Читать книгу Марси. Путешествие к границам безумия - Алексей Сергеев - Страница 1

“Малыш брыкался подобно демону”

Айра Левин. Ребенок Розмари

2023 год.

Дебют Марсель в качестве убийцы произошёл уже в ночь, когда её малюсенькое кровавое тельце только явилось нашему миру – с влажными от слёз глазами рассказывал Эрик своей тёте. Безмолвная, давно уже побежденная деменцией и понимающая мир теперь не лучше годовалого младенца она казалась идеальным слушателем впервые за год заговорившему с живым существом отцу Марси.

Сейчас ему сорок восемь. После двух десятков лет аскетичного затворничества, Эрик, наконец, переборол силу, которая удерживала его в пределах особняка. Покинув свои владения, он, первым же делом, направился в санаторий проведать воспитавшую его пожилую женщину, образ которой оглушающим и парализующим хлопком каждый раз возникал при мыслях о детстве.

Эрику снова предстоит мучительное погружение в пучину памяти. А он ведь всего год назад избавился от дурной привычки регулярно воспроизводить в голове до мельчайших подробностей трагичный финал короткого периода, который считал самым счастливым в своей жизни. Эрик после смерти жены питал парадоксальную слабость к ностальгии, рождавшей исключительно сожаления и бесконечную тоску. Мириады разрывающих сердце чувств пленяли Эрика в его хождениях по горьким грёзам. Подобным ритуалом неосознанно он наказывал себя за все фатальные ошибки прошлого. Но всё же грядущий прогон воспоминаний бедолага Эрик намеревается осуществить не столько по воле примитивных рефлексов, сколько ради удовлетворения запросов рассудка. Отец Марси верит, что теперь всё будет иначе, что теперь он сможет выудить из подсознания достаточное количество ответов на так волнующие его вопросы, чтобы найти смысл в своём дальнейшем существовании.

«Хо-о-о-ш-ш-шичк-к-к-ч-к». Племянник содрогнулся от неожиданно замычавшей пожилой родственницы. «Хороший мальчик» – додумал услышанное слегка оробевший он, собрав пазл из звуков воспроизведённых тётушкой. Она всегда выдавала эту фразу маленькому Эрику в перерывах между дежурными подзатыльниками и ударами ремнём по спине и рукам. Эрик встрепенулся. Он вспомнил, кто лежит перед ним. И, главное, вспомнил, что ему предстояло впервые в жизни поделиться с ЖИВЫМ человеком своей страшной тайной. Но прежде необходимо было погрузиться в тревожные реминисценции, тем самым, вновь дотронуться до неизлечимой душевной раны.

Ровно двадцать один год назад, – продолжил Эрик – 7-го января 2002-го жизнь Ани, моей прелестной Ани, оборвалась. До недавних пор каждую ночь передо мной являлось личико Ани, застывшее в гримасе страха и мучений. При виде него в памяти мгновенно возникал крик и ещё совсем малюсенькой бордовой Марси. Она до безумия громко плачет в такт стонам матери…

Тело и разум Ани мучались от тяжело протекающей беременности. Я же, идиот, уговоривший её завести ребенка, не уделял всем странностям должного внимания. Нелепо отшучивался каждый раз, когда Ани… Ох… Из-за гормональных скачков и действия сомнительных препаратов моя французская красавица, похоже, медленно сходила с ума, но я словно не хотел замечать очевидного, словно нарочно подавлял пугающие мысли.

Застывший в полумраке безлюдного пляжа, украденный из реальности, я никак не могу прийти в себя несмотря на дикие крики. Ворчу что-то несвязное: надо было остаться дома, надо было взять машину помедленнее, но с полным баком. Наконец, осознаю, что подобная зацикленность лишена смысла. Мы ведь даже не спорили дома в тот вечер! Возвращаюсь в реальность, начинаю предпринимать хоть какие-то действия.

Сначала суетливо заворачиваю малютку в пиджак, кладу её на песок. Затем переключаюсь на милую Ани, аккуратно беру её на руки, несу обратно к машине, подбадриваю, хвалю за то, что она кричит заметно тише. Даже почувствовал, как её дыхание замедляется. «Её мучения отсупают. Всё снова станет как прежде» – подумал я. Проворачиваю то же с ребенком, и теперь мы втроём в машине без топлива, но снова в тепле.

Я звоню в клинику, звоню «своим», в перерывах на гудки кричу как умалишенный: «Ну едь же! Хоть одна! Любая, сука, любая машина!». До госпиталя оставалось три километра. Три чёртовых километра… Почему я её послушал? ТРИ КИЛОМЕТРА! Почему раньше я всегда настаивал на своём, а именно в ту ночь послушал? Если бы мы сели не в Лотус, если бы, сука, не в Лотус – плачет Эрик.

Ани совсем лишилась сил. – продолжает отец Марси, протирая глаза – Я успокаивающе прошептал ей долгожданную новость: «Через пару минут за нами приедут». Ответа не последовало, послышались хрипы. Если бы мы остались дома, если бы мы не садились в машину с полупустым баком, если бы не этот чёртов нож. Она была бы жива. Врачам бы обязательно удалось…

За несколько секунд до потери сознания моя королева промолвила свои полсдение слова. Своё последнее желание. Можно было бы предположить, что Ани захочет посмотреть на дочку и услышать что-нибудь утешительное от меня. Нет. Она умоляет о быстрой смерти, о пуле в лоб. Ей адски больно, она готова к любому исходу. Но как же она узнала про револьвер? Знала ли? Я же толком не успел ничего рассказать… Может она лишь бредила? Он был надежно спрятан в багажнике! Я положил его туда для перестраховки очень-очень давно и никому не говорил.

Жена, как я думал, не знала меня настоящего. С момента первой встречи я стал совсем другим человеком, изменился ради неё. Я ненавидел своё прошлое и не хотел испачкать божественный образ Ани любыми отголосками из «жизни до неё». Сама того не сознавая, она побудила меня поверить, что я хороший, достойный человек с добрым сердцем, что я не могу вершить насилие, калечить, убивать… Отчасти поэтому той ночью на пляже я предстал перед ней похожим на юношу, который впервые очутился на линии фронта, вовлеченного в совершенно иные, чем парой часов ранее, правила игры. Я был контужен и сбит с толку, почва под ногами исчезла.

Конечно, я не смог выполнить её просьбы! Попытки спасти любовь всей жизни привели меня, наконец, к моменту, когда в поисках источника её боли я попытался приподнять ночнушку… Ани страдала, а я, загипнотизированный неизбежностью, просто замер. Замер, глядя в пустоту сквозь несмолкающую Марси, окончательно смирившись с тем, что никак уже не могу повлиять на происходящее.

Ох, изумительный вечер на веранде… Мы смеялись, наслаждались видами Лазурного побережья под вдумчивые, нежные беседы о творчестве Маркеса и природе любви. По мере углубления в ночь всё сильнее воцарялся какой-то невесомый, магический, почти сюрреалистичный уют. Я даже подумал признаться в своих бесчисленных грехах, посчитав, что найден крайне удачный момент.

Ведь рано или поздно нужно будет сбросить этот давящий груз с плеч, думал я. Ани бы приняла меня! Душой я всегда был обнажен перед ней, но не словом. Необходимо было решиться, совершить прыжок веры, а там, внизу, она поймает меня в вечных райских объятьях.

Я начал издалека. Рассказывал про дядю Бориса, про свои юношеские амбиции, глупые поступки, наивные мечты и надежды. В какой-то момент Ани, вежливо остановив меня, отпросилась в уборную, а по возвращению катастрофически переменилась. Её прекрасная шёлковая бордовая ночнушка насквозь промокла, лицо словно онемело, мимика стала грубой и черствой. Начались схватки, мы не ждали этого. Вечер моментально перестал быть ласковым.

Боль Ани нарастала, мы условились, что я вызову нужных врачей для родов на дому, как и планировалось сделать, но, сука… через несколько недель…

И вот, Ани бросает в дрожь… Она начинает говорить несвязными обрывками слов, путается во времени. Я паникую. Впервые в жизни я был готов повиноваться любому слову женщины… Лишь бы вернуть всё как было. Я не мог видеть её такой! Она ругалась, умоляла, требовала, жалобно просила. Называла меня подонком. Я легко соглашался со всем. Принес по её просьбе сумку из гардероба. Зачем? Оставить одну!!! Какой идиот. Время шло, Ани становилась всё более похожей на демона, чем на мою прелестную мадонну, и я сдался. Пора самим отправляться в госпиталь. Нельзя больше ждать.

Мы очутились в машине, в той злосчастной машине. Ани расположилась на заднем сиденье в моём пиджаке поверх всё той же бордовой ночнушки. «Доставить жену к докторам, доставить жену к докторам» – твердил я, не переставая, как молитву, как ориентир. Находясь в дьявольском трансе под влиянием непрекращающихся истошных воплей своей королевы, я смотрел только вперед, только на дорогу, думая лишь о пункте назначения, о больнице, где всё вернется на свои места, где Ани вернётся ко мне в прежнем обличии. Ну, как я должен был отделить крики? Как я должен был заметить, что у неё всё это время был кухонный нож?

Её боль, страдания… Я не видел такого никогда. Никогда! Даже осуществляя по-настоящему затейливые пытки! Пока я, находясь за рулём, замертво уставился в одну точку, она и попыталась достать ребёнка, освободить себя от плода, от источника её мучений, убить! Ей, должно быть, в том состоянии казалось, что благодаря этому боль чуть перестанет. Или, всё-же, то было помешательство? Надо ли искать логику в её действиях? Теперь я верю, что её убила Марси. Что Марси заставила её…

Без единой царапины Марсель плавно вышла из матери естественным образом, как только мы покинули Лотус в поисках воздуха. Тем же самым проклятым ножом я и перерезал пуповину, в панике даже не задав себе вопрос откуда он взялся. Пока я, как мог, способствовал родам, Ани истекала кровью. ДОСТАВИТЬ ЖЕНУ К ДОКТОРАМ… Я был так одержим единственной понятной мне задачей, что не заметил ручьи крови, стекающие по её ногам. Только, когда мы вернулись в машину, оголив живот от бордовой ночнушки, я на мгновение пришёл в себя. Сейчас я знаю сколько… 20 раз! Она ударила себя 20 раз! И ни разу не попала в ребенка! КАК?! Материнский инстинкт – так я себе это объяснил. Даже в агонии, желая убить дитя… Волей подсознания ли, вмешательством ли какого бы то ни было Бога, мать не смогла нанести точный удар.

Я смотрел вникуда… Секунды теперь ползли как часы, минуты как дни. Приехала скорая, врачи бросились к Лотусу, Марси продолжала кричать, Ани перестала хрипеть. Всё обрывается.