Читать книгу Ночи в стиле трэш - ALEXI - Страница 1

Пролог.

Кайла, похоже, забыла что такое свежий воздух и как им дышать, она дышала через респиратор и глотала кофе, пытаясь не обращать внимания на суматоху вокруг. Каждый вдох давался ей легче, чем предыдущий, каждое мгновение произошедшего стремилось куда – то вдаль, и она могла не заострять внимание на том, что ее окружало. Армейская выучка – вот это школа, не школа войны, нет – там каждый стремился только что умереть поскорее, школа преодоления – вот что она когда- то искала. Пара минут убийственного круговорота – и вот она пьет третью чашку и готова пуститься дальше, но чертов протокол мешал ей сосредоточиться на новой цели, вся эта возня Лос – Анжелеской политики не давала ей развернуться на полную, она следовала директивам и поэтому не могла накрыть их всех за три ночи и это ее нещадно бесило. Она сидела под своим покрывалом и покорно кивала старшему следователю, который все еще был в легком шоке от увиденного. Еще бы, когда львиную долю времени строчишь отчеты в управлении и ведешь дипломатические беседы с представителями других департаментов, не просто переваривать такое. Он ожидал от нее сложного и запутанного объяснения, но получил классическую бритву Окама – самый очевидный вариант оказался верным.

– Боги, Кайла, скажи что все пошло не по плану и ты наломала дров не по собственной инициативе. – он тяжело дышал, прикрывая голову от дождя газетой двухдневной давности. – Или даже лучше: ты скажешь мне, что эти безжалостные escoria сами заварили кашу с тротилом и беспорядочной пальбой, а ты просто была вынуждена действовать в экстремальных условиях.

– У меня болит голова и я чертовки устала. – она смотрела на него скептическим взглядом. – Так что давай без этой мышиной возни обойдемся? Напиши, что считаешь нужным, а я поставлю подпись и поеду приму душ, наконец.

– Дело не в бумагах для управления, я просто пытаюсь все этого осознать и понять тебя, понять твои мотивы. Вся эта чертова бойня – последнее, что я хотел увидеть, когда мне сообщили о пожаре и выстрелах в этом районе. Ты все это время действовала аккуратно и последовательно и я уже было подумал, что ошибался на твой счет. Как же за одну ночь ты из профагента под прикрытием превратилась в мясника?

– Ты знаешь ответ на этот вопрос. И когда ты подписывал меня на задание, ты понимал, что если меня раскроют или мы, наконец, выйдем на кого надо и не будет нужды больше возиться с этой шушерой, я поступлю именно так и никак иначе. – она потерла усталые глаза и позволила себе немного улыбнуться. – Брось, кэп, за такое медали дают, а не выговоры устраивают. Я разорила и сожгла это поганое гнездо разом и никто из твоих драгоценных сосунков – оперативников не пострадал. Они сегодня смогут вернуться домой к своим мамашам и еще успеют на бутерброды с индейкой, целые и невредимые.

Он уже давно привык к ее издевательскому тону и неуважению к рядовым сослуживцам, да и карту, что она выложила на стол, крыть ему было нечем. Он всегда твердил, что его бойцы – для него как дети, любую потерю он воспринимал как личную утрату, ходил на похороны, помогал семьям, оставшимся без кормильца и он был благодарен богам когда в его отделе появилась та, что в одиночку решала подобные проблемы. Однако к ее методам было много вопросов. Он по – отцовски смотрел на эту тридцатидвухлетнюю девчонку субтильного телосложения, подрагивающую от холода и пытающуюся согреть руки стаканом из под горячего кофе и никак не мог понять как она была способна на такую решительность и такую зверскую жестокость.

– Что с невинными людьми на складе и в оранжереях?

– Невинными? Они что, не знали, что работали на картель?!

– Многие из них идут на эту работу, чтобы прокормить свои семьи, за гроши вкалывая на jefes, которые наживаются на них!

– Они травят дерьмом других, лишь бы прокормить своих мелких спиногрызов, которых рожают пачками, заведомо зная, что не смогут их прокормить честным путем. Извини, кэп, но ты меня не убедил!

Ему снова было нечем крыть и, каким бы радикальным и негуманным был ее подход к делу, он был правильным. Кэпу пришлось отвалить, когда подошел Васкес – специалист по несчастным случаям и, по совместительству, главный психолог из управления. Она понурила голову, представляя, как делает перекат назад через голову, за секунду достает свой ствол и делает в нем несколько дырок – настолько он был ей противен в этот момент. Она знала, что Васкес неравнодушен к ней со дня ее появления в участке, но более всего ее раздражало его назойливое участие и попытка сопереживать каким-то ее эмоциям, которых на самом деле не было.

– Тяжелая ночка выдалась, Кайла? Прости, но после произошедшего я просто обязан поговорить с тобой.

Когда она встала и скинула плед, он осторожным движением выразил просьбу остаться, выставив руки перед собой. Ладонями наружу как учили его в колледже , но все же с легким наклоном, ведь топорные прямые линии подсознательно могут восприниматься как агрессивный посыл. Он так и не коснулся ее рук, хотя очень этого хотел. Он хотел дать ей то, в чем, по его мнению, она нуждалась, хотя на самом деле, ей было глубоко наплевать.

– Дотронешься и я сломаю тебе руку. – сказала она, глядя прямо на него. В ее карих глазах он видел ясное бардовое очертание. – Не уйдешь с дороги – будет еще хуже. – Она подошла поближе, так близко, что его сердцебиение участилось раза в полтора и она это чувствовала. – Я сделаю это с тобой, на глазах твоих сослуживцев, можешь не сомневаться. Ради такого зрелища пару суток ареста я как – нибудь потерплю!

Он отошел в сторону и она смогла наконец убраться отсюда подальше, оставив остальную тягомотину криминалистам и патологоанатомам.

***

Она вернулась в участок только, чтобы встретить Айфе, но длинноухая оперативница еще не вернулась с задания и Кайла, скинув на помощника – клерка всю бумажную волокиту, заснула прямо на стуле, закинув ноги на свой рабочий стол. Она пахла потом, сигаретами и смертью – последнее не каждый был в состоянии уловить, но, все же, на каком то интуитивном уровне, окружающие старались держаться от нее подальше. Да и других причин было достаточно – она испачкала два полотенца, но все же не смогла до конца вытереть кровь и остатки горелой кожи со своей одежды. Несмотря на то, что ее сон был неспокойным и она несколько раз на пару секунд просыпалась (это были самые мучительные мгновения на границе между сном и былью, и не небыль и быль одновременно), она видела одну и ту же картину, человека, что являлся ей каждую ночь с дня рождения, который был полтора месяца назад. Мужчину с тонким клинком наперевес, смотрящего на нее теми же глазами с бардовыми переливами по краям зрачков. Она никогда не могла разобрать, что происходит на фоне, но чувствовала, что там происходит нечто ужасное. Он приближался к ней медленными диагональными шагами, не отводя взгляда, но она вовсе не чувствовала страха. С каждым шагом она хотела приблизиться к нему, но не могла. Пока не могла и это ее сильно удручало.

– Закинуть ноги на мой стол – это слишком, даже для тебя. – Айфе говорила громко и прямо ей в ухо, так, что она вскочила, непроизвольно опрокинув со стола горячий кофе, который Айфе только что принесла, машинально схватила канцелярский нож, который тут же оказался прямо у горла ее подружки, которая с легкой улыбкой поглядывала то на нее, то на ее руку с ножом. Склеры приобрели красноватый оттенок. Она сделала все это машинально и только сейчас пришла в себя.

– Айфе, деточка, прости. – сказала Кайла тоном, полным раскаяния, поспешно кинув нож на стол и схватив ее за руки. – Но я же просила тебя так меня не пугать. В такие моменты я как на автомате, я себя едва контролирую.

Она обняла ее и Айфе почувствовала дрожь даже сквозь ее одежду.

– Все в порядке, расслабься, это ничего.

Кайла вытерла сопли, стараясь не смотреть Айфе в глаза. Эльфийка была одета в стандартный штатский черный костюм с белой рубашкой, на ней не было галстука и тонкая шея была слегка приоткрыта буквально на пару пуговиц. Он сидел на ней как влитой, подчеркивая все достоинства не совсем типичной для эльфов фигуры с выразительными формами. К тому же, даже стоя на каблуках, она была всего на пару сантиметров выше Кайлы. В ее глазах не было обиды или злости, она сама решила рискнуть выкинув этот дурацкий номер, да и к тому же, на Кайлу она не умела обижаться от слова совсем.

– Как спалось? – спросила Айфе тоном, выражающим искреннюю заботу.

– Паршиво, как и последние несколько ночей. – Кайла потерла усталые глаза и зевнула. – Я хотела, чтобы ты составила мне компанию. Давай зайдем в Аквелон, там наливают по ночам, если честно, мне есть чем поделиться с тобой.

– Я знаю. – с улыбкой сказала Айфе и кинула папку на стол. – Мне всучили отчет как только я вышла из патрульной машины. После такого – выговориться просто необходимо.

– Я совсем не об этом хотела поговорить. – Кайла все еще держалась за виски, пульсирующая боль не давала ей успокоиться. – Но если ты позволишь угостить тебя выпивкой, я отвечу на любые вопросы, идет?

Бар Аквелон находился в нескольких кварталах ближе к центру Лос – Анжелеса, в людном месте, однако он вовсе не походил на фешенебельные заведения, где по ночам собиралась местная тусовка. Это было место в старом классицистическом стиле, что было огромной редкостью для Лос – Анжелеса где наливали недорого, вопросов не задавали, а посетители скорее походили на представителей местного криминалитета разных сортов. Айфе было чрезвычайно интересно почему Кайла выбирала это заведение, но она давно привыкла к странному и не поддающемуся никакой логике поведению подруги и старалась не задавать лишних вопросов.

Вот и сейчас, они устроились недалеко у бара со своими напитками. Айфе любила коктейли из тех, что чаще заказывали девчонки из Малибу, а Кайла всегда пила виски, ирландский, двойной и неразбавленный. Сделав пару глотков, едва слышно выдохнув и почувствовав терпкое тепло, слегка обжигающее пищевод, Кайла словно оживала: сонливость исчезала, а в глазах появлялись веселые огоньки. Довольно улыбнувшись, она посмотрела на подружку совершенно другим взглядом, Айфе это почувствовала и поняла наконец, что вечер для нее не окажется тягостным и скучным от слова совсем.

– Тебе бы в душ и шмотки сменить. – проговорила она оглядываясь по сторонам. – Будь я тепом – я бы по следам на твоей одежде поняла, кого конкретно и как ты убивала этим вечером.

Кайла, с темными, прямыми грязными волосами, в джинсах и топе, которые обычно носят мексиканские проститутки, да еще и с накинутым на плечи строгим, перепачканным пиджаком, щуплая и неказистая, выглядела и впрямь довольно странным и отталкивающим образом. Но Кайла не любила принимать душ в участке, да и вообще где бы то ни было, кроме собственной квартиры, которую снимала за девятьсот долларовн едалеко от этого бара.

– Если нужно, я назову тебе каждого, время, место и способ, но сомневаюсь, что тебе сильно захочется об этом знать.

– Ты права – подробности мне не нужны, там было больше ста человек, около тридцати из них были вооружены, и то, как ты расправлялась с ними один за другим, а потом заживо сожгла остальных – такие подробности были бы излишними для меня, но все же, послушай: ты ведь не герой какого то блокбастера, что поворачивается спиной к взрывам и закуривает на ходу, хотя, готова поспорить, что такое тоже бывало, вопрос в том, что ты – человек, из плоти и крови, и ты просто не можешь вытворять такие вещи, а затем через пять минут спокойно пить кофе и газету читать – такого просто не бывает.

– Ты начинаешь говорить как Васкес и мне становится скучно. – Кала заметно нахмурилась, ее взгляд изменился и, как обычно в таких случаях, Айфе начинала чувствовать себя некомфортно, так, словно по ее коже водили кубиком льда.

– Он просто заботится о тебе как и я! – сказала было Айфе, но тут ее начало попросту знобить. – Хорошо, я сдаюсь. – она попыталась улыбнуться и подняла руки в примирительном жесте. Ты в порядке и я это уяснила.

– Есть вещи, которые меня беспокоят, но это вещи другого порядка. Я начала убивать еще в семнадцать, когда, пройдя полугодовую учебку в штабе, меня отправили разбираться с местными на ближний восток. – Кайла теперь сосредоточенно смотрела на полупустой стакан, что крутила в руке. – За эти годы я научилась подавлять эмпатию и относиться к этому как к работе, как хирург к очередному пациенту на операционном столе. Не то, чтобы меня все это совсем не задевало, но сейчас меня гораздо сильнее задевает другое.

– Ты уже больше месяца сама не своя, это чувствуется. – Айфе положила свою руку поверх ее руки.

– Больше месяца один и тот же сон, один и тот же страх и та же паранойя. Мне снится тот, кого я никогда не видела и чувствую, что не увижу, но он прочно поселился у меня в голове. – она ответила на жест Айфе, легонько сжав костлявыми пальцами ее ладонь. – Я вижу его в своих снах, вижу в прохожих, вижу его тень в переулках. Когда читаю жутковатые граффити – надписи на стенах, когда читаю криминальную хронику в телефоне. Словно все пространство в моей голове оплела вязкая, липкая паутина, а ее середина сходится в одной точке, к которой я никак не могу приблизиться. Она не отпускает меня и самое страшное то, что я не хочу уходить. Я никуда не хочу уходить от него.

Айфе сделала два больших глотка и, поставив стакан, с тревогой глядела на подругу. Кайла понурила голову и продолжала упрямо смотреть на свой стакан, словно стыдилась сказанного, но отступать было уже поздно.

– Этот человек. Мужчина. Ты чувствуешь с ним какую- то связь, верно? Потому тебе и не хочется сбежать. Нас тянет к себе подобным. – предположила Айфе, дав знак официантке обновить их выпивку. Я понимаю, такое не просто объяснить, ведь ты сама с трудом все это осознаешь, но ты все же попытайся.

– Когда ты смотришь мне в глаза, что ты в них видишь. – Кайла подняла взгляд и уголки ее глаз немного сузились. Она не любила задавать подобные вопросы, но не могла придумать лучшего способа ответить на вопрос.

– Я вижу.. – Айфе улыбнулась и посмотрела на подругу с нежностью. Вижу две темного, словно кофе с молоком, цвета планеты с сияющими огненными кольцами.

– Так вот, когда я смотрю ему в глаза, я вижу то же самое.

Айфе убрала руку и отстранилась. Спустя минуту неловкого молчания она сказала что от этого разговора ей не по себе и предложила сменить тему. Кайла ожидала подобной реакции и не надеялась, что подруга ее поймет. Она сама себя не понимала и просто хотела напиться в приятной компании, а затем, смыв с одежды и с души кровь, пролитую в этот вечер, заснуть и вернуться обратно к нему. Она знала, что он ждет ее, их встреча там, за границей реальности, была предопределена судьбой.

***

Кайла плохо помнила, как они провели остаток вечера, как выбрались из бара и доползли до ее квартиры. Она проснулась в районе шести, рассвет еще не наступил, капли дождя барабанили по окнам, отдаваясь легким покалыванием у нее в висках, заливая собой воспоминания о ночи, проведенной с Айфе в ее небольшой, но уютной квартирке. Длинноухая подружка бесшумно лежала на кровати к ней спиной. Легким жестом Кайла провела по ее телу от основания шеи до бедер и поняла, что не сможет так вот сидеть до утра, не разбудив подругу и продолжив то, что было начато ночью. Она плавно, во избежании резких движений, которые могли усилить и без того неприятные ощущения, повернула голову и обнаружила оставленную на прикроватном столике бутылку крепленого ликера, допитого почти до половины и мысленно возблагодарила всех богов, в которых никогда не верила. Легко соскользнув с кровати и натянув на себя джинсы, она приложилась к ликеру и почувствовала, как жизнь вновь возвращается в усталое тело. Она устроилась за столиком недалеко от кровати, где стоял ее ноут, зная что не разбудит Айфе, которую до первых лучей солнца мог разбудить разве что выстрел из пистолета 9мм калибра, открыла поисковик и на мгновение застыла. Она силилась в деталях вспомнить встречу с незнакомцем, ведь она чувствовала что в эту ночь узнала нечто такое, что не знала до этого. Ликер, глоток за глотком, возвращал ей ясность мышления, ослабляя тиски у нее в голове. Ее пальцы, нависшие над клавиатурой на секунду напряглись, а затем вывели имя, вывели машинально, быстрее, чем она успела сообразить сама. Хедли.

Кайла на секунду отпрянула от монитора, словно ожидая что вот вот переступит черту, к которой стремилась столько времени. Поисковик выдал кучу крайне разрозненной и довольно размытой информации, которую было практически невозможно увязать между собой. Сводки полицейских отчетов картины пожаров и катастроф, рушащихся многоэтажек, огороженные оранжевой лентой участки улиц, залитых кровью и все в таком духе. Доступ на большинство сайтов был закрыт, даже ее полицейский код доступа не позволял ей добраться до сути.

Она закрыла крышку нотбука, сделала большой глоток и попыталась успокоиться. Сердце билось с огромной быстротой, ее пульс зашкаливал. Она почувствовала, что подошла близко. Подошла к тому, что, не смотря на весь ее интерес, вызывало в ней ужас.

***

– Что ты делаешь в управлении в такой час?– спросил кэп устало снимая очки и садясь напротив Кайлы, потягивающей пивко и смотря куда – то в бесконечность отсутствующими глазами. – Тебе дали пару суток, чтобы придти в себя, а ты сидишь тут, бухаешь и портишь мне настроение. У тебя совсем нет личной жизни?

– Моя личная жизнь сейчас на задании и торчать она там будет до самого вечера, пока не стемнеет, а мне хочется побыть среди людей, попить пивка и просто расслабиться. – Кайла говорила с набитым ртом, жуя сэндвич, купленный в магазине у заправки.

– Это отделение, а не спа – салон, Кайла.

– А ты обычно не прикапываешься средь бела дня, дел, небось и так хватает. – она доела свой сэндвич и уставилась на него большими глазами.– Я ненавижу отпуска и праздники, и отгулы эти ваши себе в задницу засуньте. Я в себе, док, некуда приходить и я хочу работать, а не задницу отращивать. Когда мне нечего делать и не с кем поговорить, я начинаю заводиться, а когда я завожусь, меня тянет творить всякую хрень. Что привело тебя ко мне, кэп?

И тут она заметила женщину, все это время стоявшую и наблюдавшую за ними из-за соседней перегородки. Нет, ее нервная система, разумеется, просигнализировала ей о наличие постороннего, но она отмахнулась, сосредоточившись на пиве и на ее знакомом офицере, подкатывающим к молоденькой стенографистке напротив. Увы, но как бы Кайла за него не болела, его усилия казались безнадежными и она бросила это дело окончательно.

– Что за длинноухая с тобой? – промямлила она, вытирая рот салфеткой.

– Госбезопасность. Сама понимаешь, такой хрен откажешь. – он спародировал ее выражение лица, заставив Кайлу засмеяться. – Жаждет с тобой пообщаться и я понятия не имею зачем. Все дела на счет вчерашнего улажены, все шито – крыто, не прикопаешься. Не представляю, что она от тебя хочет.

Она подошла ближе и Кайла смогла рассмотреть получше немолодую, но все еще более – менее привлекательную эльфийку в штатском, с ее неопрятно уложенными густыми вьющимися волосами, стройным станом и невеселым пристальным взглядом. Ее карие глаза и манера двигаться производили какой – то чуть ли не гипнотический эффект. Трудно было понять откуда она, как сюда попала и как долго живет на этом свете.

– Это все, капитан. – сказала женщина приказным тоном. – Дальше я сама разберусь.

Капитан покорно встал и покинул разделявшее их пространство.

– Я здесь не затем, чтобы критиковать твою работу или за что то тебя отчитывать. – сказала эльфийка, словно разминала связки. – Меня зовут Лина. Я здесь потому, что вчера ты искала в поисковике то, что не ищет практически никто. Ты искала имя, давно стертое из нашей истории и теперь, глядя тебе в глаза я вижу, почему именно ты искала его.

– Ты следила за тем что я писала или говорила по скайпу? – Кайла села, выпрямилась, и глядела на собеседницу так, словно была готова ее сожрать. – Может вы и мобильники проверяете на случай, если я наговорила с подружкой в процессе секса по телефону что нибудь лишнее?!

– Успокойся, твой секс меня не интересует. Я лишь отслеживаю тех, кого интересует это имя в надежде на то, что наткнусь на кого- то.. вроде тебя. – она не отводила взгляда, уловки Кайлы на нее не действовали. – Может выйдем, поговорим, я тебя пивом угощу? Я слышала на Оушен наливают на вынос и посмотреть там есть на что. Ну так как, будем пыхтеть в управлении или прогуляемся. Я угощаю, если что.

Кайла никогда не могла отказать эффектным женщинам, настойчиво желающим провести с ней время, поэтому согласилась на обед на Оушен. Это был ее способ скрасить выходной день, не прибегая к насилию и приему сильнодействующих наркотиков.

***

Жара в это время года стояла, обычно, практически невыносимая, и Кайла была счастлива, когда ночью прошел ливень, обещавший более менее влажный воздух и легкий ветерок ближе к вечеру. Они сидели на веранде в придорожной забегаловке, пили пиво и никак не могли начать разговор. Кайле было не по себе рядом с новой знакомой: та, кажется, следила за каждым ее движением, манерой общаться и двигаться, пытаясь уловить что- то известное ей одной.

– Итак, ты ввела в поисковике это имя не просто так, теперь я абсолютно в этом уверена. тебя что- то гложет и довольно давно. Ты пытаешься отделаться от этих мыслей, но у тебя ничего не получится, поверь. – Лина закурила сигарету, не сводя глаз с собеседницы.

– Это сводит меня с ума. Странные сны, это имя, этот образ. Я не понимаю, что со мной происходит. Не понимаю, но чувствую, что это важно, хоть и не знаю почему. – сказала Кайла усталым и подавленным голосом.

– Потому что это твоя история, это у тебя в крови, а кровь, как известно, гуще воды. – Лина все еще не отрывала взгляда

– Да что, черт побери все это значит? Что ты можешь знать обо мне? Ты, наверняка, откопала мое досье, знаешь кто я и откуда, но саму меня ты знать не можешь. Ты делаешь вид, будто тебе известно больше, чтобы придать значимости своим словам. – Кайла выглядела рассерженной.

– Я знаю о тебе больше чем ты сама. Да, я покопалась в досье: детдом, армия, горячие точки, гражданские конфликты, участие в подавлении метяжей, предотвращении террористических актов и так далее. Список весьма внушительный, учитывая что тебе всего тридцать два. – Лина слегка улыбнулась, она хотела, чтобы все это прозвучала как комплимент.

– И что с того? Я занимаюсь этим дерьмом с подросткового возраста. Я научилась стрелять и драться раньше, чем пользоваться помадой и тушью для ресниц. Именно поэтому я так чертовски хороша в своем деле. – в голосе Кайлы звучало надменное ощущение собственного превосходства.

– Ты хочешь сказать, что только опыт и подготовка сделали из тебя такого превосходного бойца? Ты лукавишь, милая, и мы обе это понимаем. – Лина облокотилась на стул, закурив еще одну.

– О чем ты, черт возьми?

– Да все о том же. О том, что ты с рождения одарена качествами, превосходящими человеческие возможности. Твоя мгновенная реакция, скорость, способность чувствовать намерения соперника, предугадывать его действия, водить в заблуждения, прекрасное чувство пространства, тайминг, способность вербального воздействия, внушение страха и паники. Твои кроваво- красные склеры, когда ты злишься, пониженная чувствительность к боли и так далее. – Лина слегка сощурилась, наблюдая за ее реакцией. – Думаешь, тебе все это от природы подарено? Как бы не так.

– Откуда ты все это знаешь. – Кайла заметно побледнела, на лбу выступил холодный пот.

– Потому что я имела дело с такими как ты. Я была лично знакома с человеком из твоих снов. Если ты хочешь, я могу рассказать тебе о том кто ты и о том кем был он. Эти события были начисто стерты из истории и вскоре забыты. На то были свои причины. Но они не забыты теми, кто принимал в них участие. Я поклялась никогда не говорить об этом, но для тебя я могу сделать исключение, если ты хочешь это услышать.

– Я хочу этого больше всего на свете. Я – вся внимание

Глава первая.

Сайонара, бой.

Он видел все так четко, как только возможно. Несмотря на туман, на смог и на нависающую сверху тяжесть, его глаза все еще сохранили свои функции, хотя все остальное тело, казалось, отказывалось подчиняться. Этот шум не был музыкой, не был гулом живого города, он был лишь противоположностью тишины. Он нависал над головой как нечто огромное, липкое и почти осязаемое. Он не душил, не убивал, он просто давил, выводя из привычной колеи. Казалось бы, проведя двое суток по дороге к порту, он мог бы к нему уже привыкнуть, но есть вещи под которые просто не возможно приспособиться. Чем ближе они были к окончательной цели, тем он усиливался, и Хедли это чувствовал. Чувствовал потребность уйти, раствориться, рассеяться, между каплями дождя и мокрого снега, мокрого и тяжелого. Унылая, зудящая в мозгу меланхолия, чувство неотвратимости, неизбежности того, что должно было произойти очень скоро. Старая станция, построенная задолго до рождения Хедли, все еще производила на прибывающих с полудиких островов людей сильное и немного жутковатое впечатление. Тем кто вырос среди болот и тихих равнин, было не привычно видеть массивные многоэтажные конструкции, искусственный свет вакуумных ламп, и людей, вооруженных огнестрельным оружием. Со стороны реки, станцию украшали плакаты с изображением иллюзорных гротескных пейзажей того, во что полудикие должны были превратиться после терраформаци. В свое время их повесили для вновь прибывших. Тех, кто искал новой жизни вдали от большого города. Но острова встречали новичков всегда крайне негостеприимно и немногие там приживались. Хедли был одним из тех, кому эти изображения не нравились. Он никогда не хотел, чтобы родные острова превратились в подобие сверкающего шикарной застройкой старого города. Он находил в их дикости свой самобытный шарм. Так или иначе, теперь эта проблема уже не была актуальна: проводить терраформацию было некому и не на что. Sad but true.

Безжалостное сияние двух огромных лун, нависающих над головой словно прорезало заваленную снегом площадь. Хедли сидел у замерзшего фонтана, пытаясь не терять концентрации и мыслить более менее трезво. Он был полон и пуст, он видел и нет.

Оглядывая проходящих мимо людей, Хедли пытался подавить издевательскую усмешку, глядя в лица, полные надежды и веры в лучшую участь. Они вряд ли вообще пересекут зону карантина живыми, а те, что пересекут, едва ли найдут на островах спасение. Он видел сотни людей, прибывающих на пристань и бегущих от ужаса того, что окружило центральный город. Кто- то бежал за смертью, кто – то – за спасением, а кто- то, чтобы увидеть родных в последний раз. Хедли не понимал этого. Какой смысл в прощаниях? Смысл в том, чтобы в последний раз сказать – «Я люблю тебя»? Что это даст и тому и другому? Но он был молод и не понимал, что смысл всего существования заключается именно в этом. Он поймет это только со временем. А пока вереница обреченных тянулась от гавани до тракта, который ведет в придорожные земли и полудикие острова.

Хедли закурил очередную сигарету и решил было двигаться в сторону пристани, решил, что его никто не встретит, потому как встречать уже попросту некому, как вдруг заметил высокую худощавую фигуру медленно приближавшегося к нему человека. Хедли не сразу узнал брата. Его походка была неровной и неуверенной, он двигался медленно, словно каждый шаг отдавался болью у него в висках. Когда Рейми уезжал от него около года назад, вены на его руках начали приобретать нездоровый фиолетовый оттенок, глаза становились мутными, а взгляд рассеянным. Однако он все еще оставался собой: всегда уверенный, чуточку наглый, но безмерно обаятельный парень двадцати двух лет, который вел себя так, словно мир принадлежит только ему. Теперь же Хедли казалось, что он видит бледного призрака, слишком упрямого, чтобы покинуть этот мир, а тело его брата давно кормит червей где – нибудь неподалеку. Усталые, мутные глаза, взгляд, описывающий неровные траектории, словно ищущий чего – то, что невозможно обрести; он смотрел сквозь пространство, куда -то вдаль, время от времени останавливаясь на фигуре брата. Темно фиолетовые вены, словно паутиной, оплетали каждую видимую часть его тела. Хедли был удивлен, что Рейми вообще его узнает: он знал, что когда это подбирается по шее и выше, рассудок медленно, но верно начинает покидать своего носителя. На полудиких, где суеверные страхи возводились чуть ли не на уровень религии, было принято одушевлять все, пусть даже и самые темные, проявления природы. Хедли был далек от суеверий, но, наблюдая за матерью, а теперь и за братом, он не мог отделаться от ощущения присутствия чужеродной, разумной формы жизни, что текла, сплетаясь с кровью на клеточном уровне, по венам носителя, выявляя в нем худшее, чем он когда- либо был. Тощая, долговязаяфигура брата, должно быть, производила жутковатое впечатление на окружающих. Эта мысль заставила Хедли улыбнуться. Он прекрасно понимал, что должен чувствовать в этот момент, что смех – просто защитная реакция, загоняющая тоску поглубже внутрь. У него не было ни времени, ни желания тосковать. Он только хотел покончить со всем как можно скорее.

– Если будешь столько курить, ты не на долго меня переживешь. – Рейми жадно вбирал в себя морозный воздух, впитывал каждую частицу, словно понимал, что это не продлится долго. – И чего ты забыл на площади, ты ведь ненавидишь их серебряный свет?

– Я вообще не хочу тебя переживать. – ответил Хедли. Его голос был непривычно тихим и низким, он смотрел то в сторону, то себе под ноги словно старался не замечать происходящего. – А на счет лунного света.. будем считать что я себя наказываю за то, что мне предстоит совершить.

– Какая же ты все таки баба, смотреть противно! – улыбнулся Рейми.

– Это тебе то противно на меня смотреть?! – Хедли обвел его фигуру многозначительным взглядом и они оба расхохотались. Для Рейми не существовало безнадежных ситуаций, для Хедли каждая ситуация была безнадежной. Противоположности притягиваются и, порой, это происходит еще до их рождения.

– Как мама, Хед? – во взгляде Рейми не было надежды, вопрос был скорее для галочки.

– Я сам закопал ее два месяца назад. Я тебе писал об этом.

– Прости, мне, порой, тяжело сконцентрироваться. Иногда я даже не очень понимаю, что реально, а что нет. – Рейми едва подавлял болезненный смех (так смеются разве что гиены) – Что ж, тебе придется еще немного поработать, на этот раз для меня.

– Я к вам в могильщики не нанимался! Ты написал, что выбираешь милосердие, но меня ты как всегда забыл спросить. – в глазах Хедли читалась злость. – Ты хоть подумал, будет ли это милосердным по отношению ко мне?

– Эгоизм – священное право смертника. Не переживай, скоро семья окончательно перестанет тебя беспокоить. – Рейми говорил так, словно обращался к воздуху. – Пойдем отсюда. Когда я вижу здоровых людей, мне хочется глаза им всем повыкалывать. – Так себе юмор, на любителя, но другого у него не было.

– Ты говорил, что введешь меня в курс твоих дел. Так вот, я не желаю иметь с твоими делами ничего общего. Я – не твоя копия и заменой тебе стать не смогу, пойми! Идея была глупой изначально, глупой она и осталась.

– В нас течет одна кровь. Других таких нет и быть не может. Ты останешься моей единственной связью с этим миром.

– Судя по всему, эта зараза крепко взялась за твои мозги и отпускать не собирается. Перестань строить из себя героя. Ты – просто человек, прими это или умри.

– Я и так уже почти мертв. Ты будешь жить вместо меня. Ты знаешь, что не можешь нарушить мою последнюю волю и упираешься только чтобы меня позлить. Я понимаю, что поступаю нечестно по отношению к тебе, но чувствую, что это необходимо.

– Это какой то гребаный ночной кошмар..

– Вся жизнь – один большой гребаный кошмар. Прими это или умри. – Рейми ухмыльнулся и неспеша пошел в сторону порта. Он знал, что брат последует за ним, так или иначе.

***

"Да будут Боги довольны тобой, подобный небу. И увидишь ты то, что увижу я. Я буду твоими глазами, а ты – путеводной звездой. Да будет земля твоя полна хлеба, что накормит страждущих и ты увидишь полноводные реки, где те, кто жаждут истины, найдут ее в своем отражении. Те, что ищут успокоения в земле наших предков, да вкусят они и прозреют, как Ева прозрела в садах эдемских. Прощай и до скорой встречи."

Этой эпитафии в детстве научила его мать, чтобы, когда один из них умрет, им было что сказать на прощанье. Хедли она никогда не нравилась, он считал что звучит слишком пафосно и безвкусно. Он не знал, кто научил ее этим словам, на полудиких так не говорят, но мать этого никогда не рассказывала, ее прошлое было для них – табу.

Они с Рейми выбрали подходящее случаю место – рощу, которую давно никто не посещал. Это была роща Астарты, полузабытого культа, некогда очень популярного в их краях. Когда- то люди приносили сюда дары, чтобы задобрить злобную богиню, но теперь, когда безумие пришло на полудикие, все поняли, что это бесполезно. Если дьяволица и существует, то ее гнев не сдержать уже ничем. Хедли терпеть не мог культы, а Рейми она нравилась – самая честная из богинь.

Хедли упал на мокрый снежный настил рядом с братом. Точнее с тем, что от него осталось. Многие, смотря на безжизненный труп, не различают, умер он неделю назад или вчера. Но ведь это не имеет значения. Важна лишь минута, когда плоть покидает тело. Вся жизнь – лишь минута, лишь она бесконечна – минута, разрывающая сердца в клочья. Хедли переживал каждую минуту. Рядом. Он закурил и возвел глаза к небу, желая прочувствовать каждый миг. Две огромные луны продолжали давить на него сверху. На полудиких островах их считали богами, Эми и Рейми, в честь которых их и назвали. Две противоположенные сущности, дополняющих друг друга, покрывающих ночное небо и смотрящих сверху. С безразличием, считал Хедли. Он не верил в богов. В тот миг казалось, что он не верил ни во что, кроме липкой пустоты, обволакивающей мертвых.

Он курил, и сигарета прогорела между его пальцами. Она почти обожгла его губы, когда он отрубился прямо на холодном снегу.

Он пролежал так несколько часов, пока не проснулся, его никто не беспокоил. Местные стервятники были неразборчивы, но очень трусливы. Эта загадка была для Хедли неразрешима: чего боятся тем, кому нечего терять? Смерть и так поджидает за каждым переулком, жизнь ускользает между пальцами, а в зеркале нет ничего, чего можно бы было пожалеть.

Ему снились сны о родных островах, где росли дикие кустарники, а день еще не перепутался с ночью. Он не помнил своих снов, он ощущал их послевкусие. Глядя на себя, Хедли хотел зарыться сквозь землю и вовсе не существовать. Он чувствовал, что дышит чужим воздухом и живет чужой жизнью. Он не мог заменить Рейми, не мог стать им, как бы тот этого не желал. Но обещания надо сдерживать. Рейми всегда находил нужные слова, когда надо было кого- то в чем -то убедить, этого не отнять. Хедли бы охотно поменялся с ним местами. Но книга жизни распорядилась иначе. Чего бояться мертвому, и чего страшиться тому, кто видел смерть?

Хедли встал и, бросив на тело брата равнодушный взгляд, пошел обратно к пристани. Он даже не стал вынимать свой кинжал из его груди.

– Вот тебе мой подарок напоследок.

Возможно, его мать бы осудила его за то, что он не похоронил брата как подобает обряду, но он не верил в обряды. Мертвым все равно.

С дрожью в руках и привычной слабостью в теле, Хедли направился к пирсу. Он не ел уже больше суток и это давало о себе знать. Единственный способ попасть с диких островов к центру города: договориться с одним из местных контрабандистов, ведь торговые суда давно перестали ходить в том направлении. Шум усиливался, но он старался не обращать на это внимания. Дальше ведь все равно будет только хуже. Очень далеко, за линией горизонта, виднелись очертания старого города. Издалека он казался городом – призраком, городом вечной зимы, похороненным во льдах. Когда- то давно они с Рейми мечтали сорваться туда насовсем. Что ж, мечты иногда сбываются, даже если они больше тебе не нужны.

Хедли подошел к капитану единственного судна, которое показалось ему подходящим и попытался договорится о цене. Он продал все, что успел награбить за время, проведенное в банде, но этого хватило только на дорогу до пристани, еду и сигареты: в постоянно бегущем и меняющемся мире золото обесценилась окончательно. К тому же, надо было оставить заначку на потом, чтобы не голодать по прибытию. Кэп выглядел типичным паразитом – рослый, на две головы выше Хедли, обколотый с головы до ног – рисунки были не ровными, сделанными дешевыми чернилами – такие нередко заносили инфекцию в тело носителя. Однако матерым уголовникам было на это плевать – терять то все равно нечего. Вся их жизнь заключалась в том, чтобы хорошо заработать и выгодно продать, а потом спустить все на бодяженное бухло и дешевых потасканных шлюх в ближайшем борделе. В криминальном мире они были низшей кастой и никто их по настоящему не уважал. Сообразив, что Хедли настойчиво хочет попасть на борт, капитан высокомерно ухмыльнулся – зарабатывать на чужом горе эти ребята умели как никто. Видя перед собой невысокого подростка, он не чувствовал в нем никакой угрозы.

Словесные аргументы заканчивались, как и его терпение. Хедли расстегнул куртку и медленно нащупал рукоять. Склеры его глаз окрасились в бардовый цвет, как это было всегда, когда он злился. Люди, толпящиеся на пристани, начали озираться по сторонам, нервно потирая руки. Они чувствовали напряжение и дискомфорт, хотя и не видели откуда они исходят. Парни, стоявшие за капитаном зашевелились, подошли ближе. Нелепая демонстрация грубой силы и численного превосходства произвели на Хедли прямо противоположенный эффект. Рейми всегда говорил: "Только напор – это вздор, братишка!"

Ситуация начала накаляться чуть ли не в буквальном смысле этого слова.

– Я доплачу за этого!

Хедли резко развернулся, услышав звенящий, властный женский голос.

Она была привлекательна, хоть и немолода, внешность и манера говорить ясно давали понять, что она издалека. Хедли едва поборол желание состроить брезгливую гримасу: девчонка явно была из высших каст.

– С чего такая щедрость? – сопляк просто не умел вовремя заткнуться.

– Будешь отрабатывать. На корабле много больных, мне понадобятся лишние руки. – девушка бегло оглядела его – ты местный, так что явно не неженка. – она подошла поближе и сказала почти шепотом. – И будь добр держать себя в руках. Можно подумать вокруг и без тебя мало смертей!

Она отвернулась и пошла в сторону корабля.

– Сайонара. – подумал Хедли, оглядывая порт напоследок. Он понимал что никогда не вернется на острова, а если и вернется, то будет совершенно другим человеком.

Глава вторая.

Дети севера.

Прошло несколько минут, пока Лина пришла в себя. Она медленно массировала виски, пытаясь как- то упорядочить то, что чувствует. Для сильного тепа вроде нее корабль, полный безумцев, был настоящим эмпатическим штормом. Их мысли, а главное – эмоции, проносились через ее голову словно пули. Ей приходилось быстро сшивать раны и отсеивать лишнее, работа была ювелирная и вряд ли кто -то менее опытный справился с таким напряжением. Вдох, выдох, но мы тут не играем в любимых! Она обхватила голову руками и подошла поближе к борту. Она чувствовала дыхание ледяного ветра, холодные капли стекали по ее лицу, по ее шее и рукам, стимулируя волокна сенситивных периферических нервов в ее теле. Шум моря помогал ей сосредоточится, помогал держать равновесие. Бригантина набирала ход, ветер усиливался и дышать становилось легче. Лина медленно развернулась к своему новому спутнику. Он обводил ее фигуру с ног до головы совершенно бестактным и оценивающим взглядом. Он смотрел так, словно понимал все то, что ей приходилось ощущать и это не вызывало в нем никакого сочувствия. Он смотрел на нее так, как смотрел на всех чужих. Даже ее внешность не оставляла в нем никаких приятных ощущений. У нее были темные, кудрявые, распущенные волосы ниже плеч, верхняя часть которых убрана с лица и стянута в хвост, стройная фигура и карие глаза. Чертам лица, пожалуй, чего- то недоставало – лицо выглядело немного болезненно, а кожа была бледновата для таких как она. В остальном, она воплощала в себе то, что другие назвали бы совершенством эльфийской скульптуры – что не изгиб – то мрамор. И это его бесило. Она воплощала в себе то, что его учили ненавидеть. Он не любил ничего совершенного, ничего манящего и притягательного. Вся эта показная безупречность вызывала у него отвращение. Но все было не так просто. В ее глазах читалась боль уставшей, надломленной женщины и Хедли пытался понять можно ли верить глазам этой телепатки или, подобно хамелеону, она показывает лишь то, что хочет.

– Не пытайся пролезть мне в башку, я это почувствую.

– Если бы я могла, я бы вскрыла тебя как яичную скорлупу. – Она весело улыбнулась. – Но ты не пускаешь меня и правильно делаешь. Как тебе это удается?

– Здесь, меж морского соленого воздуха, где ты находишь свои мысли? Я их не нахожу. Они тают, словно волны, обращающие камни в ветер. – Хедли поднял глаза к линии горизонта. Он не хотел ее оскорблять, но ничего не мог с собой поделать. – Я вижу кто ты, вижу из какой ты касты, вижу что ты не человек и мне это не нравится.

О, это заставило ее сильно разозлиться.

– Ну прости меня, сопляк с полудиких, что я тебе не нравлюсь. Ты оплатил свой долг и можешь больше со мной не разговаривать.

– Зачем ты здесь? Зачем аристократка вроде тебя плывет на встречу смерти, рискуя каждую минуту и не получая ничего взамен?

– Думаешь я родилась в особняке и носила шелковые платья? Ты еще глупее, чем я думала, сопляк, раз не замечаешь ничего дальше собственного носа! Думай что хочешь, я не хочу и не буду тебя в чем то убеждать.

Он глянул на нее, но не задержал дыхания. Его больше волновала его догорающая сигарета, чем она.

– То, что было в трюме – это было жестоко. Ты только продлеваешь их мучения, а это совсем ни к чему. Они этого не заслуживают.

– Знаю я, чего они, по твоему, заслуживают. У тебя на все один метод, таким как ты это, должно быть, свойственно. Но меня этот подход не устраивает.

– Кто они, такие как я?

– О, Боги, думаешь я никогда не видела хевелингов?! Я почувствовала тебя, как только добралась до порта, а может и того раньше. Почувствовала злобу, отравляющую воздух за километр от тебя. – В ее взгляде не было высокомерия, только жалость. Или она так издевалась над ним? Он не мог понять, может, не хватало мозгов, а, может, фантазии. – Я думала, таких как ты не осталось вовсе.

– Уверен, вы и ваши дружки об этом позаботились, не так ли?

– Мы создали таких как вы. Вдохнули в вас нечто, нечто божественное и сокровенное. И как вы воспользовались своим даром? Направили его против нас! Та искра, которая горела в вас когда -то.. Я, наверное, сошла с ума, но черт возьми, я вижу ее в твоих глазах – она подошла ближе, пытаясь прикоснуться, но он не позволил.

– Зачем даровать жизнь тому, кто не в состоянии ей распорядиться? – Он снова закурил. – Даже самые верные собаки рано или поздно почувствуют опьяняющий запах крови. Неужели вы думали, что мы, как верные псы, будем вечно лизать вам пятки?

– Тебя не учили ничему, кроме ненависти?

– Ты, наверное, воспринимаешь ненависть, как порок, но это еще не все. Ненависть дает таким как я силу. Даже когда ничего другого не остается. ("Ну вот, приехали! Открываю рот я, а говорит Рейми. – подумал он").

– Это – не ты, я же вижу. Не стоит ненавидеть меня, или то, что сейчас происходит из- за того, что так бы сделал кто- то другой. – Лина стала говорить тише. Его силуэт привлекал ее, как пламя привлекает светлячков.

– Там, на пристани, я просто увидел то, что хотел увидеть, то, что хотел ненавидеть – эльфийку из высших каст. – находясь рядом с Линой, он, почему то чувствовал себя спокойнее, казалось, даже холод перестал обжигать его кожу. – Теперь я вижу, что ошибался.

– Что ты ищешь в старом городе?

– Смерти. А ты?

– Мне просто некуда больше идти. Нужно двигаться куда- то, не важно, в каком направлении, ведь я чувствую: стоит мне остановиться – все, конец. – она потупила взгляд и с грустью смотрела на темные воды, бурлящие за бортом. – Я тоже в тебе ошибалась. Думала, ты из тех, кто ищет славы, власти или другого подобного дерьма. А тебе, как оказалось, нужно совсем другое. Но разве смерть может быть достойной? Только жизнь можно прожить достойно.

– Моя жизнь – черт – те что, сплошные изгибы и ни одной прямой линии. Может, хотя бы моя смерть будет оправданием за то, что я успел натворить.

– Тебе нужно прощение.. Мрачно, но, по – своему, красиво.

Они провели молча оставшуюся часть пути. Говорить больше не было нужды, у них еще будет для этого время. На горизонте уже виднелись яркие огни "Виселицы" – бухты контрабандистов.

***

Бухта – по сути огромная пещера, вырезанная в большой отвесной скале, напоминала пещеру чудес из восточных сказок, где хранились как несметные сокровища так и смерть – неразлучные соседи. Хедли представлял ее себе как огромную пасть, что глотает прибывающие сюда корабли и тех несчастных, что отважились наконец бросить вызов старому городу. Два прожектора, установленные по бокам от гавани, прорезали предрассветный туман бардовым люминесцентным светом. Очутившись внутри, возникало ощущение, что чудовище вот- вот закроет свою пасть, оставляя людей в холодной, темной западне навечно, и только проблески света, где- то наверху, давали надежду на избавление. Многочисленные лестницы, совмещенные с лесами, вели к выходу на поверхность.

Контрабандисты не скрывали своего присутствия на континенте, а власти смотрели на них сквозь пальцы, ведь только благодаря им на черный рынок попадали товары и медикаменты, которых было не достать никаким другим путем. Это немного стабилизировало ситуацию и позволяло властям держать контроль над центральными кварталами города, принадлежавшими клановым матриархам, которые с теми же контрабандистами активно и весьма успешно сотрудничали.

В бухте стояли четыре корабля: три бригантины и одна шхуна. Людей была целая толпа, эльфы держались немного позади, вся эта чертовщина напоминала целый Хеллоуин. Только без причудливых масок и дебильных костюмов. Атмосфера была подобна пороховой бочке, однако бойцы центрового клана, державшего бухту, казалось, полностью контролировали ситуацию. Заметить их было не трудно, они стояли по периметру бухты с огнестрелами наперевес. Однако, от остальных людей, их отличало вовсе не оружие, а взгляд: в нем не было ни стыда, ни страха, ни горя. Внешность соответствовала содержанию, для таких убить – все равно что рюмку опрокинуть. Атрейя, их матриарх, вызывала у гангстеров с островов огромное уважение. Она пробилась с самых низов, захватила власть способом, наиболее кровавым из всех возможных и стальной хваткой держала самый могущественный преступный синдикат в городе.

Лина накинула капюшони вместе с сопровождающими направилась к трапу. Беспокойно оглянувшись, она нашла глазами Хедли, стоявшего в стороне от толпы. Он никуда не спешил, лишь внимательно оглядывал каждого, кто проходил мимо оценивающим взглядом. Он никогда не покидал островов и вот теперь, стоя на пороге, он пытался прикинуть что ждет его дальше. Его всегда немного пугала неизвестность, в отличии от брата, за которым он постоянно следовал. Теперь следовать было не за кем – оставалось только вести.

– Я хотела попрощаться. – он услышал ее печальный и теплый голос, но в ее сторону он даже не посмотрел. – Я буду в храме возле пика Лагерта. На случай, если ты вдруг захочешь меня увидеть.

Хедли удостоил ее лишь коротким кивком. Она развернулась и уверенно двинулась прочь.

– Странно, – подумал он. – Я никогда не верил в судьбу. Но сейчас у меня возникло ощущение, словно она взяла меня за горло.

Глава 3.

Боги и контрасты.

Если бы вы посмотрели на молодого парня, гуляющего по окрестным кварталам центральной части старого города, то вряд ли заметили бы в нем что то, что бросалось в глаза и привлекало лишнее внимание. Рослый и довольно субтильный, слегка вытянутое лицо с высокими скулами, бледная кожа как будто обтягивала череп, мешки под глазами, желтоватый оттенок зубов, характерный для любого заядлого курильщика. Волосы словно зола, мутновато – пепельного оттенка, неровными прядями спадали на лицо скрывая разного цвета глаза – последствия врожденной гетерохромии. Один был темно – карий, другой – гораздо светлее, с легким, зеленоватым оттенком. Одет он был в черно – зеленую куртку до бедер, на рукаве красовалась нашивка в виде белой по краям и темной внутри сферы, в которой, приглядевшись, можно было увидеть два змеиных глаза – это был символ банды, в которой, вместе с братом, Хедли когда то состоял. Он решил не снимать нашивку, даже когда покидал полудикие, чтобы она служила ему напоминанием о том кто он, откуда и с чего начинал. Он прекрасно помнил все, что успел натворить за свою короткую жизнь. Помнил налеты, грабежи, рекет и шантаж, помнил, как убивали местных, имевших наглость отказаться от их так называемого "покровительства", как отрезали их длинные уши, считавшиеся у гангстеров особым трофеем. Он помнил, как насиловали женщин, хотя Хедли, из чувства брезгливости, всегда отказывался принимать в этом процессе участие: не любил подъедать за другими. Он пошел в налетчики не из— за денег или женщин, и даже не из врожденной неприязни к высшим кастам. Он делал это из спортивного интереса. Тяга померяться силой с превосходящим его противником разжигала в нем настоящую страсть. Он всегда действовал на грани фолла, ставил себя в самые невыгодные и безнадежные ситуации. Он любил провоцировать, не раз сам давал противнику загнать себя в угол, чтобы тот, в итоге, с удивлением обнаружил, что даже очевидное преимущество, порой, не дает желаемого результата. Хедли очень любил смотреть им в глаза в этот момент, когда уверенность и наглость сменялась удивлением и ужасом. Он любил показывать свое превосходство в классе, выставляя оппонента ничтожеством, любил издеваться и высмеивать. У него это хорошо получалось, особенно в моменты, когда матерые бойцы отгребали от сопливого оборванца с островов, не оставлявшим им никаких шансов даже на достойное поражение. Рейми всегда очень веселили эти представления и, порой, он с гордостью рассказывал о них матери, опуская излишние кровавые детали. Они с Хедли составляли отличный дуэт, но вскоре веселой и красивой бадитской жизни пришел конец, все, alles.

Когда безумие пришло на острова по началу никто и не заметил ничего необычного, люди резали друг другу глотки задолго до этого. Но, со временем, масштаб трагедии увеличивался, а число жесточайших убийств, совершенных без какой бы то ни было видимой причины, росло в геометрической прогрессии. Жадно и методично, безумие поглощало остров за островом. Удивительно, как, порой, общее горе способно сплотить людей, которые еще недавно так друг друга ненавидели. Аристократы скидывали золото мешками, снимали брюлики и отдавали за бесценок, сами снабжали местные банды деньгами и оружием. Те же, в свою очередь, забыв об освещенном веками запрете якшаться с солдатней, начали действовать с ними сообща, охраняя зоны карантина, охотясь на стервятников и уничтожая тех, кого было уже не спасти. Они называли это милосердием, но выглядело это очень жутко. Какого убить соседа, которого ты знал всю свою жизнь и пил с ним за одним столом в местном баре после тяжелого дня? Убить его жену, приветливо махавшую тебе, когда ты проезжал мимо? Убить детей, которые играли с твоей собакой и клянчили яблоки с твоего сада? Особенно если они еще оставались в здравом уме, если повреждения мозга еще не давали слишком очевидных изменений в поведении. Они угрожали, кричали, плакали. Матери бросались в ноги, умоляя пощадить их детей. Далеко не каждый был способен на такое, далеко не каждый может сделать нечто ужасное, даже будучи уверенным, что это необходимо. Рейми никогда не колебался, а вот Хедли к этому привыкнуть так и не смог. Чувства тоски и горечи, словно черви, прогрызали его изнутри. В такие моменты его одолевали очень противоречивые ощущения. С одной стороны, он хотел быть похожим на брата, а с другой, он очень боялся стать таким как он.. Хотя иногда, чтобы победить зло, нужно еще большее зло, неизбежное. Рейми легко смирился с этой мыслью, а вот Хедли – нет.

Так или иначе, все усилия и жертвы помогли лишь отсрочить неизбежное. Сидеть на заднице ровно и дожидаться, когда безумие постучит в твою дверь было просто невыносимо и Рейми рванул на большую землю. Хедли внял мольбам матери и остался, хотя и понимал, что его место рядом с братом и нигде иначе.

***

Говорили, на окраинах центрального квартала была особая атмосфера и Хедли впитывал ее как губка. Она была музыкой в его ушах, терпким, слегка обжигающим вкусом у него на губах, легкой пеленой у него на глазах. Он вдыхал ее раз за разом, не смотря на легкую горечь и специфический вкус. Он видел множество костров, вокруг которых собирались те, что не желали расходиться до утра, слышал крики и звуки выстрелов, слышал стоны шлюх, что за звонкую монету отдавались любому в ближайшей подворотне, с порта доносился шум прилива и крики пьяных моряков. В барах и борделях, что работали круглые сутки и никогда не закрывались, играла музыка. Эмоции окружающих, их желания и намерения – он все это чувствовал как никто.

Однако за всем этим живым декадансом скрывалось то, чего он не мог не заметить. Сюрреалистические пейзажи, увиденное граничило с безумием. Все было пропитано безумием, каждый закоулок, каждый загнивающий сад. Самое точное описание «цветущего» куска цивилизации. Каждое дерево напоминало нависающего над головой монстра, что старался.. даже не то чтобы тебя сожрать скорее, поглотить, сделать тебя частью себя, частью.. одного целого. Хедли чувствовал как вдыхает это в себя, как оно просачивается сквозь его кожу, понемногу меняя его суть. Его дыхание становилось тяжелым, а шаги медленными. Он сел, облокотившись на ближайшую стену и обхватил голову руками. Его вырвало прямо на мостовую, это была вода вперемешку с желудочным соком. Он побледнел еще больше прежнего, а на лице выступил холодный пот. Куда он забрел, что он здесь делает? Он не знал куда идти и что делать дальше. В пачке остались всего три сигареты, он взял одну и закурил, старательно пряча сигарету от дождя. Хедли прекрасно понимал, что другие: те, кого он встречал на улице, кто ошивался возле ночных баров и борделей – они ничего такого не чувствуют и его это беспокоило. Он злился на себя за свою слабость, за страх и бессилие. Порой, это доходило у него до паранойи, но он никак не мог отделаться от этих мыслей. Левая рука сильно зудела и он знал почему. Он понимал: "Это не мое место и не мое время". Но пути назад уже не было, он сжег за собой все мосты, даже те, что держались на одной силе воли.

– Ты привыкнешь, со временем. – девчонку напротив он еле различал, картинка была смазанная, все плыло перед глазами. – Первый день, верно? Поначалу все так реагируют, а затем привыкают.

Она стояла на терассе дома, что был прямо перед ним, облокотившись на перила, время от времени прикладываясь к бокалу, что держала в руке. Ей было не больше пятнадцати, привлекательная, со своим очарованием, слегка запитая и неряшливая впрочем. По циничному взгляду и вульгарной одежде, Хедли сразу понял кто она и что здесь делает. Он ощутил ее обжигающую ауру и нервно сглотнул. Во рту был отвратительный привкус рвоты смешанной с табаком, а выглядел он так, словно его только что вытащили из канавы. Рука по старой привычке сжимала рукоять его клинка, но Хедли понимал что сейчас от него мало толку. И чего она с ним заговорила, должно быть от скуки? Он не был похож на того, кто способен оплатить ее услуги, он не был похож на того, кто вообще на что- то способен. Хедли понимал, что эта шлюха – пожалуй лучший вариант на эту ночь – это лучше, чем уснуть на мостовой или попасться на глаза парням из местной банды, которым наверняка не понравится, что отброс с полу – диких шляется ночью по их территории.

– Тебе нужна койка, пара бокалов чего- нибудь крепкого и завтра будешь как новенький. – Ее улыбка имела несколько снисходительный оттенок, но Хедли было не до этого. – Я бы отдалась тебе бесплатно за твои красивые кошачьи глазки, но госпожа не велит.

– У меня есть деньги. На койку и на выпивку. – Хедли поднял на нее взгляд – И на тебя тоже.

Она улыбнулась и кивком пригласила его внутрь. Заставив себя встать, он последовал за ней: слишком много впечатлений за один вечер, too much.

***

Он стоял в коридоре в абсолютной темноте. Не мог пошевелить пальцами, не мог поднять руку, его тело не слушалось, он ощущал себя узником в клетке, сотканной из костей, мышц и сухожилий. Он ощущал пульс, биение сердца и то, как его клапаны прогоняют кровь по телу. Она струится бесконечным потоком по его венам, его желудок, в отсутствии более подходящей альтернативы, начинает переваривать свои собственные складки. По его мозгу струятся статические импульсы, струятся непрерывно, однако попытки заставить его подчиняться не имели никакого успеха. Тяжелое дыхание прогоняло воздух через его легкие, он думал о сигарете, он умолял о ней. Но его мольбы были беззвучны, он не мог вымолвить ни слова. Длинный темный коридор заканчивался дверным проемом, ведущем к свету. Только вот преграда на этом пути казалась совершенно непреодолимой. Высокая долговязая фигура человека, чьи черты лица были едва различимы медленно приближалась к нему. Он знал кто это, но не знал почему, он хотел сбежать, но не знал как и куда. Ему оставалось только ждать и надеяться что все это скоро закончится. Но высокая фигура приближалась медленно и на губах ее застыл вопрос. Он не хотел этого слышать, но выбора не было!

– Что ты делаешь со мной, Хедли? Что ты делаешь со мной?!

***

Он очнулся в холодном поту, дыхание было хриплым и прерывистым, а девчонка, что провела с ним ночь, обтирала его тело холодной губкой где- то в области живота. Она делала это очень мягко – настоящая профи.

– А ты не такой крепкий как мне показалось. Такой реакции я еще не видела. Я время от времени прислушивалась даже к твоему дыханию, чтобы понять, жив ли ты еще. В комнате жуткая духота, а ты холодный, как лимонад. – улыбаясь, она продолжала делать свое дело, плавно и методично.

– Чего окно не откроешь тогда?

– Ты запретил. Войдя в комнату, приказал закрыть окна и шторы закрыть. Я зажгла камин, мы распили бутылку и поболтали. Я то думала о сексе, но куда там. – она весело улыбнулась и легла рядом. Обнаженное, теплое тело немного его согревало. Со временем, не сразу, но он пришел в себя. Знакомым жестом нащупал рукоять и попытался сесть.

– Терпеть не могу лунный свет, мне иногда кажется что они приближаются, эти две громадины, медленно, но верно, и рано или поздно столкнутся с землей. Не люблю дорогой алкоголь и помпезные комнаты вроде этой. – он оглянулся вокруг и взгляд его остановился на девчонке, что лежала рядом с ним. Она была единственным, что интересовало его в этой комнате. Свет, исходящий от камина играл на ее бархатной коже, густые рыжие волосы струились по телу. Он провел по ней рукой, начиная от шеи и заканчивая бедрами. Его прикосновения словно обозначали то, что ему в ней нравилось. Она почувствовала приятное тепло и потянулась к нему, поцеловав его в шею, она начала спускаться ниже. Он взял ее за предплечья как можно мягче, словно она была кошкой, которую он боялся спугнуть. Она подняла лицо и посмотрела ему в глаза. Атмосфера в комнате для нее тут же изменилась, теплота и уют бесследно исчезли, а по коже пошли мурашки. Ей казалось, что она смотрит прямо в жерло вулкана, глубокую бездну, в основании которой горел огонь. Она хотела было отстраниться, но профессиональная этика не позволяла проявлять к клиенту антипатию.

– Вот это я попала, полная дура, это жесть! – она старалась не показывать страха, но Хедли почувствовал его очень отчетливо и виновато отвернулся.

– Извини, я не хотел тебя смущать. Сейчас, должно быть, уже светает, я хочу полюбоваться своим первым рассветом в старом городе. Надеюсь, ты составишь мне компанию? – он обернулся к ней с улыбкой, избегая прямого визуального контакта. Она успокоилась, немного оттаяла и кивнула в ответ.

***

Бардель "Хищные птицы" стоял чуть ли не на границе с территорией, на которой располагался эльфийский клан. Это был коммерческий ход, придуманный Госпожой – основательницей этого небольшого заведения. Не самый успешный, впрочем – эльфы заглядывали сюда редко, но платили всегда хорошо. Никто не знал ее имени и особенно не интересовался, ведь ее прозвище прекрасно ей подходило: это была властная, статная женщина лет сорока. Несмотря на годы и большой опыт в этом бизнесе, она сохранила природную красоту и сама иногда обслуживала клиентов. Она была единственной в этом заведение кто мог выбирать, с кем ей скоротать ближайшую ночь.

В гостиной было мало народа. Остались в основном те, кто пришел в это место вовсе не за сексом. В местных шлюхах эти завсегдатаи искали себе собеседниц и подушек для нытья. Одиночество: кто- то его боится, кто- то ненавидит, а кто – то любит, но факт есть факт – большинство людей оно сжигает изнутри дотла. В отчаянии, такие люди лихорадочно ищут себе компанию, пусть даже и платную, прекрасно понимая что вежливость и участие в данном случае – лишь следствие оплаченного счета. Местные девочки (и не только) были совсем не против таких клиентов, считая это легкими деньгами, а для особо упитых и желающих поскандалить, у входа стояли двое парней с клинками на перевес. Для таких клиентов, любящих поболтать, госпожа специально держала девочек с манерами и поумнее.

– Надеюсь вы остались довольны, сир Хедли? – учтиво поинтересовалась госпожа с легким поклоном. Она небрежно перевела взгляд на его рыжую спутницу словно оценивая насколько хорошо та выполнила свою работу. – Вчера вы были очень щедры.

– Я всем доволен и впредь буду еще щедрее. – он положил на барную стойку несколько золотых и пододвинул к ней. – Я снимаю комнату на месяц. Здесь больше, чем вы берете, считайте это платой за неудобства. Ко мне будут заходить разные люди. Предполагаю, что добрые намерения могут быть не у всех. – он сделал многозначительный кивок в сторону охраны.

– Вы – особый гость. – он прекрасно понимал что "особыми" были для нее все, кто нормально платит и не клянчит денег взаймы. – Я рада пойти вам на встречу.

– Я скоро вернусь и мы обговорим детали. А если нет – считайте деньги комплиментом вашему притону (он не вкладывал в это слово никакого отрицательного подтекста). Он слегка кивнул, заказал у бармена два стакана виски – для себя и для рыжей и вышел на воздух.

***

Густой туман заволакивал город, скрывая одноярусные дома от посторонних глаз, были видны лишь фасады крыш и высоких балконов: в центре старого города строить высотки было запрещено, дабы сохранить его историческое очарование. Фавелы начинались от центральной площиди до самого горизонта, они были под контролем центрового клана. Не слишком высокие, но все же многоэтажные здания были видны на территории эльфийского клана.Они были выполнены с особенным изяществом: эльфы всегда отличались вкусом во всем, да и клан их был самым богатым в городе. Большинство высоток остались в "потерянных" районах, которые никто не контролировал полностью уже давно. Многоэтажки можно было заметить на севере трущоб, на Серебряном острове, который был в свое время негласной деловой столицей города (местные даже пытались получить независимость в свое время, правда, не очень успешно) в центре речного квартала и немного в так называемом "новом городе" – конгломерации желавших получить независимость аристократов старого уклада. На главной площади находился величественный Пик Лагерта – длинное, вытянутое монументальное здание, силуэт которого виднелся даже с полудиких. Это сооружение было сосредоточием власти над городом, на самом верху красовалась огромная статуя крылатой Астарты, как напоминание о том, сколько жизней пришлось принести крылатой богине, дабы город смог устоять в этих негостеприимных землях, обдуваемых жестокими северными ветрами. Рядом с пиком чуть выше линии тумана виднелся купол храма всех богов.

Луны скрылись и их болезненно – серебряный свет перестал заливать город, воздух стал значительно свежее. Бокал виски, немного шоколада и пара сигарет – Хедли окончательно пришел в себя, голова прояснилась и он стал соображать значительно лучше.

– Пойдешь к своей эльфийке, да? Ты нашел в ней что —то, что не дает тебе покоя, кажется? – рыжая подала голос. Она стояла рядом, в одном, не слишком закрытом халате, весело попивая виски: девочкам разрешалось пить, чтобы составить компанию клиенту, и она, пользуясь случаем, заказала еще два.

Хедли скорчил угрюмую гримасу: он иногда говорил во сне и жутко не любил в себе это нездоровое качество.

– Мой интерес чисто профессиональный. Мне нужен кто-то, кто будет прикрывать мою спину. – он и сам не знал говорил ли он искренне или пытался себя обмануть, но это было не очень то и важно: он не горел желанием откровенничать с потаскухой, хоть она и вызывала в нем исключительно теплые эмоции.

– В соседнем квартале есть два бара и хороший клуб – там часто собираются местные хедхантеры. Ты мог бы выбрать одного, пожестче и покрупнее. У тебя есть харизма и деньги – никто тебе не откажет.

– Ты мыслишь очень узко, девочка. – он сказал это небрежно и сразу пожалел, видя как ее обиженный взгляд начал водить круги по мостовой. – Эй, я ничуть не хоте тебя обидеть, слышишь? – добавил он, положив свою ладонь ей на руку. Она ее не отдернула: извинения были приняты. – От горы мяса с клинком мне не будет никакого толку. Чем больше цель, тем легче попасть: так говорил мой брат когда— то, будучи на две головы выше любого, кто его окружал. Такого, как ты описала, завалят в первой же заварушке, а мне придется выгребать за двоих. Тут нужно чувствовать связь, понимаешь? Связь – это самое важное, мы должны друг за другом предложения заканчивать, чувствовать друг друга, смотреть в одном направлении. Только единство противоположностей может составить хороший союз, а не бывает союза ближе, чем скрепленного кровью. Вы можете бухать, болтать без умолку сколько угодно, в дружбе клясться, но это ничего не даст. Только проливая вместе кровь, только это дает таким как мы истинную близость. Этого то я и ищу.

Ее глаза повеселели. Толи от того как тепло он с ней говорил, толи вискарь уже давал о себе знать. Она не привыкла, чтобы люди этой касты: бойцы или просто бандиты, так с ней разговаривали, не привыкла что с такими как он можно просто постоять на веранде и вести спокойный разговор, хотя, заглянув в его глаза немного ранее, она увидела то, чего не замечала в других и понимала, что он, пожалуй, самый жестокий человек, забредавший в ее заведение, другие и рядом не стояли. Они трахали ее, жестко и подчас очень грубо, а потом отворачивались и засыпали. Или, что было гораздо хуже, напивались и начинали нести чушь, хвалясь своими заслугами, состоявшими, в основном из крайне неприятных и жестоких эпизодов. В такие моменты ей не оставалось ничего, как только лежать рядом, терпеливо все это выслушивать и тактично поддакивать тогда, когда она считала это необходимым, дабы клиент, упаси боги, не подумал, что ей это нахер все не интересно и ее не восхищают его деградантские истории. В Хедли она не чувствовала ничего напускного, не было попытки привлечения внимания к своей агрессивной натуре – все это сидело внутри и было видно невооруженным глазом. Такие люди и были самыми опасными, не было никакой нужды выделываться.

Хедли осушил бокал и слез с перил.

– Спасибо за компанию. Тебе, наверное пора работать. А мне пора идти. Сайонара.

– Постарайся себя не угробить. Хотя бы не быстро. Я была бы рада твоему возвращению. – сказала она ему в след. Слегка дернув плечами и поправив свою рыжую капну, она нацепила на себя веселую улыбку и вернулась в зал, где ее ждало то, что, вероятно и будет большей частью ее жизни, если она не помрет от заразы или чего нибудь еще. Лучше бы ей никогда не встречались такие как он – как узнику не стоит показывать, что есть свободная жизнь, а потом бросать обратно в клетку.

***

Рыжая направилась было к барной стойке, заспанными глазами оглядывая зал в поисках очередного клиента или просто выпивохи, с которым можно поболтать, пусть и не за дорого, как вдруг ощутила на руке резкую и грубую хватку. Она хотела было отдернуть ледяную на ощупь руку, но, оглянувшись, стала в ступор от страха. Это был высоченный эльф с изумрудными глазами, бледной кожей и нехорошим прищуром на лице, которое он частично закрывал марлевой тряпкой в левой руке. Одет он был превосходно и держался очень высокомерно.

– Пойдешь со мной за столик и не шуми. – голос был тихий, но очень властный. – При правильном раскладе я хорошо заплачу.

Она смиренно кивнула и поплелась за ним. Ей хотелось ему отказать, сбежать от него, но она не могла. Дело тут не только в профессиональной этике. Она чувствовала, что если поднимет шум, их секьюрити просто не вывезут: он убьет их и еще с пол дюжины человек, пока не получит то, чего он хочет.

Он заказал для нее выпить и, подсев поближе, вонзил в нее взгляд, не предвещающий ничего хорошего.

– Я могу быть щедрым, а могу жестоким: выбор за тобой. Кто тот человек, что вышел отсюда с тобой?

– Я не знаю кто он такой, он не сильно разговорчивый..

– Не смей врать мне, сука, не то я попорчу твое хорошенькое личико. Предупредил последний раз!

– Зачем ты держишь салфетку у лица, ты болен?

– Ваш гадкий воздух отравляет мои легкие. – он брезгливо вытер рот и выкинул тряпку. – он – Хедли, гангстер с островов. Я все о нем знаю, всю жизнь охочусь на таких как он и у меня охеренно выходит! На его счету десятки жизней, он опасен и непредсказуем. То, что он мило беседовал с тобой не означает, что в следующий раз он не оторвет тебе голову, понимаешь? Он делал такие вещи, от которых тебя бы вырвало на месте, так что не питай иллюзий на этот счет.

– Кажется да, сир. – в разговоре с высокомерными гадами она обычно строила из себя глуповатую тихоню.

– За такими как он я наблюдаю. И поверь, в этом деле я – светлая сторона. Он проделал долгий путь и это не спроста. Я хочу, чтобы ты расспросила его, когда он вернется. Ласково и ненавязчиво, как только вы, шлюхи, умеете. Потом ты будешь говорить мне, о том, чем он с тобой поделился, а я буду платить. Ты поняла? – он протянул ей деньги и она быстро закивала, изображая радость.

– Хорошая шлюха, молодец. Мне пора идти, но я вернусь, и скоро. Прибереги эту фальшивую улыбку для другого клиента. – он встал и направился к выходу. – Люди вызывают во мне только тошноту

Два с половиной года назад.

Полудикие острова, западный округ.

Биллетри или просто Бил был опытным хедхантером, обошел пол континента и повидал к своим тридцати пяти годам больше, чем, наверное, все жители островов за всю жизнь. Для таких, как он, всегда была работа, где бы он ни находился, он отлично умел себя подать и расположить к себе практически любого клиента. Это был крепкий мужик среднего роста, бритые виски, темные волосы зачесанные назад, над левым ухом татуха с изображением трех лезвий – такие делали себе только опытные хедхантеры, что- то вроде опознавательного знака. Он со своей небольшой компанией прибыл на острова, где очень давно не бывал, по спец заказу, полученному в эльфийском квартале старого города. Он наведался туда, в местный элитный клуб "Архангел", так как знал, что эльфы, состоящие в клане, платят больше всего. Он не боялся выглядеть белой вороной среди длинноухих богатеев, всегда держался раскованно и в эту же ночь получил заказ от местного аристократа. Тот хотел наведаться с семьей на острова под усиленной охраной, мимоходом намекнув на то, что путешествие едва ли будет спокойным. Профессиональная этика не позволяла Билу задавать лишние вопросы и раздражать клиента, но по нервному бегающему взгляду понял, что путешествие должно выдаться жарким. Его это нисколько не смущало, учитывая, что он получил хороший аванс и надежные гарантии. У него была своя команда, небольшая, но состоявшая сплошь из матерых профи, он понимал, что с его профессией он едва ли доживет до старости и его это вполне устраивало. Если бы он знал, что ему предстоит пережить, он бы отдал весь аванс обратно и свалил куда подальше. Жаль, что время научилось идти лишь вперед.

Путешествие через залив прошло гладко, такая компания сразу бросалась в глаза и никто не смел даже вякнуть в их сторону. Вода в это время года была ледяной и желающих искупаться так и не нашлось.

Они успешно миновали зону карантина, в порту их ждала группа вооруженных эльфов, что были на службе у его заказчика и их компания увеличилась втрое. Заказчика звали Ферон и он довольно ухмылялся глядя на своих вооруженных солдат. А вот Билу все это сразу не понравилось! Он знал, что небольшой и небогатый экипаж может пройти незамеченным, а теперь, когда их стало так много, их будет видно за несколько километров. Билл, промолчал, не желая вызывать раздражение Ферона. Углубляясь в сердце островов, которые разделяли в основном обширные, заросшие болота, кишащие живностью и плотоядными растениями, Биллетри погрузился в воспоминания о молодости. Да, он вырос здесь, потому из него и получился столь успешный хедхантер. Вглядываясь в корявые дебри и в зеленую гладь болот, он представлял себе всех тех, кто навечно стал их частью, чью плоть они впитали, вобрав в себя и поглотив. Острова были недобрым местом, негостеприимным и подчас жестоким к тем, кто не был к ним готов. На этих землях, полных дремучих суеверий, считали, что тот, кто попадал в болото живым, и не умирал вовсе. Впитав в себя растительную ткань, опутанный тиной и пропитанный густой жирной и липкой субстанцией, из которой состояло болото, он перерождался в нечто новое, в нечто жуткое, что бродило здесь без цели и без смысла, не осознавая что оно такое и зачем. Порой на окраинах находили ободранные трупы тех, кому не повезло встретить нечто подобное. Даже ведьмаки, которых судьба иногда заносила на острова, редко уходили далеко от трактов и поселений. Местные банды иногда скидывали своих жертв в болота живьем и это считалось самым худшим наказанием, по сравнению с которым быстрая смерть была чуть ли не милосердием. Такое никогда не применяли к тем, кто не был замешан в гангстерских разборках.

Небо заволокло темно – серыми тучами, через которые свет двух лун еле пробивался и не доходил до поверхности. Бил смотрел на них сквозь черные ветви деревьев и они казались ему глазами, что наблюдают за островами каждую ночь. Он нервно поежился и перевел взгляд на своих нанимателей.

Он ехал в одном экипаже с Фероном, его женой и дочкой, что отличалась редкой красотой даже для эльфов. Время от времени он поглядывал на нее, без дурных намерений, он просто любовался ей, как любуются красивыми картинами или дорогими украшениями. Ферон болтал без умолку, но его самолюбивый треп мало интересовал Биллетри. Эльф рассказывал о том, как скупил несколько особняков на островах практически за бесценок, о том, что собирается предложить такие сделки своим влиятельным друзьям и, в итоге, прибрать к рукам большую часть измученного безумием западного побережья. Билл недоумевал, как этот высокомерный тип вообще умудрился дожить до своих лет, да еще и получить видное место в клане, где царили довольно жесткие порядки. Впрочем, поговаривали, что место в клане, которое не подразумевали значительного права голоса, можно было попросту купить. Он был готов биться об заклад за любые деньги, что Ферон именно так и поступил.

Экипаж остановился на местном пропускном пункте на границе западного побережья. Молодой эльф, подчиненный Ферона, разбирался с местными солдатами, а Билл вышел подышать и поболтать со своими, краем уха пытаясь уловить, о чем шла речь. Офицер посмотрел пропуск за зону карантина. Вернув бумаги, он с хмурым и крайне напряженным выражением лица глянул на эльфа, когда тот сказал:

– Сир Ферон требует пропуск и сопровождающих.

– Пусть выйдет мне надо с ним переговорить. – и, дабы заткнуть эльфа, начавшего было возражать, раздраженно добавил. – Это обязательно, никаких возражений!

Ферон нехотя вышел и направился к офицеру.

– А вам не кажется, что превышаете свои полномочия?! – брезгливо выпалил он. – Как смеете вы беспокоить и задерживать меня?!

– Прошу прощения, сир, но вы требуете сопровождения, так что я обязан спросить. – он перевел дыхание и посмотрел эльфу в глаза. – Sangre oscura, они контролируют эти земли. Я слышал о конфликте, слышал, что вы отказались им платить. Это так?

– Я больше ни гроша не заплачу ублюдкам, возомнившим себя здесь хозяевами! Я состою в крупнейшем клане и не собираюсь больше пресмыкаться перед местными головорезами, пьющими кровь чуть ли не у всех, кто тут живет! Мой клан поддержит меня, мое поместье – это крепость и у меня в охране огромный отряд! – он небрежно кивнул в сторону эльфов и наемников Биллетри. – Они не посмеют сунуться. А если посмеют, чтож, я заставлю их пожалеть об этом.

– Кто будет жалеть, так это вы. Это банда Рейми, с ним тут вообще никто не связывается. Ни ваша охрана, ни ваши стены его не напугают. Эти земли – его дом и он не позволит тут никому распоряжаться, кроме себя. – офицер устало поднял руку не желая спорить и пререкаться. – Мы поступим так: я даю вам разрешение на проезд и желаю счастливого пути. Но сопровождение я вам дать не могу, увы.

– Почему это? – эльф догадывался об ответе, но все же хотел его услышать.

– Это мои люди и я хочу, чтобы они вернулись домой к своим семьям. И у меня нет никакого желания таскаться по островам в поисках их трупов.

– Ты просто трус и слабак. – насмешливо сказал Ферон, глядя на потрепанного офицера сверху вниз. – Неудивительно, что вы позволили местным подонкам здесь хозяйничать. – не дождавшись ответа, он развернулся и пошел обратно к экипажу.

Офицер подозвал к себе своего человека и сказал ему несколько слов на ухо. Тот коротко кивнул и направился в западном направлении. Скоро он скрылся из виду за пределами лагеря.

***

– Надо валить отсюда, и делать это нужно быстро! – сказал Биллетри эльфийке – охотнице, что была его правой рукой и главной после него в отряде. – Видишь парня, что только что свалил? Местные власти сотрудничают с Sangre oscura и те очень скоро узнают о нашем появлении. Раньше, чем мы достигнем цели.

– И как мы будем выглядеть? Ты о репутации подумал, Бил?! Берем заказ и, не выполнив его, сваливаем на пол пути? – у нее был печальный, но решительный взгляд. – Нас больше никто не наймет, даже самый захудалый контрабандист! Ты чего будешь делать, вернешься на свою ферму и будешь скот разводить? Она, кстати, недалеко отсюда, я полагаю? Вернешься к прежней жизни?

Биллетри немного передернуло от ее слов. Он редко и нехотя вспоминал о своей тоскливой юности. Он любил свою работу и не хотел ничего менять.

– Дьявол, вот я вляпался то, по самые уши!

– Чего ты так испугался? В голосе охотницы играли недобрые нотки. – Впервые вижу тебя таким..

– Ладно, я спокоен. – он пытался убедить скорее себя, чем ее. – Ты права, сваливать поздно. Мы взялись и мы сделаем, чего бы нам это не стоило. – Он поднял голову и почувствовал дыхание холодного ветра, несущего мимо тяжелый, болотистый воздух. Даже в теплой куртке его пронизывал холод, а ветер.. он словно пел ему, нашептывал в ухо что то неразборчивое. И что то не хорошее..

– А стоить это будет дорого. – сказал он про себя и вернулся обратно к экипажу.

Биллетри сидел, задумчиво глядя себе под ноги, когда они тронулись.. он прикидывал варианты, хотел выработать какую то стратегию, но недостаток информации сводил все его старания на нет.

– Что вам известно о банде? Кто они, кто их ведет и как они действуют? Мне нужно знать как можно больше, поймите! – обратился он к Ферону. – Все это начинает смахивать на групповое самоубийство и мне это совсем не нравится.

– Обычная свора подонков, гангстеры местного разлива. Ничего, особенного, если не считать их главарей, которые внушают местным какой то суеверный ужас. – он сказал это манерно и с сарказмом. – Поговаривают даже, что они, якобы, не люди, но это, безусловно, полная чушь. Я видел пару раз этого Рейми, долговязый скелет, обтянутый бледной, как у трупа, кожей. Самый мерзкий тип из всех, что я встречал, наглый и злющий, как змея.

– Так себе характеристика. – заметил Биллетри. – Что то еще?

– Да, он вечно таскает с собой своего младшего брата. Мелкого выродка, с издевательским взглядом, словно не он отброс, а я. Молчит по большей части, только смотрит исподлобья с гадкой ухмылкой. За километр видно, насколько они отмороженные, даже вспоминать об этом не хочу. Многие местные их даже любят, говорят, они филантропы. – эльф громко рассмеялся. – Вроде того, что помогают местному госпиталю, борются с заразой, держат карантин и все в таком духе. Я в это не верю. Бандит – он бандит и есть.

– Опаснее головореза только головорез с убеждениями. – мрачно констатировал Биллетри и уставился в окно. Эльф нервно поморщился, Билл явно портил настроение ему и всей его семье. Тем временем на горизонте виднелись яркие огни огромного поместья, принадлежавшего Ферону.

***

Ближе к ночи начал моросить дождь. Черный человек стоял посреди небольшой равнины среди болот и вглядывался в яркие огни, мерцавшие вдалеке. Он был черным не по цвету кожи, такой была его одежда, пальто до колен, черная кофта с капюшоном, надвинутым на глаза. Его взгляд был спокойным, хотя и не предвещал ничего хорошего. Он считал: сколько их, кто они, зачем они здесь? В его темно – карих глазах не было огня, для этого было еще слишком рано. Его длинная фигура казалась абсолютно статичной, он словно слился с деревом, на которое опирался. Он знал, что они его не видят. Но он видит их. Это ощущение ему очень нравилось, он чувствовал свое преимущество, свою власть над моментом, над ними, над всем. Из узкого рта валил пар, воздух был холодным и густым. Он чувствовал влагу оседавшую у него в легких и ему это нравилось. Он развернулся к парню, сидящему неподалеку. Они были не похожи, тот был меньше ростом, совсем молодой еще, он курил свою сигарету, заботливо прикрывая ее кистью левой руки. Казалось, что кроме этой сигареты, его ничего в этом мире вообще не заботит.

– Скоро будут на месте, тащатся как черепахи. – констатировал Рейми. – Что думаешь делать с этим, братец?

Не отрываясь от своей сигареты, Хедли провел указательным пальцем по горлу.

– Вот и я о том же. Я смотрю таскаясь со мной ты здорово заматерел и мне это нравится. Мелким ты был как девчонка, все время ныл и пекся за чужую шкуру. Мы с матерью все удивлялись в кого ты такой, ведь мы с ней никогда себя так не вели. Помню, как ты все лето просидел с соседской девчонкой, которая сломала ногу, таскаясь с тобой по болотам. Даже вспоминать об этом противно.

– Она мне нравилась, Рейм, чего ты докопался?!

– Аа, так ты трахнуть ее хотел? Ну я так и подумал, не мог мой брат страдать такой фигней, не имея личных мотивов. Оправдание слабое, конечно, но сойдет.

– Ты не можешь понять какого это, сопереживать другому человеку, так?

– Чужому человеку! Вот что главное!

– Даже подонки и мрази любят своих. Другое дело любить чужих. Я люблю это место и тех, кто тут живет. И я любил ее. – Хедли поднялся с мрачным видом и подошел поближе. – Знаешь, что мне противно вспоминать? То, что ты с ней сделал. С ней и с ее семьей. Ты даже объяснится с ними не потрудился. В тебе ни рассудка, ни жалости.

– Хочешь сказать, что я мразь и подонок? – Рейми с усмешкой посмотрел брату в глаза.

– Ну, ты явно не рождественский олень, come on! – насмешливо сказал Хедли, вглядываясь вдаль и прикидывая что к чему. – Ладно, дело прошлое, сосредоточимся на настоящем. Эльфов я узнаю, бойцы хорошие, но предсказуемые, мы видели их в деле, сюрпризов не будет. Но что за компания с ними, та, разношерстная?

– Я тоже заметил. Ферон их явно не на островах подобрал и явно не за дешево. Решил, гад, заплатить разок другим, чтобы мы отвалили. Надо взять его живым, я сам сниму с него башку! – он весело рассмеялся. – Когда думаешь нападать, сейчас или ближе к утру, с туманом?

– Подождем пару часиков, дадим им время расслабиться. Пусть почувствуют себя в безопасности, словно им ничего не угрожает. Сейчас они все, должно быть на нервяке, ну так дадим им время успокоиться. – Лицо Хедли расплылось в улыбке. – Пусть Ферон сядет за стол с женой и дочкой, пусть нальют по бокалу, а потом еще немного. Пусть поболтают после долгой дороги, обменяются сплетнями, скажут, как они друг друга любят и как они счастливы быть тут, наконец, быть вместе. Когда уже ничего не угрожает, ведь ворота надежно заперты, а во дворе полно охраны. В этот момент мы их и возьмем, счастливыми и тепленькими.

– Мой парень! – довольно сказал долговязый и они неспеша пошли к остальным.

***

Биллетри и в правду немного расслабился, даже попросил сигарету у подруги – охотницы, пару раз затянулся и почувствовал облегчение, словно тугой нервный узел внутри наконец немного ослаб и он мог дышать полной грудью. Вечер был хорош, несмотря на легкий холодок и дождь. Поместье было большим и довольно красивым для этих мест. Тут и там горели яркие огни, внутри дома слышался веселый смех, а снаружи болтали его ребята, негромко, чтобы не мешать хозяевам, но довольно оживленно, передавая друг другу увесистую фляжку с крепленым вином. Он и сам хотел выпить, но решил подождать, пока хозяева разойдутся: он любил показывать свой профессионализм и преданность делу. Даже болотная гладь отсюда казалась ему довольно умиротворенной, но он знал, что уставший организм просто пытается его обмануть и не терял концентрации. Его бойцы обсуждали новое полу – подпольное заведение в центральном квартале, где была хорошая наркота и девчонки, а охотница рассказывала о месте, в котором росла. Оно было похоже на острова. Она, обычно, была не очень разговорчива, но пара глотков, сигарета и местные пейзажи навеяли на нее чувство ностальгии. Ему было приятно ее общество, они стояли под навесом и болтали где то около часа, когда Биллетри все же решил, что немного выпивки им с ней не повредит. Он окликнул одного из своих и подошел за флягой, парень встал, повернулся к нему и..

– Нет, только не это, только не теперь! – он слышал звук бегущих ног, слышал как кто то бежал снаружи. – Только не теперь! Дьявол!

Дальше все происходило как в замедленной съемке. Звуки казались глухими, словно все это происходит не с ним. Он поднял голову и взглянул на бойца, подававшего ему флягу с бухлом, арбалетный болт торчал прямо у него в шее, а лицо Биллетри было испачкано в его крови. На крыше обзорного пункта рубанули сирену и повсюду были слышны крики, но Бил уже понял, что эффект внезапности нападавшим удался: их приближение заметили слишком поздно. Парень бежал слишком быстро, почти не создавая шума, и, оттолкнувшись от плеча своего напарника, стоявшего аккурат у стены, перемахнул через нее, задев торчавший шпиль, что оставил на его спине глубокий порез и порвал его куртку. Он упал в то место, где находилась компания эльфов, повалив их с ног. Все это, казалось, только раззадорило его. Он мгновенно поднялся на ноги, в его руках блеснуло по клинку. Он несколько секунд стоял неподвижно, только лихорадочно озирался по сторонам и Биллетри знал почему. Нет, это было не благородство, он не ждал, пока эльфы поднимутся и вытащат клинки, он бы зарезал их лежачих без колебаний. Его взгляд искал ручку, что активирует механизм, отпирающий ворота и, найдя его, начал шарить по земле: он хотел перерезать провод, ведущий к вышке. Без электричества сирена заткнется и слабая надежда на помощь из городка неподалеку будет потеряна навсегда. Он увидел его, и двое эльфов, еще не успев достать оружие, получили по рваной ране на шеях, кровь из артерий забила фонтаном. Парень не тронул провод, только быстро попятился назад. Два эльфа подошли сзади Била и достали по стволу: это были винтовки высокого класса, которые использовали в армии: хорошие и точные. Бил было подумал, что для нападавшего это конец: сейчас его накормят свинцом, ворота останутся на месте и они смогут держать оборону. Но у Хедли были другие планы: шоу только начиналось.

– Вообще то, самый кайф как раз впереди! – крикнул он, встретившись с Биллетри взглядом. Он не стал отрубать сирену: пожертвовал тактикой ради собственного удовольствия. Он любил звук сирены, ее панический вопль, вызывающий растерянность и сеющий страх. Любил смотреть на них, как они мечутся, словно муравьи, находу прикидывая что им делать и подсознательно понимая, что вот он – конец. Это порождало еще больше паники и вырабатывало ударную дозу дофамина, бьющего ему по мозгам.

Прозвучало несколько выстрелов. Пуля летит очень быстро, но для Хедли в такие моменты время словно замедляло свой ход. Несколько резких, круговых взмахов клинками, несколько ярких вспышек и ни одна пуля не достигла цели. Биллетри не мог поверить своим глазам, он в жизни ничего подобного не видел и уже было засомневался не спит ли он. "Да у королевской кобры рефлексы медленнее, чем у этого парня". – подумал он и почувствовал холодный пот на спине и то, как его кожа покрылась мурашками. – "Что то жуткое творится, и хрен мы вывезем, если нам никто не поможет." Мысль верная, но уж больно отчаянная, увы. Люди из соседнего города явно знают этих ребят и не станут подставлять свои шкуры ради Ферона и его семьи.

Хедли уткнулся спиной в стену, нащупал рычаг и рубанул по нему с локтя. Ворота развело в сторону. Толпа народа хлынула во внутренний двор. Несколько человек упало под звуки выстрелов и Бил с облегчением обнаружил, что не все в этой банде так круты как парень, что открыл ворота. Он было подумал, что это главарь, пока не увидел длиннющего мужика в черном, шедшего за остальными. Он даже клинок вытащить не удосужился. Толкнув ближайшего стрелка, Бил показал на долговязого, но момент был упущен и он это знал. Завязалась ожесточенная драка. Хедли бросился прямо в толпу и двор наполнился вспышками звенящей стали. Бил и Эрта переглянулись и, не говоря ни слова направились в его сторону, желая обезвредить самого опасного, прежде, чем браться за других – эта тактика показывала свою эффективность не раз и никакой нужды в подтверждении не было.

– Ты, сучка эльфийская, мне нравишься, я сохраню тебе жизнь. – сказал Хедли, сближаясь. – А вот ты мне нравишься гораздо меньше, извини! – протявкал он Биллу, одновременно нанося удар. Хедхантеры действовали очень слаженно, как единый механизм и это давало серьезное преимущество над разрозненными силами нападавших. Хедли понял, что не сможет одолеть двоих профи сразу, но знал, что сможет задержать их на время достаточное, чтобы подтянулись остальные. Он был быстрее, но уступал в выносливости, да и работать приходилось за двоих. Лязг клинков, удар, другой, третий, Хедли легко парировал, но чувствовал, что теряет темп и начинает задыхаться.

– Нет, я не сдохну сегодня. – Подумал он. Отчаянный бросок и удар локтем вырубил Эрту. Ее челюсть хрустнула и она упала без сознания лицом вперед. Хедли улыбался, переводя взгляд на Била и тот понимал, что ничем уже не сможет помочь подруге. Он быстро окинул взглядом поле битвы и убедился в том насколько проигрышной была их ситуация. "Нельзя драться на открытой местности, тут у них преимущество". – подумал он и тут же прокричал команду к отходу. Те, кто могли, вышли из боя и ринулись внутрь особняка. Билу удалось закрыть дверь прежде, чем нападавшие успели их догнать. Они забаррикадировали дверь, а стрелки устроились у окон. Терпкое и горячее, словно крепленый глинтвейн, чувство надежды вновь проникло к нему внутрь. Он оглянулся и увидел Ферона и его семью. Тот стоял с клинком наружу, прикрывая своих женщин, в глазах которых читался ужас. Ферон отправил их наверх, в комнату дочери и велел там запереться. Он не подозревал, какую ошибку совершает в этот самый момент.

– Что происходит? – Спросил Рейми, приближаясь к брату, пока тот неистово молотил клинком по двери. Он взял его за плечи и развернул к себе лицом. Он увидел, как склеры наполнили кровью белки его глаз, черты лица осунулись, а голос стал ниже и грубее. Хедли явно был очень зол.

– Заперлись, твари!

– Мы тут как на ладони, есть идеи?

Хедли быстро оглянулся, а затем ударил брата по плечу и указал на балкон на втором этаже.

– Как думаешь, допрыгну?

– Если скажу нет, ты ведь все равно попытаешься, так? – Рейми нравилась настойчивость брата. – Давай, я тебя подсажу.

Он пригнулся под балконом и сомкнул ладони. Хедли разбежался и оттолкнувшись, прыгнул так высоко, как только мог. Ему удалось зацепиться за выступ. На балконе появился боец и попытался скинуть его, но это было безнадежно. Несколько раз увернувшись от его клинка, Хедли резко перекинул ноги, заключив шею эльфа в замок. Тот сопротивлялся несколько секунд, а затем начал задыхаться, и Хедли скинул его вниз. Пробравшись на балкон, он бросился в комнату, ту самую комнату, в которой прятались жена и дочка Ферона и два эльфа – телохранителя с ними. Они отреагировали мгновенно, но, используя проигрышную тактику, важнейшим приоритетом которой была защита хозяина, а не устранение угрозы, сами подписали себе приговор. Один отошел к насмерть перепуганным эльфийкам, а другой ринулся на Хедли, который даже руки опустил, понимая, насколько безнадежным было их положение. Эльф рубанул клинком несколько раз. Хедли все с теми же опущенными руками сделал несколько движений верхней частью корпуса, сведя все старания эльфа на нет: он просто бил по воздуху. Размахнувшись чуть ли не от пола, Хедли рубанул эльфа по лицу, с дикими воплями боец упал на пол, зажимая чудовищную рану трясущимися от боли руками. Второй подбежал следом. Ударил по горизонтали. Хедли ушел влево, затем прошел в ноги и кинул эльфа головой о стену. Треск и хруст его черепа звучали мерзко даже по меркам Хедли. Он воткнул в упавшего эльфа клинок и медленно выпрямился, разведя руки в стороны и склонив голову в поклоне.

– Добрый вечер, миледи! – тон гадкий и издевательский. Он медленно направился к молоденькой эльфийке, в то время как ее мать схватила лежавший в камине стальной раскаленный прут. Хедли улыбнулся и, даже не развернувшись и не отводя глаз от дочурки, быстро и резко влепил ее матери локтем по лицу. Она упала без сознания, прут валялся рядом. Хедли взял дочку за горло и подтянул к себе. Она попыталась завизжать, только вот хватка была слишком жесткая и ей не хватало воздуха.

– Расслабься, принцесса, ты не в моем вкусе. – сказал он и перевел взгляд на ее шею. Грубым движением он сорвал с нее подаренное в свое время отцом ожерелье и кинул ее в сторону зеркала, висевшее над гардеробной. Зеркало разбилось, а девчонка упала, со стоном обхватив голову. – Тобой займутся наши парни. Они большие любители таких сопливых богатеньких аристократок, как ты. – Хедли засмеялся в своей неповторимой идиотской манере. – Тебя ждет незабываемая ночь!

Он вышел из комнаты и, пригнувшись, оценил обстановку внизу. Несколько человек поднимались к нему, так что действовать надо было быстро. Оттолкнувшись от перил, он прыгнул, очутившись прямо позади Ферона и приставил ему клинок к горлу.

– А ну-ка два шага назад, псы, или ваш хозяин кровью своей захлебнется! – прокричал он и направился к двери, окруженный врагами. Он знал, что, если хедхантеры решат пожертвовать жизнью Ферона, ему конец, но решил пойти ва – банк. Он любил рисковать, для него это была своеобразная проверка на смелость и презрение к смерти – два качества, в равной степени необходимых как герою, так и бандиту. Биллетри дал сигнал к атаке, но все его люди стояли как вкопанные.

– Если эльф умрет, нам никто не заплатит, Бил!

– Идиоты, мертвым деньги не нужны! – крикнул он и кинулся в сторону двери, но момент был упущен. Хедли ударил Ферона ногой в спину и тот полетел аккурат в сторону Била. Щелкнув по механизму, что открывал дверь изнутри, Хедли устало опустился на одно колено. В проеме показалась высокая фигура Рейми с клинком на перевес. За ним стояли его люди. Придя в себя, Бил быстро понял: все кончено. Для него и его друзей, которые в течении последних пяти лет были рядом и никогда его не подводили. Он любил их как родных. Оглядев напоследок своих товарищей, он кинулся на Рейми, мечтая лишь о достойной и быстрой смерти.

***

В смерти нет достоинства, а в жизни смысла. Широкая, густая и тягучая река, ведущая в никуда. Не было ни пропасти, ни ветки, за которую можно было бы ухватиться. Ни причин, ни следствий. Вопросы оставались без ответов, надежды гасли, а тело приходило в негодность.

При всей многогранности своей личности, мировоззрение Рейми можно было описать несколькими фразами. Он ни во что ни верил и никого не любил. Кроме брата, разве что, но даже в этом он не мог себе признаться. Любовь была для него пустым звуком, чем то, что только мешает и отвлекает от дела. С самого детства он стал подозревать, что с ним что то не так. Он был вдвое сильнее любого сверстника, легко переносил боль, попросту не обращая на нее внимания и задвигая поглубже в подсознание. Даже ребенком он никогда не плакал и никогда ни о чем не жаловался. Чтобы с ним ни происходило, он реагировал молниеносно, не зная сомнений или просто брезгливо их не замечая. Некоторые сверстники побаивались его, другие просто не любили. Он сторонился общества других парней, держался в стороне практически ото всех, до тех пор, пока не подрос его брат. Рейм отчаянно желал узнать что он такое и с чем такое подают. Его мать была человеком необщительным, но Рейми таки удалось с ней подружиться. Он мог быть очень обаятелен, когда считал это необходимым. Сам он терпеть не мог сидеть за книгами и считал чтение бесполезной тратой времени, так что ему было проще разговорить ее, чем самому "рыться в бумажках". Как то раз, под вечер, когда мать была в наиболее благодушном состоянии, Рейм принес бутылку бурбона, которую приберегал как раз для такого случая. Мамаша частенько прикладывалась к бутылке: не от тоски, а скорее просто веселья ради. Она жила свободной жизнью и никогда ни в чем себе не отказывала. Они выпили больше половины, ее неплохо развезло и Рейми плавно и осторожно перешел на интересовавшую его тему. Сам он был абсолютно трезв, алкоголь действовал на него гораздо слабее чем на окружающих. Рейми сделал вид, что обеспокоен, что он не понимает почему так отличается от других и переживает, скажется ли это все на его будущем. Бред полный, конечно, но Рейми не брезговал состроить из себя чувствительного подростка – кретина, ведь он знал, что может получить нужные ему ответы таким способом. Он описал симптомы и уставился на нее полным показного смущения взглядом, словно он стыдился того, что так отличало его от других. Она не была круглой дурой и наверняка бы раскусила его, но выпивка притупила ее ощущения и, побуждаемая чувством вины и симпатией к сыну, выложила Рейми все, что знала про таких как он. Когда она закончил рассказ, Рейми тут же потерял к ней всякий интерес и ушел, оставив ее наедине с ее пойлом. С тех самых пор, Рейми никогда не сомневался в своем превосходстве над другими, считая остальных за "людей второго сорта".

Он не сомневался в этом и сейчас, когда Биллетри сделал рывок в его сторону. Рейми легко ушел от удара, перехватил руку соперника своей правой и влепил по ней левой в области локтя. С диким воем тот по инерции пролетел еще немного и, наконец рухнул, выронив клинок. Перелом был открытым и кость выпирала из места, где только что был локоть. Рейми вынул еще один клинок и, коротко кивнув Хедли, ринулся вперед. Бой длился недолго: потеряв тактическое преимущество и своего командира, наемники быстро спеклись, а эльфов Ферона было маловато, чтобы отбиться от толпы. Звон клинков, вспышки, звуки выстрелов, кровь и покалеченные тела – классическая картина, к которой Хедли еще не привык. Он смотрел на это как на бойню, ощущая мерзкую, брезгливую тошноту. Когда охрану перебили, Била, Ферона и его девок поволокли наружу. Несколько наемниц, среди которых была очухавшаяся Эрта, тоже удалось взять живьем. Бандиты уже начали дележ, споря о том, кто будет брать женщин первым, а кто – немного погодя. Рейми с братом тоже вышли на воздух. Они решили не сжигать дом, оставив все как есть, окровавленные стены и полы, заваленные трупами. Такое зрелище определенно произведет впечатление на людей из местных властей, которым придется все это убирать.

– Ну что, длинноухий, довыделывался? – усмехнулся Рейм, подходя к Ферону поближе. – А мог бы сейчас винишко попивать со своими бабами, но нет, тебе же надо было выпендриться и показать какой ты весь из себя крутой и бесстрашный, показать, что плевать ты хотел на местных, на здешние порядки и тех, кто их устанавливает. За это ты лишишься головы, а твои девки лишаться всего, что было им так дорого!

– Если ты это сделаешь, клан тебе отомстит! – прохрипел Ферон, злобно покосившись на Рейми.

– Где угодно, но только не тут, не на островах. Я знаю как мыслят матриархи. Ни одна из них не станет тратить деньги и рисковать своими бойцами, посылая тех таскаться по болотам в поисках местных главарей. Ни ты, ни твои бабы этого не стоите. Дело просто замнут и отложат в долгий ящик, а о тебе забудут и забудут очень быстро. – Рейми говорил, неспешно и с удовольствием растягивая слова. – А теперь я обращаюсь к своим бойцам, подойдите поближе и смотрите внимательно, мать вашу, проявите уважение! – выкрикнул он и жестом показал Хедли подойти поближе.

– Начинается херня. – подумал тот и, закурив, встал рядом с братом.

– Помнишь обещание, которое ты дал мне, Хед? Стоя под дождем, посреди ужаса, произошедшего по твоей милости? – шепнул Рейми, положив руку брату на плечо. – Конечно помнишь, такое не забывается Так вот, самое время держать слово.

– Сегодня мой брат наконец станет мужчиной! – крикнул собравшимся Рейми. – Он пройдет крещение кровью, как и положено на островах. Выродки, что пришли к нам в дом и позабыли о том, что они всего лишь гости, поплатятся своими жалкими жизнями за свою наглость. – Рейми обошел пленников, скорчив брезгливую гримасу. – Посмотрите на них и смотрите внимательно! С одной стороны мы имеем эльфа, наглого мудака из клана в старом городе, который решил, что все тут, нахрен, может купить! Купить нашу землю, наших людей – Рейми сделал указующий жест в сторону людей из прислуги, стоявших неподалеку. Прислугу никогда не трогали даже бандиты: негласное правило на островах.– Он решил, что может купить власть над этой землей, заплатив ватаге наемников и горстке эльфов – головорезов, чтобы они перебили нас ему на потеху. – Рейми торжествующе вскинул руки над поверженным врагом. Дождь лил во всю, но никто и не думал расходиться. Слова Рейми и та интонация, с которой он их произносил, его силуэт на фоне дождя и вспышек молнии – все это придавало его фигуре чудовищный, но в то же время очень притягательный и колоритный ореол. Глядя на него, не требовалось большого ума, чтобы понять, почему он был главарем и почему остальные так внимательно следили за каждым его движением.

– Но Ферон – это еще меньшее из зол. Поплатившись за свое высокомерие, он все же храбро сражался за свою семью и свой дом. Хоть это и не изменит его участи, такая смелость заслуживает уважения. – Рейми на минуту замолчал, переведя взгляд на второго пленника и его глаза загорелись яростным огнем. Он был похож на хищную птицу, смаковавшую момент, прежде, чем вцепиться своей поверженной жертве в шею, сломать ее хребет и сожрать. – Взгляните на этого хедхантера, гнусного наемника, для которого его кошелек дороже жизни, дороже связи с местом, в котором он вырос и с людьми, среди которых жил.Что ж, добро пожаловать домой, Биллетри! – выпалив это, Рейми наклонился ниже, чтобы взглянуть в полные недоумения глаза пленника. – Что, думал я не узнаю тебя, продажный ты кусок дерьма?! – Помедлив секунду, Рейми выпрямился и направился к брату. – Сегодня мой брат прольет свою первую кровь!

– Первую?! – Хедли, казалось, очнулся от своих мыслей и вновь почувствовал холод, боль от новоприобретенного шрама на спине и всю мерзость ситуации, в которой он оказался. – Да я завалил не меньше десятерых сегодня, Рейм!

– Нет, нет, это – совсем другое. Одно дело убить в поединке, убить вооруженного противника, что стремится лишить жизни тебя самого, а другое – казнить поверженного, беспомощного, того, кто не может сопротивляться. Зарезать его как свинью, как животное. Вот о чем я говорю, братец. – Рейми смотрел на брата со слегка снисходительной улыбкой. Он знал насколько мерзко себя чувствует Хедли и его это забавляло. – Ощущения совершенно разные, понимаешь? Впрочем, этого все равно не передать словами, куда лучше прочувствовать самому. Сделай это и пусть это станет твоим посвящением! – Рейми внимательно смотрел за братом, за каждым его движением. Ему было важно не только то, что Хедли должен сделать, но и то как он это сделает. Рейми считал, что нет на свете ничего, что также хорошо характеризовало человека.

Хедли медленно подошел к пленникам, словно пытаясь оттянуть этот гадкий момент. Он старался придать своему лицу наиболее безразличное и отсутствующее выражение, представил что он где- то не тут где- то, где тепло и сухо и не нужно резать безоружных людей. Дальнейшее промедление было бессмысленным, он замахнулся и, словно на автомате, сделал два резких удара. Ферон рухнул на землю, а Биллетри на него. Густая кровь смешалась с грязью. Едва ли Бил когда либо думал, что возвращение домой закончится для него таким сценарием.

Хедлиимгновеннно развернулся и пошел в сторону дома, где бойцы уже занимались "дележом добычи". Он терпеть не мог смотреть на то, как насилуют женщин, но ощущать на себе пристальный взгляд брата было еще невыносимее. Он сделал то, что нужно было сделать, и хватит с него на сегодня. Хедли закурил и уставился в пространство, стараясь игнорировать происходящее вокруг. Ему было плевать на девок Ферона, с которых уже стаскивали одежду. Что с ними будет и как он примерно догадывался, но это не вызывало в нем никаких эмоций. Но вот охотница. Хедли наблюдал как четверо пытаются скрутить ее, как она извивается, ее движения, полные отчаянной, зверской злобы. Было очевидно, что она отдала бы предпочтение смерти, чем ощущать как тебя безжалостно разрывают снова и снова, как какой то потный головорез пыхтит над тобой. Черт, от этого зрелища ему стало дурно и он вышел наружу. Это не очень то помогло, потому как заткнуть ей рот парням так и не удалось: ее крики и ругательства, которыми она осыпала своих мучителей все еще доносились до Хедли.

– Дьявол, она так храбро сражалась, настоящая фурия. – c горечью подумал он. – А ведь будь на моем месте обычный мужик, живой ее взять им бы не удалось. Дьявол! – подумал он, выкинув окурок и резко, с грохотом отворил двери.

– Эй, парни! Вы ничего не забыли? – крикнул Хедли. – По моему, прежде чем делить добычу, вы забыли спросить того, кто сделал львиную долю работы сегодня и это, мать вашу, совсем не вежливо. А когда со мной поступают не вежливо, я начинаю заводиться! А ну – ка отвалили от нее, охотница моя, а вы два шага назад! – его голос звучал громко, словно лязг скрестившихся клинков. Трое из них отцепились от Эрты и осторожно попятились, но нашелся смельчак, что с недовольным бормотанием направился к Хедли.

– Добыча наша и я заявляю на нее свои права. – он подошел вплотную и злобно оглядел фигуру Хедли сверху вниз. – А ты не слишком соплив, чтобы так с нами болтать? Или ты обычаев не уважаешь? – сказал он, небрежно показав на остальных. До Хедли донеслись одобрительные возгласы, которые, впрочем, очень быстро переросли в шепот и Хедли знал от чего.

– Я лично видел как мой брат ее вырубил. – послышался голос входящего в здание Рейми. – Впрочем, мы обычаев не нарушаем. Если кто то считает, что с ним поступили не справедливо, может решить это с Хедли: мужик на мужика, клинок на клинок. – С довольным видом он посмотрел, как смельчак попятился и присоединился к остальным.

Охотница стояла на четвереньках, хрипя и задыхаясь, словно дикая кошка, готовая броситься на любого, кто подойдет поближе. Ее щека ощутимо распухла: локоть Хедли пришелся точно в цель. Левая рука была прижата к ребрам, которые жутко болели: ей сломали по меньшей мере два ребра, когда один из нападавших ударил ее тыльной стороной топора. Разбитая и поверженная, окруженная толпой врагов и без оружия в руках – она чуть ли не впервые чувствовала себя настолько беспомощной. И этот мерзкий гад, что убил Биллетри шел прямо к ней. Резкий рывок в его сторону и попытка выбить из равновесия оказались тщетными. Хедли сработал на опережения и Эрта без сознания повалилась на пол.

– Что то я не помню, чтобы ты брал себе девок. – сказал Рейми, сощурившись. – Надеюсь тобой движет похоть, а не жалось?

– Она хороша. – сказал Хедли наклоняясь к Эрте. – Дикая, злая и отчаянная фурия – прямо таки мой тип женщин!

***

Она открыла воспаленные глаза, сощурившись от света, исходившего со стороны камина. Ей, казалось тогда, что болит каждая клеточка ее тела. Несмотря на то, что жар от огня успел прогреть комнату, на груди выступил холодный пот. Тело ныло от боли и воняло потом, смешанным с грязью. Обессиленная, она что то болезненно простонала и попыталась встать. Усилие было тщетным: она была привязана. Правая рука цепью была прикована к металлической конструкции посреди комнаты. Она отчаянно дернула, раз, и еще, и еще. Это уже не было попыткой сбежать, это была истерика загнанной и раненной кошки.

– Руку сломаешь себе, дура. – Хедли отошел от камина и устроился на кресле рядом с ним. Он внимательно наблюдал за ней, стакан с бурбоном в руке, поза расслабленная, но не вальяжная. Он наслаждался покоем и теплом, исходившим от огня и проникающим в желудок с каждым глотком бурбона. – Я слышал, как охотницы вроде тебя, будучи захваченными в плен, лишают себя конечности, чтобы сбежать. Это правда? С удовольствием взглянул бы на этот спектакль. – Сказал он, вставая. Он медленно подошел и протянул стакан с выпивкой. – Хочешь?

Она выбила стакан левой рукой и попыталась ударить справа. Хедли перехватил ее руку, его удар опрокинул ее на пол. Наклонившись, он нанес еще два удара в область лица и один прямо по сломанным ребрам, словно знал, куда именно надо бить. Эрта взвыла от дикой боли и метнулась в сторону от него настолько, насколько позволяла цепь, которой она была прикована. Она поняла что больше не выдержит такого, такой боли, еще пара ударов и ей конец. Хедли прочел это понимание в ее глазах, в ее жестах. Она сидела, обхватив голову, все ее тело дрожало, она всхлипывала, слезы сами катились из глаз от болевого шока – удар по сломанным ребрам сделал свое дело. Она больше не могла и не хотела сопротивляться. Хедли отошел обратно к камину, чтобы наполнить новый бокал.

– Я ведь пытаюсь помочь тебе, идиотка. – он сказал это, стоя к ней спиной.– Они бы тебя на куски порвали, а потом бросили на болото подыхать, без оружия и одежды, побитую, словно дворнягу. Думаешь, ты бы долго так протянула?

– А ты что же? – сказала она сквозь слезы. – Ты поступишь иначе? Ведь ты посадил меня на цепь, бьешь, издеваешься! Решил себе нового питомца завести?!

Хедли резко развернулся и Эрта тут же пожалела, что сказала все это таким тоном.

– Я не собираюсь тебя насиловать. По крайней мере пока. Не то, чтобы я тебя не хотел, но мне сейчас больше нужен собеседник, чем сексуальный объект. И я больше не буду тебя бить, если ты не попытаешь снова напасть, разумеется. Веди себя спокойно и к утру я тебя отпущу, даю слово.

– Спокойно, мать твою?! Ты это сейчас серьезно?! Ты перебил моих друзей, убил человека, который был мне старшим братом в течении нескольких лет, ты избил меня! И теперь ты хочешь чтобы я успокоилась?!– сказала Эрта, нервными движениями пытаясь стереть кровь и сопли со своего лица. – Да и что стоят слова такого головореза, как ты?

– Боюсь, у тебя просто нет выбора. – сказал Хедли с печальной усмешкой. – Как не было его у меня, когда я убивал твоего друга.

– Хочешь сказать, тебя на это вынудил твой долговязый братец? Если бы речь была о ком то другом, я бы охотно поверила. Он мерзкий кукловод, заставляющий людей плясать под его мелодию. Но ты.. ты что то не смахиваешь на шестерку, на того, кого можно заставить подчиняться. Ты похож нам него и не похож одновременно. Я.. я не знаю как это описать. – она все еще сидела на полу, но ее поза была куда более расслабленной. Она обхватила руками колени и старалась дышать как можно ровнее. Это позволяло ей немного унять боль в области ребер и говорить более спокойным голосом. – Так как? Как же он заставил тебя подчиниться?

– Он не заставлял. Он, скорее, убедил меня это сделать. Это было за долго до того, как я стал одним из местных главарей. – сказал он, подходя и протягивая ей еще стакан. – Если и этот разобьешь, больше не предложу. На твоем месте я не стал бы ерепениться. Ты насквозь промокла, можешь подхватить воспаление легких или что похуже. Воздух здесь влажный и тяжелый, а крепкий алкоголь хорошо прогревает внутренности.

Она взяла бокал дрожащими руками и сделала глоток. А потом еще несколько, опустошив стакан.

– Не стесняйся, у Ферона тут целый погреб этого пойла. – сказал Хедли, направившись обратно к своему креслу. – Если честно, оно совсем не в моем вкусе. Идет слишком мягко, не горчит и не обжигает горла. Впрочем, я ведь за него не платил, так что грех жаловаться.

– Да тебе, наверняка, и в барах местных наливают бесплатно. Под страхом поджога или расправы.

– Полегче, длинноухая! Мы гангстеры, а не шпана безмозглая. И к местным относимся уважительно. Пока они уважительно относятся к нам, разумеется. – добавил он, почувствовав ее возмущение.

– Ну, мне Ферон тоже совсем не нравился. – сказала Эрта, с благодарным кивком принимая очередной бокал.

– Еще бы. – усмехнулся Хедли.– Не сомневался в этом. У нас с тобой больше общего, чем тебе кажется.

Эрта сделала глоток, поймав себе мысли, что он прав. Мысль эта ей совершенно не нравилась, однако она была достаточно честна с собой, чтобы признать очевидное. Побитая жертва не должна испытывать симпатии к врагу. Его можно уважать, да и то в редких случаях. "Можно считать, что он мне уже не враг. – подумала она. – Все ведь кончено уже. Била назад не вернуть, как и остальных, а этот парень.. кажется, он спасает мне жизнь." Немного подумав, она отмахнулась от этой мысли, убедив себя, что просто пьяна. В глубине души она знала, что паре бокалов, что она выпила, было не под силу изменить ее сознание, но решила загнать эти мысли насколько возможно глубоко. Опьянение было хорошим оправданием и избавляло от чувства вины перед Билом и другими, что пали от рук Хедли этим вечером.

– Я не такая как ты и не поступила бы так, как ты поступил с Биллетри. – она сделала еще глоток и угрюмо уставилась на Хедли. – Ты сказал, что брат убедил тебя так поступить. Ты со мной не поделишься? Ужасно любопытно узнать, как можно убедить человека, что такое зверство может быть оправданным поступком.

– Это было время, когда я только присоединился к Рейми и его парням. Я был юн, не слишком умен и горел желанием самоутвердиться за счет других и найти реальное применение своим способностям. Я хотел быть несгибаемым и жестким, как он, но быстро понял, что переоценил свои возможности. Впрочем, деваться было некуда. Тогда на островах обстановка начала накаляться, все вокруг ощущали беспокойство, ходили нервные, на взводе. Ситуация становилась все очевиднее, а люди стали совершать все более отчаянные и глупые поступки. Такова уж человеческая натура, когда надо собраться мы паникуем и наоборот. – весело добавил он, глядя в пространство, в пустоту где то позади Эрты. Забавно, но Хедли никогда не рассказывал этой истории и не любил ее вспоминать. Возможно, он так разоткровенничался, зная, что это их первая и последняя встреча. – Банда с востока набирала обороты, а мы, по сравнению с ними, были новичками, приходилось учиться быстро и, чаще всего, на своих собственных ошибках. Среди нас завелась пара ренегатов, сливавших информацию Ala nocturna, позарившись на их деньги и влияние. Рейми поручил мне их выследить.

– Именно в такие моменты дерьмо и начинается.

– Это точно. В общем, к моему удивлению, все получилось довольно быстро. Мы с парнями взяли их прямо на месте, во время сделки. Конкуренты пошли на корм болотным тварям и пришло время десерта. Я знал, что предатели не достойны пощады. Они побросали клинки, грохнулись на колени, начали умолять, реветь и так далее. Им не было еще и двадцати. Я знал как должен быть поступить, но не смог. Передумал в последний момент и, взяв с них клятвы свалить с островов и никогда не иметь против нас никаких дел, я их отпустил. А потом жестоко пожалел об этом. – глубокий вдох и Хедли подошел к окну глядя на ливень, сквозь который пробивались первые вестники рассвета.