Читать книгу В шаге от пропасти - Алиса Рем - Страница 1

«– Ты сам это выбрал, понимаешь?

– Выбрал что?

– Быть таким, жить так. У тебя всегда был выбор, и ты его сделал. Ты лишь винишь всех вокруг!

– Выбор и правда был сделан, – мужчина с сожалением усмехнулся, проведя рукой по лицу, на котором красовались ссадины и синяки, – вот только… был сделан не мной».

1988 год. Лондон

В номер мотеля спального района Лондона едва проникали солнечные лучи, ведь окно гостиной закрывали плотные синие шторы, наспех задвинутые накануне вечером.

После шумной вечеринки деревянный пол размокал от разлитого вина и пива, повсюду валялись пустые бутылки, некоторые из которых обнимали уснувшие под утро молодые люди. Всё помещение насквозь пропиталось смрадом: протухшими продуктами, раскиданными на маленьком журнальном столике, который едва держался на одной ножке, опираясь на дырявую коробку из-под дисков. В воздухе беспросветно стоял дым, а на магнитофоне громко играла песня знаменитой рок-группы. Спящих это никак не смущало, ведь в состоянии, близком к тому, в котором они находились, трудной задачей было сделать и несколько шагов. Группа, состоящая не то из студентов, не то из бродяг, хорошенько повеселилась прошлой ночью.

Казалось, ничто не может нарушить этот счастливый покой, но, как известно, жизнь не всегда складывается так, как нам хочется. Ржавые петли тонкой белой двери с грохотом отлетели, до омерзенья отвратительно скрипнув. В номер ввалились два амбала, продвигаясь широкими шагами в гостиную. Оба были с недовольными лицами, которые ещё больше скривились, почуяв специфический запах.

– И где она? – недовольно спросил первый.

– Чёрт её знает! По последним сведениям, должна быть здесь.

Один из гостей «вечеринки» с волосами ниже плеч аккуратно привстал, шатаясь и держась за прикроватную тумбочку. Он решительно произнес:

– Господа, а не кажется ли вам, что приходить на утренний чай без приглашения – это совершенно не… – не успел закончить парень, как в этот же момент получил сильный удар по лицу.

Охранник приподнял брови и взглянул на напарника.

– Стив, мы здесь не для очищения мира от грязи. Если мы её не найдем, босс снесёт голову обоим!

С этими словами мужчина распахнул дверь в ванную комнату.

– Кажется, нашел! – с сарказмом произнес другой.

На треснувшем кафеле спала девушка. Её выжженные волосы были грязными от рвоты, как и мужская футболка, закрывающее голое тело. Синяки под глазами делали их визуально больше, дополнительно урезая лицо. Она была молода, что выступало единственной причиной, почему её образ жизни слабо отразился на красоте. Девица надежно опиралась на плечи спящих подруг, пока одна из её ног покоилась на груди соседа.

– Она вообще жива?

– Да, дождёшься! – заметил Стив. – Эта стерва всем мозги вытрясет, а потом встанет и пойдет дальше. Грузи её!

Девушку схватили под руки, её глаза распахнулись. Недолго думая, она громко закричала, упираясь ногами в дверь, но её проигнорировали. Сцена не вызывала ни у кого вопросов. Всё действо происходило не первый раз и являлось скорее правилом, чем исключением.

– Оставьте меня! Я же сказала, что занята! Я сказала! – словно в бреду повторяла блондинка, колотя кулаками по спине мужчины.

Ещё пара минут, и она сидела в машине, прочно связанная мужским пиджаком. Наученные горьким опытом, охранники прекрасно знали, что особа может попытаться сбежать. Двери машины звучно закрылись, унося знаменитую в определенных кругах Руби.

Сквозь тучи сочился солнечный свет, что было редкостью для лондонской погоды. Именно поэтому на улицах толпились люди, стремясь урвать кусочек долгожданного тепла. С листьев деревьев, мимо которых проносилось авто, капала вода, напоминая о недавно прошедшем ливне. Городская улица быстро сменилась чащей. Лес, видимый через окно, был похож на палитру художника, наполненную всеми существующими оттенками зеленого, серого и коричневого. Сознание девушки превращало всю картинку вокруг в одну сплошную полосу: прыгающую, неоднородную, проносящуюся мимо, словно ураган. Картинка плыла в помутневшем рассудке, а музыка из магнитолы напрочь лишала возможности сосредоточиться на ситуации. Но было ли это необходимо? Вряд ли. Цветной калейдоскоп не мог остановиться. Голова кружилась.

Дорога вильнула и продолжилась на улице небольшого района. Вдоль тротуара стоял трехэтажный кирпичный дом с типичным, мощеным британским крыльцом, на пороге которого располагался красный коврик.

Втолкнув в ненавистные двери, девицу тут же провели в гостиную, где в кресле сидел её отец. Мужчина спокойно пил кофе, намеренно не замечая возвращение «ненаглядной» дочери. Он томно вздохнул, поправив очки на переносице, а затем молча перелистнул газетный лист, продолжая вглядываться в кричащие заголовки.

Мистер Линкольн представлял из себя человека за шестьдесят, с рыхлыми, гладко выбритыми щеками. Очки, надвинутые на переносицу, делали его похожим на профессора. Один из главных судей страны, самый уважаемый гражданин, был вынужден терпеть постоянное унижение в глазах других. Безупречную репутацию всего за пару лет сгубила его собственная дочь.

Блондинка вытянула губы трубочкой и уперлась спиной в дверной косяк, ожидая выговора или хотя бы какой-то реакции. Опять это пронизывающее молчание и раздражающие глотки жидкости утреннего кофе. Он так предсказуем в своей манерности. Девица закатила глаза и отвернулась, желая поскорее подняться наверх, однако низкий голос одернул её со спины:

– Подойди, – прозвучал тон, не терпящий возражений.

Она натянуто улыбнулась и сделала несколько шагов в комнату, где сидел отец. Всё вокруг вызвало чувство отвращения. Эти бежевые стены, насквозь пропитанные снобизмом, наводили чувство неимоверной тоски и разочарования.

– Ты, должно быть, счастлива позорить меня. В последнее время это стало лучшим из всех твоих талантов, – не отрывая глаз от текста, произнес мужчина.

– Рада, что ты заметил. Я старалась, папочка, – с ужимкой произнесла девица заплетающимся языком.

Газета мгновенно отлетела в стену, а столик с чашкой заметно пошатнулся.

– Руби! Посмотри на себя! Посмотри, кто ты такая!

– Хм, – она сдула волосы с лица, подняв голову, – ну, я твоя дочь.

– Ты грязная, пьющая наркоманка, только что вышедшая из притона.

– Ну, это я уже слышала, – девушка вышла из комнаты, направившись к холодильнику.

Руби протянула руку к дорогому сервизу из королевского хрусталя, который являлся гордостью семьи и использовался только по праздникам, и вытащила оттуда стакан, а затем плеснула в него виски.

– Что ты делаешь?

– Завтракаю, – она издевательски пожала плечами.

Мужчина рывком выхватил посуду из рук дочери, с грохотом поставив на стол. Он схватил её за подбородок, а затем притянул к своему лицу, взглянув ей в глаза.

– Хватит так со мной… Хватит так с этой семьей! Хватит меня унижать! – он окончательно перешел на крик. – Теперь всё будет иначе, я всё решил.

– М, и что на этот раз? Клиника для душевнобольных или пансион «благородных девиц» при Кембридже?

– Ты уйдешь из этого дома. Навсегда. Ты выйдешь замуж!

Виски полился изо рта на пол. Истерический смех заполнил всё пространство, а сама девица чуть ли не рухнула на пол, выставив руки вперёд.

– Мы не в долбаном Средневековье, нужно… моё письменное согласие! А ты его не получишь!

– Уже получил. Ты зря взяла себе подпись покойной матери, её я научился ставить ещё в колледже.

Руби осталась сидеть с открытым ртом, пока её глаза начали медленно слипаться. Действие наркотиков ещё не закончилось, и сейчас это явно не было ей на руку.

***

Следующие воспоминания были очень отрывочными: Холодный душ, руки прислуги, ткань, вновь вода и запах лавандового мыла, запах которого она ненавидела. Но девушка словно находилась в прострации. Она не могла говорить, а порой казалось, что даже дышать.

Всё смешалось: лица, слова, события. Она тонула в беспросветной тьме, в которой оказалась по собственной воле.

***

Руби очнулась в кожаном салоне автомобиля. Открыв глаза, оглядела низ своего платья. Рядом сидела её гувернантка, безучастно смотрящая в окно.

– Ненавижу розовый, – прошипела Руби, взявшись за юбку.

Голова слегка кружилась. Её тело всё ещё было слабым, казалось, что истощенным. Руби не помнила, сколько дней назад ела, но сейчас это не так волновало. Первой мыслью, промелькнувшей в её рассудке, стала мечта о стакане холодного виски или мартини. Может, стоит задать вопрос домработнице отца? А что она скажет? Эта женщина делает лишь то, за что ей платят. Так что понимания, а уж тем более жалости от неё ждать вряд ли придется.

Именно от этого Руби бежала всю жизнь: холод и непринятие. С тех пор как несколько лет назад умерла её мать, она не вылезала из клубов и полностью лишилась своей репутации в университете, откуда её быстро исключили. Даже забавно: люди так быстро покупаются на слухи. Дочь уважаемого судьи, носителя аристократической фамилии, но вот несколько нетрезвых появлений и смелых фраз – и тебя ненавидят, осуждают. Старухи в бриллиантах, ещё недавно славившие твои ангельские глаза и благочестивый вид, шепотом называют героиновой шлюхой, но только очень тихо, дабы не запачкать свою культурно выстроенную речь. Хочется кричать, обвинять, бежать – но сил хватит лишь на дыхание.

Чёрный «роллс-ройс» свернул на лесную дорогу, прямиком в огромные ворота. Атмосфера показалась жутковатой, ведь на шпиле здания красовалась скульптура льва с открытой пастью. Тихое нелюдимое место напоминало замок Дракулы из городских легенд. Туман плотным слоем покрывал крышу, а небо – синими тучами. Собирается гроза.

Неужели отец настолько её не любит, что заслал в это жуткое место?

Машина притормозила на вымощенной камнями дорожке, пролегающей между двух клумб с алыми розами, причем давно завядшими. Жизнь в этом месте словно остановилась, а в радиусе мили не было ни души. Пустое пространство ограничивал лес, неприветливо нависая кронами деревьев над местом, где, по-видимому, когда-то присутствовал сад. Сейчас же клумбы представляли собой сборище сорняков, когтисто извивающихся вдоль тропы.

Водитель открыл перед ней дверь. Это была дверь в неизвестность, но Руби твердо решила: что бы ни было, страха она не покажет. Пройдет время, и тот, кто захотел на ней жениться, скоро сам откажется от этой идеи. Если её не смогли вытерпеть в родном доме, что было говорить о незнакомых людях, которые её даже не видели?

Пластиковый чемодан выгрузили из багажника, после чего молча уехали – оставили её одну напротив этого зловещего места. Хозяин даже не удосужился встретить её у порога.

Железные двери мерзко проскрипели при открытии. Огромный по размерам зал, украшенный фресками, портретами и деревянными узорами на мебели, образующими массивные композиции, – потребовалось немало времени, пока их жилище было построено и доведено до ума. Сквозняк продувал всё помещение, заставлял ежиться. В центре зала находился огромный камин, заслоняемый роялем. Везде веет холодом и страхом. Каждый шорох эхом отражается от стен и прямиком летит в другие. Жуткое зрелище…

С верхушки лестницы послышались томные шаги. Худощавая фигура, облаченная в чёрную блузу и темно-синюю юбку, медленно спускалась, придерживаясь рукой за филигранно высеченные перила.

– Добро пожаловать в дом, дорогая, – эхом прозвучал женский голос, сопровождаясь улыбкой.

Незнакомку сложно было назвать красивой – прямые брови, словно сливающиеся с густыми чёрными ресницами, тонкий нос с небольшой горбинкой, восковой цвет лица, большой лоб, но что-то в ней настораживало, привлекая и ужасая одновременно… Той самой деталью был взгляд – голубые глаза особой формы смотрели вглубь самой души, контролируя каждое движение. Гипнотический взор из-под маски. Она чем-то походила на прекрасную ведьму, и всё же было в ней и что-то жутковатое, ненормальное, вселяющее беспокойство.

– Мы как раз тебя дожидались, – она чуть повернула голову и протянула руку, – моё имя – Амели. Ты, должно быть, Руби?

Гостья скривила рот, не подав руки.

– Вы всё время здесь живёте или привезли меня сюда для антуража? Просто дом выглядит так, как будто ему лет пятьсот, – развела руками блондинка.

– Двести, – пояснила Амели, – когда-то он был одним из богатейших поместий Лондона.

– Дай угадаю, его построил ваш великий предок, – закатила глаза девушка, поставив сумку на пол.

– Нет, он его купил у разорившегося аристократа, – ухмыльнулась Амели. – Наша фамилия – Миллер, не носит особой ценности, в отличие от твоей.

Руби недовольно скрестила руки, подняв голову. На потолке виднелась вмонтированная деревянная скульптура, через которую проходила огромная люстра. Кристаллы тянулись вдоль всего потолка, громоздко свисая над лестницей.

– Нравится? – поинтересовалась Амели.

– Ужасно, я хуже ничего не видела. Выглядит, будто заделанная в крыше дырка.

– Так и есть, – вновь согласилась она, приблизившись к девушке.

Руби почувствовала едкий запах, чем-то напоминающий ладан, что исходил от новой знакомой. Маслянистый и приторный, отчасти сходный с орехом.

Молчание длилось недолго – лестница вновь скрипнула, послышались громкие, быстрые шаги, которые по мере приближения всё больше замедлялись. Хозяин походки едва ли хотел казаться обеспокоенным. В тёмно-синем костюме спустился широкоплечий мужчина, который сдавливал улыбку, что выглядело ещё более нелепо. Эта улыбка была столь фальшивой. В новом знакомом Руби разглядела черты отца. Он оглядел свою избранницу, а та, в свою очередь, с презрением изогнула бровь, поджав губы. Нет, он не был мерзок или стар. Он лишь был человеком, который ради своих интересов не прочь выкупить другого человека, что и было сделано.

Неужели пути назад нет и это её новый дом? В горле образовался ком, а в грудине что-то ломило. Паршивое чувство реальности происходящего сочеталось с верой, что всё это – её сон, игра больного воображения, которая скоро прекратится.

«Ну, ничего! Бой не окончен, они ещё пожалеют о своем решении», – подумала она.

Девушка взяла со стола портсигар и, вытащив оттуда сигарету, поднесла её к свече, а затем вставила в рот. Блондинка оперлась ягодицами на деревянный столик, скрестив ноги.

– Чёрт, я всегда ведь знала, но… не хотела верить. Теперь точно уверена! – заключила Руби, томно выдохнув пар.

– В чём же? – столь же спокойно спросил мужчина, приблизившись к той, что вела себя крайне дерзко.

Приняв это действие за атаку, девица вскочила со стола и встала вплотную к супругу, высокого задрав голову. Морщинки у его глаз были едва видны из-за тусклого света, однако Руби могла их хорошо рассмотреть, а вздымающаяся грудь свидетельствовала о том, что он явно нервничал, пытаясь дышать глубже.

– Отец меня никогда не любил, – она прошептала эти едкие слова прямо в губы оппонента, выпустив очередную порцию дыма.

Некоторое время спустя

Шло время, кажущееся мучительно-вязким. Всё оказалось не так просто, как Руби подумала при переезде в новый дом.

В нём царил четкий распорядок, отступление от которого каралось… полнейшим молчанием. Амели повторяла, что отсутствие звука благотворно влияет на все, что находится вокруг. С этой женщиной творилось что-то неясное: она постоянно пропадала в определенные часы, озиралась на стены и запиралась в гостевой комнате, находившейся в старом крыле особняка. Её рассуждения казались безумством до момента, пока Руби действительно не начала сомневаться в своей собственной адекватности. Происходило что-то странное. Миллеры не издевались над ней физически, то насилие не было сравнимо с обыкновенной физической болью, то была боль моральная. Она словно попала в закрытую тюрьму: место, где её никто не слышит. Особняк, его двери и старинные потайные выходы стали её единственным развлечением.

Каждый день семья вставала ровно в шесть, и гасили свет в десять минут одиннадцатого. Ни минутой раньше или позже. Окна были столь темными, что девушка научилась отличать время обеда и ужина лишь по часовой стрелке. Гулять ей позволялось до четырех часов вечера, причем место прогулок ограничивалось дворовым садом и чертой мрачного леса. Выходки мало помогали, ведь их терпели недолго. Если девица что-то вытворяла, то Амели забирала ключ от её спальни, чем вынуждала ночевать в огромной гостиной, оставаться ночью в которой казалось чем-то невыносимым. Воображение Руби всё краше вырисовывало образы, преображая скрип лестницы и другие звуки в нечто большее. Она начинала слышать и видеть то, что когда-то казалось ей выдумкой фантастов. После таких ночевок ощущение колотящегося сердца не покидало ещё долгое время.

Муж был холоден, начиная постелью и заканчивая простым разговором. Единственное, что она отлично о нём знала – это то, что его звали Генри. Любая попытка поговорить заканчивалась молчанием обоих. Да и говорить им было не о чем – они не знали друг друга, не имели ни малейшего понятие о личности, с который засыпают рядом каждый вечер. Все свои дела он обсуждал лишь с обожаемой сестрой – Амели, а Руби лишь изредка слышала обрывки их разговоров. Её всего два раза вывозили в город. Первый – чтобы купить одежду, второй – чтобы кому-то представить. Но всё же девушка мало что помнила, ведь в обоих случаях находилась под действием каких-то препаратов. Не возникало сомнений, что их подмешивала всё та же Амели. Она делала это тогда, когда требовалось, и ни разу не была поймана на своих маленьких преступлениях.

Один раз Руби попыталась сбежать, ускользнув в открытую чащу леса, которая располагалась прямиком за садом. Девица надеялась выйти через пролесок к дороге, однако это оказалось не так-то легко. Да и первой попавшейся машиной оказалась машина её собственного мужа. Руби не могла выдержать такого существования: она постоянно пила алкоголь, запасы которого находила везде, где только могла. Притупленное сознание давало хотя бы какое-то успокоение и некое смирение с происходящим.

В один прекрасный день стало известно, что юная миссис Миллер беременна. В особняк пригласили врача, приход которого несказанно обрадовал Руби. Она впервые видела кого-то другого. Однако слезные мольбы помочь ей не дали результата. Получив немаленькую сумму, врач спокойно ушел. С этого момента и начался настоящий кошмар. Амели не сводила с девушки глаз, присматривая за той, словно за домашней курицей, которая вот-вот должна была снести золотое яйцо. Она контролировала всё: от еды до часов прогулок в день. Руби вынуждали есть здоровую пищу в больших количествах, которую она с радостью променяла бы на тарелку жареного бекона, который когда-то так любила покупать.

Алкоголя в её крови больше не было – за этим строго следили, а потому мысли о ребёнке всюду преследовали несчастную. То, что внутри неё растет что-то инородное, приводило в ужас. Это нечто словно пожирало её, всё больше забирая идентичность восприятия мира вокруг. Она ненавидела этого ребёнка и несколько раз пыталась устроить выкидыш, якобы случайно поскальзываясь на лестничном пролете, – всё зря.

На свет появился голубоглазый мальчик, чем-то похожий на отца, однако имевший и черты лица матери. Вопреки ожиданиям, материнское чувство не пришло. Его просто не было, за что девушка поначалу себя корила, а позже – просто смирилась. Строить из себя хорошую мать Руби не стала. Она лишь прилично выглядела, ведь того требовал муж, по случаю чего у неё даже появилось право выезжать в город, дабы обновлять гардероб и прически. Парадоксально, но именно в этом она видела плюс в рождении Джона – в возможности наконец-таки относительно выходить за рамки своего «заключения». При любом удобном случае она покупала алкоголь и, закрывшись в комнате, лечила своё горе.

Лондон. Поместье Миллеров

1996 год

Мальчик вошел в гостиную, где всё казалось таким большим. Джон воображал себя в другом мире, когда раскладывал старинные броши в шкатулках или находил какие-то необычные детали. Генри редко позволял зайти в свой кабинет, а потому, когда такое случалось, малыш с удовольствием садился за стол и, подражая отцу, водил рукой над бумагами.

Мама всегда представлялась ему грустной. Джон не мог понять причины её грусти, однако подсознательно ощущал свою причастность к её чувствам. Всякий раз, когда он обнимал маму, то она либо медленно отстранялась, либо же сухо отвечала на объятия. Однако они не были полны любви и нежности, какими обычно бывают объятия матери – они были холодны и формальны, словно осуществлялись для галочки. Она не показывала открытой ненависти, не давая притом и любви. Мальчик не мог понять: чувствуют ли к нему что-то вообще и должны ли?

– Мама, посмотри, – Джон подошел к дивану с красной бархатной обивкой, на котором лежала его мать, закинув ноги на подушку. Её взгляд был уставшим и крайне сосредоточенным на бокале вина, который она держала синеватыми пальцами, выглядывающими из-под широких рукавов свитера. Мальчик протянул матери камешек, чем-то похожий на кусочек мрамора. Когда он нашел его в саду, то посчитал драгоценным, ведь тот красиво переливался в лучах солнца.

– Это тебе.

Прищурившись, Руби взяла подарок и, покрутив его в руках, спросила:

– Это что ещё? – хрипловато произнесла она, прокашлявшись.

– Драгоценный камень. Такой, как у тёти Амели, в кулоне на шее. Ты грустишь, потому что у тебя такого нет, но я нашел. Вот он, смотри! Теперь у тебя тоже такой есть, ты будешь красивой – будешь как тётя.

Последние слова сына что-то всколыхнули в ней. Имя Амели олицетворяло весь тот ужас, что происходил с ней все эти годы. Эта ведьма господствовала в доме, не давала никому спокойно дышать. Она влилась в каждого, заняла последнее в доме одинокое место.

– Это обычный камень, – ответила Руби и неряшливо откинула камешек в сторону.

Мальчик нахмурился, усердно стараясь не заплакать, однако слёзы обиды подступили к глазам. Его снова отвергли. Отвергла самая важная женщина, любви которой он никак не

– Ты что, ноешь? – она свела брови, сделав глоток вина. – Это жизнь, дорогой! Не всё происходит так, как мы хотим.

Джон быстро побежал в свою комнату – ему хотелось закрыться от всего мира, защититься от этого всепоглощающего равнодушия. Несколько раз споткнувшись на деревянной лестнице, мальчик добрался до своего уголка. Он быстро залез под одеяло, закрыв руками голову.

Вечером того же дня Руби принимала ванную – единственное, что её успокаивало, помимо алкоголя и любовников, с которыми она успевала встречаться, пока приезжала в город. Стоит закрыть глаза и вытянуть голову навстречу теплому пару, и представить себя можно где угодно. Где угодно, но только не здесь.

С мокрых волос капала вода, попадая на махровый половичок. Умиротворение и покой. Старая дверь тихо скрипнула, мелкая дрожь пробежала по коже, и девушка оглянулась – никого. Ложное беспокойство, навязчивые страхи, которые давно стоит прогнать. Руби выдохнула, вновь облокотив голову на край ванной, пока чья-то рука не схватила её за копну белых волос, с силой дернув вниз.

– Я всегда знала, что тебя стоит убить, – даже через плеск воды этот тембр голоса был отлично узнаваем.

Амели…

Руби изловчилась и укусила убийцу за руку, на секунду обездвижив её. Не теряя времени, девушка выпрыгнула из ванны, однако не успела сделать и шага – Амели вновь схватила её за волосы и, перегнув корпусом через борт, опустила головой в воду.

– Ты с самого своего появления замарала наш дом своей грязью! Но я очищу нас от неё, я сделаю это, будь уверена! Я отмою… всю твою грязь!– словно в бреду повторяла Миллер.

Брызги, метания, сдавленный стон. Воздуха почти не осталось, и Руби открыла рот и закричала прямо в воде. Это был крик отчаяния, столь сильного и горького.

Камден. Лондон

Наши дни

Тихий район в осеннюю погоду был одним из самых уютных мест города – его окружал раскидистый парк с длинными аллеями и высокими деревьями. Спокойствие и умиротворение мешалось с оживленным движением, постоянной спешкой прохожих. Складывалось впечатление, что в Лондоне все торопятся жить. И в какой части этого прекрасного города вы бы ни оказались – вы всегда найдёте заполненные до отказа кафе, где кто-то обязательно ссорится, кричит, в то время как за соседним столом кто-то спокойно допивает свой кофе.

Из этих мест всегда доносился знакомый каждому аромат, который было невозможно спутать ни с чем. Латте украшался взбитым сливочным муссом, пока помощница официантки осторожно снимала с плиты карамельный сироп.

– Марго, только не разлей, хорошо? – недоверчиво протянула девушка на раздаче.

– Постараюсь, – улыбнулась в ответ светловолосая официантка.

Она была одета в традиционную форму кофейни: бежевая водолазка и коричневые брюки с завышенной талией, которые элегантно завязывались на поясе. Марго всегда нравилось испытывать себя, а потому она твердо решила, что за каникулы должна попробовать устроиться на свою первую работу. И пусть она не так престижна, это всё равно опыт и какой-то заработок. Задач в её голове было ровно столько же, сколь и надежд. Она не должна подвести родителей, которые после долгих уговоров отпустили дочь в Лондон на два с лишним месяца. Это её шанс. Шанс доказать, что она взрослый, самостоятельный и рассудительный человек, способный принимать правильные решения. Однако с последним пунктом всё ещё были некоторые трудности. Марго должна была стать моделью. Нет, то не было её желанием изначально, однако все вокруг твердили о неземной красоте британки: высокий рост, правильные черты лица, выразительные густые брови, обрамляющие в меру широкий лоб. В её глазах отражалась сама жизнь – взгляд всегда выражал заинтересованность и был полон энергией. И всё же её сложно назвать женственной: худые плечи, маленькая грудь, слегка небрежная походка, лишенная степенности и грации. В повседневной жизни она нередко выбирала толстовки и джинсы. Да и зачем иметь другие вещи в гардеробе при таком образе жизни?

Первая работа оказалась не такой легкой. Клиентов было много, и иногда в силу своей неопытности Марго не справлялась так хорошо, как остальные. Порой зал был переполнен, а она лишь нервно металась из стороны в сторону, не успевая принимать заказы, хоть и работала там не одна. Но куда больше всего, что было в этом сомнительном заведении, её раздражал босс. Кажется, мистер Харис находил истинное удовольствие в том, чтобы прилюдно отчитывать работников. Ни один день не обходился без выговора и сцен, нередко заканчивающихся драматической развязкой. Каждое утро он вывешивал бланк, в котором указывал имена лучшего и худшего работников. Но больше всего на свете он обожал совещания с персоналом. Издеваться над теми, кто ниже тебя по статусу и не сможет возразить, – что может быть проще? Чаще остальных под его удар попадали молодые девушки, и многие даже поговаривали о домогательствах, однако такие разговоры быстро пресекались увольнением.

Всё складывалось привычным образом. Очередной заказ. Звонок на стойке.

Кофе многое может сказать о клиенте – чем старше клиент, тем более крепкий кофе он выбирает, с меньшим количеством добавок. На кухне все в шутку называли суровым реалистом того, кто заказывал черный американо. Более молодые люди чаще отдавали предпочтение сладким напиткам, с большим количеством молока и сиропом с различными экзотическими вкусами. Истинными ценителями считались те, кто выбирал классику: будь то фирменный латте или макиато.

Марго по привычке подошла к столику, держа в руках блокнот и ручку. В кресле сидел мужчина, направив свой взгляд куда-то в стену. Он показался ей довольно привлекательным. В глаза бросился высокий рост и аристократические черты худого лица. Пальто, которого он даже не снял, придавало образу книжной загадочности. Молчание затянулось, и, проглотив легкий ком в горле, официантка обратилась к нему:

– Вы хотели сделать заказ? – произнесла дежурную фразу она, слегка повернув голову.

Словно опомнившись, незнакомец сосредоточил взгляд на говорящей, слегка улыбнувшись. В его глазах было столько доброты и неподдельной искренности, но при этом столько грусти. Есть тип людей, с которыми ты можешь пойти куда угодно. Те, которым безоговорочно веришь. Глубокий, проницательный взгляд. За своё недолгое время работы Марго часто встречала посетителей с «пустыми» глазами, в которых ничего не цепляло. Это был иной случай.

– Да, эспрессо, пожалуйста, – голос был похож на тот, что читает Шекспира в вечерних передачах, – глубокий и поэтичный.

– Отлично, ваш заказ будет готов через пять минут, – кивнула Марго, развернувшись спиной к мужчине.

Почему он находится здесь сегодня? Что он делал до этой секунды, как пришел именно в это место? Её впервые так заинтересовал посторонний человек. Не успели мысли прийти в порядок, как она уперлась в чью-то фигуру. Душащий запах навязчивого одеколона врезался в нос, вызывав легкий приступ удушья. Марго закашлялась, подняв голову вверх, – ну конечно, Харис.

– Что, не ждали? – мужчина презрительно скривил рот, оттолкнул девицу своим огромным животом и прошел вглубь зала. – Почему Люси не на смене? В зале две официантки. У нас что, забегаловка?

– Мы справляемся, мистер Харис.

– Я вижу. Иди сюда, – он поманил Марго указательным пальцем, облокачиваясь на барную стойку. – Что ты видишь? – он ткнул толстым пальцем в бумаги.

– Статистику по выручке, – тихо ответила она.

– Да, верно. Почему она стала меньше, чем была ещё неделю назад, не знаешь?

Русоволосая отрицательно покачала головой.

– Да потому что вы, курицы, только кудахчете, вместо того чтобы работать! Я что же, взял тебя на работу для болтовни?

Все посетители удивленно переглянулись, пораженные такой откровенной грубостью. Босс снизил голос и отошел в сторону, ухватив официантку за руку.

– Я работаю, мистер Харис, как и все мы здесь, – зло прошептала Марго.

– Да неужели? – оскалился босс. – А может, расскажешь тогда, почему я не получаю больше денег? Почему же я получил их меньше? А?

– Я же сказала, что…

Он больно дернул её за руку.

– Послушай, милочка, мы это уже обсуждали: ты либо работаешь, либо катишься отсюда. Вижу, что официантка из тебя так себе, так может, покажешь нам свои другие таланты, м? – он зло ухмыльнулся, посмотрев в глаза работницы. Отвращение, смешанное с яростью, отразилось на молодом лице.

– Да пошел ты! – недолго думая, девушка плюнула в лицо боссу, чем изумила всех в зале.

Марго бросила на пол блокнот с ручкой, большими шагами направившись на кухню, через которую пролегал путь в расчетный зал. Ей платить за аренду на этой неделе, а она только что потеряла работу. Если родители узнают, то о жизни в Лондоне в будущем стоит забыть.

Проходя мимо тесного кабинета начальника, Марго на секунду застыла, а после решительно вошла. На дубовом столе лежал бумажник, то был бумажник Хариса – это стало понятно по безвкусной кожаной обивке желтого цвета и прикрепленной карточке водительского удостоверения. Воровство – отвратительная вещь, и Марго отлично знала эту истину. Но, несмотря на это, в её голове что-то щелкнуло. Ей показалось, что это единственный из возможных выходов, хоть и не столь правильный. Да и если разобраться, то такого гада, как он, давно пора было наказать. Марго быстро выдернула несколько крупных купюр из кошелька, спешно захлопнув его после.

– Вот тебе таланты, урод! – злобно прошипела себе под нос она, унося ноги прочь.

Однако девушка не знала, что через подсобную дверь за ней наблюдал тот самый мужчина, так и не дождавшийся своего заказа. Его взгляд был полон интереса и выражал уже совершенно другие эмоции. Он молча отряхнул серое пальто от капель дождя и направился к автомобилю, словно не увидел ничего странного. Внутри у него закралась душащая сознание мысль, которую тот усердно отгонял, голос в голове, который он так часто слышал, отчетливо шептал:

«– Принося в жертву, ты искупаешь грех, но и приобретаешь новый. Такова жизнь, мой маленький Джон, таков этот мир. Только так ты можешь очиститься, только так ты сможешь искупить…»