Читать книгу Что было потом - Алиса Хэльстром - Страница 1

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Возвращение домой

Рин просыпается рано, хотя вчера обещала себе спать, пока голова не заболит. Но с рассветом она открывает глаза. Как и всегда.

Костер давно догорел, хворост посерел, превратился в труху.

Небо наполняется желтизной и алыми красками утра.

Остается всего полдня пути до Юрико. Совсем скоро Рин придет туда, где будет теплая постель и душ прямо в доме. От этих мыслей становится чуть теплее, а губы сами собой расплываются в улыбке.

Она не была дома уже три года. Примерно. Дни Рин уже не считает.

Облака вдали превращаются в горы и гигантские замки. В детстве Рин думала, что в этих замках живут люди. Но в мире осталось слишком мало людей, что даже если бы облачные замки существовали, там бы никого не было. Пустые замки покрываются пылью и исчезают вместе с утренней дымкой, когда восходит солнце.

Рин возвращается домой.

Она скатывает спальный мешок, закидывает тяжелый рюкзак на спину и идет дальше.

Проходит мимо обрыва, с которого ребенком прыгала в озеро. Когда-то прямо у кромки воды стояло огромное старое дерево, но теперь его нет. Только старые гигантские корни торчат над водой, как щупальца огромного кальмара.

Озеро поднялось еще выше, чем когда она уходила, а обрыв стал еще круче. Вода подтачивает землю, и та медленно сдается, уходит вниз. Мир погружается в воду. Постепенно, постоянно. Сколько еще осталось?

Плечи ноют от усталости, но Рин просто поправляет тяжелый рюкзак за спиной и идет дальше. Пыльная дорога так и не заросла травой, а вот от древних покинутых домов почти ничего не осталось.

Они играли здесь детьми, залазили внутрь, но дома стояли. Всегда. Дома всегда противостояли запустению. Может, потому что всегда были люди, которые наблюдали за этим. Но постепенно лес поглощает все рукотворное.

В кустах по обеим сторонам дороги раздаются быстрые шорохи. Какие-то силуэты скачут-летают туда-обратно, туда-обратно. И снова, и снова, и снова. Ших-х. Ших-х.

Рин не боится лесных созданий. Никогда не боялась. Они не вылетают на дорогу. Лесное никогда не выходит к человеку. А вот наоборот бывает. Или, вернее, бывало.

Однажды в детстве Рин и Юри пошли в дом, в который почти забрал лес. Сейчас ей стыдно вспоминать, но тогда они хотели найти драконье гнездо. Родители говорили, что если человек тронет драконье яйцо, взрослый дракон выкинет это яйцо из гнезда. Но они были детьми и не верили. Или верили, но хотели убедиться в этом сами.

Она не помнит, нашли ли они гнезда или яйца. Помнит только скелет, опутанный ветвями. Человеческий. Помнит глазницы, в которых цвели цветы.

И вот она идет по дороге размеренным шагом, а со всех сторон раздается ш-шух, ш-шух-х.

– Я вернулась, – шепчет Рин шуршащим существам. Прокашливается и добавляет громче: – Я вернулась!

Лес на мгновение затихает, а затем шелестит еще громче. Ее встречают. Ее приветствуют.

Вскоре она выходит к полю, за которым стоит дом Юри. И когда-то ее.

Высокая трава растет повсюду, до самого горизонта. И никаких тропинок. Обойти поле можно по широкой дороге, по которой она и шла до этого, но это огромный крюк. Впрочем, Рин никуда не спешит.

Она снимает рюкзак и разминает плечи. За утро она не видела ни одного человека. Неужели все покинули эти места и ушли в города? Может, и Юри тоже?..

Нет. Рин мотает грязной головой, отгоняя эту мысль.

Юрико не уехала бы. Она слишком любит это место. Да и как не любить чистый воздух, облака, плывущие по небу, подступающее море и эти бесконечные луга?

Дорога плавно огибает поле красное от цветов. Рин чувствует щекочущий аромат цветения. Чихает и трет нос рукой. Давно у нее не было аллергии. Впрочем, она давно не видела столько цветов. В городах одомашненные цветы держат в специально отведенных местах: в парках, на клумбах, вдоль дорог. А остальную растительность, настойчиво пытающуюся проникнуть в человеческие обиталища, срезают, сжигают, выдирают с корнем. Если запустить, то даже маленький сорняк вырастет так быстро, что обовьет собой все вокруг.

Через некоторое время Рин устает и снимает тяжелый рюкзак. Делает глоток теплой воды из древней пластиковой бутылки и радуется, что хоть на улице и не пасмурно, солнце уже не палит.

Скоро осень. Рин выбрала хорошее время, чтобы вернуться.

Она садится, опершись спиной на рюкзак, и нащупывает в боковом кармане предпоследний пищевой кубик. Кидает его в рот, разжевывает и с трудом проглатывает. Запивает остатками воды.

Быстрее бы, быстрее бы дойти. Дома ждет настоящая еда, душ и теплая постель, в которой можно будет спать бесконечно.

Вдали раздается странный звук. Не природный.

Человеческий.

Рин настороженно встает – сидя в траве по пояс ничего не увидеть.

Из леса раздается звук, похожий на… трель мотора.

На открытое пространство выныривает старая машина с баулом, привязанным к крыше, и едет по единственной дороге туда, где стоит Рин. Она машет руками, и водитель, подъехав поближе, останавливается.

Рин подбегает, не дожидаясь, пока он откроет окно.

– Вы в деревню? – спрашивает она с надеждой.

– Да в какую деревню? – недоуменно хмурит брови немолодой мужчина с сединой в черных волосах. – Там всего-то два человека осталось.

– Как два? – шепчет Рин. – А кто?

– Женщины две, молодая да старая.

Рин требуется все самообладание, чтобы не упасть, потому что ноги вдруг перестают держать.

– А все остальные? Дети? Семьи?

– Да кто все? Уехали они давно. Дамба барахлит. Последние два года все огороды позаливало. Вот только сейчас… А вы давно в наших краях не были?

Рин кивает. Давным-давно.

– Три года.

– Могу подвезти? Все равно товары доставить надо.

Она только сейчас видит на передней двери машины небрежно нарисованный желтый конверт.

Почта.

– Письмо, да? – устало спрашивает она. – Только сейчас везете?

– Да, было письмо. Но кто ж только письмо повезет? Нет, товары заказаны. Еда, запчасти для дома. И конверт.

Рин против воли улыбается. Значит, ее еще не ждут.

Значит, получится сделать Юри большой сюрприз.

В тумане

Рин поражается, что от когда-то огромного огорода почти ничего не осталось. Так, несколько грядок со скудной растительностью. Земля твердая, растрескавшаяся, как застывшая глина. Кажется, отец говорил, что слоем плодородной почвы лежит глиняный слой. Видимо, вода все смыла.

Она ищет глазами дом. Да, он стал значительно выше. В некоторых местах даже угадываются бетонные блоки фундамента. Нижняя часть почернела, будто бы он провел некоторое время в воде. Хотя, почему будто? Кажется, что деревянные доски уже начали гнить.

Заборов здесь отродясь не было, но обычно отличить участки разных семей можно было по высаженным по периметру цветам. Сейчас ничего не осталось. Редкие далекие дома одиноко стоят в поднимающемся вечернем тумане. Рин успела забыть, как далеко люди жили друг от друга в деревнях.

И тут она видит Юрико.

Та ходит со шлангом – поливает огород. На ней свободная рубаха и темные рабочие штаны, которые раньше носил ее отец, когда еще работал на металлолитейном заводе. Волосы собраны в пучок на затылке, такой неаккуратный и милый, какого она никогда себе не позволяла в юности. Раньше Юрико всегда старалась выглядеть опрятно.

В носу вдруг щиплет, и Рин с силой трет его, отгоняя подступающие слезы.

– Приехали, – говорит мужчина.

Рин спохватывается:

– Да, конечно. Как я могу расплатиться? У меня есть орехи и немного денег, и…

Мужчина вскидывает руку.

– Да не надо ничего. Помоги только все выгрузить и донести до дома.

Она кивает и вдруг замечает, как Юрико выключает воду, кладет шланг и идет к машине. Рин выскакивает из машины навстречу, и та останавливается.

Они смотрят друг на друга целую вечность, пока Юри не произносит:

– Ты… ты так похудела.

– Много ходила, – неуверенно улыбается Рин и делает еще шаг навстречу.

Юри улыбается в ответ.

Они обнимают друг друга. Юри такой хрупкая и маленькая, как никогда раньше. Волосы ее пахнут пылью, землей и осенью.

– Сейчас, – Рин отстраняется. – Помогу затащить вещи, которые почтальон привез.

– Я помогу, – кивает Юрико.

Вечером они сидят на крыльце и пьют теплый травяной чай из глиняных кружек. На Рин наконец-то чистая одежда, а вымытые шелковистые волосы развевает легкий ветерок.

Когда она уходила отсюда, то подстриглась очень коротко, но за три года волосы снова отросли. Оказалось, что с длинными волосами жить проще – они закрывают уши на холоде, а когда мешают, их всегда можно заплести в косу или убрать в хвост.

Разговор течет плавно, медленно и иногда останавливается, когда они делают глоток из чашки или наливали из чайничка еще. Еще вчера Рин казалось, что ей нужно так много рассказать. А сегодня все это стало неважно.

Видимый мир только вокруг дома Юрико, а все остальное исчезает в вечернем тумане. Солнце прячется в облаках и падает, падает, падает вниз, медленно, но неотвратимо.

– Кто еще остался? – спрашивает Рин после долгого уютного молчания.

– Кошмар нашего детства.

Злая старуха из дома №5.

– Ты поэтому еще не уехала? Не хочешь ее бросать?

Рин вспоминает, что злая старуха из дома №5 часто ругала сыновей, которые пытались уговорить ту переехать в город. Что, мол, никогда ее ноги не будет в месте, где есть дома выше двух этажей. Почему ее так пугала многоэтажность, никто не знал.

Юри пожимает плечами и делает глоток из чашки.

Солнце погружается в горизонт, окрашивая маленький туманный мир в теплые нежные тона. Лес, где поют птицы и цикады, далеко, а здесь поблизости даже травы нет, чтобы шелестела на ветру.

Рин ощущает внутри острое чувство одиночества. Она никогда не верила в бога, но если бы верила, то назвала бы это место богом забытым.

– Я скоро уеду, – говорит Юри, глядя Рин в глаза. – Даже если она останется.

Она часто говорила это и всегда оставалась здесь, в деревне. Но сейчас в ее взгляде решимость, которой раньше не было. Рин верит ей безоговорочно.

– У меня будет ребенок. Мне нужно в город. Но я пока не могу оставить ее. Она сломала ногу год назад и теперь почти не ходит.

– Ох. Я помогу тебе. Мы вместе ее перевезем.

– Она не поедет, – глухо говорит Юри, глядя вдаль. – Сказала, что никогда не уедет отсюда.

Мир меняется. Каждый день, каждую минуту, каждую секунду. А за три года изменился так сильно, что уже было не узнать.

– Кто отец? – спрашивает Рин.

– Да я откуда знаю? – Юри пожимает плечами. – Была в городе, зашла в кафе, ну и познакомилась.

Но некоторые вещи все же не меняются.

– А ты? – осторожно спрашивает Юрико. – Нашла, что искала?

– Сложно сказать. Возможно, я нашла людей, которые знают больше. Но они далеко. Очень далеко.

Юри улыбается. Пытается выглядеть ободряюще, но получается грустно.

– Тогда тебе нужно идти.

– Я не уйду. Я буду здесь, пока я нужна тебе.

– Конечно.

Туман становится гуще, воздух – холоднее. Высыпают звезды, такие привычные и такие забытые. Там, в других местах и туманы, и воздух, и звезды другие.

Мир утопает в ласковой бархатной ночи.

Юрико отпивает из чашки и с улыбкой спрашивает:

– Совсем остыл. Пошли спать?

Злая старуха из дома №5

Она ничуть не изменилась. Все так же кричит, ругается и грозится всех избить палкой, хотя уже даже встать не может, а трость Юри ей благоразумно не дает.

Старуха лежит на старом диване в темной комнате, из которой даже пауки давно сбежали. Пахнет старостью и лекарствами.

Рин здесь впервые, и комната соответствует всем ее ожиданиям: затхлая, старая, выцветшая. Как и ее обитательница.

Сейчас та ругает Юрико за то, что та привела с собой Рин. Юри безропотно слушает и кивает, потупив глазки – образец послушания. Рин стоит у входа и пытается слиться со стеной, с которой уже почти облезли полосатые коричневые обои.

Неожиданно голос злой старухи становится тише.

– Ну ка, подойди сюда, – она щурится, глядя на Рин.

Та неуверенно подходит к кровати, где еще больше пахнет старым телом.

При ближайшем рассмотрении старуха кажется бесформенной. Будто бы когда-то она была толстой, а потом резко сбросила вес.

Та долго и придирчиво рассматривает Рин, а затем выносит вердикт:

– Слишком тощая. Надо кормить. Сегодня устроим ужин! Позвоните моим детям! Пусть приезжают к восьми.

Рин еле сдерживает улыбку.

– А ты чего лыбишься? Замуж тебе надо, а с парнями моими ты в детстве хорошо бегала. Может, приглянется кто. Младший-то мой еще в парнях ходит, а старший развелся. Пусть приедут, посмотрят на тебя.

Вот она, извечная тяга к размножению. Попытка убежать от неизбежного. Жаль, что уже слишком поздно.

Когда они выходят из ветхого дома, Рин понимает, что свежий воздух, оказывается, очень вкусно пахнет. Травой, цветами, летом.

– Возьмешь мой велосипед? – спрашивает Юрико.

– Зачем?

– Съездить позвонить.

– Что? Куда? – удивляется Рин.

– К автомату. Помнишь, где он? Идти не очень близко, но на велосипеде быстро.

– Кому позвонить? – Рин все еще не понимает, что происходит.

– Ну, детям ее.

– Ты что, на полном серьезе собираешься их звать?

Юрико улыбается.

– Город в двадцати километрах, а у них машина.

– И что? Они правда приедут?

– А ты попробуй ей отказать.

В этом есть своя логика.

Вечер

Рин вешает трубку и складывает пожелтевшую бумажку с номерами в карман куртки. Она и не думала, что трое из четырех детей злой старухи из дома №5 согласятся приехать.

Выходит из когда-то прозрачной, а теперь грязной стеклянной будки, одиноко стоящей в одуванчиковом поле. С одной стороны к автомату была протоптана тропинка, которая уже почти заросла, но Рин надо в другую сторону.

Вдалеке стоят ЛЭП, похожие на скелеты древних исполинских животных. Она слышит, как движутся электрически заряженные частицы. Она может даже увидеть, если постарается. Но это не то, чего Рин сейчас хочется.

Она стоит и слушает пение цикад. Вдыхает сладкий запах цветов. Затем садится на велосипед, чтобы поехать домой.

Призрачные парашютики отрываются от семянок и разлетаются по обе стороны от велосипеда, как ажурные белые брызги.

Вечерний воздух пропитан влагой. Вкрадчивый холод уже пробирается к сердцу, и невозможно остановить разливающуюся по венам осеннюю грусть.

Лето заканчивается. Как всегда, лето кажется целой жизнью.

Летом наступали каникулы, беззаботное время, и каждый раз в начале лета казалось, что до осени целый миллион дней. Но каждый раз лето заканчивалось, унося с собой очередную частичку детства. Рин давно уже не ребенок, но испытывает это сладко-горькое чувство каждый раз, когда наступает осень.

Чтобы уж совсем усугубить чувство ностальгии, она едет по местам детства. Проезжает по белому пушистому полю и направляется в лес. Но вместо того, чтобы ехать по главной дороге, ведущей в город, сворачивает на первом же повороте направо. Когда-то там было озеро, куда они бегали купаться. Юрико, двое младших сыновей злой старухи и еще несколько мальчиков и девочек, которые вроде бы были друзьями, но сейчас Рин не может вспомнить ни имен, ни лиц.

Ее старый дом стоит почти у самой протоки, и после наводнения жить в нем стало невозможно.

Она останавливается и смотрит на скособоченный деревянный дом. Окна выбиты, из них торчат лозы кудзу с красными-красными цветами. Рин хочет зайти внутрь, но что-то останавливает ее.

Она хочет запомнить, как все было раньше. Ее маленькая светлая комната на втором этаже, где постоянно было жарко. Летняя кухня, где бабушка пекла пирожки с сыром. Комната мамы, заставленная, заваленная книгами и всяким хламом. В шкафах у нее было не только книги, не только отчеты, но и фотографии. Она, отец, их коллеги.

Теперь их уже нет. Никого не осталось. Всех выследили, а кого не выследили, убила старость.

Рин думала, что вернется и осядет в деревне, но тогда вернется еще больше воспоминаний. Да и у природы, как обычно, свои планы. Хотя, конечно, нет никаких планов. Природа приспосабливается к тому, что делает человек. Природа привыкает.

Лес распространяется по городам. Лес находит путь. Но пока у них есть время.

Рин не расстраивается. Если все уже уехали и если Юри скоро уедет, зачем ей жить в этом всеми забытом месте?

Вскоре она выезжает на когда-то песчаный пляж, теперь покрытый уставшей серо-зеленой травой. От красивого голубого озера остался лишь заросший ряской пруд.

Рин кладет велосипед на траву и садится рядом.

Стоило только отвернуться, и мир изменился.

Три года. Ее не было всего три года.

По водной глади скользят водомерки. На другой стороне стоят покинутые дома, почти съеденные лесом. Стрекочут кузнечики, шуршат лесные создания, которых никогда никто не видел. Вечереет. Тепло стремительно уходит из воздуха и земли, будто вечер пытается отобрать у нее последние крохи уходящего солнца.

– Еще немного, – шепчет Рин. – Еще совсем немного.

Солнце мелькает в верхушках деревьев, опускается все ниже и ниже.

В конце концов, становится так холодно, что Рин приходится встать, застегнуть куртку и надеть перчатки. Она поднимает успевший покрыться вечерней влагой велосипед и едет домой. Теперь ее домом можно назвать дом Юрико.

Когда она приезжает, у дома №5 уже стоят две машины: джип и седан. И если джип кажется старым и изношенным, то седан выглядит почти новым. Чистый и почти без царапин.

Рядом с домом суетятся люди. Их больше, чем Рин ожидала увидеть: трое мужчин, две женщины и три, нет, четыре ребенка, которые носятся вокруг. Юрико сидит на скамейке у дома рядом с нарядно одетой и причесанной злой старухой.

Входная дверь открыта настежь, а чтобы не налетели комары, в проеме висит прозрачная занавеска. Над дверью горит свет, а стол уже накрыт.

Рин подъезжает ближе, и все внимание устремляется к ней. Она подходит ближе и узнает своих старых друзей. Каждого из них.

Будто бы и не было всех этих долгих лет.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Ведьмы

Ведьмы пляшут вокруг костра в ночи, а их шустрые длинные тени бегают по деревьям. Рин сидит поодаль, в тени, неотрывно глядя на ведьм.

Танец завораживает своим изяществом и резкостью, плавностью и неожиданной порывистостью. Они танцуют и поют, подстраиваясь друг под друга, хотя нет никакой музыки и нет никаких правил. Они свивают своим танцем будущее, судьбы, мир, Вселенную. Ну, так написано в программке.

Последний летний танец, претворяющий начало сентября. Жар большого костра постепенно спадает, сменяясь ночной прохладой.

А ведьмы все танцуют, танцуют босиком, в светлых струящихся платьях, а их длинные шелковые волосы развеваются вслед, как волны. Ведьмы грациозны и легконоги, кажется, что обычному человеку так никогда не научиться. Ведьмы двигаются, каждая в такт своей музыке, образуют при этом сложные фигуры, будто так и было задумано. На самом деле, они импровизируют. По крайней мере, Рин хочет так думать.

А костер пылает, вздымается все выше и выше, краснеет, становится холодным, вытянутым, длинным. Ведьмы подбираются все ближе к нему, замыкая круг. Они не боятся багровых искр, не боятся сполохов света или потоков горячего пламени. Их платья и волосы сделаны изо льда, и потому ни одна искра не касается их. Это то, что Рин хочет думать. На самом деле, они просто очень осторожны и натренированы.

Огонь затухает быстро, и ведьмы поднимают длинные белые руки ввысь, где над поляной повисла молочно-бледная луна и шлейф отколовшихся от нее кусков. От тусклого красного, багрового не остается ничего, и по поляне разливается призрачный свет.

Но ведьмы указывают вверх, вверх, вверх. И Рин во все глаза смотрит туда, куда устремляются их руки.

Небо расчерчивают белые сияющие шрамы. Десятки, сотни падающих звезд. Остатки самой большой орбитальной станции, сгорающей в атмосфере последние сто пятьдесят лет.

Звездопад такой яркий, что у Рин слезятся глаза. А когда шею уже начинает сводить, и она опускает голову, то видит, что перед ней сидит Проводница. Да, именно так. С большой буквы. Так написано в программе. Наверное, у Проводницы есть настоящее имя, но она его не называла. Впрочем, не она одна.

– Тебе понравилось? – голос звучит шелестом листвы вокруг.

Рин кивает.

– Надеюсь, ужин понравится тебе еще больше. Из соседней деревни придут мужчины и принесут мясо, рыбу и птицу. Будет и другой досуг. Если ты захочешь.

При упоминании еды живот отзывается легкой судорогой, потому что она сидит здесь уже несколько часов без еды и питья. А вот другой досуг ей не интересен. Сейчас не время для этого.

– Спасибо, это не слишком… интересно. Я бы больше хотела посмотреть… – она сглатывает.

– На что? – щурится Проводница.

В лунном свете невозможно понять, какого цвета у нее волосы или глаза. Черно-белый мир ночи. Она никогда не появляется при свете дня. Рин могла бы увидеть. Могла бы…

– Ваши рощи.

– Боюсь, это пока невозможно. Ты провела здесь только три недели. Мы не даем позволения посещать наши сокровенные места людям, которые проводят здесь меньше, чем три месяца.

– Я знаю. Но я не просто так здесь. Правда.

Рин усаживается ровно, подогнув под себя ноги, нервно сжимает пальцами полы выданного ей шерстяного платья. Она отдала все свои сбережения, чтобы остановиться здесь на месяц, и вскоре у нее ничего не останется, чтобы платить аренду дальше.

Сакральные вещи требуют много вложений.

Да, думает Рин. Особенно финансовых.

– Ты можешь кое-что сделать, чтобы попасть в рощу.

Тон Проводницы игрив и весел.

– И что я должна сделать?

Какие-нибудь странные поручения, да? Добыть в лесу папоротник, или что там обычно хотят ведьмы?

– Рассказать, кто ты. Ты ведь не обычный человек.

По спине Рин пробегает холодок.

– Как вы поняли?

Проводница улыбается и не отвечает на ее вопрос.

– Тебе незачем скрывать. Здесь – незачем, – шепчет она.

– Не все люди относятся к нам хорошо. До сих пор. Хотя прошло столько времени… – Рин вздохнула.

Проводница подсаживается ближе, гладит ее по руке.

– Твоя жизнь не была легкой. Я понимаю.

– На самом деле… – Рин прикусывает губу. – Моя жизнь не была такой уж тяжелой.

На самом деле, ее жизнь была прекрасной. Полной любви и тепла, безмятежности и покоя. В ее жизни была дружба, такая близкая, что они казались половинками одного целого, радость, которой было так много, что не объять, не измерить, счастье, лимит которого превышен во много-много раз. Невозможно сказать, чего было больше. Наверное, если есть горе, то и счастье ощущается больше. Глубже. Многограннее.

– Но тебя привело сюда горе, разве нет?

Рин усмехается. Что еще может привести в такое место? Разве что богатство и скука.