Читать книгу Через звезды – к терниям, или Есть ли смысл жизни на Марсе? - Алексей Валентинович Борисов, Алексей Валентинович Бакулев, О. Н. Стогниева - Страница 1

Радостная, бодрящая, вселяющая уверенность и веселье музыка заполняла пространство. Характер её и сила звука были таковы, что исключали всякую возможность мысленной деятельности. Человеческий голос доносился, словно пробивая толстую перьевую подушку:

– Да выключите вы динамик! – гаркнул Кирилл Бобров хозяину кабинета.

Артур Иванцов повернулся к нему. Он стоял возле сплошного, во всю стену, окна, и весь вид его отражал довольство, легкомыслие и удовлетворение исправностью процесса пищеварения и прочими процессами, бытующими в его организме.

За окном развертывались геометрически правильные очертания космодрома.

Иванцов побарабанил себя пальцами по животу в районе желудка, потом – печени и вопросительно и снисходительно посмотрел на Боброва. Тот раздраженно и брюзгливо глядел на него. Иванцов неторопливо подошел к столу, налил себе виски, выпил и принял ещё более удовлетворенный вид. Даже склонил голову налево, словно прислушиваясь, как алкоголь переваривается в его желудке.

– Выруби эту дурацкую музыку!

Иванцов нажал на кнопку, и музыка словно прыжком перенеслась за стены кабинета – в этот час репродукторы отдавали волнами жизнерадостности и бездумья все прилегающее к космодрому пространство.

Оба присутствующих были не молоды – им было за пятьдесят и, скорее, даже под шестьдесят – и, соответственно, их знакомство имело солидный стаж.

Если господин Иванцов после смерти попадет в роскошную небесную гостиницу под названием «Рай», то в книге приезжих его запишут как крупного инженера, создателя космических кораблей, «Королёва XXI века», и немедленно поведут кормить райским яблочками.

Чертенятам же в аду трудно придется с Кириком Бобровым. Бе бо сложно им будет разобраться, за какие грехи надобно его карать: был он и писателем, и создателем социальных доктрин, и основателем собственной политической партии, которая наверняка победила бы в умозрительной республике справедливости, если бы эту республику удалось предварительно основать. Наибольшую известность он получил как автор романов, крепко настоянных на густом, мужественном, если не сказать, самцовском, восприятии мира – в стиле Хемингуэя, но похуже.

Внешностью они также сильно отличались друг от друга. Иванцов был чуть ниже среднего роста, по-юношески худощав и подтянут, у него был вид Монтеня или Декарта: нос с горбинкой и припухшие лукавые глаза. Мудрецкий вид его подчеркивали совершенно седые, но еще густые волосы.

Бобров был тяжел и грузен, трудно было отделаться от впечатления, что у него под пиджаком, между головой и бедрами, забит сложенный вдвое матрас; этот матрас передвигался с помощью тумбообразных ног, постоянно обутых в дурацкие, детского фасона сандалии, по площади подошвы немного превосходящие слоновью ступню. Сбоку к этому «матрасу» были приделаны две здоровенные, волосатые, веснушчатые ручищи, которыми он писал романы, ловил тунцов, стрелял оленей, тискал женщин и чинил свои дурацкие сандалии, когда они рвались или когда ему было просто скучно.

Голова у Боброва была большая, долихоцефалистая, на лице у него сумели свободно разместиться и высокий сократовский лоб, и массивный, пористый нос, и все это изобилие заняло не более половины поверхности; остальное ушло на обширную нижнюю часть лица, которая своей массивностью придавала ему несколько унылый и тяжеловатый вид. Очки на таком лице были совершение неуместны, но зато имелась тяжеловесная, старомодная (или ультрамодная) трубка, типа тех, которые были неотъемлемым декором капитанов кораблей Его Величества времен парусов и дымного пороха.

– Мой милый друг! 0тчего вы в столь скверном настроении? Сегодня такой прекрасный, радостный день! – пропел Иванцов.

– Мерзость!– буркнул его визави. – Противно, что твой талант служит такой гнуснейшей затее!

– Бедняга! Опять разлитие желчи!

– Что гнуснее можно придумать? Они бегут, как крысы с гибнущего корабля! Те, кто более всех нагадили на этой несчастной планете, первыми спешат удрать с нее! – кроме всего прочего, Кирюха был еще и отъявленным экологом.

Уже давно настали те времена, когда те жители планеты, которые обладали достаточными финансовыми возможностями, предпочитали покинуть нашу бренную землю и переселиться на небеса – в самом непосредственном смысле. Что может быть приятнее гламурной жизни на комфортабельной космической ракете в избранном обществе, на безопасном удалении от голубого шарика, заселенного восемью миллиардами двуногих существ, жаждущих воздуха, жратвы, любви, счастья, дивидендов, приключений, крови и других самых разнообразных вещей, издревле движущих ими, управляющих ими, губящими, калечущими, возносящими на вершины желаемого и повергающими в пучины безысходности?

Пример был подан еще в начале столетия, когда началась коммерческая отправка «космических туристов». Постепенно бизнес разрастался. На орбиту выводились космические станции, предназначенные исключительно для «туристов»; размеры их росли, условия обитания становились сначала комфортными, потом – роскошными. Окончательно космос превратился в Елисейские поля современности после образования Национальной космической корпорации (НКК). Великолепнейшие «межпланетные» яхты с десятками бездельников на борту не просто кружились на орбите вокруг матушки-Земли, но отправлялись «на экскурсии» все дальше и дальше, бороздя «небеса обетованные» от Нептуна до Венеры. Бриллиантовая молодежь, не знающая, как прожечь папины-мамины капиталы, уносилась в черноту пространства, дабы предаваться среди бесконечности Вселенной всем возможным развлечениям, какие только в состоянии породить человеческая фантазия. Однако и мизантропы, набив свои космические посудины консервными банками, находили отдохновение от общества себе подобных на бесконечных орбитах одиночества.

Разумеется, Бобров был далеко не одинок в своем негодовании; за самой изгородью, окружающей космодром, начинался громадный «лагерь протеста». Несколько тысяч из числа тех, у кого не хватило денег на «космический улёт», и всяких прочих «антиглобалистов», собрались в палаточном лагере для того, чтобы посмотреть на необыкновенное зрелище, попить пивка на свежем воздухе в понимающей компании и, само собой, выразить протест против бегства «денежных тузов от судеб всего человечества».

Лагерь существовал уже несколько лет; одни люди уходили, другие приходили; живописные шатры, палатки, складные домики, множество автомобилей с прицепами и без заполняли окрестные холмы – типичный пейзаж массового отдыха на природе эпохи развитого постиндустриализма. Управлению космодрома эта затянувшаяся акция особых неприятностей не причиняла. Разве что протестная публика время от времени перекрывала ради забавы какой-нибудь из подъездных путей.

Во-вторых же, в промежутках между пикетами и шашлыками, дирекцию осаждали толпы оптимистов, надеющихся получить на космодроме хорошую, высокооплачиваемую работу. Их приходилось гнать.

Так как на сегодня была назначена отправка космических туристов на «Лель» – особо вместительную или комфортабельную яхту, способную вместить за сотню человек, то в лагере наблюдалось непривычное оживление. Пикетчики заготовили две громадные растяжки. Одна из них, растянутая едва ли не на сто метров, была многоречива и гласила: «Вы, поставившие мир на грань экологической катастрофы, имейте силы разделить судьбу миллиардов!»

Другая была покороче и вмещала лишь одно выразительное словцо, к сожалению, матерное. Плакат этот время от времени возникал над головами протестантов, потом застенчиво тонул за ними, заставляя периодически гоготать народ и по ту, и по эту сторону ограды космодрома.

– Ну-ка, послушаем, что там творится, – произнес Иванцов и нажал на тумблер; в кабинет немедленно влились звуки бодрого репортерского голоса, захлебывающегося от избытка восторга и восхищения:

– Сегодня новая группа отважных покорителей космоса покинет нашу родную Землю. Да, да, именно отважных, ибо, несмотря на все достижения современного ракетостроения, на весь комфорт, который сопровождает подобные путешествия, нужно изрядное мужество для того, чтобы остаться на многие дни один на один с Бездонным Безмолвием Великой Звездности. Через несколько минут наши герои стартуют на «челноке», который доставит их на околоземную орбиту, где ожидает великолепная космическая яхта «Лель», построенная НКК по проекту Королева наших дней Артура Иванцова – человека, имя которого стадо залогом безопасности и комфортабельности космических полетов!

«Лель» будет следовать по гелиоцентрической орбите, расходясь с нашей праматерью-Землей в противофазах на встречных курсах. В эти минуты желающие смогут покинуть корабль на специальных космических катерах, которых на борту «Леля» целых три – кто знает, какие заботы могут возникнуть у наших путешественников в сём бренном мире!

Корабль обладает новейшей противометеоритной защитой и самой совершенной системой жизнеобеспечения.

Всего «Лель» готов принять на борт почти сотню путешественников; они образуют сообщество, в котором огромное разнообразие вкусов, творческих идей, замыслов позволит превратить годовое плавание по безбрежным пространствам космоса в увлекательное, насыщенное событиями и плодотворное приключение…

– Перетрахаются они там все, – с усмешкой отпустил комментарий г-н Иванцов. – Как раз год на сто человек – по неделе каждой паре на спаривание! И – свинг-обмен! – он заливисто хохотнул.

– Да брось ты! Какая неделя? – вмешался Бобров. – Знаю я эти полеты! Сплошной промискуитет и групповуха!

– Среди покидающих Землю в этой блистательной компании, – продолжал вливаться в кабинет захлёбывающийся репортерский голос, – я могу назвать известных меценатов супругов Лабазниковых с дочерьми, учредителя вертикально-интегрированной агрокорпорации Бориса Сухих из Долбодятловки, потомка семьи Романовых князя Скумибриевского, нашего друга из солнечного Бульбулистана Максуда Потаева и многих, многих других, 37 женщин и 63 мужчины.

Космическая яхта оборудована с надлежащим размахом и изысканным вкусом. На её борту устроена картинная галерея, включающая подлинники Рубенса, Рембрандта и Веласкеса из частных собраний участников круиза, или, как его здесь называют, «космического танго». Над интерьером жилых помещений работали лучшие дизайнеры нашего времени; центральный холл с фонтаном оформлен в духе императорского Рима, каюты путешественников выдержаны в уютном стиле французских замков ХVII века. На «Леле» есть все для того, чтобы путешествие не было скучным и доставило радость его участникам. Через глубины Вселенной яхту поведет старый космический волк Стас Лыскин; его правой рукой будет великолепный астронавигатор Альберт Заманухин. Экипаж с большим тщанием подобран ответственными лицами НКК.

А сейчас я возьму интервью у некоторых из наших героев – они как раз готовятся сейчас к посадке в электробус, который доставит их на борт «челнока». Я не буду называть имен и фамилий тех, с кем я буду говорить, это будет интервью не у отдельного человека, а у целого класса людей, класса, который характеризуется отвагой, предприимчивостью, широким размахом – всем тем, что выдвинуло нашу страну в число лидеров мирового прогресса.

– Вау, мадам, мадам! Какие причины побудили вас отправиться в этот круиз?

– Ах, вы так неожиданно! Прямо сразу и с вашим микрофоном! Почему я лечу? Это сейчас так модно… Все едут в космос!

– Вы не боитесь?

– Ужасно боюсь! Наверное, я немного мазохистка, хи-хи-хи!

– Что ж, я надеюсь, на ракете у вас найдутся соратники по вкусам! А вот и вы, Гаврила Корнеевич, – репортер перебросился к следующей жертве, – вы –владелец ряда крупнейших медиакомпаний, человек, так сказать, твердых, принципиальных позиций. Скажите, что вы можете ответить на злобные выпады тех, кто выступает против таких полетов?

– Я нахожу эти выпады глубоко аморальными и оскорбительными. Это, прежде всего, покушение на свободу передвижения. Сейчас, когда на земле все так дорого – вода, свет, газ, и прочие коммунальные услуги, для многих из нас полет в космос становится выходом из проблем, бу-га-га!

– Ой, какие собачушечки!– из передатчика донеслось визгливое тявкание. – Кто это берет в трудный рейс таких крохотулек? Это вы, госпожа Куроедкина?! Любовь к природе – поистине вторая натура этой представительницы почтенного клана лидеров кредитно-финансового сектора! Счастливого пути, крохи! Ого! В составе этой великолепной экспедиции Арабелла Пупкина, самая очаровашечная звездочка из последнего выпуска Академии звезд! Арабелла, которая дарит нам чудные часы у плазменного экрана! Я верю, Арабелла, что в глубинах космоса вы получите новые впечатления, которые передадите через свое бесподобное творчество нам, скромным ценителям вашего таланта!

Сейчас они садятся в электробус, который доставит их на борт космического челнока. Многие из них будут в космосе не впервые! Счастливого вам полета! Трех парсеков под килем!

Словоблуд захлопнулся, и вместо его захлебывающегося монолога из репродуктора полилась бравурная музыка. Бобров, тяжело переставляя ноги-тумбы, подошел к столу, набулькал в свою очередь в стакан виски и проглотил. Несколько минут они молчали в ожидании запуска челнока. Иванцов, впрочем, знал, что это дело не скорое – пока пассажиры покинут электробус и разместятся в ракете, пока проглотят свои таблетки, пока устроят визгливых собачек мадам Куроедкиной, пока все будет приведено в порядок, пройдет как минимум часа полтора. Он сел в кресло, спиной к окну, и забарабанил пальцами по столу.

– Волнуемся? – пробурчал Бобров. Всей своей угрюмостью он выражал презрение к таким мелочам, как отправка людей в космос. Его мысли и переживания носили исключительно глубинный, всечеловеческий охват.

– Знаешь, в этом лагере вчера один тип покончил самоубийством, – произнес он низким, многозначительным голосом, которым обычно начинал свои проповеди-беседы, доставившие ему к славе писателя еще и ореол гуру. Кирилл имел неосторожность присесть на край стола, отчего все это фурнитурное сооружение затрещало и перекосилось.

– По пьяни? – светски легкомысленным тоном поинтересовался Иванцов. – Или скурился?

– Алкоголь, наркотики – это лишь следствие, а не причина.

– Все это философия! – Иванцов выключил приемник. – Какая у них может быть причина кончать с собой?

– Безысходность – разве этого мало? Им нечем заняться!

– А зачем им работа? Ведь наше мудрое государство выплачивает им вполне приличное пособие по безработице! Живи и радуйся! Мечта моей нищей молодости!

– Не о деньгах речь, – голос Боброва степенно перекатывался на низких тонах.– Человечество – не скотный двор, где все сводится к жрачке, выпивке и сексу. Суть человека такова, что он должен творить, бороться, созидать, ощущать себя полезным. Ему нужна великая цель, смысл жизни!

– Да брось ты! – лениво отмахнулся «Королёв XXI века». – Все эти сказки про смысл жизни и его поиски придумали вы, гуманитарии, чтобы не пахать на заводе. Смысл жизни – это Грааль эпохи платного психоанализа. На самом деле его нет и быть не может.

– Не, врё-ёшь! – чем ироничнее становился Иванцов, тем с большей готовностью, совсем как в былые времена диспутов о судьбах человечества, плюрализме, либерализме и авторитаризме входил в раж его напарник. – Конечно, в чем-то ты и прав. Как таковой смысл жизни может быть нам и не доступен. Но это – нам! Для среднего же, обычного, заурядного человека во все времена общественное благо, идея выживания и процветания социума вполне подменяла собой смысл жизни. И благодаря этому бесхитростному ухищрению человечество жило, развивалось, заключало в своей груди великую веру, позволявшую ему двигаться вперед, по пути прогресса!

Общество говорило: работай, и ты будешь мне нужен. Ты живешь, и существование твое имеет смысл, потому что ты – частица меня, я не могу без таких, как ты, ты – клетка, полезная, работящая клетка, расходуемая по пути моего движения вперед, к звездам.

А сейчас? Звезды достигнуты, общество все настойчивее говорит человеку: «Ты мне не нужен! Можешь проваливать куда угодно, делать что угодно, вот тебе деньги, вот твое вонючие пособие, и больше ты для меня не существуешь!»

И жизнь человека лишается того миража, который он всегда считал смыслом своей жизни. Каковы были мысли в последние минуты этого самого суицидера? Что его могло удерживать? Ничто!

Жена его может получать пособие по безработице и без него. К тому же её жизнь лишена смысла точно также и по тем же самым причинам, что и его. Тем более, им нет смысла плодить и растить несчастных, чтобы они точно также влачились по жизни, как и они. Жизнь таких людей – сплошная бессмыслица, и самое страшное происходит, когда они сами осознают это. И не лучше ли избрать сильную и кратковременную боль, чем терпеть гнетущую и нескончаемую тоску ненужности, беспросветности, неприкаянности, бесцельности собственного существования? Страшно даже подумать: десятилетия жизни без всякого смысла – десятилетия!

Великий гуру опрокинул в себя еще один бокал виски и продолжал, испепеляющим взором глядя на знатного космоинженера.

– Человек уже более не может найти приложение своим силам в материальной жизни, в производстве, как это было в течение предшествующих тысячелетий для абсолютного большинства представителей класса прямоходящих. Он более не нужен глобальной экономике, которая рождает товары и услуги как бы сама по себе, без нашего участия. Ты заметил, Арчи, сколько развелось в последнее время дрянных музыкантов, художников, писателей? Это те несчастные, которые, не найдя приложения своим силам в реальном мире, пытаются найти себе место в духовной жизни. Из ста тысяч таких один становится гением, десять – мастерами, прочие же обречены на прозябание, деградацию, познание горечи самого страшного разочарования – разочарования в самом себе. Три четверти из них покончит самоубийством, потому что им слишком трудно будет дожить до естественной смерти, и почти все они превратятся в моральных уродов!

– Ну, это ты погорячился! – предостерегающе поднял палец Иванцов. Но оппонент уже окончательно вошел в раж:

– Но далеко не все могут стать даже скверными художниками и поэтами! И они обречены на абсолютно бессмысленное существование. Вот, смотри на них! – Бобров повел обличительным жестом в сторону лагеря безработных. – Смотри, как кишмя кишит человеческий муравейник, который безжалостно попирает пята нашего общества! Миллионы и миллионы полных сил и энергии людей ведут бессмысленное, бездеятельное существование. Не самое страшное ли это извращение?

А какая это великолепная питательная среда для темных инстинктов? Какой процент из этих миллионов, устав влачить такую жизнь, становится на грязный путь преступления, проституции, торговли самим собой и своими детьми? Посмотрел бы я, что будет с этой страной, если бы государство не повышало время от времени пособие по безработице!

– Ну, хватит, хватит, слышали уже сто раз! – лениво пытался остановить шквал красноречия хозяин кабинета, наполняя стаканы соломенным виски. Но для урагана не было преграды:

– Но человечество не желает жить на положении призреваемых! Моё поколение, вступая в жизнь, верило, что космос решит все проблемы. Что он даст работу безработным, превратится в резервуар, в который хлынет накопленная и не находящая применения на Земле энергия человечества. Но мы обманулись! Что пользы от того, что космос заполнили орбитальные заводы, фабрики-автоматы и все прочее? Чем дальше вперед, тем больше автоматов, тем больше безработных! Это парадокс! Раньше фараоны силой гнали людей на работу, теперь же фараоны силой гонят людей с работы!

– Ах, Кирик! Все это и так понятно! – уста Иванцова в очередной округлились в улыбке здравомыслящего технаря. – Космос оказался всего-навсего вполне прикладной штуковиной. Еще одна производственная зона. Никакой романтики. Наверное, это даже хорошо…

– Чего же в этом хорошего? А как же порыв, волан, через тернии к звездам? То, ради чего могли бы жить миллионы?

– А как ты представляешь себе этот «волан»? Что делать этим бурлящим массам в космосе?

– А что, ты можешь построить корабль для миллионов человек? – с недоверием, граничащим с презрением, спросил Бодров.

– Корабль? Запросто! – легкомысленно отвечал Иванцов.– Какая разница – в два раза меньше или в два раза больше?

– Это ты серьезно? – вопросительно нахмурился его собеседник.

– Совершенно серьезно! Что может быть проще? Надеюсь только, что твои обиженные и угнетенные не потребуют себе того комфорта, как и пассажиры "Леля"?

– Но почему ты раньше не построил такой корабль?

– Строю не я, строит корпорация. А кто заплатит корпорации за такой корабль? Кто его купит?

Несколько мгновений Бобров сосредоточено размышлял, потом соскочил со стола и в тяжкой задумчивости прошёлся из угла в угол.

– Безобразие! – пробормотал он. – Могут построить, но, не строят! Саботаж! Торговцы в храме! Вот он, – тупик!

Иванцов нажал кнопку вызова секретарши.

– Барби, господин Бобров выпил у меня все виски. Принесите, пожалуйста, еще одну емкость. И, кроме того, я вам уже указывал, что в ваши служебные обязанности не входит вязание джемперов?

– Как вы догадались? – изумленно проворковала девушка.

– Вы держите руках спицу.

В этот миг пространство вокруг наполнилось трепетом и низким, густым звуком. По взлетно-посадочной полосе, прессуя бетон своей чудовищной массой, заскользил короткокрылый, как пингвин, челнок. 37 дам и 63 джентльмена отправлялись в космический круиз.

Иванцов пристально проследил взлет. Бобров же стоял в это время посреди комнаты, словно застигнутый шаровой молнией, и, раскрыв рот, пялился в пространство. С грохотом ракета проламывала атмосферный панцирь планеты. Она уходила вверх очень медленно, по плавной параболе, много медленнее своих обычных сестер, дабы не побеспокоить высокими перегрузками свое деликатное содержимое.

Когда челнок исчез в безмолвном пространстве, с давнейших времен именуемом человечеством небом, Иванцов обернулся к своему компаньону. Тот все еще пребывал в позе Колосса Родосского; взгляд друга детства вывел его из этой оцепенелости. Великий литератор несколько раз пересек комнату тяжелыми шагами поперек, едва не сбил с ног секретаршу, принесшую виски, и вскричал:

– Артур! Мне в голову пришла гениальная идея!

– Выскажи её скорее мне. Только я один на всем земном шаре смогу с должной деликатностью переправить тебя в психиатрическую лечебницу!

Но Кирюхе Боброву было не до мелких колкостей. Кожа у него в этом плане была как у настоящего носорога.

Вдохновенный, словно пророк, он начал излагать, вышагивая по комнате и в горячности хватаясь время от времени то за нос, то за уши, то за другие элементы своей физиономии.

– Как известно, ближайшие звезда находятся от нас на расстоянии нескольких десятков световых лет и достижение ее при современных скоростях полета в течение одной человеческой жизни невозможно.

– Совершенно верно, – поддакнул Иванцов, изобразив поспешность, с которой нормальные люди соглашаются с сумасшедшим.

– Значит, в полете к другим планетным системам с целью освоения тех из них, которые пригодны для жизни, должно участвовать несколько поколений космонавтов. Это должно быть, иными словами, целое общество, целый мир в миниатюре, в котором люди могли бы естественнейшим образом рождаться, жить и умирать. Мало того, для того, чтобы группа людей стала жизнеспособным сообществом, так сказать, цивилизацией, а не просто скоплением двуногих, чтобы она не деградировала и не вымерла, эта группа должна иметь определенный нижний предел численности своих членов, и этот предел, по оценкам ученых, социологов, отнюдь не низок – несколько миллионов. Если мы отправим в космос меньшую группу, то она, по истечении некоторого срока существования, повернет в своем развитии обратно, деградирует, забудет навыки и знания, может даже вымереть.

– Верно глаголешь, – поддакнул «Королёв XXI века». – Еще Айзек Азимов или Пол Андерсон, кажется, писали про это.

– Так отправим же их всех в космос! – раскинув руки подобно Христу над Рио-де-Жанейро, вскричал Кирилл Кириллович, обращаясь к широкому бронированному биоволокном стеклу, обращенного к шири космодрома и дали палаточного лагеря за ним. – Я брошу клич: кто хочет в космос, к новым мирам, прочь с этой Земли, которую мы уже переросли, к новым планетам, чтобы осваивать и заселять их! Нам нет места на нашей старухе-Земле – так найдем его во Вселенной! Это вдохнет жизнь в миллионы отверженных, вся беда которых в том, что у них есть это величайшее сокровище, дарованное человеку – устремленность вперед, но нет возможности к движению. Пусть борются и побеждают, пусть чувствуют себя людьми! Они более не изгои этого сытого мира – нет, они первопроходцы, пионеры, освоители космоса!

Вот только сможете ли вы, технари, построить такую космическую колыбель для нового человечества? Вы, которые ублажаете единицы, сможете ли вы служить миллионам? Сможете ли вы создать корабль, который примет несколько миллионов человек со всем необходимым для их регенерации в течение сотен, а, может, и тысяч лет, и который будет способен донести их до иных планетных систем с условиями, пригодными для жизни?

За время этой речи с Иванцова сошло его напускное легкомыслие, и он даже на секунду задумался и почесал за ухом. Пока Бобров распалялся и брызгал слюной, он уже успел кое-что прикинуть, и теперь его волновала не столько техническая, сколько финансовая сторона вопроса. Начав четыре десятка лет назад простым инженером, ныне он был одним из крупных пайщиков НКК, и все, что он сотворял в роли генерального конструктора космических кораблей, так или иначе отзывалось на его кармане. И под рулады старого школьного товарища в его мозгу начинали вырисовываться контуры отнюдь не хилого гешефта. Весь вопрос состоял в том, удастся ли поднять такую махину? Вкачать под соусом «самого грандиозного космического проекта в истории человечества» большую часть бабла, обращающегося в стране, в НКК?

– При должном подходе нет ничего невозможного, – пробормотал он, отвечая на вопрос Боброва, но на самом деле выговаривая вслух свои собственные мысли. Осекся, соображая, не брякнул ли лишнего, потом буркнул: – Проблемы только в масштабах. Финансовых в первую очередь…

– Деньги, деньги! Всюду и все упирается в презренный металл! – буревестник космической революции в негодовании воззрился на инженера. – Нет, наше общество положительно изжило себя! Оно уже не может идти вперед! Нам скоро будет невыгодно жить! Ладно! Стройте корабль, вы, состоятельные кроты! Финансовую сторону я беру на себя! – из кабинета генерального конструктора Кирилл Бобров вышел решительными шагами покорителя миров. – До скорой встречи! – он шел по приемной, попирая ногами-тумбами мохнато-синтетический ковер, шел, как боевой слон на римские легионы. Он немедленно начнет работу. Он знает, на какие пружины надо нажать. У него все получится!

Краем глаза заметил сидящую возле дверей секретаршу. Повернул голову. А недурна! Боевой слон рефлекторно совершил крутой вираж и направился к хрупкому созданию:

– У тебя славные ножки, Барби! – он считал, что умеет разговаривать и быть своим с любой категорией людей, а уж с секретаршами – тем паче! Он разговаривал с ней серьезно, без всяких ужимок. Стройнее он при этом не стал, но впечатление было такое, словно на его тюфяк напялили кирасу. У него были большие, красные, разлапистые, рабочие руки, и он явно хотел, что бы их видели. – Как тебя по-настоящему? Варвара-краса? Вера? Вероника?

– Нет! – секретарша дернулась и уронила спицу. – Бронислава!

– Ого! Старинное славянское имя? Давно здесь работаешь?

– Семь месяцев.

– Как, шеф не зануда? Не скоблит?

«Барби» отложила недовязанный джемпер подальше с глаз.

– Артур Сергеевич – превосходный руководитель! – сделав корпоративно-бездумные глаза, девушка отчеканила в лицо литератора, бунтаря и эколога.

–И ничего более? – многозначительно ухмыльнулся тот.

– Что вы имеете в виду?

– Как смотришь на то, чтобы посидеть сегодня вечером со мной в кафе?

– Мне надо забирать ребенка от бабушки, – неуверенно пролепетала секретарша. – Знаете, детсад сейчас – это так дорого! А если потеряешь работу, то… Я просто не представляю!

– Мы вместе пойдем забирать ребенка! – Кирилл Бобров был, кроме всего прочего, еще и великим жизнелюбом.