Читать книгу Колыбель. Часть вторая. Битва - Алексей Медоваров - Страница 1

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ХЕРШЕЛ

Хершел разжимает кулак и посмотрит на пульсирующий красным светом чёрный кристалл. «Чёрная метка, как в том романе про пиратов и сокровища» – думает Хершел, усмехаясь. Какая забавная аллегория, и улыбка расползается всё шире, обнажая безупречные зубы на безупречно сделанном лице, которое превращается в злую маску. Его самолёт, изготовленный по спецзаказу, несётся на скорости в три маха на суборбите из Оттавы в Новую Зеландию, доставляя его на очередную встречу по вызову, словно элитную шлюху. Но, наверное, стоит несколько раз побыть шлюхой, чтобы потом взойти на трон. Времена меняются и нужно адаптироваться – так было всегда, во все времена. Либо приспособишься, либо вымрешь!

Они облюбовали его поместье на острове и вызывали его туда уже не в первый раз. Приходили всегда втроём, много говорили, ещё больше недоговаривали, давали советы, которые были на самом деле приказами и оставляли интересные предметы.

Самолёт начал сбрасывать скорость, значит, он почти прибыл на место. Полчаса спустя колёса самолёта плавно коснулись посадочной полосы и вскоре Хершел смог ощутить под собой твёрдый бетон. Самюэль, верный чернокожий телохранитель и слуга, осмотрел местность и вернулся в самолёт. Пятнадцать минут спустя он был в поместье совершенно один – лишь самолёт с поднятым трапом поблёскивал отражённым светом Луны.

Тишина пустого мёртвого дома оглушала, за окном затихли все звуки, как всегда, перед их приходом. Природа недолюбливала этих чужаков, впрочем, как и Хершел, только ему приходилось вести с ними дела, а не забиваться в глубокую нору. Он смотрит в бесконечное ночное звёздное небо – такого не бывает в городах, и видит, как одна из звёздочек начинает увеличиваться в размере и вскоре превращается в огромный, не имеющий чётких очертаний объект, который зависает над его, Хершела Стюарта, внутренним двором, в десяти метрах, напротив кабинета, у самого балкона. Двери уже открыты и занавески свободно колышутся от любого дуновения ветра. Хершел отходит вглубь своей половины кабинета и усаживается в удобное кресло. Тонкие изящные пальцы его рук сплетаются у подбородка.

БАЮШЕВ

Волны бились об неприступные скалы, пенясь и рокоча, но в двухстах метрах от берега утреннее море было спокойным и безмятежным. Солнечные лучи только-только стали пробиваться сквозь горные вершины, и мир вокруг ещё был погружён в царство сумрака.

Вода забурлила и из пучины Тихого океана стала подниматься подводная лодка. С её чёрного корпуса стекала, пенясь, солёная морская вода.

Один из матросов повернул затвор и Баюшев сразу почувствовал свежий солёный воздух. После недельного заточения под толщей Тихого океана этот запах казался божественным! Оказавшись снаружи, Константин сделал пару глубоких вдохов и посмотрел в сторону Новозеландского берега. Его цель располагалась в двадцати километрах от побережья, в одном из самых малонаселённых уголков мира – Вестлендском национальном парке. За световой день Константину нужно было преодолеть это расстояние, пробираясь по незнакомой местности.

– Константин, вы уверены в своём решении? – командир крейсера тоже покинул чрево подводного охотника и наблюдал за приготовлениями надувной моторной лодки. – Я могу отправить с вами пару-тройку крепких ребят.

– Нет. Без специальной горной подготовки они только замедлят моё продвижение.

– Баюшев закинул рюкзак со снаряжением в лодку, спустился в неё сам и включил электромотор. – Положите судно на дно и дожидайтесь моего возвращения завтра к вечеру.

Чёрная, невзрачная лодка японского производства тихо гудела электродвигателем, вспенивая воду позади. Когда половина пути до берега была пройдена, Баюшев оглянулся и увидел позади только спокойную безмятежную гладь Тихого Океана.

За одной из скал притаилась небольшая бухта, с пляжем из гладкой гальки и крупного песка. Баюшев спрыгнул в пену, когда резина ткнулась носом в каменистый пляж, втащил лодку на берег. От пляжа уходила вверх тропа, бывшая когда-то бурным горным ручьём. Теперь же русло заросло кустарниками и мелкими деревцами, цепляющимся за трещины в базальтовой породе. После того как лодка была надёжна спрятана под маскировочной тканью, принимавшей рисунок окружающего пространства, Константин стянул с себя гидрокостюм, облачился удобную тёплую туристическую одежду, закинул рюкзак со снаряжением за спину и растворился в прибрежной зелени.

Его целью было поместье Олд Парк, единственное в радиусе трёхсот километров. Селиться в заповеднике категорически воспрещалось властями Новой Зеландии, если ты только не родственник короля Великобритании. К сожалению, владелец поместья и был таким родственником, а по совместительству одним из влиятельнейших людей на Земле.

С внешним миром поместье связывала старая дорога, ведущая от шоссе, но ей давно уже не пользовались, так как всё транспортное сообщение происходило по воздуху. В конце двадцатого столетия теперешний владелец построил небольшой аэродром для частного самолёта. Константин планировал проделать часть пути по этой старой дороге, вилявшей вдоль обрывистого побережья между скал.

Цель у вылазки была, в общем-то, проста – прибыть вовремя и убедиться в происходящем лично. От дальнейшего решения Баюшева, как от руководителя Отдела, зависело слишком многое, поэтому довериться Константин мог только своим глазам. Аналитическое подразделение усмотрело связь между последними событиями сразу после взрыва на Атмосферном очистителе, одном из проектов Отдела. Всё просто – одним метеоритом хотели уничтожить сразу три цели – орбитальную станцию, способную оказать отпор и атмосферный очиститель. Главной же целью была сама планета – упади большой фрагмент метеорита на поверхность, на Земле, вполне возможно, наступила бы ядерная зима и новый ледниковый период. Человечество полностью уничтожить вряд ли бы получилось, учитывая американскую колонию на Марсе, самодостаточные российские и международные базы на Луне, но технологический регресс был бы очевиден. Взрыв склада на очистителе был обычной попыткой перевести внимание от неудачной попытки террористической атаки планетарного масштаба к чему-то более привычному для информационного медиа пространства. Подтверждением правоты для Баюшева стала череда покушений на единственного свидетеля космической катастрофы, который, как оказалось, видел предостаточно, но поплатился за это. Жаль парнишку – в шестнадцать лет превратится в овощ! Баюшев подозревал, что враг ещё не исчерпал всех своих возможностей, но КСБ, кажется, взяло след. Этот Ермаков умён, опытен и последователен в своих действиях, настолько, что Баюшеву пришлось лишь подтвердить его догадки, не вдаваясь в подробности!

Когда мозаика из событий сложилась в общую картину, главного организатора найти не составила особого труда. Четыре года назад несколькими агентствами были опубликованы направления, которые будут привлекательны для инвестиций и практически все они были связаны с перенесением высокотехнологичных производств с поверхности планеты на орбиту или на Марс. Группа транснациональных корпораций практически моментально последовала рекомендации, инвестировав большую часть своих средств во внеземные проекты. Выяснить истинного бенефициара этих корпораций не составило большого труда – им оказался Хершел Ричард Стюарт, потомок древней английской династии и один из богатейших и влиятельных людей планеты.

Хершел Стюард правил своей империей из Канады и практически не покидал своих владений из-за множества перенесённых операций по трансплантации органов. Однако несколько раз он всё же покидал Северную Америку, и каждый раз прибывал в этом забытом богом поместье среди скал на другом краю Света. Первый раз он прибыл сюда за шесть дней до объявления инвестиционного прогноза. Второй раз он прибыл за месяц до появления метеорита, а затем, за день, вдруг направился на открытие новой частной верфи земной орбите. Сегодня будет третий раз за довольно-таки не продолжительное время.

Рубашка потемнела от пота и прилипла к телу, несмотря на прохладу воздуха. Баюшев держал темп, периодически сверяясь с часами и ГЛОНАСС приёмником. Тело радовалось приятной усталости от движения, сердце ровными толчками гнала кровь по жилам. Константин со времён офицерской службы поддерживал себя в отличной форме, несмотря на должность «в кресле».

Добравшись до старой дороги, Баюшев сделал короткий привал. Расположившись чуть в стороне от полотна, он осмотрелся – асфальтобетон был усыпан толстым слоем листьев, тут и там пробивались кусты и молодые деревца – видимо, этой дорогой не пользовались несколько лет. Константин достал из рюкзака комплект электроники, состоящий из пары блоков датчиков и прозрачных очков дополненной реальности. Один комплект датчиков он закрепил на куртке, второй нацепил на ремень. Едва нацепив очки, Баюшев получил оповещение о повышенном радиоактивном фоне. Излучение не было критическим, но значительно превышало фон этой местности и подходило к четверти максимального допустимого значения в пятьдесят микрорентген в час. Была вероятность того, что обстановка может ухудшиться, а значит, нужно поторапливаться!

– Всё чудесатее и чудесатее! – проворчал Баюшев, закидывая рюкзак за спину.

Плитка горького шоколада и пара глотков воды заглушили чувство голода. Впереди было ещё двенадцать километров извилистой горной дороги.

Дорога довольно круто ушла вниз и Баюшев остановился, на миг залюбовавшись открывшимся видом. А любоваться здесь было чем – небольшая долина между трёх гор, склоны которых усыпаны деревьями с желтеющей и краснеющей листвой. Небольшая горная речушка разбивает долину почти напополам, протекая под изогнутым каменным мостом, к которому ведёт дорога, по которой он пришёл. Старый особняк в викторианском стиле стоит на небольшом холме, в дальней части долины, окружённый хозяйственными постройками. Можно было бы назвать это место идиллией, царством гармонии, если бы не идеально ровная полоса небольшого частного аэродрома, залитого бетоном. Ещё более уродливо смотрелся новенький, суперсовременный суборбитальный самолёт.

Путь до площадки, которую Константин выбрал для наблюдения за долиной, оказался гораздо сложней, чем он предполагал. Ноги то и дело пытались соскользнуть вниз вместе со щебнем и если бы не молодые деревца, он бы точно уже слетел кубарем несколько раз. Но добравшись до места, Баюшев понял, что не прогадал – местность лежала как на ладони! Из рюкзака появилось оборудование для слежки и видеофиксации, сухой паёк, тёплый спальник. Спустя пять минут для наблюдения всё было готово. Константин накинул развёрнутый спальник на плечи и принялся ждать. Датчик тем временем выдавал уровень радиации шесть целых и две десятых микрорентген в час.

Вместе с темнотой пришёл холод, покрывая инеем всё вокруг. Никакого движения в долине не происходило за всё время наблюдения, лишь порывы ветра иногда поднимали тучи листьев, закручивая их в вихри. На небе ни облачка. Чистое зимнее небо южного полушария притягивало взгляд Баюшева непривычным рисунком звёзд.

Внезапно проснулось оборудование, зафиксировав движение внизу, включилась запись. Константин тут же забыл о холоде и звёздах, прильнув к биноклю.

Трап самолёта откинулся, и по нему спустились двое. Первым вышел широкоплечий чернокожий здоровяк вооружённый автоматом. Осмотревшись, он сделал жест рукой, и из самолёта появилась фигура худого мужчины в светлом пальто и шляпе, с тростью в руке. Двигался он так, будто бы каждое движение причиняло ему неимоверную боль. Парочка проследовала в особняк так быстро, насколько позволяло состояние человека с тростью.

Некоторое время ничего не происходило, затем чернокожий здоровяк вышел из здания и заспешил обратно к самолёту, трап за ним поднялся, и долина снова погрузилась в безмятежность. Константин подождал несколько минут, затем отложил бинокль и снова посмотрел на небо. И тут сразу случилось две вещи. Сначала истерично заверещал датчик радиации, предупреждая о резко возросшем уровне радиации. Затем часть неба дрогнула и начала смещаться. Звёздный рисунок на ней выглядел слегка искажённым. Искажение увеличивалось в размере, опускаясь всё ниже и ниже. Достигнув уровня Константина, искажение уже выдавало картинку окрестностей – деревьев и особняка. Особенно сильно искажались прямые линии, превращаясь в дуги.

Баюшев посмотрел на оборудование видеофиксации – техника работала исправно, записывая происходящее сразу в нескольких диапазонах.

Искажение зависло на уровне второго этажа, у балкона. Только сейчас Константин обратил внимание на то, что перила у передней части балкона не было, а у боковых частей были, будто бы перила демонтировали преднамеренно. Несколько теней промелькнуло между искажением и открытыми настежь дверями. Константин посмотрел на показания датчика радиации – счётчик Гейгера выдавал пятнадцать микрорентген в час. По хорошему, ему нужно было уходить прямо сейчас, не подвергая свою жизнь напрасному риску, ведь к такому повороту событий он не был готов! Но вместо этого Баюшев вытащил из походной солдатской аптечки две таблетки гистамина и отправил их в рот.

«Только бы они не задерживались в этом чёртовом особняке!» – Подумал про себя Баюшев.

Время тянулось убийственно медленно. Организм Константина облучался с каждой секундой. Пока его успокаивало только одно – на атомной подводной лодке должны быть средства для вывода излишков радиации из тела.

Через восемнадцать минут всё закончилось так же внезапно, как и началось. Искажение стремительно взмыло вверх и скрылось за горными вершинами. Уровень радиации так же резко понизился до семи микрорентген. Из самолёта показался негр, правда теперь на нём был жёлтый комбинезон и противогаз – Константин узнал его по телосложению и походке. Через несколько минут негр он вышел, поддерживая худую фигуру, на которой красовался такой же жёлтый костюм. Вот только на худом теле он висел, словно тряпка и порывы ветра раздували его, словно парус. Похоже, негр не давал ветру унести худого человека. Двигатели заработали, едва поднялся трап. Самолёт разбежался по короткой полосе и легко взмыл вверх, набирая высоту в промежутке между склонами двух гор.

Константин быстро собрал вещи и оборудование, закинул рюкзак и осторожно начал спускаться вниз, помаленьку скользя по каменной крошке, подсвечивая себе дорогу фонарём. Вряд ли кто остался в долине при таком уровне радиации. Очутившись на старой дороге, Баюшев мгновение помедлил, потом скинул рюкзак, достал перчатки, спальник, портативную камеру и пылезащитные очки. Оставив рюкзак с оборудованием за приметным камнем, Константин зашагал к особняку быстрым шагом.

У самой кромки леса Баюшев остановился, огляделся, и, не заметив ничего подозрительного, занялся подготовкой. Перочинным ножом он разрезал спальник, затем срезал часть внутренней подкладки. В спальнике, по центру, он проделал отверстие для головы и натянул его на себя. Затем потуже застегнул обувь, надел очки, частью срезанного подклада обернул голову, оставив только разрез для глаз. Потом натянул капюшон, надел перчатки, прицепил камеру и направился к старому особняку.

Луч фонаря выдёргивал из темноты дорогу, лежащую вдоль забора, покрытого мхом. То и дело встречались большие лужи дождевой воды, покрытые листьями. Константин всячески старался обходить их стороной – не хватало ещё промочить ноги радиоактивной жидкостью, но пару раз всё же чуть не залез, после чего немного сбавил темп.

По мере приближения к зданию рос фон излучения. Хоть он и не достигал значений зафиксированных при искажении, но задерживаться рядом с особняком не стоило.

Дверь противно скрипнула, едва Баюшев потянул за ручку. Он замер от неожиданности на пару секунд, затем шагнул через порог. Холл здания был весьма просторным, видимо, когда-то тут висела огромная люстра, подвешенная за потолок второго этажа. Две широкие лестницы, с обеих сторон холла, вели на второй этаж. Перила украшала некогда причудливая резьба, теперь изуродованная трещинами и следами крысиного помёта. Пол устилал толстый слой пыли. Баюшев мысленно порадовался, что догадался закрыть лицо. Но никаких следов на пыльном полу в холле он не нашёл. Посветив на стены у двери, Константин заметил небольшую дверь. От входа до этой двери пыли не было вовсе.

Эта дверь открылась бесшумно, хоть и была на удивление тяжёлой. Отворив её, Баюшев понял в чём причина – с внутренней стороны дверь была оббита свинцовыми листами. Посветив вдаль, он обнаружил, что такие же листы покрывают стены, потолок и пол. Едва Константин сделал шаг в коридор, переступив через довольно высокий порог, как уровень радиации вокруг снизился до приемлемых норм. Довольно длинный коридор оканчивался лестницей, ведущей на второй этаж, которая заканчивалась ещё одной дверью из свинца. Ещё одно усилие и Баюшев оказался в довольно странной комнате.

Комната квадратов на сорок была оббита свинцовыми панелями ровно до половины, вторая половина была обычной и их разделяло стекло сантиметров двадцать толщиной. Ровно посередине свинцовой половины комнаты стояло большое удобное кресло в подлокотник которого был вмонтирован пульт управления. Константин уселся в кресло и посветил на пульт – эмблемы рядом с каждой кнопкой были просты и понятны – вентиляция, освещение, дверь, и красная кнопка тревоги. Баюшев включил освещение и с разочарованием обнаружил что ничего более в комнате нет, а значит, эта вылазка в особняк была напрасной. Хотя может и не совсем!

«Если комната полностью изолирована от внешнего мира, а от гостей отгорожена толстым стеклом, то как же они общаются? Уж явно не голосом, динамиков он не заметил… Неужели телепатия…»

Из раздумий Баюшева вывел щелчок затвора помпового ружья, прозвучавший у самого уха.

– Встань, сучара, с кресла хозяина, пока я тебе мозги, нахрен, не вынес!

Баюшев медленно поднялся. В висок ему смотрело дуло дробовика.

– Руки за голову, сучара!

Костантин подчинился.

– Где ствол?

– У меня нет оружия.

– Врёшь, сучара! Подними своё сраное пончо! Одной рукой, медленно!

Баюшев поднял край бывшего спальника на спине. Рука незнакомца быстро похлопала по карманам и поясу. – Так, повернись!

Баюшев повернулся. Ружьё в него направлял человек, чей возраст он определить затруднялся – голова полностью лишена волос, не было даже ресниц, кожа воспалена, на шее волдыри. Пальцы рук были лишены ногтей, вместо них остались розоватые лунки. Белок вокруг тёмных глаз так же был воспалён, сами глазные яблоки постоянно мелко дёргались. Баюшев поднял передний край пончо. Тут же последовал сильный тычок в живот.

– Что, блядь, нож это уже не оружие? – перочинный откидной нож перекочевал из кожуха на поясе в руку незнакомца. – Вставай, сучара, пока я тебя по хребтине не огрел! Неохота тебя потом на себе вытаскивать из этого свинцового гробика. К выходу.

После ярко освещённой комнаты Баюшев ничего толком не видел, спускаясь по тёмной лестнице, лишь в конце коридора на первом этаже он заметил слабый силуэт открытой двери, контрастировавший со стенами. Красноглазому темнота, судя по всему, не мешала вовсе и он говорил не останавливаясь.

– Я тебя засёк, едва ты появился на дороге! Ты, сучара, совсем в свои игрушки заигрался! Мог вальнуть тебя в любой момент, но решил посмотреть что ты задумал! Ты не ссыкун, они обычно к дому не идут, а ты пошёл, тряпками, бля, обмотался! Выйдем, я хозяину позвоню и решим, что с тобой делать!

У двери Баюшев запнулся о порог и полетел в холл. Красноглазый заржал и скакнул за ним следом. Падая, Баюшев набрал в кулак радиоактивной пыли и, поднимаясь, швырнул красноглазому в лицо и, не дожидаясь его реакции, саданул пяткой ему в коленную чашечку. Красноглазый взревел от ярости, протирая тыльной стороной руки, с зажатым в кулаке ножом, отнятым у пленника, глаза. Раздался выстрел направленный наугад. Дробь пробила самодельное пончо с правой стороны, несколько дробинок всё же зацепили ребра, одна прошла на вылет через мягкие ткани. Константин отшатнулся, но через долю секунды, превозмогая боль, кинулся на красноглазого, сбивая его с ног. Вдвоём они рухнули на пол, подняв тучу радиоактивной пыли. Раздался второй выстрел – дробовик оказался полуавтоматическим, но в этот раз пострадали только резные перила лестницы. Красноглазый двинул лбом в лицо Баюшева, пока тот держал его руки разведёнными в стороны. Раздался хруст ломающейся кости и из носа хлынула тёплая кровь, повязка в районе носа и рта моментально набухла и перестала пропускать воздух. Баюшев начал задыхаться, пытаясь дышать ртом. Красноглазый воспользовался моментом вырвал руку с винтовкой и огрел ею Баюшева в грудь, но удар вышел вскользь, задев лишь плечо, и Константин сумел вырвать дробовик и отшвырнуть его в сторону. Красноглазый спихнул бывшего пленника, пока тот пытался оттянуть от лица залитую кровью повязку и с удивлением обнаружил в зажатом кулаке складной нож.

Баюшев судорожно втянул ртом немного воздуха, и едва смог увернутся от лезвия собственного ножа. Красноглазый сделал ещё один широкий выпад, открывшись. И тут же Константин воспользовался ошибкой противника – хватая руку с ножом в локте и в запястье и уйдя чуть в сторону, он перенаправил импульс выпада, одновременно сгибая руку противника в локте и поворачивая его кисть вверх.

Лезвие перочинного ножа вошло вертикально в нижнюю челюсть красноглазого. Хлынула кровь, его и без того большие безумные глаза расширились ещё больше от удивления. Баюшев выпустил его руку и оттолкнул его от себя ногой. Разум застилала пелена от нехватки кислорода. Хватаясь за маску, он вывалился из дома на мокрые листья и сорвал ткань с головы, шумно втягивая холодный воздух. В вышине чистого неба светились мириады звёзд.

Немного переведя дыхание, Константин сел. Перед ним стоял огромный старый дом с распахнутыми настежь дверями, сочащийся радиацией. Где-то в холле лежало безволосого красноглазого человека в луже собственной крови. Баюшев представил, как кружащаяся радиоактивная пыль медленно оседает на остывающее тело. Нужно было убираться отсюда.

Константин встал, держась за рёбра, и поплёлся, пошатываясь, прочь от особняка. Отойдя метров на пятьдесят, он оглянулся, и как раз вовремя. В дверном проёме стоял красноглазый, из его нижней челюсти торчал перочинный нож – видимо, короткое лезвие застряло в нёбе, куртка залита кровью. И он поднимал дробовик.

– Футяра! – прохрипел красноглазый, нажимая на курок. Баюшев нырнул за невысокий каменный забор как раз вовремя – дробь выбила сноп искр из верхних камней, и побежал на полусогнутых ногах вдоль стены к лесу, молясь, чтобы красноглазый не перепрятал рюкзак.

АННЕТ

Из прохладного воздуха международного терминала в липкую духоту Московской ночи, затем в такси, где поток воздуха из открытого настежь окна немного бодрит, затем снова в прохладу кондиционированной свежести в холле больницы. Аннет осматривается, в глазах будто песок от недосыпа и частых слёз, но в них так же можно прочесть и решимость.

За стойкой регистратуры, огороженную стеклом, девушка видит уставшую от долгой ночной смены женщину в годах, облачённую в халат и массивные очки с толстыми линзами на пол лица. Аннет спрашивает, с сильным французским акцентом, про нужного ей пациента и в ответ слышит что-то про часы посещения. На часах на стене время без двадцати пять утра, а это значит, что до следующей попытки больше трёх часов. Женщина в халате советует ей подождать в круглосуточном кафе за углом.

В кафе царит уютный полумрак, пахнет кофе и выпечкой. Аннет проходит в зал для курящих и заказывает чёрный кофе, кусочек торта и пачку тонких дамских сигарет. Официант принимает заказ и растворяется в темноте. Аннет осматривается и с удивлением обнаруживает, что в кафе довольно приличное количество посетителей для столь раннего часа. Ей всегда казалось, что ночная жизнь кипит в Париже, особенно летом, но выходит, что в Москве происходит то же самое! Появляется официант с заказом и Аннет тут же достаёт одну сигарету и делает большую затяжку. Странно, сигареты такой же марки, но вкус совершенно другой, отмечает про себя девушка. Глоток кофе, затем торт до последней крошки, ещё кофе и новая сигарета.

Аннет достаёт из сумочки кошелёк, а из него, из потайного кармашка, небольшой свёрнутый в несколько раз, кусочек бумаги. Девушка разворачивает бумажку и смотрит на содержимое записки, хотя знает содержание наизусть, ведь за последние сорок восемь бессонных часов доставала этот клочок бумажки, неверное, сто раз. Сигарета медленно тлеет, плавные изгибы табачного дыма гипнотизируют и Аннет чувствует, как проваливается в болезненное состояние между бодрствованием, сном и воспоминаниями.

– Аннет, зайка, можно тебя на пару слов? – папа, как всегда, вежлив и тактичен. Шумная вечеринка остаётся за стеклом, а сентябрьский тёплый вечер обволакивает их. Пахнет прелыми листьями и недавно прошедшим дождём.

– О чём ты хотел поговорить, папочка? Неужели об отношениях между мальчиками и девочками? – Аннет смеётся, видя как отец, смущаясь, краснеет.

– Нет, что ты, зайка, я уверен, что ты достаточно взрослая…

– Жаль, я бы послушала! – она снова смеётся, в ней играет музыка, а пузырьки выпитого шампанского приятно кружат голову. Но отец, её любимый папочка, на удивление серьёзен. Тогда она прекращает смеяться и берёт его руку. – Извини, папуля, я не хотела тебя смущать! Так о чём ты?

– Аннет, милая, сегодня тебе шестнадцать, ты умная, красивая юная леди. Уверен, что тебя ожидает прекрасное будущее! Но знаешь, мы, я и мама, не всегда будем рядом. – Отец жестом прерывает попутку её протеста против такой темы. – Да, не сможем. Мир вокруг непостоянен, местами даже безумен, но решение можно найти всегда, правильное или не правильное, но можно. Главное помнить и понимать, что за любой выбор нужно будет расплачиваться, в таком мире мы живём.

– Папуля… – Аннет немного озадачена этими словами, но видит что отец серьёзен и взволнован.

– У меня есть кое-что для тебя, дочка. Назвать это подарком у меня не язык не повернётся и единственным пожеланием будет никогда этим не воспользоваться! Но мне будет гораздо спокойней, если я буду знать что он у тебя. – Отец достаёт из бумажника небольшой кусочек плотной бумаги, сложенный в несколько раз и отдаёт в руки дочери. Аннет разворачивает и видит телефонный номер, на лице её читается недоумение. – Если попадёшь в безвыходную ситуацию, просто набери этот номер с любого аппарата, представься и объясни ситуацию. Помощь придёт, но помни – услуга за услугу! И чем серьёзней будет поддержка, тем больше с тебя спросят потом. Носи этот номер всегда с собой и никому не говори о нём, ты поняла?

– Да, папа, я поняла!

Дверь на балкон распахнулась и показалась Мария, старшая сестра, с бокалом красного вина в окружении звуков веселья и запахов еды.

– Что это тут у вас, отцовские наставления на шестнадцатилетие?! А ну-ка бегом назад, гости уже потеряли виновницу торжества!

– Что-то вроде того! – улыбнулся отец, затем поцеловал младшую дочь в лоб. – Слушайся сестру!

Девушки вернулись в гостиную, а их отец остался на балконе в одиночестве с бокалом красного, словно кровь, вина.

– Мари, а у тебя был подобный разговор с папой на шестнадцатилетние? – спросила Аннет у сестры, сделав акцент на слове «подобный». Мари внимательно посмотрела на младшую сестру, внимательно, с лёгким прищуром, будто прочла истинный вопрос между строк.

– Конечно был. Какой любящий отец захочет, чтобы его ребёнок попал в безвыходную ситуацию. А теперь беги к гостям, вон тот симпатичный парнишка уже совсем тебя заждался!

На следующий день отец Аннет вернулся на службу в ООН и больше наедине девушка с ним не разговаривала. Были, конечно, и телефонные звонки и сеансы видеосвязи, чтобы так, по-настоящему поговорить – не выходило. Ту записку Аннет спрятала в кошелёк и носила всегда с собой. Разговор на балконе хоть и тревожил девушку первое время, забылся, что и не удивительно – учёба, роман с Анри и многочисленные вечеринки отодвинули его на дальнюю полочку воспоминаний.

Через девять месяцев случился странный разговор с отцом – он был очень взволнован и эмоционален, и по правде говоря, довольно сильно испугал Аннет. Отец сам прервал разговор, что само по себе было странно, но перезвонить, выяснить что происходит, девушка не смогла – телефон папы был выключен. В тот день она так и не дозвонилась. Вечером Аннет направилась к матери, с намерением поговорить, выяснить, что происходит с отцом. Вдвоём они готовили ужин, когда в вечерних новостях сообщили о том ужасном случае со свидетелем столкновения метеорита с орбитальной станцией, из которого хотели извлечь воспоминания, сказали что, предположительно, это не несчастный случай, а спланированное покушение, сказали что, предположительно, предыдущие случаи срыва процедуры так же были подстроены. А в конце назвали главного имя подозреваемого – её отца, Француа Мануша. Через полчаса в дверь квартиры матери постучал Интерпол.

Следующие три недели были сущим адом. Под окнами дежурили толпы журналистов. Крупный политический скандал на время потеснил с первых полос заголовки о последствиях разрушения от падения кусков метеорита и террористическом акте на строительстве атмосферного очистителя в далёкой России.

Аннет с матерью поместили под домашний арест на время расследования, их телефонные разговоры прослушивались, постоянно брались и перепроверялись показания. Мари досталось больше – её не посадили под домашний арест, так как она не разговаривала с отцом больше трёх месяцев, и журналисты не давали ей прохода.

Тело отца они так и не увидели, вместо гроба привезли жестяную банку с прахом после кремации, молча вручили и ушли. В ту ночь Аннет не сомкнула глаз – сидела на кухне за столом, на котором стояла банка с прахом её отца. Именно тогда она вспомнила о том странном разговоре на своё шестнадцатилетние, о записке с номером телефона. Наутро в её голове созрел план действий.

В первое же утро после окончания домашнего ареста Аннет выскользнула из дома с сумкой самых необходимых вещей и с прижатой к груди жестяной урной с прахом отца. В квартале от дома её ждал Анри, теперь уже бывший парень, но всё ещё друг, на своём новеньком спортивном электрокаре. Его родители, люди довольно известные в Париже, запретили ему встречаться с Аннет, но тайком они продолжали общаться, хоть и не так как прежде. Он отвёз девушку в местечко на севере от Парижа, туда, где родился отец. Там она развеяла прах над небольшим прудом.

Следующей их остановкой стал прокат электромобилей. Анри оформил на себя неприметный электрокар и Аннет отправилась на юг. Парень хотел отправиться с ней, но Аннет разубедила его, сказала что должна побыть одна и пообещала что не натворит глупостей и отдала записку для матери и сестры, поцеловала на прощание и умчалась подальше, будто бы пытаясь убежать от случившегося.

Греция встретила девушку летней грозой и сильным свежим ветром. Эта страна вышла из Евросоюза и имела тесные связи с Российской Федерацией, а значит, и транспортное сообщение было лучше, проще, а именно это Аннет и было нужно. Все женщины в семействе Мануш имели второе гражданство – греческое, по настоянию матери, гречанки наполовину

Кто-то дотронулся до плеча Аннет и она вздрогнула. Официант извинился и сообщил ей что тут спать нельзя. Аннет извиняется, просит принести ещё крепкого кофе и сразу счёт. На часах без двадцати восемь утра и у неё ещё двадцать минут до открытия больницы. Пока несут заказ Аннет прячет записку с номером обратно в потайной кармашек кошелька и идёт в туалет. Холодная вода и немного макияжа на глаза, чтобы скрыть усталость и вот у неё вполне презентабельный вид. К её возвращению на столе стоит ещё одна чашка крепкого чёрного кофе, Аннет всыпает в него ударную дозу сахара и быстро выпивает. В папочке со счётом она оставляет наличные рубли, снятые с кредитной карточки Анри в аэропорту и выходит из кафе. Жара на улице усилилась, улицы заполонили прохожие, спешащие по своим делам, на одинокую вышедшую из кафе молодую девушку всем всё равно и это нравится Аннет. В Париже для неё подобное отношение окружающих наступит не скоро.

Снова прохлада кондиционированного воздуха больничного холла, снова стойка регистратуры, но женщина за стеклянной перегородкой уже другая – моложе, бодрее и со свежим макияжем и в белоснежном халате. Аннет повторяет свой вопрос о просьбе повидать определённого пациента. Женщина что-то вводит через голографический интерфейс в терминал и пару секунд спустя сообщает, что проведать пациента невозможно, что тот в специальной охраняемой палате, что допуск только по специальным пропускам, что ей очень жаль и что она ничем не может помочь. Аннет догадывалась о том, что подобное развитие событий вероятно и продолжала настаивать, говорила, что прилетела издалека, но женщина в халате казалась непробиваемой. Тогда Аннет потребовала позвать того, кто может дать ей пропуск и через некоторое время сопротивлений женщина за стойкой регистратуры набрала номер внутренней видеосвязи и попросила отойти от стойки и ждать.

Тридцать минут спустя Аннет видит как из лифта выходит высокий крепкий человек в лёгком сером костюме, без галстука. Лицо его ничего не выражает, однако взгляд внимательный. Он подходит к Аннет, здоровается и предлагает пройти с ним. Они заходят в лифт, человек в костюме достаёт ключ и вставляет в замочную скважину на панели управления. Лифт закрывает двери и движется вверх, на табло высвечиваются этажи. Лифт останавливается на шестом, хотя кнопок на панели управления всего пять. Человек вынимает ключ и двери открываются. Они выходят в коридор и сворачивают в первый же кабинет от лифта. В небольшом, хорошо освещённом кабинете, на одном из двух кресел для посетителей сидит невысокий человек в белом халате поверх костюма. Человек, встретивший её, сел за стол.

– Присаживайтесь, – спокойно и немного устало раздалось из-за стола. Аннет послушно села на свободное кресло и взглянула на сидящего рядом человека – голову покрывали начинающие редеть седые кучерявые волосы, зачёсанные назад, смуглая кожа, аккуратные седые усы. – Это Кабир Ошович Мусалиев, профессор нейрохирургии. Меня можете называть Пётр Семёнович.

– Меня зовут Аннет Мануш, я… – начинает представляться Аннет, но Пётр Семёнович прерывает её.

– Мы знаем, кто вы, мадемуазель Мануш. Нам странно видеть вас здесь в свете последних событий, так что переходите сразу к сути.

– Хорошо, – Аннет набирает полную грудь воздуха, теребя носовой платок в руках. Она подозревала, что сегодня он ей понадобиться, и не раз. – Мой папа… Мой отец совершил, видимо, всё-таки совершил, ведь следствие ещё продолжается…

– Это сделал он, Француа Мануш… – отрезал Пётр Семёнович. – Продолжайте.

– Он совершил ужасный, отвратительный поступок! Я приехала сюда из Франции принести соболезнования от себя и своей семьи родственникам этого юноши. Я… – из глаз Аннет покатились слёзы, уже в который раз за последнее время. – Я понимаю, что ничего не исправит, но по-другому я просто не могу, понимаете? Я хочу как-то исправить, хоть немного, хоть что то… Возьмите мою кровь, печень, что угодно для него, я на всё согласна! Мне нужно искупить вину за отца, понимаете?!

Кабир Ошович и Пётр Семёнович переглядываются, пока Аннет вытирает слёзы. Нейрохирург откашливается и впервые подаёт свой басовитый голос.

– Мадемуазель Мануш, я могу вас называть просто Аннет? – девушка кивает. – Аннет, скажите вашу группу крови.

– Первая положительная.

– У Николая четвёртая отрицательная, самая редкая группа в мире. Боюсь, что ваша печень ему просто не подойдёт, понимаете? К тому же вам нет восемнадцати лет, и по нашим законам вы не можете быть донором органов. Единственное, что вы можете дать, так это кровь на плазму. Думаю, я могу организовать это, но только с вашего письменного согласия.

– Возьмите сколько нужно! – Аннет кивает, соглашаясь.

– Мы возьмём столько, сколько полагается взять.

– А что касается родственников, то у Николая их нет. Единственный близкий человек находится в соседней с ним палате – восстанавливается после обширного инфаркта. Он был свидетелем происходящего.

– Могу я увидеть Николая?

Аннет выходит из кабинета в сопровождении профессора, Пётр Семёнович остаётся в кресле, задумчиво глядя в окно. Пару минут спустя он достаёт небольшую коробочку с оборудованием для слежки из ящика стола и прячет «жучки» в сумке, косметичке и кошельке Аннет, которая та оставила по требованию профессора в кабинете на время посещения, затем устанавливает связь своего коммуникатора с коммуникатором девушки и закачивает туда специальное программное обеспечение. Затем складывает вещи обратно в сумку в том же порядке, в каком доставал, выходит из кабинета и направляется к автомату с кофе.

Шаги эхом отражаются от стен коридора – лёгкое и звонкое цоканье шпилек молодой француженки и тяжёлая поступь массивного профессора резко контрастируют. Двери всех палат заперты, у некоторых дежурит персональная охрана, периодически мелькает медперсонал. Наконец они останавливаются перед одной из палат, охраны рядом нет, но дверь открывается только специальным пропуском, который, конечно же, есть у профессора. Нейрохирург открывает дверь, пропуская Аннет вперёд, та, чуть медля, переступает через порог палаты.

Посреди палаты стоит кровать, одна половина чуть приподнята, так чтобы пациент полулежал. Всё изголовье заставлено медицинским оборудованием – капельницами, мониторами, двумя голографическими проекторами с изображением мозга и всего тела. От оборудования идут трубки и провода к телу человека. Аннет делает несколько робких шагов к кровати, чтобы рассмотреть человека на ней, но глаза наполняются слезами, опять приходится воспользоваться платком, но вспоминает, что оставила сумочку с платками в кабинете. Профессор протягивает ей свой и она выдавливает улыбку благодарности сквозь слёзы и тут же промакает платком глаза.

Человек, лежащий на кровати, очень худ, кожа сероватого оттенка обтягивает череп, некогда жилистые руки превратились в тонкие, покрытые сетью кровеносных сосудов веточки. Но самым страшным было не это – веки его глаз сильно дрожали, открывая взору белки закатившихся глаз, грудь резко и часто вздымалась, а конечности сводила судорога как при эпилепсии. Аннет захотелось отвернуться, но она силой воли заставила себя не отводить взгляд. Смотри, Аннет Мануш, с ним это сделал твой отец, по доброй воле или нет, это уже не важно! Этот грех предстоит замаливать тебе, возможно до конца жизни! Аннет протянула руку, пытаясь коснуться скрюченных пальцев, но из угла палаты раздался резкий незнакомый голос.

– Кто это такая? – Аннет вздрогнула, одёрнула руку и обернулась, не без облегчения, к говорившему. В дальнем углу, у небольшого столика сидел пожилой уже человек в кресле-каталке. Едва девушка повернулась к нему, его глаза округлились и налились кровью, губы задрожали, пальцы рук впились в подлокотники кресла. – Это ты, я видел тебя в новостях! Ты дочь того ублюдка!

– Я… – растерялась Аннет, ведь подобного развития событий она не ожидала. Хотя чего ты хотела? Приехать, попросить прощения и всех разжалобить? По головке тебя гладить и утешать никто здесь не будет!

– Да, ты! Пришла доделать то, что не вышло у твоего папаши? Добить его?

– Григорий Ефремович, успокойтесь, вам нельзя нервничать, – вмешался профессор.

– Тогда уберите её и я перестану!

– Поверьте, эта девушка пришла сюда вовсе не за тем, о чём вы говорите! Она пришла, так сказать, замаливать грехи отца! Предложила стать донором для Николая…

– Что?! – взревел Полянский, поднимаясь из кресла. – Ни капли этой подлой крови не будет в нём, слышите? Её отец, убийца, сломал Коле жизнь, превратил в… В вот это! А у него был стержень внутри, сила духа, он мог бы стать великим человеком. Он мне жизнь спас! А я не доглядел… Проворонил…

Человек осел обратно в кресло и затрясся в рыданиях. Кроме этих рыданий и тяжёлого дыхания Николая в комнате не было ни звука.

– Давно у Николая начался приступ? – спросил профессор несколько минут спустя.

– Около часа назад. Медсестра сделала инъекцию до вашего прихода, – ответил Полянский, успокаиваясь. – Ты прости меня, Кабир, сорвался я.

Пока профессор разговаривал с профессором, Аннет подошла к кровати, села на стоявший рядом стул и мягко, по-женски, взяла ладонь Николая в руки. Тот час его веки перестали дрожать, мышцы в конечностях расслабились, дыхание выровнялось. Лицо разгладилось и Аннет отметила, что юноша довольно красив – благородные черты лица, волевой подбородок. Интересно, какого цвета у него глаза? Мужчины затихли, наблюдая за происходящим. Аннет поднесла исхудавшую кисть юноши к лицу и зарыдала.

Просыпается Аннет уже под вечер, чувствуя, как всё её тело затекло от долгого пребывания в одной позе. Она всё также сидит на стуле возле Николая, уронив голову на край кровати и держа его руку в своих. Юноша дышит спокойно, на лице нет ни малейшего намёка на ту гримасу боли, которую Аннет видела в начале своего посещения. Высвободив руку, она потягивается и, оборачиваясь, видит в одном из кресел профессора, тот устало улыбается ей.

– Вы в буквальном смысле вырубились, простите за ненаучный термин. Почти десять часов проспали, и устройся вы поудобней, проспали бы ещё столько же. Вам нужно отдохнуть, принять душ, нормально поесть, а то выглядите вы не особо хорошо.

– Всё настолько плохо? – улыбнулась Аннет, поправляя причёску.

– Нет, но ещё немного и будет! – профессор снова улыбнулся. – Пойдёмте, я угощу вас кофе.

– Охотно, но только после того как вы расскажите, что с ним.

– Как скажете. В его организме синтетический токсин, очень агрессивный, но в малом количестве. Видимо, вся доза не попала, хм, по ряду причин. Мы практически полностью вычистили яд из всех органов, кроме головного мозга. Кровь Николая постепенно сама выводит токсин, но в крайне малых количествах и нам постоянно приходится её очищать. Основная проблема в том, что такое вещество нам ранее не было известно, и антидота на сегодняшний день нет. Сколько времени уйдёт на его поиски и синтез, я не знаю. Равно как не знаю, очнётся ли он после ввода противоядия.

– А за сколько времени кровь очистит мозг сама? – в глубине её души загорелась искорка надежды, но профессор затушил её парой фраз.

– За годы. К тому времени токсин разрушит мозг Николая полностью.

Такси везёт Аннет обратно в аэропорт, там, в камере хранения она оставила свои вещи, а затем в гостиницу, которую ей посоветовал профессор. Идёт дождь, приносящий в город свежесть, прохожие прячутся под зонтами. Аннет смотрит на проносящийся за окном огромный город-муравейник и думает о том, что на какое-то время он станет домом для неё. Она выбрала свой путь, приняла решение, принесла себя в жертву и будет рядом с этим несчастным юношей до его последнего вздоха или выздоровления! Звонит её коммуникатор, номер местный и неизвестный. Алло, спрашивает Аннет и знакомый сердитый голос человека из палаты, Полянского, говорит ей, что не против её посещений, что, видимо, из неё сиделка лучше, чем из него, что выписывается из больницы и покидает Москву по срочным делам, говорит, что вёл себя недостойно для офицера и так же внезапно кладёт трубку. Озадаченная таким неожиданным благословением Аннет погружается в мысли и не замечает, как такси доставляет её до гостиницы. Гостиница располагается в том же здании что и кафе, в котором она была сегодня рано утром. Девушка заказывает ужин в номер, принимает обжигающе горячий душ, отмечая что такого шикарного напора воды в Париже нет, плотно ужинает, забирается под восхитительно пушистое одеяло и моментально проваливается в сон. В кои то веки её не терзают ночные кошмары.

ПОЛЯНСКИЙ

Дыхание затрудняется, сердце бьётся неровно, с трудом. По полу разлита густая розоватая субстанция, похожая на кисель, только вместо запаха клубники вонь лекарств. Он видит, как бьющего в конвульсиях юношу закидывают на носилки и с трудом надевают кислородную маску на голову. Все вокруг что-то кричат но Полянский ничего не слышит кроме нарастающего звона в ушах. Когда звон вдруг прерывается мир вокруг гаснет.

Резкая вспышка в глазах и снова тьма, затем ещё одна теперь уже виден бежевый потолок с яркими огнями диодов, потолок начинает двигаться, включается звук и кто-то рядом с его ухом громко говорит, что пульс есть, что нужно торопиться. Полянский хочет посмотреть кто это, но голова отказывается поворачиваться. Резкий укол в руку, в районе локтя и снова темнота, но уже не такая пугающая.

За окном подходит к концу лето, липкая жара под тридцать градусов, но в помещении комфортно и покидать его не хочется. Полянский в задумчивости смотрит на суету московских улиц – вечно торопящиеся куда-то граждане, бесконечный поток транспорта. Его никогда не тянуло в Столицу, строить карьеру продираясь наверх по головам было не по нраву, жить в бесконечной спешке тоже. Пятнадцать лет назад он сделал свой выбор и ни капли не сожалел о нём. Всё указывало на то, что пришло время сделать ещё одно судьбоносное решение!

В распахнутом настежь шкафе висел отутюженный китель тёмно-синего цвета с золотыми нашивками. Полянский смотрит на форму, затем берёт со стола коммуникатор и набирает номер. Идут гудки вызова, затем уставший голос молодой девушки говорит с вопросительной интонацией «Алло?»

– Говорит полковник Полянский, Евгений Ефремович. Мы познакомились в больнице, – он придаёт своему голосу тон строгого куратора, хотя больше всего ему хочется просить прощения. – Я многое обдумал за сегодняшний день и пришёл к выводу, что сиделка из вас более удачная, нежели я. Если Вы всё ещё желаете помочь Николаю, то я не буду препятствовать. Можете сколько угодно находиться возле него. Я вынужден оставить больницу по долгу службы. И… я вёл себя недостойно, прошу простить!

Всё, вызов завершён, пора вернуть всё что можно на свои места и начать нужно с кителя. Как же опостылел ему этот чёртов больничный халат! И вот он закрывает за собой дверь больничной палаты, облачённый синее с золотом, выбрит до синевы на щеках, подтянут и даже трость в левой руке ничего не меняет. В больничном коридоре много людей и среди них полно военных и всё они, завидев Полянского, отдают ему честь. И плевать, что в груди бьётся искусственное сердце!

У лифта его встречает Кабир, вместе они заходят в кабину.

– Та девчонка… Нужно чтобы она могла свободно посещать Николая. Можешь устроить? – Кабир кивает, они перекидываются парой фраз, и профессор пожимает Полянскому руку на прощание. Рука ещё не восстановилась полностью, кисть слаба, моторика оставляет желать лучшего. Но современная медицина в сочетании с силой воли человека творили настоящие чудеса! Полянский говорит, что будет разрабатывать, делать упражнения. – Обещай, что вылечишь его!

Кабир грустно улыбается и кивает, Полянский выходит из лифта и, не оглядываясь, покидает больницу.

Представительный электромобиль с чёрными номерами мчит Полянского через Москву, на другой конец города, во Внуково. Отдельный въезд, обязательное сканирование транспорта, проверка документов на нескольких блокпостах. Вдалеке виднеется борт президента Российской Федерации, чуть поодаль, звено истребителей сопровождения – это значит, что глава государства на месте, в Кремле. Электромобиль останавливается у небольшого новенького сверхзвукового самолёта. Стюард берёт небольшой багаж Полянского и следует за ним по трапу. В салоне самолёта прохладно и тихо. С одного из кресел поднимается человек среднего роста, одетый в строгий, дорогой костюм.

– К сожалению, Константин Викторович сейчас чрезвычайно занят. Но у меня есть его личное разрешение посвятить вас во все детали вашего задания и предстоящего путешествия. Не будем терять времени даром, располагайтесь!

ВАСИЛИЙ

Василий устало сполз по стене и постарался устроиться поудобней на изогнутом полу. Помещение было исполнено в виде половины вытянутой сферы, а значит, не имело ровной поверхности. Условные стены потолок и пол заканчивались полностью прозрачной стеной, за которой был открытый космос. Вид, конечно, открывался обалденный, но отсутствие ровных поверхностей сильно напрягало Василия – ни сесть, ни удобно лечь помещение не позволяло. Нормально облокотится можно было на прозрачный экран, но осознание того что у тебя за спиной бездна космоса заставляло нервничать молодого силовика. Да и взгляд от панорамы было практически невозможно.

Дверь камеры представляла собой крупный овал, отделанный тем же шероховатым материалом бежевого цвета, что и стены и прилегала настолько плотно, что её контур с трудом угадывался. Материал мыл мягким, тёплым и излучал холодный свет, по фактуре немного напоминавший натуральную кожу.

Василий предпринял несколько безуспешный попыток привлечь к себе внимание, долбясь в дверь что есть силы. Вот и последняя не принесла желаемого результата и Василий решил поберечь силы.

Тот кто его запер забрал всю электронику и технику, включая старые механические часы. Василий больше всего сокрушался именно по потери часов – семейная реликвия, трофейные немецкие часы, которые достались прапрадеду Василия при освобождении Варшавы в Великой Отечественной войне. Глаза то и дело норовили уточнить время и натыкались на пустое запястье левой руки.

Отсутствие хронометра как раз и создавало не меньшую трудность, чем отсутствие горизонтальной поверхности – Василий банально не представлял, сколько он уже провёл времени в этой камере. Может сутки, может шесть часов. Подобные приёмы часто используются при допросах – человек перестаёт ощущать течение времени. Для ещё большего запутывания – например, приносят пищу не через равные промежутки времени, или заходят в разной одежде, притворяясь, что с последнего визита прошла целая ночь, хотя по факту прошло лишь пару часов. Неужто хозяева этого странного корабля используют эти приёмы для обработки своих пленников?

Третьей большой трудностью оказалось отсутствие туалета. По правде говоря, первые требования выпустить были спровоцированы именно этой проблемой. В конце концов, Василий просто облюбовал один из пологих «углов». Но вот странное дело – жидкость практически моментально впиталась, не оставив и следа.

Обойдя свою камеру в очередной раз, Василий плюнул и решил, что с него достаточно и улёгся в центре камеры, упёршись ногами в обзорный экран, закинул руки за голову вместо подушки. Засыпая, он вспомнил фрагмент из одной книги, которую читал в институте – одного из героев, кажется, карлика, заточили в темницу, у которой не было одной стены. Вместо стены была пропасть и пол был под небольшим уклоном. «Никогда бы не подумал, что попаду в похожую ситуацию…» – Подумал Василий, проваливаясь в дремоту.

Время тянулось мучительно долго. Шли дни, Василий ощущал течение времени по растительности на подбородке и щеках – щетина медленно, но верно превращалась в бороду. Иногда, после сна, он обнаруживал у двери герметичный пакет объёмом в пару литров, наполненный бесцветной желеобразной субстанцией. Более всего содержимое напоминало безвкусный кисель, но зато отлично утоляло голод и жажду. Пару раз Василий пытался притворяться спящим и подсмотреть, кто же держит его в плену, но каждый раз безуспешно – пища появлялась только во время настоящего сна. Всё продолжалось без изменений и Василий начал осознавать, что ещё немного и он сойдёт с ума в этой чёртовой клетке! Но однажды всё резко изменилось.

Сон как рукой сняло, когда он почувствовал, как его рывком приподнимает какая-то сила и начинает тащить волоком. В камере было темно, света от стен не исходило, лишь через обзорный экран попадал свет далёких звёзд. Василия тянули волоком, за ворот куртки, словно щенка. Учитывая рост и телосложение пленника, незнакомец должен был обладать поистине огромной силой! Сколько бы Василий не пытался рассмотреть схватившего, но ничего в темноте различить не мог, лишь смутный силуэт и резкие движения.

По началу, рефлекторно, Василий пытался вырваться, но после нескольких безуспешных попыток его как следует встряхнули и он успокоился. На ум стали приходить различные предположения – происходящее больше всего походит на похищение. Может быть, кто-то хочет его освободить? Но больше всего смущала личность похитителя – Василий затылком ощущал пальцы – большие толстые, шероховатые, прохладные. Рука похитителя явно не принадлежала человеку!

Несколько раз они останавливались, затем куда-то сворачивали. Иногда ускорялись, иногда продвигались крайне медленно. Примерно через четыре минуты (Василий успел досчитать до двухсот тридцати двух), они оказались большом тёмном помещении, у которого вместо потолка была россыпь звёздного неба. В помещении располагались продолговатые объекты величиной с большой электробус. Василий насчитал восемь таких объектов.

Похититель осторожно двигался вдоль стены, пока не добрался до самого дальнего объекта. Что-то засветилось, Василий не смог разобрать что, и часть одного из объектов бесшумно опустилась вниз, образовав трап. Похититель быстро взбежал по трапу и довольно небрежно швырнул Василия вовнутрь. Трап тут же закрылся и материал помещения начал излучать свет. Василий впервые смог разглядеть своего освободителя. Или похитителя?

Высокое, под два с половиной метра, существо смотрело на Василия большими, полностью чёрными глазами. Ни выраженных губ, ни носа на плоском лице он не заметил. Светлая, почти белая кожа за пределами лица становилась тёмно-синей и была испещрена глубокими бороздками. На руках по четыре пальца, один отставлен чуть в сторону, как большой палец у человека. На ладонях кожа так же белая, запястья охвачены странными браслетами.

Существо проводит ладонью одной руки на браслетом другой и над браслетом высвечивается голографический интерфейс. Несколько ловких манипуляций и существо протягивает руку с развёрнутой к Василию ладонью. Изо рта существа доносятся шипящие и рычащие звуки и в голографическом интерфейсе, прямо перед носом Василия, высвечивается надпись на русском языке – «Не нужно шуметь. Я друг».

Одна из стен помещения быстро раздвигается и перед ошеломлённым Василием открывается кабина инопланетного космического корабля. Три одинаковых кресла стоят полумесяцем и существо садится в среднее. Корабль тут же оживает, высвечивая голографические панели с какими-то показаниями, надписями на чужом языке, индикаторами. Перед существом возникает странный прибор в виде сферы, по бокам отверстия для четырёх пальцев, вот только отверстия эти слишком малы для рук существа. Неожиданно из отверстий в скафандре пришельца, расположенных на груди, появляется ещё две руки. Эти руки гораздо меньше и пальцы на них идеально подходят для отверстий в сфере.

– Садись, – высвечивается на большой руке пришельца и Василий садится в одно из двух свободных кресел. Материал кресла на ощупь походил на покрытие его камеры, только не светился. Едва Василий влез на слишком большое даже для человека его роста кресло, как покрытие приняло форму его тела.

Корабль тем временем абсолютно бесшумно оторвался от поверхности ангара и довольно быстро набрал высоту. Василий подумал, что сейчас прозрачное покрытие в потолке ангара сместится и их корабль покинет помещение, но к его удивлению существо, не сбавляя хода, покинуло посадочную площадку. По обзорному экрану пробежало несколько полос розового цвета, и Василий понял, что пространство большого корабля и открытый космос разделяет какое-то силовое поле, проницаемое только для «своих».

Едва покинув ангар, существо резко увеличило скорость движения, ловко маневрируя между большими и малыми метеоритами пояса Кеплера. Манёвренность и скорость корабля были гораздо выше, чем у штурмовиков, на которых Василий прибыл сюда. Отчасти это было обусловлено пассивной системой безопасности, отличной от кораблей ВКС – оказалось, что корабль инопланетян окружён силовым полем, позволявшим не обращать внимания на небольшие и средние осколки, в то время как кораблям землян приходилось сжигать такие препятствия лазером.

– Ты можешь меня понимать? – наконец-то подал голос Василий. Существо повернуло белое лицо с неподвижными глазами, будто прислушиваясь к голосу человека.

– Да. Только говорить необходимо медленно.

– Хорошо, – облегчённо выдохнул Василий. – Куда мы направляемся?

– На твою планету.

После этого ответа с плеч Василия будто бы гора свалилась.

– Кто ты? И почему помогаешь мне?

– Ты можешь называть меня Тхэ-Кон. Я помогаю не тебе, я помогаю своему народу.

– Ты хочешь с помощью меня поговорить с важными представителями моего народа? – спросил Василий. Тхэ-кон снова посмотрел на человека своим немигающим взглядом.

– Да.

– Почему ты думаешь, что я могу это сделать?

Ответа не последовало.

– Хорошо, предположим, что я смогу. Для этого мне понадобится выйти на связь. Не выйдет просто прилететь и установить контакт, ведь меня считают мёртвым.

– Слишком много слов. Твоё средство связи находится позади тебя, в нише.

Василий слез с кресла и подошел к стене за креслом. Еле заметная дверь бесшумно сдвинулась в сторону, открыв обзору небольшую камеру с несколькими отделениями. В одном из отделений, в контейнере лежали его наручные часы, коммуникатор и чёрный ящик, который он успел вытащить перед столкновением.

– Спасибо! – сказал Василий Тхэ-Кону, застёгивая ремень часов на запястье левой руки. Приятное чувство благодарности за возвращение семейной реликвии боролось с подозрением к существу.

– Эта вещь дорога тебе?

– Очень! – Василий снова уселся в кресло. – Нам нужно попасть в зону действия сети земных спутников связи.

БАЮШЕВ

В Москву Константин прибыл шесть часов назад на пассажирском рейсе Куала-Лумпур – Париж с промежуточной посадкой в Пекине по поддельному паспорту. После того, как подводная лодка покинула территориальные воды Новой Зеландии, капитан сменил курс на российскую базу обеспечения в одном из Индонезийских архипелагов. Затем самолётом местечковой авиакомпании Баюшев добрался до столицы Малайзии, а уже от туда на борте Уральских Суборбитальных Авиалиний отправился на Родину.

Путешествие на подводной лодке Баюшев почти не помнил. Едва он попал на борт, как его раздели и довольно долго отмывали горячей водой, затем врач обработал раны на пострадавшем от выстрела боку и вправил нос и уложил в специальную камеру для вывода радиационного заражения из организма. К Константину подключили кучу трубок и ввели снотворное. Через семьдесят два часа его вывели из сна уже в водах Индонезии с очищенной кровью.

– Если не обратитесь к специалисту, то на переносице останется заметный шрам, – доктор зафиксировал пластырем нос Константина. – Могу дать контакт хорошего пластического хирурга.

– Нет, спасибо, – Баюшев потянулся за сорочкой, намекая доктору, что сеанс окончен.

– Ну, как знаете! – доктор начал собирать инструменты с рабочего стола Баюшева. Константин терпеливо дождался, пока медик закончит и покинет кабинет.

За свою полную опасностей жизнь Баюшев накопил много шрамов и отметин на теле и никогда не желал избавиться от них. И дело было даже не в том, что мужчину шрамы украшают – Константину шрамы служили напоминанием об ошибках и просчётах, отставленном в сторону чувстве самосохранения. Да и не негоже избавляться от отметин судьбы, притворяясь, словно ничего и не происходило!

Константин посмотрел в зеркальную дверцу шкафа для верхней одежды – отёк на лице почти спал, но синяки под глазами всё ещё напоминали о сломанной, а затем вправленной носовой кости. Баюшев вздохнул и пошарил в кармане в поисках ключей. Отперев один из ящиков письменного стола, он выдвинул пульт идентификации для связи с Кремлём и приложил ладонь. Электроника считала дактилоскопические данные, взяла пробу ДНК и сверилась с вшитым под кожу идентификатором. Спустя несколько секунд кабинет перешёл в режим «закрытых дверей» – ни один звук не мог покинуть или проникнуть в помещение, ни одно стороннее электронное устройство не могло корректно работать, пока связь с Кремлём не завершиться.

Спустя несколько минут на экране, вмонтированном в стену напротив, появилось лицо секретаря президента Российской Федерации.

– Здравствуйте, Константин Александрович! Президент… Господи, что с вашим лицом?

Всегда спокойный секретарь явно был не готов увидеть брата президента в таком помятом виде.

– У президента сейчас важный разговор.

– У него других и не бывает! – ухмыльнулся Баюшев, откинувшись на спинку удобного кожаного кресла. – Я подожду сколько нужно.

– Оставайтесь на линии. Я соединю, когда глава государства будет готов, – секретарь пропал с экрана, вместо него на фоне государственного флага появилась надпись – «Ожидайте».

Ожидание заняло примерно сорок минут. Баюшев отложил планшет, когда на экране появился знакомый силуэт. Президент был при официальном параде – видимо, состоявшийся разговор был на уровне первых лиц.

– Привет! – просто сказал Баюшев.

– Господи! Костя, что с твоим носом? – президент даже подался вперёд, пытаясь получше рассмотреть младшего брата.

– Подрался! – улыбнулся Баюшев. И они вдвоём рассмеялись, вспоминая бурную молодость и драки, в которых они всегда были горой друг за друга.

– Воистину, некоторые вещи не меняются! – улыбка президента постепенно сошла на нет и перед Константином снова был глава государства с уставшими глазами. – А теперь ближе к делу. Ты выяснил, что хотел?

– Да, – Баюшев кивнул. – И новости у меня неважные. Похоже, таймер уже давно начал обратный отсчёт. Они снова вмешиваются в судьбу планеты. Каждый раз, когда происходит технологический рывок, нам чинят препятствия. И если раньше воздействие происходило неявно, то теперь всё стало намного жёстче! Мне кажется, пора открыть всему миру правду.

Президент задумался. Баюшев терпеливо ждал решения старшего брата. После некоторых раздумий он обычно выдавал взвешенное и верное решение, так уж повелось с ранних лет. Наконец желваки брата задвигались, крылья носа хищно раздулись.

– Мне считаю, что тебе необходимо побывать на лунных верфях. Нам нужен полноценный космический флот! Твой Отдел готов принять на себя экстренные полномочия?

– Да. Для этого он и создавался.

– Хорошо. Я жду от тебя подробный доклад, после чего созову Совет.

– Я отправлю тебе отчёт с борта «Нахимова».

Президент хотел было уже прервать сеанс связи но в последний момент спросил у брата:

– Костя, я совсем забыл – что с подготовкой к пилотируемой экспедиции к экзопланете?

– Всё идёт по графику. Я нашёл командира. Это Григорий Полянский.

– Тот самый? – президент удивлённо приподнял бровь. – Ты уверен?

– Абсолютно!

ВАСИЛИЙ

За четыреста тысяч километров до Земли Тхэ-Кон отключил все системы маскировки на корабле. Василию стало не по себе, когда воображение нарисовало ему картину боевой тревоги – после появления метеорита все ВКС находились в состоянии повышенной боевой готовности.

Человечество ещё не дошло до стадии переноса крупных вооружённых конфликтов с поверхности планеты в космос. По большей части дело было в финансах – не каждая экономика могла потянуть колоссальные расходы на освоение Солнечной системы, а стран, способных производить военные космические корабли и вовсе были единицы, но все они вкладывались в экспансию Солнечной Системы – американские корпорации и Европа сделали ставку на освоение Марса и очень активно работали в этом направлении. Василий слышал о четырёх миллионах жителей Красной планеты. Россия же, при поддержке стран юго-восточного региона делало ставку, прежде всего, на Луну с мощной орбитальной инфраструктурой. И зачем то упорно строила средние и крупные несущие корабли. В то время как США обходились четырьмя не особо новыми эсминцами. Когда-то их было пять, но один бесследно исчез более двадцати лет назад. Европа же построила десяток малых универсальных несущих кораблей, выполняющих больше спасательные и разведывательные функции.

Луна увеличивалась в размерах, постепенно занимая весь обзорный экран инопланетного корабля. Тёмная сторона спутника будто бы поглощала свет, скрывая в тени израненную кратерами поверхность. Корабль под управлением Тхэ-Кона плавно сменил траекторию полёта и продолжил движение вдоль спутника. Граница обращённой к Земле стороны постепенно увеличивалась, открывая взору путешественников пустынный лунный пейзаж. Неожиданно на экране высветились две розовые точки, затем ещё три, на панели перед инопланетянином стали высвечиваться причудливые руны.

– Твои люди. Приближаются. Нужно говорить.

Василий включил передатчик скафандра и выбрал закрытую частоту.

– Говорит лейтенант КСБ Василий Алексеев. Я участвовал в экспедиции крейсера Нахимова к поясу Кеплера некоторое время назад. Часть разведывательной группы была уничтожена. Прошу сопроводить меня к лицу, отвечающему за орбитальную защиту.

В ответ молчание. Точки быстро приближались и вскоре звено из пяти перехватчиков можно было разглядеть невооружённым взглядом. Корабль Тхэ-Кона продолжал движение, не меняя скорости и траектории, а Василий раз за разом повторял фразу.

Перехватчики в атакующем порядке двинулись к инопланетному кораблю. Одна его из маленьких рук, лежащих на причудливом пульте, напряглась – Василий заметил, как мышцы на ней забугрились. «Надеюсь, он собирается включить щиты, а не вступать в бой!» – вертелось в голове у Василия. Какие системы безопасности были на корабле его спасителя, он не знал, но против боеголовки с антивеществом в этом мире мало что могло устоять!

– Повторяю. Говорит лейтенант Василий…

– Я слышу тебя лейтенант, – вдруг раздался голос. – У меня приказ сопроводить тебя. Что за корабль?

– Не наш это корабль, сам же видишь!

– Лейтенант, ты один на борту?

– Нет. Нас двое.

– Спутник тоже «не наш»?

– Так точно.

– Принято. Следуй за мной!

Василий передал приказ Тхэ-Кону и тот с невозмутимым видом скорректировал курс и корабль последовал за впереди идущим перехватчиком ВКС России. Остальные четыре двигались чуть поодаль позади.

Крейсер «Нахимов» держался на высокой орбите Луны. Где-то под ним находились лунные базы и заводы, упрятанные под толщей реголита, шла в шахтах добыча Гелия-3 для земных электростанций. Несколько челноков поочерёдно состыковывались с крейсером и спустя некоторое время снова спускались к поверхности спутника.

– Сбросьте скорость до минимума и отключите двигатели. Швартовый дрон отбуксирует ваш корабль в один из трюмов «Нахимова».

Створки нижнего трюма разошлись в стороны и швартовый дрон, похожий осьминога со сложенными щупальцами, направился к инопланетному кораблю. Подлетев на расстояние пятидесяти метров, дрон сосканировал формы и габариты швартируеомого объекта, затем двинулся к корме. Щупальца обхватили корабль сзади, заработал двигатель швартовщика, от чего по корпусу прошла небольшая дрожь. Дрон и корабль Тхэ-Кона медленно двинулись к трюму «Нахимова» в сопровождении звена перехватчиков.

Взвод десантников окружил инопланетный корабль, едва створки шлюза закрылись. Василий вздохнув, надел шлем и встал из удобного инопланетного кресла.

– Нужно выходить, – Василий вместе с Тхэ-Коном последовал к выходу из инопланетного корабля. – Я выйду первым.

– Так будет весьма разумно, – последовал ответ.

Двери разъехались в стороны и Василий шагнул в хорошо освещённое помещение трюма. Дула автоматического оружия недружелюбно смотрели в его сторону. Руки сами поднялись вверх.

– Мужики, я свой! Лейтенант КСБ Алексеев! – Василий медленно сошёл с борта инопланетного корабля. Медленно повернулся вокруг своей оси, демонстрируя отсутствие вооружения. – Я безоружен.

– Это всё очень занимательно, но нас больше интересует ваш спутник, уж не обижайтесь, – ироничный голос раздался со стороны грузового лифта, двери которого ещё несколько секунд назад были закрыты. Василий обернулся, ожидая увидеть военнослужащего в высоком чине, однако перед ним стоял человек, облачённый в гражданский скафандр, но в его спокойном голосе слышались властные нотки. – Попросите вашего друга покинуть корабль.

Тхэ-Кон медленно появился за спиной Василия. На фоне огромного инопланетянина даже рослый мужчина казался подростком. Василий ожидал, какой-то демонстрации удивления, вроде изумлённого возгласа или испуганного шага назад, но ничего этого не произошло.

– Попросите нашего гостя следовать за мной.

– Он понимает нашу речь.

– Что ж, тем лучше. Прошу, – человек в гражданском скафандре сделал приглашающий жест в лифт. Василий и Тхэ-Кон проследовали в подъёмник. Когда инопланетянин проходил мимо он добавил: – И осторожней с головой, у нас тут, как оказалось, низкие потолки!

Лифт бесшумно скользил к верхним палубам. Василий знал, что сейчас их скафандры интенсивно обрабатываются кварцеванием. Несколько минут спустя створки дверей разошлись и перед взором Василия открылась оранжерея «Нахимова» – источник кислорода на корабле, его лёгкие. Специально модифицированные тропические растения выделяли повышенное количество кислорода под интенсивным искусственным освещением. Василий знал, что оранжерея находится в самом центре корабля, она лучше защищена, чем двигатели и арсенал.

От лифта они прошли по проходу к круглой площадке в центре оранжереи. Площадку и проход от растений отделяли герметичные прозрачные перегородки в палец толщиной.

– Лейтенант, вы можете идти, отдохнуть, принять душ…

– Пусть останется, – высветилась надпись перед Тхэ-Коном.

– Значит, вот так вы общались? Хорошо, пусть лейтенант останется, раз таково желание моего гостя. Прошу, присаживайтесь. Только одна просьба – шлем скафандра останется на нём. И на вас, лейтенант, тоже.

По всему радиусу площадки располагались скамьи, но при росте инопланетянина удобно устроиться на ней было нереально. Видимо, Тхэ-Кон пришёл к такому же выводу и недолго думая уселся прямо на пол.

– Об этом я как-то не подумал… – проговорил человек в гражданском, и последовал примеру инопланетянина, устроившись напротив. Василию не оставалось, как сделать то же самое, хотя сидеть на полу в скафандре было не особо удобно.

Трое сидели напротив друг друга в центре оранжереи «Нахимова» – два человека и инопланетянин, готовых к диалогу. Наконец человек в гражданском скафандре снял свой шлем и представился.

– Меня зовут Константин Баюшев. Я представляю Российскую Федерацию планеты Земля. Добро пожаловать на борт крейсера «Адмирал Нахимов»! Уверен, что нам есть что обсудить, ведь так?

БАЮШЕВ

Константин сидел прямо на полу, напротив рослого инопланетянина назвавшегося Тхэ-Коном, и с усилием сдерживал охватившее его волнение. Хотелось взорваться кучей вопросов – откуда он, зачем прибыл, чем питается, попросить показать фотографии жены, детей и собаки, или что там у него вместо собаки, попросить снять этот чёртов инопланетный скафандр… Но вместо этого Костя сказал:

– Думаю, нашему гостю есть о чём поговорить. Прошу.

– Любите сказания? – высветилась голографическая фраза перед Тхэ-Коном.

– Сказания? Истории и легенды? – Удивлённо переспросил Баюшев. – Если в них есть смысл, то пожалуй что да.

– Хорошо. Тогда я расскажу одну. Вопросы потом.

Строки фраз начали мелькать одна за другой перед инопланетянином и Константин поймал себя на том, что мысленно облагораживает отрывистые фразы Тхэ-Кона более лаконичными оборотами.

Сказание начинается четыре тысячи циклов назад, в обитаемых секторах Галактики, которую человечество называет Млечный Путь. Раса таинственных Искателей бороздила обитаемые системы в поисках чего-то неизведанного, но зачастую оставляла за собой одни лишь опустошённые звёздные системы. В огромном флоте Искателей даже были корабли, способные уничтожить целые планеты. Но своих обитаемых миров у них не было, по крайней мере, о них никто не знал.

Единственную планету расы Гасхония Искатели уничтожили полностью. Оставшиеся разрозненные силы Гасхонцев объединились, и в тайне создали оружие возмездия, способное одним своим импульсом уничтожать тысячи противников. Затем под своим началом они собрали остальные галактические народы, для того чтобы дать бой Искателям. Армада кораблей не уступала по численности флоту разрушителей, но по технологиям и огневой мощи Искатели имели преимущество. Гасхонцы задумали с помощью Армады прорваться в центр флота противника и активировать своё тайное оружие. Это оружие генерировало особый импульс, разрушающий все связи в органических соединениях, и свободно проникающий через любые виды защиты. Выследив Флот Искателей, Армада двинулась за ним в погоню. С тех пор ни об Искателях, ни об Армаде ничего не было слышно – оба флота бесследно исчезли.