Читать книгу Путь стали - Алексей Лавров - Страница 1

Пролог

Оглавление

В лесу шли двое, вернее, взрослый вёл за руку подростка, почти мальчишку. Высокий, худощавый ведун Остромысл шагал целенаправленно, его фигура выдавала немалую опытность в таких походах, а паренёк плёлся, часто спотыкаясь. Северное солнце уже скрылось за кронами сосен, в бору сгущались тени, но юному Гориславу стоило поднять взгляд к светлому пронзительно синему небу, чтобы с облегчением убедиться, что день не окончен, впереди ещё много времени до наступления темноты. Ему не улыбалось оказаться в лесу ночью, да и вся прогулка в целом не вызывала восторга.

Особенно не нравилось Горику, что его нежелание отправиться на лесную прогулку не волновало даже маму. Не то, что его никогда не пытались заставить делать что-то, чего он делать не хотел, редко, но такие вещи случались. Работами по хозяйству обременяли несильно, паренёк сам всегда охотно помогал старшим, понимая, что близким спокойнее, когда он в поле зрения.

В селе Горислава несколько раз пробовали бить знакомые мальчишки, но драться он не стал – три раза ему удавалось убежать, а два раза его всё-таки чувствительно отбуцкали и поваляли по земле. В каждом случае он тут же жаловался старшим братцам, и они, не вдаваясь в несущественные детали, типа «за что?», безжалостно карали обидчиков.

Жили в селе и такие ребята, которые, не смотря на неизбежность расплаты, сразу распускали руки, их приходилось дразнить с безопасного расстояния, лучше всего с возвышения, например, со своего забора – так в случае опасности легче всего удрать. Большинство же других ребят перестали с ним не только играть, но и разговаривать.

Братья Добрыня, Пересвет и Бронислав как-то влиять или воспитывать не пытались, поскольку были ему неродные, сводные. Не смотря на это, или именно поэтому, в младшеньком Горике души не чаяли, во всём ему потакали, любой его поступок восторженно одобряли, а «невинные шалости» вызывали лишь добродушные улыбки.

Лишь сестрица Лана, тоже неродная, но самая любимая, удерживала его от совсем уже неприличных проказ. Играть с девчонками Горик считал для себя зазорным, но никогда не упускал случая поболтать, а её всегда огорчали его проделки – проказнику приходилось с этим считаться.

Когда его проделки всё-таки заходили за грань приличий, все проблемы со взрослыми односельчанами решал дядя Владислав, вообще-то, отчим, но действительно дядя, старший брат погибшего отца.

Здоровенному, суровому кузнецу очень важно, чтобы пасынок не чувствовал себя чужим, неродным в их большой семье, Горислав рано это смекнул и постоянно пытался определить границы снисходительности отчима. Паренёк уже терялся в попытках представить, что же ему такого ещё сотворить, чтобы тятька пусть не наказал, хотя бы повысил на него голос!

В самых крайних случаях Всеволод кротко просил Дану, маму Горика, поговорить с сыном. Такие разговоры для него и впрямь сущее наказание – мама всегда называла его поступки своими именами, а ему самому давала вполне заслуженные характеристики – оболтус, трус, подлец и подлиза.

В душе Горислав с ней, конечно же, не соглашался, но не перечил, скромно снося заслуженный выговор, поскольку понимал, что сам он вовсе не пуп земли, попросту пустое место, а центром вселенной является мама, вторая жена могучего Владислава.

Только благодаря близости к маме, хозяйке, фактически владычице, он и пользовался особым отношением братьев и дяди. Не то, что он ей ябедничал, нет, конечно, но ведь мог и пожаловаться. Пусть мама при малейшем на это намёке высмеет его без жалости, другие-то об этом не знают!

* * *

Горик и подумать не смел, чтобы ослушаться маму, именно поэтому и тащился за ведуном через лес. Кудесник неизвестно откуда являлся в их рыбачье село, иногда проводил ночь в гостях у кого-нибудь на свой выбор и уходил неведомо куда.

Горислав, украдкой наблюдая в щелочку в заборе за таинственной фигурой с длинным посохом, в диковинном плаще из шкур, со скальпом медведя на голове, чисто теоретически рассматривал возможность устроить Остромыслу какую-нибудь каверзу и прикидывал, что ему за это будет.

Казалось бы, боги услышали его – в тот день странник прошёл прямиком к их двору, в наступившей тишине раздался стук посоха в ворота. Горик отметил про себя странное поведение псов, в других случаях более чем заливистые свирепые пёсики отчего-то старались стать как можно незаметнее.

Горислав подумал, что стучаться весьма учтиво со стороны ведуна, ведь по россказням братцев тот может запросто ломать толстые стены, а очень толстые проходить насквозь.

Парень из-за хронического безделья оказался к воротам ближе всех и, не дожидаясь указаний, подскочил отворять. Поднатужившись, снял запорный брус, навалился на воротину…

– Благодарю, конечно, – он впервые услышал голос волшебника, – но я ещё могу пролезть и в калитку. Теперь снова ворота запирать – справишься?

Горислав хотел уже брякнуть: «Чего тогда было в ворота ломиться?», но захлопнул рот, поклонился в пояс и ответствовал, как умел, степенно. – Справлюсь однако, отчего ж не справиться? Милости прошу подождать, я сейчас.

Он подтянул на себя воротину и попытался водворить увесистый брус в скобы.

Ведун проговорил, – ну-ну, – и спокойно прошёл к усадьбе.

Горик мучился с тяжёлой непослушной деревяшкой и злился на себя – ведь он должен сейчас бежать, чтобы сказать маме, кто пожаловал. Только успокоившись, парень всё-таки смог взять себя в руки и запереть трижды проклятые им ворота и снова посетовал на собственную нерасторопность. Если бы успел сбегать доложить о госте, возможно, его бы забыли выпроводить, и была какая-то возможность послушать, зачем пришёл ведун.

В сложившейся ситуации оставалось только попытаться подкрасться к дверям и подслушать, но уже от одной этой мысли душа ухнула в пятки. Он снова присел на завалинке у крыльца с твёрдым намерением никуда не двигаться, пока кудесник не уйдёт.

Горик присел, душа в пятках быстро соскучилась, выглянула наружу – в спокойной небесной лазури безмятежно парили птицы, плыли лёгкие облачка, лицо приятно обдувал лёгкий ветерок – в общем, совершенно ничего страшного не происходило. Осмелев, душа вернулась на прежние позиции и принялась канючить, что зайти в собственный дом ему никто не запрещал. Может же ему захотеться квасу испить? И просто случайно посмотреть, закрыты ли двери в горницу? Кстати, интересно, ведун когда-нибудь расстаётся с посохом или даже за столом с ним сидит? А если не сидит, то может он оставить дубину у входа в горницу, или ему нельзя?

Вполне себя убедив, Горислав встал с завалинки, потоптался, решаясь совершенно, как на крыльцо вышли мама и Остромысл.

Кудесник строго заговорил:

– Отрок Горислав! Матушка твоя сетует, что растёшь ты никудышным, пустым человеком, лодырем и обормотом. Тревожится за тебя и судьбу, тебе уготованную. Я попробую помочь вам в память об отце твоём, Мечеславе, славном вое, защитнике рода. Я могу отвести в тайное место, где родные боги увидят тебя и укажут, что предначертано. Однако ни я, ни матушка, никто на свете не может тебя принудить или отговорить. Только ты сам должен просить об этом. Итак?

Горик взглянул на маму, лицо её оставалось спокойным, одновременно добрые и строгие глаза лучились привычной ласковой тревогой, всё вроде бы как всегда. Но сам визит ведуна уже не как всегда! И слова его… её слова «лодырем и обормотом» зазвучали с новой силой – либо он пойдёт с кудесником, или останется, и… вот что будет после этого «и», Горику узнавать отчётливо не хотелось.

Пусть мама ни о чём его не просила – она никого никогда не просила! Все сами старались угадывать, что бы она хотела, а тут и думать нечего. Горик кивнул, спохватился – ему же нужно просить ведуна – молвил:

– Мудрый Остромысл, прошу, отведи меня в тайное место, чтобы смог я узнать своё предназначение! – и отвесил поясной поклон.

* * *

И вот он неизвестно который час телипается по лесу за ведуном, уже изрядно притомившись. Ныть, горестно вздыхать или как-то ещё вслух намекать Остромыслу, что неплохо бы сделать привал, Горислав не решался, но вся его нескладная фигура выражала буквально предсмертную измождённость.

Кудесник не снизошёл даже до комментариев, единственное, чего он добился, – колдун взял за руку. Всё чаще встречались замшелые валуны, разбитые молнией деревья, вывернутые корневища и прочие колдовские штучки – пацан отмечал возможные в туманном будущем объекты для тщательного исследования, на немедленное любопытство сил уже не оставалось.

Они шли и шли, Горик машинально отмечал направление и с последней надеждой думал о том, что скоро ночь – не станут же они идти во тьме! Его уже не удивляло, что мысль о ночёвке в лесу перестала пугать, казалось, что парнишка совсем не будет против, если волки съедят его в ту же минуту.

Наконец-то проклятый старик остановился перед непреодолимым завалом из обломков скал и поваленных деревьев. Горик в сумерках рассмотрел стволы и отстранённо удивился – надо же, дубы! Шли по сосновому лесу, а тут… или они росли здесь раньше? Но когда? Лес старый, высоченным соснам не один век, да за это время поваленные дубы должны превратиться в пыль, но они вот – перед ними, на вид, будто вчера их повалили, только пожухла листва.

Невесть откуда налетевший порыв ветра зашумел старыми листьями. Горику стало жутко – он не почувствовал ни дуновенья, в лесу слышался лишь треск сухих листьев. Он широко распахнутыми глазами охватил взглядом картину целиком – что за напасть! Дубы не повалены, но уложены! Камни, стволы, ветви… чур меня! Лицо! Хмурится! Парень дёрнул ведуна за руку, а другую с выставленным пальцем выставил перед собой.

– Ты увидел его. – Проговорил Остромысл.

– Ка-кажется, он не в духе, – пролепетал Горислав.

– Это он не тебе хмурится, ты пока слишком юн, чтоб обращать на тебя внимание, – сурово заговорил Остромысл. – Приглядись получше, что ты видишь ещё?

– Ну… ещё это не лицо. Будто узор, какие бывают на редких мечах, вроде бы руны, но я плохо их знаю.

– Ты видишь путь? – спросил он строго.

– Как пройти через завал? – переспросил Горик. – Ой! Действительно, вон тропинка ведёт за камень, а что дальше не видно.

– Иди по ней, Горислав. Когда придёшь на площадку с тремя каменными фигурами, возьми из рук средней ковш, испей из него…

– И боги подадут мне знак? – уточнил Горик с сомнением.

– Подадут, не беспокойся, – Остромысл улыбнулся, – поздно или очень поздно, но дадут. Иди, испей из чаши и дожидайся знака богов где хочешь, но лучше возвращайся домой. Через три дня я приду за тобой.

– А… – пацан возмущённо обернулся к кудеснику, но его не было! То есть его нигде не было, будто не было с ним никогда. Парень, растерялся, запаниковал, метнулся, было, от колдовского завала, но наконец-то, отважился горестно вздохнуть, напомнил себе, что пришёл сюда вовсе не из-за колдуна, а потому что так хотела мама, и пошёл по тропинке.

* * *

Едва на неё ступил, как мальчишке показалось, что среди нагромождения камней и деревьев мелькнули огоньки. Со следующим шагом ему уже не казалось – точно что-то мерцало, а ещё через пару шагов смог уверенно ориентироваться в их свете.

С первого взгляда странная тропинка никуда не вела, без чудесных светлячков он не смог бы сделать и шагу, и с каждым новом шагом он понимал только, каким должен быть следующий, не далее.

Шагнув в очередной раз, неожиданно Горислав оказался на небольшой площадке. Как говорил колдун, на ней стояли три грубо вытесанные каменные фигуры, у средней в руках обнаружился ковш. Хоть и был Горик совершенно один, понимая, что имеет дело с богами или их идолами, поклонился в ноги и лишь после этого потянулся к простенькому берестяному ковшику с дождевой, по всей видимости, водой. Невольно принюхался и с удивлением ощутил свежий, бодрящий аромат, попробовал… и не смог оторваться, пока не допил всё.

Парень не мог найти слов, как описать новые странные ощущения. Лёгкость, бодрость, радость, словно он не шёл долго через лес, а только что проснулся, искупался и получил в полное распоряжение большой медовый пряник без малейшего к тому повода.

Горик подумал, что кудесник советовал ему идти домой, и сразу представил себе пройденный лабиринт – он показался до смешного простым. Горик спросил себя, верно ли понял колдуна, не забыл ли чего, и сразу ему припомнились множество забытых дел и потерянных вещей. Парень даже вспомнил, как назывались руны на мече, которые он счёл похожими на узор завала – «источник», «путь», «искра»!

Даже стало интересно, о чём бы ещё подумать, чтоб сразу всё стало ясно? Мальчишка присел на низенький валун в позу мыслителя, припоминая, что же ему было в жизни непонятно, и что, пользуясь благосклонностью богов, было бы недурно понять. Случайные мысли закружились в хороводе, закрутились в вихре, стремительно сменялись образы, ощущения, парень не заметил, как потерял сознание, просто не рассчитав своих сил.

Он понятия не имел о том, что нервная, мыслительная деятельность требует больше всего энергии, да и о самой энергии, как понятии. Чудесная вода стимулировала его возможности, но сил не прибавила ни капли, вот и отключились мальчишеские мозги от перегрузки за считанные секунды.

Спустя несколько часов он очнулся, лежа на траве возле невысокого валуна. Голова побаливала, во рту ощущалась сухость. Обнаружив рядом с собой пустой ковшик, поморщился, дал себе честное слово в другой раз сначала поставить волшебный сосуд на место и лишь после этого о чём-то думать.

Встал, немного подвигался, разминая затёкшие члены, с поклоном и благодарственным словом вернул ковш в руки идола. Когда кланялся, из-за игры света и тени ему показалось, что идол кивнул в ответ, стало страшновато.

Он попытался взять себя в руки, сказал себе, что пришёл сюда сам, и не как недруг, а как свой, родич древних богов. Успокоился, припомнил слова Остромысла, что нужно идти домой и ждать кудесника. Взглянул на небо, чтоб сориентироваться во времени суток. Небо светлое, утреннее, значит, пролежал без сознания всю ночь. Горислав ничего с вечера не забыл и уверенно двинулся по тропинке из лабиринта.

Путь домой к удивлению Горика оказался короче и легче, хотя за ночь продрог и проголодался. Мальчишка поражался себе, каким стал лёгким, ловким в движении, как легко угадывал правильное направление, обходя трудные места. Горислав всё-таки сосредоточился на дороге, не смотря на то, что в его состоянии в этом не было никакой практической необходимости.

Как и в первые мгновения после волшебного напитка, его всё также наполняла радость, но к ней примешивалась смутная тревога, вызванная неясными видениями, что посетили во сне. Сны заполнил мрак, сочащийся кровью – так он воспринимал черно-бардовые причудливые картины.

Если таков ответ богов, ничего особенно радостного его не ожидает. Горислав не решался вспомнить сны и попытаться понять, боялся получить чёткий, недвусмысленный ответ – да, ничего хорошего. Лучше уж пусть всё идёт своим чередом, а там будет видно. В любом случае погоревать о своей судьбе он ещё успеет, пока не к спеху.

* * *

Солнышко приблизилось к зениту, когда вышел из лесу к посёлку. Отчего-то вид родного селения не обрадовал. Старшие рассказывали Горику о других, диких лесных поселениях людей их языка и обычая, и ему вдруг захотелось, чтоб и родной посёлок был, если уж не в самом лесу, то хотя бы к нему поближе.

Луг между оградой и лесом вызвал отчётливое раздражение, ему подумалось, что в случае крайней нужды добежать до спасительного леса будет очень непросто. Вид пасущегося скота тоже не радовал, а «скотные» ворота в тыне просто разозлили. Ну, на кой, вообще, нужен этот заборчик при этакой прорехе?

Горик новыми глазами оценил и расположение домов, посёлок несуразно вытянулся вдоль полосы прилива. Это легко объяснялось рыбным промыслом жителей, все старались строиться поближе к морю, недостатков же никто не видел.

За тын вынесли лишь кузницу и кожевню, остальные упрямо строились за оградой. Причём одной оградой заботы о безопасности ограничивались, никто не планировал защищаться в самих домах. Хозяйственные постройки и пристройки лепились без плана и смысла, абы как.

Если беда придёт с моря… он вдруг отчётливо осознал, что уверен в этом – беда придёт с моря! Так вот, нет ничего, что помешало бы врагам высадиться, сети, развешанные на просушку, да пирс на сваях, конечно, не в счёт. Враги спокойно обойдут посёлок и через хлипкий «чёрный ход» вломятся на улицы, где никто не сможет им что-либо противопоставить.

Нужно срочно что-то делать! И вот на этом месте чудесным образом поумневший Горислав осознал, что сделать ничего не успеть, да и не станут его слушать – его, мальчишку, маменькиного сынка, подлизу, труса и подлеца!

Парень пришёл домой, поклонился матушке. Мама сразу велела искупаться и переодеться, усадила за стол, накормила кашей с молоком и попросила рассказать, что с ним происходило. Горислав ничего не утаил, но о происходящих с ним изменениях не сказал ни слова. Только в целом, что нужно ждать Остромысла, он придёт через три, то есть уже через два дня, и всё объяснит. Матушка этим удовлетворилась и отпустила сына играть.

Два дня Горислав ждал кудесника и… кое-чего ещё. Он перестал насмешничать и дразниться, старался побольше быть с братьями, сестрёнкой, тятькой, будто прощался с ними. До него вдруг дошло, что каждый из них и он сам могут в любое мгновенье уйти навсегда, безвозвратно даже без вражеского нашествия, всегда должен оставаться лишь их род.

Парень всерьёз заинтересовался делами рода, напрашивался помогать. Встречал братьев с рыбалки, таскал корзины с рыбой к засольным ямам. Вместе с ними ходил к бате в кузницу, там и кроме сложной работы всегда находилась масса простых занятий.

Родным показалось, что Горик стал замкнутым, рассеянным, хотя и послушным, ласковым мальчишкой. Помалкивал он просто потому, что, ещё не дослушав вопроса, точно знал не только вопрос, но и ответ, легко угадывал целые серии вопросов-ответов.

Он видел, что многое можно сделать иначе, проще и быстрей, но постоянно напоминал себе, что никого его мнение не интересует. Он никто, младший, его дело учиться, а не учить. Да и не считал он всё это особенно важным, Горислав ждал кудесника…

* * *

В тот день парень с самого утра преисполнился тревожным ожиданием, чувства обострились до предела. За весь день не смог произнести ни слова, да и не слышал почти ничего, что ему говорили. Родные решили, что парень не в духе, и оставили в покое.

Горик непроизвольно оглядывался на солнце, оценивая, сколько же ещё осталось… до чего, он и сам не знал, но был уверен, что это неминуемо случится, а вот что будет дальше…

Сначала истошно завыли псы, жалобно, тоскливо, обречённо. Солнце уже клонилось к горизонту, когда на всё поселение раздался дробный стук в звонкую лесину. Размеренные удары приглашали взрослых родичей на сход, дробные, частые – пожар, напасть, враги!

Ноги сами понесли мальца к тыну, он вскарабкался на подмостки и сразу вгляделся в море. Прежде, чем согнали подзатыльником, он успел увидеть два прямоугольных красно-чёрных паруса. Два! Две ладьи под разбойничьими парусами!

С одной они ещё могли бы потягаться, да по одному к ним всегда приходили торговать, но вдвоём… торговать здесь просто нечем. Если не считать их самих – старшие рассказывали о невольниках и гнусном обычае торговли людьми.

Ему всё стало совершенно ясно, Горик неподвижно стоял на площадке у тына, отстранённо воспринимая происходящее. Вот с моря донёсся отвратный рёв рогов. Взрослые, кто в кольчуге, кто в рубахе, поспешили на подмостки с луками. Напрасно. Сверху густо посыпались тела, пронзённые стрелами, опытные стрелки врагов смели защитников за какие-то минуты.

Горика окликнули, он оглянулся и увидел отчима с братьями. Трое парней и могучий Владислав в доспехах с мечами в руках встали напротив ворот, к ним присоединялись как попало вооружённые родовичи. Зачем?

Ему велели бежать домой, но он не мог пошевелиться. В ворота страшно ударило, ещё и ещё…

Створки рухнули, и в защитников от ворот полетели стрелы. Вокруг отца и братьев падали люди, но никто не побежал.

Из ворот появились враги с длинными копьями наперевес, навстречу бросились Владислав с сыновьями. Они ворвались во вражеский строй, сея смерть полными горстями. Мужики ринулись следом, на пятачке у ворот закипела сеча. Горик увидел, как меч отца отсёк врагу руку, Бронислав пронзил другому противнику живот. Копейщики разошлись в стороны, кто-то вместо них вошёл в ворота и встретил ратников.

* * *

Горика рванули сзади за шиворот, потащили прочь. Он не сразу узнал в этом воине маму. На ней была надета кольчуга и пояс с мечом. Не говоря ни слова, мать бегом протащила его через всё село к родному дому. За ними уже гнались, у ворот поселения всё почти сразу и закончилось.

Дома мама открыла люк в подвал, подтолкнула сына и спрыгнула сама. В погребе отдёрнула на стене рогожку, открыла ход, резко приказала. – Беги, сын! Ты должен выжить! Найди ведуна, расскажи обо всём… и отомсти за всех нас! Беги!

Горислав хотел что-то сказать, обнять маму, он просто не мог уйти от неё так! Наверху загрохотали удары, послышались выкрики на чужом языке, шаги приближались…

– Беги! – Мать толкнула Горика в подземелье и закрыла за ним дверь. Горислав упал на земляной пол. В полной темноте мальчишка встал на четвереньки и быстро пополз просто вперёд.

Он полз целую вечность, будто отматывал руками и ногами бесконечную чёрную ленту. В ладони, в колени впивались комья и камни, всполохи боли мешались с оглушительным уханьем сердца. Горислав не таращился в темноту, опустив голову, полз с закрытыми глазами.

Неожиданно опора пропала из-под рук, он покатился кубарем. Огляделся, увидел, что попал в длинную глубокую яму… это же овражек на лугу! Он заканчивается почти у самого леса, вот только в какой стороне? Ну, конечно! Солнце освещает даже дно, сейчас уже закат, а лес восточнее – всё просто. Горислав побежал по оврагу.

С луга доносились панические крики и злобное рычание – кого-то ловили собаками. Боги, только бы успеть! Мальчишка с разбегу вскарабкался по крутому склону наверх и, не оглядываясь, рванулся к деревьям. Сзади грозно закричали, его, кажется, заметили. Парень понёсся по лесу со скоростью молодого оленя и возблагодарил богов за чудный дар так быстро соображать и двигаться.

Он хорошо знал окрестности и сразу повёл погоню к валунам и вывороченным с корнями деревьям. Ему-то не составит труда пробежать там, а незнакомому с местностью человеку придётся сбавить скорость или свернуть шею.

Больше всего Горика страшили псы, он отчётливо слышал их рычание на лугу, но и грубых вражеских голосов достаточно, чтобы не обращать внимания на то, как срывается дыхание, дрожат ноги, пот режет глаза.

Собак он больше не слышал, но его без сомнений настигали. Когда добрался до камней, сзади уже слышались топот, треск ветвей, окрики. Всю надежду мальчик возлагал на то, что на камнях не остаётся следов, валуны не выдадут.

Горислав резко сменил направление, теперь он бежал к зарослям лесной малины. В кусты вломился с разгону, нагнувшись, только прикрыл руками лицо. Сразу упал на четвереньки и шустро пополз между кустами, где ветви торчали не так густо.

Перевёл дыхание, набил рот сочными ягодами. Прислушался, вроде бы никто не ломился через кусты. Снова сменил направление, пополз уже осторожнее. Вылез из зарослей и побежал, через некоторое время перешёл на быстрый шаг, потом опять ускорился. Горислав понял, что оторвался от погони, но не сбавлял темпа.

* * *

Вроде бы, куда ему торопиться? Он знал о других поселениях, но никогда в них не был, туда ходили только старшие родовичи. Горислав понимал, что лучшая защита для мирного посёлка – это тайна, ему никогда их самостоятельно не найти, не говоря уж о жилище ведуна Остромысла.

Переждать в лесу и вернуться? Чтобы увидеть пепелище и трупы родных? Да и небезопасно возвращаться, столько пролитой крови привлечёт из лесу хищников. В самом лесу тоже оставаться опасно, кроме разве что одного единственного места. Той волшебной площадки в центре завала, под охраной родных богов.

К тому же Остромысл, увидев, что произошло с поселением, скорей всего будет искать его именно там. Если будет, конечно – если его самого не убили, и ему, вообще, интересна судьба одного маленького мальчика, редкого поганца – подлизы, труса, ябеды и подлеца.

Горислав без труда нашёл сам завал и вход в лабиринт. Переждал минутку, пока не уймётся колотьё в боку и не успокоится дыхание, разглядывал узор из поваленных деревьев и скал по-новому. Теперь ему показалось, что сказочный бородатый старик плачет, его лицо изрезали скорбные морщины.

Горик вздохнул и пошёл по волшебной тропинке. Он помнил каждый шаг, но не спешил, с каждым новым шагом ждал, когда замерцают новые огоньки, и лишь после этого шагал снова. К трём идолам мальчик вышел с чувством, словно вернулся… да он, и не случись ничего, обязательно бы сюда пришёл! Но его пригнала беда, мальчик с надеждой воззрился на истуканов.

Ему очень хотелось плакать и жаловаться, и он понимал, что смешно и глупо разговаривать с камнями. Горислав поклонился богам, подошёл к тому, что возвышался посередине, опустился на колени у подножия. Мальчишка отвернулся от всего, прижался к камню лбом, заплакал, его прорвало – он причитал и всхлипывал, гладил камень ладошками и царапал ногтями. Наконец, обессилев, свернулся калачиком и забылся тяжёлым сном.

Идолы слабо замерцали, на колдовской полянке заструился туман, покрыл её целиком, сгустился. Светящиеся клубы укутали маленькую человеческую фигурку, вспыхнули, и налетевший неведомо откуда порыв ветра унёс туман, затрещав сухими листьями поваленных дубов.

Горислав всё это видеть не мог, ему снилось, что на самом деле он не убежал, остался у ворот. Не понять, откуда взялся меч в руках, шагнул навстречу врагам. Встал плечом к плечу с тятей и братцами – мужчине не пристало иначе! Ему незачем жить побеждённому в битве за родной дом!

Владислав отсёк вражью руку, Броник воткнул меч в брюхо, пробив кольчугу, Пересвет подсёк противнику ногу, Добрыня отвёл предназначенный Горику удар, и его волшебный меч, сверкнув кругом, врезался в ненавистную шею, снёс башку, веером разбрызгивая алые капли! Получилось! А ну-ка ещё!

Горик рубил, колол, отражал направленные на него и братьев удары. Меч сверкал в безостановочном танце, словно крылышко мотылька, и он сам, как мотылёк, двигался в последнем танце смерти. Их тоже разила вражья сталь, братья падали один за другим, рубаха пропиталась кровью, голову пьянила песня стали – пусть она не кончается!

Владислав упал на одно колено, и его пронзили сразу два клинка в грудь и в спину. Горик успел сделать выпад, достать одного убийцу в бок, спину обожгло, нестерпимым пламенем полыхнула боль, из груди нестерпимо медленно выходило лезвие клинка. Небеса качнулись, ухнули назад, земля вздыбилась и приняла его последние объятия.

* * *

Горика разбудили громкие мужские голоса, кто-то говорил на непонятном, но странно знакомом языке.

– Геннадич, мы на корах, тут какая-то свалка, блин! Точно не продерёшься!

– Ребята, всплеск самый свежий, всего два с половиной часа! Там обязательно что-нибудь должно быть! Завал сканировали?

– Чего?

– Ну, в тепловизор на него смотрели?

– Не, и так всё видно – куча камней и деревьев… Ладно не ори, сейчас гляну… Блин! Всей этой хрени тупо нет!

– Как нет?

– Чёрное пятно, и всё!

– Попробуйте рамку, может…

– Ох! ничёссе волчок, мать её индуктивность!

– Парни! Это оно! Туда можно проехать на вездеходе?

– Можно, только нужно вас встретить. Двигайтесь пока к точке «А», я туда на квадрике сейчас, а мужики лагерь тут разобьют.

– Хорошо, выдвигаемся.

Снаружи что-то взревело, заурчало, удаляясь. Гориславу происходящее не нравилось, но и вызывало нестерпимое любопытство. Он осторожно двинулся к выходу из лабиринта, сгибаясь за камнями. На границе выглянул из-за поваленного ствола – прямо у выхода суетились двое мужиков, один уже в годах с бородой с проседью, другой совсем ещё парень, может, чуть старше Добрыни.

Горика поразили их странная одежда и обувь, не представлял, из каких шкур или диковинной ткани их сделали. Скорей всего заморская, значит это враги, но лица не выражали злобы или жадности. Конечно, это могли быть добрые враги, но вели они себя, как на своей земле – не таились, не приглядывались, молодой принялся собирать валежник, старший копался в каком-то мешке.

Вопрос решил старший, достав из мешка кусок хлеба, большую розовую ягоду и куриное яйцо. В конце-то концов, Горик готов даже умереть с голоду, но не сдаться врагу… мгм, но умирать и любоваться, как враги пируют, оказалось выше его сил. Он ещё поколебался, убеждая себя, что вот видно же, что оружия у них нет, то есть не видно ничего похожего на оружие, и одеты они пусть и странно, но уж точно не в доспехи. А что говорят непонятно, так, может, это просто другое наречие, слова-то знакомые! Может, в других поселениях и говорят по-другому, и одеваются по-своему.

Горислав, решился, глубоко вздохнул и встал во весь рост. Подождал, когда его заметят, не дождался и пошёл к пришельцам. У молодого к тому моменту стало что-то получаться с костром, он, стоя на четвереньках, раздувал огонёк, а седобородый увлечённо вынимал из мешка и укладывал на расстеленную на траве тряпицу всевозможную снедь. Видимо, нашёл искомое, достал продолговатую прозрачную флягу. Зачем-то встряхнул и прищурился на образовавшуюся воронку. – Вот она! Ну, что, Витёк, по маленькой?

Он отвлёкся от фляги и увидел Горика. Выставив в него палец, попытался что-то сказать:

– Ба-ба-ба…

– Какая баба? – парень оглянулся, куда тот указывал, – какой-то чумазый пацан. Мальчик, ты откуда здесь?

Горик, не понимая ни слова, переводил недоумённый взгляд с одного на другого. Дядька, наконец, сумел подобрать слова:

– Да итить твою пустую бошку! Он же вышел оттуда!

* * *

Горик степенно черпал из котелка удивительной ложкой вкуснейшую похлёбку с крупой и мясом, а мужики о чём-то серьёзно переговаривались.

– Да как же ты не понимаешь, Димон! – горячился парень. – Профессор же всю жизнь носится со своей теорией, и вот же – доказательство! Это же значит, что всё правильно! Есть связанные с нами миры, и древние знали проходы! Ведь это же… это что же будет-то теперь!

– Знамо дело, – кивнул седобородый. – Профессору дадут денег, и летать он будет по округе на вертолёте, а не ползать на спонсорском вездеходе.

– И нам денег дадут!

– И нам бросят по тыщёнке или по две, – согласился Димон. – А мальца заберут и будут изучать.

– Так что ж в том плохого? – воскликнул парень.

– А в том, что если прав профессор, у мальчонки никого в этом мире нет, – угрюмо проговорил мужик. – Заступиться некому, пропадёт как лабораторная мышь.

– Да как же так? С чего ты взял?

– С того, что пока профессор твой псих, до его бредней никому и дела нет. А как получит он доказательства, так тут всё вояки оцепят и засекретят!

– Ё ж моё ж! – всплеснул руками Витя. – И нас могут закрыть?

– Нас в первую очередь. Значит так, Витя, это очень хорошо, что Колян укатил, он такой же чокнутый, как все они. Мы с парнишкой пойдём потихоньку, а ты их дождись и скажи, что надоело мне без толку по лесу шастать, поругались мы, да я домой пошёл. О парнишке ни гу-гу, понял?

– Понял! – проворчал парень.

– Ну, если что, ты меня знаешь. – С особым значением проговорил мужик. Ополоснул водой из фляги посуду, убрал в рюкзак, завязал. Похлопал насупленного парня по плечу, сказал. – Не грусти, Витёк, сами потом во всём разберёмся, без профессора.

Лицо парня посветлело, лукаво улыбнулся. – А и впрямь, сами посмотрим!

Мужик закинул за спину рюкзак, протянул Гориславу ладонь, сказав. – Идти.

Горик кивнул, вложил ладошку в ладонь дядьки, встал.

– Дом. Идти. – С ласковой улыбкой повторил мужик. Горик понял и обрадовался – ну, конечно! Это точно люди из другого поселения. Они отведут его к себе, обустроят, а потом, когда он вырастет, помогут найти тех разбойников и отомстить за родичей. Главное – их род будет жить!

* * *

Горик прожил в зимовье дяди Димы всё лето. Он долго не мог поверить, что оказался не в другом селении, а в незнакомом мире, далеко не сразу согласился на новое имя – Егор. В остальном, благодаря чудесному дару богов, всё схватывал на лету, дядя Дима только диву давался. Быстро освоил язык, выучился грамоте и погрузился в учебники, специально для него приобретённые или выпрошенные у знакомых.

Дмитрий Сергеевич связался с сестрой в Казахстане, рассказал, что приютил сироту-беспризорника, да не знает как быть – в детдом сдавать нельзя, всё равно пацан сбежит. Она оформила и выслала для Егора документы, по которым тот был её сыном, племянником Дмитрия Сергеевича, с согласия матери проживающим у дяди.

Осенью они спокойно перебрались в посёлок, будто Дмитрий только со станции привёз племяша. Дядька принялся хлопотать о гражданстве для парня, а Егор пошёл в поселковую школу. Дмитрия Сергеевича, отставного боевого офицера, в селе очень уважали, так что в общении с другими ребятами у Егора трудностей не возникло.

Он, конечно, понятия не имел о субкультуре, но это легко оправдывалось «иностранным» происхождением – ну, не было в их ауле аниме, что тут поделаешь! Зато в силу новейших веяний в школу провели широкополосный интернет, и парень настолько освоился в новом пространстве, что стал внештатным сельским консультантом по любым кибер-вопросам.

В своё время Егор закончил школу, ушёл в армию. Отслужив, как положено, вернулся в село преподавателем информатики на общественных началах. Так уж в сельской школе повелось, что преподавались там только Русский язык, Английский и Алгебра с Геометрией, причём, преподавались директором лично. Все остальные предметы заменяли Трудами и Физкультурой из-за недостатка учителей.

Егор Владиславович взялся восполнить этот пробел в меру возможностей. Возможности эти оказались таковы, что через полгода сельские ребята неожиданно для всех победили в районной олимпиаде по Физике и Информатике. Молодого энтузиаста заметили, он завёл знакомства с околонаучными кругами, начал регулярно писать в блоге, переписывался со знающими людьми.

Дмитрий и Виктор продолжили наблюдать за аномальными явлениями, на которые оказался богат родной край, естественно, что они привлекли к этому и Егора. Парень нашёл и тщательно изучил труды профессора Квазиосного. Времена изменились, чокнутые учёные забыли к ним дорогу, но хватало и других чудаков.

Какие-то ролевики основали неподалёку псевдославянское поселение, вроде бы там помогали потерявшим себя людям обрести душевный покой в единении с природой. Егор часто бывал в селении и снова стал консультантом. Общался с людьми, старался укрепить, поддержать… но в душе его покоя не было, и он не искал его.

Ему часто снилась так и несостоявшаяся последняя битва. Горислав верил, точнее, знал – без этой битвы вся его жизнь лишена смысла. Он должен был дождаться кудесника, как сказано, через три дня, когда закончится бой… он должен дождаться Остромысла на поле последнего боя!

Горислав Владиславович выяснил, как и почему срабатывает проход. Один человек прошёл оттуда, и время там остановлено волею богов в заданном мгновении, пока он не вернётся… или кто-нибудь вместо него – всё равно из лабиринта в его родном мире выйдет маленький Горислав, чья бы душа ни отправилась отсюда.

* * *

Горислава умудрили годы жизни и учёбы в неродном мире, к жажде мести добавилось непреодолимое научное любопытство. Что из себя представляют миры, как они связаны? Что такое человек? Как связанны душа, сознание и тело? Есть ли вообще смысл разделять их? Он узнал, что ответы на эти вечные вопросы ищут многие и уже довольно долго, с одним таким исследователем Горику даже довелось познакомиться лично – ведун Остромысл без сомнений должен многое знать об этом. То, что с ним произошло, стало представляться хитроумным колдовским экспериментом, главная цель которого – контакт с другим миром.

Если удастся установить такой контакт, открываются просто фантастические возможности изучать… главное – влиять на миры! Из этого соображения следовал первый практический вывод – сам Горислав должен оставаться в данной реальности. Ему нужно зеркально повторить опыт Остромысла, найти кого-нибудь и послать туда, где морские разбойники сожгли его родное селение и убили всех.

Причём Гориславу требовалось не безмозглое лабораторное животное, ведь в том, что переход возможен, он уже убедился лично. Ему нужен союзник, который всё до донышка осознает, сам уйдёт в неизвестность, как в смерть, найдёт ведуна, выполнит его, Горика, предназначение и… останется там навсегда.


Казалось бы, проще найти кандидата в отряд космонавтов, но не для Горислава. Дар богов оставался с ним, он легко читал и в человеческих душах тоже. К тому же за подходящими душами не пришлось ехать слишком далеко, такие должны были найтись в псевдославянском ролевом поселении.

Можно подумать, что люди просто вот так по-своему «отдыхают на природе», но Горик успел вдоволь налюбоваться на «нормальный» отдых с охотой-рыбалкой, с водкой-пивом, с привозными и местными затейницами. В лагере же этих туристов под запрет попало не только спиртное, даже курево, сахар и чай-кофе! Он никогда не услышал там ни единого матерного слова!

Люди ковырялись в земле, пытались работать с примитивным ткацким станом, гончарным кругом, мастерили луки, махали деревянными мечами! Большинство приезжали на день-два, но вскоре выделились несколько индивидов, которые на день-два уезжали, да и уезжать вскоре стали всё реже. Возвели примитивные жилища и остались зимовать! Горик близко сошёлся с ними, стал своим, и сам стал относиться к ним почти как к родным – для него они все вместе почти на том самом месте, только в другом мире, из ничего воссоздавали родное поселение.

Весной в деревню приехали новые туристы, поселение на общем сходе назвали Веснянкой и с новыми силами принялись обустраивать этот кусочек мира на свой вкус и лад, не пренебрегая и мнением Горика, конечно.

Он с отцом Дмитрием Сергеевичем взял на себя решение всех вопросов с поселковой администрацией. Устраивать палы в лесу или языческие праздники с организованным лишением восьмиклассниц девственности им, конечно же, разрешить никак не могли, но в прочих мелочах не мешали безобидным психам жить по старине, как она им представляется. Просто не решались связываться с дядей Димой, психом совсем не безобидным.

Горик же для начала задался непростым вопросом, как в случае нужды его посланник на пустом месте восстановит родовое гнездо? Среди ролевиков нашлись очень интересные люди. Они «реставрировали» древние способы изготовления простейших вещей типа верёвок, крепкой бечевы, вязания рыбацких сетей, да те же лапти запросто не сплетёшь – нужна сноровка. Эти дисциплины постигались всеми, по расчётам Горика, в теле подростка посланцу могут потребоваться лишь базовые знания и практические навыки.

Отдельное, особое внимание Горислав уделил кузнечному делу, целый год учился ремеслу у энтузиастов-реконструкторов с азов до вершин мастерства. От топоров, тёсел и ножей потихоньку перешли к более сложным вещам, и весь следующий год ушёл у Горислава на собственноручное изготовление японской катаны.

Буквально от добычи болотного тяжёлого песка, выплавки железа… до шлифовки и гравировки. Причём это делалось лишь для наработки навыков, к сожалению, острейшему мечу недостаёт пробивной силы, у целей Горислава в ходу доспехи. Вместе с реконструкторами они воссоздали «гениальную ошибку» древних индусских металлургов – булат.

Горислав не спешил. Он перешёл через портал в своём теле и мог только более или менее уверенно предполагать, что останется у посланца при переносе «тонкого тела» – «слепая душа» или всё-таки и сознание тоже? Логично предположить, что лучше сохранятся знания «записанные» в сознании на языке реципиента.

Исподволь среди постоянных жителей деревни Горик утвердил родной язык. Его речь в чём-то походила на славянский, но очень уж отдалённо, тем более, что в транскрипции на современный исторических документов и быть не могло, а грамоты Горик не знал, он о самой грамоте узнал уже в новом мире. Если и была в его мире кириллица, до их глуши миссионеры добраться пока не успели.

Всё передавалось изустно и зубрилось наизусть, что само по себе тренировало память, да и нашлось, что тщательно изучать. Единственным тайным словом для новых друзей Горислав оставил лишь собственное настоящее имя – для всех его звали Егором.

С молодыми «аборигенами», как стали называть постоянных жителей Веснянки, Горик придумал проводить уроки воинского мастерства. Отобрал возможных кандидатов и начал заниматься индивидуально – не мудрствуя лукаво, преподавал всё то, чему учил его дядя Дима, отставной офицер разведки самой обычной общевойсковой части Забайкальского военного округа.

Реконструкторы с удивлением узнавали о древнеславянских корнях методов выживания, ориентирования, скрытности, рукопашного и ножевого боя. В принципе, Горик никого не обманывал, в сокровищнице боевого опыта сохраняются лишь веками не тускнеющие решения и находки.

В этом деле он встретил неожиданную поддержку пары хорошо подготовленных «аборигенов»: один стал преподавать «древнеславянское» У-шу, а другой не менее «древнеславянское» Кен-до. Помощь оказалась тем более ценной, что Горислав понятия не имел о работе с мечом, копьём или шестом. Общими усилиями парни по средневековым меркам нехило вооружились и освоили методику, по которой смогли бы вооружиться и сражаться буквально с ноля, начиная с голых рук.

* * *

Главным критерием отбора для Горислава стало отношение к этим играм. Со временем ролевикам, для кого они оставались всего лишь играми, занятия становились менее интересными, ребята реже приходили, многие вообще переставали приходить, впрочем, двоим просто не повезло – посадили за нарушение принятых в цивилизованном обществе норм необходимой самообороны.

Первый трёхлетний «курс» с ним вместе прошли двое парней, Андрей и Дмитрий, и девушка Алёна. Горислав на полном серьёзе рассматривал возможность посылки девушки, его, пришельца из другого мира, не могли смутить моральные нормы этой реальности. Он с интересом обдумывал варианты сосуществования души и сознания уже взрослой девушки с телом и сознанием подростка.

Просто из любопытства Горислав почти решился обработать и отправить Алёну – для него это является лишь вопросом времени. В мире Горислава высоко ставят любовь, в этом смысле он себя никогда особенно не ограничивал, вовсю пользовался привлекательной внешностью и даром богов – женской частью населения о нём шёпотом и по секрету передавались целые сказания. Ему не составило бы очень большого труда охмурить и отправить куда угодно любую свою поклонницу.

Даже отношения Алёны с Андреем не могли бы сильно повлиять на его решение, наоборот – Горислав в душе оставался всё той же проказливой пакостью, его представления о забавном почти не изменились. Только научился соизмерять свои наклонности с суровой действительностью, да немного подрос уровень «забав». Он не передумал, решил лишь отложить подобный опыт до более подходящего для забав случая.

* * *

Дело в том, что Веснянка, изначально временно-постоянный туристический лагерь, неожиданно для своих создателей перестала быть забавой. Ролевики-реконструкторы достигли определённых успехов в ремёслах: постройки в поселении, хоть и возводились в полном соответствии с каноном, уже не вызывали пренебрежительных усмешек, одежда, утварь получались практичными, добротными, красивыми.

Сами жители перестали производить впечатление «психованных» обычных жителей этого мира – они выглядели счастливыми людьми из другой реальности. Всё больше вполне адекватных людей приходили на реконструкции «исторических сцен». Праздники включали довольно зрелищные «потехи» – в основном всевозможные соревнования: в стрельбе из лука, кулачные бои, даже скачки с появлением первых лошадей.

Особенным номером стали «судебные поединки» на демонстративно затупленных мечах. Не смотря на всю «киношность» явно постановочных схваток действо захватывало даже взрослых, что уж говорить о ребятне.

В округе все владельцы «туристических баз» по достоинству оценили преимущества такого соседства, мало того что включили посещение этих мероприятий в программу, так ещё и использовали наиболее эффектные видео и фото в рекламных целях.

Следствием притока туристов стали реальные предложения спонсорской помощи – в первую очередь чинам администрации, да и самим веснянцам дельцы ненавязчиво дали понять, что ни в коем случае не позволят мешать столь полезному начинанию.

Администрация отреагировала ровно, и так не вмешивалась, а жителям деревни не хватило такта и терпения культурно послать доброхотов с их попытками «помочь в управлении», то есть посадить своих управляющих и контролёров – Дмитрию Сергеевичу с сыном Егором даже пришлось проводить разъяснительные беседы.

Горик рассказывал, почему перед показательными поединками мечи затупляют, они просто не могут себе позволить постоянно держать в хозяйстве оружие, негодное для реального боя и серьёзных тренировок, а дядя Дима деловито интересовался противопожарными приготовлениями окрестных турбаз и с сожалением заявлял об их неэффективности.

Непонятливым по-славянски прямо объясняли на пальцах – не уймётесь, спалим и вырежем всех поголовно. Им охотно поверили, что как ни странно, убедило предпринимателей в серьёзности и адекватности Егора и Дмитрия Сергеевича, укрепило дружеские отношения, только добровольную посильную помощь по собственной уже дикости стали считать платой за крышу.

Ну, у каждого свой менталитет, Горик и не думал кого-то убеждать в благонамеренности и законопослушности, напротив, «потребовал заложников». На ребятню «боевые» инсценировки производили сильнейшее впечатление, вскоре большинство мальчишек и девчонок из посёлка постоянно ошивались в поселении поближе к коням и тренировкам. В Веснянке всегда соблюдался строгий запрет на табак, алкоголь и даже матерную ругань, так что родители это только приветствовали.

Горислав вполне обжился в новом мире – появилась НКО «Веснянка» со своим расчетным счётом, и на счёт этот стали поступать весомые пожертвования. Занятия, как и простое проживание, фактически стали платными и весьма недешёвыми.

Объяснялось это элементарно – у реконструкторов получалось увлечь ребят… отвлечь от наркотиков. В тематической деревне появились подростки, «приёмные» по легенде, а по сути привезённые из города родителями в последней надежде на чудо.

* * *

Зачем ему это потребовалось, Горислав представлял себе смутно, в этом мире у него пока не возникло достаточно серьёзных задач – все цели всё ещё жили там, где остывали трупы родных среди дымящихся руин. Главными и последними критериями отбора явились месть и ненависть.

Горислав в новом мире не стал ни православным, ни атеистом, ни простым «россиянином» – продуктом двух цивилизаций, неосознанным носителем тысячелетней истории и культуры. Да просто не мог стать при всём желании! Ментально он жил в родном, простом и прекрасном мире множества богов, волшебных существ, преданий, сказок – и правды.

Правда определяла для него всё – по ней следовала жить, её требовалось отстаивать, только ей можно служить. Высшей формой такого служения в его представлении всегда являлось мщение. Выше всего для народа Горика, для его богов ставился долг кровной мести – единственная угодная предкам и родным богам кровавая жертва.

В близком к современному пониманию слова «святая» для Горислава святой могла быть лишь ненависть. Не злоба или ярость, а сознательная, холодная решимость посвятить мщению всего себя, все силы, всю жизнь. Его отношение к убийцам родных современные люди не смогли бы назвать ненавистью. Это отношение и решимость судьи и палача – почти ничего личного, только правда, только справедливость, без которых просто нет смысла жить.

Он никогда не сомневался в своём праве судить и карать, даже не задумывался о праве. Просто так и не смог принять само понятия «права», оно вызывало в нём брезгливое отторжение, какое у многих людей вызывают половые извращения. Для него «оправданно» всё, что он может сделать ради торжества справедливости.

Горислав ознакомился с историей этого мира, узнал, что некогда и здесь люди жили по святой правде, но пришли иноземцы и отравили душу народа, как вирусные программы искажают работу любой системы. В результате человек, оперируя в системе ложных понятий, неизбежно приходит к нужным выводам, что сам он раб обстоятельств, никто в этом, да и вообще ни в чём не виноват, а главное – правды нет совсем!

Людям с младенчества внушается, что это слишком сложные вещи, чтобы пытаться самостоятельно в них разобраться. Правды нет, любые её версии это тоталитарная идеология ненависти, незачем забивать головы чепухой, гораздо проще поверить в «права человека», в то, что он рождён для счастья, что его жизнь бесценна сама по себе… и одурманивая себя психотропными веществами, скакать в уютном стаде на бесконечном празднике жизни.

Горик, конечно же, знал о религиозных учениях, просто заставил себя прочитать Библию. Ни во что не поверил, да и не пытался – он бы физически не смог преодолеть отвращения к рабству, а сама мысль добровольно признать себя рабом кого-либо или чего-либо вызывала омерзение.

Его весьма позабавила концепция борьбы абстрактных, всеобщих добра и зла с обязательной победой добра, в результате которой мир погибнет. Буквальное же «воплощение любви и добра» представлялось ему настолько естественным, что, вздумай он с кем-нибудь поделиться соображениями, они подпадали бы под закон об оскорблении религиозных чувств.

Варвар ни секунды жизни в новом мире не сомневался, что правда есть, её не убить совершенно, это просто невозможно сделать, и вот же главное доказательство этому – он сам всё ещё живой волей родных богов! Не может быть, чтобы в душах людей голос правды совсем стих. Тем более у этих людей – они же ушли из «нормального» общества, фактически убежали! Горислав исподволь, иносказательно пытался передать свой взгляд на привычные понятия, взвешивал каждое слово, специально прикрывая простые мысли мистическим туманом.

Алёнке мистика просто кружила голову, Андрею вскружила голову просто Алёнка, оба они испытывали чистый восторг от Веснянки, от своих успехов, а пуще всего радовались успехам ребят, собственной нужности. Они во всех притчах видели только светлое, доброе, как дети, считали, что ночь всегда проходит, а день только наступает.

Добро всегда побеждает, и с этого молодых людей не сбить, да и не ставил Горик перед собой такой задачи. Он считал, что всегда побеждает правда, и она не обязана быть при этом доброй, в чём наивным прекраснодушным восторженным юнцам непременно предстоит убедиться.

Горислав оставил их на время в покое, поскольку ему действительно улыбнулась удача. Дмитрий не задал ни одного вопроса, ни взглядом не выразил отношения. Горислав и на него бы махнул рукой, если бы не тренировочные схватки – в них Дима преображался, на него явно что-то накатывало. Парень отдавался поединку во всю мощь души, не признавая компромиссов, главное – не признавая поражений.

Казалось, что он жил в поединках, от боя до боя, всё, что напрямую не касается боя, для него не существовало. То есть не являлось существенным – Дима не производил впечатление зацикленного, заторможенного, ненормального человека, он улыбался шуткам, часто сам бывал ироничен, отдавал должное и девичье красе, и вкусной пище, да просто элементарному комфорту.

В обыденности жил один ещё довольно молодой улыбчивый, спокойный парень, а с мечом оживал другой – сосредоточенный, коварный, очень терпеливый и решительный боец. Горислав заметил, что ему недостаёт противников, с которыми можно не сдерживаться, за которых не нужно бояться. Горик просто из интереса решил проверить, насколько его хватит, и всё свободное время стал уделять Дмитрию.

Тот, осознав, что это вызов или проверка, с восторгом ринулся Горика убивать, впрочем, ни мало за него не тревожась – благодаря дару богов Горислав за годы упорных тренировок стал пока никем непревзойдённым мастером меча.

Схватка насмерть будоражила обоих, хотя Диму всё-таки намного сильнее. Сам Горик, пожалуй, смог бы убить Дмитрия, но для этого ему потребовалась бы ярость, упоение боем – обычное, в общем-то, Димино состояние.

Изрядно подустав от столь острого развлечения, Горислав улучил возможность поговорить с Димой наедине и спросил просто:

– В чём твоя проблема?

– Командир, извини.

Горика всегда смешило это его обычное обращение, он улыбнулся. – Да ладно, по мне так всё нормально – это у тебя проблемы.

– Сильно заметно? – с полуулыбкой спросил Дима, Горик серьёзно кивнул. Дмитрий со вздохом буркнул. – Это война, командир. Вот и бухать мне нельзя…

Горислав не стал скрывать серьёзной заинтересованности. Дмитрий, с трудом подбирая слова, начал рассказывать. Не то, что он пьяный буйный или агрессивный, всё с этим нормально, но случись что, убить или покалечить может запросто. Ему совсем нельзя драться выпивши, а это для него просто как голым ходить. Он всегда мог постоять за себя и за друзей и совершенно не представляет себе ситуации, когда нельзя слова сказать в ответ. Ну, а где слово, там и без слов короче объясниться, особенно с хамами. Дело совсем не в том, что просыпаются боевые рефлексы, или съезжает сбитая войной планка – он всегда был не прочь подраться. Просто на войне впервые испытал нечто…

– Понимаешь, это походу как героин, – смущенно рассказывал Дима, – ну, или водка. Кому-то пофиг, а других уносит и забирает с первой дозы. Секунды растягиваются в часы, ты всё видишь, как оно на самом деле – отчётливо, ярко… всё делается простым и ясным… ты жив, кто-то умер, часто только потому ты и жив, что кто-то умер раньше. Есть они со своими страхами и злобой… и мы с нашей правдой…

Горислав даже ущипнул себя за запястье, чтоб убедиться, что вот это он слышит наяву от «современного» человека! Самое удивительное, что это чудище три года на его глазах, рядом с ним жил, учился, дрался, работал и ни словом, ни жестом себя не выдал! Горислав счёл это знаком благосклонности богов, поскольку узнай он о Диме раньше, тот не получил бы столь основательной подготовки.

На тот же момент оставались чисто технические, по мнению Горика, вопросы – убедить парня, что сам Горик не псих и не выдумщик, что всё на самом деле – Диме всерьёз предлагается перейти в иную реальность, в тело и сознание подростка, и совершить вендетту с неясным количеством целей на любых угодных богам условиях.

Путь стали

Подняться наверх