Читать книгу Как страшно засыпать в России - Алексей Суслов - Страница 1

Оглавление

Как страшно засыпать в России,


Когда из тьмы рождается не тьма,


А террорист (коварный раб пустыни),


Готовый сокрушить взрывчаткою дома.


И если есть возмездие святое,


И если есть правдивый честный суд -


Не совершат лихое дело злое


Те, кто за злобу кару понесут.


Поглотит их земля и свет навек погаснет


В сознании их диком и глухом.


О, человек, не думай впопыхах о счастье,


По головам идущи напролом!


Люблю я старые газеты:


В них жизнь витает как в печи,


Плодятся вечные сюжеты


И пахнут Богом калачи.


Макс Фрай

Кругом Макс Фрай -


и дальше – больше;


мне прямо верится с трудом,


что животворное искусство


без стука входит в каждый дом.


– Что, ты, нежданное творенье


готово дать моей душе:


обожествленье,


озаренье…?


– Нет. Только смерти неглиже.


Якутия

Тяжёлый край, где мёрзнет снег,


Где человеку нет раздолья,


Где стынет кровь две сотни лет


Реки, ушедшей здесь в подполье.


Якуток сонные глаза


Ещё стремятся к вечной неге,


И капает с домов слеза


Как песнь прощальная о снеге.


Враги

Как хорошо иметь врагов,


Соплю их чувствовать душой.


Мир полон древних дураков,


Ума лишённых красотой.


Абракадабры все сойдут,


Утихнет сплетен мёртвый шторм.


Суд смертных – то не Божий суд,


Читайте 106 псалом.


Сумерки

В ночном саду, у злых аттракционов,


Где каждый шаг рождает сто других,


Мы с Джессикой плодили россыпь стонов,


Похожие на птичек заводных.


Я с страстью гладил бархатную шейку,


Лез в джинсы, забывал на миг,


Как Джессика подбросила идейку


Покрасить Ленина в цвета созревших фиг.


Апофеозом стали трепетные ласки,


Взаимные как твитовский твой друг.


Стоял Ильич в шахтёрской старой каске


И ждал рукоплесканья наших рук.


Ты сегодня такая красивая:


вздёрнутый носик и взгляд в пустоту.


Если б не ночь, упоительно длинная,


я бы умер, глотая слезу.


Твоя тень, не видавшая солнца,


близко так, что я слышу на вкус,


как сгорает до самого донца


моя страсть с сотней временных чувств.


Идут мужи в белых одеждах,


А впереди идёт Христос.


В душе Руси моей мятежной


Который год уже мороз.


Я видел сон, где мгла сияла,


С мужей сочился дивный свет.


И Русь как бабочка воспряла,


Отторгнув паутины бред


Не отнимай, о дивный Бог,


На вечный Рай мою надежду,


Пусть наг я, грязен, одинок


И превращён грехом в невежду.


Но где-то теплится в душе


Всё то, что светом согревало.


Умру, и в звёздной тишине


Я одолею смерти жало.


Проститутка


Стоит как статуя, в проходе,


Как моль – безжизненно бледна,


Оставив совесть на приколе


Там, где с отцом одна жила.


Отец и пил, и издевался,


Мстя за невинность, чистоту.


Он пылью сделать всё старался


Её заветную мечту.


И здесь, у статуи святого,


Который бесам сеял страх,


Она как часть всего земного,


Отходит медленно в злой прах.


Кто воскресит слепую душу?


Сотрёт слезу, очистит ум?


Как в бедствии – толкнёт на сушу,


Когда утихнет шторма шум?


Римский жрец


Я был жрецом в далёком Риме,


Вершил дела седых людей,


И вдруг доверил сердце приме,


С огромной тяжестью грудей.


Я бегал днями и ночами


В уютный дом у злой реки.


Там занимались мы страстями


И были счастьем эти дни.


Но заболел я странной хворью,


Уехал в Африку, и вот -


Залит живот вонючей кровью


И эта кровь на част рвёт.


Спасти любовь могла, но вскоре


Убили душу примы той.


Мы умирали с ней в позоре,


В своей любови роковой.


Теперь богам я мою ноги,


У примы есть прекрасный сад,


Я день и ночь слогаю слоги


И каждый встречный стал мне рад.


Меланхолия

Мне не снится Париж,


Мне не снятся цветы


У старинного серого дома.


Моя совесть чиста,


Моя песня проста:


Мне нужны только вера и воля.


Поднимусь на чердак,


Засвищу просто так,


Ветер дует


И море трепещет.


Моя родина – синяя даль.


А Париж мои раны не лечит.


Андрею Вознесенскому


Свет свечи – это твой мне подарок,


И уйдя, ты остался со мной.


В тишине, когда отзвук так сладок,


Я услышу твой голос святой.


Вдруг порвав непорочные строки,


Я уйду навсегда в тишину,


День пройдёт, и неделя – все сроки,


Всё не вечно, лишь роза в саду.


В этой розе – разлука и встреча,


Ты и я – это всполохи звёзд.


Знает время, бунтарством калеча,


Петь стихом нам зачем довелось.


Надежда – весна; я плачу от счастья,


Что Бог мне оставил хоть горстку тепла,


И чья-то рука мне легла на запястье,


Сказав, что падёт моей боли скала.


Я нежусь на острове новых мечтаний,


Я жить захотел, я воскрес всей душой,


И чья-то слеза, как в пучине восстаний,


Луною блеснув, породнилась с землёй.


Я жду, когда придёт рассвет;


Я жду, когда проснётся солнце;


Когда войне скажу я "нет";


Когда судьбу допью до донца.


Я жду блаженные часы;


Я жду весну, не ждавши лета;


Когда любовь возьму в узды;


Когда уеду на край света.


Мне надоело петь о смерти,


Я весь потрёпан, но живой.


Оставили притвор все черти


Моей каморки холостой.


Моя рука уже не дрогнет,


Когда объявят вновь войну.


Моя собака уж не сдохнет,


Когда я к Богу отойду.


Над летней беседкой, где солнце живёт,


Где в бежевых тучах свобода поёт,


Душа моя ищет, душа моя ждёт,


Когда новый Царь сквозь несчастья сойдёт.


Я брошу томлений слепые узы,


Из леса сойду в полевые низы,


Вскричу, и с деревьев осыплет листва,


И стану как птица, что в небе чиста.


Мне многое не нравиться в стране,


Но я учился в этих ветхих хатах


Не жаловаться Богу на спине,


А правду вить при солнечных закатах.


Порой рождалась мудрая строка,


Что революция рождается не в душах -


Душа чиста, душа легка -


Кровь льётся при сердечных стужах.


Зима на сердце – половина зла:


Я это знал в суровых школьных классах.


У родины есть верная стезя -


Внимать прозрению народных гласов.

Под снегом бы лежать,


Узреть ребёнком мать,


И больше не мечтать:


Что брать, а что отдать.


Хочу сегодня помолится


Не за друзей, а за врагов:


Пусть шумной ночью им приснится


Благая весть без всяких слов;


И дождь – великое творение -


Прольёт Святую благодать.


Знай, человек, своё прозрение:


Добро не гнать, добро давать!


Как много рек стремится к Богу:


Рек тихих, бурных – каждый миг


Трясёт то храм, то синагогу:


"Я Божьи тайны все постиг!"


Они ли знали Божьи стоны?


Смогли ли нищего согреть?


И сквозь грехи и тьмы препоны


Христа Распятого узреть?


Они ли в церкви торговали,


Смотрели гордо, свысока


Как нищего того пинали,


"Так это ж гниль и босота!"


Зачем вы Бога вновь распнули


Злодейством – мёртвым серым сном?


Не ваши ль души в век уснули,


Покрытые глухим ярмом?


Святые


Напрасно люди говорят:


Мир зол, распутен и коварен -


Есть люди, что добро творят,


И Бог с святыми солидарен.


Он кормит верой их весь день,


Он говорит им ночью тёмной -


И в душах их цветёт сирень


Зимой, унылой и холодной.


И Бог молитвы слышит все.


Нет, хор сверчков им не мешает -


Тем, что Творца чтут на горе,


Где Бог им радугой сияет.


Брошенные поля России

Ещё мы слышим счастья слоги,


Ещё нам молнии гремят,


И лишь поля как недотроги


Бурьяном жалостным молчат.


Нашла приют медаль из фронта


Под вечным кругом колеса.


Здесь ждут людей стального сорта


И льют с надеждой небеса.


Девочка сидела на коленях


И говорила, глядя на луну,


Смеясь и плача, о молодых оленях,


Замёрзших в январскую пургу.


Она на палец намотавши локон,


Отдёрнула противную руку.


И клок волос – паучий серый локон,


Как и олени, умер по утру.


Отныне и во веки, здравствуй!


"Нас Бог не любит" зря ты говоришь;


В Его любви живей, полней участвуй,


И ты как голубь в небе запаришь.


Открой сады живого милосердия,


Источник счастья в Боге ты открой,


И Он разрушит в сердце твоё твердие -


Ты обретёшь и радость и покой.


А в русском раю живут теперь таджики;


Пророчествовать принялись на все лады слепоглухие;


Народ всё ждёт, когда воскреснет тело голой Эвридики;


И души стали свежесто-парные.


Когда к кресту прибьют впервые цифровое сердце?


Когда отныне литургией перестанут быть концерты?


Придёт небог, и скажет рыло общего с тираном мегагерца,


Что, мол, пришла пора платить с судьбы проценты.


Но а пока: живи, танцуй, люби и смейся;


Любого человека держат в запасных готовые для боя боги.


Жасмин расцвёл: хоть этим ты теплом согрейся.


Тебе нужны в раю таджикские чертоги?


Уйдут не все: в далёком поле


Ещё останутся стоять -


Семь сеялок в овражьем склоне,


Пустой земли сырая пядь…


А рядом, в кладбище посеян


Людской судьбы мятежный дух.


Туда придут. Здесь с костью склеен


Манящий бездыханный слух.


Волкам в овечьей шкуре

Растлители детей,


Священники в кавычках!


Вы ль лучше лже-людей,


Что гибнут в пьяных стычках?!


Вас поит мраком тьма,


Вам свет не греет кровь;


Слепой тропою зла


Идёте вновь и вновь…


Крест заплевали враз,


Дар Божий в миг отвергли,


И слёзы детских глаз


Вас, слава Богу, свергли


С тех площадей добра,


Где вы паслись как овцы!


Есть в Правде доля зла,


Есть в зле и лучик солнца.


Сложно в душе распилить решётки,


Из гения выбиться в простенький люд,


Выкинуть в хлам криминальные сводки,


Не замечать, что в тебя плюют.


Кто по наглее, тебя зарешётит,


Гений твой выбьет как сволочный шут,


Память твою удавиться попросит,


Глумливый плевок замерит на кнут.


Нет, успокойся. В молитве отчаяния


Душу очистишь, она запоёт.


Видишь, цветок, отвергнув страдания,


Над камнем памирским неделю цветёт.


Иногда я пред Богом себя обретаю,


Иногда отвергаю Его Божество,


Как свеча, перед образом Чистым сгораю,


Укротив человечье в грехе естество.


Возложив на молитву все страхи и боли,


Я к душевной гармонии с верой стремлюсь.


Даже если мне слышен глас адской юдоли, -


Я уже не ропщу, я уже не боюсь.


У двух домов, богатства полных,


в которых чувства все глухи


и нет любви, и нет отваги,


У берегов солёных,


трепещутся стихи…


в папирусной бумаге.


Изгнанник


Иосифу Бродскому посвящаю


Не скрыться мне от глаз людских -


Они сверлом меня буравят,


Но ветер возмущения затих,


И чувства добрые мной правят.


Я, выйдя из дому, стою,


Веду свой спор неторопливый


С луной, что стала к сентябрю


Как старый конь, сухой и сивый.


Иду к озёрам и лугам,


И в небе звёзды не считаю.


Зачем брожу я по ночам?


Собой полночный мрак питаю.


Апрель

На красках взгляд не удержать


Стремится к большему волненью


И всечестному искупленью


Всего себя в тот мир отдать


Где голуби уже не птицы


А души вечные в пути


Которым ни за что не скрыться


И в небо-тайну не уйти


Но знать что небо – это слово


Как дождь, как солнце и погост


И то что умирать не ново


А просто так встать во весь рост


Звони,


но не молчи


мне в трубку.


Сотри


уныние,


дари улыбку, шутку.


Сверкни


кометою


с добрыми вестями.


И я пойду,


сойдя с ума,


горами и полями.


Солнце теряет грусть,


Медленно… но и пусть;


Вечная болтовня -


Я потерял тебя.


Мир ищет вечный свет


На перепутье лет;


Я ж хороню любовь -


Смерть! жизнь принять готовь.


Королева

Я так устал быть неразгаданным тобой,


Ты в ссылку ложью сослана моё сердце;


Вот, в небесах звёзд серебро над головой


И ты торопишься перед другим раздеться.


Когда туман покроет ненавистью путь,


Что ты нагая шла, изображая деву,


Не буду я просить кого-нибудь -


Я сам тебя казню как королеву.


Лондон

Мне снится Лондон без тумана.


Печальный город в свете звёзд.


Здесь магазины без обмана,


В дверях которых повис твой дрозд.


Петляет время средь развалин,


Aдель поёт, и я пою.


Стоит мой дом, где нету ставен.


Я лишь ночами в нём живу.


Весна идёт

Какой концерт на всех деревьях


В суровый озноб февраля?


То воробьи в нечистых перьях


Поют для Бога и меня.


Они штурмуют молниеносно


Мороз, метель и всю тоску.


Весна идёт в наш мир серьёзно


Со вздутой веной на виску.


Не гонись за славой тихий лодочник,


"Мол, и сотню бар перевезу!"


Хоть и будешь королём у сволочи,


Но отвергнешь Божию звезду.


Говорю как пред лицом Спасителя:


Тихо свою рыбицу лови.


Будешь ты голодных ран целителем


И умрут безслёзно короли.


Вечером книги мои уснут,


В углу засопит по-домашнему кот,


Во сне унывая, что весну не вернут


Дворник Степан и весь русский народ.


Мальчишка, у которого имени нет,


Носит коту рыбу свежего лова,


Которую выловил в этот обед,


Не ради прекрасного доброго слова.


Мне кажется часто, что гость не придёт,


Он станет по-взрослому глупый и сонный,


И снег, очарованный светом, пойдёт


На город, беззвучья вечернего полный.


Обыденность

Бывает, обыденность – мерзкая штука,


Бывает, обыденность – слава времён.


То первое – странные гости без стука,


Второе то – блюдце – озёр окоём.


Так знайте что мелочь – вместилище Бога.


Что взгляд сохранил – то не сбросить с воза.


И мелочь – разбитая фурой дорога?


И мелочь – рождённая счастьем слеза?


Месяц повесился на соседской берёзе;


Свеча, не смейся: на всех хватит боли.


Отсутствие родины начертят в анамнёзе,


На раны насыпят побольше соли.


Ненастье на море не вылечить ромом;


Ненастье в стране лечат лишь эшафотом.


Грянем, друзья, всенародным стоном:


Господа, возите мёртвых "Аэрофлотом"!


Ни берёз, ни свечей не оставит утро.


Караван самолётов отрядит небо.


Сумрак странных времён надо помнить смутно,


Чтоб не сдохнуть в ссылках без воды и хлеба.


Я не хочу волнений лишних, споров.


В моей душе нет больше громких слов.


Я отдал небу тысячу поклонов,


Освободившись от земных оков.


Я тихо жить хочу и умереть как Бродский.


Молчать, как Мавзолей молчит.


В моём краю слышны лишь отголоски,


А он, как отрок беспробудно спит.


Мечты

Мечты, мечты… В миг таял снег,


Который мы с тобой носили


На шапках; он как оберег


Был в ноябре; и озарили


Те капли талые вокруг


Всех наших дней земное чудо…


Декабрь всех берёт в испуг;


И врознь едим одно мы блюдо.


Не звонят наши города


Друг другу: тишь, погост и холод.


Ты слишком уж была горда,


Я слишком был наивно молод.

Гулял папа Римский по Риму

Как страшно засыпать в России

Подняться наверх