Читать книгу Полость - Анатолий Афанасьевич Пушкарёв - Страница 1
ОглавлениеГлава 1. «Внутренний огонь», Вавилон и пещерные люди
Андрей Перов, спокойный, уравновешанный ихтиолог двадцити восьми лет, проснулся около десяти часов в гостевом домике рыбхоза на берегу Изасского водохранилища. Пройдя босиком по тёплому ленолеуму от кровати до окна, он, опершись рукой на косяк оконной ниши, медленно и долго, словно созерцая живописную картину, рассмотрел внешний пейзаж.
Домик стоял на небольшом холме, окна комнаты Андрея выходили непосредственно на водный бассейн. По берегам со всех сторон огромное зеркало озера было окружено невысокими, но протяжёнными зелёными холмами, украшенными берёзовыми рощицами, тёмно-хвойным сосняком и светлыми пятнами земляничных полян и лужаек.
Всё это природное великолепие пребывало в полупрозрачной, какой-то сказочной, на вид, утренней туманной аэрозоли. Под воздействием солнечных лучей эта белесая зыбкая взвесь редела, прояснялась и поверхность огромного водоёма, то там, то там, начинала сверкала алмазными бликами, словно некими световыми сигналами.
«Какая красота! Остатки земного рая. Уехать бы из этого заполошного города, купить такой домик на берегу и жить – в покое и созерцании…», – подумал Андрей, как, наверняка, подумали бы об этой несбыточной мечте большинство горожан на месте молодого человека, рассматривающего величественное торжество просыпающейся природы.
– Выйду я из дому,
Прямо за пристанью,
Прямо за пристанью
Бьётся волна…, – напел негромко, вдруг вспомнившуюся древнюю песню, ихтиолог.
Недалеко от берега водоёма, на его поверхности, можно было видеть три больших дощатых прямоугольника плавающих понтонов с подсобным помещением на них, лебёдкой и видневшихся в воде большими алюминиевыми садками для рыбы. Предприятие было солидное.
В командировку на Изасское рыбоводческое хозяйство «Зеркальный карп» Андрей приехал два дня назад, сроки же работы начальство определило неделей, хотя работы было не так уж и много.
Часть товарного поголовья рыбхоза заболела какой-то болезнью. За эти два дня напряжённой работы по отбору проб воды, грунта, рыбы и кормов и их анализа в передвижной ихтиологической лаборатории «Океан-4» (новёхонькая «Газель») Андрей практически выполнил весь объём работ заказчика и сегодня собирался уехать домой, дабы присоеденить свободные дни к выходным и иметь, таким образом, небольшие пятидневные каникулы.
В дверь постучали. Андрей, крикнув «Сейчас!», быстро залез в штаны, одел футболку и открыл. На пороге стоял Саша, молодой рыбовод-техник, помогавший командированному ихтиологу в его работе все эти два дня.
– Андрей, Олег Дмитриевич просил узнать, проснулся ли ты? Наверное, результаты анализов хочет узнать.
Александру было семнадцать. Светлые волосы, худощавое телосложение, глаза редкого янтарного цвета, наивно-стеклянный юношеский взгляд. Они подружились с первых часов общения и работы ещё в прошлом году и с тех пор были на «ты». Лёгкий на подъём и в общении, Саша, как и большинство молодых людей его возраста, ещё не покрылся панцирем завершённого образа, убеждений и защит, был открыт, всеяден, мозаичен, часто алогичен в суждениях и, конечно, влюблённым. Как-то Андрей поинтересовался личной жизнью своего помощника:
– Сашок, а девушка у тебя есть? – спросил ихтиолог, стоя в акваланге по колени в воде и протягивая юноше пробы воды и донного грунта.
– Конечно, мы вместе занимаемся пантомимой во Дворце творчества. Её зовут Катя. Правда, она старше меня на год, ей восемнадцать. Она такая красивая, куда там Мэрилин Монро до неё… А какая гибкая и пластичная, талант! Мы пока … дружим… Скоро мне исполнится восемнадцать, и мы сразу же поженимся.
– А родители? Не против?
– Это решаем мы: я и Катя, – стереотипно ответил ромео.
– А, ну да, конечно… Я хотел сказать, и сама она не против?
– Я думаю, нет, улыбается загадочно… Но я-то решил уже!
– Тогда не о чем беспокоиться, – подтвердил Андрей.
Его открытая миру душа и пытливый ум впускали в себя всё без разбора, но изначальный нравственный иммунитет сам собою отсеивал всё ненужное. Андрею было интересно с ним, как интересно было наблюдать действующий, ещё не остывший гейзер туманной юности.
Как-то, в одну из прошлых командировок, юный помощник показал Андрею местную достопримечательность, пещеру, находившуюся, примерно в километре от озера, где холмы переходили в скалы какого-то горного хребта. Дошли до неё экскурсанты по тропе, среди заросших березняком холмов. Правда увидели они только вход в неё, и то издали, – почему-то пещеру охраняли военные люди, вход был закрыт металлической стеной с дверью, у которой стоял часовой, а рядом располагалось небольшое здание караула.
– Она раньше, лет двадцать назад, была открыта, – пояснил проводник, – Отец рассказывал, что пещера эта – какая-то бесконечная, никто не смог её всю пройти. И людей много там исчезло. Во время войны целая деревня там под землёй спряталась, а назад никто не вернулся, так и исчезли куда-то. Заблудились, наверное. А дед говорил, что когда он был ещё маленьким, они с деревенскими ходили туда, под землю и видели там каменные статуи каких-то людей. А потом, когда взрослыми, ещё раз ходили, – никого уже не было».
– Во всяком месте есть свои легенды, – ответил Андрей.
* * *
– Входи, Саш, – пригласил Андрей, – Присаживайся, вон, на диванчик. Сейчас умоюсь, позавтракаем и пойдём к начальству.
Помошник сел на диван:
– Сегодня в хозяйстве юбилейный вечер и концерт в поселковом Доме творчества. Двадцать лет разводим рыбу, – поведал он, – И мы выступаем с номером, наша студия пантомимы «Иннер файер», шесть человек нас. Покажем обалденные миниатюры..
– «Иннер файэр»? «Внутренний огонь», что ли? Жутковатое название, – откликнулся Андрей, – Есть что-то адское в этом… Как ты попал-то в эту студию?
Саша, конечно, тут же прочёл старшему товарищу небольшую лекцию:
– Пантомима – это очень выразительный биомеханический язык тела, это высокое искусство. Ведь человеческое тело, Андрей, оно, само по себе – знак, без посредников, без слов, букв и музыки, – тут мим-рыбовод ловко изобразил волну: она прошла от кончиков пальцев одной руки, через локоть плечи и грудь к кончикам пальцев другой руки, – Это синтез пластики, импровизации, жестов, акробатики и хореографии, когда телом двигает внутренний огонь, который не надо сдерживать, а придать ему культурную форму. Наш кумир – Марсель Марсо.
Саша начал весьма реалистично прикладывать ладони к воображаемому невидимому стеклу.
– Да, наверное, в твоём возрасте тело, со всеми его земными, так сказать, функциями, необходимо легализовать культурно. А то не знаешь, куда его деть, правда? Пусть всё тело идёт в дело, – срифмовал Андрей, – Иди сюда, тут бутерброды, рыбу жареную я разогрел.
– Мы в студии, – сказал Саша, жуя бутерброд, – уверены, что человечество движется к упраэднению словесного, да и письменного тоже, языка, речи вообще, а будет общаться телами, жестами, мимикой и пантомимой.
– Ну да, телами, конечно, гораздо интереснее, – ответил Андрей, – И языком, как просто движущимся органом, без речи. Руками-ногами там, кулаками, поцелуями… В качестве наглядного пособия можно будет использовать камасутру.
– Зря ты смеёшься, Андрей. И устная, и письменная речь уже окончательно изживают себя. Современному слову уже никто не верит. Много появилось безответственных говорунов и писателей. Они строят речь так, как им удобно, используют её в своих интересах, жонглируют словами. А вот раньше, ну, в древности, слов было мало, они были твёрдыми, как предмет. Сейчас – одни фокусы, эквилибристика, никто ничему уже не верит, а кто продолжает верить современному слову, тот всегда оказывается в дураках. Поэтому остаётся только внутренний огонь и язык тела. В абсолютном молчании. Немые же общаются, «разговаривают», и ничего… Их можно на цифровую камеру снимать для библиотек. А от слов только путаница в головах, и в делах. В молчании и тишине больше истины.
– Хм.., спасибо за лекцию… Ты ещё про рыбу забыл, – тоже ведь молчит, а ничего: живёт, растёт, размножается. Но, думаю, что внутренний огонь не пошёл бы ей на пользу. А если логически продолжить твою теорию, то жесты и мимика тоже могут быть лживыми, а самый правдивый человек, по твоей логике – это манекен. Вот кто уж никогда не врёт, и всегда прав. Ладно, пошли к начальству, – Андрей показал на себя, на Сашу, сделал пальцами шагающего человечка, потом прижал кулаки к груди и надул щёки, и стало ясно, что это – начальство! Его молодой помощник улыбнулся и показал «ОК».
* * *
Административное здание из красного кирпича, тут же на берегу, включало в себя кабинет директора, бухгалтерию, склад, гараж и мастерскую. Рыбоводы, постучав в дверь, вошли в кабинет рыбовода главного и собственника хозяйства.
Олег Дмитриевич, полный, породистый человек с густой шевелюрой, был похож на классического повара, не хватало только белого колпака. На директорском столе, среди прочей канцелярии, стояла немного неполная бутылка коньяка. Уже много лет Олег Дмитриевич мужественно боролся с алкоголем.
По розоватому румянцу на щеках и красным прожилкам на носу было видно, что эта борьба длилась весьма долго и соперники, Олег Дмитриевич и спиртные напитки, были на равных: оба попеременно испытывали тактические победы и поражения.
– Здравствуйте-здравствуйте, – сказал начальник, – Александр, иди, покури. Ну, что скажите нам Андрей Павлович? Каковы результаты обработки проб? Коньячку? – большой человек указал на бутылку.
– Нет, спасибо. Да, Олег Дмитриевич, анализ проб я закончил вчера поздно вечером. Ну, что сказать… Качество воды хорошее, гидробиологические и гидрохимические параметры в норме, температура – тоже, семнадцать градусов, самое то, а вот кислорода маловато, четыре милиграмма всего, а нужно – не меньше пяти с половиной, отсюда вялость карпиков. Советую вам приобрести пару оксигинаторов «Локси», они не дорогие, лёгкие, компактные. Их надо поставить по линии садков внутри понтона.
– А у нас они как раз есть, новые, на складе валяются. Ещё в прошлом году покупали, – хлопнул себя по коленке Олег Дмитриевич.
– Вот и отлично, включайте их, – развёл руки Андрей.
– А с печенью что у сазана? – спросил директор.
– Да, тоже провёл анализ, – ихтиолог посмотрел в бумаги с результатами, – Печень рыбы дряблая и светлая, сазаны не набирают рост и массу, расстройство движений.
– Мне бы вот тоже не мешало бы, кстати, подлечить свою печень. Тоже что-то побаливает и увеличилась, – превал Андрея директор.
– У вас, наверное, по другой причине, Олег Дмитриевич, – сказал ихтиолог, покосившись на початую бутылку, – А вот что касается сазана, то это – от недоброкачественных кормов, однозначно. Вот химико-биологический анализ кормовых гранул. У вас эти гранулы и комбикорм от фирмы «Аквабио». Они не сбалансированы по жиру, белку, углеводу и витаминам, запах какой-то неприятный, а соли вообще пять процентов. Это не допустимо. Нет витамина В1, белка мало. Меняйте поставщиков. А пока введите белково-витаминные добавки, дрожжи там, тиамин, рыба быстро восстановится. А вообще, лучше живые корма, хотя бы иногда, сейчас есть на рынке дафнии, моины, артемии… Вот, вкратце, пожалуй, и всё, все причины.
– Понятно. Большое спасибо, Андрей Павлович, за работу. Я тоже попринимаю, что вы посоветовали. Завтра же начну применять ваши рекомендации. Даже от души отлегло.
– Олег Дмитриевич, вы же не сазан всё-таки. Есть врачи…
– Ну, в отношении печени, человек и рыба одинаковы, а врачи … мало помогают. Да, – вспомнил начальник, – директор ГРЭС просил помочь сделать паспорт водохранилища, а я прошу помочь с паспортом моего хозяйства.
– Нет проблем, делайте заявку в лабораторию. По срокам я ещё должен остаться у вас до пятницы, но, в принципе, уже всё сделано. Подпишите бумаги пятницей, Олег Дмитриевич? Я хорошо поработал, быстро управился. Хочу немного дома побыть, с женой, да и дела накопились. Сейчас бы подписать, и можно в дорогу.
– Это, Андрей, скажи спасибо Петру Эдаурдовичу, заму вашему, Коноплёву. Это он тебе так щедро дал на командировку целую неделю. Мне специально позвонил. Да, конечно, – согласился руководитель и, помявшись, спросил, – У меня только к вам просьба одна: задержитесь до завтрашнего утра. Понимаете, у рыбохозяйства сегодня юбилей, – нам двадцать лет. И всё это время мы с вашей лабораторией плодотворно сотрудничаем. Очень желательно, чтобы вы присутствовали на торжестве, на концерте. У нас там грамоты для вас и! денежные премии сотрудникам. Начало в два, уже скоро, в Доме творчества, на посёлке. Не откажи, Андрей, – задушевно перешёл на «ты» директор.
– Хм.., – подумал пять секунд Андрей, – Ну, что ж, раз такая дата, конечно, я останусь, Олег Дмитриевич. А сразу, после мероприятия, вечером, и поеду домой, к утру буду в городе. Но командировку, Олег Дмитриевич, подпишите сейчас.
– Вот и хорошо, – сказал директор, подписывая бумаги, – В полвторого я за вами заеду, «Газель» вашу заправлю на дорогу домой…
«Странно, а что это Коноплёв вдруг позвонил в рыбхоз, – подумал Андрей, выходя из кабинета, – В любом случае, хорошо сделал. Столько выходных».
* * *
Поселение Изасс, большой посёлок городского типа, располагался в восьми километрах от водохранилища. Его экономика состояла из недалеко расположенного бокситового рудника, свинофермы, рыбного хозяйства, различных социальных учреждений, пособий и пенсий селян.
Белый «Лэнд Крузер» с директором рыбхоза и Андреем подъехал к Дому творчества к самому началу мероприятия. Приехавшие вошли в наполненный светом зал, в котором сегодня стояло полтора десятка столиков, накрытых по-ресторанному. За ними сидели в ожидании начала праздничного вечера мужчины и женщины, работники рыбного производства. Концертная сцена была украшена гирляндами воздушных шаров, надувными же рыбами, цветами и большой цифрой «20».
Олег Дмитриевич, в светлой рубашке, чёрном кожаном костюме и чёрных же брюках, поднялся на сцену, к микрофону, и произнёс речь. Это была обычная речь, соответствущая жанру торжественной части юбилейного мероприятия: героическое прошлое зарождения рыбхоза «Зеркальный карп», процесс его развития, культивация новых пород, рост производственных показателей и, наконец, поздравления и награждение лучших рыбоводов, работников и ветеранов.
Поздравили и поощрили и смежников: коллективу ихтиолаборатории Горноуральского института пресноводного рыбоводства в лице Андрея директор вручил красивую Почётную грамоту и конверты с написанными на них фамилиями сотрудников. Торжественная часть подошла к завершению, и официантки из кафе этого культурного заведения стали выносить на столы тарелки с едой. Излишне говорить, что среди блюд было много кушаний из карпа, форели и амура.
Мужчины своими натруженными руками стали легко и весело откупоривать бутылки, женщины рассматривали и пробовали салатики, и, со словами «Достаточно», ладонями поднимали вверх горлышки бутылок над своими рюмками.
Затем последовали концертные номера с произнесениями между ними поздравительных тостов.
Занавес раздвинулся. На сцене стояли три ряда, один над другим, мужчины и женщины в старорусских одеяниях: вышитые сарафаны, узорчатые же кокошники, атласные рубахи-косоворотки со славянским орнаментом и кушаками. Это был изасский народный хор.
Дирижёр дал знак и коллектив, дружно открыв рты, оглушительно запел «По диким степям Забайкалья…», – самозабвенно, драматично и с полной душевной отдачей, как единое целое. Широко открытые, как и рты, глаза хористов увлажнились, расфокусировались и немигая смотрели в иную реальность, сквозь людей, столики и вообще сквозь весь зал, куда-то в дремучую тайгу. Воздух уплотнился и завибрировал.
Сознание Андрея утонуло и растворилось в этом многоголосом звучании и образах, которое оно создавало. Он полностью превратился в поминаемого бродягу, со всей его убогой одеждой и амуницией.
– Идёт он густою тайгою,
Где пташки одни лишь поют,
Котёл его сбоку тревожит,
Сухие коты ноги бьют.
На нём рубашонка худая,
И множество разных заплат,
Шапчонка на нём арестанта
И рваный тюремный халат, – убедительно вылепил этого странника народный коллектив.
Песня закончилась, Андрей очнулся от наваждения. «Вот это внутренний огонь! – уже трезво подумал он, – Чуть сам не потерялся в этой тайге. Заплат на тюремном халате – разное множество, это сильно…». Он автоматически выпил рюмку коньяка, протянутую ему Олегом Дмитриевичем (они сидели рядом).
Следующим номером было выступление коллектива танцевального, детско-юношеского. Детки, в ярких юбках и ярких штанах, проворно и слаженно месили ногами пол, выстраиваясь, при этом, то в линии, то в круги, вызывая своей бойкостью и слаженностью удовольствие и умиление взрослых.
Затем последовали шоу эстрадных звёзд Изасска, девушек и юношей. Их также объявлял ведущий, стройный, короткостриженый молодой человек. Пели чистыми голосами тяжёлые романсы о любви, о встречах и расставаниях, о превратностях любовных отношений, о какой-то гордой девчонке, плачущей по ночам, о маме. О других близких родстаенниках песен как-то не сочиняли. Все эти номера сопровождались световыми и цветовыми эффектами.
Андрей как-то нечувствительно снова пропустил гол в свои ворота, – машинально махнул рюмку водки, поднесённую ему директором со словами: «Ну, за нас, за наше сотрудничество!». Выпив, гость также почувствовал «внутренний огонь», дав себе зарок, впредь больше ни-ни. Вечером надо было ехать, вести машину.
Затем публике показал свои умения местный фокусник. Он приставал к близсидящим отдыхающим с игральными картами, приказывая загадать одну из них, а затем, с улыбкой волшебника в стране грёз, вытаскивал её из колоды, или из-под лацкана пиджака юбиляра. Увидев у своего носа протянутую руку с очередной рюмкой спиртного, Андрей сделал было движение навстречу ей, но вовремя спохватился и вежливо отказался.
* * *
– А теперь выступает студия современной пантомимы «Иннер файэр», «Внутренний огонь», – объявил ведущий следующее представление, – Миниатюры и дивертисменты! Миниатюра «Вавилонская башня»!
В зале погас свет, на заднике сцены заполыхали языки красного пламени. Внимание всех волей-неволей приковала сцена. И лишь наиболее находчивые мужчины, в темноте, быстренько налили и махнули по рюмахе, пока жёны и подруги глазели на искусственный огонь.
На сцену вышли шесть мимов в чёрных трико, блестящих и обтягивающих: три юноши (среди них Андрей узнал Сашу) и три девушки. Артисты начали весьма реалистично работать невидимыми пилами и кирками; прогнувшись под тяжестью и согнув ноги, таскать на воображаемую строительную площадку воздушные камни, воздвигая из них растущую вверх и абсолютно прозрачную башню; устало вытирать пот со лба; становиться на плечи друг другу, передавая груз выше и достраивая верхние ярусы и т.п.
Затем был талантливо изображён символ почти готового строения: три парня внизу с раздвинутыми, для упора, ногами, стоящие у них на плечах две актрисы, а уже на их плечах – девушка с электрическим, гордо поднятым, факелом. Тут раздался гром, полыхнула молния, и пирамида технично рассыпалась, с кувырками и пробежками.
Юноши в трико были худощавыми, какими-то невидными и несколько суетливыми, а вот девушки в своих весьма обтягивающих нарядах, напротив, выглядели юными, плавно-пластичными и уже вполне физиологически зрелыми красавицами, с развитыми вторичными половыми признаками: длинные распущенные волосы, высокая волнительная грудь, талия, круглые бёдра и крепкие ягодицы. Все эмоции точно и энергично передавались извивами резиновых тел и жестами.
По мнению Андрея, было что-то в этом выступлении от банального эротического шоу, некая бессознательная и невинная девичья «культура легализации созревшего тела». Парни же, в силу юного ещё возраста и физиологии, побаивались своих партнёрш по контактному искусству, но всегда были готовы заботливо поддержать, подстраховать девичьи тела вручную.
И хотя актрисы старательно и всеми силами предлагали зрителю абстрагироваться от их «половых признаков» в пользу чистого и высокого искусства, мужская часть зала, тем не менее, восприняло девертисмент глазами масляными и с поволокой. Жёны же смотрели сквозь высокое искусство и художественные тонкости, реалистично и с пониманием: «Созрели девки, замуж уже пора».
Далее зрители насладились ещё двумя беззвучно-телесными номерами: «Кукольная любовь» в которых актёры очень талантливо механически двигались, изображая кукол, так же рывками и угловато юноши обнимались и целовались с куклами-девушками, хитрые.
Последним номером был скетч под названием «Люди из пещеры». Мастер скульптор (это был Саша) высекал из трёх серых сталагмитов, сделанных из монтажной пены, скульптуры людей тоже серого цвета. Кусочки заранее разрезанных сталагмитов просто убирались ваятелем. Потом Саша вставлял им в грудь красные сердца из губки (стук сердца, вздрагивающие рука и ладонь), и истуканы начинали оживать. Потом двое из них схватили мастера и отца-основателя за руки, неблагодарные, а третий, прехорошенькая девушка (Катя?), вынул из него сердце. После чего маэстро сам стал истуканом, которому бывшие памятники стали поклоняться. «Сюжет явно по мотивам рассказа сашиного дедушки про пещеру», – подумал Андрей.
Затем в зале включили свет, и на этом концертная часть закончилась. Молодёжь покинула помещение.
– Ну, вот, всё прошло отлично, – сказал Андрею уже хорошо подвипивший розоволицый директор, протягивая ему небольшую ёмкость с водкой, – Теперь уже можно и выпить от души. Давай, коллега!
– Нет-нет, большое спасибо, Олег Дмитриевич, за вечер, за то, что нас не забыли… Но, мне сегодня ехать надо, душ принять ещё, да поспать ещё часа два, почти целую ночь в дороге придётся провести. Как бы мне до гостевого добраться?
– А мы посидим ещё с замом, юбилей, как-никак. Так, добраться… Алексей, – обратился он к сидящему за соседним столом шофёру, который привёз их, – Будь добр, отвези Андрея Павловича до хозяйства, в гостевой дом. А потом обратно сюда.
– Будет сделано. Идите, садитесь, Андрей Павлович, машину знаете. Я сейчас открыю, – указал он Андрею сквозь стеклянную стену на белый джип, доставая брелок с ключами.
* * *
Несмотря на ранний летний вечер (половина шестого), на улице было темно: тяжёлые и почти чёрные, насыщенные водой, огромные тучи низко нависли над землёй и замерли в процессе созревания обильного дождя. Ни ветерка.
– Ну, наверное, хорошо прольёт, – заметил водитель Алексей.
– Да. А может и пронесёт, погоду не угадаешь, – ответил пассажир.
Машина ехала по дороге, огибавшей водохранилище почти по самому берегу. Совсем немного не доезжая до гостевого дома, ехавшие увидели на берегу легковую машину, горящий костёр и группу людей возле него. Две пары, парни с девушками, сидели на траве и самозабвенно целовались, водя головами из стороны в сторону, словно приклеенные друг к другу, пытались отклеиться, третья пара, обнявшись, шла по направлению к недалеко росшему кустарнику.
– Во! – удивлённо воскликнул Алексей, – Моя «Тойота» стоит. Ну, точно, Колька, сын, с друзьями и девками! Двадцать два года, пора уже жениться и остепениться, а он всё болтается, как бы не загулялся… Сейчас, Андрей Павлович, на минуту подъеду, поговорю…
– Конечно…
Джип съехал с дороги и подкатил к отдыхавшей молодёжи. Парни с девушками отлепились друг от друга и смотрели на подъехавшую машину, другая пара скрылась в зарослях.
– Колька, а что это ты машину без проса взял? – обратился Алексей к одному из парней, держащего за руку миловидную девушку.
– Батя, ну, изивини, тебя же не было, да и праздник сегодня, юбилей, как-никак. Вот, решили отметить, – примирительно ответил Саша, – У нас шашлыки готовы, угощяйтесь. На подносе лежала горка ещё дымящихся шашлыков, пакет с банками пива.
– Вообще-то, мы только что с обеда. Ну да ладно, шашлычёк поместиться. Андрей Павлович, подходите, давайте попробуем.
Андрей вылез из машины, подошёл к костру, взял протянутый шампур. Тут он с удивлением увидел, что две эти милые девушки, улыбающиеся, одетые в ветровки и джинсы, были из группы пантомимы «Иннер файер», но вот партнёры на этот раз их обнимали и целовали уже другие.
– А я вас узнал, – сказал Андрей им, – вы из «Внутреннего огня». Хорошо сегодня выступили в Доме творчества.
– Спасибо, – ответила одна из них, – Мы вас тоже знаем. Вы – ихтиолог из города.
– А там наверное, Саша пошёл? – почему-то спросил Андрей, указав на удаляющуюся третью парочку.
– Нет, – улыбаясь и мотнув головой, – ответила девушка, – Сашок где-то прячется и следит за нами, он, вон, в Катю влюблён, они пошли … прогуляться…… Но Саша ещё, ну, … слишком молоденький.
– Понятно, так часто бывает.., – подвёл итог ихтиолог, подумав: «Бедный, бедный Саша. «Скоро поженимся…». Каково ему наблюдать из кустов, как его возлюбленная милуется со взрослым парнем. Что у него в душе творится… Там, наверное, реальный «внутренний огонь».
– Чтобы домой – не позже десяти, понял? – строго обратился Алексей к сыну, – Завтра на работу, надо проспаться.
– Замётано, – ответил Коля, – Вот посидим ещё немного, и домой.
– Поедем, Андрей, – сказал водитель.
– Алексей, тут совсем рядом, я пешком дойду, езжайте к директору.
– Ну ладно, как скажите, всего хорошего.
– До свидания, Алексей. И вам до свидания, – попрощался Андрей со всеми и направился к дому.
Придя в номер, он принял душ, посмотрел на часы. Было семь часов. Зазвонил мобильник. Это была жена.
– Привет, Наташа
– Здравствуй. Ну, как дела?
– Работаю помаленьку, пробы, анализы…
– Когда приедешь-то? Много ещё?
Андрей не хотел говорить ей, что, в принципе, вся работа уже завершена, уже сегодня он собрался отъезжать, – пусть его досрочное появление станет сюрпризом для любимой жены.
– Как и запланировано, в субботу. А ты чем занимаешься?
– Да вот, экостандарты учила. Сейчас буду таблицы повторять, завтра аттестация в отделе. Ты знаешь, у меня хорошая новость: Пётр Эдуардович сказал, что если я успешно сдам аттестацию, то стану начальником нашего отдела! Представляешь?
– Ты этому старому хрену, Коноплёву, не очень-то верь. Скольский тип, этот зам. Сколько ребят подставил.
– Вечно ты какой-то подозрительный. А мне Пётр Эдуардович нравится. Вежливый, обходительный. Он сказал, что я высокий профессионал, и должность начальника – сто процентов. Я делаю карьеру, дорогой. Советую и тебе подтянуться. Возьму тебя на буксир.
– Наташ, оставь меня в покое. Меня вполне устраивает моя работа.
– Да, у тебя нет ни грамма честолюбия. Ну, ладно, до субботы. Пока.
– Пока.
Андрей подумал, что бесконечное совершенство так называемого «профессионализма», превращается в стремление сделать карьеру, потом в карьерную страсть, «административный восторг», затем, в карьерную агрессивность, в инвалидность мировосприятия, потом жизнь, с её неисчерпаемостью и широтой, неизбежно наказывает человека-скаковую лошадь. Варианты наказания могут быть самыми разными. Например, сидит «блестящий профессионал», патриарх научного направления, высокий госчиновник, или массовый артист, в кресле, и с удивлением осознаёт, что его дочь не просыхает от алкоголя, сын как-то ускользнул от профессиональной наблюдательности, проблемы с наркотиками. Или ходят вокруг авторитета люди в форме и в штатском, открывают шкафы и столы, производят обыск…
«Всё-таки надо вздремнуть часа два», – подумал командированный.
Проснулся Андрей в девять вечера, собрал вещи, вышел из дома. Было темно, и накрапывал мелкий дождик.
Андрей сел в «Газель», завёл мотор и выехал на узкую асфальтированную дорогу, ведущую к скоростной трассе в город.
Глава 2. Странноватый попутчик
Хорошо накаченные тугие колёса новой «Газели» проворно шелестели по мокрому асфальтовому покрытию неширокой местной дороги. В кабине автомобиля было тепло, темно и уютно, и Андрей, держа руль, и периодично включая дворники, смотрел на мелкие капли воды, которые высвечивались лучами фар, летели навстречу и шлёпались о ветровое стекло растекалясь по нему кривыми ручейками.
Было приятно думать, что рабочее задание выполнено и впереди его ждали длинные выходные, – четыре дня.
«Надо бы Наталью куда-нибудь сводить: в кино, а лучше, всё-таки, в ресторан, благо премия подоспела», – подумал Андрей.
Затем его сознание начало воспроизводить историю их, с женой, отношений в обрывках вопоминаний, образах и ассоциаций.
* * *
Познакомились они на третьем курсе института, в читальном зале библиотеки. Наташа училась курсом младше и была весьма симпатичной, приятной, общительной и улыбчивой девушкой с русыми волосами, карими глазами и стройной фигурой.
Андрей сразу же пригласил её на концерт модной группы, показав два билета оказывшиеся как раз при нём (судьба!) два билета.
– Здорово! – радостно отреагировала студентка, – Они мне очень нравятся: и музыка, и вокал, но билетов нам с девчонками не досталось. Спасибо! Ты, Андрей, как-будто угадал моё желание.
Через неделю Наталья пригласила его на свой день рождения в комнату общежития, куда он пришёл, по просьбе именницы, с двумя друзьями-однокурсниками, Романом и Костей, которые перезнакомились с двумя симпатичными соседками Наташи по комнате, завязав с ними в дальнейшем лёгкие, приятные отношения.
– Пошли, Андрей, поможешь ещё один столик принести, из триста четвёртой, – попросила она его с улыбкой.
Пройдя немного по коридору, Наташа остановилась у двери с цифрами «304» на ней и открыла её ключом, который был при ней. Зашли в комнату, и Андрей, оказавшись наедине с девушкой, сразу же решил быть смелым и решительным. Он подошёл к ней вплотную, положил ладонь на её плечо:
– Наташа, ты мне очень нравишься, – сказал он голосом гипнотизёра Кашпировского девушке, смотревшей на него серьёзными, без эмоций, глазами, – По-моему, я влюбился в тебя…
Он обнял её, прижал к себе и почуствовал её взаимные руки у себя на плечах. Первый поцелуй был долгим, жадным и головокружительным. В нагромождении должных условностей появилась брешь, через которую хлынул, казалось, неиссякаемый поток любовной страсти, – душевной и телесной. От захвативших их чувств и головокружения продолжать стоять на ногах стало опасно, и новоиспечённые влюблённые машинально присели на кровать.
Потом, когда рука Андрея сама собою, словно змея в тёплое птичье гнездо, заползла в вырез платья, и его пальцы, тоже сами собою, начали сжимать и разжимать упругую девичью грудь, их победные головы стали клониться к подушке…
Но тут внезапно открылась дверь, и в комнату вошла девушка, жилица комнаты.
– Ой, – сказала она, с любопытством рассматривая двух немного растрёпанных голубков.
– Лен, мы за столиком пришли, – Наташа встала, пригладила волосы, поправила платье, – Как договаривались…
– Столик, вон он стоит, – вошедшая показала на стол, и прибавила из женской солидарности, – У нас и кровать тоже хорошая, крепкая… Может, мне уйти?
– Нет-нет, не надо, – ответила Наташа, разочаровав ухажёра, – Бери, Андрей, понесли. Там нас заждались, наверное.
А потом, Андрей смотрел на дорожный асфальт и вспоминал с грустной улыбкой, как начались два самых счастливых года в его и Наташиной жизни. Это была настоящая, большая любовь. Казалось, парень и девушка подошли друг к другу идеально, без зазора, стали органически и душевно единым целым, и что это счастье будет длиться вечно. Влюблённые сняли квартиру, дабы не зависить от редко безлюдного казённого жилья и были всегда вместе, практически не расставаясь: подготовка к практическим занятиям и экзаменам, институтские мероприятия, мероприятия с друзьями, вечеринки, дискотеки, кафе, – всё вместе, неразлучно.
* * *
Всё в их отношениях стало меняться, и довольно быстро, сразу после окончания ВУЗа, а точнее, их свадьбы, сыгранной тут же, после получения дипломов. Наталья вдруг стала стремительно превращаться в деловую, рациональную женщину без каких бы то ни было романтических излишеств и улыбок. Андрей с печалью замечал, как сквозь красивое от природы лицо жены, её нежность и забота о возлюбленном сменилась заботами другого рода: карьерными, бытовыми и финансовыми. Её лицо практически всегда имело выражение серьёзности и недовольства, и, вперемешку с природной красотой и женственностью, этот «синтез» выглядело весьма двойственно и необычно, как, впрочем, и у многих из генерации современных женщин.
Более того, последовали частые критические замечания в адрес молодого мужа, как то: «Тебе надо изменить свой характер, привычки, стиль жизни»; «Ты очень мало внимания уделяешь мне», «Не вижу, в чём и где проявляется твоя любовь ко мне», «Когда ты станешь начальником своего отдела в НИИ?»; «Разве это достойная зарплата? Вон, у Романа с Юлькой уже вторая машина, «Лэнд Крузер»!», «Ты какой-то безхарактерный и всеядный: с пьяницами пьёшь, со спортсменами занимаешься спортом, с музыкантами играешь… Ты бесхарактерный!», «Меняйся Перов, меняйся, где самосовершенствование, пересмотри в корне своё отношение к своей жалкой жизни»!». Параллельно с вдруг возникшими у Натальи курсами психологического контроля, йоги и клубного боулинга, всё больше было в её поведении отчуждения и холода.
Андрей же по-прежнему любил свою избранницу, пытаясь понять причину столь неожиданных метаморфоз: «Она всё-таки любит меня. Не могла же она до женитьбы так притворяться. Наверное, это у всех так, пройдёт».
И правда, редко, но всё-таки иногда Наташа, на короткое время, становилась прежней: улыбчивой, ласковой и нежной. В эти моменты Андрей прощал ей всё и был опять счастлив. Но главной причиной изменившегося характера Натальи, конечно же, мог быть факт отсутствия детей в семье. Шесть долгих лет жена не могла забеременеть. Обследования показали, что у обоих всё нормально, однако детей не было. «Но ведь изменилась она сразу после свадьбы, когда о детях ещё и не думали, – резонно полагал Андрей. К тому же в данное время, оба проходили долгий курс лечения, после которого им гарантировали стопроцентную беременность.
Поженившись, молодожёны сразу взяли большой ипотечный кредит, заняли ещё денег у родственников и купили небольшой, но уютный, и даже в два этажа, коттедж в пригороде. Пожилую иномарку, подержаную японскую машину, им подарили родители Андрея. Работала Наталья там же, где и её муж, в НИИ пресноводного рыбного хозяйства, но в другом отделе, – экологического мониторинга.
«До семи часов должен успеть, пока на работу не ушла, – думал Андрей, – А впереди ещё четыре выходных. Отлично». Затем водитель включил радио. Шла познавательная беседа, и мужской голос рассказывал:
– …Хотя живой мир пещер, как правило, не очень богат, животные обитают в пещерах. Прежде всего, конечно, это летучие мыши, многие их виды используют пещеры для укрытия или для зимовки. И первобытные люди использовали пещеры по всему миру для жилища…
«Опять пещеры какие-то…». Андрей выкрутил в радио лёгкую музыку.
За лобовым стеклом, на чёрном фоне ночного неба, попадая в яркий свет фар, сверкали капельки дождя, и, шлёпаясь о стекло, разбивались в лепёшку.
* * *
«Километра три до трассы осталось», – прикинул Андрей. В столь поздний час движения по дороге на посёлок не было никакого, впереди – тёмный мокрый асфальт и бегущие назад, в ночную тьму, деревья по обочинам дороги.
Вдруг Андрей увидел прямо по курсу, метрах в двухстах, стоящего на обочине, человека. Приблизившись ещё немного, водитель разглядел, что это был мужчина, одетый в тёмную куртку с капюшёном, надетым на голову, в спортивных брюках и с лямками рюкзака на плечах. Путник стоял неподвижно, не шевелясь, лицом к приближающейся «Газели». Когда до машины оставалось метров двадцать, и фары уже полностью высветили мужчину средних лет, у него, вдруг, резко и как-то даже требовательно, подскочила правая рука и, протянутая поперёк дороги, застыла без движения. Всё остальное тело осталось без малейшего движения.
«Решительный», – оценил жест Андрей, по инерции объехал голосующего и остановил машину метрах в десяти позади него. Водитель приоткрыл дверь пассажира, подождал с полминуты, слушая мягкую дробь дождя по крыше автомобиля. Никто не походил. Он посмотрел в зеркало, приоткрыл свою дверь, крикнул:
– Эй, товарищ! Я здесь!
Одинокий странник, как ни в чём ни бывало, по-прежнему стоял спиной к машине, в том же положении, не шелохнувшись, и с протянутой рукой. Андрей посигналил. Всё по-прежнему.
«Может, он глухой? – подумал добрый шофёр, – Ну не слепой же, в конце концов». Он сдал назад, вплотную к жаждущему уехать, взял фонарь, вышел из машины и подошёл к мужчине, лицом к лицу. Тот никак не отреагировал, поэтому пришлось включить фонарик и посветить ему в лицо.
– Твою мать! – обомлел Андрей, выпучив на незнакомца широко открытые глаза. Перед ним, с протянутой рукой, стояла совершенно безжизненная, но точная копия живого человека, манекен, – суперчеловекоподобная кукла, модель мужчины, сделанного из какого-то пластичного материала, по цвету и плотности (Андрей прикоснулся к руке, лицу, по которому струились ручейки дождевой воды) точь-в-в точь копирующими человеческое тело.
Это был искусно сработанный мужчина лет пятидесяти европейского типа, со светлыми (стеклянными?) глазами и трехдневной седоватой щетиной на лице. Андрей немного сдвинул его капюшон вниз: тёмные натуральные волосы, аккуратные бакенбарды. Слегка приподнятые брови и полуулыбка на губах придавали его силиконовому (?) лицу выражение человека, встретившего каких-то приятных ему людей. Андрей вспомнил почему-то выражение лица одного из артистов пантомимы в номере «Кукольная любовь». Под курткой на нём был тонкий свитер, на ногах – кожаные полусапоги с толстой подошвой. Одежда была новая, добротная. За плечами на лямках находился рюкзак с каким-то добром.
«Ужас какой-то. Ну, и что мне с ним теперь делать? – растерянно подумал Андрей, – Наверное, ну его к чёрту, поеду дальше. Чья-то дебильная шутка». Он уже отошёл от силиконового автостопщика на несколько шагов, затем остановился в нерешительности и снова повернулся к оригинальному псевдочеловеку. «С другой стороны, – подумал водитель, – Он же ведь руку-то поднял, хе-хе, хотел, чтобы я его подобрал… Да и прикольный предмет, и к тому же ничей».
Андрей снова подошёл к манекену, оглядел его, взялся за поднятую руку и с небольшим усилием, прижал её к туловищу. Рука поддалась, и манекен стал похож на солдата, стоящего по стойке «смирно». Ихтиолог обнял его сзади за плечи и приподнял. Вес был полегче человеческого. «Килограмм сорок», – прикинул Андрей и понёс его к машине. Дотащив до «Газели», он без особых усилий согнул эрзац-человеку ноги в коленях и туловище в пояснице, впихнул в кабину, усадив на пассажирское сидение рядом с местом водителя. Рюкзак он снял, положив его на колени туриста. Тронулись.
* * *
Дождь всё продолжался. Андрей вёл машину, следил за дорогой, посматривая иногда на странного попутчика. Тот спокойно сидел, тихо радуясь тёплому салону и и езде по ночной дороге. Ехали уже по трассе. Глубокая ночь. Водитель посмотрел на часы: почти два часа. Недосып и выпитый накануне алкоголь давали о себе знать. Монотонное шуршание шин о ровную и прямую дорогу, ровный шелест включенного воздушного обогревателя погрузили шофёра в некую полудрёму, которой Андрей пытался стойко сопротивляться, то и дело, усилием воли поднимая тяжелевшие веки. Но обозреваемая панорама дороги всё же неуклонно сужалась, тело погружалось в сладкую сонную истому, веки опускались всё ниже.
Андрей резко очнулся, испуганно подпрыгнув на сиденье от внезапного удара по плечу. Взглянув на дорогу, он мгновенно оценил ситуацию и быстро повернул руль: «Газель» задремавшего водителя мчалась прямиком на торец правого перила моста, оказавшегося по курсу движения. Выровняв автомобиль, Андрей взглянул на молчаливого пассажира, левая рука которого была протянута вдоль его груди. «Что это? – пронеслось в голове водителя, – Он что, соображает что-ли? Как это случилось? Скорее всего просто совпадение, в механике этой куклы что-нибудь… Но совпадение, надо надо признать, счастливое».
Он вырулил на обочину, заглушил двигатель, распахнул свою дверь. Потом взял руку манекена и прижал к его туловищу. Рука послушно осталась в нужном положении.
– Спасибо, конечно, ты спас мне жизнь и дорогущую лабораторию, – сказал Андрей своему совсем немногословному и усидчивому товарищу, – Видимо, потому, что и я в своё время спасал тебя. Это Андрей вспомнил институтский курс по оказанию первой помощи, где они с сокурсниками, смеясь и дурачась, тренировались на медицинском манекене-тренажёре: делали массаж сердца, дыхание рот в рот, накладываются шины и гипс на поврежденные конечности.
Затем водитель вышел на обочину, на воздух, прихватив с собой пластиковую бутылку воды, и умыл лицо. «Только попрубуй ещё раз отключиться, смертник – строго сказал он самому себе.
Глава 3. Сюрприз vs сюрприз
Предутреннее ночное небо окрасилось в светло-стальные тона с пятнами уже потраченных серых туч на нём. Дождь закончился. Природа стала похожа на красивую мокрую курицу. За окном мелькали пригородные поселения, а впереди показалась панорама огромного города.
«Ну, вот, я почти дома», – подумал Андрей, с содроганием вспоминая ночное происшествие, – Половина седьмого, Наташка встаёт в полвосьмого. Появлюсь, будет сюрприз. На работу её подброшу, Конверты эти с премией директору надо отдать. В этом отношении – командировка удачная. Народ будет счастлив».
Синтетический пассажир спокойно смотрел сквозь город, куда-то ещё дальше. «Что с ним-то делать? Ладно, потом решу».
Пригородный посёлок, где находился коттедж Андрея, ещё досыпал последний ранний утренний час. «Газель» тихо подъехала кабиной к гаражным воротам. Командированный вышел, стараясь не шуметь, прошёл во двор открыл внутреннюю дверь в гараж, включил свет, затем, из самого гаража, приоткрыл наружные ворота бокса, вышел. Забросил рюкзак внутрь помещения, и, обхатив манекен за плечи, вытащил его из салона. Занёс в гараж и посадил в старое кресло.
Сев в кресло напротив, Андрей еще раз рассмотрел это, без приувеличения, произведение искусства. Силиконовая мумия комфортно расположилась в кресле, являя собой детальный образ натурального человека. Рассмотрев его при ярком свете, Андрей с удивлением обнаружил на его пластиковом «теле» даже кожный узор, поры, волоски и небольшую суперправдоподобную колючую небритость, как у живого, допустим, загулявшего, человека. «Просто произведение искусства, вылитый человек. Куда шагнули технологии по копированию и улучшению реальности. Посадить его на крыльце, пока мы на работе, – самая надёжная охрана будет», – подумал хозяин.
Тут Андрей вспомнил своего друга с самой юности (они вместе учились и жили в одной комнате), который остался другом и сейчас, таксидермиста Гену Чарского и чучела животных в его мастерской. «Вот бы ему показать это создание, наверное, оценил бы».
Он подошёл к суперкукле, согнул ей руку в локте, сложил хорошо гнущиеся пальцы с натуральными ногтями стаканчиком, налил в настоящий стакан воды и вставил в эти пальцы. Мужчина в расцвете лет сидел в кресле, в гараже Андрея, и как будто предлагал тост за новоселье.
Затем Андрей поднял с пола рюкзак пластмассового попутчика, открыл молнию на нём, засунул руку и начал вытаскивать его содержимое. Первым в руке оказалось тяжеловатое удлинённое устройство с круглым сечением и с прозрачной головкой-колпачком на конце, На нём была металлическая табличка с надписью: «Вечный фонарь (противоударный, работает во всех средах)». Андрей нажал кнопку на нём, и, в без того освещённом помещении, вспыхнул яркий и плотный световой луч. На стене появился яркобелый небольшой круг, словно маленькое солнце. Андрей покрутил колесико рядом с кнопкой, круг стал увеличиваться. «Неужели, в самом деле, вечный? – подумал он, – Если так, то этому фонарю цены нет».
Далее он достал из рюкзака приличного размера пластмассовый пенал с надписью «Штормовые спички. Горят в любых условиях и средах», открыл его. Там были толстые длинные палочки, похожие на люля-кебаб, покрытые на две трети толстым слоем какого-то светлого стеклоподобного вещества.
И, наконец, последний предмет, который находился в рюкзаке, – квадратная шкатулка из чёрного материала, без надписей и украшений, размером, примерно, тридцать на тридцать сантиметров. Андрей открыл её и ахнул от удивления, красоты и необычности находящегося в ней предмета.
На углублении мягкой подушечки лежал прозрачный светящийся шар (стекло?), диаметром, прикинул Андрей, сантиметров двадцть пять. На его внешней поверхности были нанесены контуры земных материков сероватого цвета, но тоже прозрачные. А вот внутри шара находилась ещё одна, прозрачная же, сфера, поменьше, на внутренней, вогнутой стороне которой был изображён один большой материк с рельефными горами и горными хребтами, зелёными лесами, двумя городами (можно было даже рассмотреть микроскопические дома, строения, мосты), синие водоёмы и извилистые реки.
Но больше всего поразил Андрея крохотный, ярко светящейся, шарик в центре этой второй, внутренней сферы красно-жёлтого цвета. Видно было, что состоял он из какого-то полужидкого вещества, – магмы, или раскалённой плазмы, и всем своим видом и назначением был похож на солнце.
Шар был идеально гладким и тёплым на ощупь. «Ну, это наша Земля, – констатировал ихтиолог, – И, как видно, то, что находится у неё внутри. Возможно, какая-то фантастическая версия. Но как можно сделать такой мудрёный предмет? Излучающий тепло и со светящимся шариком-солнцем внутри? Ведь вот он, весь просматривается насквозь, а никакой батарейки там, кнопок, устройств в нём нет! Какая-то запредельная технология, волшебство. Так вот ты какой, «Внутренний огонь».
Исследователь посмотрел на не менее загадочного манекена, снова на волшебный шар-планету, положил его в шкатулку, закрыл. «Надо бы ещё карманы у него посмотреть, – решил он, подошёл к кукле и проверил карманы. В боковом он нашёл пачку сигарет и дорогую зажигалку. «Господи, сигареты-то тут зачем?» В остальных ничего не было. Андрей запустил руку в нагрудный карман куртки и вытащил плотную картонку визитки. На мелованной бумаге был изображён выгнутый контур материка, цветная копия континента во внутренней сфере шара, и поверх изображения – тиснёная надпись золотом: «Частный институт спелеоисследований «Подземные братья». Директор Глеб Эмильевич Грацианов». Далее шли номра городского и сотового телефонов. «Ну, вот, и хозяин куклы нашёлся. Позвоню попозже, высплюсь и позвоню. Пусть забирают. Интересно, как они объяснят голосующего на дороге манекена? И зачем, вообще, спелеологом такое изделие?».
Все вещи он сложил опять в рюкзак.
* * *
Закончив со своим расследованием, и прихватив свой дорожный портфель (смена одежды, набор командировочного), Андрей обратился к молчаливому гостю:
– Ладно, оставляю тебя на хозяйстве, пока не вернёшься к своим.
Он погасил в гараже свет, вышел через внутреннюю дверь бокса, закрыл её на ключ и направился, было, к крыльцу, дабы войти в свой дом и обрадовать супругу неожиданным появлением, коим вызвать у любимой позитивные эмоции. Ну, как некогда командированный Одиссей обрадовал свою Пенелопу неожиданным же возвращением, правда, в отличие от Андрея, несколько запоздалым.
Но как только он вышел из гаража во двор, позади крыльца и направился к нему, дверь дома, услышал подарочный муж, начала открываться. Андрей остановился и наполовину спрятался за угол дома. «Что-то рано сегодня Наталья встала».
То, что наблюдатель увидел дальше, удивило его не меньше, чем, голосующий на ночной дороге, манекен. Прибытие мужа стало идти не по пути великой эпопеи Гомера, а по сценарию самого банального и трафаретно смешного социального анекдота. Но Андрею, с удовольствием смеявшемуся над обманутым из анекдота внезапно вернувшимся мужем, сейчас было не до смеха.
Дверь открылась, и из дома вышел человек. Но это была не красавица-жена, а пожилой уже мужчина, – в шляпе с покушениями на моду, сером плаще, таких же брюках. Из под шляпы виднелись волосы с неблагородной серовато-грязной проседью, на лице – курчавые брови над карими глазками, нос картошечкой и седенькие усы под ними. Не оставалось сомнений, что это был … Пётр Эдуардович Коноплёв, заместитель директора института, собственно персоной.
Первой реакцией Андрея было выйти, поздороваться, спросить, чего это он зашёл в такую рань. Но что-то приковало смотрящего к его пункту за углом. Он вдруг обомлел, всем организмом вмиг овладела какая-то слабость и беззащитность, а утренний свет пробуждающегося мира стал быстро темнеть и блекнуть, словно день, так и не начавшись, вдруг, тут же стал переходить в вечер. Окружающая панорама и границы самого мира внезапно сузились до размеров тесной кладовки с небольшим мутным оконцем.
Вышедший тихонько, по-воровски, закрыл за собою дверь, засунул руки в карманы плаща, поднял плечи и, опустив лицо к земле, пошёл на выход из поместья. Миновав калитку, которую он также осторожно прикрыл, Коноплёв, вдруг, увидел передвижную лабораторию, «Газель», стоящую у гаража. Он ещё сильнее сгорбился и, ускорив шаг, пошёл прочь, по направлению к автобусной остановке.
В каком-то невесомом, бестелесном состоянии некого призрака, молодой человек присел на стоящую рядом скамейку. Так он, просидел минут пятнадцать, – в прострации и без единой мысли. Нечто тёмное и чуждое постепенно проникало и наполняло его. Так он просидел минут пятнадцать.
Наконец, усилием воли Андрей вернул себя в чувство, в унылую и уже жестокую реальность. «Наверное, занёс что-нибудь по работе, аттестация там…», – малоубедительно успокаивал себя он, очень захотев, чтобы это было именно так. Но душа продолжала тревожно ныть, а сердце стало вдруг словно чужим, превратившись в источник этого душевного ноющего недуга.
Поднявшись на крыльцо, Андрей открыл дверь, прошёл по веранде и вошёл в дом, встал в прихожке. Тут же, навстречу ему, из гостиной, вышла Наташа. Одета она была в прозрачный шёлковый пеньюар с кружевами, который подарил ей муж сразу после свадьбы. Одевала постельный наряд красавица-жена раза два. «Ты прямо средневековая принцесса», – говорил Андрей, любуясь на таинственную и дразнящую наготу молодой жены в туманном шёлке. После чего этот интимный наряд был забыт и лежал без употребления в шкафу.
В руках любимая и сладко-порочная женщина Андрея держала пустую бутылку от шампанского и два бокала. Замерев, она широко открытыми и, на секунду, растерянными глазами уставилась на внезапно вернувшегося мужа:
– О! А ты же говорил.., – непроизвольно произнесла красавица, но вмиг овладела собою и ситуацией, – А мы вчера с Викой отметили её день рождения. Жалко её, одинокая… Вот это сюрприз. Есть будешь, дорогой?
Курсы психоконтроля, видимо, Наталья усвоила вполне.
Стоявший неподвижно у порога Андрей почти поверил словам жены, потому что очень хотел поверить сказанному, и очень не хотел верить глазам своим. Но независимо от его желания, вся обстановка в доме пребывала в каком-то тумане, уплотнявшимся в темноту по краям кругозора.
Предательством дышал весь интерьер жилища, с женой в его центре. Тяжёлая печать измены лежала на всём: на мебели, предметах, бутылке и бокалах, на красивом, расслабленном после проведённой ночи, лике Натальи. Всё, вдруг, стало чужим, инородным, равнодушно-жестоким.
Остатки житейской мудрости позволили Андрею понять, что крики и сцены ревности тут уже излишни, они ничем не помогут, но, всё же, преодолев боль и отвращение, спросил уже чужого и чуждого человека:
– Не трудись придуриваться. Что делал в доме Коноплёв?
– А, ты его встретил? Забежал на минутку, занёс документы на аттестацию, чтобы успела просмотреть. Завтра аттестация.., – как-то уже совсем спокойно, безразлично, безо всякой деланности, произнесла жена.
– Как ты могла..? За должность… Ты же не только мне, и себе изменила.., – с трудом произнёс Андрей, задыхаясь под тяжестью какого-то чуждого человека, или существа, которое вдруг вселилось в него, вытесняя его самого, его душу.
– Прости, если сможешь, – опять с безразличием и безо всяких эмоций произнесла Наталья, отвернув лицо в сторону от Андрея, по направлению к окну.
– Прощай, – сказал муж и вышел из дома с портфелем командированного в руках.
Глава 4. У Чарского
Второй день из трёх оставшихся, удачно выкроенных из командировки, выходных Андрей жил у своего давнего товарища Гены Чарского, вольного, преуспевающего и известного таксидермиста, виртуозного художника и мастера по изготовлению чучел животных, птиц и представителей водной фауны.
Когда утром, после получения внезапного и больного «сюрприза» от жены, её вдруг открывшейся измены, Андрей, в полубессознательном тёмном состоянии от такого циничного предательства, выехал на институтской «Газели» прочь от дома, снова на трассу, он ещё не знал, куда едет, и что будет дальше.
Как только чуть-чуть пришёл в себя от свалившейся на него трагедии, свернул на какую-то грунтовку, проехал по ней, и снова свернул уже на небольшую полянку среди березняка. Заглушил машину, откинулся на кресло и уставился на деревья. Так он просидел некоторое время в полной прострации, ощущая внутри себя какую-то гнетущую пустоту. Одновременно, ставший чужим и враждебным окружаюший мир, сжимал эту внутреннюю пустоту в тесный и давящий обруч. Душа Андрея и его осиротевшее тело, находились в тонкой оболочке между этими реальностями. Он вдруг вспомнил бедолагу Колю-рыбовода с его безответной любовью. «Да, девочки любят парней постарше», – с иронией по поводу самого себя подумал он.
Затем Андрей достал сотовый и набрал номер Гены Чарского, – своего многолетнего и верного товарища.
– Привет, Андрей. Что-то давненько не заходил. Как дела? – ответил друг.
– Гена, слушай, у меня – полный крах, не подобрав другого слова, произнёс Андрей, – Даже говорить … стыдно…
– Чё случилось-то? Говори…
– Понимаешь, жена мне изменила, застукал её с кобелём… И, представь себе, с Коноплёвым, б..дь! – выпалил пострадавший.
– Ни хрена себе! Вот это да! – чуть помолчав, удивлённо отреагировал товарищ, – Ну, Наталья, не ожидал, – И где ты сейчас? Что делать будешь?
– Я ушёл, видеть её не могу и не хочу. Ген, я в полной жопе, мне бы переночевать где-нибудь…
– О чём речь, подъезжай в мастерскую, там хорошая комната, всё оборудовано, сам знаешь. Живи, сколько надо. Ключ – за плинтусом, на крыльце, справа. Я сейчас дома, приеду часа через два.
– Ага, понял.
– Давай.
Ехать пришлось не долго, – авторская таксидермическая мастерская Гены находилась километрах в двух от дома Андрея.
* * *
Вообще, с Геной они учились в одной группе по специальности «Ихтиология», а изготовлением чучел Чарский увлёкся ещё с младших курсов, после посещения таксидермиста, изготавливавшего натуральные модели разных больших рыб для институтского музея. Геннадий тоже женился на последнем курсе, но через год, к окончанию учёбы, развёлся. Во втором, можно сказать, счастливом браке, у него с Ольгой, было уже два ребёнка: мальчик Максим семи лет и годовалая Лера.
Закончив «Рыбку», Институт прсноводного рыбного хозяйства, Гена, на даче родителей, сразу же открыл небольшую мастерскую и быстро пошёл в гору, хобби превратилось в весьма доходную профессию.
«Понимаешь, – говорил он, – Таксидермия – это не просто натягивание на каркас шкуры животного, это философия и образ жизни. Я не только сохраняю внешний природный вид животного, но и воссоздаю его динамику и энергетику, показываю всю красоту зверя. Я и художник, и мастер, и зоолог, и физик, и химик».
Геннадий явно нашёл свою звезду: посыпались заказы от охотников, их клубов, музеев, дизайнеров интерьера, ресторанов, баров, кафе и просто состоятельных людей. Да, круг заказчиков-потребителей был нешироким, но богатым. Гена расширил дачу, построил большую мастерскую, жилое помещение при ней. И Андрей, приходя в мастерскую друга, всегда с удовольствием любовался стаей готовых, «почти живых» представителей фауны: кабанами, косулями, оленями, волками, рысями, совами, глухарями, орлами, щуками и судаками. А вот мастерить живую память о любимых домашних питомцах, кошек и собаках, маэстро отказывался. «Не знаю, как-то рука не поднимается, – говорил Чарский, – они же домажние, это как двойники человека. На Западе – это целый бизнес, а у нас как-то не прижилось.
Это что… Ко мне в нулевых, – продолжал художник, – приходили какие-то серьёзные, физически развитые люди в спортивных костюмах. Говорят, у нас к тебе предложение: умер, не от радикулита, наш близкий товарищ, можно сказать, брат, какой-то Владик Лопата. Так вот, мы, его братья, мол, посовещались и решили увековечить его светлую память нетрадиционным способом. Сделай-ка ты нам его, как живого, вот, как зверей своих делаешь. Он у нас в склепе будет сидеть за столом с роскошной едой и коньяком. Любил он его очень. За бабки не беспокойся. Я еле отвертелся: говорю, не знаю и не владею особой технологией по такому чучелу. Вам надо к немецкому профессору, есть такой. Он людей мёртвых солит, пропитывает в каком-то маринаде, коптит, потом подвяливает, типа бастурмы, а потом с выставками ездит. Прогресс, хай-тек! И денег гребёт лопатой. А мы отсталые в этом плане…
Они: за Лопату базар фильтруй. Ладно, кукольник, найдём мы этого профессора…».
* * *
Андрей подъехал к окружённому сосновым лесом строению, мастерской, открыл ворота и загнал «Газель» во двор. Поднявшись на крыльцо, отогнул правый плинтус, под которым лежал ключ.
Войдя внутрь студии, он увидел знакомый интерьер: верстаки, столы, полки со всякого рода столярным, слесарным и специальным инструменом, консервированные шкуры в прозрачных пластиковых бочках, проволочные каркасы и пластиковые манекены животных и неподвижное стадо готовых экспонатов. Из специальных приспособлений, Андрей знал только мездрильную машину. На полках стояли коробки с глазами, ёмкости с надписями «Жидкая резина», «Воск», «Глина», «Монтажная пена», «Пластмасса», «Силикон», «Пенополиуретан» и другими.
В углу мастерской, на широком столике, стояла большая клетка, даже вольерчик, с живым хорьком, который, при появлении гостя, перестал бегать и вопросительно застыл, глядя на вошедшего, как и все присутствующие здесь его неодушевлённые коллеги: кабаны, косули, волки и совы.
Андрей прошёл в жилую комнату: самодельная деревянная кровать, диван, стулья, стол, холодильник, телевизор, шкаф с посудой, широкое окно с тюлью, на полу – добротный палас. Гость включил телевизор (одиночество и тишина были невыносимы) прошёл к дивану, лёг, закинув руки за голову и смотря в потолок, – не до телевизора, привычно он как-то уже не мог смотреться. Ноющая, почти физическая, боль в районе грудной клетки не затихала. Ощущая её всем телом, Андрей вполне уяснил для себя, что значит выражение «душевная рана».
Немые вопросы «Что это?», «Что со мной произошло?», «Как это вообще могло случиться?» полностью захватили сознание и вызвали абсолютный ступор умственной деятельности.
Когда в сознании страдающего вдруг всплыли образы Коноплёва, – плохо выбритое лицо, тусклые сероватые волосы, водянистые глаза, с мягкими мешочками под ними, резкие носо-губные морщины пожилого человека и, рядом с ним, прелестно-порочное, светящееся сквозь пеньюар, молодое тело Натальи, её красивое лицо со змеиным жалом между сочных губ, – Андрей начал ворочаться, переворачиваться с боку на бок, менять положение тела на диване, но так и не мог найти его. Молодой человек был, несомненно, трагическим героем.
Прошло какое-то время, и страдалец услышал, как открывается входная дверь дома, кто-то вошёл, прошагал по мастерской. Дверь в жильё распахнулась, и на пороге появился Геннадий Чарский, друг-такседермист. Это был полноватый рослый человек, одного с Андреем возраста, с круглым лицом со здоровым румянцем на щеках и коротко подстриженной шарообразной бородой, аккуратными усами под большим носом. Портрет дополняли небольшие тёмные глаза и стог тёмных же густых волос.
Гена был серьёзным и даже хмурым. В руках он держал две бутылки водки.
– Здорово, Андрей. Что там у тебя стряслось?
– Жена, Наташка, мне изменила, Гена…
– Точно? Может просто, ревность? Такое бывает…
– Какая ревность, куда уж точнее… Приезжаю с командировки, на три дня раньше срока, в семь утра, – от неё, из нашего, б…дь, дома, Гена, выходит, как шпион, Коноплёв. Ты его знаешь, зам. директора наш. Наташка в ночнушке, бутылки пустые… Да она и не скрывала особо…
– Вот ведь, Коноплёв, старикашка блудливый… Кто бы мог подумать. Как Наталья-то польстилась на такого?
– Он её начальником отдела обещал поставить, после аттестации…
– А-а-а, ну, всё равно.., из-за должности… Тьфу! – Гена посмотрел долгим взглядом на театральную маску трагедии, которую являло собою лицо Андрея, и сказал, – Давай-ка выпьем, дружище. Представляю твоё состояние. Переживи это и успокойся. Всё пройдёт, всё наладится. Надо жить дальше.
Он взял из шкафчика две рюмки, достал из холодильника помидоры и колбасу, разлил водку. Выпили. Помолчали. От выпитого Андрею легче не стало. Спиртное не расслабило и не повысило настроение, как обычно. Наоборот, к состоянию душевной тяжести и беспощадному реализму произошедшего прибавился ещё и ватный туман хмельного.
Гена достал пачку сигарет. Вынул одну и протянул другу.
– Закури, – легче будет.
– Ты же знаешь, не курю я. Зачем предлагаешь?
– Я же говорю, полегчает. А вообще, ты прав, тебе поздно начинать. Хотя от курения одна польза: во-первых, успокаивает, во-вторых, втянешься – никакая городская атмосфера не страшна, раки там… Ты уже как бы привит. Но начинать, да, надо пораньше, с детства. А ещё полезно в туалет ходить, и по большому, и по маленькому, – организм очищает…
– Спасибо, что развлекаешь, Гена, – произнёс Андрей, вяло усмехнувшись.
Помолчали ещё.
– Что делать-то собираешься? Может всё наладится, помири.., – наконец опять прервал молчание Гена.
– Какое «наладится», Гена. Я придти в себя не могу. Это удар ножом ниже пояса, …ну, то есть, в спину. Я себя знаю, с таким я жить не смогу. Ведь я любил её… Почти восемь лет вместе… Только развод, – констатировал Андрей.
– Даже не знаю, что сказать.., – уставился в пол таксидермист, – Смотри, решай сам. Я бы, на твоём месте, развёлся бы, точно. Тем более, извини, детей у вас нет. А вот дом делить придётся. Ты, смотри, имущество всё раздели пополам, по закону, ничего ей не оставляй лишнего. Они, знаешь, какие хваткие в этой ситуации, – до последней тарелки и поварёшки бится будут. Я по опыту знаю. Давай, ещё по одной.
Выпили ещё. Помолчали. Андрей посмотрел на молчащего товарища.
– Я, там, Ген, манекен домой привёз. В гараже сидит…
– Какой манекен? Где ты его взял? Зачем он тебе? – Гена обрадовался смене темы скорбного разговора, но и удивился, – После развода жить с ним будете? Гениально…
– Да, иди ты. Ну, какой, – чучело человека, мужик под пятьдесят, из пластмассы, там, или силикона, но очень натуральный, даже рисунок кожный есть. Когда ехал из Изасса, он на трассе ночью голосовал с рюкзаком…
– Как голосовал? «Он же памятник», хе-хе…
– Как обычно голосуют. Стоял на обочине с поднятой рукой. Я сначала его за живого человека принял, – пояснил Андрей, решив не говорить, как пластиковый мужик спас ему жизнь, – мало ли что подумает товарищ.
– Ну, дела…. Шутка чья-то, что-ли? Кстати, первые манекены-куклы появились во Франции в семнадцатом веке, ну, если не считать египетских мумий. И знаешь, как они назывались? Пандоры. Что-то в этом зловещее есть в твоём случае. А я как-то подумывал манекенами заняться, для подработки. Они спросом пользуются.
– Там я у него в кармане визитку нашёл с телефоном. Надо бы вернуть владельцу.
– М-да, ну и дела: манекен, измена.., – как-то неосознанно озвучил некие причинно-следственные связи Гена и спохватился, – Извини…
«В самом деле, – подумал про себя Андрей, – за последние пару дней одни манекены и чучела, начиная с пантомимы в Изасске, а потом это вот…».
Вспомнил преданный любви и преданный любовью муж и пещеру, куда водил его рыбовод Коля. Но высвечивать эту мистику прожектором разума не было ни сил, ни желания.
Глава 5. Беседы с Чарским. Неожиданное приглашение
На следующий день Гена занимался своей обычной работой, изготовлением чучел, а Андрей, иногда помогая ему, больше сидел в кресле рядом с мастером, читал газету, или просто беседовал с другом о том, о сём. Это отвлекало и успокаивало.
Геннадий специальными ножами вырезал манекен волка из пенополиуретана, застывшей пены, на проволочном каркасе, и был похож на скульптора за работой.
– Охотник один заказал, – пояснял мастер, – Вот доделаю манекен, поможешь мне одеть его, шкуру натянуть, я её уже обработал, мездру снял, обезжирел… Хороший волк будет, мех шикарный, никаких порезов…
– Да, Гена, – говорил гость, отвлекаясь от прессы, – Нашёл ты своё призвание. А ведь по специальности ты ихтиолог, должен живых рыб размножать, лечить. А чем ты в свободное время занимаещься? Ну, увлечения, там…
– Ты всё про меня сам знаешь. Чучела – это и хобби, и работа, и деньги. Вот так всё совпало, – отвечал таксидермист, вырезая из ППУ грудные мышцы лесного зверя.
– А книги, там, фильмы, – уточнял Андрей, – Какие у тебя книги любимые?
– Любимые книги тоже имеют прямое отношение к таксидермии, – делился чучельник, – Это «Мать» Горького и «Как закалялась сталь» Островского.
– Не понял! – удивился Андрей, – Ну, и какое же отношение эти книги имеют к изготовлению чучел.., или чучелов?
– Прямое. Павел Власов и Павка Корчагин, кем они были до знакомства с идеями Маркса и Ленина, до того, как стали революционерами? Некрасивыми и беспорядочными дикарями, жили как дикие собаки… А что из них сделали мастера коммунистической таксидермии?
– Что? Собак Павлов?
– Провели гигиену, вычистили внутренности, то есть их внутренний мир, наполнили новым, уже готовым, идейным содержанием. И вот тебе – красивые, статичные, просвещённые чуче… То есть, я хотел сказать закалённые, твёрдые и окультуренные революционеры. Мистика. У людей появилась цель – и чтобы другим было хорошо, из них уже живых чуче… образцы делать. Серьёзные люди в дело взяли… У них даже время старения организма замедлилось, как у чучел. «Не расстанусь с комсомолом, буду вечно молодым!».
– Ага, особенно если их мумифицировать, как Ленина, фараона революции – согласился Андрей.
– Мне Ленин нравится, – сказал Гена, – И идеи его сохранились, и его тело. …Правда не живо ни то, ни другое, зато других людей вдохновляют.
Вот, правда, интересно получается: ты хоть сверхнатурально сделай чучело животного, или мумию человеческую, а люди всё равно сразу понимают, что это – мёртвое. А вот некоторые идеи – уже давно трупы, а продолжают действовать, как живые, в головах живых людей, как зомби… Идея-зомби… В мире идей. А Ленин, спокойный, он даже лучше во всех отношениях. Это я тебе как таксидермист говорю.
У меня есть знакомый химик, – продолжал развивать тему Гена, – сотрудник, как его, Центра биомедицинских технологий, который обслуживает тело Ленина. Так я ему предлагал идею, – поставить в мавзолее, рядом с гробом вождя, чучело медведя, как символ русской революции… Зверь, русский медведь, как-бы охраняет глубокий сон спящего дрессировщика. Ну, типа, потом они оба проснутся.
А он мне: «Ты, что сдурел, – мёртвое существо рядом с вечно живым будет находится…». А я ему: а кто из них кто? А он мне пальцем грозит: «Какая разница. Молчи! Мне ещё детей и внуков поднимать на этом Ленине. А мечтателей по стране сколько, ну строителей коммунизма, не достроивших этот Вавилон? А прозелитов-ленинцев с мечтой в полой голове? Ты их хочешь смысла жизни лишить? А начальство коммунистическое, и явное, и замаскированное? Ты знаешь, говорит, какие там деньги?
Так что помалкивай со своим «русским медведем». Пусть он ещё лет пятьдесят просыпается. А, может, и больше». А ты, Андрей, говоришь, «мумия»…
– Да, Ленин приручил медведя, чтобы потом легче из него чучело сделать. А в мавзолее, вместо Ленина, уместнее было бы чучело хорька, – заметил Андрей.
– Может, он и был хорьком тогда, в реальной жизни, а теперь он великая идея-призрак, воплощённая в мумию, со своей квартирой на главной площади страны. Говорят, он там даже встаёт по ночам размяться, поприседать, руками помахать… Мёртвым телом движет великая идея. Куда там какому-нибудь мистическому триллеру про зомби. У нас всё своё, под носом…
– Занимательно. А какова эта идея, Гена, ну её словесное выражение?
– М-м-м, ну, наверное, «Самый человечный человек, который всегда живее всех живых», несущий счастье всему миру.
– А может, всё-таки, просто хорёк?
– А что хорёк? Тоже красивое животное, – сказал Гена, встал со стула, взял фотоаппарат, подошёл к вольеру со зверьком и навёл на него объектив. Хорёк приподнялся на задние лапы, навострил уши и, застыв, внимательно смотрел на фотографа, словно сознательно позируя. Гена щёлкнул затвором, потом перевёл объектив на сидящего друга. Андрея объял какой-то необъяснимый ужас от наведённого на него фотоаппарата. Он бысторо поднялся, замахал руками:
– Гена, прекрати сейчас же! Слышишь!
Геннадий пожал плечами, ухмыльнулся, но положил свою адскую машинку на стол.
Вечером два товарища попили пивка, повспоминали студенческую юность, после чего Геннадй поехал домой, к семье, а Андрей, оставшийся в одиночестве, поспешил улечься в кровать и побыстрее заснуть, дабы не дать очередному трагически-болевому приступу овладеть его душой и сознанием, и без того измученными предательством близкого человека.
* * *
Утром в понедельник Андрей позавтракал, запер мастерскую и поехал на работу, в институт. Отделы, в которых работали Андрей и Наталья, были на разных этажах, и он не хотел её видеть. Но, как нарочно, они столкнулись друг с другом в вестибюле. Молодая женщина была одета в нарядную блузу, такое же красивое платье. До боли знакомые длинные светло-русые волосы были собраны в хвост, губы ярко накрашены. Красивая и притягательная, любимая жена и предательница. У Андрея защемило сердце, в его душе и голове вновь зашевелился хаос. Когда они сблизились, он с усилием произнёс:
– Подожди… Отойдём к окну, поговорить надо.
Девушка послушно прошла через зал и встала у подоконника.
– Что? – спокойно и отчуждённо спросила она, бесстрастно посмотрела в его глаза и повернула голову к окну.
Душа Андрея кричала: «Как ты смогла!? Ты растоптала меня! Ты самая мерзкая тварь, какую я встречал на свете! Мы же любили друг друга! Я и сейчас тебя люблю… Что будем делать..?».
Но сознание и боль заглушили этот внутренний крик и обманутый муж кротко произнёс:
– В общем, сегодня я подаю на развод. Имущество будем делить через суд.
Молчание, холодное равнодушие и непроницаемое лицо Натальи было ему ответом. Лишь чуть пожала плечами. Андрей поразился поведением ещё вчера, казалось, любящей жены. Такое выражение он пару раз видел и раньше, после перебранок по поводу зарплаты и карьеры, но не придавал этому особого значения. «Что это за человек стоит, вообще? Нужели, я такой законченый идиот, что не замечал этого раньше? Ты-то, дурак, считал её своей частью, двойником, верил ей. Так и собственные руки-ноги могут обособиться и изменить». От осознания собственной наивности на душе стало ещё тягостнее. Постояв неподвижно несколько секунд, они разошлись.
Проходя по коридору первого этажа, Андрей увидел стоявшего прямо по курсу нелепого и растерянного, а сейчас, более, чем отвратительного, Коноплёва. Он был во всегдашнем костюме и очках. Остатки серой седины на голове слегка растрёпаны. Завидев приближающегося Андрея, замдиректора что-то коротко проговорил собеседнику, протянул ему руку, быстро пожал и скрылся в кабинете руководителя.
* * *
Весь рабочий день Андрей старался заполнить полезными делами: отогнал «Газель»-лабораторию в гараж, отчитался по командировке, подшил нужные бумаги по анализам и отчёту, поговорил с директором, передав привет из рыбхоза и конверты с премиями нужным сотрудникам. Решив раз и навсегда покончить с этим трагическим браком, бесповоротно и окончательно разойтись, разъехаться с неверной, он выпросил у директора отпуск на десять дней раньше обычного (благо до основного отпуска как раз и оставалось дней десять), и тотчас же занялся его оформлением.
За час до окончания рабочего дня (чтобы не видеть ЕЁ), Андрей на маршрутке поехал в коттедж, чтобы собрать некоторые вещи, документы и прочее, а также забрать из гаража свою легковушку и решить вопрос с манекеном.
Войдя в такой же, как и жена-изменница, ставший чуждым, дом, Андрей с порога оглядел его: словно Адам в раю, пребывал он в этом уютном жилище, не ведая о злой и коварной изнанке бытия, о, может быть, самой трагичной в жизни каждого человека, ситуации – предательстве.
«Наверное, и отдавалась она Коноплёву на нашей кровати, – с омерзением подумал рогатый муж, смотря на двуспалку. А воображение услужливо показало, как живописно, в своей разнузданной красоте, эта оргия выглядела.
Коноплёв без штанов лежит на Наташке, энергично колыхая тощими, сморщенными ягодицами, всосавшись слюнявыми губами в порочно-припухшие уста жены-шлюхи. Остатки серой растительности на голове вероломного кобеля растрепались, обнажая небольшую круглую лысинку. Временно ненужные очки лежат на тумбочке, штаны и рубаха – на полу.
По бокам коноплёвского зада, словно фарфоровые ручки кувшина, видны согнутые ноги жены с бесстыдными белыми коленками. Её прекрасная грудь накрыта худой седовласой грудью похотливого «мышиного жеребчика».
«Пётр … ох-хо-ох! Эдуардович …хо-ох! – пользуясь случаем, скромно спрашивает Наталья, стеснительно раздвигая свои лядвеи пошире, навстречу приятным толчкам, – К восьмому … хо-ох! числу я ведь буду начальником отдела? Ху-у-у…».
«Иы-ых! Хе! Иы-ых! Хе! Да, Наталья Михайловна, сто процентов – будете! Ых! Вы, вон, какой отличный специалист, – практически живёте работой. Х-х-х-о-о-о…» – вежливо отвечает Пётр Эдуардович.
Усилием воли Андрей заставил себя прекратить эти опасные видения униженного ревнивца.
Он собрал в чемодан рубашки, штаны, пару полотенцев, туалетные принадлежности, другие необходимые вещи. Ещё раз оглядел уютный, но цинично предавший хозяина, интерьер дома, вышел и закрыл дверь на ключ.
* * *
Войдя в гараж, Андрей сразу же увидел другого, пусть искусственного, но всё же реального, мужчину, а не только что воображаемого Коноплёва. «Отдалась бы этому красавцу, я бы это ещё понял, а то…».
Манекен так и сидел в кресле, как посадил его хозяин гаража, – очень натуралистично, со стаканом воды в приподнятой руке, с полуулыбкой на почти живом лице. Он как будто приветствовал возвращение хозяина добрым тостом.
– Да выпей ты, наконец, – грустно пошутил вошедший. Кукла никак не отреагировала.
«Надо сейчас-же позвонить, – ищут, небось. По всему видно, штука дорогая», – подумал Андрей, достал визитку, телефон и набрал номер.
Ответил приятный женский голос.
– Да.
– Здравствуйте. Это «Подземные братья»? – спросил Андрей, глядя в визитку, – Мне бы Глеба Эмильевича, директора.
– А кто спрашивает?
– Извините, я Андрей Перов, ихтиолог…
– Ихтиолог? Ух, как интересно. А мы спелеологи. А по какому вопросу?
– Да я, вот нашёл, э-э-м…
– Новый вид рыбы? В какой пещере?
– Манекен…
– Соединяю, – быстро сказала женщина, и через пять секунд уже мужской голос продолжил разговор.
– Да, слушаю вас. Вы нашли манекен?
– Да, на дороге…
– Как мы вам благодарны, мы уже обыскались его, редкая модель. А где вы сейчас?
– Улица Листвяжная, пятый коттедж, это в пригороде, Зеленогорский район…
– Да-да, знаем. Наши сотрудники сейчас приедут, вы дома?
– Да.
– Подождите немного. До встречи.
«Ну, вот, кажется, и это дело решилось, – подумал Андрей, – Но как всё это совмещается: где манекен и где пещеры? Интересно, как они объяснят ночные автостопы истукана?».
Андрей сел в кресло визави потери спелеологов, ещё раз рассмотрел гостя.
– Ну, что, брат, будем прощаться, – сказал хозяин гаража, и на миг ему показалось, что улыбка на лице манекена стала чуть шире и чуть насмешливой, что ли.
Тут Андрей услышал автомобильный сигнал, доносящийся откуда-то рядом с домом.
«Неужели это спелеологи уже приехали? – подумал ожидающий, – Быть не может! Они что, на соседней улице располагаются?»
Но он всё-таки вышел во внутреннюю дверь, во двор, и, действительно, увидел двух молодых людей, которые уже вошли в калитку и двигались по дорожке, вдоль гаража, навстречу ему. Внешним видом эти люди как-то не были похожи на исследователей подземных полостей, хотя, кто их знает, как должны выглядеть любители пещер в цивильном одеянии.
Это были двое модно одетых (если не щёголей) молодых мужчин (в районе тридцати) в приталенных мятых костюмах, чёрных брюках и заострённых туфлях. Лица же у них были, как у модных артистов: у одного – как у Джонни Деппа, другой смахивал на Стаса Михайлова. В общем, стандартные люди.
– Здравствуйте, – вежливо поздоровался «Джонни», – мы за нашей моделью.
Все трое зашли в бокс. Там хозяева манекена пришли в лёгкое замешательство, увидев столь тёплую встречу со стороны беглой модели, приветствущей хозяев поднятым стаканом.
– Там, что у него, водка? – спросил «Михайлов».
– Обыкновенная вода.
– А я уж подумал, Миля (его так зовут) тут в гаражах пить научился. Дело обычное. В гаражах только столбы не пьют, хотя и тут сомневаюсь., – с улыбкой сказал владелец, – А он, что, пить захотел?
– Да нет, это я, извините, ну, …так…
– Понятно…
– Я – Иван, – сказал «Джонни», указал на коллегу, – Он – Стас.
– Андрей.
– Да, мы знаем, очень приятно.
– Ты бы знал, Андрей, как мы благодарны тебе. Зам. директора (Андрей поморщился) говорит: «Если не найдёте Милю, уволю. Чтобы завтра был здесь: хоть чучелом, хоть тушкой», хе-хе…
– Вот его рюкзак, – Андрей показал на стол.
Иван раскрыл рюкзак, первой достал коробку с планетой, раскрыл. Прозрачный шар засветился маленьким пурпурным солнцем.
– Извините, а что это такое?
– А, сувенир это, наш спелеологический, типа награды… Нам очень дорог. Спички, фонарь и рюкзак оставьте, пожалуйста, себе, в качестве презента, в жизни всё пригодится, весьма полезные вещи. Тем более для твоей, Андрей, профессии.
– Спасибо, конечно, но…
– А, да, вознаграждение, – спохватился Иван, засунул руку запазуху и вытащил увесистую толстую пачку купюр. Положил на стол, – Вот, с благодарностью от руководства, от всего нашего коллектива!
– Да, ну что вы.., ты, Иван совсем не нужно это.., – растерялся Андрей.
– Это не наше решение, – твёрдо ответил Иван, – А руководства и коллектива. Миля, м-м-м, манекен нам очень дорог… Да, и вообще, он сам по себе дорог, опытная разработка. У нас же, у спелеологов, здесь, в городе, Торговый дом имеется. На него (исследователь пещер указал на загадочно улыбающийся артефакт) покупатели так и попрут…
– Ну, спасибо.., – в недоумении произнёс Андрей, не успевая осмысливать поток информации.
– Да, и вот ещё что.., – Иван сделал многозначительную паузу, – Мы, энтузиасты-спелеологи, наше руководство, приглашаем вас, Андрей Борисович, в научно-исследовательскую экспедицию «Тайны Изасской пещеры», в качестве штатного ихтиолога. Вы, как учёный по рыбам, должны всё узнать об этом загадочном подземном объекте, об обитателях его рек и озёр. Там, под землёй, наверняка, какая-никакая рыбная фауна водится, – Иван посмотрел на молчавшего Стаса. Тот серьёзно и глубоко кивнул головой, – Оплата сдельная, приличная, премиальные там… Вижу, что согласны.
– Ну, нет, что вы… У меня работа.., – не успевал опомниться Андрей, – К тому же, под охраной она, пещера эта…
– За работу, Андрей, не переживай, – договоримся с вашим начальством, – быстро отреагировал «Джонни Депп», – Ихтиологию, как и спелеологию, необходимо развивать. А охрана у пещеры нам не помеха. У нас, э-э-э, м-м-м.., допуск имеется, секретный. Из самой Москвы.
– Как-то неожиданно всё это, – промолвил вербуемый.
– А мы и не торопим, – ответил Иван, – Как надумаете, созреете, так сказать, так сразу и звоните по телефону на визитке. А вы обязательно позвоните. Когда ещё такая возможность представится, рыбу подземную половить, поизучать, может она и вкусная даже… А там, насколько нам известно, есть весьма интересные экземпляры. Ну, всего, доброго, пора нам, Зам ждёт-не дождётся.
С этими словами Стас вынул стакан с водой из руки Мили, рапрямил его, взял на руки и вышел из гаража. За, ним, пожав руку ошарашенному Андрею, последовал и Иван.
Андрей постоял в неком ступоре около минуты, созерцая пачку денег на столе, чудо-спички и чудо же фонарь, затем вышел из гаража и пошёл к калитке. Странные спелеологи уже уехали, но на площадке, у дома стояли две соседки Андрея и что-то обсуждали.
Увидев хозяина особняка, они как-то вздрогнули.
– Я же тебе говорила, не Андрей это, – сказала одна, – Андрей, а кого это похоронщики увозили от тебя?
– Какие похоронщики, Людмила Алекссевна? – спросил подошедший Андрей.
– Ну, вот, сейчас отъехали, … , подземные ритуальные услуги, с каким-то покойником.
– Да не похоронные это… Это они, э-э-э, манекен увезли, куклу.., – неуверенно пояснил Андрей.
– А-а, а мы уж думали.., – тоже как-то с сомнением, и, не договорив, произнесла соседка.
Глава 6. Репетиция и премьера
Прошло несколько дней. Чучельник лепил каркас, а его друг, сидя в кресле, слушал инструкции Чарского.
– Развод – дело тонкое, – назидал Геннадий Андрея, – Я эту процедуру и всю её подноготную хорошо знаю. Тут важны не столько формальности, сколько психологические нюансы. Первый раз я прошёл расставание с Алиной, лаборанткой на кафедре, когда учился на четвёртом курсе. Мы, конечно, не были женаты, но, тем не менее, это была настоящая любовь, и этот разрыв меня многому научил и дал квалификацию к разводу второму, уже настоящему.
Как-то уже в воздухе отметилось, что у нас с Алиной бурная любовь подходит к завершению, и расставание неизбежно. Важно уловить этот момент неизбежности. Причины – вообще не имеют никакого значения. Обычно, чтобы хоть как-то заполнить эту пустоту, говорят: «Не сошлись характерами», как будто эти характеры важнее любви.
Но я, молодой влюбленный дурак, слепой вулкан кипящих страстей, смотря на её лицо с печатью «не судьбы», отказывался вверить в очевидное: распустил душевные нюни, сопли, цеплялся к ней, как репейник… Короче, страдал любовным идиотизмом.
Вместо того, чтобы по-мужски сказать себе – всё, Гена, отчаливай, а ей – спасибо тебе, Алина, за всё, – и одним ударом отрубить кошке хвост по самый корень, это я образно, я этот хвост пилил по кусочкам. Ох, и настрадался же я, … как ты сейчас, Андрей. Меня центрифуга тащит к краю, приклеивает к нему, а я, ромео упёртый, как Чарли Чаплин, ползу к центру, назначаю очередное свидание, прихожу, обнимаю, целую…
А женщины, – народ от природы добрый: на ласки отвечает, но уже как капризному ребёнку, жалеючи и по-матерински. Поэтому последние сессии интимной близости у нас с Алиной больше походили на изнасилование, прости Господи. Она себя насиловала, а я насиловал и себя, и её. Тьху! Смотри, не повторяй моих ошибок.
– Ну, а второй развод? – заинтересованно спросил Андрей.
– С Ириной как-то наоборот получилось. Любовь охладела обоюдно, полтора года прожили. Я это прекрасно чувствовал и осознавал. А она считала, что сойдёт и так, с годами стерпится, река бытия всё растворит, перемелется и так далее. Расписались, поженились и всё, – локомотив новой семьи встал на рельсы, ведущие в бесконечность. Оно, может быть, и неплохо, – пообвыкнется, привыкнится, всё-такое… Но я-то уже знал, что такое настоящая любовь, почти такая же, как у Зобара и Зюлейки, я прошёл горнило страстей.
Живём с ней, – никакого интереса друг к другу, как соседи по коммуналке. Все изюминки и загадки куда-то подевались, а может, и не было их, одни иллюзии. Вообще, ничего не связывает, кроме места проживания. Ну, и однажды сообщаю Ирине: «Я подал на развод». Она: «Не дури, Чарский, чего тебе не хватает?». «Любви». «Ты что, подросток». Я: «Наши отношения зашли в тупик». Она: «Что за блажь, живут же люди до золотой свадьбы, и ничего, ты – мой, а я – твоя». Говорю: «Я так больше не могу. Вот повестки в суд».
Сначала она заревела благим матом, а потом как вздыбилась! Обвинила меня во всех грехах мира, кричит, ругается. Вот, думаю, наконец-то, хоть какое-то чувство проснулось, всё-таки я ей не безразличен.
А потом уже вся её энергия и решимость ушла на суды и раздел нашего небольшого совместно нажитого, так сказать, имущества. Даже где-то справку достала, что именно ей брат подарил кофеварку на день рождения…
А тебе, Андрей, надо сейчас клин клином вышибать. Познакомься с какой-нибудь девушкой, заведи роман, всё такое…
* * *
В ЗАГСе Андрей узнал, что процедура их с Натальей развода может быть упрощённой: детей нет, надо только обоим полюбовно договориться о долях при разделе имущества. А потом придти вместе и написать заявление по форме. Свидетельство о разводе будет готово уже через месяц.
Так, или иначе, бывшим супругам предстояла встреча для переговоров, и Андрей озаботился проведением этой встречи, дал себе установку и даже внутренне прорепетировал её.
Сумма вознограждения, которую оставили странные спелеологи за подобранный на дороге человекоподобный артефакт, составляла пятьдесят тысяч рублей, и Андрей удивился, насколько выгодно находить манекены.
Без пятнадцати пять Андрей, на своей машине подъехал к тротуару у Института и начал ждать окончания рабочего времени, чтобы увидеть Наталью и обсудить с ней дальнейший ход бракоразводного процесса и раздела коттеджа. Он знал, что утечка информации уже произошла, и на работе уже сифонили о предстоящем разводе Перовых. Но это ничего не меняло в общем течении жизни. Хотя произошли изменения в служебном положении бывшей жены: она стала-таки начальником отдела экомониторинга.
В пять часов начали открываться и закрываться двери заведения, выпуская на просторы вечернего города отработавших сотрудников. Вот появилась и Наталья. На ней была короткая синяя замшевая куртка, полувоенного образца, с ремешками и металлической фурнитурой, чёрно-серые, в полоску, брюки, через плечо – синяя же кожаная сумка. Каштановые (покрасилась) волосы натянуты как струны арфы и схвачены резинкой в задорный воинственный хвост. Красивое модельное лицо, стройная фигура с рельефным бюстом, – этакий завершённый образец современной селф-мэйд-вумен, ставшей на рельсы Успеха и Цели и свободной от никчёмных предрассудков.
Андрей заметил, что смысловое пространство, образная оболочка вокруг неё тоже изменилась: куда-то подевалась показная расслабленность, некая нарочитая вольность в лице, теле и движениях замужней женщины со своим домом и, пусть неуспешным, но терпимым мужем и маленькими бытовыми радостями.
Сейчас же, ни у кого не оставалось сомнения, что перед нами – технологично красивая, целесообразная торпеда, наполненная электроникой и ядерной боеголовкой. Ну, или всепобеждающий карамельный американский флаг, наполненный всякими ништяками среди уныло однообразных триколоров с каким-нибудь пауком, листиком или голым автоматом на их фоне.
Внутренне Андрей напружинился и приготовился к нешуточной битве за коттедж, за «ложки-поварёшки», как учил его мэтр по разводам Чарский.
– Наталья, – позвал он бывшую, когда та поравнялась с машиной, – Присядь, поговорить надо.
Суперженщина, повернулась, увидела Андрея, слегка нахмурилась, и, как пишет поэт, на мгновение «забота затуманила её прекрасные черты», но подошла к авто, села в салон, наполнив оный каким-то запредельным благовонием.
– Давай побыстрей, говори, у меня мало времени, – сказала фемина холодным деловым тоном, но, всё же заметил Андрей, на её щеке дрогнула, на мгновение, какая-то небольшая мышца, нервный тик.
– Во-первых, – не уступая в деловитости собеседнику, решительно сказал бывший муж, – Завтра, в четыре, нам обоим необходимо быть в ЗАГСе, подать заявление о разводе. Возьми, пожалуйста, свидетельмтво о браке и ещё сделай копию. Пошлину я заплатил. Разведут быстро, так как детей нет.
Теперь о разделе имущества. Сразу говорю: ровно и точно пятьдесят на пятьдесят, – словно тоталитарный сектант повторил он заповедь Чарского, – машину я оставляю себе. У меня есть подтверждающая справка, что это дар отца. И холодильник «Стинол», – мать подарила нам на новоселье, у неё сохранился чек из магазина.
Все остальное – пополам. Кухонный гарнитур, мебель из гостинной разделим так: диван, софу и спальный – можешь забрать, они осквернены, может, тебе ещё пригодятся, – красиво и едко выдал Андрей убойную заготовку, – Из кухонного я беру настенные шкафчики, мойку и кухонный комбайн. Столы, стулья, стиралку, два ковра оставляю тебе. Из посуды я оставляю себе праздничный сервиз, ну, тот, где глазки и лапки, остальное, ложки-поварёшки, можешь забрать, а их, согласись, немало.
Теперь коттеддж, гараж, поместье. Мы его разменяем на две однушки в городе. Помнишь Вову Королёва, он теперь профессиональный риэлтор, у него уже есть варианты-трёхходовки. Это лучший выход, – не одна ты такая деловая…
Наталья повернула лицо от окна, куда она смотрела всё время, пока Андрей, словно маршал Жуков на приёме у Сталина чётко, по военному, изложил диспозицию, посмотрела на замолкнувшего мужа долгим взглядом.
– Ты закончил? Всё-таки, я не ошиблась в тебе, мелкотравчатый: ни воли, ни масштаба. Да, один раз ошиблась, на последнем курсе. Какой-же ты скрытый крохобор!
Слухай сюды: коттедж и поместье я уже продала, за двеннадцать миллионов. Шесть из них, половину, завтра переведу на твою карту. Ипотеку выплатим на пополам, я уже оформила бумаги. По четыре лимона останется у нас. Купишь себе свою однушку в пригороде, да и в городе можно найти, если постараешься.
Всю остальную рухлядь, ложки и поварёшки, можешь забрать себе. Втиснешь в однушку, и будешь, как царь горы. Уверена, что согласен.
– Ух, ты.., за двеннадцать.., – растерянно произнёс Андрей, – Ну, ладно, конечно…
– Всё, встретимся завтра в ЗАГСе, «глазки и лапки», – Наталья открыла дверь.
– Поздравляю с серьёзным успехом, ты теперь начальник отдела. Вот, что значит отличный специалист, – не вытерпел Андрей.
– Уже не отдела, мой маленький друг, – глубоко вздохнув, выдала информацию Наталья, – С завтрашнего дня перевожусь в Москву, в Министерство. Так задумано было.
– Да.., дела, – только и осталось сказать менеджеру-самоделкину.
Наталья уже поставила ногу на асфальт, но, вспомнив что-то, снова повернулась к парламентёру:
– Да. А где это ты познакомился с Глебом?
– С каким Глебом?
– Который ждал-ждал в гараже, пока ты вернёшься, как обещал. А ты, поросёнок, умотал с концами. Единственный настоящий мужчина из всей твоей бражки. И то, ты подвёл его.
Лицо Андрея поплыло вниз, челюсть отвисла в этом же направлении.
– Как это… Шутишь, – ведь он же манекен…
– Остроумно. У тебя все люди – «манекены» и «короста», в том числе и я. Один ты – высокодуховный живчик и бессеребренник. Так вот, знай, мы с Глебом встречаемся, – без предварительной репеции поведала жена, вышла из машины и аккуратно захлопнула дверь.
Глава 7. Вышибающий клин
Вечером, в своём холостяцком пристанище, в мастерской таксидермиста, Андрей пожарил котлеты-полуфабрикаты, поужинал и лёг на диван в глубоких раздумьях о текущем моменте.
«Так, вспомним всё по-порядку: в то утро я её застукал с Коноплёвым и сразу же уехал. Теоретически, Наталья могла после этого пойти в гараж и увидеть этого манекена, Милю, как они его называют, – думал Андрей, а перед глазами стояли кожаный узор недочеловека, волоски на теле и супернатуральная щетина на его лице, – и там …познакомиться.., … тьху, …если бы он был живой, конечно. Но, ведь он-то – чурка с глазами, манекен. Но и Наташа определенно не такая, чтобы так шутить, троллить меня… «Мы встречаемся с Глебом», – чушь какая-то… С другой стороны, откуда она знает имя директора этих спелеологов, которое было на визитке в его кармане? Ведь визитку-то я забрал с собой. Может, потом, они ещё раз приезжали? Маловероятно, зачем, ведь всё утрясли. Не может же быть манекен директором Глебом Эмильевичем…».
Решив, что это была всё-таки не очень умная шутка бывшей жены, призванная подчёркнуть, что бывший муж бесполезнее даже манекена, Андрей взял газету, попробывал почитать, посмотрел телевизор, но какие-то до конца необъяснимые несостыковки в его логической цепи, всё равно не давали покоя.
«Может этот Эмильевич, Миля, в анабиозе каком, – осторожно, и, ругая себя за такое смелое фэнтези, допустил мыслитель, – Что-то заклинило в биологии, впал в состояние манекена. Опять же он не тёплый и весит килограммов сорок не больше. Похудел за время спячки? Иногда приходит в себя, просыпается? Да, от Наташки трудно не проснуться, – красивая, стерва. И потом, как ей удалось продать дом за двеннадцать миллионов? Да, район считается перспективным, но такие деньги… Ладно, поживём, увидим…».
К мастерской подъехала машина, через минуту открылась дверь, и появился Гена, держа в руках две бутылки водки.
– Ну, что, уверен, что всё удачно, надо бы обмыть переговоры, – улыбаясь, сказал он.
– Гена, если я у тебя живу, временно, это не значит, что я нанятый тобой собутыльник, и меня можно эксплуатировать и заставлять пить водку почти каждый день. Не забывай о своей работе, я-то, ладно в отпуске. И что только жена твоя думает. Тебе надо заказы отрабатывать. А так можно и в алкоголиков превратиться.
– Не-не, не путай алкоголизм и бытовое пьянство. Пьяница с алкоголем на «Вы», он состязается с ним по правилам, ведёт позиционную игру и принимает его объективно и с уважением, для поддержания тонуса. Пьяница искренне уважает хмельное, играет с ним. Их отношения можно рассматривать, как культурное сотрудничество. Водка, как зло, преобраазуется в веселье и, укрощённая, служит хорошему человеку. Зелёный змий становится смешным Петрушкой.
А алкоголик, напротив, глубоко в душе ненавидит алкоголь, идёт на него отважно и в штыки. Но этот героизм превращается в банальное чревоугодие, алкаш не может справиться со своим обжорством, и досыта наедается только спиртовыми калориями. А это уже смертельная битва, – кто кого. Водка тоже не любит алкоголиков, потому что она – не только продукт питания, это её унижает. Ну, это, как если бы ты, к примеру, видел в женщине одну лишь половую самку, кому это понравится? Водка, как и женщина, любит, чтобы её нюхали, пробовали, восхищались её чистотой и составом, чтобы её сопровождали отдельные закуски и блюда. Кстати, у тебя есть, чем закусить? А то я слетаю.
– Спасибо за лекцию, конечно, но я, Гена, не для того развожусь, чтобы жениться на водке и сопровождать её закусками. В моём положении это опасно. Сейчас пожарю котлеты.
И, правда, под водку, в компании с верным товарищем, котлеты стали вкуснее и аппетитнее.
* * *
– Ну, рассказывай, дружище, – сказал Чарский через некоторое время, – Всё ей предъявил, как я сказал? Посуду пополам разделили?
– Далась тебе эта посуда, – с досадой ответил Андрей, – Она меня крохобором назвала за эти ложки-поварёшки, и была права – так оно всё и выглядело.
– Это их тактический приём. Посуда, – Гена потряс вилкой перед носом товарища, – это, в данной ситуации, не просто кухонная утварь. Это – прницип. Её всего труднее делить, – и на вес, и поштучно. Как её разделишь, так и остальное поделится. Это народная мудрость.
– Гена, она дом с поместьем за двеннадцать миллионов продала, шесть из них, половину, мне перечислила, купишь однушку себе, говорит. А остальное, говорит, и всю кухонную утварь можешь забрать за так. Она мне нос утёрла, Гена.
– Вот это да! – удивился Чарский, – Это где она такого покупателя нашла? Талант! Ваш дом от силы восемь стоит, даже меньше. А, хотя, да, продала, видимо, какой-нибудь государственной организации. Они даже нарочно намекают, чтобы подороже продали. По другой статье расходы закрыжат, а общий финотчёт подобьют ровно, а то на следующий период из-за неосвоенных средств дотации уменьшат.
– А ты откуда знаешь? – с подозрением спросил уже слегка захмелевший Андрей.
– Я как-то чучело косули одному музею делал. Набрался наглости и говорю: «Триста тысяч, работа сложная». Они: «Нет-нет, мы – государстово, а не частная лавочка. Так дёшево покупать не будем. Шестьсот – красная цена ей». Пришлось согласиться.
Товарищи захмелели уже изрядно. Гена подпёр ладонью щёку, жевал котлету и улыбался, Андрей, облокотясь на стол, обхватил голову руками.
– Гена, Ген, – тихо и с тоской в голосе проговорил он, – А Наталья с Глебом встречается…
– С каким Глебом?
– С манекеном, которого я в гараже оставлял.
– Как с … Во-о-о-т… А я что тебе говорил? Обруби разом, выкинь её из головы и сердца. А ты этого не сделал, – в результате, как идиот, начал её к манекену ревновать, к пластмассе. И где они встречаются? Тайком, в гараже? И как? Наталья, наверное, ему танец живота танцует, а потом на коленки садится?
– Не знаю, – ответил Андрей, живо представив танец обнажённой красавицы Натальи перед сидящим в кресле артефактом со стаканом в руке, – Она говорит, он – настоящий мужик. Там и диван старенький есть…
– Првильно. Мужская молчаливая кукла, Андрюша, серьёзный конкурент: ты Наташку критиковал, а этот немногословный мужчина принимает её великодушно, такой, какой она есть. Не надо было его домой привозить… Она, что, его в дом забрала?
– Нет, я этого … человека … отдал хозяевам, спелеологам. Он мне жизнь спас, на дороге.
– Дружище, водка не палёная, я её в фирменном брал. Это не от неё тебя манекен спасать стал… Это у тебя от впечатлений, горя и эмоций. Такое бывает. Рви по живому, Андрюха, потом перемелется – мука будет. Надо же, куда фантазии пошли, – спелеолог с манекеном…
– По всему получается, что он, действительно, спелеолог…
– Кто?
– Ну, манекен…
– А как его к этому делу-то приспособили? Ещё понимаю, собака-спелеолог… Его что, в пещеру бросают и слушают, как он летит?
– Не знаю…
– Короче, Андрей, если хочешь поставить жирную точку в ваших отношениях и своих мучениях, то тебе просто не-об-хо-ди-мо завести роман с другой девушкой, женщиной. Клин клином… Хочешь, познакомлю с одной музейной работницей, МНС…
– Нет, Гена, из этих фальсификатов, сводных мероприятий, интернета там, ничего никогда не получается, это народная мудрость. Я уж как-нибудь сам, и вживую…
– Это правильно, валяй.
* * *
Заявление в ЗАГСе Андрей с Натальей написали дружно и быстро, в обоюдном молчании, отдали чиновнице.
– С Глебом-то встречаетесь? – прощаясь с бывшей, не удержался не спросить Андрей.
– А тебе-то сейчас, какая разница?
– Ну, как, ты – бывшая, он – мой друг. Бывший тоже…
– Странно, вообще, Перов, что вы подружились. Глеб, в отличие от тебя, имеет характер: он не блуждает в трёх соснах, деловой, не зануда, целеустремлённый, ничего лишнего, бесполезного по жизни не делает, как ты.
– Ещё бы… Я его характер знаю, он лишний раз пальцем не пошевелит. Но в опасности выручит, это да…
– Человек знает, зачем живёт. Мне он очень нравится, – как бы получив от бывшего эстафету одобрения выбора, подтвердила Наталья, – Всё, прощай. Сейчас ты начнёшь, конечно, юморить. Тебя я тоже знаю. Нет времени выслушивать твои остроты.
Судя по тону, говорила она на полном серьёзе, да и не любила Наталья упражняться в смеховой культуре. Андрей посмотрел вслед уходившей, такой близкой, но, всё же, до конца не разгаданной, бывшей жены, как смотрят вслед какого-нибудь бурного периода жизни, наполненного наполовину зряшными страстями, но всё же неотъемлемого от твоей жизни в целом, сел в машину и поехал осматривать однокомнатную квартиру, адрес которой дал ему Вова Королёв. Сейчас Андрей был богат и искал подходящую квартиру.
* * *
Уже вечером он зашёл в минимаркет, недалеко, в пяти минутах езды от своего временного жилища в мастерской, чтобы купить ставшие уже привычными котлеты-полуфабрикаты почти из натурального фарша. Андрей не был большим ценителем и знатоком кулинарии, а это была уже проверенная на опыте пища. Он порыскал глазами по полке стеллажа, отыскал свою еду и протянул руку, чтобы взять её, но вдруг услышал женский голос за спиной:
– Вы бы лучше взяли кусок мяса, перекрутили бы на мясорубке и сделали бы котлеты натуральные. А в этих, – кто его знает, что в них…
Андрей обернулся. Перед ним стояла тёмноволосая девушка в зелёном платье простого, по стройной фигуре, фасона, длиной до колен, с короткими рукавами. В руках она держала корзину с продуктами. Лет ей было примерно двадцать три – двадцать пять. Шатенка, волосы по плечи, причёска «Вольный ветер», серьги с бирюзовым камешком. Глаза большие, серого цвета, несколько близорукие, и, поэтому, особенно красивые и выразительные, смотрели на мир как-то по-особенному, – спокойно, но немного удивлённо и вопрошающе…
Вообще весь её образ, в целом, был бессознательно, природно органичен, словно она – некая изначальная данность, не тронутая самосознанием и рефлексией, дикое, девственно экологическое существо женского рода, сотворённое великим, неведомым Мастером. Было видно, что вряд ли её интересовало, как она выглядит со стороны, что она вообще, допустим, смотрится в зеркало, а если и поглядит в него, то видит своё отражение глазами животного, – что-то там мельтешит, похожее, примерно, на человека-женщину.
– В фарш положите немного мякиша батона, размоченного в молоке, – продолжила незнакомка кулинарную тему и пояснила, – И котлеты мягче будут.
Андрей подспудно уже ждал нечто подобного, то есть подобной встречи. Он знал, что мир не оставляет одинокого мужчину без женщины, и обязательно предложит ему особь противоположного пола.
Он положил упаковку назад и сказал:
– Наверное, так и сделаю. А как вас зовут?
– Инга. Инга Половая, – и увидев, как Андрей, с лёгким удивлением, чуть приподнял брови, добавила, – Фамилия у меня такая, её не выбирают от рождения.
– Нормальная фамилия, наверное, кто-то из предков работал официантом в трактире.
– Ну, да, наверное.
– Меня зовут Андрей.
– А я знаю, вы на Менделлева живёте, в мастерской у Гены Чарского. А я напротив живу, дом небольшой, из красной плитки.
– А, ну да, аккуратный такой, красивый. А вы, …ты и Гену Чарского знаешь?
– Да. Он даже как-то пробовал ухаживать за мною. Но он женат, и Ольга у него хорошая. Он хороший и умный, … немножко слишком умный.
– То есть, как это «слишком»? Это плохо?
– Да. Ум тогда впереди жизни бежит, становится как бы источником жизни, не по рангу.
– А что является источником жизни?
– Не знаю, да и знать не обязательно. Надо только говорить себе, – не это, не это… И, он, этот источник, тогда сам собою обнаружится.
– Да, наверное… Интересно с тобой, но что-то, Инга, у нас философский разговор затянулся в месте, надо сказать, не очень располагающем. Тебя подвезти?
– Подвези.
Андрей выбрал солидный шмат мяса, и они пошли на кассу.
Когда водитель нажал на тормоз возле небольшого домика напротив усадьбы Чарского, он спросил Ингу:
– А ты, что же, одна живёшь?
– Да, я развелась год назад, работаю на металлургическом, инженером… Этот дом я купила. Он мне нравится.
– Я тоже развёлся. А работаю ихтиологом, ну, по рыбе…
– Интересно.
– Инга, может быть, пригласите меня в гости, вместе и котлеты сделаем? – набрался смелости и, в душе боясь отказа, спросил Андрей.
– Почему нет. Давай в пол восьмого. У меня мясорубка есть.
– А у меня мясо. Договорились.
* * *
В мастерской гудел и трещал мездрильный станок, – Гена обрабатывал шкуру рыси, с которой, под действием круглого скребка, летели в контейнер куски мездры и жира. Увидев вошедшего Андрея, он выключил машину, вытер тряпкой пот со лба и сел в кресло. На столике стояло несколько банок пива.
– Бери пивасик, – указал он на банки.
– Нет, Гена, спасибо, конечно, но никаких пивасиков и водочек. Сегодня у меня свидание.
Чарский развёл руками:
– Вот, это дело, наконец-то. И кто же она у нас?
– Она у нас с тобой, Гена, Инга Половая, наша очаровательная соседка.
Гена широко открыл глаза, сложил губы скобкой и покачал головой:
– Не может быть. Как тебе удалось уломать эту красавицу, девушку-загадку. Я, признаться, не удержался, тоже к ней подкатывал, но всё бесполезно.
– Ты женат, Гена.
– Я же говорю, – не удержался, как художник, как ценитель эстетики и физиологии. Уж больно она интересная. В ней имеются и загадка, и изюминка, причём изюм весьма аппетитный. Вот кого бальзамировать надо, а не вождей пролетариата.
– Ты, что, людей оцениваешь, какая мумия из них получится?
– Не только, важна ещё эта, как её, душа… Как познакомились-то?
– В магазине. Она рассказала, как настоящие котлеты делаются. Подвёз её…
– Мне про еду ничего не рассказывала. Ей дом родители помогли купить. Она из династии металлургов, отец у неё – знаменитый металлург. Кстати, домик этот её облицован полированной гранитной плиткой, как мавзолей Ленина. Один раз была у меня в мастерской, где-то полгода назад, зверинец мой осмотрела, говорит: «Очень познавательно. А змей ты не делаешь?», я: «А что, нужно?», «Да, желательно бы. Змей – это символ изощрённого ума. Иногда надо, чтобы он застыл», говорит. Просил её остаться. «Тебя, говорит, Оля ждёт, иди к ней». Они знакомы…
– Правильно сделала. Что бы такое одеть на свидание, Ген?
– Только не костюм. В домашней обстановке – джинсы и свитер самое то.
– Тоже так думаю. Так, уже семь. Пора, надо ещё в магазин заехать, вина бутылку, цветы какие-нибудь… Мясо у меня есть.
– Да, мясо у мужика должно быть. А я сейчас зверя ошкурю и тоже домой. Ладно, удачи, вольная птица. Даже завидно.
* * *
В половине восьмого Андрей, перейдя дорогу, с букетом гвоздик и бутылкой шампанского постучал в дверь красногранитного домика. Хозяйка впустила гостя. Инга была одета в лёгкий домашний халат и тапочки. От неё исходил уют, спокойствие, красота и какая-то непоколебимая основательность.
– Спасибо, здорово, – улыбнувшись, сказала она в ответ на протянутый букет и пакет с мясом, – Снимай куртку, Андрей, вон тапочки, обувай, проходи.