Читать книгу Расскажи мне… - Алексей Викентьевич Войтешик - Страница 1

Эту историю, произошедшую в городе белорусских шахтеров Солигорске, поведал мой отец. Случилась она с его тезкой, как теперь сказали бы, в далекие незапамятные времена. Словом, как считали тогда: «в эпоху развитого социализма», и как все это видится теперь: «в эпоху близкую к коммунизму», в общем, в то время, когда этот молодой город только-только начинал строиться.

И в то время, и сейчас нелегкий труд шахтеров и строителей хоть и приносил их семьям немалый доход, но совсем не прибавлял здоровья. Само собой разумеется, что большинство из них сбрасывали с себя этот тяжкий груз усталости единственным известным им способом – употребляя после работы сверх всякой меры различные спиртные напитки.

Шахтёры могут себе позволить любой алкоголь, за любую цену, но как бы это не выглядело странно, что сейчас, что в семидесятых годах ХХ столетия, они, после получки, предпочитают всем напиткам дешёвое вино. Правда есть одно уточнение, конечно, в семидесятых употребляли его же, но только делали его тогда из натуральных продуктов. Хмель у такого алкоголя был легким.

Широкий ассортимент этих напитков распродавался примерно так же быстро, как ныне порошковая пивная вода, которую кто-то по недомыслию называет пивом. Прошло столько лет, а в памяти так и остались названия: «Осенний букет», «Лучистое», «Лучафэр», «Лесная ягода» и т.д. (Думаю, многие могут продолжить этот список). Чего тут греха таить? Мы с друзьями в восьмидесятых года ХХ столетия, отрабатывая практику на колхозном автодворе, тоже ....употребляли. Потому я и знаю так хорошо эту «винную карту».

Но! Вернёмся же непосредственно к повествованию. Так вот, сейчас, в силу многих причин уже сложно дознаться к какой структуре относилась деятельность главного героя нашего рассказа. Доподлинно о нём известно только то, что звали его Викентий, а фамилия его была Кочерга.

Согласитесь, имя у этого человека было редкое, но, смею вас уверить, не оригинальное, о чем свидетельствует хотя бы мое собственное отчество и такие же имена и отчества многих других людей.

Зная историю своего отца, выросшего, как и вышеупомянутый Викентий в сельской местности, лично я ничуть не удивляюсь тому, что нежелающие утруждать свой язык произношением полной версии этого имени сограждане, в быту звали его просто – Веня, а уменьшительно-ласкательно – Веник.

И если у русского человека подобное звучание имени сразу же вызывает улыбку, то на территории Беларуси, особенно в местах, где подобного рода имен много (Франэк, Юзик, Болесь, Томик…), оно в ходу и ничуть не смущает людской слух. Для нас оно звучит также как для русского Васёк, или, скажем, Шурик…

Продолжим. Жил да был в пределах тогда еще частично барачного городка Солигорска Викентий Кочерга. Обосновавшись с женой и детьми в дружно поднимающихся новостройках, он в меру сил трудился на благо великой страны, являясь твердой материальной опорой собственной семье. Буйством нрава этот человек не отличался, так что даже приняв как следует «на грудь», не вызывал по этому поводу у супруги никакого жесткого протеста. Добрая, понимающая женщина думала так: «Все пьют. Мой хоть домой приходит и не дерётся. Деньги приносит, а что ещё надо?»…

Ну, выпил. Она, конечно, тихо пожурит, а после покормит и уложит спать нетрезвого отца семейства. Часто это было или редко, о том история умалчивает, да и какое нам, собственно говоря, до этого дело? Важно только то, что иногда с ним это происходило.

Вот во время одного такого «иногда», как-то летом, приняв с сотоварищами в душном послеобеденном зное обычную дозу пятницы (как они говорили тяпницы), Викентий ощутил …легкое недомогание и, не дойдя до конца привокзальной аллеи, тихо осунулся в кусты у тротуара, где и захрапел, провалившись в глубокий и здоровый сон.

Все это происходило еще у здания старого вокзала, где сейчас, если мне не изменяет память, помещается детская секция бокса. Народу в тех, тогда ещё, заваленных окурками и мусором привокзальных аллеях болталось огромное количество и, чего греха таить, весомая часть из них по своему состоянию мало чем отличалась от мирно отдыхающего в кустах Викентия. Единственное, что держало на ногах иных, так это осознание того, что им, в отличие от Викентия, еще нужно было как-то добираться домой в пригород. Что делать, в отличие от Веника далеко не все могли похвастаться квартирой в новостройке.

Прохожих мало интересовала судьба отдыхающих в кустах и пребывающих в алкогольном кумаре граждан. В пятницу таких всегда было много и их просто обходили стороной. Стояла жара и ни милиция, ни, тем более, медицинские бригады скорой помощи не горели желанием утруждать себя излишней суетой. Раскаленные на солнце ЕрАЗы с красными крестами и редкие сине-красные ГАЗики, внутри которых было жарче, чем в парной, отбивали у медперсонала и милиции всякое желание работать.

Но вот опускалась вечерняя прохлада и первыми, кто выехал на городские улицы, была служба, которая имеет отношение сразу и к милиции, и к медицине, а именно легендарная, воспетая народом, обросшая тяжким грузом баек служба медицинского вытрезвителя.

С выходом на линию их экипажей вопрос вечернего времяпровождения для выпивших граждан уже стоял иначе, а именно: «кто не спрятался – я не виноват».

Наверное, стоит упомянуть о том, что и милиция в те времена, не в пример нынешним, была в большом почете. Буйствовать или перечить милиционеру мог решиться только самый отъявленный негодяй или полный придурок, а потому мычащие, передвигающиеся на четвереньках граждане, чье состояние вызывало заинтересованность сотрудников специальных бригад «подвозки» вытрезвителя, сопровождаемые под вялы ручки, послушно отправлялись в казенные машины и следовали на них к дальним баракам, где в благостной тени и умиротворении стояло старое здание солигорского медвытрезвителя.

Думаю тем, кто никогда не бывал в подобных заведениях будет интересно узнать, как же собственно осуществляется прем поступающих на вытрезвление.

Основной наплыв доставленных приходится на вечер. К тому времени суточный наряд уже полностью должен быть готов к работе. Дежурный и его помощник заполнили бланки, в которые потом, исходя из экономии времени, останется только вписать фамилию, имя и отчество поступившего гражданина, год его рождения и перечень прибывших с ним вещей. Дежурящий в составе наряда фельдшер, осмотрев задержанного, в графе доктора впишет симптомы, указывающие на степень его опьянения, а если таковые имеются, то будут отображены и повреждения (царапины, незначительные ссадины и т.д.).

Проще говоря, к моменту, когда бригады подвозки начнут «паковать» вытрезвитель клиентами, все должно идти, как на конвейере. Привезли человека, фельдшер задал несколько вопросов, пока гражданин, пытаясь навести расстроенный фокус, улавливает в пляшущее поле зрения силуэт доктора, опрашивать поступившего начинает дежурный и его помощник. Рассеянное внимание пьяненького медленно переключается на них, а палатный дежурный и помощник дежурного в это время моментально раздевают гостя до трусов и к моменту, когда на его лице начинает проявляться негодование, за ним уже закрывается дверь палаты.

В этом механизме все отрегулировано и отлажено. Малейшая задержка на любом этапе останавливает выверенную годами работу и грозит невыполнением плана заполнения вытрезвителя, что, конечно же, не поощряется начальством. Многим задержанным дорогого стоит неаккуратный вопрос: «а за что, собственно, вы меня сюда?» Но это еще что – цветочки. Самое интересное происходит с теми, кто, совершенно потеряв связь с собственным мозгом и реальностью, рискуют задать дежурному вопрос: «когда мне позовут адвоката?». В течение ближайшего же получаса такие люди проходят краткий курс гимнастики (лежат на связке), после которого утерянная на короткое время связь с мозгом тут же налаживается, и глупые вопросы улетучиваются сами собой.

В то доброе время никто особенно не ссорился со своим мозгом, а потому про адвокатов даже не заикались. Что и говорить, при Союзе любой неосторожный ответ на простейший вопрос дежурного офицера мог дорого обойтись задержанному.

А теперь представьте ситуацию, в самый разгар рабочей смены дежурный медицинского вытрезвителя задает вопрос мило улыбающемуся пьяному гражданину, которого только что доставили с одной из привокзальных аллей:

– Ваша фамилия?

– Кочерга, – прозвучал уверенный ответ.

– А имя? – Спросил дежурный, полагая, что человек просто решил неудачно пошутить.

– Веник…

Подобные речи заставили всех умолкнуть и оторваться от писанины. Само собой и повторный вопрос дежурного вызвал у старающегося выглядеть ангелом гражданина все тот же ответ. Не теряя времени, упрямца отправили на связку, а незаполненный до конца протокол отложили в сторону.

Через минут двадцать неизвестного развязали. Фельдшер не без удивления отметил, что физкультура и прохлада барачного помещения оказали на пьяного благотворное действие. Глупая улыбка стала более осмысленной, а движения наполнились твердостью и точностью.

По уму, попутно обязав к уплате положенного штрафа и заранее вызвав к зданию вытрезвителя кого-либо из родственников, такого гражданина вполне уже можно было бы и выпустить, но! Доктор только передал свои суждения по этому поводу палатному смотрителю и удалился.

Палатный дежурный тоже был заинтересован в быстрейшем отрезвлении граждан, ведь от этого напрямую зависело время его ночного сна. Он не стал откладывать решение вопроса с единственным на сегодня неизвестным на потом, и повёл вытрезвляющегося в дежурку на повторный опрос.

Дежурный, заметив их, положил перед собой единственный незаполненный протокол и, тут же задал вопрос:

– Ну что, дядя, вспомнил свою фамилию? Или опять кочерга?

– Кочерга, – упрямо ответил задержанный, как показалось даже с возмущением.

– Все ясно, – заключил дежурный, глядя на расстроившегося палатного дежурного, – в кубрик его…

Очутившись на холодной постели с прорезиненными матрацами, Викентий сел, укутался в простыню и, сложив ноги по-татарски, замер в позе мыслителя. Через час пустых раздумий он постучал в дверь. Его сводили в туалет, а по пути обратно, помощник дежурного, заметив его фигуру в коридоре, громко осведомился:

– Ну что, человек, ты все еще веник?

Викентий только вяло кивнул, после чего палатный подтолкнул его в спину, и вскоре вернул обратно на железную, привинченную к полу койку.

Прошел еще час. Теперь уже сам дежурный наведался в прохладное, влажное помещение, где помимо «неизвестного» сладко похрапывали еще трое отрезвляющихся.

Снова услышав в ответ привычное «Кочерга», теперь уже произнесенное с нескрываемым раздражением в голосе, старлей распорядился отправить Викентия на повторный курс «гимнастики».

Еще полчаса проведенные на «ласточке», окончательно отрезвили задержанного. Его в который раз привели в дежурку, где, упершись в изогнувшуюся от холода худощавую фигуру испытующими взглядами, у Веника снова стали выспрашивать первичные анкетные данные. Старая история с кочергой сильно расстроила теряющего терпение дежурного, и он не сдержался…

Викентий, получив смачную оплеуху, смолчал, горько покосившись на карающую длань представителя закона. Вскоре взбешенный вызывающе наглым поведением задержанного, старший лейтенант навис над ним, словно грозовая туча и, не стесняясь в выражениях, обрисовал ему все перспективы развития его преступного упрямства. В ход пошли рассуждения о причинах того, что может заставлять неизвестного гражданина скрывать свое имя? Старлей даже стандартно намекнул на то, что если сразу во всем сознаться, то это значительно скажется на неизбежном наказании. Что и говорить, иногда в вытрезвитель попадали и разыскиваемые преступники.

Нешуточное давление со стороны представителя власти окончательно ввело в тупик добродушного, пьяного человека, никогда не рисковавшего вступать в споры со статьями уголовного кодекса, но! Прошла еще четверть часа и Викентий уже сам начал серьезно сомневаться, а достаточно ли чистым было его пролетарское прошлое?

Ситуация накалилась до предела. Дошло до того, что после вызова дежурного приезжала дежурная машина из центра. Привозили какого-то сторожа, пытавшегося опознать в завернутом в простыню Вене того, кто пил с ним вино, а потом укатил в неизвестном направлении на складском велосипеде. К счастью у Викентия не оказалось усов и лысины, на которые указывал пьяный сторож.

Дело двигалось к полуночи, а молчаливый и угрюмый «неизвестный» никак не желал ни в чем сознаваться. Одному богу известно, во что бы все это вылилось к утру, пока в ситуацию не вмешался фельдшер. Старому доктору уже до чертиков надоели эти расспросы у самой двери его кабинета. Проходя мимо приемной на перекур он тихо подошел к задержанному со спины, и вкрадчиво спросил:

– А где ты живешь, дорогой товарищ?

В глазах услышавшего миролюбивый голос Викентия появился испуг. Он, повернувшись вполоборота, встретился взглядом с добрым лицом фельдшера и, дрожащим от негодования голосом, ответил:

– На Набережной…

– М! – Оживился доктор. – А телефон дома есть?

– У нас нету, – отчего-то виновато произнес Веник, – но у соседей есть…, – и назвал номер.

Дежурный тот час набрал заветные цифры. Сонный голос на том конце провода, услышав о том, что беспокоят его из милиции, моментально взбодрился и за несколько секунд дал исчерпывающую информацию о том, что сам он, де, не пьет, и никогда не имел никаких трений с законом, а вот сосед, о котором его спрашивают милиционеры, случается, выпивает. Звать человека, проживающего в тридцать пятой квартире Веня, а фамилия у него на самом деле Кочерга.

Вскоре удивительно законопослушный сосед Викентия, долго выговаривая что-то старшему лейтенанту в трубку, сбегал через коридор к соседям домой и позвал к телефону жену Викентия…

На том все и кончилось. Уже через полтора часа супружеская чета по фамилии Кочерга, овеваемая прохладным ночным ветром, медленно брела домой по пустынным улицам города. Странное дело. Неприятности прошедшего вечера их совершенно не беспокоили. На повестке дня стоял другой вопрос, а именно: как бы это сделать какую-нибудь гадость соседу, помимо прочего сообщившему милиции о том, что мать Викентия иногда передает им из деревни самогон…