Читать книгу Только вместе - Анастасия Шевердина - Страница 1
ОглавлениеКэт жарила картошку и размышляла над новым заказом. Сшить праздничное платье из клочка ткани такого низкого качества – сверхсложная задача. Вероятно, другая швея отказалась бы тратить время и нервы за копейки, но Кэт и ее клиентки всегда находили общий язык: и заказчики, и исполнительница были в безвыходном положении.
Иногда казалось, что выход все-таки есть, что можно спастись, если приложить усилия. Кэт решила переехать в общежитие и поступить в художественное училище. Выжить самой было бы легче, чем таща на себе этот опостылевший дом. Однако, у каждого человека в жизни есть якорь. Одних он удерживает в безопасных водах, а других просто тянет на дно. Своему якорю – матери – Кэт еще не отважилась сообщить, что собирается отправиться в свободное плавание.
Девушка выключила плиту и заглянула в комнату матери. Худая, желто-синяя женщина лежала на смятых простынях, засунув ногу под дырявый матрац. Сейчас ее состарившееся, темное, опухшее лицо было спокойным, но на лбу и над верхней губой постоянная боль отчеканила глубокие морщины.
Кэт старалась и не могла вспомнить, когда они были счастливы. Казалось, многие сотни лет назад, когда еще был жив отец, их дом был уютным и солнечным, а мать, опрятная и веселая, пекла пироги и варила компоты. Но счастливые воспоминания были бледными и хрупкими, как старые выкройки на пожелтевшей кальке. А вот новые воспоминания, грустные и страшные, надвигались на Кэт черной тучей. Один за другим перед глазами вспыхивали и гасли кадры: толпа взволнованных женщин перед управлением шахты, отец в закрытом гробу, мать в трауре, пустой стол, толстомордый отчим с набитым варениками ртом, мотоцикл отчима на обочине, мать на больничной койке, первый приступ эпилепсии, медпункт, лекарства, лекарства, лекарства, перекошенное от боли лицо мамы, вино, коньяк, водка, водка, водка…
Девушка склонилась над маминой тумбочкой, выдвинула ящик и вытащила из баночки кусочки смолы мирры. Кэт положила смолу на тумбочку и задумалась. Бабушка из церкви обещала исцеление матери Кэт уже через полтора месяца вдыхания запаха мирры, но приступы не прекращались. Возможно, дело было в том, что мать и отчима запах смолы раздражал, и Кэт решалась извлекать смолу из баночки только тогда, когда они спали. Другой причиной, которая препятствовала исцелению, было мамино пьянство. Приготовленный девушкой настой омелы и порошок из пиона, ряски и солодки неделями стояли нетронутыми, а вот пустые бутылки из-под самогона Кэт не успевала убирать. Вероятно, в этом случае ожидать скорого выздоровления не было смысла.
Сколько Кэт себя помнила, она всегда хотела вырваться – из манежа, из садика, школы, из этой квартиры. И всегда у нее была надежда, что будет куда бежать, что на свободе больше возможностей помочь себе и другим. А еще была надежда, что надежды оправдываются. И ее жизнь наконец озарил солнечный лучик – молодой красавец Иван, отца которого недавно назначили директором шахты. Иван не жалел комплиментов и денег, ему нравились скромность и простота Кэт, ее настойчивость и трудолюбие. Иван обещал жениться, и девушка ему верила.
Кэт улыбнулась, вышла из спальни, осторожно прикрыв дверь. Девушка села за стол, погладила старую швейную машинку и развернула кусок ткани. В их районе только Кэт могла сделать из этой тряпки платье на выпускной. Швея посмотрела на листик с записанными меркам, выбрала лекала и начала работать над выкройкой.
В дверь постучали. Кэт вздрогнула и отложила работу. Приблизившись к двери, девушка заколебалась. Почему-то сегодня, как никогда раньше, хотелось оставить пьяного отчима на улице. Девушка открыла дверь. Грузный мужчина с мятым коричневым лицом ввалился в комнату.
– Есть давай! – с порога закричал отчим.
– Тише, мать спит! – сказала Кэт и уступила мужчине дорогу.
– Ничерта не случится с твоей матерью!
Отчим, шатаясь, прошел на кухню и набросился на ужин, хватая картошку прямо со сковороды.
Утолив голод, мужчина вытер рукавом жирные губы и приказал:
– Самогона!
– У меня нет самогона! – холодно сказала Кэт.
– Дура! – воскликнул отчим. Мужчина полез в сервант и принялся греметь посудой.
– Там ничего нет! – Кэт было больно слушать, как жалобно звенят бокалы, которые бабушка дарила родителям на свадьбу.
– Пошла вон! – замахнулся на девушку отчим, и Кэт вовремя отскочила к двери.
– Пойду, не волнуйся! Я уже договорилась за общежитие!
– Катись, катись к черту!
– Чтобы ты знал, я забираю посуду с собой! – предупредила девушка. – И настольную лампу. И машинку.
– Чтооо?! – завопил мужчина. – Ты – забираешь?! Мою посуду?! И лампу с машинкой?!
– Здесь нет ничего твоего!
– Гниииида!
Отчим пришел в бешенство. Он вытаскивал из серванта тарелки и бросал на пол.
– Прекрати! Что ты делаешь?! Прекрати! – закричала Кэт.
– Ах ты стерва! – продолжал отчим. Он оставил сервант и схватил настольную лампу.
– Не тронь! Не смей!
Мужчина засмеялся, швырнул лампу на пол и потянулся к швейной машинке.
– Нет-нет! Только не ее! – завизжала девушка и вцепилась в машинку.
Несколько секунд мужчина и девушка боролись. Наконец отчим толкнул Кэт, и они вместе упали. Девушка чувствовала на себе тяжесть толстого, потного тела и запах перегара. Кэт закрыла лицо руками, спасаясь от побоев, и попыталась перевернуться на бок. Отчим не бил ее, но и не позволял освободиться. Мужчина расстегнул ремень, и Кэт сжала зубы, предчувствуя боль, которую ей придется вытерпеть. Только один раз в жизни отец ударил Кэт ремнем, но боль и обиду она помнила до сих пор.
Впрочем, отчим не снял ремень, а возился с брюками. Наконец Кэт поняла, к чему идет дело, и закричала:
– Мама! Мама!
Мать, потревоженная шумом, села на кровати и схватилась за голову. Мутными, бессмысленными глазами она смотрела на дочь и тихо стонала.
– Мама! Мамочка, помоги! – умоляла Кэт.
– Молчи, сволочь! – захрипел отчим и наотмашь ударил девушку.
Щека загорелась, Кэт сопротивлялась. Мужчина схватил девушку за волосы и изо всех сил ударил затылком об пол. Кэт захлебнулась воздухом, закружилась голова. Из последних сил она высвободила правую руку и попыталась оттолкнуть нападавшего. Отчим вцепился в ее шею, квартира поплыла перед глазами. Прежде чем провалиться в темноту, девушка успела заметить, что мать снова легла на кровать и накрылась с головой простыней…
Когда Кэт очнулась, в комнате уже начинало смеркаться. Девушка с трудом поднялась на ноги, ощущая сильную слабость и боль в груди. Кэт чувствовала себя отравленной и раздавленной, ею овладело странное омертвение. Руки и ноги онемели, в ушах гудело, мысли едва шевелились. Кэт понимала, что ей нужно уйти, выбраться из этой ловушки наружу, глотнуть воздуха. Что дальше – неважно.
Отчим спал рядом на полу, раскинув руки. Кэт видела перед собой труп, труп ненасытной твари, от которого хочется поскорее отвернуться. Девушка переступила через него и прошла к двери. Тупая боль внизу живота проснулась, когда Кэт спускалась по лестнице.
Девушка сама не поняла, как ноги принесли ее к двери квартиры жениха. Сердце колотилось, кровь стучала в ушах. Кэт бесконечно давила на кнопку звонка, но не слышала за дверью ни звука. Вероятно, Иван, только что поступивший в институт, углубился в какую-то книгу и не хотел прерывать обучение.
Иван был единственной ее надеждой, единственным родным человеком во всем мире. Он все поймет, все простит и всегда поможет. Найти приют в крепких объятиях, прижаться к груди, почувствовать виском тепло его губ – вот ее спасение и ее будущее. Свадьба, переезд, жизнь в каком-то приятном, тихом городке – счастье еще возможно! Нельзя оставаться здесь при таких обстоятельствах ни в коем случае! Если и была жизнь – она была в другом месте. Эти проблемы нельзя было решить, от них можно было только бежать.
Наконец дверь открылась. Иван был в клетчатом халате, запыхавшийся и со взлохмаченными волосами. Юноша таращил на Кэт глаза и ничего не мог сказать.
– Мне холодно, ты меня впустишь? – спросила Кэт и не узнала собственный хриплый голос.
Иван отступил вглубь квартиры, девушка зашла в коридор.
– Что случилось? – одними губами спросил Иван.
– На меня напали. Помоги мне! Можно остаться у тебя?
– Дорогой, кто там? – послышался голос из спальни. Голос был слишком молодым, чтобы принадлежать матери.
Девушка испуганно посмотрела на жениха.
– Кэт, ты бы лучше шла домой! – быстро сказал Иван. – Давай в другой раз, хорошо? Я дам тебе денег на лекарства!
– Что?! – Кэт казалось, она не понимает, что именно говорит парень.
– Иди домой, я сказал! – сердито повторил Иван.
– Кто там? Что происходит?! – из темноты спальни вынырнула, прикрываясь простыней, высокая стройная девушка с распущенными черными волосами.
– Котенок, не волнуйся: это одноклассница! – льстиво сказал Иван, прижимая обнаженную девушку к себе.
У Кэт оборвалось сердце. Боль в груди снова дала о себе знать, руки задрожали, перед глазами вспыхивали желтые и зеленые пятна.
– Что с тобой?! Ты пострадала?! – с ужасом и отвращением смотрела на Кэт соперница. – Тебе что-то нужно?!
– Мне ничего не нужно, – едва ворочая языком, сказала Кэт. Единственное, чего бы она могла пожелать, – чтобы этой девушки здесь не было, чтобы ее белые, холеные руки не касались Ивана. Но этому желанию не суждено было сбыться.
– Тогда почему ты здесь?!
– Меня здесь нет, – тихо сказала Кэт и вышла из квартиры.
Дверь тут же захлопнулась за ее спиной. Слезы лились из глаз Кэт. Девушка на ощупь нашла кнопку вызова лифта, зашла в кабину. Что теперь делать? Как жить с тем, что ты – пустое место? Наверное, ничего не надо делать. И жить не стоит. Ее здесь нет. Ее не было. И не должно быть.
Кэт нажала на кнопку девятого этажа. Девушка вышла из лифта и поднялась на чердак. Дверь здесь всегда была открыта, и Кэт с Иваном несколько раз поднимались на крышу многоэтажки, чтобы посмотреть на шахту и террикон на закате.
Кэт подошла к краю. Город лежал под ногами темный, закопченный, страшный. Сумерки давили на плечи. Все тело болело, словно на девушке не осталось живого места. Как ее может не быть, если ей больно?! Как они могут снова и снова ранить, если она уже вся в крови, если она обессиленная?! Зачем бить ее, если она уже повержена?!
– Ты не повержена, пока ты жива! – зазвучал в сознании чей-то чистый, мягкий голос. – Не все можно исправить, но все можно пережить!
Пережить?! Нет! Жить уже не получится! Мучиться, страдать, изнемогать от боли и страха, шарахаться от людей, ненавидеть мужчин, плакать, голодать, слепнуть по ночам над шитьем – да! Жить – нет! Умерла – так умерла!
– Не выдумывай! Живи, пожалуйста! Ты сможешь начать заново, с чистого листа! Есть люди добрые, преданные, искренние! Ты найдешь их, и они помогут тебе подняться! Ты не одна!
– Я – одна! Если я одна сейчас, на этой крыше, то плевать, кто был и будет в моей жизни!
– У тебя есть мать, она нуждается в твоей помощи! У тебя есть друзья, которые расстроятся из-за твоей гибели!
Кэт было безразлично, кто в чем нуждается, и кто что чувствует. Они убили ее, все они, и они не заслуживают сочувствия.
– Они заслуживают искупления! А ты – будущего! Тебе надо жить, осуществить свои мечты, познать истинное счастье!
– Мне ничего не надо! – решительно сказала Кэт и шагнула.
Бездна разверзлась, холод и ужас пронзили ее тело. Кэт слышала нечеловеческий крик. Она инстинктивно цеплялась руками за воздух, но, как всегда в жизни, не находила опоры. Это все, все, конец! Сердце трепыхалось в агонии. Девушке казалось, что ее тело сейчас лопнет. Она чувствовала приближение земли. Немой испуг парализовал Кэт. Девушка почувствовала сильный удар и ужасную умопомрачительную боль. Кэт успела обрадоваться тому, что эта боль – последняя.
* * *
Кэт слышала над ухом всхлипывания. Первая мысль кольнула, как игла, – выжила! Спасли! Осталась инвалидом!
Открывать глаза не было сил. Все надоело! Все бессмысленно! Не удалась ей жизнь, и даже смерть не удалась! За что? За что?!
– Дурочка! – выдохнул кто-то ей в ухо. – Что ты наделала?!
Кэт заставила себя открыть глаза. Девушка лежала на спине, а над ней, будто крышка гроба, висело низкое стальное небо. В поле зрения появился разъяренный бледный парень. Черные кудри торчали в разные стороны. Светло-голубые глаза горели неуемной злобой.
– Ты! Вставай! Вставай и объясни, зачем ты умерла! Ты – молодая, здоровая, красивая! Вставай! Давай, расскажи мне, почему я должен погибнуть?!
Кэт поднялась на локтях. Безумный парень продолжал стонать, но девушка не слушала, оглядываясь вокруг. На сколько хватало взгляда, тянулись серо-зеленые пески. Ни единого деревца, ни единого кустика, ни единой травинки. Холодная пустота, тихая бесконечность. Только голос сумасшедшего наполнял неоглядные серые просторы. Где ее дом, больничные стены, где кладбище, в конце концов?! Что за черт?!
– Где я? – тихо спросила Кэт.
Девушка встала, отряхнула с юбки песок. Безумец не слышал. Безумец плакал, уткнувшись лицом в ладони.
– Эй, ты! – Кэт осторожно прикоснулась к руке парня. – Где мы? Чего ты плачешь?
Парень не отвечал. Острые плечи его вздрагивали от беззвучных рыданий. Тишина тисками сдавливала голову – липкая, холодная, неестественная тишина.
– Не плачь! – попросила Кэт. – Мне тяжело смотреть, как люди плачут!
Парень взглянул на нее и всхлипнул. Слез в его красных глазах не было.
– Ишь ты, какая гуманистка! – поморщился парень. – А легко, думаешь, смотреть, как люди прыгают с крыши?!
– Что?!
– Что слышала! Ты видела, как раскалывается череп и брызжут на асфальт мозги? Нет?! А я видел! Спасибо!
Голос сумасшедшего казался знакомым. Голос звучал в ушах, умоляя одуматься, уйти с крыши, подумать о матери, о друзьях, о жизни, которая будет впереди. Голос убеждал, что хотя и не все можно исправить, но все можно пережить. Кэт недоверчиво смотрела на парня.
– Ты?…
– Да, я! Я был с тобой! Какой идиот! Пустые надежды! Все бесполезно! Господи, ну почему я снова должен умереть ни за что?!
– Снова? – шокировано спросила Кэт. – А ты…
– Только не надо притворяться, что ты не поняла! – закричал парень. – Я сразу же почувствовал, что умер!
– Я умерла?! Конец?! – облегченно выдохнула девушка.
Парень глубоко вздохнул и вытер ладонями впалые щеки.
– Ты умерла. Но это не конец. Это длинная история.
Парень подал Кэт руку и представился:
– Андрей.
Девушка едва коснулась ладони.
– Кэт.
– Кэт? Ты англичанка?
– Катя Козлова. После «Семнадцати мгновений весны» прицепилось.
– Ааа! – улыбнулся Андрей. Глаза парня на мгновение сверкнули майской голубизной и погасли. – Радистка, значит?
– Нет, швея. А ты?
– Поэт. А вокруг если не проза, то драма!
– Хватит с меня драм! Можно сразу к делу?
– К делу – можно, – пожал плечами Андрей. – Только вот плохи у нас дела, понимаешь?
Кэт еще раз огляделась и вздохнула.
– Я ничего не понимаю! Что это за место? Ад?
– Во-первых, сразу хочу предупредить, что никому не известно, что это за место и где оно находится. Путем индукции и дедукции, а также благодаря методу наблюдения и непосредственной практике удалось установить, что мы находимся в своеобразном чистилище во вселенной, которая перпендикулярна нашей.
Кэт криво улыбнулась.
– А ты, значит, умник? Давай сразу договоримся – разговаривай со мной по-человечески: я голову ломать не люблю и не буду!
На лицо Андрея упала тень.
– А ты, значит, не любишь умников? – холодно спросил парень.
– Я никого не люблю! – категорически ответила Кэт. – Я любила, и любовь завела меня на крышу многоэтажки. С меня хватит.
– Но любовь – единственное, ради чего действительно стоит жить! Любовь…
– Все бред и ложь! – прервала Андрея Кэт. – Когда в следующий раз тебя потянет на романтику – вспомни мои мозги на асфальте. Надеюсь, это спасет тебя от повторения моей судьбы!
Парень брезгливо поморщился и отвел взгляд.
– Ну, дальше! Что там с чистилищем и этой… вселенной?
– В это место попадают только самоубийцы. Законы здесь довольно простые. Человеку предоставляется второй шанс на жизнь. С философской точки зрения… – Андрей покосился на кислое лицо Кэт и запнулся. – Пожалуй, я лучше буду сразу на примере объяснять.
Девушка кивнула.
– Например, я. Я покончил с собой, когда мне было девятнадцать. Мне дают еще девятнадцать лет, чтобы я определился, хочу ли я жить. Если я не хочу жить, я могу просто слоняться по пустыне и ничего не делать. Девятнадцать лет пройдут, и я окончательно перестану существовать. Если я захочу жить, я должен буду помогать людям там, дома, и тогда через девятнадцать лет я снова появлюсь на свет, забуду свое прошлое и получу новую жизнь в другом теле. Но есть и другая возможность – для тех, кто не боится рисковать. Можно спасти человека от самоубийства. Тогда срок пребывания в чистилище уменьшится на столько лет, сколько исполнилось спасенному самоубийце.
– А если самоубийцу не удастся спасти?
– Тогда эти годы считаются потерянными, просто растраченными. Их можно вычесть из срока своего пребывания в чистилище. Собственно, окончательная гибель в таком случае почти неизбежна. Кстати, сколько тебе полных лет?
У Кэт вдруг похолодели ноги.
– Шестнадцать.
– Прекрасно! – горько улыбнулся Андрей. – Мне осталось чуть больше полугода побыть призраком – и я исчезну!
Кэт задушила в себе росток жалости к парню и сказала:
– Вот и хорошо! Разве не этого ты хотел, накладывая на себя руки?
– Я хотел жить! – возмущенно воскликнул Андрей. – Я и сейчас хочу!
– Так все, кто хочет жить, себя убивают?! – улыбнулась Кэт.
– У меня не было выхода! Я просто не хотел…
– У всех не было выхода! – воскликнула Кэт. – Оттуда вообще нет выхода – даже в гробу, как оказалось! Жизнь – дерьмо! И смерть – тоже!
– Что ты говоришь?! Если ты спасешься, если будешь жить, я не пожалею…
– К черту! – завопила девушка. – К черту тебя и меня! К черту жизнь! К черту эти проклятые законы! Я не буду жить! Не хочу! Я хотела умереть, и я умерла – меня уже не спасешь! И вообще, спасаться надо не для жизни, а от нее!
Андрей открыл рот, будто собирался возражать, но вдруг сник, скис и опустил глаза.
– От себя не спасешься. Бесполезно. Все бесполезно!
Парень развернулся и пошел прочь.
– Ты куда? – закричала Кэт.
Андрей не ответил. Он шел, едва переставляя ноги, и смотрел невидящим взглядом прямо перед собой.
– Куда ты? – еще раз спросила Кэт, догоняя парня.
– Никуда, – тихо ответил Андрей.
– А что там? – девушка указала пальцем в том направлении, куда двинулся парень.
– Ничего.
– А зачем ты туда идешь?
– Больше некуда.
– А если туда? – Кэт указала в обратном направлении.
Андрей беспомощно пожал плечами.
– Здесь повсюду некуда идти.
Кэт замолчала и шагала рядом с парнем. Ноги тонули в песке, не чувствуя песчинок. Небо отяжелело от влаги. Кэт то и дело поглядывала на низкие облака, но дождь медлил.
– Как думаешь, когда будет дождь?
– Никогда, – буркнул Андрей, не глядя на собеседницу.
– Слушай, может бы ты поплакал? – не удержалась Кэт.
– Слушай, может бы ты пошла куда-нибудь?! – прошипел Андрей.
– Я не хочу никуда идти!
– А я не хочу разговаривать! – бросил через плечо парень, двигаясь дальше.
Кэт следовала за ним. Дождя все не было. Ветер будто задохнулся. Глубокая, безграничная тишина незаметно переливалась в серые пески. Кэт и Андрей шли уже много часов, но конца-края пустыни не было видно. Невозмутимость этого мира угнетала. Спокойствие было мертвым.
– Андрей, ты не устал? – спросила Кэт.
Андрей резко остановился, будто налетел на невидимую стену. Обернулся и впился в спутницу ледяным взглядом.
– Ты правда не понимаешь? Ты не чувствуешь?
– Что?! – растерялась Кэт.
– Ничего! Ты ничего не чувствуешь, разве не так?!
Кэт прислушалась к себе и вдруг осознала, что ей не давало покоя все это время, что раздражало, что распирало изнутри. И эта догадка, словно молния, озарила весь этот серый, неподвижный, мертвый мир. Она не чувствует! Не чувствует ничего! Ни дуновения ветра на коже, ни пыли в глазах, ни боли в мышцах, ни урчания желудка. Даже сердце не бьется!
– Мы никогда не устанем, Кэт! – с грустной улыбкой сказал Андрей, увидев в глазах девушки немой ужас. – Никогда не сможем заплакать. Никогда не захотим спать. Нам не нужно есть и пить. Мы не чувствуем прикосновений. Мы ничего не чувствуем, как ты и хотела. Мало кто из людей нас видит – разве что дети и некоторые взрослые в состоянии измененного сознания. Но мы живы. Не знаю, как это возможно. Абсолютно абсурдная с точки зрения науки и здравого смысла ситуация. Ситуация, из которой мне теперь нет выхода.
Кэт села на песок, обхватила руками худые колени. Она не устала, нет! Просто не хотелось идти. Ничего не хотелось.
– Мне страшно!
– Так и должно быть! – Андрей опустился рядом с ней на колени. – Бытие – ужасно. А небытие – еще ужаснее! Ты думала, что это ад. Но это не ад, потому что мучений в обычном понимании здесь нет. Здесь единственная всеобъемлющая и неизбывная мука – пытка отсутствием. Люди не понимают, что есть счастье неосязаемое, счастье самой жизни – счастье дышать, есть, видеть сны. Не знал настоящих мучений тот, кто не терял зрение, слух, способность двигаться, справлять естественные потребности. Люди считают, что самые страшные несчастья обрушиваются на них извне. Но настоящие беды всегда подстерегают и зарождаются внутри.
Девушка вздрогнула от внутреннего холода.
– А смерть тоже зарождается внутри? – шепотом спросила она.
– Конечно! – так же шепотом ответил Андрей. – Как и жизнь!
Андрей и Кэт молча шли по пустыне, глядя под ноги. Каждый думал свою невеселую думу. Кэт посмотрела вперед и увидела вдалеке на песке черную точку.
– Что это такое? – дернула парня за рукав Кэт.
– Человек, – не глядя, ответил Андрей.
– Здесь много людей?
– Больше, чем ты думаешь.
– И что они делают?
– Каждый – свое. Большинство пытается спастись.
– А ты хочешь?
– Хочу! – твердо ответил Андрей. – Но я не знаю как. Теперь – не знаю.
Кэт искоса посмотрела на бледного, изможденного спутника и тихо сказала:
– Прости меня!
Андрей пожал плечами.
– Все-таки, ты единственный, кто оказался небезразличен к моей жизни и моей смерти, хотя у тебя и был свой интерес. А я подвела тебя. Я подтолкнула тебя к гибели. Как это похоже на жизнь! Мы всегда больше вредим тем, кому мы небезразличны.
– Ирония судьбы! – грустно улыбнулся парень. – Но я всегда боролся с абсурдностью жизни. Хотя, возможно, это и абсурдно.
– Так борись и дальше! – предложила Кэт. – Может, есть способ помочь твоей беде?
– Теоретически – да. Можно попробовать спасти от самоубийства еще одного человека. Но если мне это не удастся – мы оба проиграем. Самоубийца потеряет свою жизнь, а я – всякую надежду. Знаешь, – Андрей внимательно посмотрел на Кэт, и его ярко-голубые глаза обожгли девушку, – я не уверен, что для меня есть смысл умирать ради кого-либо.
– Смысла нет, – уверенно сказала Кэт. – Ни в чем нет смысла!
Молодые люди снова замолчали. Черная точка все приближалась, приобретая человеческие очертания. Наконец Кэт разглядела на песке дородного мужчину лет пятидесяти – сонного, лысого, с помятым желтым лицом.
– Кто это? – шепотом спросила девушка.
– Джон Смит.
– А ты всех здесь знаешь?
– Нет, далеко не всех. Люди появляются и исчезают, не все представляются. Но этого американца знают почти все. Он уже более тридцати лет вот так невозмутимо лежит на песке.
– Не хочет жить?
– Ничего не хочет.
– Ну и правильно!
– Правильно?! – вскипел Андрей. – Бездействие – досрочная смерть!
– Ой, не смеши мою пятку! Мы уже умерли!
– Дураки и слабаки умерли, а умные и сильные – живут и будут жить!
– Тссс! – Кэт сжала руку Андрея. – Он же слышит!
– Пусть слышит! Во-первых, я прав, а с правдой грех таиться. Во-вторых, ему все равно.
Андрей молча прошел мимо Джона Смита, Кэт приостановилась и поздоровалась. Смит кивнул и снова поднял глаза к низкому серому небу. Кэт догнала Андрея и заглянула ему в глаза.
– По-твоему, я тоже слабачка и дура?!
– Очевидно, – спокойно ответил парень.
– Я терпела, покуда могла! Больше не было моих сил выносить такое издевательство!
– Ну конечно, умереть значительно легче, чем жить! Жить и бороться.
– Кто бы говорил! – прошипела Кэт. – Если ты такой умный и сильный, то почему же покончил с собой?!
– Я люблю жизнь и не боюсь смерти! – Андрей остановился и внимательно посмотрел девушке в глаза. – Но умирание – это совсем другое дело! Не страшно умереть, страшно умирать. Умирать долго и мучительно, теряя человеческие черты и все свои добродетели. У меня был рак. Рак мозга. Я превращался в животное. Я жил как человек, я лелеял в себе человека долгие годы. Я не мог позволить болезни забрать у меня не только жизнь, но и мою личность – меня самого. Я совершил самоубийство, но я не убил себя. Я умер с жаждой жизни, ненавидя слабость духовную и физическую. Своей смертью я попрал смерть. Смерть мне по колено!
Непонимание в глазах Кэт вдруг сменилось восторгом.
– Ты молодец! – улыбаясь, сказала девушка. – Ты достоин жизни!
– И ты достойна! Мы все достойны! – глаза Андрея излучали спокойную уверенность и свет. – Мы будем жить! Мы сможем!
– Я не хочу, – нахмурилась Кэт. – Не могу. Это – не мое.
