Читать книгу Дитя моря - Анастасия Спирина - Страница 1

Когда тебе досталась фамилия Лупин, ты живешь в бараке у подножья горы Митридат, то на какую-то счастливую жизнь рассчитывать сложно. И мальчик Петя с детства на это не рассчитывал.

И его мама Наташа тоже не рассчитывала. Еще когда из-под нее вытащили орущий кулек, она посмотрела на него в первые минуты жизни и поняла – в этом мире ему придется тяжко: красный, склизкий с белыми разводами, как будто лежал в соли, лицо сморщенное, вытянутое, как у циррозного алкаша опухшее. Акушерка посмотрела и сказала: нормально, жить будет, все мы приходим в этот мир не красавцами. Отопьется молоком, продышится, порозовеет.

Но мать знала, что, может, ребенок и станет обычным, но будет он не совсем таким.

Так и случилось.

Уже с первого года жизни у него начались болячки, и не просто детские – краснуха, ветрянка, колики, сопли. А серьезная болезнь, не вытравляемая из организма.

Уже на первом году жизни он покрылся другой кожей, стал похож на гриб-зонтик, коричнево-крапчатый, как сомик. Кожа стала шершавой, с прозрачными чешуйками, очень сухой. Врачи поставили диагноз «ихтиоз» и сказали: мамаша, крепись, это генетическое. Выписали кератолиты, что Наташе показалось сложным словом. И бумажку с рекомендациями она сохранила.

Когда в трехлетнем возрасте он начал загнивать совсем, кожа будто бы приоткрыла створки и было видно сочащееся мясо. Петька корчился, кричал без умолку, мать набирала лечебные ванны, вернее тазы, ведь в бараке, где они жили, ванны не было. Омывали содой, посыпали крахмалом, как будто мариновали и хотели запечь мальца в печи.

Не помогало.

Врачи сказали ехать в столицу, там в НИИ ему должны помочь. Почти сутки в плацкарте на боковой с орущим ребенком, до которого и не дотронуться.

Матери только этого не хватало – жизнь и так не сказка. Работа продавщицей не очень ей нравилась, но другого не умела. Наташе было сорок, скоро ягодка опять. Сын – последняя ее надежда и кровиночка.

Она молча смотрела в окно на пролетающие деревья, Петя заснул на второй полке.

Что с ним делать, она не знала. Скоротать дурные мысли помогла полторашка пива «Крым» и две пачки сухариков.

Врачи его мазали, ставили витаминные капельницы, прописали возить в санатории, где влажный климат. Ребенок немного пришел в себя, и прошло уже две положенных по регламенту недели, и отправили их обратно в Керчь.

Однако ремиссия продлилась недолго, и Наташа решила просто сдаться. Против генной мутации мази не помогут, хоть и видеть страдания ребенка больно, а биться как рыба об лед изо дня в день бесполезно, у нее уже много седых прядей. И так ее звали Наташка Гидроперит из-за грязного блонда, обесцвеченных в мочалку волос.

Видно, не зря ей не удавалось стать матерью, она порченая и поганая, меченная запретным знаком. Не удавалось построить счастливую личную жизнь – в итоге ребенок нагулянный. Теперь только страдать обоим, а когда она умрет, сын станет ненужным.

Наташа начала искать утешение в бутылке, компания из соседей собиралась регулярно.

И вот когда опять Петька начал покрываться струпьями и слизью, она кутала его в бинты из мазей и быстро уставала. Похожий на мумию ребенок ее совсем не радовал. А только кричал и отбивался, не давал себя лечить и даже обнять в свободные от боли минуты.

– Сил моих больше нету! – кричала она, и он все понимал, на детском лице выступали черты старика, и мать наконец осознала – это бесполезно.

Однажды вечером, приняв храброй воды, она схватила сына и понесла к морю.

Полная луна взошла на небе, Наташа шла, не разбирая дороги, босиком по каменистым склонам. Море звало ее, она слышала внутри себя его шум, и он говорил: «Отдай мне ребенка». Она очень устала, нет сил и условий поднимать такого доходягу, уже все косо и с осуждением смотрели на него. А что будет, когда он вырастет…

Она смотрела на лунную дорогу, по которой хотелось шагнуть. В этот вечер не было ветра и волн, удивительно для Крыма. Она без лишних раздумий подошла к воде, волны омывали ноги, исцарапанные дорогой, вода была очень теплой и манящей. Наташа слышала пение, оно будто бы раздавалось с того берега, но его было не видно, возможно, в бухтах осела молодежь и так развлекается. Но пение было без музыки, монотонное, а мелодичные напевы как будто усиливались в ее голове. Слов она разобрать не смогла, язык был незнакомый. Звуки потащили в пляс – она крутилась с Петькой на руках. Он затих и, казалось, начинал засыпать, и вроде бы боль его тело покинула.

Наташа как в последний раз сильно прижала сына, расплакалась, но решение было принято, она с силой кинула ребенка в море, будто бы бросала кучу ненужной одежды с балкона. И не смотрела куда и на кого она упадет.

Плеск о воду вывел ее из транса, Петька плюхнулся и не заорал. Он держался на воде так, как будто был в нарукавниках. Соленая вода привела его в чувство, дала силу, он бултыхался и хохотал. Наташа окончательно пришла в себя, морской воздух выбил из головы хмель, она только осознала, что сделала – выбросила в море на съедение рыбам единственного сына.

Женщина подхватила его и вытащила из воды.

На удивление на следующий день ему стало лучше, язвочки начали подживать, Наташа взмолилась, наконец-то лечение дало результат.

И так они стали ходить регулярно на море, плескаться и купаться. Петька подрастал, и раны его заживали, иногда мокли, но это было нормально и в пределах допустимого, с таким можно было жить, иногда мазаться лекарствами. Все стало меняться в худшую сторону, лишь когда Петька начал вырастать, а одноклассники не были благосклонны к его недостаткам.

Оплеухами его награждала не только жизнь, но и другие ребята. Залупой его звали со второго класса, когда начали осознавать, что это такое. По сути, Петька был идеальным мальчиком для битья. И папа не мог прийти в школу и поговорить или побить пацанов, хотя бы просто пригрозить кулаком.

Из-за кожи ему доставалось больше всего, еще до появления пубертатных прыщей она была предметом насмешек. После урока биологии он был чешуйчатокрылым, Ихтиандром и много еще как нецензурными словами. Парень сносил оскорбления, иногда ввязывался в драку, но получал быстрее, чем планировал дать отпор. Его рюкзак был футбольным мячом и битой для него же самого.

– Залупин, иди сюда, лупить буду, – говорил обычно Вовка Козинцев – главный хулиган их школы, он был на два года старше.

 Обычно Петьку просто таскали за уши. Иногда в него плевали. Играли – кто достанет харкотиной до цели. После смыть позор он ходил к морю. Заплеванным перед матерью показываться было стыдно. Издевались над ним еще и из-за дешевой одежды, отсутствия модного телефона и компьютера.

Только в одиночестве Петя находил успокоение. Матери жаловаться было бесполезно.

– Сам виноват, – прогнусавит она, – меня никак не обзывали, я бы космы повыдергивала враз. – Обычно после этого она всасывала стопку и закусывала полуистлевшим окурком.

Петька шел в свой закуток и принимался зашивать лямки рюкзака, он был штопанным-перештопанным и достался от кого-то из соседей, не первой свежести изначально. Иногда смахивал слезу, но помочь ему было некому и досуга как такового не было – местные парни ходили обычно на самбо, в художку или, на худой конец, в музыкалку. Или на прочие спортивные и творческие радости. Наташе водить сына было лень, да и он не хотел лишний раз общаться с ребятами. Ему тяжело давалось общение с людьми.

Все свободное время он проводил в библиотеке, изучал море и родной край и, конечно же, проводил время на пляже. Смотреть на море и купаться для него стало особой душеисцеляющей медитацией. Минуты и часы проходили как в рапидной съемке. Иногда он читал книги на пляже или в библиотеке. Любил он легенды и мифы родного края и краеведческие документы.

Одна из легенд, которая особенно заинтересовала, гласила о подземных тоннелях на склонах горы Митридат, там, где располагался его дом. Тоннели доходят до морского побережья. Он мечтал их найти, это стало бы его личной нычкой к морю и вызовом к исследованию.

И действительно, такие тоннели существуют, но в большинство из них попасть невозможно – входы завалены и закрыты. А подземные склепы с тысячами погребальных камер, по разным источникам, исследованы мало.

Водил он пальцами по книге и понимал, что это может быть правдой. Ему снилось, как он разбирает камни и видит спасительный выход из своего подземелья в бирюзовую морскую пучину. Выход из своего застоявшегося болота в полную жизнь. А явь его была малоинтересной.

После очередного нападения Козинцева и его другана Егора, Петя пошел снова к морю – умыться солью, смотреть на бескрайнее пространство и мечтать о своем. Он думал: вот бы там за горизонтом был маленький остров, он бы туда доплыл или нашел посудину и на ней добрался, там бы построил шалаш или жил в домике. Он представил, что там уже есть дом, серый и одноэтажный, только лодки не было и сил плыть тоже, и, насколько он знал, рядом только косы, а затерянного островка нет рядом с полуостровом.

Петька не заметил, как слезы сами полились из глаз. Он вытер их кулаком, мальчик не знал, куда ему идти. Дома не рады, вот только и остается – п рыгнуть в море. У него никого нет. Он никому не нужен.

Закончив рыдать, он обратил внимание, как из моря появился мужичок на лодке. Петька еще удивился, такой тощий, коричневый и просоленный рыбак, худой как палка, сам похож на воблу, черные с прожилками серебра патлы развевались на ветру и будто хотели стыдливо прикрыть лысину. Рыбак был морщинист, в зубах торчала сигарета, он ее не курил, а просто жевал. И лет ему было не понятно сколько, от пятидесяти и больше.

«Может, даже все сто, – подумал Петька. – И как его на ветру носит».