нибудь и ходит без него. Но и домашний телефон тоже молчал. На даче был местный телефон, и он тоже не отвечал, а Жанна Ивановна договаривалась сегодня обсудить с бывшим мужем проблемы их детей. И это обсуждение не терпело отлагательств, по мнению Жанны Ивановны. Уж если она чего решила, то выполняла своё решение обязательно, несмотря ни на что.

– Опять напился, небось, – злилась Жанна Ивановна. – Вот же хорошо устроился! Жри себе эту свою водку, сколько хочешь, и никто тебе слова не скажет. В рейс – не нужно, вообще на работу – не нужно, никакой ответственности ни перед семьёй, ни перед детьми, ни перед начальством. Ишь, свободный художник! Но я тебя достану всё равно, зараза ты этакая!

Жанна Ивановна была исключительно положительным и, не побоюсь этого слова, хорошим человеком. Однако взрывной и импульсивный характер приводил иногда к непоследовательным поступкам. Совершенно забыв то обстоятельство, что Игорь Лобов ей давно не муж, и живёт той жизнью, которая у него получается, и не имеет никаких обязательств перед бывшей женой, женщина злилась на «бывшего» потому, что по первому требованию он не явился к ней, и даже не знает, что сейчас ей нужна его помощь. Чёрт бы его побрал, этого писателя, свободного мыслителя!

Ей к завтрашнему дню нужны были деньги. Жанна Ивановна не была ни злобной склочницей, ни жадной стервой. Есть бывшие жёны, желающие из распавшегося союза выжать, вытащить, выцарапать как можно больше выгоды. Не то, что положено по закону и справедливости, а всё, что можно и что нельзя, всё. То, что написано выше, это о ком угодно, только не о Жанне Ивановне. Она всегда была, да и сейчас оставалась человеком совестливым. Но и честным, и совестливым людям деньги тоже нужны.

Себе Жанна Ивановна ни за что не попросила бы даже куска хлеба, если бы была нужда. Хотя, кто знает! Лобов точно отдал бы последнюю рубаху. Дело не в рубахе. Сын задурил. Наделал много «хвостов». Ему грозило отчисление из института. По двум ведущим предметам нужно было срочно «подтягиваться», сдавать все зачёты, затем – экзамены. Короче, нужны были дополнительные занятия, платные. Эти занятия, курсы, вели те же преподаватели, которые принимали зачёты и экзамены. Вроде всё нормально, подготовительные курсы – это ведь не коррупция. Или в таком виде – коррупция? Жанна Ивановна абсолютно не интересовалась такими вопросами.

У Жанны Ивановны в голове всё было чётко «разложено по полочкам»: а) нужны курсы, б) за курсы надо платить – нужны деньги.

Жанна Ивановна в последнее время относительно неплохо зарабатывала, учитывая тот скромный образ жизни, который она вела. Лобов платил деньги, алименты с гонораров, вполне добровольно, не по суду. И не уменьшил отчисляемой доли после того, как сыну исполнилось 18 лет. Тот поступил на дневное отделение в институт – надо поддержать. Хотя сын иногда подрабатывал в «Мак Доналдсе» по выходным себе на карманные расходы, но деньги отца были очень кстати. Так вот – алименты с гонораров. А гонорары – раз в год. Гонорары были невелики. При всей своей набирающей силу популярности, Лобову было очень далеко до славы Дарьи Донцовой. И сумму отчисления нужно делить равномерно на 12 месяцев вперёд. Жанна Ивановна добавляла к этой сумме свой заработок и семья из трёх человек вполне сносно существовала. Женщина больше тратила на детей, нежели на себя, но считала, что по-другому и быть не может. И вот она справедливо рассудила, что плата за курсы должна быть поделена на двоих родителей равномерно, помимо алиментов.

У пятнадцатилетней дочери недавно тоже начались неприятности. Заболело ухо. Болело и не проходило. Врач осмотрел и предложил операцию. Точнее, врач сказал, что операция необходима. Можно было сделать «так просто» или в хорошей больнице, и у хороших специалистов, но это будет стоить денег. Относительно недорого – 25 тысяч рублей. С анализами, рентгенами и томографией – 30 тысяч. Это всё при наличии у девочки медицинского полиса. С полисом её положат в государственную больницу, и лежать она будет бесплатно. Денег дать надо только специалистам. Ни фига себе «только»! Их надо ещё заработать, или где-то взять, эти деньги.

Жанна Ивановна не раздумывала, хорошо это или плохо – давать деньги «бесплатным» врачам. Она считала, что как бы это ни называлось, любой и каждый нормальный родитель отдаст всё, что у него есть, чтобы вылечить заболевшего ребёнка.

Расходы на лечение – тоже пополам, решила Жанна Ивановна. Итого набегало тысяч по 30 рублей с каждого. Сумма вполне подъёмная для работающего человека. Но сбережений у Жанны Ивановны не было. Последние «алименты» от Лобова она получила примерно год назад. Только что вышел его новый роман, а значит, скоро Лобов сам бы перевёл ей деньги на кредитную карту.

Тридцать тысяч Жанна Ивановна кое-как «наскребла», зачеркнув многие вполне необходимые статьи семейного бюджета, а ещё тридцать нужно было взять у «бывшего». То, что он их даст, она ни секунды не сомневалась. Главное, чтобы они у него были.

Надо ехать к мужу, решила энергичная учительница. Она по привычке даже в мыслях называла Лобова мужем, хотя они уже несколько лет были в разводе. В разговорах с кем-то, если надо было упомянуть о «бывшем», Жанна называла его просто по фамилии. В такие редкие моменты как сегодня она жалела, что у неё нет водительских прав, да и машины, собственно, тоже нет. В обычной жизни до школы, в которой она работала, можно было дойти за десять минут пешком.

Она на метро и троллейбусе добралась до дома, где жил Лобов. Набрав известный ей код домофона, вошла в подъезд, поднялась на седьмой этаж и долго звонила в дверь квартиры. Выглянувшая из-за другой двери «невзначай» соседка с удовольствием от владения ценной информацией сообщила, что «Игорь Михалыч ещё раненько утром уехал на дачу».

– Откуда вы знаете, что на дачу? Он вам сам сказал? – спросила Жанна.

– Зачем говорить. Когда он здесь, по Москве катается, он выходит с пустыми руками. Только ключиком от машины на пальце вертит. А если едет на дачу, то за несколько раз перетаскивает в машину какие-то пакеты с продуктами, одежду зимнюю (видно мешает, квартиры-то у нас – не царские хоромы, тесноваты). Ещё таскает связки с книгами, растения какие-то. Он ведь садовод, любит растения-то, Игорь. Вроде мужик шалопутный, а вот поди ж ты! Когда уезжает на несколько дней в другой город или страну, всегда мне ключи от квартиры оставляет, чтобы я его растения поливала. Там у него апельсиновое дерево на кухне, а в комнате пальма маленькая и ещё какое-то непонятное растение. Игорь Михалыч говорит, что это такой экзотический цветок, который ест птичек. Пугает меня, старушку. Ему и мух-то жалко. Он их в форточку выгоняет, а не прихлопывает, я сама видела, а тут птичек губить. Любит он напридумывать всякой ерунды, туману напустить. Одно слово – писатель!

– Значит, сегодня он носил продукты и кусты в машину? – Жанна выбрала нужную информацию, из потока, обрушенного на неё говорливой пожилой женщиной.

– Да, сегодня утром загружался. Шампанского целую коробку нёс. Видно гостей ждёт, – «невинно» моргая ресницами, сообщила соседка.

– Ясно, – кивнула Жанна и вызвала лифт.

– А сколько шампанского вмещается в коробку? – продолжала «простодушно» ехидничать соседка «бывшего».

– Не знаю. Я шампанское не люблю. Меня от него пучит, – мило улыбнулась Жанна сквозь закрывающиеся створки лифта.

Жанна Ивановна доехала на троллейбусе до метро и затем на подземке – до Ярославского вокзала. На вокзале ей «попался на глаза» газетный киоск. Сквозь витрину прямо на Жанну Ивановну с задней обложки нового романа смотрел её «бывший». Видно работница специально поставила книгу задней обложкой к витрине, чтобы потенциальный читатель смог прочесть восторженные отзывы критиков о книге.

«Ах ты, зараза! Ещё на тебя деньги тратить!» – разозлилась Жанна, но всё-таки купила книжку.

Первые свои книги Лобов привозил детям. Хотя сын не жаловал отцовскую писанину. Он больше любил фэнтэзи или мистику. А дочь больше любила мастерить что-то своими руками, рисовать, шить, вязать, и, как многие современные дети, часами играть на компьютере или общаться в социальных сетях. Но после третьей или четвёртой книги, когда выход романа перестал быть удивительным событием, а стал хоть и радостным, но вполне обычным явлением, бывший муж перестал дарить свои книги.

Первых два романа Жанна Ивановна прочла. Затем читать перестала. Хотя романы Игоря были всегда с элементами мелодрамы, но больше времени в описании уделялось всё-таки героям-мужчинам с их мужским трёпом: машины, футбол, алкоголь, деньги, политика, и, конечно, – женщины. Но женщины в романах Лобова представлялись в основном, как объект вожделения мужчин, или даже как костяшки на счётах мужских побед. Такими в романах мужа были все женщины кроме главной героини. Главная героиня бывала обычно длинноногой блондинкой с грандиозным интеллектом, с самоотверженной любовью и ангельской добротой. Какой-то заоблачный идеал, а не реальная женщина. Поэтому Жанна Ивановна перестала читать романы бывшего мужа.

И чёрт её дёрнул купить сейчас книжку! Спросила бы на даче, Лобов бы ей и так подарил. Ну уж купила, так купила. Чего уж теперь!

Жанна Ивановна заняла место в вагоне электрички и начала перелистывать книгу, выхватывая взглядом отрывки текста и пытаясь понять, о чём пойдёт речь, и стоит ли ей сейчас начинать читать. Она прочитывала по одной или две строчки, перелистывала несколько страниц, снова читала пару строк. После третьего или четвёртого перелистывания один отрывок «резанул» по глазам.

«Игорь с женой вышли из магазина. Руки у них были заняты пакетами с продуктами. Оставалось ещё купить майонез, и можно было отправляться готовить праздничный стол для семейного торжества.

– Женя, – задумчиво произнесла женщина, – мы лук забыли купить.

– Ого! – рассмеялся Игорь. – Меня уже называют Женей. Так-так! Что там у вас с Женькой?

Жена Игоря и жена Жени работали в одной школе и были хорошо знакомы. Затем познакомились и мужья. Затем семейные пары начали ходить друг к другу в гости на праздники. Так что, Женя был другом семьи. Игорь не ревновал жену. Он был абсолютно уверен в себе, как оказалось впоследствии – безосновательно. Но пошутить на такие темы как «кум с кумой» он любил. Особенно пошутить над таким правильным Женей и такой правильной и образцово-показательной своей женой. Из всей компании один Игорь всегда выглядел шалопаем и разгильдяем.

– Я – не Женя. Меня зовут Игорь, – шутливо продолжал возмущаться Игорь.

Жена, на мгновение смутившись, вдруг выкрикнула со злобой:

– Я тебе ничего не говорю, когда ты называешь меня Катей! И во сне: Катюша, Катенька!»

Жанна Ивановна прикусила губу. Она помнила этот случай. Только Игорь в то время во сне говорил: Ира, Иришка, Иринка, Иришечка. У Жанны тогда ещё «ничего не было» с Женькой. Она только начинала об «этом» думать. Точнее, о нём, о Женьке думать. Ещё точнее, об «этом с ним».

Жанна вспомнила то время, когда Лобов охладел к ней. Она сразу почувствовала, что у него появилась другая женщина. Жанне было очень плохо в то время. Она хотела сохранить семью, потому что семья у них была хорошая, если бы не… Бывали у Игоря изредка загулы, бывали, наверное, и встречи с женщинами какие-то мимолётные, на которые мудрая Жанна Ивановна «закрывала глаза». Но она сразу почувствовала, когда появилась настоящая соперница.

Жанна, чтобы сохранить семью, решила родить второго ребёнка. Ребёнок удержит мужа в семье. Она оказалась права. В то же время Жанна была очень зла на мужа и решила «отомстить» ему с Женей. Начала о нём, о Женьке думать, чаще, чем об Игоре, и вот, случайно назвала мужа его именем. Лобов в романе даже имя не изменил, зараза.

Затем родилась дочка. Муж в ней души не чаял. Вскоре у Лобова закончился роман «на стороне». Жанна это сразу почувствовала по множеству признаков. Только Игорь начал сильно выпивать. Даже не выпивать, – пить.

А Жанна Ивановна всё же «закрутила» с Женей. Конспиратор из неё оказался никудышный. Она привыкла: если уж работа, то с полной отдачей, дети – всё для них, что в её силах. Пришла любовь, и она в ней полностью растворилась.

Адюльтер имеет свои негласные неписаные правила поведения и, в большинстве случаев, вполне реальные земные «прикладные», если так можно выразиться, цели. Если «на минутку» забыть о специфичности целей встреч «на стороне», и начать нарушать неписаные правила адюльтера, то с большой долей вероятности человек может по-настоящему влюбиться, и это всегда крушение семьи. Даже если женщина не разводится со своим теперь уже нелюбимым супругом, или, соответственно, мужчина с супругой, всё равно своё пребывание в семье начинает восприниматься как жертва «ради детей», или вообще абстрактно «чтобы сохранить семью».

Супружеская измена – это дурно, безапелляционно считает автор, полностью отвергая утверждение некоторых бывалых гуляк «левак укрепляет брак». Ерунда. Полностью разрушает.

Так вот, Жанна Ивановна влюбилась, отдалась своему чувству, как цельная и искренняя натура, и не смогла выдержать те правила игры, которые диктует адюльтер. А это – постоянная микро-ложь, это постоянна актёрская игра, это необходимость постоянно наступать «на горло собственной песне».

Игорь быстро заметил изменения в своей супруге. Он не стал долго терпеть, как это делала Жанна Ивановна. Он сразу же поговорил с женой. Она, пытавшаяся отпираться, не справилась со своей честной и прямой натурой и выдала себя с головой. Игорь, какое-то время жил с ней под одной крышей, пока не нашёл жильё, и затем съехал, забрав свою одежду и часть книг. Пока муж подыскивал жильё и жил с Жанной в одной квартире, она продолжала готовить ему еду, продолжала стирать его вещи (машинка стирает, не трудно). Правда, некогда близкие люди перестали разговаривать вообще. Только через детей, если очень нужно.

Примерно так:

– Скажи маме…

Или:

– Скажи папе…

4

Весь вечер Александр был «сам не свой». Он прочёл роман «от корки до корки». Сомнений не осталось, главная героиня романа Катя – не кто иной, как его жена Ира.

«Ах, Ирка, Ирка! Ну зачем ты так со мной?! А писатель-то, положим, гнида, своё обязательно получит!», – такие и подобные мысли не оставляли Сашу ни на минуту.

Младшая дочь Лена, за ужином заметила плохое папино настроение и пыталась растормошить его, но отец отвечал односложно, был весь в своих мыслях, и дочь решила, что у папы проблемы в бизнесе, и он, когда с ними разберётся, снова «придёт в себя».

Александр задумчиво мыл посуду, отвечал невпопад на вопросы дочери. Попытался поиграть на компьютере в одну из «стрелялок», это всегда успокаивало, но сегодня не помогло. Уселся на диван у телевизора, включил какой-то тягомотный фильм и невидящими глазами уставился в экран. Александр думал о своём травматическом пистолете, который хранился в небольшом несгораемом шкафу. Саша купил его лет 6-7 назад, а может быть и ещё раньше, как раз в то время, когда пошла мода на эти пистолеты, после прошедшей моды на газовое оружие. Все документы на оружие были оформлены, как положено по закону.

Саша иногда брал пистолет с собой, когда нужно было отвезти наличные деньги на фабрику в Подмосковье, или каким-нибудь поставщикам, которым было удобней работать с наличными деньгами. Но в последнее время все расчёты проходили через банк, и Саша года два не доставал пистолет из шкафчика.

Александр размышлял о том, что толку от травматического пистолета немного. С таким же успехом можно взять любую палку потяжелее. Ведь пистолет, как и палка, – оружие ближнего боя. Но разница всё же есть. Несколько шагов между тобой и противником достаточно ощутимая разница. И в прямой контакт с противником вступать не надо, даже через палку. Нет, всё же травматический пистолет – штука хорошая.

Александр тихо подошёл к комнате дочери, заглянул, и, убедившись, что Ленка в наушниках слушает музыку и «ВКонтакте» переписывается с кем-то, прикрыл дверь. Затем он зашёл в спальню и открыл антресоль платяного шкафа. Там находился маленький несгораемый сейф. В нём лежал пистолет. Саша достал оружие, проверил, зарядил и положил на место. Он знал, если выстрелить из травматического пистолета в голову с близкого расстояния, то у жертвы мало шансов остаться в живых. А если выстрелить в голову несколько раз, подумал Александр, шансов не останется совсем.

Саша взял телефон и набрал номер одной из подружек и коллег Ирины, Зои. Зоя выглядела как маленькая мышка, но обладала большим умением знать всё обо всех.

– Привет, Зойка. Это Саша, муж Ирины.

– Привет, Сашка. Я узнала.

– Слушай, тут такое дело. У меня есть знакомый, нужный мне человек. У него есть увлечение – он собирает автографы современных писателей, авторов детективных романов. У него в коллекции автографы Марининой, Донцовой, Корецкого, да много ещё кого. А тут недавно в разговоре я обмолвился, что был знаком с Лобовым, и этот любитель автографов просто замучил меня, познакомь да познакомь, или хотя бы адрес дай. Ты случайно не знаешь адрес Лобова? Ты хоть помнишь его? Был у вас такой проводник.

– Как же Игорька не помнить, – хохотнула Зоя. – Он давно разошёлся с женой и живёт по новому адресу. Тебе какой адрес, новый или старый?

– Конечно, новый, – раздражённо ответил Саша.

– А я откуда знаю, может быть, у тебя какие-то дела к его жене, – снова засмеялась Зоя. – Ладно, пиши, диктую.

Саша записал адрес.

– Может быть, тебе его телефон дать? Позвонишь, договоришься? – спросила Зоя.

– Не надо. Ходя, давай, диктуй.

Саша «забил» номер в телефон и уже хотел нажать кнопку отключения соединения, но услышал в трубку:

– Эй, ты ещё на связи?

– Да, – подтвердил Саша.

– Тебе он когда будет нужен, сегодня?

– Нет. Завтра.

– Завтра его дома не будет. Он уедет утром на дачу.

– А знаешь адрес дачи?

– Конечно. Записывай.

Александр записал адрес дачи.

– Зойка, откуда ты всё знаешь? – с искренним удивлением поинтересовался Саша.

– Что «всё»?

– Ну, вот, что мужик, который давным-давно от вас уволился, завтра едет на дачу? Ты что, его любовница?

– У меня есть любимый муж, которому я никогда не изменяла и не изменю, – весело, но с нескрываемыми нотками превосходства, отрапортовала Зоя. – А если я когда-нибудь с кем-нибудь познакомилась, то это навсегда, и поддерживаю отношения, хоть чуть-чуть. Поэтому ты и позвонил мне. А знаю я о том, что Лобова завтра не будет дома, потому что звонила ему сегодня. Поздравила с выходом нового романа. Он мне и сказал, что поедет завтра на дачу.

– Ты читала роман-то? – опасливо спросил Саша.

– А как же! Хи-хи-хи, – тоненько захихикала Зоя. – Ладно, бывай. Передавай Ирке привет. Хи-хи.

Когда пришла от подруги старшая дочь, Саша сказал ей, что ему утром нужно кое-куда съездить по работе, и чтобы девчонки завтракали без него.

– Завтра выходной, – удивилась Галя. – Какая может быть работа?

– У меня ненормированный рабочий день, – напомнил отец. – Поставщики лес привезли из Карелии, надо принять.

– Как будто без тебя принять некому, – пожала плечами Галя. – Не волнуйся, мы позавтракаем, посуду помоем, обед я приготовлю. К ужину приедешь?

– К ужину мама с работы приедет, – задумчиво ответил Александр. – А может быть, и к обеду успеет.

– А ты когда? – не отставала Галя. – И к ужину что ли не приедешь?

Александр растерянно пожал плечами:

– Не знаю. Как освобожусь.

Галя засиделась далеко за полночь у компьютера. Она весело общалась по социальным сетям с друзьями, со знакомыми и незнакомыми ухажёрами. От обилия поклонников и их комплиментов кружилась голова. Галя не была легкомысленной девушкой, но то, что ей нравится повышенное внимание противоположного пола в её восемнадцать лет, считала признаком нормальности и душевного здоровья.

Девушка захотела пить и отправилась на кухню за колой. На кухне за большим столом сидел отец и плакал. Он не видел дочери. На ногах девушки были мягкие тапочки-игрушки, и её шагов не было слышно. Перед отцом лежал его дневник. Он всегда записывал туда, что планировал сделать. И ещё записывал то, что сделал, где побывал, с кем встречался, и сколько денег заработал. Он как-то сказал дочери, что записанными мыслями легче управлять.

И вот он сидел перед дымящейся чашкой кофе, перед открытым дневником, с авторучкой в руках и плакал. Галя никогда за все свои восемнадцать лет не видела отца таким. Он всегда был бодрым, умным, деловым, правильным. Папа – одним словом. А тут! Девушка забыла, зачем шла на кухню, вернулась в свою комнату, выключила компьютер и, расстроенная, легла спать.

Утром Саша умылся, позавтракал, пристегнул под лёгкий льняной «мятый» пиджак кобуру, сунул в неё пистолет и щёлкнул замком двери. Из своей комнаты вышла младшая дочь:

– Папка, ты куда?

– Я вчера Галке всё объяснил, – тихо сказал Александр. – Мне нужно на работу сегодня срочно.

– Пока, – Лена приобняла отца и поцеловала в щёку. – Что это у тебя?

Она отодвинула полу пиджака, посмотрела на пистолет, уважительно покачала головой и сказала:

– Круто! А зачем?

– Деньги нужно отвезти поставщикам. Они хотят, чтобы мы заплатили часть денег наличными. Пока, котёнок.

– Пока, пап, – махнула рукой Лена. – Убирай ключи. Я дверь за тобой сама закрою.

Саша спустился на лифте во двор, завёл свой серебристый «Ниссан Патфайндер»» и осторожно вырулил на проезжую часть.

Ему всегда не нравились люди, которые покупают огромные джипы и ездят на них как будто на грузовиках или на автобусах, когда нужен всего лишь легковой автомобиль. И во дворах эти высокие, широкие и удлинённые катафалки занимали в два раза больше места, чем занимает простой автомобиль. Причём сходство с машинами для перевозки трупов было абсолютным, потому что эти внедорожники были сплошь чёрными.

И вот, когда коллеги по работе сделали Саше замечание, что, мол, негоже ему на отцовской двадцать четвёртой «Волге» ездить, стыдно, не по статусу, Саша неожиданно для себя купил именно такой же здоровенный «катафалк», которые так любил критиковать. Единственным отступлением от грузовиково-автобусно-устрашающей нормы вида статусного внедорожника был не чёрный цвет. Коллеги успокоились и сказали, что, ну вот, хоть так. А когда они продвинут Сашу в Мосгордуму через пару лет, он, конечно, пересядет на машину нормального чёрного цвета.

После того, как Саша впервые сел за руль своей новой машины, он резко поменял мнение о внедорожниках и их владельцах, коим он стал являться. Машина ему нравилась во всех отношениях: высоко, быстро, надёжно, удобно, стильно, мощно. На природе – недостатков нет, а в Москве «под ногами» вечно путаются юркие «Матисы», «Киа-пиканто», «Хёндаи-джетсы» и «Пежо – сто седьмые». И паркуется эта мелочь ловчее, хотя, если не заморачиваться моралью, а заезжать одной стороной на тротуар… А чего ей заморачиваться, моралью? Думать о пешеходах? Так они «достали» ещё похлеще мелких машинок.

Александр немного успокоился, с любовью подумав о своём «Патфайндере», вырулил на шоссе и привычно разогнался до максимально разрешённой скорости, а в местах, где позволяло движение – до скорости, гораздо большей. В местах, где были вывешены видеокамеры, Саша предусмотрительно снижал скорость.

Мысли постепенно переключились с «Ниссана» и дороги на травматический пистолет. Александр видел по телевизору, какие ужасные травмы приносила эта «игрушка». Люди после знакомства с резиновыми пулями оставались без глаза, или получали какие-то другие серьёзные травмы. Кого-то всю последующую жизнь мучали жесточайшие головные боли. Никому никаких мучений Саша не желал, но и себе тоже. Мучиться, ревновать, ненавидеть – так жить всю оставшуюся жизнь? Нет, Александр этого не желал. Надо разобраться с этим уродом, с этим, ха-ха, романистом. Убить?! Нет, Саша, вроде, не хотел убивать. Но если сделать несколько выстрелов в голову с близкого расстояния… Сделать? Зачем он вообще взял пистолет?

Саша не знал, что делать. Он – не убийца. Но он – хозяин положения. На его стороне правда. Он имеет моральное право! В его семью влез этот ублюдок! Его никто не приглашал, этого, как его? И теперь эта мразь за всё заплатит. Убью! Убью гада!! Ах, сволочь!

Вскоре «Ниссан» Александра «пролетел» мимо деревянной скульптурной композиции «Два весёлых гуся». Мастерски сотворённые из дерева красивые птицы размером со взрослых медведей были хорошим ориентиром для водителей. Все так и говорили: «доедешь до «гусей» и налево» или «подождите меня возле «гусей».

Через полчаса мимо тех же гусей промчалась белая «Тойота-Корола» с Алиной за рулём. С той Алиной, с которой Лобов так пикантно познакомился на презентации. Женщина в бешенстве шипела вслух:

– Убью! Убью!! Схвачу что-нибудь потяжелее, что попадётся под руку и тресну ему по башке!!!

Эти страшные угрозы были адресованы тому же самому ничего дурного не ожидающему Игорю Лобову. Дело в том, что под воздействием алкоголя после бешеной страсти на кухне ресторана, Игорь в пьяном кураже гелевой авторучкой написал у Алины на груди «Прекрасна». Обладательница так высоко оцененной груди оделась, поправила причёску, подкрасила губки и решила, что смоет этот боди-артный автограф дома. А пока её волновала эта бесшабашная алкогольная ситуация, эти дешёвые сумасбродства, которых, как оказалось, ей не хватало. Она погладила блузку на том месте, где Лобов оставил свой автограф, мол, «ты в моём сердце», и они довольные вышли в зал.

Домой Алина вернулась поздно и сильно «во хмелю». Она уже напрочь забыла о васильевском автографе. И ещё, как назло, она поскользнулась, принимая душ. Дверь в ванную комнату они с мужем никогда не запирали, поскольку жили вдвоём, без детей. Муж услышал шум, зашёл узнать, не нужно ли чем помочь и увидел начинавшую растекаться по груди надпись. Он успел прочесть. Наутро состоялось «выяснение отношений». Алина кое-как отбрехалась, что, мол, это подружки в фитнес-клубе написали. Что они с подружками организовали импровизированное соревнование – у кого грудь красивее, и Алину признали победительницей.

– Что ж не смыла в душе? – усмехнулся муж. – Или ты на презентацию после фитнеса пошла, не приняв душа? Ты хвастаешься, что всегда занимаешься «до седьмого пота». Так и пошла, не смыв всех семи потов?

– Так это состязание мы в душе и устроили, когда всё на виду, а не стянуто купальниками или майками, – ответила Алина. – Как раз после душа подружки и написали, а я покрасовалась надписью как медалью, а потом и забыла о ней.

Было видно, что муж не поверил. И за это Алина возненавидела Лобова. Он был не первым и не десятым её любовником, но всегда тайна отношений «на стороне» сохранялась. И отношения с мужем оставались расчудесными.

Алина любила мужа. Она его уважала, она им гордилась, она по нему скучала, если случались недолгие разлуки, она ему доверяла. Муж устраивал во всех отношениях: и представительный, и ласковый, и сильный. Почти все герои её интрижек «ему в подмётки не годились». Зачем они нужны были ей, эти интрижки? Влекло непреодолимое желание «побеждать» мужчин своим женским обаянием, своей женской слабостью-силой, своей сексуальностью. И почему-то она не могла остановиться на определённом уровне отношений и «зафиксировать» свою победу. Вот, мол, ещё одного олуха я заставила захотеть себя. Нет, так не считается, думала она. Она не могла удовлетвориться победой без окончательной констатации мужского «поражения». Хотя мужчины при этом думали совершенно обратное. Они мнили себя победителями и неотразимыми кавалерами. Да и, действительно, выбирала Алина себе кавалеров «не из последних». Было кем и чем гордиться, иногда.

Конспирацию Алина всегда соблюдала очень тщательно. Её не интересовала людская молва как таковая. Ей даже было бы лестно похвастаться своими победами перед «толпой». Но Алина сохраняла покой мужа, и считала, что своими стараниями по сохранению тайны интрижек она проявляет к нему исключительную и искреннюю заботу.

И вот всем этим прекрасно отлаженным отношениям, похоже, приходит конец. Чёрт с ними, с интрижками. Так, баловство. Но за отношения с мужем Алина готова была драться до последнего. И ей почему-то казалось, что в первую очередь надо наказать Лобова, виновника всех её бед.

5

По окружным подмосковным дорогам к даче писателя приближалась ещё одна машина. Красный маленький «Ситроен» при всех крутых поворотах дороги постоянно выруливал на путь к цели, к этой самой даче, над головой владельца которой сгущались тучи.

«Сгущались тучи» – «избитое» выражение. Тогда – сгущались краски! Нет, «сгущались краски» это вообще «не из той оперы». И всё же – напряжённая ситуация вокруг бывшего проводника становилась тревожней. И владелица красного «Ситроена» могла, да и желала, внести очень большую лепту в это напряжение.

Хозяйкой маленькой машинки являлась проводница Ирина. А какие мысли «носились» в этой немолодой, но очень красивой голове!

Ирина проклинала этого придурка, который не может жить как все люди, потихоньку получая от жизни всё по максимуму, но соблюдая главное правило – не болтать лишнего. А эта сволочь вот чего удумал, написал всё про них. Правда, под другими именами, но какая разница, написал, как будто на видеокамеру снял. Ну, это ему даром не пойдёт! Лишь бы Сашка ничего не понял, он же все книги «этого» читает. А если поймёт, то не поехал бы разбираться. Игорь здоровее, но Сашка за последние годы стал жёстким, пистолет вон купил, пусть и травматический, всё одно – пистолет. Мало ли что случится, а они живут с мужем прекрасно. И из-за какого-то пьянчужки, который возомнил себя Конан Дойлем или ещё каким-нибудь доктором Ватсоном, идиллическая жизнь может прекратиться в одночасье.

Ира последний год вообще(!) мужу не изменяла. Он был лучший. Он им был всегда и таковым остался! И зарабатывает прилично, и деньги только на семью. Да и не деньги главное. Когда она больше зарабатывала, Сашка всё равно был лучший. Хоть как-то и заразил её гонореей. Смешно! У неё было столько мужиков, но единственный раз подцепила какую-то дрянь она именно от мужа. Он сказал, что у него «это» было не с женой единственный раз, случайно как-то получилось. И Ира ему поверила тогда, как продолжала верить и сейчас. Он вымаливал у неё прощение, и торжественно поклялся, что «это» случилось в первый и в последний раз. И Ира снова ему поверила, и продолжала верить и сейчас. Она помнила их разговор дословно:

– Сашка, я же тебе верила больше чем даже себе. О себе я знаю, что иногда могу быть такой скотинкой!

«Скотинкой» было сказано вполне нежно, себя мы даже ругаем ласково. И Ира смотрела в Сашкины глаза, а в них была боль, в них была мольба, в них было, как это ни смешно звучит, торжественное обещание.

Ещё мысли Ирины были о том, что надо подыскивать работу. Пусть Ира ещё «очень даже». Не «очень даже ничего», без «ничего», именно – «очень даже!», всё равно пора подыскивать более оседлую работу. При её коммуникабельности у Иры не должно было возникнуть проблем с работой на предприятии, в администрации, хотя бы инструктором. Но проводница любила свою работу, любила путешествовать.

Ладно, о работе можно после подумать, а что делать с этим? С этой пьянью? Напоить «до усрачки» и спалить его дачу вместе с ним.

Нет, Ира не замышляла убийство. Она просто думала, что хорошо бы дача этого скота Лобова сгорела. И хорошо бы, чтобы он в это время находился там. Ведь это вполне возможно. Ведь он пьёт? Пьёт. Сильно? Сильно. И чего это она, когда у неё с ним «было», в нём находила? Ведь он так же пил. Сильно. Но когда выпивший человек не постоянно рядом с тобой, а только в часы отдыха, в часы досуга, то это воспринимается вполне доброжелательно. Если бы её муж, Сашка, позволил себе быть в таком состоянии дома, при детях. Да она бы с ним и недели не прожила. Развелась бы не задумываясь. А с этим …

А с Лобовым у них тянулось… да почти три года тянулось. Ни фига себе! Правда – долго. И начиналось-то всё как разовая интрижка под воздействием алкоголя. И мнение-то у них друг о дружке во время знакомства сложилось – «не очень». И надо же – такая любовь!

Любовь? Да ладно, какая любовь! Секс, прогулки вместе, поездки в интересные места вместе. Просто было хорошо рядом. Прикасаться мизинцем к мизинцу – восторг, что уж говорить об остальном. И что это, если не любовь?

Они ревновали друг друга ко всем, как бешеные еноты. Ко всем? У обоих были супруги, и расставаться со своими законными половинами никто из них не собирался. Тогда, какая тут, к чёрту, может быть ревность?! А ведь была, ещё какая!

Ирина посмотрела на корешок книжки, торчавший из сумочки, которая стояла на пассажирском переднем сидении. Из-за этой книжки Ира и сорвалась как сумасшедшая к давно забытому и вычеркнутому из круга интересующих её людей своему бывшему возлюбленному.

Как всё сегодня хорошо начиналось. Она приехала из Берлина с подарками для дочек и мужа. И в Берлине в свободное время успела искупаться в бассейне, прошлась по магазинам, и благосклонно приняла предложение нового молоденького проводника пообедать вместе. Парень был лет на двадцать моложе Ирины. Он предложил ещё в рейсе предложил «познакомиться поближе». Но тут Ира не раздумывая отказала. Она не изменяла мужу. Давно уже не изменяла. Нет, Лобов не стал последним в череде её фаворитов. Но в последние годы Ирина всё больше и больше проникалась радостью от того, что у неё хорошая семья, что у неё прекрасные дочери, и что ради мелких интрижек, вполне безобидных на её взгляд, она не хочет рисковать всем, что у неё есть, рисковать так безбашенно, как ещё совсем недавно, в молодости.

В молодости? Так не хотелось верить, что молодость прошла. Вот ведь, молодой пацанчик, этот проводник, клеился к ней в Германии. Да и она во время обеда не удержалась и немного «поиграла в гляделки» с ним. Ведь она всё ещё неотразима. Или отразима? Тьфу, чёрт! «Неотразима» нормально звучит, обольстительно, а «отразима» как-то по-военному.

В Москве, минуя вокзал, направляясь к своей машине на стоянке, она проходила мимо киоска с печатной продукцией и увидела на витрине среди Донцовой, Марининой и Корецкого, знакомую фамилию. Ирина давно знала, что Лобов – автор детективных романов. Она знала, что её Сашка иногда читает его книги. Ирине это не нравилась, но что она могла поделать. Её не покидало чувство беспокойства, а вдруг этот алкаш опишет её, Иру, и вставит в свои «убивалки» и «воровалки», а Сашка узнает в героине Иру. Но вышло несколько романов, герои в них были совершенно не похожие на реальных людей, или злющие страшные бандиты, или честные красивые сыщики, а женщины как будто списаны с героинь голливудских блокбастеров.

Ирина попросила показать ей книжку. Посмотрела на заднюю обложку. Там, на фото был её бывший любовник, собственной персоной. Да ещё и улыбался так нагло. У-у-у, рожа! Ирина не собиралась анализировать, почему воспоминания об отношениях с Лобовым ей неприятны. Неприятны и всё. Она полистала книгу, рассеянно пробегая глазами по строчкам, но вдруг взгляд зацепился за что-то, что ей очень не понравилось. Она не хотела верить. Неужели решился?! Ах, свинья!

Она купила книжку, почти бегом добралась до машины, плюхнулась на сиденье и лихорадочно начала читать, пропуская все криминальные детали романа.

«Они провели сказочную ночь, и у них был ещё целый день. Игорь попросил у одного из своих школьных друзей ключи от его квартиры. Друг в то время был холост и часто жил на даче с родителями. Катя с Игорем прожили вечер, ночь и утро как нормальная влюблённая пара, у которой есть все условия для любви. А какие нужны условия? Быть рядом. И бывают ли нормальные влюблённые пары? Не бывает таких пар. Все они ненормальные.

Как хорошо было вечером вместе готовить ужин! Как хорошо было целоваться не тайком, не украдкой, а свободно и постоянно. Как хорошо было никуда не торопиться, а знать, что вся ночь в их полном распоряжении. И они использовали возможности этой ночи самозабвенно.

Правда, когда ложились в кровать, Игорю показалось, что так уже с ним было. Что было? Да вот то же самое. Ужин, весёлые разговоры о прошедшем дне, работающий телевизор, неспешное раздевание, доверчивое бесстыдство.

Господи, подумал он, у этой квартиры планировка моей квартиры, нашей квартиры, нашей с женой. Только мебель расставлена по-другому. Планировка была обыкновенной, типовой, поэтому и встречалась слишком часто во многих квартирах. Но Игорь об этом не думал. Его давило это удобство, как будто он привёл любовницу к себе домой. Он не хотел этого. Стало как-то неуютно. Зачем же так! Так не должно быть. Когда встречи были в вагоне, в каких-то отелях, на природе, или вообще в экстремальных и экзотических местах, это Игоря не останавливало. К тому же он видел, как «заводится» от новизны ситуации его спутница, и сам заводился от этого ещё сильнее. А здесь всё уютно, по-домашнему. Так должно быть дома. Дом, семья. Дети ждут папку. Тьфу, чёрт. Не думать. А если думать, то не делать того, что делаешь. А зачем делаешь?

Этих мыслей Игорь никогда не успевал додумать. Катька своей нежностью и весёлостью быстро заставляла забывать обо всём. Но в этот раз мысли почему-то не оставляли его.

Утром они выпили кофе и позавтракали яичницей. Катерина пообещала роскошный обед, написала на бумажке набор продуктов, и парочка собралась прогуляться. Но пришёл друг, владелец квартиры. Он неожиданно приехал с дачи за какими-то документами. Принёс бутылку вина. Игорь познакомил его с Катей. Они посидели втроём за бокальчиком, поболтали, пошутили, пообсуждали телевизионные сплетни. Через пару часов друг засобирался обратно. В коридоре, одеваясь, он восхищённо показал Игорю большой палец. Классная деваха! Да Игорь и сам знал.

Катя сказала, что гулять они пойдут после обеда, что после вина надо бы хорошо поесть, и что Игорю придётся сходить в магазин одному. Купить недостающих продуктов. А она пока начнёт готовить из того, что привезли с собой.

Игорь вышел на улицу. Семейная жизнь. Та же самая семейная жизнь. Так зачем же всё это, думал он. Ведь у меня есть всё то же самое: квартира, женщина, приготовленный обед, прогулки в магазин по списку, вечером – телевизор, на посиделках с друзьями – обсуждение тех же теле-сплетен. Зачем сейчас то же самое? Чем лучше? Катька лучше Аньки, его жены? Вот уж фигушки. Анька добрей, порядочней. Зато Катька безбашенней в постели. А чего стесняться? Всё равно вместе не навсегда. Хотя Катька уже «закидывает удочки», а вот если бы… Никаких если бы.

Игорь зашёл… елки зелёные, это же не магазин, это бар. Скучающая буфетчица, толстая в кокошнике, самого располагающего советского вида бармэнша, совершенно искренне улыбнулась:

– И чего нам налить.

– М-м-м, пятьдесят коньячку, – неожиданно выпалил Игорь.

– И чего тебе с пятидесяти будет, как слону дробинка, – продолжала улыбаться буфетчица. – Наливаю сотку?

– Наливай сто пятьдесят, – засмеялся и махнул рукой Игорь, как бы снимаю всю свою внутреннюю защиту перед соблазнами.

Через полчаса он, покачиваясь, стоял у стойки, и рассказывал буфетчице и посудомойке, какая у него сложилась непростая жизненная ситуация. Женщины слушали его, как будто он рассказывал им о сериале «Просто Мария» или «Рабыня Изаура». Худенькая посудомойка даже слезу пустила.

Игорь достал деньги, начал расплачиваться.

– И ещё соточку посчитайте. И налейте, само собой.

– Хватит тебе,– махнула рукой буфетчица. – Иди уже, ждёт ведь.

Но она всё-таки налила ему пятьдесят граммов коньяка со вздохом:

– Ох, мужики, о-ох, кобели! И чего вам дома не хватает. И мой такой же».

Ира прекрасно помнила этот случай. Это была первая серьёзная размолвка с Игорем. Или не первая? Были и ещё размолвки. И размолвки, это скромно сказано. Были скандалы и скандалищи. Поводы – ревность или недостаточно выраженное чувство, недостаточное внимание. Ни Ира, ни Игорь, дома в семьях такими не были. В семьях они были спокойные уравновешенные разумные люди. Но стоило им приблизиться друг к другу, как они сразу превращались в две боевые гранаты без чеки, которые, как им и положено, через какое-то время взрывались. Но ссоры затихали, и через несколько минут, или, максимум, через час, пара начинала привлекать к себе внимание всех окружающих флюидами безоблачного и бесконечного счастья. Кто-то из знакомых над ними откровенно смеялся, кто-то так же откровенно завидовал, кто-то даже брал пример. Копировали их нежные словечки, копировали их поступки. Друзья Игоря, с пренебрежением встретившие «ещё одну», стали друзьями Иры. Её подруги, пожимавшие плечами «что она в нём нашла?», стали подругами Игоря. Были среди друзей такие, что по отдельности к кому-то одному из них ни за что бы не подошли. Ира и Игорь как магнитом притягивали к себе людей. Этот магнит назывался – счастье.

И вот, они вдвоём! Каких усилий стоят им обоим эти нечастые встречи. Как они долго готовятся, договариваются, хитрят в семьях, отрывают время от повседневных и нужных дел. Всё ради этих нескольких часов счастья. А тут счастье могло длиться почти два дня. Но открывается дверь и появляется Игорь. Глаза стеклянные. На губах невесёлая пьяная ухмылка. Это было оскорбление. Это было страшное унижение. Никакого обеда и послеобеденного времяпровождения тогда не случилось. Они сразу поехали по домам.

Нет, это был не конец отношений. Эта связь длилась ещё какое-то время, но вектор отношений поменялся. Этот случай что-то сломал, или просто отношения доросли до логического верхнего предела и начали так же логически быстро стремиться к нулю.

Ирина резко затормозила около придорожного комплекса: кафе, магазин, гостиница, туалет, автосервис; отметив, что по российским дорогам стало ездить значительно удобней. Сервис – «на каждом шагу». Во всяком случае – в районах ближайшего Подмосковья. Она раздражённо указала продавщице на бутылку самой дорогой водки, на бутылку виски известной марки, и, немного подумав, добавила к этому бутылку армянского коньяка.

«Извини, дорогой, французского коньяка не было», – язвительно подумала она, с удивлением обращая внимание на то обстоятельство, что как будто и не было нескольких лет разлуки между ними, и ей привычно легко общаться с ним, пусть и мысленно. Они всегда разговаривали шутками-прибаутками, постоянно подтрунивали друг над другом. Иногда градус иронии поднимался до обидного, но быстро снижался объятиями и поцелуями.

«Надеюсь, у него найдётся на даче какая-нибудь еда, – думала Ира, – а если нет, то и лучше, быстрее напьётся до отключки».

Она вдруг неожиданно затормозила и припарковалась у обочины. Откуда такие страшные мысли?! Неужели она и правда решила его убить? Ира не верила себе. Тогда зачем она потратила необходимые семье деньги на убойную порцию алкоголя? Дорогого алкоголя, чтобы как ребёнка привлечь яркими этикетками страждущего, привлечь престижными названиями и баснословной ценой. Чтобы уж наверняка?

Ирина зарычала. За рулём маленького автомобиля сидела красивая женщина и по-настоящему громко рычала. Рычала как львица или как собака на цепи. И не было в этом её проявлении эмоции никакой позы или игры. Разъярённая хищница готова была броситься на жертву и растерзать её. Иногда проскальзывали мысли-вопросы, она что, правда решила убить своего бывшего любовника? Она тут же отмахивалась от этих мыслей, мол, ничего я не собираюсь и не планирую.

Невдалеке у придорожного кафе торговали дровами и пакетами с углём для приготовления шашлыков. Ирина проехала несколько метров.

– Жидкость для розжига есть?

Продавец кивнул. Она купила самую большую баклажку жидкости для розжига огня и бросила её в багажник, подумав, что «в случае чего» всё должно быть готово.

6

Жанна Ивановна вышла на железнодорожной станции города Сергиев Посад. Она перешла по наземному переходу от платформы к привокзальной площади. Увидела останавливающийся автобус и направилась к нему, но оказалось, что в этом месте только высаживают пассажиров, а «посадка» на автовокзале, рядом. Зато Жанна увидела красивый памятник. Она удивилась, что обычный в российских городах памятник Ленину у вокзала необычен. Вождь революции столетней давности сидит в какой-то неестественно вальяжной позе. Неестественной – для энергичного вождя мирового пролетариата. Подойдя поближе, Жанна Ивановна убедилась, что в памятниках она «не очень», что это совсем даже и не Ленин, а промышленник Мамонтов, на деньги которого построена первая ветка Ярославской железной дороги.

«Тоже вот лысый, как Ленин. Поди их, разбери, этих мужиков», – хихикнула Жанна, и отправилась искать автобус или маршрутное такси, на котором она смогла бы добраться до дачного посёлка Воробьёво, в котором находилась дача бывшего мужа.

Автор просит прощения у читателя за то, что иногда Жанну Ивановну он называет по имени и отчеству, а иногда просто по имени – Жанна. Остальных героев как-то больше по имени. Это происходит потому, что автор испытывает вполне объяснимое уважение, и даже – благоговение, к любому человеку, который может кого-то чему-то научить, то есть, к учителю. Кроме того, весной и осенью Жанна Ивановна носит только строгие удлинённые плащи (никаких коротких курток), и на голову надевает чёрную шляпку, похожую на «котелок» английских денди конца 19-го – начала 20-го века. Попробуйте вот так, за здоров живёшь, женщину в шляпе, или в шляпке похожей на шляпу, назвать по имени, а не по имени и отчеству. Уверяю, не у каждого получится. Вот и у автора тоже не всегда получается. Но поскольку Жанна Ивановна была милая, открытая, прямодушная женщина, в женском очаровании нисколько не уступающая Алинам, Иринам, да и Маринам, и Катеринам, и прочим прелестным существам, так часто волнующим мужское якобы не слишком развитое воображение, то автор будет иногда называть её попросту – Жанна.

Она нашла нужную маршрутку. Порадовалась тому обстоятельству, что водитель был русский, от этого в Москве она отвыкла за последние несколько лет. Когда в какой-то области работают и русские и не русские люди, это нормально, Россия – страна многонациональная. Но когда на территории, где в основном проживают русские люди, одну или несколько сфер обслуживания полностью занимают люди других национальностей, теряется чувство комфорта, теряется чувство безопасности, теряется чувство того, что ты «на своей территории».

– До Воробьёво я доеду на вашей маршрутке?

– Да, садитесь, скоро поедем.

Пришлось ехать ещё полчаса. В маршрутке читать было уже неудобно, и надо было следить, чтобы не проехать свою остановку. Но и того, что Жанна успела прочесть в электричке, ей ещё стоило «переварить». Во-первых, её неприятно взволновали эротические сцены с Катей, так в романе звали любовницу героя. Во-вторых, укололо то, что с Анной, женой героя, прототипом которой являлась она, Жанна, и в этом она была уверена на сто процентов, никаких эротических сцен не было. Хотя, если бы они были, Жанна Ивановна просто отдубасила бы своего бывшего по его бестолковой голове его же бестолковой книжкой! Жанна была почему-то уверена, что о ней её «бывший» ничего «такого» не скажет, даже скрывая её под другим именем героини в романе. Почему? Не важно. Зато о других он вон каким соловьём распелся!

Жанна вышла на остановке у деревни Воробьёво. Она помнила дорогу. Когда-то Лобов купил здесь старый домик с участком. Недорого по тем временам, когда была сделана покупка. Сейчас одна земля здесь стоит дороже, наверное, подумала Жанна. Она, городской житель, не любила выезжать в «эту глушь». Дети тоже относились с прохладцей к попыткам отца приучить их хотя бы в выходные к жизни «на земле». Они любили поездки на море, вообще, поездки куда угодно, только не на дачу. Получалось так, что на дачу всей семьёй они ездили раза два за лето. Ездили без машины, «на перекладных». Машину Лобов не покупал, потому что вне рейса постоянно позволял себе «понемногу», а затем всё больше, и больше. Зато сам Игорь, без семьи ездил на дачу чаще, хотя бы раз в месяц. Там он и начал писать.

При разводе Игорь не предъявил никаких претензий на их совместную трёхкомнатную квартиру, там жили его дети. Он ушёл «в никуда», то есть – снял квартиру. Но и Жанна не предъявила никаких претензий на дачу, не стала настаивать на её продаже и разделе денег, как ей советовали коллеги. Деньги казались небольшими, она с детьми дачную жизнь не любила, и отбирать у бывшего мужа его любимую «игрушку» ей и в голову не пришло.

Пройдя по раскрошившейся асфальтовой дороге, на которой с трудом могли разъехаться два автомобиля, Жанна свернула в знакомый переулок. Здесь уже не было асфальта, к дому вела грунтовая дорога. Пройдя несколько дворов со старыми, но аккуратными деревянными домиками, она оказалась напротив сплошного жестяного забора коричневого цвета, за которым и должен был находиться дом Лобова. Раньше забором служил тонкий штакетник менее полутора метров высотой. По новой дачной моде Лобов полностью отгородился от внешнего мира железным забором. Ограду он поставил уже без неё, без Жанны.

Может быть, он и дом новый построил, подумала Жанна, осматривая калитку в поисках звонка. Звонка не было, но калитка была чуть приоткрыта, и Жанна вошла во двор.

Домик был всё тот же, старый бревенчатый, но недавно выкрашенный в коричневый цвет. Оконные рамы и резные украшения, столь любимые в деревянном строительстве несколько десятилетий назад, были тоже аккуратно выкрашены, как и положено, в белый цвет. За воротами стояла старая «лада-девятка», в ремонт которой он, будучи ещё женат на Жанне, вкладывал больше денег, чем она того стоила.

Жанна усмехнулась. Всё пропивает, небось, её бывший. Все нормальные мужики уже давно на иномарках ездят, или хотя бы на новых моделях этих самых «жигулей», так Жанна по старинке назвала вазовский автомобиль.

Она прошла по дорожке из утоптанного битого кирпича, который едва виднелся из-за проросшей в щелях между ним травы. Битый кирпич Лобов привёз, когда в деревне неподалёку ломали полуразрушенный коровник. В деревне хозяйство дышало на ладан. Молодёжь и раньше уезжала в города, редко кто оставался. Новые времена, перестроечные и те, что пришли им на смену, хорошо покосили более или менее налаженный быт подмосковной деревни. Некоторые хозяйства каким-то чудом выжили, некоторые заселились приезжими из южных областей бывшего СССР, но они не собирались налаживать местное хозяйство. Им нужен был заработок, сразу, не потом в далёком будущем, в чём они были абсолютно правы. Они в основном находили работу в дачных посёлках. Так что, совхоз развалился, коровник стал не нужен, начал разрушаться, а затем и местные жители помогли этому процессу.

Лобов любил ездить по окрестностям. Знал все близлежащие деревни. Был знаком с некоторыми селянами. И когда ломали коровник, один механизатор предложил Игорю привезти машину битого кирпича за какие-то «смешные» деньги. Игорь согласился.

Жанну немного удивило её ревностное отношение к тем предметам, что были сделаны «при ней». Вот новый железный забор её ничуть не взволновал, а эта дорожка из битого кирпича… Он вспомнила, как в одно из редких совместных посещений дачи Игорь с детьми как мозаику выкладывали дорожку из этого кирпича. Было видно, что действие доставляет огромное удовольствие всем участникам, и даже Жанна, на минуту отодвинув свой скепсис в отношении мужа порадовалась, что «всё хорошо». Не пил бы, был бы мужик мужиком. А так, что о нём рассуждать!

– Лобов! – крикнула Жанна Ивановна. – Эй, Лобов, ты где!

Ответа не было. Она подошла к дому, поднялась на две ступени покосившегося крылечка, поискала глазами звонок, но увидев, что таковой отсутствует, дёрнула за ручку двери. Дверь открылась.

– Эй, Лобов, ты дома? – снова крикнула Жанна Ивановна.

Ей не хотелось бы застать своего «бывшего» с какой-нибудь из его молодых поклонниц в ненадлежащем моменту виде. Конечно, Жанне было уже всё равно, что он и с кем вытворяет, этот не выросший во взрослого человека, её бывший муж, который по паспорту был старше её, но по ответственному отношению к жизни был младше любого из её учеников, но она не хотела попасть в щекотливую ситуацию. Этот клоун, Лобов, всё равно всё обратит в шутку. До невероятности несерьёзный человек.

– Лобов, это я пришла, – ещё раз громко возвестила своё появление в доме Жанна, уверенная в том, что по голосу «бывший» её сразу узнает, главное подать этот голос.

Но ответа не было.

Наверное, уже «принял на грудь» и пошёл в магазин за добавкой, подумала Жанна. Машина на месте, а его нет. И двери, и калитку оставил открытыми. Каким был безалаберным, таким и остался.

Жанна вошла в небольшую прихожую. Слева висела на крючках, прикреплённых прямо к бревенчатой стене, верхняя одежда. Неширокая лестница справа вела на верх, в мансарду. Напротив – дверь в маленькую кухню-столовую. А за крючками с одеждой была дверь в большую жилую комнату, в которой, как помнила Жанна, в основном и происходила вся дачная жизнь.

Жанна Ивановна вошла в комнату. Обстановка не изменилась с тех времён, когда она в последний раз здесь была. Круглый стол, диван, буфет, множество книжных полок, несколько стульев. На стене висел единственный предмет, которого раньше не было, новый плазменный телевизор. Он был включён. По телеканалу «Культура» шла опера «Кармен».

Это всё Жанна увидела в первое мгновение своего появления в комнате. Со второго мгновения она начала испытывать возрастающее беспокойство, постепенно переходящее в страх и сильное душевное волнение. Окно напротив двери было разбито. Когда Жанна шла от калитки к дому, она не могла его видеть, потому что это окно «смотрело» на соседний участок. На столе стояло несколько бутылок из-под крепких напитков. Ещё стояли стаканы и пакет апельсинового сока. В центре стола лежала раскрытая книга, а на ней большой столовый окровавленный нож. Рядом с открытой книгой и ножом лежал пистолет. Один из стульев валялся на полу со сломанной ножкой, и рядом с ним растеклась небольшая лужица крови.

Жанна тихо вышла из комнаты, вышла из дома, и бегом бросилась за калитку. Отойдя от участка на приличное расстояние, Жанна дрожащими руками достала телефон и набрала 02. Выслушав сбивчивое объяснение о причинах, побудивших позвонить в полицию, её соединили с местным отделением. Дежурный попросил ещё раз повторить, что случилось. Узнав, что нет пострадавших, нет потерпевших, нет, слава богу, трупов, нет факта кражи или разбоя, дежурный попросил Жанну немного подождать.

– Чего ждать! – закричала Жанна Ивановна. – Человека, может быть, убили. Или ранили. Там нож весь в крови! Там пистолет на столе.

– Ножом могли резать мясо на шашлык, погода-то прекрасная, только и отдыхать на свежем воздухе у костерка, – мечтательно вздохнул полицейский. – Пистолет может быть обыкновенной игрушкой, или «воздушкой», который легко купить в магазине. Разрешения на него не требуется, а выглядит как настоящий. Мужики падки на такие игрушки. Некоторые в детстве не наигрались. Тем более, вы говорите, что ваш муж пишет детективы. Может быть, он сцену нового детективного романа представлял и для этого ему нужны были наглядные пособия, если так можно выразиться.

Дежурный полицейский видно любил поболтать.

– Вы пришлёте кого-нибудь сюда или нет! – взвизгнула Жанна. – Или мне искать, куда позвонить ещё?! На радио, в газету, в прокуратуру, на телевидение, в местную городскую администрацию.