Читать книгу Книга стихов. Предисловие - Алексей Юрьевич Алёнин - Страница 1
ОглавлениеМоей маме. С любовью, о которой никогда не говорил.
Подмигни красивым глазом
Подмигни красивым глазом,
помани к себе на небо —
прибегу туда же сразу,
да туда, где ещё не был.
К тем приду, кого не знаю.
Погляжу, чего не видел.
Ах, что за жизнь у вас чудная!
Вот бы жить такою жизнью!
Вот бы жить, да вот бы славить!
Да гореть такой звездою.
Позови меня, и я ведь,
может быть, чего-то стою.
Может, я горел бы тоже.
Может, мне бы в свет смотрели.
Может быть, такое может
быть на самом деле?!
Я брошу всё, и даже счастье,
только позови меня скорей.
И со всей своей энергией и страстью
я хочу звездой сгореть.
Грустной матери
Скрой досадную грусть,
не тревожь понапрасну
ни детей, ни себя.
Не вздымай тихо грудь,
не вгоняй себя в краску,
пока дети глядят.
Потерпи, придержи,
им ведь тоже досадно,
что у матери жизнь
вся не складна, не ладна.
Им ведь тоже печаль.
Им ведь тоже беда
и тревожное детство.
И от этих начал
им потом никуда
не сбежать и не деться.
Никто не знает, как рождаются стихи
Никто не знает, как рождаются стихи,
лишь тот, кто всей душой болел.
Кого они томили, как грехи,
кто, как свеча, в стихах горел.
Кто весь сгорал, до углей и дотла,
кто всё сжигал, спокойствие и разум.
Но в том огне – как ночь была светла -
он тоже знал. Поэзией наказан
быть может, он, прости меня, Господь.
И всё-таки, не каждому понять,
как ломится душа, и тает плоть,
чтоб всё излить и чтобы написать.
Чтоб всё излить, и чтоб легко вздохнуть,
всё выложив рифмованным букетом.
Чтоб сквозь печаль и трепетную грусть
понять, какое всё же счастье быть поэтом.
Рушатся чувства и мысли заветные
Рушатся чувства и мысли заветные —
всё же тревоги правы.
Нет, я не верю, что стану поэтом,
увы! Увы!
И мысли, и чувства – всё без ответа,
а вы? А вы,
написанные когда-то —
как грусть, как грусть.
Все убежали куда-то.
И пусть, и пусть.
Но если бы вспыхнуть душой
да с вами сгореть без остатка!
И с чувством в смертельной схватке,
и с сердцем в последний бой!
Но я не стану, не стану поэтом,
как жаль, как жаль.
Ни счастье, ни радость – ничто не воспето,
ни грусть, ни печаль.
И дальнее эхо по ветру, по ветру:
«Прощай, прощай…».
Нет прежней радости
Нет прежней радости, и счастья больше нет.
И прежней искренности в строках нет, не будет.
Я очень много потерял за пару лет
и с парой вверенных чужих и милых судеб.
Я искренне теперь не рассмеюсь,
не утону в мечтаниях и спорах,
что очень, очень скоро
пройдут печаль и грусть.
Что ж, пусть пройдут, теперь мне всё равно.
Пусть будет так, как будет.
Пусть кто-нибудь решит и всё рассудит,
пусть кто-нибудь допьёт моё вино.
Я всё утратил, искренность ли чувств,
утратил нежность, страсть и силу
сердца, что когда-нибудь любило,
и пламень дерзких уст.
Я стал другим, былого больше нет,
и прежнего, увы, уже не будет.
Я очень много потерял за пару лет
и с парой дорогих ушедших судеб.
2010
Дни и ночи много-много
Дни и ночи много-много
на душе моей тревога
снова говорит.
На столе горит свеча,
жадно в тишине треща.
По кому горит?
Может быть, она по мне?
Может, по моей стране?
Может, просто так?
За стеной играет скрипка.
Кто-то тихо дверью скрипнул
грустной скрипке в такт.
Может, кто пришёл за мной?
Может, за моей страной?
Может, это друг?
Снова выглянул в окно.
Ночь. Уже темным-темно.
Я увидел вдруг:
тряпка ночи чернь черна.
Как бельмо висит луна.
Тишина ночи.
Как-то мне не по себе.
Сел и встал – не стал сидеть —
стоя помолчим.
Знать, не зря горела свечка
и играла в этот вечер
скрипка грусти в такт.
Может быть, она по мне.
Может, по моей стране.
Но не просто так.
Листаю тонкую тетрадь
Листаю тонкую тетрадь.
Стихи, как откровение души —
какая всё же благодать!
Пиши.
Пиши. Ничто не утаи
и ни о чём не позабудь.
Мечты и помыслы твои
сжимают грудь.
Всё напиши, всё выскажи как есть.
Как заповедь, как исповедь.
И будь неистов, ведь
по смерти не воскресть.
Но смерти нет.
И ты благословен, покуда пишешь.
И каждый стих задуман, как ответ —
вот чем живёшь и чем ты дышишь.
Ах, посмотри, какая грусть
– Ах, посмотри, какая грусть!
Какая боль и трепет в лицах!
И сердце хочет жить и биться,
но знает – жизни не вернуть.
Скажи, наверно, мне всё это снится?
Ах, отчего я не проснусь.
– Нет, ты не спишь, и жизнь не сон.
И эта боль тебе не снится.
И эта грусть, и этот стон,
и глупых судеб вереница.
Ах, если б это был лишь сон.
И всё-таки, взгляни вокруг,
и ты увидишь: есть иное,
и есть влюблённые, и эти двое
впредь не разнимут нежных рук.
Есть беззаботные мгновенья
и звонкий смех в забавах детских,
и счастье чьих-то планов дерзких,
восторг и радость, изумленье
и искренность улыбок встречных —
чужих и близких – в знак ответа,
и радость в мелочах – простых и вечных.
Скажи, ты видишь ли всё это?
– Я вижу, вижу, мир прекрасен!
Какой весёлый трепет в лицах!
И сердце хочет жить и биться,
и жизнь начнётся с новой страстью.
Скажи, наверно, мне всё это снится?
– Нет, ты просто разделил чужое счастье.
Ты знаешь, я не люблю просить
Ты знаешь, я не люблю просить,
но мне сегодня отчего-то грустно.
Сегодня тягостные чувства
меня решили погубить.
Ты просто посиди со мною рядом,
не нужно ничего ни говорить, ни делать.
Я буду занят сам своим уделом,
а больше ничего не надо.
Я помолчу немного сам с собой,
подумаю о чём-нибудь, осмыслю.
Я соберусь с серьёзной мыслью
над жизнью, смертью, над судьбой.
Как и теперь, я думаю порой,
что значит моя жизнь в судьбе других.
Что значат этот самый стих
и все стихи, написанные мной.
Не нужно возражать и соглашаться,
я знаю, ничего не значат.
Давай же выбросим тот лист, который начат,
давай научимся прощаться.
Хоть и не склонен я грустить,
но мне сегодня отчего-то грустно.
Какое всё-таки ничтожное искусство —
никчёмной жизнью жить.
Есть стихи, от которых грустно
Есть стихи, от которых грустно,
что написаны просто так.
От безделья, не для искусства,
не от души и не сердцу в такт.
Не от большого таланта, нет.
Из навязчивых слов и фраз.
Просто так, просто чушь, просто бред.
Написанные на раз.
Написанные без права, да.
И даже бывает обидно —
что за чушь! Это правда,
есть стихи, за которые стыдно.
Какой октябрь! Какая нежность!
Какой октябрь! Какая нежность!
Я влюблён в эту тихую осень.
В её красивую и лёгкую небрежность,
и в первый снег с листвою вроссыпь.
Мне мил печальный шорох листьев
и редкий нежный тёплый дождь,
и ветер, что играет-злится,
и ветви клёнов, кашляющих в дрожь.
Мне мил октябрьский рассвет
и тишина октябрьской ночи.
И свет луны, такой печальный свет,
когда всё ласково заботливо молчит.
Какая грусть! И всё-таки легко.
Всё как-то по душе и очень близко.
И свежей россыпью октябрьских стихов
мне хочется душой излиться.
Какое небо
Какое небо!
Какая нежность!
Какая тишина и безмятежность!
Ах, как давно я счастлив не был!
Ах, как давно! Теперь уж и не вспомнить
вкус сладостного счастья на губах.
Печаль и грусть в неласковых глазах,
и душу болью-судорогой сводит.
Мне б бросить всё, покинуть этот мир,
мир, потонувший в грязи ноября,
и жизнь, прожитую как будто бы зазря
в глуши неубранных квартир.
Какое небо! Какая нежность!
Там тишина, покой и безмятежность.
Ах, эта осень! Какая осень!
Ах, эта осень! Какая осень!
Вперемешку золото и кровь.
И ты, в глаза мне глядя, нежно спросишь:
«Скажи мне, это ли любовь?»
И я отвечу: «Счастье и любовь».
И мы закружим с листопадом
осенний вальс под первый снег.
И ты со мной, со мною рядом,
и нас счастливей в мире нет.
Осенний вальс под первый снег.
Ах, эта осень! Ах, это счастье!
Ах, эта прелесть жёлтой красоты!
Ах, как не хочется с тобою мне прощаться!
И так не хочется терять свои мечты.
Ах, эта боль осенней красоты.
Ах, эта осень! Эта грустная осень.
Я один в упоении ласковых чувств.
Снег ложится на мокрый асфальт, словно проседь,
и на сердце щемящая тонкая грусть.
Ты меня о любви не спросишь.
Мне уже ничего не вернуть.
Если б я был художником
Если б я был художником – было бы счастье,
я б, как стих, написал твой портрет.
Я б был предан ему всей душою и страстью,
я б забыл, что тебя рядом нет.
Я б его полюбил, как никто никогда,
такой чистой открытой любовью.
Я всю ласку, всю нежность ему бы отдал,
я бы верил, что ты со мною.
Если б я был художником, было бы счастье,
но я не художник, нет.
Боль останется болью, страсть останется страстью,
но не я напишу твой портрет.
Мы не вдвоём, но чувства не обманешь
Мы не вдвоём, но чувства не обманешь,
и мне тебя так просто не забыть.
И мне осталась на прощанье память,
О том, что посчастливилось любить.
И я писал тебе об этом строки,
о жизни, помнится и даже о судьбе.
И были вечера и ночи одиноки,
Но я писал, о чувствах, о тебе.
Но ты же холодна к моим стихам,
ты никогда не восхитишься ими.
Прости, что для тебя я их писал,
они не перестанут быть твоими.
Ты ни одной строки в них не прочтёшь,
и не подумаешь ни на одно мгновенье,
как билось сердце чувственно и в дрожь
и как я увлекался вдохновеньем.
И всё же, самою большой наградой
мне было б, если б ты сочла сказать:
«А знаешь ли, я очень рада,
что ты не бросил их писать».
Песня
Снегопад, снегопад, снегопад,
скрой следы её туфелек тонких,
чтобы смех её звонкий-звонкий
мне не вспомнить уже никогда.
Чтоб забыть её ласковый взгляд
и нежную грусть улыбки.
Заметай, заметай, снегопад,
все печали и все ошибки.
Заметай, заметай, заметай,
ничего не желаю помнить.
Что же снег твой проклятый тает.
Давай-ка ты лучше спой мне.
Спой, да так, чтобы вон из души.
Чтоб ни голос, ни взгляд не остался,
по которым когда-то грустил.
Пой, снегопад, пой, снегопад, пой, снегопад, и пляши.
Да мало ль в кого я влюблялся.
Да мало ль кого я любил.
А теперь затяни заунывную,
что-то хочет душа погрустить.
Как любил я когда-то милую,
как её не могу забыть.
В тонких книжках будут строчки
В тонких книжках будут строчки,
а меня уже не будет.
Мои сыны и мои дочки,
мои маленькие люди.
И, быть может, в уголочке
кто-то даже ночь загубит
с тихой грустью в одиночку,
что меня уже не будет.
В тонких книжках будут строчки,
и, быть может, книжку купят.
И тихонько в уголочке
с наслажденьем ночь загубят.
А быть может, той же ночкой
кто-то в книжку палец сунет,
замарает книжку в слю́нях,
может, даже в книжку плюнет —
не понравилось ни строчки.
Памяти Токаревой О.В, давшей начало студенческим сборникам поэзии и прозы в НМК
Вы живы памятью о вас,
и потому надолго.
Печалью слов и грустью глаз,
и чувством долга.
И неоконченным трудом,
и недосказанным сомненьем.
Наш мир подвержен тленью,
но вы в ином.
Вы не подвластны временам
и нашим взорам.
Мы все уйдём, коль скоро
нас позовут по именам.
Кто вас назвал, кто вас нарек?
А было имя вам – святая.
И смерть мучительна, не в срок.
Жизнь роковая.
Ушли, шагнув через порог-
куда – не знаю.
И где ваш мир как он далёк?
Но заклинаю:
Коль взял, так пусть благоволит вам.
Нам не сочтите ж за грехи
читать вам в память, как молитвы,
свои стихи.
Марте Жирновойв 2011 году в ответ на посвящение
Мне не верится в поэзию вообще,
и я не вижу будущего в частности.
Сейчас в поэзии такой расклад вещей,
что стыдно думать о своей причастности
к тому, что есть сегодня, ибо я,