Читать книгу Я тебе изменяю - Амелия Борн - Страница 1

– Глеб! Глеб, ты меня слышишь?

Муж возился с розетками на кухне. Это был его… фетиш, что ли? Электричество. Все всегда своими руками, хотя мы были довольно обеспеченными людьми, чтобы нанять мастеров.

– Слышу. Сейчас приду.

Я занималась тем, что изучала варианты прогулочных колясок. Сколько их было! Не передать! И сколько нужно было пересмотреть перед тем, как совершить покупку. Глеба я звала для того, чтобы вместе посмотреть пятиминутный ролик-обзор и наконец выбрать уже то средство передвижения, в котором будет ездить наше маленькое королевское величие, сын Тео.

На этом имени настояла свекровь. Теодор – вот как, по ее мнению, должны были звать внука. Я не была сторонницей моды на заграничные имена. Ничего не имела против, но, по моему разумению, Гораций Иванович или Майкл Петрович, звучало очень смешно. Но я очень уважала Римму Феликсовну, потому в такой мелочи пошла на уступки.

– Что там?

Муж был недоволен. Таким я видела его редко до последнего времени. Однако приступы раздражения все учащались, а я не представляла, что с этим делать. Глеб уставал на работе, я знала это. Задерживался допоздна, иногда выходил в офис даже в выходные. Даже теперь, когда понимала, что займу пять минут его времени, мне было неудобно. Но он ведь был отцом Тео! Он тоже имел обязательства в том, чтобы участвовать в жизни сына.

– Я коляску хочу купить, уже говорила, – ответила, как ни в чем не бывало. – Посмотришь со мной небольшой обзор?

Повернув экран ноутбука к мужу, так, чтобы ему было удобно смотреть, я улыбнулась, изо всех сил пытаясь сгладить ту неловкость, которую чувствовала в этот момент. Дурацкую, неправильную, чужеродную, но все же неловкость.

– Я тебе изменяю, – вдруг сказал Глеб.

Так спокойно, словно только что вернулся из магазина и сообщил, что не забыл купить молоко. Я моргнула несколько раз, осознавая озвученное.

– Прости, что?

Выдохнула эти два слова и ужаснулась тому, как они прозвучали. Растерянно, но с уверенностью в том, что муж сказал мне чистую правду. Даже хихикнула нервно, переваривая то, что услышала.

– Я тебе изменяю, – повторил Глеб. И прибавил то, что буквально уничтожило меня на месте: – Ты себя в зеркало видела? Распустилась, перестала за собой следить.

Захотелось спрятаться, скрыться, только чтобы он меня не видел такой, какой я и была.

– Или думала, что так сойдет? – продолжил добивать меня муж.

Пока я стояла, ошарашенная, ничего не понимающая, чувствующая себя так, будто мне на голову вылили ушат помоев, Глеб повторил в третий раз:

– Я тебе изменяю.

Ему нужно было донести до меня факт своей измены, а я не понимала, за что он так со мной? За то, что была ему верна все годы, что мы вместе? Да что там, вместе? У меня вообще никогда никого не было, кроме мужа.

Да, он озвучил в целом верные вещи. Я была неидеальной. После родов набрала несколько килограммов, которые можно было скинуть в любой момент, но разве это причина, чтобы сейчас любимый человек смешивал меня с грязью?

– Глеб, я не понимаю… – начала, но была грубо прервана:

– А нечего понимать! – рявкнул муж.

Он не просто злился. Он буквально пылал агрессией. А я задыхалась. Мне кислорода не хватало, и хотелось вдыхать спертый воздух комнаты так, чтобы он хоть отчасти позволил мне дышать.

Спертый воздух… Потому что я давно не проветривала, ведь по словам Риммы Феликсовны это могло привести к тому, что Тео бы простудился.

Почему я сейчас в принципе об этом думаю? Почему имеют значение какие-то мелочи, когда моя жизнь рушится и превращается в ничто?

– Нечего понимать, – добавил спокойнее Глеб. – У меня другая. Она за собой следит, в отличие от тебя.

И снова он целенаправленно бил по самым уязвимым местам. Стыдно стало за саму себя. Стыдно настолько, что затошнило от лишних килограммов, прилипших к бокам.

– Ты хочешь сказать, что мы разводимся? – выдохнула хрипло, а горло перехватило спазмом.

– Почему разводимся? – Муж пожал плечами. – Просто теперь ты в курсе того, что у меня есть женщина.

У него есть женщина. Господи, какой кошмар. Та, с которой он встречается, пока дура-жена ждет дома. Та, которую он обожает, хочет… с которой занимается сексом.

Я схватила со стола первый попавшийся предмет, оказавшийся увесистой книгой, и бросила в Глеба. Конечно, не попала, но, увернувшись, муж рассвирепел. Подлетел ко мне, схватил за запястья и впечатал в стену. Ноутбук, на экране которого так и светилась найденная коляска, упал на пол, потому что я зацепилась ногой за провод и потянула компьютер за собой.

Глеб нависал надо мной, а я ощущала себя ужасно неуклюжей и… огромной. Несмотря на то, что именно муж был сейчас тем, кто подавлял.

– Я не останусь замужем за тобой! – выдохнула в лицо Глеба, запрокинув голову. – Не останусь!

– Останешься! – рявкнул муж и, сделав шаг назад, наконец меня отпустил.

Я стояла напротив, дыша так надсадно, что заболели легкие. Смотрела на Глеба и не понимала, за что он так со мной. Что такого я сделала, что муж поступал так ужасно?

– А если решишь развестись, я заберу Теодора.

Выплюнув эти слова, Глеб усмехнулся. После чего сделал еще шаг к выходу из комнаты и бросил мне:

– Я за сыном.

Через пару минут за ним закрылась входная дверь. А я стояла, ища опоры у стены, и мне хотелось только одного.

Умереть.

– Оль, а чего у вас замки все нараспашку? – спросила мама, входя в квартиру.

Охнула, бросилась ко мне, запричитала:

– Господи! Что случилось? Что произошло? Что-то с Феденькой?

Я хрипло рассмеялась. Смех вырвался из горла вороньим карканьем. Феденькой мама называла Тео, не в силах смириться с тем, что ее внука зовут «не по-русски». И как раз приехала, чтобы посидеть с ним, пока мы с Глебом ненадолго сбежали бы в магазин и кафе. Ну… это были мои планы, которые, видимо, теперь уже не сбудутся никогда.

– С Тео все хорошо, мам, – передернула я плечами и, наконец, отлепившись от стены, направилась на неверных ногах к ноутбуку. – А замок открыт, потому что я забыла его закрыть за Глебом.

Моя обычная привычка. Я всегда провожала мужа, он целовал меня перед уходом, а потом я запирала дверь.

Подняв компьютер, который чудом уцелел после пике на пол, я со злостью захлопнула его и, поставив на стол, вдруг поняла – я больше не выдержу.

Из горла вырвался даже не стон – рев раненого животного. Мама испуганно выдохнула и снова бросилась ко мне.

– Оля! Что случилось? Кому мне нужно звонить?

Оклик вышел истеричным, что полностью отражало мое нынешнее состояние. Усевшись на краешек дивана, на котором рядом тут же устроилась мама, я разрыдалась так отчаянно и горько, как будто у нас и вправду случилась какая-то трагедия.

А я ее и ощущала – трагедию. Когда моя семейная жизнь уже была разрушена, но впереди ждали лишь новые потрясения и горечи.

– Так! Я звоню Глебу! – наконец, вскрикнула мама и схватилась за сумку, в которой лежал телефон.

– Не надо! – в ужасе отозвалась я. И добавила чуть тише: – Не надо ему звонить.

– Тогда немедля рассказывай мне все! Или связаться с Риммой? Что с Федей? Где он?

Я сжала ткань простой домашней футболки в пальцах. В костяшках появилась противная боль от того, с какой силой я вцепилась в одежду.

– Глеб поехал за Тео. Скоро привезет… ну, я надеюсь.

Запрокинув голову, я расхохоталась, хотя, звуки, вырывающиеся из моего рта, больше походили на истеричные рыдания.

– Что значит, ты надеешься?

– То и значит! Глеб сказал, что мне изменяет и у него есть другая.

Я встретилась с мамой взглядом. В любой другой ситуации выражение ее лица вызвало бы у меня улыбку – настолько ошарашенным оно стало. Я понимала природу этого удивления. Мама души не чаяла в моем муже, хоть во всех наших ссорах, коих до этого момента было совсем немного, и вставала на мою сторону. Но она была уверена, что лучшего мужа сложно найти.

И я была уверена в этом тоже. До этого дня.

– Рассказывай все! – велела мама.

Я сглотнула слезы, вновь подступающие к горлу. Мелькающие картинки того, как Глеб все это время врал мне и ездил к другой (а может и не к одной), как она кормила его ужином, а потом вела в постель, вызывали тошноту и желание вскочить и начать собирать вещи. И пусть все суды мира попробуют оставить Тео с отцом!

– Он сказал, что мне изменяет. Что я распустилась и стала толстой. Поэтому у него другая…

– Глупости! Глеб не мог не то, что так поступить, а даже сказать! – вступилась мама.

Я поднялась с дивана и зло посмотрела на мать. Почему она мне не верит? Считает, что я способна на ровном месте придумать такую глупость, а потом рыдать от того, что сама нафантазировала?

– Как оказалось, мог…

Отойдя к зеркалу, я посмотрела на свое отражение. Стало тошно от самой себя, хотя, до этого дня я не придавала такого острого значения тому, что набрала пару десятков килограммов. Да к тому же, была довольно высокой, и, в целом, лишний вес распределился довольно пропорционально.

Так вот почему Римма Феликсовна каждую нашу встречу буквально заставляла меня бросить ночные кормления Теодора? Намекала, что мне пора начать худеть, чего я пока не могла сделать, потому как двухлетний сын должен был получать полноценное молоко?

– Оль… Глеб не мог такого сказать… точнее, причина в чем-то ином. Не в твоем лишнем весе. Да и не верю я, что он от тебя гуляет.

Я хмыкнула, отирая вновь побежавшие по щекам слезы, а мама, встав рядом со мной, обняла меня за плечи и прибавила:

– Нужно подумать, что могло произойти. И не замешана ли в этом Римма.

– Римма Феликсовна? – нахмурившись, спросила в ответ.

Как будто у нас в окружении Римм было с избытком.

– Да. Мне кажется, в последнее время она стала к тебе очень придирчива. Ты мягкая, тебе проще сгладить и сделать так, как нужно другим. Римма всегда этим пользовалась, но по-другому она и не может. Она же у нас королева, – усмехнулась мама, но тут же поджала губы и, отойдя, вновь устроилась на диване.

– А вообще тебе действительно стоит заняться своим здоровьем. – Она вскинула руку, давая понять, чтобы я дослушала, и с жаром продолжила: – Федя уже взрослый, его вполне можно отучать от груди!

– Но педиатры во всем мире и воз говорят, что кормить до двух – оптимально, – возразила я.

Когда Тео родился, мною были перелопачены тонны информации о материнстве. Одна из которых гласила, что длительное вскармливание – залог будущего здоровья для ребенка. И для этого приведены множество исследований.

Конечно, мне хотелось сделать для сына все и даже больше. Я видела, с каким трепетом свекровь до сих пор относится к Глебу, своему единственному сыну. Несмотря на то, что ему уже тридцать семь. Да, она рано потеряла мужа, а Глеб – отца, но причина была далеко не в этом. Для нее это было проявление любви, как и для меня.

– До двух – прекрасно, – кивнула мама. – Феденьке же как раз третий годик только пошел.

Я прикусила нижнюю губу. Последним, что стала бы делать – худеть для того, чтобы муж меня не бросил. Оправдывать чужую нечистоплотность своими набранными килограммами я уж точно не собиралась. И для меня выход был лишь один. Развод.

Но мама была права – мне действительно стоило заняться собственным здоровьем, потому что в последние два года своей жизни я только и делала, что думала прежде всего о муже и сыне.

– Сейчас Глеб приедет, и я с ним поговорю, – решительно сказала мама, поднимаясь и направляясь к выходу из кухни. – А сейчас нужно выпить чаю и успокоиться.

– Но он наговорил мне столько ужасных слов…

Снова захотелось реветь в три ручья, что в целом было весьма закономерным.

– Будем разбираться. Я на твоей стороне, родная, ты же знаешь.

Приостановившись, мама протянула мне руку и повторила:

– А сейчас – чашка успокаивающего чая. И точка!

***

– Ты ей сказал? – с порога, не успел Глеб зайти в квартиру, спросила мать.

Он инстинктивно нашел глазами сына. Тот сидел на стульчике для кормления и методично размазывал по лицу и столешнице кашу. Возникло дурацкое чувство неудобства перед Тео.

Теодор. На этом имени настояла мама, хотя, они с Олей выбирали между Максом и Романом. Никакими Теодорами в том, как хотели назвать ребенка, там и не пахло.

– Сказал, – мрачно отозвался Глеб.

Увидел удовлетворение на лице матери, разулся и прошел к сыну. Вытащил его из стульчика, понес умываться.

– Ребенок опять перестал есть овощи! – донесся Глебу в спину недовольный голос матери. – Если Оля станет закармливать его тем, от чего ее разнесло до размеров слонихи, он будет кататься по детскому садику колобком!

– Мы сами с этим разберемся! – огрызнулся Глеб и, зайдя в ванную, заперся с сыном там.

Давящее чувство, которое возникало всегда, когда был в квартире мамы, сейчас было особенно острым и тяжелым. Он любил мать. Безмерно. И так же безмерно был ей благодарен.

Отец Глеба погиб, когда мальчику не исполнилось и шести. Но он до сих пор помнил, как тогда переживала мать. Пожалуй, с возрастом он сам начал приходить к пониманию – в словах матери, что он спас ее, а она – его, стопроцентная правда.

Римма Феликсовна была из тех матерей, которые ради ребенка любому глотку перегрызут. И из тех, кто, по ее словам, любят раз и навсегда. Потому после смерти отца она больше так никого и не встретила и всю жизнь посвятила ему, Глебу.

Умыв Тео, который лопотал, перемежая узнаваемые слова чем-то неразборчивым, он промокнул личико сына мягким пушистым полотенцем, на котором было вышито его имя, и повернув ребенка к себе, посетовал:

– Да уж, парень… похоже, я кое-что натворил.

Теодор нахмурился, но тут же разулыбался. По нутру полоснуло тем, что вызывало лишь отвращение к самому себе.

Когда они с сыном вышли из ванной, мать Глеба обнаружилась сидящей на оттоманке в небольшой гостиной. Разумеется, на столике рядом с ней уже был открыт пузырек с чем-то успокоительным.

– Прости, мам, – опустив Тео на пол и убедившись, что тот умчался по своим делам, сказал Глеб. – Я не хотел тебе грубить.

Он устроился рядом и, взяв успокоительное, повертел его в руках. С тех пор, как не стало отца, это был неизменный атрибут их с матерью жизни. Бесконечные скляночки и баночки и заверения, что только они и наличие Глеба рядом дают Римме Феликсовне силы жить.

– Ничего. Я понимаю, ты нервничаешь. Но все делаешь верно! У тебя должна быть самая лучшая жена, а Оля…

По взгляду Глеба, видимо, мама поняла, что продолжать не стоит, потому, поджав губы, замолчала.

– И все же постарайся настоять на том, чтобы она стала давать Теодору много овощей. И пусть уже бросает свои эти бредовые идеи, приведшие к тому, что ребенок до сих пор висит на ее груди! Вычитала она там что-то, ну надо же!

Мать всплеснула руками, вскочила на ноги и, отойдя к окну, взяла мундштук со вставленной в него дамской сигаретой. Закурила, приоткрыв форточку.

– Ты сказал, что сообщил ей о другой. Ну? И как она отреагировала? – потребовала мама ответа непререкаемым тоном.

Глеб поморщился. Покосился на подбежавшего сына, который, как назло, затараторил:

– Мама, мама, мама.

Римма Феликсовна взглянула на внука неодобрительно. А Глеб испытал чувство щемящей тоски. Он знал Олю слишком хорошо, чтобы понимать – сказанного она не простит. Вот только жена ведь ему солгала. Мать видела, как она прогуливалась в парке с Тео, а рядом был другой мужик. И Оля на прямой вопрос, что он задал пять дней назад, глядя ему в глаза, солгала.

– Как и любая нормальная женщина. Сказала, что хочет развода, – пожав плечами, ответил Глеб.

Горечь в душе стала еще более нестерпимой. Может, стоило просто поговорить с Олей и расставить все точки над «i»? И да, он был не в восторге от того, что она так и не стала за собой следить, хотя с момента рождения Теодора прошло целых два года.

– Ну, не велика потеря. Нашего мальчика мы ей не отдадим. Родит себе еще, свиноматки с этим разбираются быстро.

– Мама, не смей! – рявкнул Глеб.

Подскочил с оттоманки, поднял на руки захныкавшего от испуга Теодора. Сын вцепился в него ручонками, Римма Феликсовна схватилась за сердце.