Читать книгу Кюди - Альма Лиджиева - Страница 1

Оглавление

С самого первого дня слышу это слово «Апрелевка»

Тут общий холодильник. Я принесла утром масло и хлеб и вот их нет.

Блин, это так смешно.


Я сижу в кабинете со списанной техникой. Здесь много чего интересного.

Сейчас зашла Марина и увела меня к себе в кабинет и показала, чем она занимается. И она сказала: «Если вы хотите быть уборщицей, вы можете везде быть уборщицей» И сказала ещё: «Сосредоточьтесь и найдите себя»

Я поблагодарила её за эти слова. И дальше: «Чтобы найти себя, надо этим заниматься» Потом нахмурилась и сказала: «Меня вот, например, очень интересует геохимия серы. Откуда сера» И подошла к шкафу, достала труд, наверное, из тысячи страниц. Она сказала: «Это заказная работа, платная. Французам делали. Вот видите, написано – ответственный за исполнение доктор геолого-минералогических наук Дахнова»


Смотрю ей в глаза.


Ушла.


Десять минут, чтобы расслабиться, посмотрела бьюти-видео. Зачем мне нужно было расслабить мозг. Затем, что мне нужно было почитать про СНИПы. Строительные нормы и правила.


Строительные нормы и правила состоят из пяти основных разделов.


Второе собеседование меня напугало, удивило, расстроило и насторожило. Одним словом, всё то, что бывает неожиданным, то и случилось.

Мне позвонил Лапшин Иван Константинович. Представился, спросил, в конторе ли я, смогу ли подойти. Я заволновалась. Сказала, сейчас спущусь. Переодела верх с рабочего на выходной. Взяла ключи, телефон и черную тетрадку с ручкой. Зачем тетрадку взяла, не знаю.

И по ступенькам спустилась на первый этаж. По пути насмешила себя такой мыслью – тетрадку я взяла для солидности.


Итак. Комната 101.


В комнате сидят три человека, двое старших и один совсем молодой. Они сидели и смотрели на меня, когда я постучалась. Мужчина в бежевом костюме, который сидел у окна в глубине кабинета, заулыбался и поднялся. У него в руках были бумаги.

И была минутка замешательства.

– Давайте выйдем, чтобы не завидовали, – сказал он.


Высокий, худой.


Хотя мы стоим в коридоре, где никого, кроем нас, нет, он говорит тихим голосом.


– Вот это оглавление по охране окружающей среды. То, чем должен заниматься эколог.


Я почувствовала себя плохо.


Опять экзамен.


Взяла папку и поднялась.


Под скрепкой шесть или семь листов, тут точно не помню. Мне нужно было их прочитать и просто признаться самой себе, что я ничего в них не понимаю. Ещё он сказал: «Так как у вас опыта нет, чтобы вас не пытать, прочитайте, чтобы понять»


Точно пока не знаю, почему я расстроилась, когда открыла эту дверь, но слушала я немного рассеянно. Но, тут опять, точно поняла только то, что чувствую, а я чувствовала самую настоящую проверку. И мне это чувство не понравилось. Поэтому расстройство проходит. Он всегда проходит.


Я сказала:

– Хорошо. Я почитаю и пойму. Если это подходит, то я сразу вам скажу. Если быстро пойму, то сегодня же и скажу.


А Иван Константинович сказал: «Да, в любое время», и улыбнулся, как мой одноклассник из хорошей школы, широко и довольно.


Обратно я поднялась на лифте. Пришла и всё прочитала. Теперь нужно Ивану Константиновичу всё это вернуть. Решила спущусь на лифте.

Когда я шла к лифту, увидела Лену, вообще-то Елену Сергеевну Ленивкину. Так написано на её пропуске. Она с девушкой Оксаной работает в кабинете, где ламинатный пол, который легко мыть. Они чего-то там продают, как говорит Марина.


Я чувствую, у меня судьба как у Артура Рембо. Сначала в 16 лет я тряслась ночью оттого, что мне хотелось творить. Спать не могла и не знала, от чего, и нашла выход в писательстве. Я сама себя нашла. Шла после учёбы в университете два раза в неделю в 18:00 в ДДТ в ШЮЖ и хотела писать.


Ленивкина Елена Сергеевна, когда прошла мимо, посмотрела на меня грустным взглядом. Я зашла в лифт, и он как будто раздумывал, везти меня или не везти, никуда не шёл.


Когда я снова постучала в комнату «101», то я специально улыбалась. Это немного психическое, потому что мне было неудобно за себя, за то, что я сдаюсь.

Я сказала так Ивану Константиновичу (Его имя я подглядела, когда смотрела в его монитор, где можно было прочитать имя пользователя, а когда он мне представился я, конечно же, не запомнила) сначала про коридор:

– Какой тут светлый коридор, – и махнула на весь коридор рукой.

Мне кажется, эти отвлечения нужно полностью отдать моей калмыцкой крови, которая никогда не поможет сказать ни один тост.

Он смотрел внимательно и по-доброму, когда я говорила, что вынуждена отдать листы, что я сама сделать проект не смогу. Ни за что не смогу самостоятельно сделать отчёт, расчеты и таблицы эти все. Это для меня всё равно что снова пять лет отучиться и сделать дипломный проект. Я закончила в 2005 году, а сейчас 2022-й.

И я сказала, что, возможно, произошло недопонимании с Марьей Владимировной (я не понимаю, почему у меня такая склонность сваливать всё на других, приплетая других. Марья Владимировна из отдела кадров, меня привела в кабинет Кузнецова Анатолия Ивановича, он направил меня к Ивану Константиновичу). Я не умею того, что должен уметь настоящий специалист. Я-то думала предложить свою кандидатуру в качестве лаборанта. Я же знаю, что я не смогу быть экологом. И в дополнение я рассказала высокому молчащему учёному человеку про свою клятву после выдачи диплома:

– Я когда закончила университет, приняла решение, что экологом ни за что мне буду. И вот я сейчас смотрю на эти документы, которые вы мне дали, и думаю, вот жизнь. Почему меня столкнуло снова с экологией. И, главное, когда мы учились, нам говорили, что работу найти будет трудно.

Да, так действительно говорили. Речь об этом шла на самом деле.

Иван Константинович кивает мне, говорит серьёзно и немного вскинув голову:

– Почему, в экологах всегда есть необходимость.

И тут я уже не понимаю окончательно, чего от меня хотят.

А я хочу понять, оказывается, что от меня хотят. Что я могу для людей сделать. Вот это для меня, оказывается, становится важным.

И потом я задаю какой-то вопрос, что Иван Константинович ведёт меня в свой кабинет, где вижу только одного человека. Он седой и в очках.

У них очень чистый прибранный кабинет. Есть такой же стол, как у всех, кухонный, с кувшином и чайником. На белой стене висит карта масштабом 1:4000000 (в одном сантиметре 40 тыс. километров), которая называется «Россия и сопредельные государства» Я смогла рассмотреть эту карту, когда мне предложили сесть: «Посидите»

Договорились быть на связи с Иваном Константиновичем.

Я могу прийти с флешкой, скопирую и смогу понять, как должен выглядеть сам проект с документацией.


И были слова: «Кому-нибудь в помощь», «Или лаборантом»


Он мне своей улыбкой моего одноклассника в Лимане, где мы жили один год. И, странно, что фамилия того мальчика тоже была Лапшин.


Мне кажется, у меня всё же какой-то диагноз. Так себя вести на собеседованиях.


Но всё же это всё удивительно.

Мы находимся в какой-то действительно хитро сделанной игре. В невероятном квесте, как говорит Татьяна Мужицкая.


Я сегодня читала документы, которую дают человеку, которого принимают на работу на должность «инженера-эколога» У меня есть диплом инженера-эколога. НО Я ЖЕ ПОСТУПИЛА И ВЫУЧИЛАСЬ С 2000 ПО 2005 ГОД; за это время прошла жизнь, можно с уверенностью сказать.


Я стараюсь быть честной. Не могу, значит, не могу.


А что я могу или не могу, это только я могу сказать.


Я, например, могу за раз выпить семьсот граммов яблочного сока. Это я могу.

Ещё я могу за неделю написать двадцать страниц текста.

Из которого, может быть, хороших останется страницы две.


Я могу ещё убираться.


Иван Константинович, как только услышал мой ответ, в паре фраз обрисовал решение: «Ну, теперь будем, значит, искать кого-то со стороны»

Это означает, что институт будет нанимать специалиста, который сделает всё, что нужно.


Вот так можно прописать в сценарии про героя «Слава, друг Марины, он делает всё, что ей нужно» Я шутчу.


У меня какое-то очень сильное чувство, которое называется, – что от меня требуется.


Я стараюсь тихо жить, никому не мешать. Как папа.


Раньше была не такой, раньше хотелось выделиться. В семье – точно хотелось выделиться. Я видела, как мама и папа видят нас всех, общаются с нами всеми. От папы шло много нежности, он шутил. Смеялся как мальчишка. А мама его оценивала. Он хотел угодить. Это лучшие времена, не кризисные.

Кризисные времена я считаю темнотой.

Зажрала меня эта темнота.

Когда вспоминаю или описываю наши дни в то время, мне физически становится плохо.

Я помню, что хотелось, чтобы любви от родителей было всегда много.

Я чувствовала от папы.


Надо найти и прочитать «Семья, и как в ней уцелеть?» Р. Скиннера


У нас была хорошая семья. Самая настоящая калмыцкая семья с необычными старшими её членами.


Я же начала писать о СНиПах. Забиваешь в гугле «снип» и смотришь. И, оказывается, что снова нужно всему учиться.


Вчера ко мне сюда в 309 комнату дважды заходила Марина Виссарионовна Дахнова. И она со мной говорила и говорила. Я ей напоминаю, кажется, одну из студенток. И она мне рассказывает над чем она работает. Мне так неудобно слышать по несколько раз про одно и то же. Сам человек сознает, что повторяется, просто реакция его не удовлетворяет, поэтому человек повторяет снова и снова. Она рассказала, что взяла посмотреть бумаги, а там под скрепкой одно и тоже, все копии с одного листа.

– Дура набитая, по-другому не скажешь, – говорит она, сидя в кресле, в котором она хорошо смотрится, маленькая, начальственная. И с деменцией.


14 мая 2022


Я перечитываю свой дневник, те листы, которые я по-доброму называю «моя верная толщина», и удивляюсь.

Иногда трудно читать. Но как интересно.

Подмечаю людей. В сути самое ценное это художественные заметки.

О том, как ищу работу это круть несусветная. И главное, хорошо, что без эмоций.

О папе пишу – удивительно.


Я сама себе урок.

Мне надо было быть к нему внимательнее, мне надо быть к нему очень внимательной.


Хочется плакать.


16 мая 2022 год


Сегодня Дахнова Марина Виссарионовна была несколько груба со мной, когда открывала я дверь на этаж, туда в кабинеты, в туалет, лаборатории, в которых никто не ходит, в эту тихую, тихую сторону.

Она разговаривала так со мной, как будто не хотела тратить время на то, когда я пойму смысл её слов.

Так бывает часто у людей. И они произносят известнейшую фразу с начала 2015-го года (потому что я тогда её и начала слышать): «Я ещё раз говорю» И это означает много чего:

«Я говорю, а ты запоминай»

«Я устал тратить время на тупых»

«Мне с вами неинтересно, вы уступаете мне на много единиц по коэффициенту интеллекта»

«Я главнее»


Очень она меня заинтересовала, Дахнова Марина Виссарионовна.

Когда я услышала её фамилию, у меня не было ощущения, что я уже её знаю, но у меня возник интерес. Мне понравилось, как звучит эта фамилия. Наверное, могу сказать, я почувствовала интерес.


И вот Дахнова.


На прошлой неделе доктор геолого-минералогических наук Марина Виссарионовна Дахнова (родилась в 1938 году 20 мая, это, оказалось, можно найти в интернете) сама находила меня, в один день она заходила аж дважды и говорила, и говорила со мной.

Она как будто не может наговориться.

Ей очень важно что-то делать, и ей важно говорить о себе. Иногда она отворачивается в сторону и говорит голосом Нины Ургант «У меня был такой случай» И я просто смотрю на неё. Ей есть что вспомнить. Уж ей-то точно есть о чём вспомнить. И я жду историю, но историю она не рассказывает, она может забыть её, взять и придумать сверху новую. А ещё она может себе противоречить. Ей нужно просто говорить. И темы – это как якорёчки, чтобы зацепиться за них, и продолжать свою мысль.


Интересно.

Я не знаю, о чём она на самом деле думает.


Девушки из кабинета с полом-ламинатом стыдятся, что пьют по пятницам мартини.

Почему-то Людмила, девушка из 318-й комнаты встала, когда я просто спросила, работает ли пылесос, который лежит в соседней комнате, встала из-за стола, как в школе, как будто отвечала на вопрос учителя, и села, когда закончила. Она сказала: «Я не знаю» Она очень крупная девушка. Лицо у неё хорошее.


Я думаю, что они все занимаются не совсем работой, когда вот так рано приходят и открывают свои браузеры. Они могут смотреть новости, свои соцсети. Или как Оксана и Ленивкина Елена Сергеевна, и ещё одна девушка, которая приходит и сидит у них, что-то всё обсуждают втроём.


И, надо сказать, я обрадовалась, когда у видела, что Гриша опустошил весь подоконник. В пятницу я видела, как он и Лёша (тот человек, у которого пропал личный совок) несли ростки в машину. Это было красиво. Необычно. Для меня – точно. Такую картину можно увидеть только в институте, который занимается природой, землёй, травами, ростками, горизонтами, почвой, геологоразведкой, нефтью, газом, а не человеческими отношениями, как в любом другом институте (я шучу). Тут природа – важнее. Я, разумеется, сейчас так думаю, но не обязательно это правда так и есть.

Во ВГИКе институт, по поему мнению, перестал быть институтом и стал университетом и стал заниматься по большей части деньгами. Очень денежным местом стал ВГИК.

Итак.

А двое мужчин несут ростки, в каждой руке по лотку. Высокие зелёные листья на солнце очень яркие. И я до сих пор не знаю, что они такое вырастили. Но что-то красивое. У Лёши было весёлое, спокойное и немного острожное выражение лица, потому что, видно, старался не выронить. А это возможно, если оступиться. Короче, нельзя выронить, и поэтому нёс с осторожностью.

Когда он нёс пакеты с бутылками – отмечание его ДР (это всё мои догадки, если что: я же думаю о них, раз я убираю их помещения), он улыбался. И шёл он подпрыгивая.


Я когда мою пол, думаю о разном. Я замечаю, как хорошо те женщины, которые сидели сначала с понурыми лицами, одна очень большая, другая низенькая и компактная, украсили свой кабинет после ремонта. Им не дали новой мебели, и мыли они свои столы сами. Чем именно они занимаются, я тоже не знаю. На столах какие-то старые учебники с открытыми страницами. Я запоминаю названия, но тут же забываю, потому (и тут стоить сказать эту фразу) быт сильнее. Они поставили своих собачек из гжели на системный блок. Наверное, радостно поворачивать голову и видеть собачек, всех разом разного размера, стоят и охраняют данные. На другом столе (вероятно, у низенькой женщины) весь стол в канцелярских мини-копиях больших обиходных предметов. Продуктовая колясочка размером с высокенькую шкатулочку, на колёсиках, стоит с бумажками до отказа. Огромный фикус (или не фикус) в огромном горшке с маленькой огородной леечкой прямо в земле у корней. Они всё придумала сами, заставили подоконник растениями, вытерли шкафы, повесили портреты, повесили зеркало: поставили цветы в вазу. Их интересный кабинет теперь набит историей.


Дахнова сегодня зашла один раз. Увидела меня, прищурилась и сказала, что ищет бумагу. Я спросила, какую, она подняла брови, и также раздражённо, как утром, сказала, ну, какую бумагу? бумагу. не туалетную же. Вот это класс, думаешь, вот как надо общаться с непонятливыми.


Однажды, когда мыла туалет, она заходила и говорила мне: «А вы не слишком стараетесь? А то придёт какая-нибудь хрюшка»


Она профессор, она доктор, она написала научные труды.

Она умная, оригинальная и сейчас она старая.


А Лена Назарова, которая всё время слушает в наушниках музыку, поэтому, когда говоришь с ней, ты ждёшь секунду, пока она вынет чёрный наушник из уха, и повторяешь, чтобы Лена Назарова сказанное поняла, она про Дахнову что-то сказала раз, что не стоит повторять. Сразу дала оценку, сообщила факты о ней, и употребила слово «тётка», и мне это не понравилось. Я сейчас чувствую себя предателем, потому что Дахнова мне интересна, а Лена – не так, как Дахнова. Это сейчас так. Но с Леной мы пьём чай и кофе из одного чайника, а Дахнова набирает для чая воду в туалете. Так с кем же я? Где моя правда?

Почему надо быть с кем-то?

Да. Конечно. Я правильные вопросы себе задаю. Это похвально. 
Но результата – ноль.


Я понемногу читаю свои бумажные дневники и иногда поражаюсь тому, на чём я заостряю внимание. У меня всегда есть внимание к деталям, я слежу за миром так, как будто слежу за чьим-то дыханием. Это удивляет порой, но это выдаёт меня с головой. Я же не подражаю кому-то с этой своей внимательностью. Это моё восприятие мира. Так я его вижу. Но удивляет ограниченность, так сказать, обзора. У меня как будто есть желание смотреть в перископ и только, я не хочу поднять голову и увидеть весь мир целиком, он же прекрасен. Я почему-то сижу, вперив взгляд в солнечный зайчик, в щеколду на двери и говорю: «Сегодня у меня, значит, было то-то и то-то» Это всё интересно, хорошо, но до определённой степени.


В субботу и в воскресенье, в прямом смысле слова, отдыхала. Суббота прошла великолепно. Сделала монтаж Андрею Ломакину, до часа дня сдала и получила деньги, тринадцать тысяч. Горда за себя ужасно. А в два часа дня я сидела в зале РГБИ и смотрела «Сладкую жизнь» Феллини, жаль, что плохой там проектор. Татьяна, устроительница показов (Татьяна в переводе с греческого – значит «строительница»), меня заметила и улыбнулась. У меня был казус там (уже второй раз). В пятницу пришли месячные, но я всё равно решила двигаться, ходить, ездить. Решила не жалеть себя. И второй раз на показе и во второй раз во время месячных, и второй раз запачкала штаны, из меня текло, текло и протекало. Наверное, лучше стоять, чем сидеть. Сидишь иногда неровно, и вот случается – в одном и том же месте, в одном и том же состоянии – и снова на просмотре Феллини. Я шла с показа чистая. С чистой душой. Думала, как хорошо, когда сбывается твой план, который был мечта. В прошлую субботу я ездила на СРВ и попала в ураган. Ураган на СРВ – это красиво, но опасно.


Воскресенье сделала ленивым, и мне стало казаться, что Юля никогда не приедет. Но она приехала, и день закончился молчаливо и также тихо. Я немного занервничала, когда услышала её. И занемела щека, напряглась челюсть.


Вообще я стала очень хорошо себя понимать через тело. Оно мне сигнализирует о том, что происходит.


Мы не разговариваем.


Анализировать это я не хочу.


Пусть всё будет, как будет.


Или мы повзрослеем, или что-то ещё.


В четверг я заснула сразу же, мокрой легла и заснула. И ещё у меня была мысль насчёт постели «Надо же, у меня идеальная постель. Как сладко мне засыпать»


В четверг 12-го мая я получила письмо от независимого редактора Михаила Васильева о том, что можно писать новые заявки для проекта Любовная магия.


Смешного много. Я работаю в геологическом институте уборщицей.

Открыла сейчас в гугле Гранд каньон. И стала увеличивать фотографии (со средней детализацией), потому что я интересуюсь всем, что касается рельефа, камней и красоты, разумеется. Раз уж я работаю в геологическом институте, надо чем-то интересоваться.


А увидеть бы Гранд каньон своими глазами.


И когда стала увеличивать фотографию, я почти засмеялась. Потому что в сериале «Во все тяжкие» Уолтер Уайт говорит жене, что он собирается сходить на выставку, чтобы посмотреть новые фотографии марса с хорошей детализацией.

И он учитель химии. И он моет машины на автомойке.


Это кино, КОНЕЧНО ЖЕ.


Получается, что я из своей жизни хочу сделать кино. Какой же это бред.


Я надеюсь, что-то настоящее в этом всём всё же есть.


Кстати, во время «Сладкой жизни» много раз влюблялась в Мастроянни. Он великий актёр. Сейчас кажется, ни с кем не сравнимый.


Я хочу писать хорошо.


Людей тут много, которые достойны быть персонажами фильмов Феллини. Взять хотя бы того дедушку с бородкой, который приходит в 7 утра, спускается в подвал, чтобы поиграть настольный, что ли, теннис. Или куда он ходит. Я прихожу – он здесь, надевает куртку и выходит из кабинета, как будто всю ночь играл в «контру», и теперь ему надо отметиться где-то. Он похож на худого мальчишку с горящими глазами. Но по голосу это дедушка, который бывает сварлив, или криклив, или много смеётся. Зовут Борис Фролов. Любит очень орехи. Он сидит в кабинете с ещё одним дедушкой, но тот персонаж, конечно, из фильма Марлена Хуциева. И у них по потолку вьётся какое-то растение, названия которого я не знаю, не знаю, не знаю, потому что я вижу впервые эти все ветви, да в таком разнообразии, да в такой свободе. В каждом кабинете есть этот иконостас. Зелень, будь тут везде, был сказ. И вот она разрослась. У меня дома в жизни никогда не было горшков с цветами. Цветы я видела в Астраханской области в гостях у родни.

Ещё в этом кабинете у Бориса и дедушки есть рыбки в аквариуме. Одна пятнистая, тёмная, крупная, никак не увижу её глаз, всегда лежит в углу, сегодня она среагировала на голос Бориса, когда он заходил и снимал куртку. Хотелось бы верить, что не только на его голос она реагирует, но и на свет, и на ещё что-то мне надёжное и такое же понятное.

Я однажды наклонилась и присмотрелась к ней и хотелось сказать, кто ты рыба, кто ты, рыба, стань моей пленницей.


Чувствую себя сейчас Джельсоминой как никогда в жизни. Даже больше, чем тогда в 2010 году.

Разве мои заметки не веселят меня? Веселят. Так что же мне ещё надо от них?


Какое число, не помню. У меня плохо с числами, годами – тоже.


Я проспала на столе четыре часа. Никто не потревожил. Хотя люди ходили. Что-то обсуждали. Сегодня – четверг и я не пила кофе. Пост. Пощусь по четвергам – мне нельзя мясо, рыбу, яйца, кофе и чай. И просыпаться мне сегодня очень уж не хотелось, но я встала. Чувствовала усталость, поэтому не особенно радовалась погоде. Хотя, когда открываю штору и вижу небо, я восторгаюсь. Это Красота.

Погода в эти дни замечательная. Замечательная-презамечательная. Люблю дождь.


Я поехала на 771-м автобусе до метро Бибирево. В первый раз так сделала. Было ощущение, как будто я оказалась в другом городе. Утром за 45 минут собралась, и села на незнакомый автобус, но приехала – в семь. Это ли не чудо. Всё мне что-то помогает, всё во мне что-то поддерживает.


А сейчас я спала опять на столе четыре часа, восстанавливалась. Я не могла никак сосредоточиться и начать дописать заявку. Клонило в сон просто ужасно. И я устроила себе постель. Заснула. Мёрзнут только ноги, и я с ними, поджатыми, сплю.


Это не про героизм. Это про приспосабливаемость. Ха-ха-ха-ха.


Я хотела что-то сейчас черкнуть о людях.


Марина Виссарионовна Дахнова меня вчера со мной беседовала долго. Я её слушала.


20 мая 2022


Марина Виссарионовна Дахнова говорила, что у неё день рождения 20 мая.

Сегодня её встретила, когда шла я в центральный корпус, а она – в лабораторный. Я шла в руках с ведрами и шваброй. А у неё был внимательный и серьёзный взгляд.
Вчера говорила с Леной Назаровой, и выяснилось, что на третьем этаже будет ремонт, и что Лена с первого июня уходит. «Я уже заявление написала», сказала Лена и посмотрела в сторону, сразу заговорила о чём-то другом. А мне стало, если честно, грустно. Всё время так, – приходишь, а люди уходят. Я вижу эти перемены.


Странно, я так просто говорю «Лена» Что странного. Это имя. Но просто мне самой странно. Окей, странно так странно.


Сегодня утром встала в 5 утра. Опять не хотелось вставать. Будильник будил-будил и добудил меня.


Надо рассказать о смерти. Сегодня утром в метро умер человек. Одна женщина в красной куртке встала и стала громко о чём-то говорить. Женщине было лет 50-60. У неё было такое живое лицо, что точно не скажешь, сколько ей лет. Она была бабушка, короче, и в руках держала телефон всё время, где-то на уровне живота. Она встала, потому что человеку, который стоял рядом с ней, стало плохо, и он начал опускаться на пол. И она стала говорить людям, всем людям вообще «Машинисту сказать, машинисту сказать» Многие отреагировали, и девушка, с которой мы стояли рядом, у дверей, у надписей «не прислоняться», двинулась и закрыла мне обзор. Я не могла увидеть, где человек. И по лицам людей стало понятно, что человеку не просто плохо, а он умер. И была вдалеке одна женщина в красивом плаще, с красивым лицом. Она была похожа на ту шведскую актрису, писательницу, из фильма Бергмана «Молчание» Она всё время смотрела на то, что происходит, и её лицо было спокойным, очень спокойным, как у Девы Марии. Тогда я стала смотреть только на неё. Один мужчина взял и подбежал, тоже в руках с телефоном, и стал что-то делать с тем человеком, с таким знающим видом, как будто он врач. Поезд ехал, и, наверное, человек осевший на пол, уже лежал, и, наверное, тот подбежавший человек, поправлял или фиксировал его позу. Или проверял пульс. А женщина в красной куртке стояла напротив. Многие люди смотрели все туда. Это самая середина вагона. Я стояла у края вагона, у дверей, у надписей «не прислоняться», как я уже говорила. Потом красивая женщина в плаще сказала: «Всё? Успокоился?» И как-то мирно кивнула. Как будто сама себе. Я поняла так – он умер.


Когда все всполошились, я подумала вот о чём. Я подумала, что если вагон остановится, то мне придётся опоздать на работу. За эту мысль – стыдно.

Второе о чём я подумала – надо выйти поскорее из вагона. Скорее бы «Владыкино»

За эту мысль – не стыдно. Я же человек. Я, к своему удивлению, очень быстро впитала эту атмосферу. Она неприятная. Атмосфера эта неприятная, поэтому мне захотелось поскорее выйти. Надо же, как это удивительно. Как всё быстро может меняться. Мы ничего не знаем ни о чём. Мы существуем в миге. Мы не знаем, что будет завтра, или через год.

Когда смерть приходит, надежда всё равно есть. Это тоже удивительно. Я стояла и понимала, что что-то там серьёзное. Они бы так не смотрели все серьёзно, они как будто все просканировали человека и поняли – это смерть.

Но люди не смотрели все друг на друга, они на смотрели на того человека.

Странно, что надежда не покидает.

Когда я утром приехала на 601-м автобусе к метро. Я шла и думала, надо ездить так чаще, я успеваю, иду спокойно, не тороплюсь. На часах при входе было 5:59. Никогда так рано в метро не спускалась.

Стоит поезд. Так бывает. Поезд приезжает и наполняется людьми, и потом только трогается. Много, очень много людей. Сесть негде. И люди стоят, сидят, все сонные. Одна женщина была с уставшим лицом. Сидела с закрытыми глазами. Я выбрала вагон с хорошей энергетикой. Я так себе сказала. Вот вагон с хорошей энергетикой, здесь стану. Поезд скоро должен поехать. А люди проходили и проходили сквозь вагон. Когда впервые такое увидела в Москве, была удивлена. Почему-то люди ищут место так – они заходят в вагон, проходят его насквозь, выходят из вагона, идут в другом. Проходят другой вагон насквозь. И так пока поезд не двинется. Это движение с подстраховкой. Потому что не знаешь, когда поедет поезд, и вдруг найдёшь подходящее место в другом. Но это моя версия. Я так не делаю. Я так не хожу. Мне страшно так делать. Как будто раз я зашла в поезд, раз он тут стоит, почему бы не сесть и не ждать отправления. Тут такие правила – заходи и садись. Что я и делаю. А поезд поедет. Когда-нибудь он поедет.

И я просто зашла в вагон и встала напротив дверей, рядом с девушкой. От девушки хорошо пахло.

И я продумала эту мысль (отлично помню, именно словами): «Этот вагон с хорошей энергетикой. Встану здесь» И между Бибирево и Отрадным случилось такое. Женщина в красной куртке привлекла внимание. Все люди обратили внимание. Те, кто находился в середине, уж точно.

Оказывается, между Бибирево и Отрадным умер в вагоне метро человек.

И на станции Отрадное два человека зашли в вагон. Они были в униформе с надписью на спинах «служба безопасности», если я правильно запомнила. И вынесли человека прямо на платформу.

Один сказал другому. «Давай за руки» Они не сразу начали к нему прикасаться. Я видела, как они немного замешкались. И, наверное, было от чего. Когда обхватили руки и подняли за них, я увидела цвет кожи.

Это был мужчина. Это были мужские руки. Молодые. И то ли кожа была смуглая. То ли он был синюшный. Другой обхватил ноги. Они вынесли молодого человека и положили прямо на платформу. Он был в чём-то черном, руки были обтянуты черным, как одеваются бегуны. Полностью обтянутые руки. Синюшные руки. Они вынесли его и были в таком ещё склонённом положении, нависали над ним. Потом поезд двинулся.

И до Владыкино ехали спокойно. На местах уже сидели все. Кто-то вышел на станции Отрадное.

И на месте, где сидел тот человек, если он вообще сидел, уже был кто-то другой.

Все сидели. Не пустовать же месту. И человек, который подбежал мерять пульс, он тоже сидел со спокойным лицом. В наушниках. Объёмные и мягкие беспроводные наушники какой-то фирмы. И лицо был совсем спокойным.

А, может, это был приступ, а не смерть?

Что-то случилось?

Человек потерял сознание?

Когда приехали на Владыкино, я вышла из вагона и по ходу посмотрела на то место – там была кровь, маленькая лужа крови.

И зашла на эскалатор.

Через пять минут уже сидела в «ласточке», смотрела в окно.

Я же помню, что было однажды, когда я ходила пешком от Богородского до ВДНХ, с 2017 по 2019. Я видела, как на остановке стояла девушка с телефоном в руке, а под сидением лежал человек – мужчина, высокий человек. Седая голова. Кажется, девушка обнаружила его в таком положении и вызвала скорую. И она стояла и ждала. Я записала тогда что-то об этом, увиденном, в своём дневнике на листах. Но записать – не сделать. Не совершить поступок, не помочь. Быть очевидцем – это не поступок.

Как и сейчас.

Я вспоминаю тот случай потому, что он произвёл на меня сильное впечатление. Как испуг или как восторг. По силе примерное такое впечатление.


Когда ехала в мцк, от Владыкино до Шоссе энтузиастов, я радовалась солнцу. Я старалась забыть синюшные руки. Забыть то, как девушка, которая стояла передо мной, встала и вся обратилась в ту сторону, где стояла женщина в красной куртке. И люди повернули головы туда, а ты не видишь, что там, на что они смотрят. Но по лицам видно, что пришла смерть.


Я хотела забыть и вынуть совсем это чувство. Я, оказывается, стопроцентный эмпат. Желание отогнать от себя смертельное ощущение было естественным, как чувство самосохранения.


Потом я приехала во ВНИГНИ и начала уборку.

После уборки зашла, съела кашу и включила мак. А потом люди здесь в лабораторном корпусе начали ходить по коридору, говорить о предстоящем ремонте. Я слышала голос Лены Назаровой. Она что-то говорит.

Люди.

Но им не расскажешь. Да и к чему такие рассказы.

Мы живём в такое время, когда никого нельзя расстраивать ничем. Если ты себя чувствуешь плохо, никому не говори. Ведь это твои боли, твои проблемы. Научись решать свои проблемы.

Это никого, кроме тебя, не касается.

Из-за чего у него шла кровь?

Что случилось?


Мои наблюдения о жизни это просто мои наблюдения.


Я никогда не узнаю о том, что случилось в вагоне.


22 мая 2022


Фамилия Назаров была у хозяина квартиры на улице Трифоновская, 46, где мы жили всей семьей, где родилась Танюша. Его звали Назаров Виктор Сергеевич.

Когда переезжали в Люблино, или на Текстильщики или на Волжскую, то в вещах нечаянно забрали партийный билет отца, Назарова Сергея. Когда я посмотрела на фото, то подумала, как же сын похож на своего отца. Очень сильно.


Этот партийный билет я вспоминаю по той причине, что мама с папой, когда вернулись в Комсомольский, совсем, никак не могли найти свидетельство о браке, потерялось. Когда женятся, выдают свидетельство. И оно от 1976 года выданное потерялось и больше не нашлось.

В мире действительно существует какая-то закономерность. Которую мы, люди, не угадываем.

Всё, что происходит, действительно живёт по какому-то закону.


Лена Назарова, которой сейчас работает во ВНИГНИ до 1 июня, которая геолог, которой 64 года, которая по-доброму со мной разговаривает, и с которой мы пьём одну и ту же воду из чайника, – Назарова.

Виктор Сергеевич – Назаров. Хозяин квартиры, в которой мы жили всей семьей.


Я могу только лишь документировать. Только записывать, как стенографист, эту жизнь в этой жизни.


И, наверное, благодарить.


23 мая


До вечера я ходила по округе, смотрела новые и старые места. И я купила себе два спортивных топа. Когда пришла в квартиру и рассмотрела их, то поняла, что они мне не нужны, эти топы. Я купила их потому, что мне одиноко. От чувства одиночества. Татьяна Мужицкая говорит об этом с Еленой Погребижской, когда они обсуждают вес. Ей очень хотелось обнимашек, она говорит. А этого не происходило. Вот она и ела. Или она могла накупить себе вещей, а потом их раздавала. Просто ей нужны были объятья, а их не было.


В субботу я проснулась около девяти. Выспалась. В пятницу вообще предприняла небывалый трип. Я поехала на трамвае, который шёл на Шоссе энтузиастов, в центр, и по кругу вниз, и доехала до Пролетарской. Эта станция мне знакома, потому что я работала два года (с перерывом) на Волгоградском проспекте, и когда едешь – проезжаешь Пролетарскую. Но так странно оказаться на станции, которую ты много, много раз проезжала. Я сегодня специально не буду писать о здешних (ВНИГНИшных) людях, потому что от плача (внутреннего) я что-то поняла. Я что-то поняла точное о себе. Такое, чем разбрасываться нельзя. Я плакала внутри, повторюсь. Не по себе. А по тому, что было с Сильвестром Сталлоне. «Я в слезах чистил клетки» Меня накрыло это же состояние, и я его поняла теперь точнее. Ну, ладно, я живу в том же мире, я знаю, что события цикличны. И мысли совпадают. Когда-то они хорошие. Когда-то грустные.

У меня был момент. Я себе сказала, нет, не могу больше. Люди тут ходят, смотрят как я мою пол. Они смотрят на меня. И я – уборщица, я социальная форма, я единица. Я неинтересная единица.

А потом я стала веселить себя. Зато я сегодня опять приехала на автобусе, и меня вёз тот же водитель автобуса. Дедушка с опущенным лицом. Почти неподвижным лицом. И он так быстро привёз на метро «Бибирево» И дальше: зато в мцк рядом со мной села девушка во всём кожаном, и всю поездку она скрипела. Слушать это было смешно. И она была похожа на Кортни Лав. Типажом.

И так дальше: зато я… зато мне… зато я работаю.

Зато – всё.

Всё этот мой опыт.

По МЦ.


Все мои мечты сбываются.


Здесь в комнате 309, в которой я и переодеваюсь, и ем, лежит на списанном оборудовании старый от 1983 года блокнот, на нём написано «План работы м. н. с. Гуриевой С. М» Марина Виссарионовна говорила мне, кто такая Гуриева С.М, но я забыла напрочь.


Почему все мои мечты сбываются. Потому что тут лежит бумага, которую я обожаю – жёлтые листы. Где я только не искала такие листы, нигде не могла найти. А тут они просто лежат. Их списали.


Ладно, это просто знаки. Но я же их воспринимаю.


Мои мечты все сбудутся.


Потому что в блокноте Гуриевой есть конверт. На нём написано Great Britan Postage Paid. Airmail. West Sussex. Boc Edwards. 19.05.1999.


Маленький английский конверт.

Что в нём пришло Гуриевой С.М. – понятия не имею.


Странно, как только я зашла в эту комнату, я сразу обратила внимание на блокнот. Нашла в нём этот конвертик. А бумагу, эти несколько жёлтых листов, заметила только сейчас, несколько минут назад.


Мои мечты сбываются потому тоже, что я не думаю о себе плохо. Я чувствую себя плохо. Но это нормальное состояние современного человека. Куда уж хуже. Хуже уже не будет.


Шотландское нагорье – это оформившаяся мечта.


Нужно верить, потому что не хочу расстраиваться.


У меня же ведь восприятие совсем детское, впечатлительное.

Я встала ночью пописать, открыла дверь в коридор, и мне показалось, что что-то светлый очень коридор. Не может быть таким светлым коридор, когда все лампы погашены. Я подумала так – «Наверное, ангел» Ангел охраняет нас.

Надо всегда просить, чтобы приободрили. Надо всегда быть с ними в диалоге.

Если называть такие события видениями, которые никак не объяснить, (Только «привиделось» Больше всего подходит именно это слово), то их у меня было несколько штук. Ещё дома, в Большом доме. Когда жила с папой в те три года, несколько раз. Сначала я удивлялась, но потом привыкла.

Кюди

Подняться наверх