Читать книгу Как страшно засыпать в России - Алексей Суслов - Страница 1
ОглавлениеКак страшно засыпать в России,
Когда из тьмы рождается не тьма,
А террорист (коварный раб пустыни),
Готовый сокрушить взрывчаткою дома.
И если есть возмездие святое,
И если есть правдивый честный суд -
Не совершат лихое дело злое
Те, кто за злобу кару понесут.
Поглотит их земля и свет навек погаснет
В сознании их диком и глухом.
О, человек, не думай впопыхах о счастье,
По головам идущи напролом!
Люблю я старые газеты:
В них жизнь витает как в печи,
Плодятся вечные сюжеты
И пахнут Богом калачи.
Макс Фрай
Кругом Макс Фрай -
и дальше – больше;
мне прямо верится с трудом,
что животворное искусство
без стука входит в каждый дом.
– Что, ты, нежданное творенье
готово дать моей душе:
обожествленье,
озаренье…?
– Нет. Только смерти неглиже.
Якутия
Тяжёлый край, где мёрзнет снег,
Где человеку нет раздолья,
Где стынет кровь две сотни лет
Реки, ушедшей здесь в подполье.
Якуток сонные глаза
Ещё стремятся к вечной неге,
И капает с домов слеза
Как песнь прощальная о снеге.
Враги
Как хорошо иметь врагов,
Соплю их чувствовать душой.
Мир полон древних дураков,
Ума лишённых красотой.
Абракадабры все сойдут,
Утихнет сплетен мёртвый шторм.
Суд смертных – то не Божий суд,
Читайте 106 псалом.
Сумерки
В ночном саду, у злых аттракционов,
Где каждый шаг рождает сто других,
Мы с Джессикой плодили россыпь стонов,
Похожие на птичек заводных.
Я с страстью гладил бархатную шейку,
Лез в джинсы, забывал на миг,
Как Джессика подбросила идейку
Покрасить Ленина в цвета созревших фиг.
Апофеозом стали трепетные ласки,
Взаимные как твитовский твой друг.
Стоял Ильич в шахтёрской старой каске
И ждал рукоплесканья наших рук.
Ты сегодня такая красивая:
вздёрнутый носик и взгляд в пустоту.
Если б не ночь, упоительно длинная,
я бы умер, глотая слезу.
Твоя тень, не видавшая солнца,
близко так, что я слышу на вкус,
как сгорает до самого донца
моя страсть с сотней временных чувств.
Идут мужи в белых одеждах,
А впереди идёт Христос.
В душе Руси моей мятежной
Который год уже мороз.
Я видел сон, где мгла сияла,
С мужей сочился дивный свет.
И Русь как бабочка воспряла,
Отторгнув паутины бред
Не отнимай, о дивный Бог,
На вечный Рай мою надежду,
Пусть наг я, грязен, одинок
И превращён грехом в невежду.
Но где-то теплится в душе
Всё то, что светом согревало.
Умру, и в звёздной тишине
Я одолею смерти жало.
Проститутка
Стоит как статуя, в проходе,
Как моль – безжизненно бледна,
Оставив совесть на приколе
Там, где с отцом одна жила.
Отец и пил, и издевался,
Мстя за невинность, чистоту.
Он пылью сделать всё старался
Её заветную мечту.
И здесь, у статуи святого,
Который бесам сеял страх,
Она как часть всего земного,
Отходит медленно в злой прах.
Кто воскресит слепую душу?
Сотрёт слезу, очистит ум?
Как в бедствии – толкнёт на сушу,
Когда утихнет шторма шум?
Римский жрец
Я был жрецом в далёком Риме,
Вершил дела седых людей,
И вдруг доверил сердце приме,
С огромной тяжестью грудей.
Я бегал днями и ночами
В уютный дом у злой реки.
Там занимались мы страстями
И были счастьем эти дни.
Но заболел я странной хворью,
Уехал в Африку, и вот -
Залит живот вонючей кровью
И эта кровь на част рвёт.
Спасти любовь могла, но вскоре
Убили душу примы той.
Мы умирали с ней в позоре,
В своей любови роковой.
Теперь богам я мою ноги,
У примы есть прекрасный сад,
Я день и ночь слогаю слоги
И каждый встречный стал мне рад.
Меланхолия
Мне не снится Париж,
Мне не снятся цветы
У старинного серого дома.
Моя совесть чиста,
Моя песня проста:
Мне нужны только вера и воля.
Поднимусь на чердак,
Засвищу просто так,
Ветер дует
И море трепещет.
Моя родина – синяя даль.
А Париж мои раны не лечит.
Андрею Вознесенскому
Свет свечи – это твой мне подарок,
И уйдя, ты остался со мной.
В тишине, когда отзвук так сладок,
Я услышу твой голос святой.
Вдруг порвав непорочные строки,
Я уйду навсегда в тишину,
День пройдёт, и неделя – все сроки,
Всё не вечно, лишь роза в саду.
В этой розе – разлука и встреча,
Ты и я – это всполохи звёзд.
Знает время, бунтарством калеча,
Петь стихом нам зачем довелось.
Надежда – весна; я плачу от счастья,
Что Бог мне оставил хоть горстку тепла,
И чья-то рука мне легла на запястье,
Сказав, что падёт моей боли скала.
Я нежусь на острове новых мечтаний,
Я жить захотел, я воскрес всей душой,
И чья-то слеза, как в пучине восстаний,
Луною блеснув, породнилась с землёй.
Я жду, когда придёт рассвет;
Я жду, когда проснётся солнце;
Когда войне скажу я "нет";
Когда судьбу допью до донца.
Я жду блаженные часы;
Я жду весну, не ждавши лета;
Когда любовь возьму в узды;
Когда уеду на край света.
Мне надоело петь о смерти,
Я весь потрёпан, но живой.
Оставили притвор все черти
Моей каморки холостой.
Моя рука уже не дрогнет,
Когда объявят вновь войну.
Моя собака уж не сдохнет,
Когда я к Богу отойду.
Над летней беседкой, где солнце живёт,
Где в бежевых тучах свобода поёт,
Душа моя ищет, душа моя ждёт,
Когда новый Царь сквозь несчастья сойдёт.
Я брошу томлений слепые узы,
Из леса сойду в полевые низы,
Вскричу, и с деревьев осыплет листва,
И стану как птица, что в небе чиста.
Мне многое не нравиться в стране,
Но я учился в этих ветхих хатах
Не жаловаться Богу на спине,
А правду вить при солнечных закатах.
Порой рождалась мудрая строка,
Что революция рождается не в душах -
Душа чиста, душа легка -
Кровь льётся при сердечных стужах.
Зима на сердце – половина зла:
Я это знал в суровых школьных классах.
У родины есть верная стезя -
Внимать прозрению народных гласов.
Под снегом бы лежать,
Узреть ребёнком мать,
И больше не мечтать:
Что брать, а что отдать.
Хочу сегодня помолится
Не за друзей, а за врагов:
Пусть шумной ночью им приснится
Благая весть без всяких слов;
И дождь – великое творение -
Прольёт Святую благодать.
Знай, человек, своё прозрение:
Добро не гнать, добро давать!
Как много рек стремится к Богу:
Рек тихих, бурных – каждый миг
Трясёт то храм, то синагогу:
"Я Божьи тайны все постиг!"
Они ли знали Божьи стоны?
Смогли ли нищего согреть?
И сквозь грехи и тьмы препоны
Христа Распятого узреть?
Они ли в церкви торговали,
Смотрели гордо, свысока
Как нищего того пинали,
"Так это ж гниль и босота!"
Зачем вы Бога вновь распнули
Злодейством – мёртвым серым сном?
Не ваши ль души в век уснули,
Покрытые глухим ярмом?
Святые
Напрасно люди говорят:
Мир зол, распутен и коварен -
Есть люди, что добро творят,
И Бог с святыми солидарен.
Он кормит верой их весь день,
Он говорит им ночью тёмной -
И в душах их цветёт сирень
Зимой, унылой и холодной.
И Бог молитвы слышит все.
Нет, хор сверчков им не мешает -
Тем, что Творца чтут на горе,
Где Бог им радугой сияет.
Брошенные поля России
Ещё мы слышим счастья слоги,
Ещё нам молнии гремят,
И лишь поля как недотроги
Бурьяном жалостным молчат.
Нашла приют медаль из фронта
Под вечным кругом колеса.
Здесь ждут людей стального сорта
И льют с надеждой небеса.
Девочка сидела на коленях
И говорила, глядя на луну,
Смеясь и плача, о молодых оленях,
Замёрзших в январскую пургу.
Она на палец намотавши локон,
Отдёрнула противную руку.
И клок волос – паучий серый локон,
Как и олени, умер по утру.
Отныне и во веки, здравствуй!
"Нас Бог не любит" зря ты говоришь;
В Его любви живей, полней участвуй,
И ты как голубь в небе запаришь.
Открой сады живого милосердия,
Источник счастья в Боге ты открой,
И Он разрушит в сердце твоё твердие -
Ты обретёшь и радость и покой.
А в русском раю живут теперь таджики;
Пророчествовать принялись на все лады слепоглухие;
Народ всё ждёт, когда воскреснет тело голой Эвридики;
И души стали свежесто-парные.
Когда к кресту прибьют впервые цифровое сердце?
Когда отныне литургией перестанут быть концерты?
Придёт небог, и скажет рыло общего с тираном мегагерца,
Что, мол, пришла пора платить с судьбы проценты.
Но а пока: живи, танцуй, люби и смейся;
Любого человека держат в запасных готовые для боя боги.
Жасмин расцвёл: хоть этим ты теплом согрейся.
Тебе нужны в раю таджикские чертоги?
Уйдут не все: в далёком поле
Ещё останутся стоять -
Семь сеялок в овражьем склоне,
Пустой земли сырая пядь…
А рядом, в кладбище посеян
Людской судьбы мятежный дух.
Туда придут. Здесь с костью склеен
Манящий бездыханный слух.
Волкам в овечьей шкуре
Растлители детей,
Священники в кавычках!
Вы ль лучше лже-людей,
Что гибнут в пьяных стычках?!
Вас поит мраком тьма,
Вам свет не греет кровь;
Слепой тропою зла
Идёте вновь и вновь…
Крест заплевали враз,
Дар Божий в миг отвергли,
И слёзы детских глаз
Вас, слава Богу, свергли
С тех площадей добра,
Где вы паслись как овцы!
Есть в Правде доля зла,
Есть в зле и лучик солнца.
Сложно в душе распилить решётки,
Из гения выбиться в простенький люд,
Выкинуть в хлам криминальные сводки,
Не замечать, что в тебя плюют.
Кто по наглее, тебя зарешётит,
Гений твой выбьет как сволочный шут,
Память твою удавиться попросит,
Глумливый плевок замерит на кнут.
Нет, успокойся. В молитве отчаяния
Душу очистишь, она запоёт.
Видишь, цветок, отвергнув страдания,
Над камнем памирским неделю цветёт.
Иногда я пред Богом себя обретаю,
Иногда отвергаю Его Божество,
Как свеча, перед образом Чистым сгораю,
Укротив человечье в грехе естество.
Возложив на молитву все страхи и боли,
Я к душевной гармонии с верой стремлюсь.
Даже если мне слышен глас адской юдоли, -
Я уже не ропщу, я уже не боюсь.
У двух домов, богатства полных,
в которых чувства все глухи
и нет любви, и нет отваги,
У берегов солёных,
трепещутся стихи…
в папирусной бумаге.
Изгнанник
Иосифу Бродскому посвящаю
Не скрыться мне от глаз людских -
Они сверлом меня буравят,
Но ветер возмущения затих,
И чувства добрые мной правят.
Я, выйдя из дому, стою,
Веду свой спор неторопливый
С луной, что стала к сентябрю
Как старый конь, сухой и сивый.
Иду к озёрам и лугам,
И в небе звёзды не считаю.
Зачем брожу я по ночам?
Собой полночный мрак питаю.
Апрель
На красках взгляд не удержать
Стремится к большему волненью
И всечестному искупленью
Всего себя в тот мир отдать
Где голуби уже не птицы
А души вечные в пути
Которым ни за что не скрыться
И в небо-тайну не уйти
Но знать что небо – это слово
Как дождь, как солнце и погост
И то что умирать не ново
А просто так встать во весь рост
Звони,
но не молчи
мне в трубку.
Сотри
уныние,
дари улыбку, шутку.
Сверкни
кометою
с добрыми вестями.
И я пойду,
сойдя с ума,
горами и полями.
Солнце теряет грусть,
Медленно… но и пусть;
Вечная болтовня -
Я потерял тебя.
Мир ищет вечный свет
На перепутье лет;
Я ж хороню любовь -
Смерть! жизнь принять готовь.
Королева
Я так устал быть неразгаданным тобой,
Ты в ссылку ложью сослана моё сердце;
Вот, в небесах звёзд серебро над головой
И ты торопишься перед другим раздеться.
Когда туман покроет ненавистью путь,
Что ты нагая шла, изображая деву,
Не буду я просить кого-нибудь -
Я сам тебя казню как королеву.
Лондон
Мне снится Лондон без тумана.
Печальный город в свете звёзд.
Здесь магазины без обмана,
В дверях которых повис твой дрозд.
Петляет время средь развалин,
Aдель поёт, и я пою.
Стоит мой дом, где нету ставен.
Я лишь ночами в нём живу.
Весна идёт
Какой концерт на всех деревьях
В суровый озноб февраля?
То воробьи в нечистых перьях
Поют для Бога и меня.
Они штурмуют молниеносно
Мороз, метель и всю тоску.
Весна идёт в наш мир серьёзно
Со вздутой веной на виску.
Не гонись за славой тихий лодочник,
"Мол, и сотню бар перевезу!"
Хоть и будешь королём у сволочи,
Но отвергнешь Божию звезду.
Говорю как пред лицом Спасителя:
Тихо свою рыбицу лови.
Будешь ты голодных ран целителем
И умрут безслёзно короли.
Вечером книги мои уснут,
В углу засопит по-домашнему кот,
Во сне унывая, что весну не вернут
Дворник Степан и весь русский народ.
Мальчишка, у которого имени нет,
Носит коту рыбу свежего лова,
Которую выловил в этот обед,
Не ради прекрасного доброго слова.
Мне кажется часто, что гость не придёт,
Он станет по-взрослому глупый и сонный,
И снег, очарованный светом, пойдёт
На город, беззвучья вечернего полный.
Обыденность
Бывает, обыденность – мерзкая штука,
Бывает, обыденность – слава времён.
То первое – странные гости без стука,
Второе то – блюдце – озёр окоём.
Так знайте что мелочь – вместилище Бога.
Что взгляд сохранил – то не сбросить с воза.
И мелочь – разбитая фурой дорога?
И мелочь – рождённая счастьем слеза?
Месяц повесился на соседской берёзе;
Свеча, не смейся: на всех хватит боли.
Отсутствие родины начертят в анамнёзе,
На раны насыпят побольше соли.
Ненастье на море не вылечить ромом;
Ненастье в стране лечат лишь эшафотом.
Грянем, друзья, всенародным стоном:
Господа, возите мёртвых "Аэрофлотом"!
Ни берёз, ни свечей не оставит утро.
Караван самолётов отрядит небо.
Сумрак странных времён надо помнить смутно,
Чтоб не сдохнуть в ссылках без воды и хлеба.
Я не хочу волнений лишних, споров.
В моей душе нет больше громких слов.
Я отдал небу тысячу поклонов,
Освободившись от земных оков.
Я тихо жить хочу и умереть как Бродский.
Молчать, как Мавзолей молчит.
В моём краю слышны лишь отголоски,
А он, как отрок беспробудно спит.
Мечты
Мечты, мечты… В миг таял снег,
Который мы с тобой носили
На шапках; он как оберег
Был в ноябре; и озарили
Те капли талые вокруг
Всех наших дней земное чудо…
Декабрь всех берёт в испуг;
И врознь едим одно мы блюдо.
Не звонят наши города
Друг другу: тишь, погост и холод.
Ты слишком уж была горда,
Я слишком был наивно молод.
Гулял папа Римский по Риму