Читать книгу Простые истории - Алексей Павлович Корчагин - Страница 1

Долг

Юрий Иванович Поспелов находился в расстроенных чувствах. Примерно, полгода тому назад, он одолжил одной даме, что называется, из прошлой жизни, один миллион рублей всего на два месяца и не видел этих денег до сих пор.

Дама была вполне себе приличная, из хорошей семьи, обеспеченная, и тем неожиданнее для Поспелова была ее просьба. Естественно, она объяснилась. Причина, по которой она обращалась за деньгами была уважительная – лечение близкого родственника. Свободных денег у нее на тот момент не оказалось, а промедление было смерти подобно.

У Юрий Ивановича были отложены деньги на погашение большей части ипотечного кредита, которые он никому не собирался отдавать, и, по этой причине, поначалу, решил отказать даме из прошлого. Но потом, расчувствовался, вспомнил былое и решил, что пару месяцев перебьется, переплатит немного процентов по ипотечному кредиту, но зато поможет человеку, тем более не безвозмездно, а с возвратом.

Откровенно говоря, и тяга к дешевым эффектам тоже сыграла свою роль, признавался себе теперь Юрий Иванович.

От расписки он отказался, потому что считал дело плевым, да и обстоятельства к этому не располагали – уж слишком много было эмоций. Зная финансовые возможности дамы, полагал, что деньги вернутся даже быстрее обозначенного срока.

Однако, деньги не возвращались.

Нельзя сказать, что Поспелов бездействовал в такой ситуации. Когда он почувствовал неладное, то решил позвонить даме, и в мягкой форме, как бы между прочим, поинтересоваться ее планами по возврату денег. Это общение принесло ему облегчение, поскольку планы у дамы были самые радужные, несмотря на некоторые затруднения.

В следующий раз он звонил ей уже с тревогой в душе, понимая, что все складывается не так просто. Но и в этот раз был обнадежен и какое-то время пребывал в приподнятом настроении.

Теперь же Юрию Ивановичу было неудобно звонить, он понимал, что и в этот раз на той стороне найдется какая-то причина, поэтому предпочитал обсуждать сложившуюся ситуацию сам с собой и с хорошими знакомыми, надеясь, при этом, что все как-нибудь поправится и деньги вернутся.

Один раз, обедая в кафе возле офиса вместе с коллегой, он обмолвился о мучавших его сомнениях по поводу долга. Его сотрапезник, тоже работавший начальником отдела в юридическом департаменте их строительной конторы, примерно, одного с ним возраста, сразу откликнулся и настолько живо, что привел Поспелова в некоторое замешательство.

Раскрасневшийся пятидесятилетний крупный мужчина, опираясь ладонями о стол, подался всем телом вперед и выпучив глаза говорил полушепотом расстроенному собеседнику:

– А ты что хотел, Юра, кругом ведь одно гадьё. Никому верить нельзя, а деньги давать тем более. Думал благородный поступок сделать, а тебе в благодарность фигу показали. Даже поговорка есть такая: «не делай добра – не будет зла». Теперь это и про тебя.

Юрий Иванович, ожидавший вместо оценки своего поступка, сочувствия или совета не сразу сообразил, как на это реагировать. Прожевав и проглотив кусок мяса, он попытался найти у коллеги понимание:

– Зря ты так, Федя. Я ее давно знаю, она приличный человек, благотворительностью даже занималась.

– Да, брось ты, – сразу отреагировал Федя, – знаю я этих теток. Сегодня они благотворительностью занимаются, завтра спасают памятники архитектуры, а послезавтра уже пьесы для театра пишут. У меня у самого свояченица такая – почти каждый месяц новое увлечение. Это все у них от безделья.

– Ну, нет. Эта не такая. Она еще и работает, – пытался спасти репутацию дамы Юрий Иванович.

– Да, дело не в этом, в конце концов, – уже откинувшись на спинку стула говорил Федя, – тут вопрос принципиальный – верить никому нельзя. Я тебе случай из моего детства расскажу. Мне тогда лет десять или двенадцать было, кажется. У моей матери родственница одолжила деньги, отложенные мне на осеннее пальто. Осень наступила, родственница, кажется троюродная сестра, деньги не несет. Помню, мать сначала звонила ей, та оправдывалась, что-то обещала. Потом, как всегда случайно, выяснилось, что она набрала денег практически у всей нашей родни, жившей с нами в городе. Сумма приличная получилась. Даже какой-то родственный совет собирался – обсуждали как вернуть деньги. Кого-то на переговоры к ней отряжали. Никому, естественно, она ничего не вернула. Так и потеряли родственника. И как люди до такого доходят? До сих пор не понимаю. Ну, ладно, когда чужие – а это же свои.

Юрий Иванович представил Федю, такого же толстого красномордого в уменьшенном размере, стоящего холодным осенним утром возле школы. Все дети идут в пальто или куртках, один он, бедолага, стоит в пиджаке и думает: «какие же вы все гады».

Раньше Юрий Иванович не питал теплых чувств к немного хамоватому начальнику параллельного отдела, а теперь ему стало жаль его. «Вот так, одно неприятное событие в детстве травмирует психику и формирует черствость» – подумал он, – «а если бы родственница вернула деньги вовремя, то тогда Феденька вырос бы хорошим добрым и отзывчивым мальчиком, наверное».

«Федор, конечно, во многом был прав: люди нас окружают те еще, каждый норовит урвать от жизни кусок побольше, при этом оттолкнув соседа от этого куска», – мысленно соглашался Поспелов. Но, ему хотелось верить, что не все такие. Поэтому он не торопился отправлять репутацию дамы из прошлого в низшую категорию, хотя, по-прежнему, тревожные сомнения никуда не делись.

Следующим сочувствующим житейской проблеме Юрия Ивановича была Аллочка – весьма своеобразная личность, надо сказать. Одна часть коллег считала ее немного чокнутой, другая – своеобразной, но и те и другие Аллочку побаивались. Юрий Иванович был не исключение. Он тоже ее побаивался и старался держать определенную дистанцию в отношениях с ней. Тем более, что коллега испытывала к нему некоторый интерес, которому Юрий Иванович не хотел отвечать взаимностью.

Аллочка была моложе Юрия Ивановича на десять лет, но в свои, без малого сорок, выглядела на тридцать пять. Она увлекалась эзотерическими учениями. Поговаривали, что Аллочка гадает на картах Таро, глубоко разбирается в гороскопах и знает, как расставлять предметы по фэн-шуй. Свой таинственный образ она подкрепляла оригинальными нарядами, приходя на работу, то в образе ведьмы – во всем черном, то разодетая в цвета тропической бабочки, что особенно контрастировало с серыми зимними московскими буднями.

– Не мучайся, Юра, – сказала Аллочка, узнав о долговых проблемах своего коллеги за чашкой чая, – я дома раскину карты и все тебе скажу, как оно будет на самом деле.

– Нет, нет, только не это, – взмолился Юрий Иванович, – а то еще окажется, что деньги не вернуться, я расстроюсь, а так, у меня хоть надежда есть.

Поспелов уже пожалел, что начал с ней разговор об этом долге, поскольку неравнодушная к нему эзотеричка предлагала все новые и новые методы из своего арсенала, намекая, в том числе, на магические ритуалы, чем наводила на своего собеседника еще больший страх. «Так она и меня когда-нибудь приворожит, если не буду заходить в церковь и просить защиты у Всевышнего от всех напастей», – решил Юрий Иванович, расставшись с Аллочкой.

В следующий раз Юрий Иванович упомянул о долге, когда Софья Борисовна, отвечавшая в конторе за внутренние коммуникации, предложила всем, в ненавязчивой форме, через рассылку по электронной почте, сдавать деньги на очередной благотворительный проект, но потом стала лично обращаться к некоторым работникам, в число которых попал и Поспелов. Софья Борисовна была старше Поспелова на десять лет, и он относился с уважением к ее возрасту, чего нельзя было сказать об отношении к другим ее качествам.

Юрий Иванович изложил суть своих финансовых затруднений, рассчитывая, что сумма долга произведет должное впечатление на Софью Борисовну и она вычеркнет его из списка лиц, требующих ее личного участия при сборе денег, хотя бы на некоторое время.

– Ты не расстраивайся, Юрочка, если этих денег больше никогда не увидишь – считай, что тебе повезло, значить Господь взял за что-то деньгами, – неожиданно для Поспелова изрекла Софья Борисовна, с видом всезнающего человека, – мог ведь и здоровьем взять.

«Ничего себе» – подумал Юрий Иванович, – «как легко ты с моими деньгами расстаешься, старая корова». Но говорить, то, что подумал не стал, решив действовать дипломатичнее – мало ли как еще жизнь повернется.

– Слабое, конечно, утешение, Софья Борисовна – ответил Поспелов, – Интересно, за что же он с меня деньгами взял? Я эти деньги не украл, дались они мне трудом и потом.

– Не всегда сразу ведомо за что взял, – развивала свою гипотезу Софья Борисовна, – в религии все так, не конкретно как-то, но ты все-равно покопайся в своих грешках, может и вспомнишь чего, если это для тебя так важно. Как в «Отче наш» сказано: «… прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим…». Может и тебе простить этот долг надо.

Юрий Иванович задумался, по всей видимости, слова собеседницы произвели на него какое-то впечатление и он, переваривая сказанное, думал принимать их в качестве оправдания возможной потери денег или нет.

Встречаясь, за завтраком в кафе, со своим давним приятелем, руководившим кредитным направлением одного из московских банков, где Юрий Иванович взял ипотечный кредит, пришлось также рассказывать про долг, который разрушил планы по досрочному погашению этого кредита.

Зерно, как говорится, попало в подготовленную почву, поскольку Антон, так звали банковского работника, был прагматичен, расчетлив, не эмоционален и непосредственно занимался выдачей денег в долг населению от имени банка. При этом, казалось, что у него заготовлены планы действий на все случаи жизни.

– Мда, щекотливую тему ты затронул, – начал Антон задумчиво, выслушав историю Поспелова, – Я ведь тоже не всю жизнь в долг даю от имени банка. По молодости и занимал частенько. Всякое бывало, иногда задерживал возвращение, но всегда находил правильные слова для оправданий, не мог себе позволить выглядеть в глазах заимодавцев непорядочным человеком. Репутация хорошего парня – это все что у меня тогда было, поэтому деньги всегда отдавал. Но в банке, честно говоря, насмотрелся всякого.

Помолчав немного, он осведомился:

– А ты еще раз ей позвонить не пробовал?

– Да, уже как-то неудобно беспокоить. Наверняка, есть у нее какие-то причины, – немного смущаясь ответил Юрий Иванович.

– Это мне знакомо. Сначала человек к тебе приходит и еле находит слова чтобы убедить дать деньги в долг, а потом ты за ним бегаешь и тоже ищешь слова чтобы уговорить его вернуть их тебе. Ситуация дурацкая, вроде просишь назад свои деньги, а как-то неудобно себя чувствуешь, как будто делаешь что-то не совсем приличествующее обстоятельствам.

Она тебе еще и отвечает, а у меня был случай, когда должник номер телефона поменял, хорошо, что Москва город маленький, нашелся как-то, но деньги так и не удалось вернуть, – подытожил Антон.

Возникшую в разговоре паузу прервал Антон:

– Кстати, а ты с нее расписку взял?

– Какая там расписка, – отвечал Юрий Иванович, махнув рукой, – Когда она позвонила, голос у нее срывался, а в банк, вообще, пришла заплаканная, говорила, конечно, что готова расписку написать. Но я от расписки отказался, потому что, как юрист юристу тебе скажу, на такую сумму нужна нотариально заверенная расписка, а тут человек плачет, куда его к нотариусу тащить. В общем, поддался эмоциям.

– Ну, так нельзя! – возмутился Антон, – когда речь о больших деньгах идет – нужен порядок. Понятно, что у человека проблема или, даже несчастье какое, но это про эмоции, а когда он деньги просит – это про трезвый расчет. В каком бы состоянии проситель ни был, друг он тебе или брат, ты его к нотариусу тащи, так и тебе надежнее, и его дисциплинирует.

Антон говорил это с таким уверенным видом, что Юрий Иванович представил как он даже жену или любовницу тащит к нотариусу, перед тем как подарить им дорогой подарок. «Совсем уже в своем банке профессионально деформировался», – подумал Поспелов и снова заговорил о наболевшем:

– Да, ладно, думаю, деньги она вернет. Но, могла бы позвонить, рассказать о своих проблемах, обозначить какие-то сроки возврата, я же намекал ей, что с деньгами у меня не очень хорошо стало, – с некоторым возмущением рассуждал Юрий Иванович, – я почему так эмоционально реагирую, потому что знаю – это далеко не бедная семья. У них коттедж в Москве, и дача есть, и машина, и недвижимость за рубежом. Не самые обездоленные люди. Понятно, что какие-то активы быстро не реализуешь, но сроки же обозначить можно. А перед тобой сидит человек, у которого нет ни машины, ни дачи, ни зарубежной недвижимости, в отличие от должницы, и даже миллиона рублей у этого человека тоже нет. Зато у него ипотечный кредит есть.

Выслушав эмоциональную речь собеседника, Антон, не то в шутку, не то всерьез отметил:

– Наличие ипотечного кредита, как раз, говорит о том, что в твоей жизни не так все плохо. Так что ты про это никому больше не говори, если хочешь вызвать жалость.

– Да? А я думал, наоборот, это производит впечатление, – немного расстроенным голосом проговорил Юрий Иванович.

– Ну, сам подумай, когда люди приходят в банк за ипотечным кредитом они же не говорят, что у них все плохо. Наоборот, пытаются убедить в своих радужных перспективах, – не унимался Антон.

Увидев, что его слова не произвели на Поспелова должного впечатления, он продолжил:

– Я тебе открою маленькие секретики, из своей банковской практики. Понимаешь, люди, на первый взгляд обеспеченные, не всегда таковыми являются. Возможно, и твоя дама из этой же категории – активов много, а живых денег мало. Но с активами такие люди расставаться не торопятся, за кредитами стараются не ходить, хотя под залог чего-нибудь им бы обязательно дали деньги. Вот и побираются у таких слабонервных как ты.

Кроме того, в Москве есть такое правило: «если твой вопрос не решили в течение двух недель после обещанного срока, то его не решат никогда». Проверено временем и личным опытом, хотя бывали и редкие исключения. А в твоем случае уже три месяца прошло, с тех пор как должны были вернутся деньги. Поэтому расслабься, если ты и увидишь их когда-нибудь, то это будет не скоро.

«Ну, спасибо тебе», – сказал про себя Юрий Иванович, – «мог бы по дружбе обнадежить, что скоро вернет, так нет, специально как можно хуже картинку рисует».

Не показывая, что расстроился Поспелов решил перевести разговор со своей проблемы на личность Антона и спросил:

– Да, кстати, а как ты поступаешь, когда к тебе обращаются не как к банкиру, а по-человечески, в трудной ситуации?

– А я никогда не отказываю людям, – неожиданно для Юрия Ивановича ответил Антон, – но руководствуюсь всегда одним правилом – даю не столько

сколько просят, а столько сколько мне не жалко было бы в данный момент потерять. И людям приятно и мне нервы не портит. Поэтому всегда сочувствую просителям и даже рыдаю вместе с ними в душе, но по-другому поступить не могу. Если подходить с моими мерками к твоей ситуации, то вывод таков – ты сильно превысил сумму, с которой тебе не жалко было бы расстаться навсегда. Можно, конечно, со мной не соглашаться, но такой уж я человек. А тебе все равно какое-то оправдание для этой ситуации придется придумать, иначе, чего доброго, свихнешься.

Сказав это, Антон расслаблено улыбнулся и посмотрел прямо в глаза собеседнику.

– Да, как-то все непросто для меня оказалось, – согласился Юрий Иванович, – остается успокаивать себя тем, что все что не делается – делается к лучшему. К чему лучшему все это приведет я, правда, придумать пока не могу, да и не всегда это лучшее сразу увидишь. По законам жанра – оно всегда является неожиданно.

– Так себе, конечно, оправдание, но за неимением лучшего и такое пойдет, – поддержал приятеля Антон.

После этого разговора Юрий Иванович весь день размышлял, стараясь, как говорится у юристов, сформировать позицию по поводу долга, примеряя на себя различные варианты. Но его раздумья не привносили ясности. От того, что кругом одно гадьё легче не становилось, религиозный контекст был позитивнее, но деньги от него не возвращались, а про ведьму, с ее магическими ритуалами, так, вообще, вспоминать не хотелось, настолько она его напугала. Советы Антона были хороши, но они годились на перспективу, а в сложившейся ситуации были не применимы, поэтому оставалось уповать на порядочность дамы из прошлой жизни.

Примерно в это же время, эта дама делилась с подругой и, по совместительству, бизнес-леди своими мыслями по приведению в порядок отношений с заимодавцами:

– Даже не знаю, как поступить. Конечно, все деньги я когда-нибудь верну, но может кому-то прямо сейчас они нужны? Может мне взять кредит под залог недвижимости?

– Ты что, с ума сошла, – отвечала подруга, – а если что-то пойдет не так, останешься без недвижимости, а это ценный актив. И, вообще, если бы им нужны были деньги они бы тебе их не давали, поэтому успокойся.

И она успокоилась, ни минуты не сомневаясь, что человек она порядочный и деньги непременно вернет.

А Юрий Иванович тем временем переживал различные состояния в связи с невозвратом этого долга. Сначала он приуныл, потом начал направлять в адрес должницы различные проклятья и ругательства, но, в конце концов, чувствуя, что эти негативные эмоции плохо действуют, прежде всего, на его психику, занялся медитацией, в процессе которой настраивал себя на позитивное решение долгового вопроса.

Подействовала ли медитация или, просто, звезды так сошлись на небе, но, примерно, через полгода дама из прошлого сама позвонила Поспелову и заговорила с ним как ни в чем не бывало. Поинтересовалась для начала как его дела, а потом сказала, что все помнит и готова вернуть ему долг, для чего предложила встретиться в кафе недалеко центрального офиса Сбербанка.

В голове Юрия Ивановича всплыли все пережитые им состояния, он раздумывал, как ему поступить, как вести себя на этой встрече: сказать все что накипело за это время, рассказать о своих неудобствах, возникших из-за отсутствия этого миллиона, или плюнуть на все, взять деньги и радоваться их возвращению.

Они встретились в назначенное время в назначенном месте. Оба улыбались друг другу, обнялись. Дама сразу сказала: «Мне очень жаль, что так все получилось». Юрий Иванович ответил, что все понимает, при этом внимательно смотрел в ее глаза, пытаясь понять какие мысли на самом деле у нее в голове. Потом она щебетала без умолку, благодарила за деньги и ожидание их возврата рассказывая какие трудности она пережила, какими зарубежными поездками ей пришлось пожертвовать ради возврата долга, а от каких она просто не могла отказаться и по какой причине.

Поспелов улыбался, кивал головой и думал: «Какой, однако, цинизм в этой прекрасной головке, какая бессовестная натура, живущая в каком-то своем мире, где неведомы настоящие трудности. И плевать она хотела на мои проблемы».

Дама тоже внимательно наблюдала за своим собеседником, пытаясь понять, насколько искренни его улыбочки, сопереживания ей, не затаил ли он какой злобы против нее и можно ли будет, если что, еще к нему обратиться в трудную минуту.

Получив деньги и расставшись со своей, теперь уже бывшей, должницей, Поспелов пошел пешком до отделения другого банка, где он намеревался погасить, ставший уже совсем небольшим, остаток ипотечного кредита. По дороге он думал уже не о деньгах, а о бывших некогда отношениях с дамой из прошлого, убеждаясь в очередной раз, что они были очень разными людьми, несмотря на кажущееся сходство.

Между ними была разница, которую сразу не заметишь «невооруженным глазом». Они могли долго разговаривать об искусстве или о более приземленных вещах, попадая в такт, не ощущая дискомфорта, но иногда, по реакции собеседницы Поспелов чувствовал, что своими высказываниями переходит границы каких-то условностей, которые для нее важны и удобны. А ему эти условности казались излишними и фальшивыми, за ними всегда чувствовалась неискренность, оставалось ощущение, что собеседница что-то скрывает. Кроме того, она частенько требовала признания своей правоты и непогрешимости в ситуациях, где, по мнению Юрия Ивановича и так все было понятно.

Он, конечно, мог соответствовать предлагаемым условиям, и, иногда, лицедействовал, изображая из себя светского персонажа: говорил полунамеками, делал многозначительные паузы, сопровождаемые задумчивым выражением лица, подчеркивал ее правоту, но однажды затеял откровенный разговор, которого, в сущности, не получилось, потому что дама так и не вышла за границы условностей, а только чего-то испугалась.

Отношения постепенно сошли на нет, чему Поспелов не очень расстроился, понимая, что они живут в разных мирах, где каждому удобно и никто из них не хочет покидать свою зону комфорта ради другого человека.

И сейчас, вспомнив про эти миры, улыбнулся, полагая, что в каждом из этих миров может быть свое понимание порядочности.

«Поэтому, будем радоваться, – решил он, – «по-своему, она, безусловно, порядочный человек. Ведь могла и вовсе не отдать деньги».

Ручка

Бытие определяет сознание

К. Маркс

Учение Маркса всесильно, потому что верно

В. Ленин

I

Я прощался с родным городом – небольшим, по южному солнечным, гордо именовавшимся столицей одной из республик СССР.

Прощание было связано с командированием меня после окончания военно-политического училища в Западную группу войск (в Германию, которая только-только объединилась) для дальнейшего прохождения службы.

Советский человек не был избалован заграницей, попасть туда в те времена было непросто, поэтому мой отъезд в объединенную Германию был событием из ряда вон выходящим. В этой связи приходилось отдавать дань уважения всем родственникам, жившим в разных концах этого города, принимая их поздравления и, в то же время, озабоченности, предстоящими на чужбине трудностями.

Объехав за короткое время практически все основные районы города, я обратил внимание как много политических лозунгов взывают к жителям с крыш и фасадов зданий: «Народ и партия едины», «Мы к коммунизму держим путь», «Ленин и теперь живее всех живых», «Ни одного отстающего рядом», «Партия – ум, честь и совесть нашей эпохи», «Планы Партии – планы народа», и прочие в том же духе.

Обилие увиденных за короткий период лозунгов, подействовало на меня странным образом. Я не проникся их пафосом, в голову почему-то полезли ходившие из уст в уста пословицы и поговорки, выстраданные социалистическим житием и не способные пока воспарить на крыши домов, ввиду излишней щекотливости для текущего политического момента:

«Неси с завода каждый гвоздь, ты здесь хозяин, а не гость», «Уходя с аэродрома что-нибудь возьми для дома», «Мне не надо два оклада – дайте мне ключи от склада», «Прошла зима, настало лето – спасибо Партии за это».

И лозунги, и пословицы с поговорками уживались в головах подавляющего большинства горожан, не вызывая при этом путаницы. Объяснялось все просто. Наше поколение привыкло к тому, что официоз несколько отличается от реальной жизни и, казалось, что так оно было до нас и так будет всегда. Причем, люди в городе, в подавляющем большинстве, жили порядочные, просто, государство, в те времена, не всегда успевало за потребностями народных масс, что создавало некоторые противоречия внутри социалистического общества, которые успешно разрешались методами, описанными в пословицах и поговорках.

Я тоже относился к этому большинству. Более того, я только что выучился на служителя коммунистического культа и собирался добросовестно проповедовать его в армии, естественно, с учетом существующих противоречий.

Признаться, мне даже льстило быть представителем «ума, чести и совести нашей эпохи», учитывая при этом, что эта триединая сущность была при власти и отдавать ее никому не собиралась.

Попрощавшись с городом и всеми родственниками, я благополучно отбыл на чужбину, которая встретила меня инокультурной средой: надписи на немецком, незнакомом мне языке, красивые рекламные плакаты и богато украшенные витрины магазинов. Как выяснилось по прошествии некоторого времени, все надписи носили информационный или коммерческий характер, идеологических лозунгов, призывавших крепить и развивать капитализм, почему-то не было.

Но, как работник идеологического фронта, я чувствовал, что эта самая чуждая идеология скрывается где-то за внешним благополучием, бросавшимся советскому человеку в глаза, в первую очередь.

В течении нескольких дней я получил назначение замполитом в батарею управления артиллерийской бригады и был представлен новым сослуживцам.

Наиболее яркое впечатление на меня произвел командир – капитан Смакотин. Это был офицер лет эдак под сорок пять, но выглядевший несколько старше, с простовато-хитроватым выражением лица, украшенным густыми черными усами, закрывавшими верхнюю губу и которому, невысокий рост и бочкообразная фигура не мешали довольно быстрым шагом перемещаться по части. Он прилично засиделся на этой должности, но несмотря на неудавшуюся карьеру был оптимистичен и жизнерадостен. Как потом выяснилось, Смакотин повидал за время службы всякое и это позволило ему выработать определенный подход к возникающим в процессе службы проблемам. Он безошибочно делил их на существенные и не существенные, что позволяло не тратить лишнюю энергию по пустякам.

Когда мы с ним остались один на один и еще раз пожали друг другу руки, он прямо спросил:

– Ну, комиссар, чем думаешь заниматься?

– Начну, пожалуй, с Ленинской комнаты. Начальник политического отдела бригады рекомендовал там кое-что обновить, – сказал я с серьезным видом.

– И что же ты там обновлять собираешься? – хитро прищурив глаза спросил командир.

– Он говорит, что не хватает плакатов с актуальной информацией, отражающей принципы перестройки в вооруженных силах, – начал я объяснять и тут же попытался перехватить инициативу в разговоре, – А как у нас в батарее реализуются эти принципы?

– Комиссар, – сочувственно и одновременно возмущенно глядя на меня сказал Смакотин – какая, к черту, перестройка в армии, ты откуда это взял?

– Дак, как же, это решение Партии, уже который год как воплощаем, – ответил я с чувством некоторого превосходства, рассчитывая, что поставил его в неловкое положение.

Но, на удивление, практически без паузы он ответил:

– Ну, ладно, если Партия так решила, тогда лепи свои плакаты, но помни – у нас в батарее единоначалие. И вообще, я человек простой – не знаю, как пишется правильно «корова» или «карова», я знаю, как правильно пишется «бык», поэтому ты меня своей работой особо не грузи.

Он помолчал буквально две секунды и с озабоченным видом, взяв меня за локоть, снова вкрадчиво обратился ко мне:

– Комиссар, слушай, у меня к тебе еще один вопрос есть. Ты знаешь, сколько будет дважды два? – сказав это он уставился на меня с деланно серьезным видом.

Сразу поняв, что вопрос с подвохом я начал было рассуждать о том, что обстоятельства бывают разные и это зависит….

Но он прервал меня:

– Ты давай не юли, комиссар, отвечай четко – вопрос простой.

Мне показалось – я понял, чего он от меня хочет и прямо глядя ему в глаза ответил:

– А кому сколько надо, столько оно и будет.

Он покачал головой, усмехаясь в усы, медленно проговорил:

– Да-а, комиссар, разбираешься ты не только в политике Партии. Наверное, мы с тобой сработаемся.

На этом наш с ним разговор закончился.

Прежде чем развернуть в среде подчиненных бурную агитацию и пропаганду, призвать к совести и ответу, выбивающихся из стройных рядов, слаженно шествующих к коммунизму или делающих таковой вид, я посвятил некоторое время устройству быта.

Мне была выделена комната в одной из коммунальных квартир многоэтажного панельного дома, находившегося на территории военного городка, примыкавшего к воинской части. Сама воинская часть располагалась рядом с небольшой немецкой деревней, в пяти километрах от маленького старинного городка. В общем, обыкновенное немецкое захолустье.

Архитектура и инфраструктура военного городка ничем не отличалась от спальных районов советских городов, поэтому, если не ходить в немецкие поселения, то можно было подумать, что за границу ты и не выезжал.

Я был молод, неприхотлив и достаточно быстро устроил свой быт, но один осадочек остался. На двери, ведущей в мою комнату, не было ручки, а, для того чтобы открыть дверь снаружи ее надо было тянуть за эту самую отсутствующую ручку. Я приноровился открывать дверь таким же способом, каким шкодливый домашний кот открывает дверку холодильника или шкафа. Меня это не напрягало, но перед соседями было как-то не удобно, а главное, вскоре должна была приехать жена и какая-то ручка (вернее ее отсутствие) могла испортить всю радость долгожданной встречи.

Поскольку ручка должна была входить в комплект выделяемой мне комнаты, я сделал робкую попытку восстановить комплектность официальным путем, но дама, заведовавшая жилым фондом военного городка, посоветовала мне проявить находчивость и не беспокоить ее по пустякам.

Тратить деньги, на то, что и так мне было положено, не входило в мои планы и я реши последовать совету домоуправительницы.

Немного поразмыслив, мне пришел на ум, как казалось, оптимальный и незатратный способ устранения вышеозначенного осадочка, который вполне мог послужить иллюстрацией к некоторым упомянутым выше пословицам и поговоркам. Я планировал скрутить простую ручку, в виде скобы, с двери, ведущей в какой-нибудь заброшенный подвал в воинской части, куда я и приехал служить.

Почему я решил, что в части должен быть заброшенный подвал с дверью и никому не нужной ручкой я не смогу сейчас объяснить определенно. Наверное, мне, просто очень хотелось, чтобы так оно и было. Да и опыт предыдущей службы подсказывал, что не может не быть в воинской части двери с ненужной ручкой или ручкой, отсутствие которой никто не заметит.

Планировавшееся мной такое перемещение материальных ценностей в пределах воинской части и прилегающих к ней домов офицерского состава, казалось мне, вполне, справедливым.

Самому лазать по подвалам в поисках ручки было как-то не удобно (офицер все-таки), да и часть я знал еще плохо. Посему, для реализации данного варианта, я решил привлечь двух ушлых бойцов из вверенного мне подразделения, являвшихся, как мне удалось установить за короткий срок пребывания в должности замполита – неформальными лидерами.

Дельце мне казалось плевым, кто служил в советской армии тот поймет (я и сам служил ранее простым солдатом и тоже принимал участие в выполнении подобных поручений). При удачном исходе это бы даже не считалось кражей. В армии виноват всегда тот, от кого «ушла» ручка. Считается, что сам не досмотрел.

Привлекая эту парочку, я решал сразу несколько задач.

Во-первых, проверял их полукриминальные способности – соответствуют д они репутации ушлых ребят.

Во-вторых, как мне казалось, устанавливал с ними определенный неформальный контакт (втирался к ним в доверие), что в дальнейшем могло быть использовано при разрешении неизбежных конфликтных ситуаций среди солдат нашего подразделения и выяснении всех обстоятельств этих конфликтов.

Бойцов звали Корнейчук и Радченко, оба были крепкие, среднего роста и чем-то напоминали «кулаков» из советских фильмов, для окончательного сходства с которыми им не хватало «обрезов» за поясом.

Они с большим удовольствием откликнулись на просьбу нового офицера, в том числе, и по чисто меркантильным соображениям.

В дальнейшем, они, справедливо, могли рассчитывать обратиться ко мне также с какой-либо просьбой (купить что-нибудь в магазине за территорией части или сопроводить их в такой магазин, поскольку иных легальных вариантов практически не было) не как все солдаты, а на льготных условиях.

Начало было положено. Ручка была обещана мне через пару дней.

II

А пока я погрузился в трудовые будни и, как советовал начальник политического отдела бригады, подполковник Трифонов, занялся Ленинской комнатой, которую он называл – «лицом замполита».

Ленинская комната в Советской армии, как явление, имела длинную историю, лишь немного уступавшую по времени своего существования самой советской власти. Ее наполнение со временем трансформировались, но в целом, основное ее предназначение – место политической работы с военнослужащими – оставалось незыблемым.

Как правило, на одной стене висели портреты членов политбюро, во главе с генеральным секретарем ЦК КПСС, и высшего командного состава Советской армии. В узком кругу замполитов эта часть Ленинской комнаты называли иконостасом.

У противоположной стены, стоял специальный стол на котором размещались шахматы и лежали подшивки газет, наличие которых было регламентировано руководящими документами Министерства обороны СССР.

На стенах, не обремененных иконостасом, часто висели плакаты, содержащие цитаты Ленина, действующего генерального секретаря ЦК КПСС, тексты присяги военнослужащего, гимна СССР, а также информационно-агитационные материалы, отражающие актуальные проблемы текущего политического момента.

Несмотря на то, что Ленинская комната задумывалась не только как место отправления коммунистического культа, но и, одновременно, отдыха, во многих подразделениях она была, в первую очередь, предметом гордости. Ее не всегда использовали по прямому назначению, держали закрытой и открывали только для того, чтобы показать проверяющим.

«А то как же, солдат ведь все изгадит и что мы тогда людям покажем», – рассуждали бывалые замполиты.

Эти доводы были выстраданы жизнью и их можно было понять. Так они боролись за свою репутацию и дальнейший карьерный рост. Потому что бессовестные бойцы рвали газеты из подшивок, чтобы достойно сходить в нужник. Туалетная бумага тогда и в обычной жизни была дефицитом, а найти другую в армии было сложновато. По этой причине подшивки газет довольно быстро превращались в натуральную рванину и портили благостную атмосферу комнаты.

Был даже вопиющий случай, когда вот так открыли Ленинскую комнату в одном подразделении, ожидаючи проверяющего, чтобы показать ему единственный во всем полку бюст Ленина из папьемаше. И что вы думаете? Аккурат к его приезду на лбу вождя мирового пролетариата кто-то слово «х…й» написал шариковой ручкой.

У этого негодяя, не то что совести – страха не было. Предупреждали же со всех плакатов, что «Ленин живее всех живых», значит может появиться и устроить разборку. Старик и в прошлой жизни бывал крут, так и писал своим соратникам: «непременно повесить», а уж в этой жизни, когда стал еще живее, страшно подумать, что мог бы сделать. И что человек себе думал? Наверное, как многие знания рождают многие печали, так и многие незнания рождают смельчаков. По мнению проверяющего, да и всех остальных начальников, в этом случае была видна явная недоработка замполита.

После отъезда этого проверяющего в части был не просто скандал. Был скандалище. Никого, конечно, не расстреляли и к уголовной ответственности не привлекли – времена не те уже были, но крови несчастному замполиту выпили много и припоминали ему этот случай долго.

Идеологический враг, как видно из этой истории, таки, нанес свой коварный удар из-за внешнего германского благополучия. Да, что и говорить, условия для нас, для замполитов, были тяжелейшие. Переживи я такое, и сам бы закрыл свою Ленинскую комнату на замок.

Однако, в моей Ленинской комнате бюстов не было, фотографии вождей висели высоко, газеты на туалетную бумагу солдатикам я сам разрешил рвать, потому что, если бы не разрешил, они все-равно бы их рвали. Но мы уговорились с ними – свежие газеты не трогать. И уговор они исполняли честно, в благодарность за то, что теперь газеты можно рвать открыто, без утайки. Все были довольны.

Обновление своей Ленинской комнаты я начал с обхода аналогичных заведений моих коллег, для заимствования идей и образов, потенциально способных реализоваться в стенах нашей батареи.