Читать книгу Красная шкатулка - Анастасия Дойч - Страница 1

Одесса, февраль 2019 года

Это была яро-красная жестяная коробка из-под печенья. В таких рукодельницы хранят пуговицы, булавки, нитки, бусины и прочие мелочи. Но, возможно, я бы не обратила на неё внимания, если бы не её владелица.

На первый взгляд женщина казалась абсолютно нормальной. Обычная дама средних лет. Одета в темно-синюю куртку и серые брюки. Макияж может показаться слишком ярким, но и только. И всё же женщина была безумна как Шляпник из книжки про Алису в Стране Чудес. Она всё время разговаривала с невидимым собеседником. Голос у неё был приятный, речь – грамотная и хорошо поставленная, как у институтской преподавательницы. А, возможно, как у педагога старой закалки. Я знаю, о чем говорю. Вот уже шесть лет я как психолог-дефектолог работаю с дошкольниками и первоклашками. В нашем центре такие учителя ещё остались.

Женщина улыбалась и убеждала в чем-то невидимого собеседника. Успокаивала. Вспоминала ситуации, когда всё было плохо, но ведь «как-то же обошлось».

А потом достала ярко-красную жестяную коробку, судя по всему, набитую старой бижутерией. Женщина доставала из неё какие-то кольца и кулоны, вертела в руках, возвращала на место. Разговор с невидимым собеседником между тем продолжался.

– А вот эти серьги с зелеными камнями будут смотреться просто идеально! Они подойдут под цвет глаз. Вы не беспокойтесь, я вам оставлю шкатулку. Вот прямо возле дома и оставлю. Вы дверь откроете – она будет стоять на пороге.

Не знаю, почему меня так заинтересовала эта женщина. В Одессе всегда хватало городских сумасшедших. Но времени у меня было много (утренние занятия отменили – в феврале дети часто болеют). И женщина говорила так уверенно, так спокойно, так связно – мне стало любопытно, что она будет делать дальше.

Я вышла из троллейбуса на той же остановке, что и она, и настроилась какое-то время следовать за ней. Но далеко идти не пришлось. Женщина просто оставила шкатулку на скамейке возле школы и повернула в обратную сторону. Она по-прежнему улыбалась. Но мне показалась, что её улыбка стала какой-то другой, я бы даже сказала – торжествующей.

Я села на скамейку рядом с красной жестяной коробкой. Прошло минут десять, ничего не произошло, никто за коробкой не пришел. Я подождала еще полчаса, в школе прозвенел звонок, дети выбежали во двор, но к моей скамейке так никто и не подошел.

Я открыла шкатулку. Как я и предполагала, внутри была целая коллекция винтажной бижутерии. Но ничего ценного. Бакелитовые клипсы из 1950-х годов можно было бы принять за янтарь, но они были не в лучшем состоянии. Нитка поддельного жемчуга потерлась, и привести её в порядок не представлялось возможным. Чешская стеклянная бижутерия тоже знавала лучшие времена. Но одна вещь меня все-таки заинтересовала.

Это была брошь в виде стрекозы – изящная вещица в духе ар-нуво. Плавные линии, изысканная эмаль, нежно-зеленые хрупкие крылышки, россыпь мелких белых камней по краям. Что это – стразы или нечто более ценное? И тут я поняла, что просто не смогу положить брошь обратно в коробку. Я хочу забрать её себе. Нет, не так. Я просто обязана забрать её себе. Ведь это определённо старинная вещица, а здесь она просто потеряется. Хотя кого я обманываю – я просто не могу с ней расстаться. И я снимаю шейный платок, аккуратно заворачиваю в него брошь и прячу в сумочку.

Попр

ыгунья

Она восторженно улыбается, рассматривая мои изящные крылышки. Еще одна глупая девчонка, которую привлекают блестящие безделушки. Впрочем, я умею произвести впечатление, это всегда было моей сильной стороной. И за последние сто лет я повидала немало восторженных девиц.

Будь я человеком, столетие было бы важной вехой. Но я – всего лишь брошь. А для украшения сотни лет достаточно, чтобы выйти из моды. Но слишком мало для того, чтобы стать почтенным антиквариатом.

Что ж, новая владелица обращается со мной с должной почтительностью. Это хорошо. Думаю, можно дать ей шанс. Для людей мы обычно всего лишь безделушки – ценные, но неодушевленные предметы. Вот только это не совсем так. Нет, не поймите неправильно – эти поделки, эти грубые штамповки, созданные на ужасных фабриках – они и в самом деле всего лишь металлический сплав да камни. У них даже шанса не было стать чем-то большим.

Но мы – совсем другое дело, благородные старые украшения, созданные руками старых мастеров. Работая над нами, ювелир передает нам частичку своей души – даже если это прозвучало с пафосом. Возможно, частично передается и темперамент. Но тогда мне пришлось бы признать, что мне передалась сварливость старого Франца. А это совершенно неприемлемо. Изящной подвеске? Возможно. Элегантному браслету? Готова согласиться. И уж совершенно точно плохой характер Франца передался тем заносчивым часикам. Все мы появились на свет в его мастерской. С человеческой точки зрения мы почти ровесники. Но я-то знаю, кто старше! Ах, где они сейчас? Кто знает… Минувшие сто лет были слишком суровой эпохой для нас, утонченных созданий серебряного века.

Итак, новая владелица… Каштановые волосы, смазливое личико – большие карие глаза. Пухлые губы, нежная кожа. Я бы сказала, что она еще молода, но сегодня сложно с уверенностью определить возраст.

Ах, во времена моей юности все было иначе. Я не жалею о той эпохе, нет-нет. Я родилась слишком поздно, чтобы успеть насладиться этим хрупким миром ирисов и поэзии. Полагаю, что если бы я появилась на свет раньше, то вела бы скучную жизнь светской дамы. Я знаю, иногда старые украшения тоскуют обо всех этих приемах, чаепитиях, спектаклях да раутах. Но мне выпала честь родиться в эпоху перемен. Моя жизнь до недавнего времени больше напоминала приключенческий роман. По крайней мере, у меня есть утешения – лежа на дне пыльной шкатулки, я могу перебирать воспоминания, как цветные стеклышки. И мне есть чем заняться в ожидании того момента, когда хозяйка решит выйти в свет.

Надеюсь, новая владелица не домоседка. А, впрочем, поживем – увидим.

***

Отлично, теперь у меня персональный шелковый мешочек. Ну как шелковый – синтетика, разумеется. Времена настоящего шелка остались в далеком прошлом. Так же, как и времена изысканных вещиц. Что ж, теперь я заключена в одиночную камеру из синтетического шелка.

– Это для того, чтобы ты не поцарапалась, – говорит глупая девчонка. Она часто разговаривает с окружающими предметами. Полагаю, от одиночества.

Что ж, это правильно, я люблю, когда со мной обращаются бережно. И люблю, когда со мной беседуют – но только с должным уважением. А в шкатулке глупой девчонки всё равно не найдётся достойных собеседников. Пожалуй, я – самое ценное из того, что у неё есть. Меня это не удивляет, в моей жизни такое бывало. Я помню всех своих предыдущих владелиц – для некоторых я была всего лишь еще одной безделицей, для других – настоящей драгоценностью. И я по-прежнему скучаю по той, самой первой глупой девчонке, к которой была по-настоящему привязана. По той, которая предала меня.

Подмосковье, начало августа, 1913 год

Субботу и воскресенье провели на даче, наслаждаясь последними тёплыми днями. Кажется, что лето будет продолжаться вечно, но в воздухе чувствуется нечто осеннее – как будто холодный ветерок в жаркий полдень.

В субботу приезжал Сергей Дмитриевич, дядюшкин ученик. Солидный господин, необыкновенно серьезный. Таким и представляешь ученого, который занимается теоретической механикой.

Нет, он, конечно, очень славный – лицо такое открытое, улыбка хорошая. И мужественно пытался поддержать мои попытки вести с ним светскую беседу. Но только видно, что он всегда как будто витает в облаках, думает о чём-то своём.

К дачным нашим увеселениям Сергей Дмитриевич относился прохладно: любительский театр, танцы, музыка – всё это его не привлекало. Разве что велосипедные прогулки и лаун-теннис. Спортсмен он отличный и я бы даже сказал – азартный.

Я могла его понять. На даче скука страшная, эти вязкие подмосковные дни в поселке с решетчатыми заборчиками тянутся невыносимо медленно. Я хоть на службу могу ездить, мы работаем сменами, и сейчас это даже удобно. А как тётушке с приятельницами проводят эти тягучие дни и не сходят с ума со скуки – могу только догадываться.