Читать книгу Поклонник - Алира Кинг - Страница 1

Пятница.

Я прислушиваюсь к мерному стуку колес. Эти ритмичные, убаюкивающие звуки, отделяют прошлое от будущего, будто отрезают кусочки вчерашней жизни точными ударами тесака под названием «время». Неопределенность пугает с такой же силой, с какой надежда заставляет трепетать. Может потому мне до ужаса хочется, чтобы этот момент длился вечно.

Поезд несет меня вперед. Мчит в совершенно новый и незнакомый город. Окруженную чужими лицами, разговорами и запахами. В воздухе витает кислый запах пива и острый аромат чужого пота.

Мимо покачиваясь, проходит подвыпивший пассажир. Вжимаясь в сиденье, инстинктивно прячусь за обычную черную сумочку, впиваясь в лакированную кожу ногтями, и запихиваю ногой подальше под кресло свою дорожную сумку. Этот неосознанный жест приносит странное чувство безопасности и облегчения.

Музыка, визжащая из наушников парня в бандане, сидящего напротив, напоминает звук неисправной циркулярной пилы, и я пытаюсь абстрагироваться от него, погрузившись в собственные мысли. Как бы я ни старалась думать о предстоящем, я снова и снова возвращаюсь к тому, как утром сбежала из дома от опостылевшего мужа. Как, собрав необходимое, выскочила на улицу, из удушающего помещения, которое когда-то я называла своим уютным гнездышком.

Мне было совершенно невыносимо оставаться там. Даже на минуту.

Первые три часа я бесцельно бродила по улицам, с дорожной сумкой в руках, не понимая, где я, кто, куда и зачем иду. А потом ноги сами привели меня на вокзал. Там, взяв билет на первый попавшийся поезд, я поехала в неизвестность. Почти сбежала, не желая находиться с бывшим мужем не просто в одной квартире. В одном городе. Улицы вдруг стали для меня так тесны, неудобны, недружелюбны, даже враждебны. Все, абсолютно все, до последнего магазина, дерева и лавочки, напоминало о нас. О счастье, которое раньше царило в нашей семье. Но больше о внезапном разрушении, пережитом отчаянии и перенесенной боли.

Последние полгода были больше похожи на ад. Я даже не могла смотреть на мужа. Мне было противно видеть его некогда родное лицо, слышать знакомый голос, чувствовать прикосновения. А сегодня все это стало таким чудовищно невыносимым! У меня больше не осталось сил терпеть, и я решила сбежать, начав новую жизнь.

И вот теперь я сижу и слушаю стук колес, напоминающий тиканье часов. Тиканье отделяющее, с каждым стуком-секундой, мое прошлое от будущего. Стук-стук. Тик-так…

***

Двенадцать часов спустя я прибываю на вокзал. Поезд неторопливо и плавно тормозит, останавливается с легким толчком, отчего сидящий передо мной пассажир качается вперед и падает на чемодан, выронив телефон. Делаю глубокий вдох, беру багаж, и выхожу на перрон. На часах 23:05. Вокзал окутан легким белесым туманом, под ногами серый асфальт, над головой дождь.

Мелкий, моросящий, противный холодный дождик. Погода в точности соответствует моему внутреннему состоянию. Отлично! Только этого не хватало мне для полного счастья! Вернее, для полного уныния.

Устраиваюсь в зале ожидания. Справа от меня располагается пожилая пара. Сухонькая суетливая старушка в соломенной шляпке, кружит вокруг своего сгорбленного, опирающегося на палочку, старичка. От них пахнет мылом и благородной старостью. Эта картина умиляет меня. Появляется желание точно так же с кем-то дожить до старости, окружая его заботой, теплом и счастьем.

В зале шумно и суетливо, несмотря на позднее время. Вокруг снуют люди с сумками и чемоданами. Невнятный женский голос объявляет то об отправлении, то о прибытии очередного поезда.

Наблюдая за людьми, одновременно думаю, с чего начать новую жизнь. В голову ничего не приходит. В крайнем случае, я могу снова сесть на поезд и вернуться назад, к прошлому, и посчитать эту поездку просто обычной минутной слабостью или небольшим приключением. Но я не из тех, кто с радостью возвращается в свое привычное болото, зная, как дурно пахнет родная топь. Нет! Не хочу больше барахтаться в этой тине, застревая в ней каждый раз, увязая и пытаясь вытащить себя за волосы для очередного глотка свежего воздуха. Я только выбралась из нее и дышу полной грудью. Хотя не скрою, мне страшно, ведь я не знаю, как быть дальше.

***

Надеваю в тесной кабинке привокзального туалета свое лучшее платье. Я покупала его еще лет десять назад, на очередную годовщину. Пожалуй, эта вещь одна из немногих, сохранивших в себе много теплых воспоминаний, которую мне не захотелось оставлять там, в прошлом.

Сдаю сумку в багажное отделение и иду в ночной клуб. Немного выпить, расслабиться и, возможно, даже повеселиться. Главное, сегодня не оставаться одной и не ночевать на улице. Кто знает, быть может, я познакомлюсь с мужчиной, который окажется приятным собеседником, и мы проведем всю ночь за разговорами на его кухне. Пусть все будет так, как должно быть.

Около часа я брожу по освещенным, совершенно незнакомым улицам в поисках ночного заведения. Телефон лежит разряженный в сумочке. Да он и не нужен. Сегодня, впервые за несколько месяцев, не хочется следить за временем. Чувствую себя свободной от всяких электронных оков, и полагаюсь только на удачу и слепой случай. Пусть ноги сами меня ведут, без карт и навигаторов. От этих эмоций становится хорошо. Так легко и раскованно. Особенно оттого, что я не знаю эти места, и они не причиняют мне боли и горечи от воспоминаний.

Наслаждаясь прогулкой по ночному городу, натыкаюсь на одно подходящее по всем параметрам место. Дресскод и фейсконтроль там достаточно строгий, но мне везет. Мне уже тридцать семь, но благо фигура и ноги до сих пор стройные, как у двадцатилетней девушки. Наверное, это генетика. В нашей семье у всех женщин сильные гены и хороший метаболизм. Эта мысль причиняет мне боль, и я отмахиваюсь от нее, как от назойливого пискливого комара. Сегодня никаких грустных мыслей!

***

В клубе царит полумрак. Свет мигает разными цветами в такт электронной музыке. Тынц-тынц-тынц. Желтый-зеленый-синий. Тынц-тынц-тынц. Фиолетовый-красный-оранжевый. Молодежь, ликующая от восторга и крутящая всеми частями тела под этот ритм, обступает меня со всех сторон. Я чувствую их запахи, вижу, как пот стекает по их лицам и шеям, и как им наплевать на это. Весь танцпол пропах потом, сигаретным дымом, пролитым алкоголем, ароматом всевозможных духов. Сладких, пряных, мускусных. Запах молодости, страсти и удовольствия.

Врываюсь в него, в самую середину. Он пьянит и одурманивает. Начинаю двигаться вместе с остальными под ритмы электронной музыки, двигая бедрами и руками. В таком ритме пробираюсь сквозь всю эту толпу. Тынц-тынц. Вокруг меня мелькают лица. Вот девушка с ярко накрашенными растянутыми в широкой улыбке губами и глазами, щедро накрашенными и усыпанными красными блестками, проплывает мимо меня, плавно вращая упругим задом. Ее нежная теплая ладонь скользит по моему плечу, спине, пояснице, останавливается на ягодице. Оглядываюсь через плечо, пытаясь разглядеть ее, но она уже растворяется в гуще танцующих тел.

Вдруг чувствую на себе чей-то взгляд. Краем глаза замечаю высокого блондина, пристально смотрящего на меня. Как только наши взгляды пересекаются, и я заглядываю в эту бездонную синюю дымку, в этот густой туман цвета индиго, он резко исчезает из поля зрения, утонув в море людей, цвета и звука.

Поднимаю лицо вверх. Закрываю глаза и ловлю ритм. Он мне нравится. И это несмотря на то, что я никогда не слушала подобное и даже не понимала, как вообще можно дрыгаться под это. Но сегодня, здесь и сейчас мне нравится это состояние, и не хочется останавливаться. Только слышать это "тынц-тынц" и все. Меня охватывает восторг, ни с чем не сравнимый. Я свободна! Свободна, как никто и никогда. От всего и всех. Меня никто и ничего не держит, и это такая легкость, что хочется кричать от счастья.

Ритм меняется, становится более плавным и размеренным. Я пошатываюсь, ловя его каждой клеточкой тела, подобно загипнотизированной змее, разбуженной дудкой заклинателя. Тут я чувствую чье-то дыхание на своей шее сзади. До меня доносится аромат мужского парфюма. Терпкого и пряного, немного сладкого, пьянящего разум. Это приятное ощущение – чужое горячее дыхание на коже. Меня словно обдает пламенем. Давно не чувствовала такого. Не открывая глаз, наслаждаюсь этим состоянием, всеми силами стараясь не потерять его, потому боюсь поднять веки и случайно отпустить волшебное ощущение жара. Или разочароваться тем, кого увижу за своей спиной.

Снова смена ритма на более быстрый. Чья-то горячая и твердая ладонь ложится мне на ягодицу. Рука неизвестного скользит вверх, к талии. И без того короткое платье задирается еще выше, частично обнажая правое бедро. Открываю глаза, но все еще не вижу того, кто находится сзади. Медленно поворачиваю голову и могу разглядеть только мускулистое плечо, и одно ухо с копной светлых волос над ним. Лицо разглядеть не получается, да мне оно и не нужно. Почему-то я уверена: это тот самый парень, с огромными синими глазами, наблюдавший за мной с танцпола.

Тут музыка становится резкой, быстрой, даже агрессивной. На пике этой музыкальной агонии с потолка начинают сыпаться конфетти. Полное цветовое безумие творится вокруг. Все мелькает, кружится, сверкает, слепит глаза, обманывает мозг, убеждает в нереальности происходящего. В этот момент я понимаю: мне нужно выпить. Срочно. И плевать, что будет потом. На этой ноте, в вихре разноцветных блестящих кружочков я срываюсь и ускользаю. Пробираюсь через весь зал, где толпа разгоряченных парней и девушек буквально выплескивает меня из себя, и я оказываюсь недалеко от барной стойки.

Шелк платья скользит по гладкой поверхности барного стула, когда я присаживаюсь за стойку. Всполохи оранжевого, янтарного и золотого отражаются в глубине темно коричневой, натертой до зеркального блеска, столешницы. Беру меню. Кусок заламинированного картона, вложенного в твердую кожаную обложку. Пока я просматриваю его, рядом подсаживается парень:

– Виски двойной. Мне и даме рядом, – говорит он.

Поворачиваю голову и внимательно разглядываю молодого человека с головы до ног. Да он еще совсем ребенок! На вид не больше двадцати трех. Огромные синие, как васильки глаза, смотрят на меня с любопытством, испытующим, внимательным, изучающим взглядом. Легкая улыбка играет на его красиво очерченных губах. Светлые волосы аккуратно зачесаны назад.

Серьезно? И вот этот Аполлон клеит меня? Ту, которая годится ему практически в матери? И это в тот момент, когда рядом столько красивых и молодых девушек?

– Наверное, я сплю, ущипни меня… – только и могу выдавить из себя.

Незнакомец кладет свою большую ладонь мне на бедро и легонько щипает его. Не больно, но ощутимо. Я не сопротивляюсь. Даже не хочу сопротивляться. Эти прикосновения так похожи на те, на танцполе. Они наполнены огнем, страстью и желанием.

Бармен пододвигает нам стаканы с виски, легко скользящие по гладкой поверхности, и, улыбаясь во весь рот, произносит:

– Виски для девушки по особому рецепту! – подмигивая мне, он спешит к другому посетителю.

Я беру напиток, парень сидящий рядом – тоже, и мы одновременно осушаем стаканы. Залпом.

– Клара, – протягиваю руку незнакомцу.

– Карл, – усмехается он.

– Ты серьезно? – левая бровь ползет вверх от удивления. Рука так и остается висеть в воздухе, застывшая на половине пути.

– Да. Обещаю не красть твои кораллы, если ты не будешь красть мой кларнет! – отвечает молодой человек и едва заметно целует мне пальцы, только слегка касаясь их своими теплыми губами.

Мы оба смеемся в голос.

– А я обещаю не шутить на тему: Карл, ты понимаешь, Карл! – давясь хохотом, говорю я.

Он улыбается, но его глаза остаются серьезными, а взгляд становится пронзительным. Он смотрит на меня с открытым любопытством, словно изучает редкий цветок, загнанный под хрустальный колпак. Это смущает меня, и лицо обдает горячей волной жара. Или вовсе не от этого. Тут я понимаю, что за особый рецепт был у виски, предложенного барменом. Радость и безбрежное счастье накрывает меня, как цунами, от макушки до самых кончиков пальцев на ногах. Сам свет становится ярким и неземным, и, кажется, будто я сейчас умру от этого восторга!

Снова ловлю ритм и сорвавшись с места, неистово виляя бедрами, вновь уношусь к танцующим, надеясь не потерять Карла в этой толпе молодых, разгоряченных тел. Но его руки вновь на моей талии. Ощущения становятся более насыщенными и глубокими, чем первый раз. Каждая клеточка тела при соприкосновении словно вибрирует и льнет к ним, к этому огню, к этой силе. Мне хочется ощутить это полнее, больше. Прижимаюсь к молодому человеку так близко, будто он мой неразделенный сиамский близнец, и растворяюсь в этом ощущении.

Резким движением он разворачивает меня к себе и прижимается, крепко обхватив руками. В глубине ребер, в голове и даже в желудке все сжимается и кричит от восторга. Карл легонько поглаживает мою открытую спину. Пробегается пальцами вдоль позвоночника, заставляя трепетать. Кожа покрывается мурашками, мои бедра буквально прилипают к его, не желая расставаться с ними ни на долю секунды. Мы двигаемся то, разъединяясь, то снова сплетаясь в танце. Мир вокруг воспринимается иначе, запах его парфюма и пота пьянит разум. Хочется зарыться в этот аромат и наслаждаться им бесконечно, не отпуская ни на мгновение.

Новая жизнь однозначно начинает нравиться мне. Очень давно мне не было столь хорошо. А может, вообще никогда. Во всяком случае, мне так кажется.

Почти три часа я наслаждаюсь этим состоянием. Все тело вибрирует, как отпущенная тетива. Душа парит и играет на струнах тела, заставляя его петь. Я двигаюсь, качаясь в такт музыке, будто на волнах, подчиняясь ритму. А затем Карл уверенно берет меня за руку и ведет прочь. Я послушно иду за ним, безоговорочно доверяя.

***

Почти полчаса спустя мы заходим в гостиницу, где в полумраке холла, уставшая от ночной смены девушка на ресепшене с вымученной улыбкой и кругами под глазами, записывает нас как супружескую пару. Мы благополучно поднимаемся в номер люкс по широкой лестнице, устланной ковровой дорожкой с рисунком из крупных лилий и огромных зеленых листьев.

Длинный коридор, с одинаковыми дверями цвета ореха, приводит нас к номеру «207». Внутри слабо пахнет хлоркой. Возле стены большая двуспальная кровать, с лежащими на ней сложенными полотенцами и халатами. Они такие белые и ослепляющие, что у меня режет в глазах.

Виски "по особому рецепту" до сих пор не отпускает. Возможно, это экстази, но я не уверена.

Смотрю на Карла, и он кажется мне совершенным и даже идеальным во всем. Эти глаза цвета зимнего ясного неба и взгляд, полный желания, страсти и похоти с легкой примесью чего-то темного. Только чего. Страха? Улыбка вызывает в животе пожар, мгновенно заполняющий тело, достающий до самой последней клетки. Светлая, матовая кожа так и манит прикоснуться к ней, узнать, какова она на ощупь. От него пахнет виски и смесью острых, пряных перцев.

Молодое, упругое тело. Я хочу его. Хочу, чтобы Карл был во мне. Был мною. Желаю почувствовать его в себе, и себя в нем. Жажду слиться с ним в единое целое. Уйти в нирвану только лишь от прикосновений. До остановки дыхания. До замирания сердца и полной отключки мозга.

– Если хочешь, можешь сходить в душ… – только и успевает сказать Карл прежде, чем я набрасываюсь на него, как изголодавшаяся волчица.

Впиваюсь ему в губы. Такие мягкие и теплые. В следующий миг его язык уже кружит вокруг моего языка. Вкус его губ отдает специями, карамелью и орехами. Он обнимает меня, прижимает к себе как можно плотнее, и я почти слышу, как трещат мои ребра. Запускаю пальцы молодому человеку в волосы, зажимаю их, и слегка оттягиваю его голову. Хватка его рук немного ослабевает.

Карл едва отрывается, начинает целовать шею, спускаясь ниже к груди. Это дает мне возможность снять с него футболку и заняться ремнем на джинсах. Пряжка все никак не поддается. Отчаянно дергаю ее, и она, не выдержав моего яростного напора, наконец, расстегивается. Под общие победные возгласы расстегиваю ширинку и пытаюсь стянуть с него штаны.

Он целует меня жадно и глубоко и, даже с каким-то остервенением. Молодой человек то сжимает меня, то гладит спину, спускаясь к пояснице, переходит к бедрам. Берет за край платья, приподнимает его, пытается снять через голову. Я помогаю освободить меня из шелкового плена. Остатки одежды летят на пол.

Вжавшись друг в друга, мы двигаемся к кровати и падаем в ее мягкие светлые волны льна и кружева. Юнец наваливается сверху, не давая пошевелиться, заставляя задыхаться. Целует в ухо, в шею, опускаясь ниже, проводит языком по груди, по животу. Снова запускаю пальцы в его волосы. Притягиваю к своему лицу, начинаю целовать.

Первый толчок несет за собой громкий и продолжительный стон удовольствия. Затем еще один. И еще.

Мы трахаемся три с половиной часа практически без перерыва. Время растянуто в бесконечную прямую и проходит в блаженном, полубессознательном состоянии. Оргазмы накрывают один за другим, словно все это и есть один сплошной, затяжной экстаз. Я нигде, и везде одновременно. Парень более чем опытен для своего возраста, и мне с каждой минутой хочется все больше и больше. Я все еще пытаюсь насытиться им, но мне все равно это кажется недостаточным.

***

Обессиленные и расслабленные, мы лежим на пропитанных потом влажных простынях. Я смотрю в потолок, растянувшись поперек кровати. Карл лежит рядом, на боку, слегка нависая надо мной, периодически целуя сосок, и вырисовывая пальцами непонятные символы на моем обнаженном животе. В предрассветном полумраке номера только наше дыхание и мой тихий голос нарушают тишину:

– Понимаешь, иногда так бывает, – говорю я тихо, разглядывая плоскую потолочную люстру – вот ты любишь человека. Любишь больше жизни, всей душой, и все у вас прекрасно, и вроде ничего не предвещает беды. Но в один прекрасный день, кто-то там, наверху, – показываю пальцем вверх, в потухший плафон, – решает, что пора вмешаться в вашу идеальную жизнь, и вносит жесткие коррективы. И случается нечто, после чего ты больше не желаешь видеть этого человека, и не просто не хочешь, а не можешь физически. Даже один взгляд на него причиняет боль и вызывает отвращение. И как бы ни старался, как бы ни хотел, ты не можешь перебороть эти чувства и заново научиться смотреть на него так же, как прежде…

Замолкаю, не зная, что сказать дальше.

– Так, что же произошло? Что это за событие такое? Он тебе изменил, да?

– Нет! Не в этом дело. Это… – я запинаюсь, еле сдерживая подступающие слезы. Липкий ком подходит к горлу. Мокрым кляпом затыкает рот. Душит пеньковой веревкой. Едва справляюсь с ненавистным скатышем и сглатываю, отправив его вниз по пищеводу. – Впрочем, мне пора.

Резко встав с кровати, начинаю быстро собираться. Оглядывая комнату в поисках своих вещей, натягиваю нижнее белье и платье.

– Подожди, Клара! Оставь мне хотя бы свой номер! – Карл лихорадочно вскакивает с кровати и пытается надеть джинсы.

– У меня пока еще нет местного номера. Не успела завести, – отвечаю я, виновато улыбаясь и пожимая плечами.

– Тогда запиши мой.

Поправляя платье, подхожу к молодому человеку, пристально смотрю ему в глаза, и устало говорю:

– Ты же знаешь, что я не позвоню тебе, Карл. Ты очень милый. Даже больше. Ты идеальный. А еще у тебя офигенная задница. Но ты еще слишком молод для меня. Мне было очень хорошо. Как никогда, честное слово, но это больше не повторится. Прощай, мой милый мальчик.

Он последний раз обнимает меня и целует в губы. Так нежно, так пронзительно, словно умоляя остаться. И мне действительно меньше всего на свете хочется уходить, тем не менее нахожу в себе силы оторваться от него. Не говоря ни слова, опустив глаза, выхожу из номера, оставив его в полной растерянности.

***

Первым делом я иду в ближайший салон связи и завожу себе новый номер. Затем направляюсь в расположенное неподалеку кафе. После ночных игрищ у меня жуткий аппетит, и мне срочно требуется подзарядка сил, которые понадобятся для поиска работы.

Меня встречает небольшое, уютное заведение на пять столиков с мягкими креслами и голубым, льдистым освещением. В глубине помещения играет тихая ненавязчивая музыка. Присаживаюсь за столик в углу, возле окна, буквально проваливаясь в мягкую теплоту синего велюра. Скидываю туфли с высоким каблуком и даю отдых ногам. Икры немилосердно ноют от ночных вертикальных и горизонтальных танцев.

Прежде, чем делать заказ, даю себе пару минут расслабиться. Лезу за кошельком, чтобы прикинуть, сколько я могу потратить на завтрак. Заглядываю в сумку и на пару минут застываю от удивления. «Что за… – только и крутится голове. – Это что, шутка такая? Или прощальный подарок от юнца за совместную ночь? Зачем? Для чего? Как?»

Превращаюсь в соляной столб. Ладони становятся мокрыми, голова кружится. Я почти сползаю с кресла от такой неожиданности, но тело, будто кто приклеил к сидушке. Минут десять сижу в растерянности, с тучей мыслей в голове, не зная, как относиться к находке.

В сумке, перевязанная ленточкой, лежит пачка денег. Крупными купюрами, пару сотен тысяч, не меньше. На белом шелке каллиграфическим подчерком выведено: «Для Клары».

Внезапно мои размышления прерывает недовольное ворчание пустого желудка. Понимаю, что уже давно ничего не ела и мне необходимо подкрепить силы.

После небольшой внутренней борьбы все же решаю немного побаловать себя сытным завтраком и делаю заказ, под одобрительное урчание желудка. Пока телефон заряжается, наслаждаюсь горячей яичницей с помидорами и прожаренным до хруста беконом. На десерт беру блинчики с взбитыми сливками, политые медом и кленовым сиропом. Запиваю все это кружкой жидкого шоколада с миндально мятным пафре в цветной обсыпке и вишенкой сверху.

Просматриваю объявления о работе, нахожу три подходящие вакансии. Звоню туда в перерывах между поглощением остатков блинов и подтаявшего мороженого.

В одном месте, после нескольких попыток дозвониться, так и не берут трубку, зато в двух других приглашают на собеседование. Первое сегодня, на три часа дня, в школе. Второе приглашение от колледжа на десять утра понедельника.

Двадцать минут спустя еду на такси до вокзала, забираю вещи из камеры хранения. Понимаю, что мне необходимо переодеться и привести себя в порядок, не могу же я пойти на собеседование в этом коротеньком шелковом платье и туфлях на шпильке. Я улыбаюсь этой мысли, представив, как заявляюсь в таком наряде в школу и, гордо подняв подбородок, направляюсь в кабинет директора, выставив напоказ свои голые ноги, спину и грудь. Боюсь, для меня это будет слишком смело. Все же строгий брючный костюм будет более уместен.

Еще через сорок минут снимаю одноместный номер в гостинице, расположенной неподалеку от места собеседования. Здесь более уныло, чем в гостинице, в которой мы были с Карлом. Никаких ковровых покрытий в коридоре, сплошной серый линолеум, бледные, стерильные стены и белые двери с черными пятнами цифр. Один в один – больничный коридор. Но сам номер вполне приличный. Массивная кровать, вместительная тумбочка с телевизором и даже ванная, разделенная с туалетом.

Оставшись одна, откидываюсь на кровать и нахожу ее достаточно удобной. Все же проведенная бессонная ночь в тридцать семь дает о себе знать больше, чем когда тебе двадцать.

После короткого отдыха, быстро принимаю бодрящий холодный душ. Надеваю белую блузку, счастливый брючный костюм, в котором я пару лет назад получала премию за рассказ «Мальчик и бабочка», и иду на встречу.

***

– Добрый день, – не поднимая головы, говорит мужчина, сидящий за столом, когда я открываю дверь кабинета. – Проходите, присаживайтесь, – произносит он официальным тоном, не отрывая взгляда от бумаг, и машет рукой в сторону пустого кресла из кожзама напротив.

Я усаживаюсь на предложенное место. Через стол от меня в таком же кресле сидит взрослый привлекательный мужчина. Лет на десять старше меня. Легкая паутина седины на каштановых волосах придает ему шарма и очарования. Серый костюм на его слегка полноватой фигуре, смотрится вполне недурно.

Еще пару минут он так же неотрывно подписывает документы.

– Простите, рабочие моменты, – произносит он, наконец, откладывая стопку листов в сторону. – Давайте сначала познакомимся. Меня зовут Альберт Гургенович. Я являюсь директором этой школы.

– Клара, – отвечаю я, поправляя воротник блузки.

У него приятная, жантильная улыбка. Но вот глаза. Цепкий, липкий взгляд осматривает меня с головы до ног. Словно ощупывает, лезет под одежду, проверяет, все ли у меня под ней в порядке. Мне становится неуютно под этим строгим взором. У меня бегут мурашки, и я практически вжимаюсь в сиденье. Чувствую себя голой перед этим мужчиной, будто впервые пришла на прием к гинекологу втайне от мамы.

Тут выражение глаз сидящего напротив теплеет. Он еще шире улыбается мне, кладет руки на стол, сцепляя их в замок, и спрашивает:

– Расскажите немного о себе, Клара. Об образовании, опыте и месте работы.

Коротко рассказываю об учебе в университете. О двенадцати годах работы в одной из старших школ в родном городе, куда я пришла сразу после обучения. Как начинала карьеру с простого учителя литературы. Впоследствии благодаря всевозможным курсам повышения квалификации и нескольким выигранным городским конкурсам по беллетристике стала преподавать и другие предметы. К обычным занятиям добавились еще зарубежная литература и история искусств.

В конце добавляю, что совсем недавно переехала сюда и в данный момент нахожусь в стадии развода. Собственно из-за чего решила полностью изменить свою жизнь, поменяв декорации и виды не только за окнами квартиры, но и работы. Рассказывая все это, я улыбаюсь ему своей самой милой улыбкой, на которую только способна.

Мужчина напротив откровенно пожирает меня глазами и даже не скрывает этого. В данный момент, мне это на руку. Еще полгода назад подобные взгляды покоробили бы, но сейчас это воспринимается как нечто правильное, даже необходимое.

Спустя полчаса мы договариваемся о новой встрече на понедельник утром, к девяти. К этому времени я должна буду приехать с документами, оформиться и после обеда приступить к первым занятиям. Альберт дает мне расписание уроков и список тем, по которым мне необходимо будет составить планы. После чего я удаляюсь, лучезарно улыбаясь.

Выйдя из кабинета, некоторое время стою в растерянности. «Вот так просто, да? – думаю я. – Прям с первого попадания раз, и приняли? Неужели высшие силы, чувствуя передо мной вину, теперь всячески пытаются ее искупить. Или мне просто везет в последнее время». С этими мыслями я покидаю учебное заведение и возвращаюсь в гостиницу.

***

Остатки субботы и все воскресенье проходят в приготовлениях к занятиям. Все это время я сижу на кровати, обложившись учебниками, планами и программами. Продумываю речь для знакомства с учениками, репетирую ее перед зеркалом, периодически прерываясь на сон и еду.

Накануне первого рабочего дня ночь проходит беспокойно. Я без конца просыпаюсь и вновь проваливаюсь в дремоту. До утра мне снятся тревожные сны. В них я все время опаздываю к назначенному времени по самым разным причинам. То будильник не сработает, то я не могу найти обычные вещи типа ключей, то застреваю в пробке. В одном из обрывочных сновидений я заблудилась, забыв адрес.

***

Понедельник.

В понедельник утром, как мы и договаривались с Альбертом, я прихожу со всеми документами и секретарша, со странным именем Тата, одетая в желтую просторную блузку и узкие синие брючки, занимается моим оформлением. Я подписываю все необходимые документы, после чего она подшивает их в папку с делами и убирает ее в шкаф цвета горького шоколада с прозрачными дверцами, стоящий в кабинете директора.

После мы идем с ней в учительскую пить кофе. Она очень приятная девушка. Открытая, болтливая и уморительная хохотушка. За полчаса общения с ней я выясняю, как сильно, хоть и тайно, она влюблена в Альберта. И что это секрет только для него, ведь все остальные давно уже в курсе. А давно – это с самого первого рабочего дня.

За время нашего разговора она несколько раз поправляет большие круглые очки на своем маленьком миленьком личике. Они хорошо подходят к форме ее лица. Смотрятся очень гармонично.

Я смеюсь вместе с ней от души, заряжаюсь положительными эмоциями, я иду на первый урок.

Колени немного подкашиваются. Давно я не знакомилась с новыми учениками. Мне немного страшно. Хотя кого я обманываю, мне чертовски страшно, будто иду впервые знакомиться с родителями.

На дрожащих ногах захожу в класс. Наступает тишина, и на меня устремляются взгляды почти двадцати учеников. Любопытные, изучающие, равнодушные, враждебные. Все разные. Я широко улыбаюсь и громко произношу:

– Добрый день, класс! Меня зовут Клара Викторовна, – делаю небольшую паузу, наблюдая за реакцией учеников. – Можете садиться на свои места. Сегодня наш первый урок будет посвящен знакомству. Я пойду по списку, и тот, кого я назову, пусть встанет и немного расскажет о себе. Договорились?

По классу пролетает легкий шепоток, ученики переглядываются, а потом все неохотно, но согласно кивают в ответ.

– Ну, вот и славно! Тогда приступим…

Только собираюсь назвать первого ученика, как дверь класса распахивается и со словами:

– Простите за опоздание, просто я новенький, и немного потерялся, пока искал свой кла-с-с.... – с этими словами в аудиторию входит парень, поправляя черный рюкзак на правом плече.

Просто не верю своим глазам. Это Карл! Волосы взъерошены, клетчатая рубашка небрежно расстегнута. Из-под нее виднеется белая майка, а на открывшемся обнаженном участке груди медленно, от самой шеи, тянется капелька пота.

Кажется, его глаза больше, чем мне запомнилось. Или это просто они настолько округлились от удивления?

В этот момент я прямо отчетливо слышу, как захлопываются наручники на моих запястьях. «А они захлопнутся, – говорит строгий голос в голове, – если кто-нибудь узнает о том, что я трахалась с ним! Несовершеннолетним ребенком!»

Надеюсь, на моем лице удивление написано не столь заметно, как на его. За доли секунды я стараюсь взять себя в руки, широко улыбаюсь и произношу:

– Мы с тобой, похоже, тут оба… новенькие, – на последнем слове я запинаюсь. – Проходи, выбирай себе любое свободное место и присаживайся. Мы как раз тут знакомимся с классом, заодно и класс познакомится с тобой.

***

Весь оставшийся урок проходит, как в тумане. Передо мной проносится хоровод лиц, имен и кратких историй учеников. Когда срабатывает звонок, и все ученики выходят из класса, падаю на стул, не в силах более держаться на ногах. Меня всю трясет. От страха и гнева. «Вот же мелкий засранец! – думаю я. – Он сказал мне, что ему двадцать, а не семнадцать, мать твою, лет! Семнадцать лет, Карл! Да, я помню, что обещала не шутить на эту тему, но! Во-первых, оно само тут напрашивалось, а во-вторых, это только в моей голове и он этого не слышит. Надо же было так вляпаться, вот дура старая! И что меня дернуло пойти в клуб, а не в бар, где тусят нормальные взрослые люди? Видите ли, захотелось молодость вспомнить. Вспомнила, блядь! Молодец, получилось на славу!»

– Клара?

Этот вопрос выводит меня из состояния оцепенения, и я поднимаю голову в сторону говорившего. Кто бы сомневался в том, что это будет Карл.

– Да? – отвечаю тихо, с некоторой дрожью в голосе.

– Могу я задать вопрос? – он снова заходит в класс.

– Конечно, только закрой за собой дверь.

Он плотно прикрывает ее за собой и улыбается, засовывая руки глубоко в карманы джинсов.

– Может, увидимся вечером, после школы? – его игривый тон смущает, и мои скулы внезапно загораются, будто по ним мазанули свежеразрезанным чили.

– Что? Ты в своем уме? Ты обманул меня! Сказал, что тебе двадцать два, – прошипела последнее предложение я. – Меня из-за тебя, дурака малолетнего, посадят, и поделом мне будет. Если кто-то узнает, моей жизни конец, ты понимаешь?

– Ой, да брось! – отмахивается молодой человек. – Никто не узнает. Если ты сама никому не расскажешь. Но ты же не расскажешь? – спрашивает он, подмигивая и нахально улыбаясь. – И да, если бы я сказал, что мне семнадцать, ты бы переспала со мной?

– Конечно же, нет! – произношу я, и думаю: «Ой, не факт. В тот момент мне было плевать, сколько тебе лет. Честное слово. Тогда меня больше интересовал не твой возраст, а размер». Но предпочитаю умолчать об этом. – Я бы к тебе тогда и близко бы не подошла, не говоря уже о чем-то другом. Но знаешь, у меня к тебе тоже есть один вопрос. Это ты мне в сумку подложил деньги? Если да, то зачем? Это единственное, чего я не понимаю.

Он равнодушно пожимает плечами и после короткой паузы отвечает:

– Да, я. Ты не подумай чего плохого, но просто мне показалось, что тебе это нужно, даже жизненно необходимо. Вот и решил помочь, без каких-либо корыстных целей, клянусь. Тем более я думал мы больше никогда не увидимся. Это был мой подарок тебе и все, понимаешь? Мой отец хорошо, просто охренеть, как хорошо зарабатывает, и я мог себе позволить совершить подобный жест. Даже не думай возвращать, я все равно не приму! – с минуту он думает, а потом произносит медленно, словно нараспев. – Но я бы не отказался, если ты в благодарность за это выпила бы со мной кофе. Просто кофе. И не в кафе, где нас могут увидеть, а дома. Обещаю, приставать не буду.

– Ну, хорошо, только кофе и все, – соглашаюсь голосом замученного покупателя, которого долго уговаривали на приобретение очередной обновки. – В семь вечера подойдет?

Он кивает и записывает на листке свой адрес. Когда Карл покидает аудиторию, ее начинают заполнять ученики из другого класса. Через пять минут у меня начинается еще один урок.

***

Нахожу нужный дом по адресу, указанному на бумажке. Надо мной нависает величественное многоэтажное здание, с отделкой из крупного красного кирпича. Массивное и громоздкое, как великан, оно окружено высоким кованым забором, выкрашенным черной матовой краской. За чугунным ажурным ограждением, на солидной территории располагается парк. С фруктовыми деревьями, будто кружевными белыми беседками, резными деревянными скамейками и мраморными фонтанами в виде танцующих полуобнаженных нимф и сидящих на камнях сирен.

– Его отец что, в списке Форбс? – еле слышно присвистываю от удивления.

Меня это немного смущает, но больше волнует близость к школе. Всего-то в десяти минутах ходьбы и то прогулочным шагом. А если поторопиться, то можно уложиться всего в шесть. Возможно, с моей стороны слишком безрассудно прийти сюда, и даже опасно. Я бы сказала, полнейшая глупость – встречаться именно здесь, в таком приметном доме, да еще в соседстве с местом работы.

Отмахиваюсь от этой мысли, решив, что немного адреналина в крови мне явно не помешает. Мне слишком долго не хватало положительных эмоций, и сейчас я не хочу отказывать себе в них.

На часах 19:00. Я стою перед дверью и не решаюсь постучать. Смотрю на железную черную дверь, как баран, и ничего не могу сделать. Как маленькая девочка, ей богу! Набираюсь смелости, выдыхаю и поднимаю сжатую в кулак руку. В этот момент дверь распахивается и на пороге стоит Карл, широко улыбаясь.

– Наконец-то! Я уже начал волноваться, что ты не придешь, – он хитро щурится, отходит в сторону и широким жестом приглашает внутрь. – Проходи.

Оглядываюсь по сторонам. Вид прихожей приятно удивляет. Не удивляет, а буквально лишает дара речи. Первое, на что я обращаю внимание – молочные фактурные обои, с вкраплениями красно-коричневых металлических нитей и разводами, похожими на всполохи бледного пламени. Не могу удержаться и подчиняюсь порыву потрогать их. Провожу рукой по замысловатому рельефу, чувствуя каждые, будто шелковые выступы и впадинки.

Посередине стены висит внушительное зеркало в черной массивной раме, справа от него стоит медная круглая подставка под зонтики, такая холодная на ощупь, что у меня сводит пальцы. Следом за ней тоже медная витая вешалка на трех ногах и резная тумбочка с тонкими золочеными ручками.

Я следую дальше за Карлом и сразу попадаю в спальню, объединенную с баром. В глубине комнаты стоит огромная двуспальная кровать, укутанная в воздушное одеяло. Целый траходром, заваленный подушками разных цветов, размеров и фактур. Напротив, возле стены стоят две низкие тумбы цвета меди, на той, что побольше, возвышается новенький плазменный телевизор.

Белый ковер с высоким густым ворсом, полностью застилающий пол, так же забросан объемными подушками. Бар в темно-синих тонах, занимающий левую половину комнаты, сверху подсвечен неоном, отчего подвешенные бокалы кажутся матовыми и голубыми.

– Собственно, это и есть мое жилище. А вон там, – он машет рукой себе за спину, – балкон.

Иду туда, и моим глазам в очередной раз открывается впечатляющее зрелище. Круглый балкон окружен растущими в саду под нами фруктовыми деревьями. Их ветви, усыпанные густой сочной листвой, нависают и тянутся к мраморным перилам, будто намереваясь схватиться за них и взобраться к нам. Вдоль балюстрады тянется живое цветочное нагромождение, а на овальном участке посередине балкона, разбит настоящий цветник! Яркие мазки распустившихся бутонов почти режут глаза от обилия сочных красок. Благоухание нежных восковых роз, шапок разросшихся флоксов, похожих на колокольчики крокусов, нежных, почти хрупких анемонов и пестрых хризантем смешиваются в одно целое. От этого сладостного дурманящего аромата и остальных впечатлений кружится голова. Ноги подкашиваются, но молодой человек легко ловит меня и заключает в объятия.

– Эй! – возмущенно окрикиваю. – Ты обещал, что не будешь приставать ко мне.

– Я не пристаю. Просто ты чуть не рухнула, и я лишь поймал тебя, – нежно шепчет он мне на ухо, прижимая к себе. Его горячее дыхание обдает шею. Руки скользят по талии, вверх по спине и я буквально впитываю жар его крепких ладоней через плотную ткань черной блузы и начинаю возбуждаться. – Но, если тебе неприятно, могу убрать руки.

Еле уговорив себя успокоиться, почти со стоном сожаления высвобождаюсь из согревающих объятий и иду обратно в комнату со словами:

– Кажется, ты обещал мне кофе…

Он идет следом и сворачивает в сторону бара. Сажусь на чернильно-синий барный стул с железной ножкой, и ощущаю прикосновение холодной натуральной кожи к своим ягодицам. Какие волшебные, приятные ощущения.

Голубые всполохи неона пляшут на стеклах бокалов разнообразных форм, рассыпаясь искрами, впитываясь в матовую густую синеву столешницы.

Карл колдует над кофе-машиной и через минуту адское устройство начинает пыхтеть, чихать, бурлить и, спустя еще пару оборотов большой стрелки на часах под потолком, в чашку начинает литься ароматный свежий напиток.

– Может, хочешь покурить, пока готовится кофе? – лукавая улыбка играет на его губах.

– Я не курю.

– Ты не поняла, я тебя не про сигареты спрашиваю, – в его глазах я вижу танцующих озорных чертиков. – Хочешь травки?

– Спятил, что ли? Не буду и тебе не советую! – откуда-то изнутри вырывается недоумение и возмущение. – Тебе всего семнадцать лет! Рано еще для травки, да и для алкоголя тоже.

– Ой, да брось! – он закатывает глаза и, махая на меня рукой, добавляет, – можно подумать ты в молодости не пробовала никогда.

– Нет, – слово получается жестким и резким, как удар ножа. – Никогда. Ни разу. Ничего не пробовала. Ну, кроме этой пятницы в клубе, когда мне что-то подмешали в виски.

– Ого! – Карл искренне удивляется. Это видно даже невооруженным взглядом и становится понятным по его увеличенным глазам, поджатым губам и приглушенному звуку «хмммм». – Мощно! – только и выдает он, а потом замолкает на пару бесконечно долгих минут.

Лишь шипение кофемашины разбавляет это тягостное молчание. Вздыхаю почти с облегчением, когда он, наконец, продолжает.

– Мне кажется, ты слишком напряжена, я бы даже сказал: зажата. И все, чего я сейчас хочу, чтобы ты просто немного расслабилась. Чисто в лечебных целях, не более. Клянусь!

– Откуда она у тебя? – этот вопрос кажется мне вполне резонным.

– Вообще она не моя, а отцовская. Иногда он покуривает ее, думая, что я не знаю. Но я давно уже не ребенок, и все вижу, хотя отец и считает иначе, и даже не замечает, как я порой утаскиваю из его запасов для себя на пару косячков.

Нехотя, но все же соглашаюсь на одну затяжку. Чувствую, пришло время пробовать что-то новое и открываться неизведанному. Почему бы и… да! Карл достает косяк, раскуривает его быстрыми мелкими затяжками, и передает мне. Я затягиваюсь и… сначала в легких происходит взрыв, а потом резкое сжатие до размеров грецкого ореха. Гортань обжигает огнем и испепеляет до невозможности вздохнуть. В некоторой степени это даже пугает. Громко и дико захожусь в кашле, как самый преданный с самого детства фанат крепкого табака.

– Что это за дрянь? – приходится буквально выдавливать из себя слова между приступами обдирающего горло кашля. – Не так я себе представляла первый накур, или как оно там правильно называется? Чуть легкие не выплюнула.

Он прыскает смехом, безрезультатно пытаясь заглушить хохот рукой сжатой в кулак.

– Нет, вы только посмотрите на него, я тут чуть ли не отплевываюсь легкими, а он еще и смеётся! – почти обиженно, но в то же время язвительно, говорю я. – Смешно ему, видите ли. Засранец ты мелкий!

Сквозь тающие клубы дыма смотрю на бешеную пляску чертей, танцующих джигу-джигу в глазах молодого человека. Карл смеется, но как-то по-доброму, по-дружески что ли. Я начинаю посмеиваться вместе с ним! Это так заразительно. Смех заразителен. И чудесен. В голове появляется приятная легкость, как после изрядной доли алкоголя, только без опьянения и ватности. Делаю еще одну затяжку. На этот раз мне удается задержать дыхание на полминуты. На тридцать прекрасных, тягучих, как мед, секунд. Выпускаю дым наружу и наблюдаю, как он окутывает, тянется вверх, расходится по комнате, медленно исчезая в воздухе.

Липкий зеленый вкус травы застревает на корне языка, разливается по нёбу, опускается в желудок и оттуда расходится изумрудными волнами по всему телу, принося беззаботность и расслабление. Отдаю косяк, показывая жестом: мне достаточно.

В ответ он протягивает мне маленькую глиняную чашку. Из нее доносится поистине божественное благоухание. Глубоко вдыхаю запах кофе и слышу полный, яркий, сочный аромат души обжаренных кофейных зерен. Делаю глоток, и мои рецепторы взрываются от восторга и наслаждения. Такого вкусного напитка я не припомню на своем веку. Пока я не спеша делаю первые два глотка, молодой человек докуривает косяк в три затяжки. Его пальцы при этом зарываются в светлые волосы, и едва касаясь кожи, порхают ото лба до затылка и обратно.

Это зрелище очаровывает. В нем есть что-то притягательное и сексуальное. Будто завороженная наблюдаю, как Карл жмурится от удовольствия, а пальцы скользят в густой шевелюре, слежу за его дыханием, и как поднимается и опадает под белой майкой его широкая грудь.

От этого зрелища у меня начинают гореть скулы и перехватывает дыхание, внизу живота все сжимается, а между бедер бежит приятная судорога.

Боясь выдать свое возбуждение и ругая себя за слабость, медленно сползаю с барного стула и вот так, с чашкой в руке, иду осматривать комнату. В ней все выверено и безупречно, вплоть до каждой подушки на полу. Вот только она кажется какой-то пустой. Нереальной. Неуютной. Слишком идеальной что ли, но при всем этом словно нежилой. Вот, именно нежилой. На столике нет ни одной фотографии, никаких личных вещей, ничего, говорящего о присутствии жильцов.

Только потрепанные книги, стоящие ровным рядом на широком подоконнике, выбиваются из общей картины совершенства и будто намекают на присутствие человека. В основном тут классическая литература. Провожу рукой по корешкам. Одни шершавые, другие совсем гладкие на ощупь. Пальцы спотыкаются о провалы выбитых букв. Достоевский, Бронте, Толстой, Уальд.

Нахожу среди них своего любимого Булгакова. Пожелтевшая от времени книга, с изображением едущего на трамвае огромного ухмыляющегося черного кота с примусом в правой мохнатой лапе, приятно ложится мне на руку.

Мое внимание привлекают въевшиеся в бумагу бурые пятна в верхнем углу книги. Они похожи на ровные чернильные кляксы. Или на капли засохшей крови. На фоне всей этой стерильной безупречности комнаты эти ржавые веснушки смотрятся, как струпья на молочной коже юной девушки.

– Ну и как, понравилось? – спрашиваю в сторону, не отрывая взгляд от обложки. Провожу по одному из пятнышек ногтем несколько раз, но ничего не происходит. Меня немного даже разочаровывает, что оно не стирается.

– Шутишь? «Мастер и Маргарита» – моя любимая книга! Я читал ее десятки раз.

– Какое забавное совпадение, – бормочу себе под нос и резко меняю тему, возвращая книгу на место. – У тебя довольно странная квартира. Тут все такое красивое, но слишком аккуратное, чуть ли не стерильное и будто, эм… неживое. Словно здесь на самом деле нет никаких жильцов, – обвожу комнату взглядом, смотрю на Карла и направляюсь к нему. – Не хочешь рассказать, почему? Или это большой и страшный секрет?

– Нет никакого секрета. Мы с отцом переехали сюда всего неделю назад, и буквально вчера вечером его отправили в срочную командировку. Какие-то важные переговоры с японцами, и, насколько я понял, он уехал заключать договор о слиянии компаний или что-то в этом роде, но я в этом не разбираюсь. У него свой бизнес, но я в это не лезу. Не интересно. Зато в ближайший месяц дома никого не будет, и я предоставлен сам себе.

– А мать? – подхожу к стойке, встаю напротив собеседника, облокачиваюсь бедром о столешницу и делаю очередной глоток густого смоляного напитка из чашки.

– Родители уже шесть лет, как в разводе, – молодой человек как-то нарочито равнодушно пожимает плечами, всем видом давая понять, что ему все равно. – Постоянно цапались, как мартовские коты за кошку, так что я не был удивлен, когда они решили разбежаться. Да и мамаша, мягко говоря, никогда не была матерью года. Потому, после их разрыва я решил остаться с отцом, и с тех пор я ее не видел. Да, честно говоря, не очень то и хочется.

– Почему? – спрашиваю, а сама не могу оторвать взгляд от очертаний и изгибов его губ. Мне чертовски хочется поцеловать их. До дрожи и пульсирующей в челюсти боли, но я перебиваю ее, закусив свою нижнюю губу почти до крови.

– Потому что ей всегда, с самого моего рождения, было на меня насрать.

– Эй, давай без ругательств! – фальшиво грожу ему пальцем и делаю последний глоток.

Густые, горячие капли кофе отдают мне последнее тепло, мягко проваливаясь вниз, становясь со мной единым целым. Чувствую себя пожирателем душ кофейных зерен. Так странно.

– Хорошо, – он кисло улыбается. – Это довольно сложно объяснить, но, если коротко, то сразу же после рождения меня отдали на воспитание няньке, а мать только и делала, что ходила по салонам красоты, магазинам да клубам. Это, знаешь ли, не способствует укреплению отношений между матерью и ребенком. Так что, когда отец забрал меня к себе, она не сильно-то и расстроилась. По сути, ей было просто наплевать, с кем останусь я. Да, мне не шибко повезло с матерью, но от этого уже никуда не денешься. – Карл делает паузу и многозначительно смотрит на меня, сложив руки на груди. – А у тебя есть дети, Клара?

«О нет! – протяжный стон проносится в моей голове. – Только не этот вопрос. Пожалуйста, только не этот вопрос». Я намеренно растягиваю паузу, в надежде, что он сменит тему. Не могу это сделать сама. Ком застревает в горле, и мешает говорить.

Отворачиваюсь, отставляя пустую чашку в сторону, затем отрываюсь от стойки и иду в глубину комнаты, где сажусь на кровать, почти утопая в ее мягкости. Опускаю лицо на ладони, чтобы скрыть соленую влагу, зарождающуюся в уголках глаз.

– Ну, так как? У тебя есть дети? – буквально кожей ощущаю его испытующий взгляд, цепляющийся за меня репейником.

– Дочь, – только и могу выговорить я осипшим голосом, поднимая голову и смотря на него через мутную пленку слез.

– Ого! Ты не говорила, что у тебя есть дети! – тут он осекается, видя мои мокрые глаза и щеки.

– Вернее… была, – пауза. Каждое слово дается с трудом. – Дочь. Ей было, как тебе сейчас… – слезы бегут все быстрее.

– Если не хочешь, можешь не говорить, – его голос вдруг наполняется тревожными нотками, но становится мягким и немного испуганным. – Поверь, я все понимаю.

Он подходит, присаживается рядом и бережно обнимает меня за плечи. Так по-дружески. Стена рушится, и меня прорывает. Слезы текут без остановки, в груди сдавливает от боли с такой силой, что нет ни рыданий, ни всхлипов. Легкие опустошены, и звукам в них просто нет места. Делаю вдох, и у меня словно все взрывается, в самом центре губчатого органа.

Все это время Карл не выпускает меня из объятий, гладит по голове и целует в макушку, едва касаясь волос и заботливо откидывая в сторону прилипшие к щекам мокрые пряди.

– Может, пришло время выговориться? – после продолжительной паузы спрашивает он, когда я немного успокаиваюсь.

– Возможно, – отвечаю, слабо пытаясь отстраниться. – У тебя есть что-то крепче кофе?

– Водка, бурбон, бренди? Или, может, еще покурить?

– Виски есть? – голос предательски дрожит.

Он согласно кивает, идет к бару, берет массивную хрустальную бутылку, открывает ее с гулким хлопком и наливает в гладкий квадратный стакан.