Читать книгу Секретные материалы - Анатолий Рыбак - Страница 1

1.

Человечество всегда тяготело к Космосу, так, наверное, было и в те незапамятные времена, когда первые люди бродили по нашей планете в поисках мамонтов и прочей живности, необходимой для пропитания. Естественно, что гоняться за стадом древних слонов было занятием не из легких, поэтому время от времени их взоры обращались к звездам, где охота могла быть не такой хлопотной, как на Земле, и гораздо более безопасной.

Иной раз, отбившись от своего племени, якобы по нужде или какой другой причине, какой-нибудь неандерталец валялся на травянистой лужайке, всматриваясь в звездное небо и почесывая незнакомую с ножницами шевелюру увесистой дубиной. В его первобытном мозгу возникали сцены великолепной охоты на ближайшей звезде, и, поскольку она была огромной, становилось понятно, что на ней есть, где развернуться по-настоящему. Оставалось только добраться туда.

С тех пор много чего изменилось. После массового падежа мамонтов и прочего зверья, которых не спасли от вымерзания ни огромные размеры, ни даже наличие густой шерсти, их место заняли другие твари, правда, несколько мельче размерами. Не имея особого крупного размера и слишком уж роскошного волосяного покрова, человек все-таки умудрился выжить, хотя в его голове так и продолжали роиться те же мысли, что и у пращуров, передавшиеся ему, очевидно, по наследству.

Во время очередных затяжных народных гуляний, отбившись от своего коллектива якобы по нужде или какой другой причине, какой-нибудь слесарь шестого разряда или водитель первого класса валялся на травянистой лужайке, с тоской всматриваясь в звездное небо и почесывая пятерней давно нестриженую голову. Его думы были не о парикмахерской, в современном мозгу возникали сцены великолепной жизни на ближайшей звезде, и поскольку она была огромной, становилось понятно, что на ней всего того, чего позарез было нужно, должно было находиться в предостаточном количестве.

К сожалению, добраться туда курьерским поездом или даже на современном аэроплане было делом невозможным, поэтому человек, подогреваемый страстным желанием собрать на Марсе неслыханный урожай «Штрифеля» и «Белого налива», с неслыханным энтузиазмом приступил к поиску транспорта, на котором всю эту продукцию можно было бы вывезти на «материк», то есть на Землю.

К великому сожалению, благие намерения так и оставались только благими намерениями.

2.

«Утверждают космонавты и мечтатели, что на Марсе будут яблони цвести», – с воодушевлением пел кинолог Петр Петрович Виноградов.

Он с удобством расположился в мягком кресле, доставшемся ему от самого генерального конструктора. Кресло находилось в довольно просторной комнате, где мирно дремали две собаки, одну из которых звали Чижик, а другую – Пыжик. Комната располагалась в небольшой пристройке, притиснутой к многоэтажному зданию, и находились все эти строения в непосредственной близости от Байконура.

В обязанности Петра Петровича входило выполнение многочисленных заданий, связанных с поиском и приобретением кормов для подопечных, но основной его работой был отлов собак и их интенсивная дрессировка. В связи с подготовкой к полету космонавта Юрия Гагарина их контору хотели закрыть, но правительство хорошенько подумало и заявило, что пусть космонавты летают до Луны и не дальше, а чтобы утереть нос американцам, позарившимся на другие планеты, достаточно будет и собак.

Его сослуживец и близкий друг – Сидоркин Иван Захарович – неоднократно предлагал съездить на городскую свалку, где собак было навалом, гораздо больше, чем ворон. По его мнению, там можно было подобрать такой бродячий материал, что просто пальчики оближешь, но Петр Петрович сомневался, и все раздумывал, имеет ли этот бродячий материал такой богатый жизненный опыт, который позволит не возиться долго с тренировкой.

– Позавчера поступила информация от знающих людей, что на свалке появился рыжий пес, откликавшийся на кличку Бобик, – не мог угомониться Иван Захарович. – Вначале он прошел на задних лапах перед директором, выпрашивая что-нибудь съестное, а когда тот не обратил на него внимания, ухватил за штанину и не отпускал до тех пор, пока на территорию коммунального объекта не прибыли собачники во главе с участковым инспектором. Как только они появились на свалке, Бобик оставил руководителя в покое, и, убегая от преследовавшей его группы, запутал следы так хитро, что даже опытный участковый не смог в них как следует разобраться.

– И что же здесь такого интересного, что могло бы заслуживать нашего внимания? – спросил Петр Петрович, переворачивая лист секретной инструкции, где самым подробным образом описывалось обеденное меню собаки-космонавта.

– Как это «ну и что», неужели это не указывает на незаурядные способности пса?

– Ты только послушай, что пишут эти умники, – прервал его друг. – На первое – суп на курином бульоне с протертыми фрикадельками и большой мозговой костью, на второе – котлеты с макаронами, политыми грибным соусом, и на третье – сахарная косточка с брусничным киселем.

– А зачем же фрикадельки перетирать? – удивился Иван Захарович.

– Вот именно, я им постоянно доказываю, что сахарную косточку необходимо поливать грибным соусом, а макароны с котлетами заливать как можно гуще гороховым киселем. Так что там насчет Тузика?

– Бобика, – поправил его сослуживец. – Лично я так думаю, что пес отстал от цирковой группы или научной экспедиции.

– А при чем здесь экспедиция? – удивился Петр Петрович.

– А при том, что в экспедицию не берут кого попало. Разве ты не слышал о собаках-спасателях, которые, рискуя собственной шкурой, выводят хозяев из зоны артобстрела в безопасные места, а потом еще зализывают раны на их телах и выдергивают зубами осколки?

– Это ты про что рассказываешь, про горячие точки что ли?

– Ну почему обязательно про военные действия, ведь приходится и в мирные дни обстреливать снежные вершины, чтобы направить лавину в нужное русло. Однажды послали нас в Приэльбрусье на отлов одичавшей собаки, поселившейся у одной из вершин, – начал свои пояснения Иван Захарович. – Мы все гадали, на какой из них располагается ее логово. С западной стороны ее видела группа скалолазов, но с восточной доносился вой, причем в ночное время. В общем, выбрали все-таки восточную, поскольку она пониже, да и на западную сторону уже покарабкались представители ООН.

– Ну, ты даешь, – перебил его сослуживец, – это получается, что с одной стороны вулкана выливалось больше, чем с другой?

– Я точно не помню, как он там извергался, может быть, с одной стороны проход лаве заградила какая-нибудь каменюка, но дело не в этом. Все дело в том, что разница в двадцать один метр между восточной вершиной и западной не играет существенной роли на земле, но там, в горах, каждый лишний метр – это чуть ли не новый мировой рекорд.

– Не пойму я тебя: ты что альпинистом был?

– Да каким там альпинистом, приказ-то исходил от райкома комсомола, а его секретарь Борька Савченко сказал, что если мы, сукины дети, не выполним директиву райкома партии, то он такие характеристики накатает, что с ними и в захудалый совхоз не примут.

– Нашли чего пугаться!

– Это точно, молодыми были, дураками неопытными.

Петр Петрович хотел поинтересоваться относительно опытных дураков, но решил не перебивать друга.

– Выписали командировку на целый календарный месяц. Мы все думали, зачем так долго, но после того, как целую неделю карабкались и докарабкались до отметки двести пятьдесят метров, наш старший связался по радиостанции с управлением. Он попросил продлить командировочное время до трех месяцев и выслать вертолет с продуктами питания из расчета на полгода. Как назло, на связи находился Борька Савченко, он доходчиво объяснил, что если через десять дней собака не будет отловлена и привита от бешенства, то снимать нас оттуда никто не станет, а прививок от полного одичания еще никто не придумал.

Уже через три часа мы были на отметке триста метров, где натолкнулись на базу альпинистов. У костра сидели два матерых специалиста, заросшие до такой степени, что в ночное время их можно было принять за парочку снежных людей. Мужики с большим старанием помешивали ручкой ледоруба варево в казане и уж больно энергично размахивали руками, очевидно рассказывая друг другу что-то очень интересное.

Их энтузиазм стал понятен, после того как один из наших зацепился за пустую бутылку и чуть не улетел в трехсотметровую пропасть. Надпись на бутылке гласила, что это грузинское вино «цинандали» № 1, а запах свидетельствовал о недавнем употреблении ее содержимого. Приняв нас за проверяющих, мужики засунули бутылку с надписью «гурджаани» № 3 за рюкзак, который случайно приоткрылся, и среди многочисленных банок с говяжьей тушенкой показалась непочатая емкость с этикеткой, утверждавшей, что это – «мукузани» № 4. Чтобы заговорить зубы, альпинисты стали разглагольствовать о возможной перемене погоды в ближайшие четыре часа. Потом они стали еще усерднее перемешивать варево сразу двумя ледорубами, чтобы таким образом показать проверяющим рабочую обстановку в лагере, причем один из них старался утопить в булькавшей жиже огромный мосол, который, судя по всему, не так давно принадлежал горному барану, отловленному скорее всего браконьерским способом. Чтобы не отвлекать их от такого важного занятия, старший нашей группы принялся исследовать территорию в поисках недостающей бутылки с вином под номером два.

Я, помню, страшно удивился, увидев, в каком состоянии они собирались покорять вершину, и даже поспорил с нашим медиком, что им не дотянуть даже до ближайшего ледника, который смог бы охладить бутылочку Кахетинского № 8, замеченную мною возле их палатки, и так необходимого для приведения их в чувство. На вопрос нашего старшего: «Ну, как там, на вершине?» мужики хотели ответить по всем альпинистским правилам, но, узнав, что мы не являемся ни представителями горнолыжного спорта, ни какого-либо другого, заявили: «А что мы там забыли?» и достали початую бутылку «гурджаани» № 3, добавив к нему еще и «саперави» № 5, чем вызвали у нашего медика вполне обоснованные сомнения. Очевидно, они употребляли полезный для здоровья продукт по какой-то особой схеме, но вполне вероятно, что она состояла из нечетных цифр, а «мукузани» № 4, продолжавшее лежать на дне рюкзака между банками говяжьей тушенки и Кахетинское № 8 предназначались для кого-то другого.

Мужики оказались штатными поварами и боялись высоты до такой степени, что в лагерь их доставили на страховочных тросах, а отправляться назад они даже не собирались. Они подтвердили, что информация о бродящей собаке достоверна, и даже показали пальцами в то место, откуда очень часто доносился ее дикий вой. Они также сообщили, что настоящего альпиниста никаким воем нельзя напугать, но из лагеря стали пропадать продукты питания, а их было жаль.

Получив разрешение разбить лагерь рядом с ними, мы плотно пообедали, после чего немедленно забрались на отметку 301 м, где располагались наши палатки, и прилегли на надувные матрацы. Вздремнуть не пришлось: раздался грохот падавших камней, после чего на наши палатки, словно с неба, свалились представители ООН. Они заявили, что им поручено оказать посильную помощь в предстоящей поисковой операции, но на деле оказались слабаками и уже через несколько часов, как только выдули всю нашу воду, послали двух своих на ледник, чтобы те наковыряли побольше льда.

В общем, поспать не довелось. Проснулись мы от дикого воя и вначале подумали, что это воют ооновцы на леднике, пытаясь оторвать от него порядочную глыбу, необходимую всей их группе как опохмелочный материал. Хорошо еще, что удалось растолкать поваров, уснувших здоровым, почти беспробудным сном; они немного позвенели чем-то в палатке и показали пальцами на скалу.

Обычно вой раздавался в ночное время, но тогда нам крупно повезло – уже светало и воющих голосов было несколько. Выпросив у местных мужиков с десяток ледорубов, мы отправились в свою первую вылазку. Бог услышал наши молитвы, и долго бродить по горам не пришлось. За небольшой скалой мы обнаружили бородатого мужика, который, судя по всему, собирался с нее прыгать. После третьей банки тушенки, вскрытой прокуренными зубами, он рассказал историю о появлении его в этих дивных краях.

– Постой-ка, я так понял, что ты собирался увязать свою историю с появлением на свалке Тузика, – перебил рассказчика удивленный Петр Петрович. – Мне понятно, что выл мужик, но совершенно непонятно, какая связь между ним и этим?… Как его?…

– Бобиком, – подсказал Иван Захарович.

– Вот именно!

– Выл действительно мужик, но рядом с ним находился новый друг, отзывавшийся на кличку Мухтар, хотя на самом деле являлся Бобиком. Мужик оказался альпинистом-одиночкой, правда, уже помолвленным с альпинисткой-одиночкой, но в трудную минуту она бросила своего любимого и совершенно неожиданно покарабкалась на вершину вслед за многократным чемпионом мира из Зимбабве. Пес, как только мог, подбадривал потерявшего моральный дух альпиниста и даже гонялся за горными баранами, чтобы порадовать нового хозяина свежим шашлычком. Несмотря на то, что по внешнему виду бараны не отличались от домашних сородичей, в зубы они не давались, и приходилось лазить за продуктами на базу альпинистов, откуда однажды были принесены не только серые сухарики и полпачки рафинада, но и бутылочка отличного грузинского вина.

Вначале ему показалось, что мир открылся по-новому, но когда действие напитка закончилось, неудержимо потянуло к обрыву. Ему захотелось стать стремительной ласточкой, он гордо расправил «крылья», но кто-то очень волосатый неожиданно впился зубами в штанину. Пес не побоялся страшно щелкающих челюстей и алчного взгляда, в котором угадывалась внезапно появившаяся страсть к корейской кухне. Он удержал своего нового хозяина от необдуманного поступка и стал подвывать ему, чтобы таким образом усилить звук и привлечь внимание штатного психолога, перемещавшегося от базы к базе в поисках новых пациентов.

– Я вот к чему веду, – стал подводить черту рассказчик, – описание внешнего вида пса, появившегося на свалке, свидетельствует о том, что это и есть тот самый Мухтар-Бобик. Несмотря на то, что он отзывался на одну кличку, надпись на ошейнике указывала на другую, хотя вполне вероятно, что ранее ошейник принадлежал совсем другой собаке. Впоследствии так оно и оказалось. Да, вот еще что, – вспомнил Иван Захарович, – после того, как собака была опознана (в том смысле, что оказалась Бобиком), к ней стали принюхиваться, точнее, проявлять интерес представители ООН. Пришлось наобещать им с три короба, а на прощальном банкете применить местную чачу, после которой они забыли свои настоящие фамилии и испанец Гарсия стал называть себя Филом, а китаец Цао Ю заявил, что он Кацусика Хокусай.

– Это все в корне меняет дело, – заявил его сослуживец, пытаясь запомнить трудно запоминавшиеся имена и фамилии. – Если к нему проявлен такой повышенный интерес, однозначно Тузик-Бобик нужен нам просто позарез.

Отзвонив начальству и получив добро на отлов интересующего экземпляра, сослуживцы позвонили директору свалки, и тот с радостью согласился оказать любую, но только посильную помощь.

Прибыв на коммунальный объект, кинологи почувствовали запах керосина и еще какой-то горючей жидкости, поэтому они остановились в раздумье возле огромной кучи мусора, пытаясь припомнить название топлива. У Сидоркина оно уже закрутилось на языке, но тут половина свалки озарилась ярким пламенем и окуталась едким дымом.

Прибежал директор в пыльном халате и с радостным выражением лица.

– Вот, как и обещал, оказываю всяческое содействие отечественной космонавтике. Сейчас мы его, голубчика, выкурим оттуда.

Результаты выкуривания не заставили долго ждать. Первым вынырнул из дыма экскаваторщик, следом за ним пешим ходом потянулись бульдозеристы с контролерами и прочие сотрудники с их добровольными помощниками, одетые непонятно во что такое.

– Михалыч, вы что, совсем уже офонарели, – заявил один из бульдозеристов, выливая из черпака на свои дымящиеся штаны дождевую воду, которую черпал из двухсотлитровой бочки. – Я так понимаю, что техника не сгорит, поскольку стоит без солярки и масла, примененных вами для запланированного поджога седьмого сектора, но совсем непонятно, кто выдаст новую спецодежду взамен пришедшей в негодность?

На механизаторе широкого профиля красовались шерстяные брюки, потертые во многих местах после многолетней эксплуатации и купленные в областном универмаге не менее двадцати лет назад. Полученная на производстве спецовка обычно использовалась им при поездках на дачу или рыбалку, где немедленно снималась, оголяя мощный торс с вытатуированными видными деятелями Коммунистической партии и семейные трусы, усыпанные вылинявшими незабудками.

Директор свалки внимательно присмотрелся к еще парующим штанам но, не обнаружив на них ни одной существенной дырки, послал куда-то механизатора, и, как ни странно, тот убыл в указанном направлении, причем, как показалось гостям, с превеликим удовольствием.

Руководитель радовался, словно ребенок, и все показывал пальцем на сильно дымившие матрацы, которых было столько, что посторонний наблюдатель мог подумать о хорошо поставленном производстве этой продукции в данном населенном пункте. На самом же деле матрацы производились за четыреста, а может быть и пятьсот километров отсюда, а на свалку они попали после того, как в пионерский лагерь «Ласточка» нагрянула внеплановая комиссия, опоздавшая на проверку оздоровительного объекта на неполные сутки. Может быть из-за того, что приготовленные для их встречи шашлыки уже остыли, а великолепно приготовленная тройная уха застыла так, что ее нельзя было провернуть даже армейским половником, проверяющие ужасно жаловались на бессонную ночь, проведенную в спальном корпусе пионерского лагеря. Уже утром, посовещавшись у костра, дрова которого должны были воспламениться под звуки горна в пионерских кострах, комиссия пришла к неутешительному выводу, что необходимо закупать новые матрацы, а старые передавать в войсковые части в порядке оказания помощи армии. Разогретые на тех же дровах вчерашние шашлыки и тройная уха сумели все-таки оказать положительное влияние, поэтому на послеобеденном совещании настроение членов комиссии заметно улучшилось. После легкого послеобеденного сна был сделан другой, не менее важный вывод, что после охраны мира и покоя наших трудящихся, солдатам вряд ли удастся уснуть на данных изделиях, что может подорвать обороноспособность нашей страны, поэтому постановили немедленно списать все это хозяйство с дальнейшим использованием его как протирочный материал или попросту – на ветошь.

Матрацы долго валялись в подсобном помещении свалки, поскольку протирать ими бульдозеры или какую другую технику было делом безнадежным, а при роспуске на ветошь из них вылетало такое количество ваты, что, увидев носившиеся в воздухе белые клочки, директор употреблял триста грамм неразбавленного медицинского спирта и начинал громко рыдать. Вначале сотрудники думали, что это аллергия на вату или спирт, поэтому мчались за участковым врачом, который приносил два ведра, заполненные под завязку различными по составу промывочными растворами, но как потом выяснялось, у директора появлялись ностальгические воспоминания о родном городе, где все население выходило на сбор хлопка, словно на всесоюзный праздник.

– Вот он! – неожиданно заорал директор свалки, у которого между ног прошмыгнула и стремительно помчалась к куче битой стеклотары совершенно черная псина.

Это сырье постепенно накапливалось и каждый месяц сдавалось на стекольный завод, причем не менее десяти тонн, поэтому он сильно переживал за его сохранность. За этой кучей находилась еще одна, не менее ценная, состоявшая из вымытых щелоком бутылок, и начальник волновался оттого, что посторонние лица могли заметить скрытое от посторонних глаз хозяйство и распустить по этому поводу нехорошие и даже провокационные слухи. Естественно, что если бы информация, предназначенная не для посторонних ушей выходила за пределы свалки, приемные пункты могли отказаться принимать стеклотару, но в этом случае, по мнению директора, ликероводочные заводы могли понести существенные убытки, а население огромной страны лишиться последней радости.

Бобик удачно проскочил кучи, не получив ни одного повреждения, однако не заметил огромной ямы, где находились тысячи использованных жестяных крышек, подготовленных к сдаче в чермет, и, попав в эту ловушку, стал отчаянно грести лапами, пытаясь вырыть нору поглубже. Подбежав к тому месту, куда как сквозь землю провалился пес, все услышали жуткий скрежет и увидели вылетавшие из ямы уплотнительные резинки, которые от усилий Бобика выскакивали из проржавевших крышек.

Приемщик металлолома всегда сердился, когда попадались крышки с резинками: во-первых, они существенно добавляли веса, а во-вторых, каким-то негативным образом влияли на технологический процесс их переработки. Как он объяснял сдатчикам, дело доходило до того, что сталевары забрасывали свои инструменты прямо в мартеновскую печь и, зажимая носы брезентовыми рукавицами, бежали к председателю профсоюзного комитета требовать оздоровительные путевки в Цхалтубо или даже в саму Пицунду.

Директор свалки, стоя у края ямы, сосредоточенно чесал свой заросший щетиной затылок. Было отчего так нервничать. Такого ценного кадра он раньше не встречал, а о том, чтобы заполучить его в общественно-личное пользование, даже и не мечтал. Никто из его работников не мог так быстро рассортировывать резинки и крышки.

– Что-то он какой-то худой, – заявил он, пытаясь высмотреть вытекающую из пасти слюну и ввести пса в разряд бешенных. – Вы только посмотрите, как выпирают ребра, да и левая нога прихрамывает, не иначе как природный вывих.

– Ничего страшного, – отозвался Иван Захарович, видя, что Михалыч проявляет к псине какой-то нездоровый интерес. – Подкормим, вывихи исправим, и полетит он как миленький.

При слове «подкормим» у Бобика потекла слюна, и директор свалки радостно сообщил, что собака точно бешенная, поэтому должна поступить в его личное распоряжение.

– Ничего страшного, – вмешался в разговор Виноградов. – В прошлом году в кандидаты на полет не взяли Соловейчика Станислава Антоновича, сорокового года рождения, уроженца города Тула, кандидата наук по ядерной физике, так он перекусал половину конструкторского бюро. Ничего, всех вылечили, включая самого Соловейчика. У нас знаешь, какая вакцина имеется, – хотел продолжить Петр Петрович, но прикрыл ладонью рот, вспомнив, что это страшно государственная тайна.

Вилявшего хвостом Бобика поместили на заднее сиденье автомобиля и, наскоро попрощавшись с Михалычем, убыли восвояси, пока тот не вспомнил еще какую-нибудь болезнь, о существовании которой пока еще не знали медики с Байконура.

По дороге к месту работы их машину попытался остановить сотрудник ГАИ, поскольку был яростно облаян высунувшимся из окна псом. Увидев, что пасть еще не полностью закрылась, он поспешно спрятал свой полосатый жезл во вместительный брючный карман и сделал вид, что зашнуровывает на ботинке развязавшийся шнурок, хотя был обут в хромовые сапоги, надраенные качественной отечественной ваксой.

– Псина что надо, – радовался Виноградов.

В прошлый раз ему довелось ехать на личном «москвиче». Какие только доводы он не приводил сержанту, но все равно, кроме превышения скорости на два километра, тот обнаружил еще недопустимый люфт в рулевом управлении, повышенный процент содержания вредного газа в салоне и еще что-то такое, что никак не относилось к устройству самого автомобиля.

3.

В их хозяйстве было тихо и спокойно, Чижик и Пыжик мирно спали, свернувшись калачиками, а привезенный Бобик осваивал новую территорию. В одном месте он принюхался, после чего приподнял заднюю ногу.

– Вот негодник, – стал возмущаться Иван Захарович, но его внимание переключилось на большое окно, сквозь которое отлично просматривался космодром, где стала заметной суета его обслуживающего персонала.

– Боже милосердный, неужели прозевали подготовку к запуску, – стал переживать он.

– Точно, прозевали, – подтвердил Петр Петрович. – Ты давай буди Чижика, а я буду расталкивать Пыжика.

Виноградов направился к клетке, но его взгляд натолкнулся на огромные часы, находившиеся на стене, где, кроме всего прочего, еще висело изображение воздухоплавательного снаряда Александра Федоровича Можайского с набитым на нем грифом «Совершенно секретно!». Часы показывали начало первого.

– Отбой тревоге, – объявил он, и его друг немедленно представил, как, не дождавшись на старте собачьего экипажа, разгневанный генеральный вызывает всех академиков к себе, чтобы решить на коротком совете, кому намыливать шею в первую очередь.

«Внимание всем сотрудникам космодрома! Обеденный перерыв! Просим посетить нашу столовую! Сегодня в меню: отличный флотский борщ, макароны по-флотски, салат из морепродуктов и морские ус…р…иц…тррр…».

В репродукторах громкой связи что-то захрипело, не давая возможности сотрудникам выслушать до конца предлагаемое им меню.

– Вот это по-нашему, по-морскому, – заявил Виноградов, отслуживший в свое время три года на флоте, и принялся набирать шифр на замке несгораемого сейфа, чтобы достать из него тюбик с валидолом и пузырек с настойкой пустырника.

– А почему они дрыхнут? – возмутился Сидоркин, имея в виду собак. – Обленились до такого оборзения, что даже обедать не собираются.

Услышав про обед, псы разом вскочили с подстилок и заметались по вольерам, а Бобик, вынюхивавший все углы своего нового местопребывания, проскользнул в неплотно закрытую входную дверь и выскочил во двор. Сидоркин хотел броситься в погоню, но его друг напомнил о надежном ограждении с сигнализацией, мимо которого даже мышь не проскочит незамеченной.

– Немного пошляется и придет, как говорится, голод не тетка.

– Как бы чего не вышло, – засомневался тот. – Помнишь, я рассказывал о двух поварах? Мы повстречали эту парочку на базе альпинистов, куда нас направили в командировку для выяснения местонахождения Бобика.

– Ну, и что?

– А то, что когда повара принимались орать о наступлении обеденного перерыва, все альпинисты хватали все то, что подворачивалось им под руку, и немедленно спускались вниз к своим базам.

– На обед, – догадался его друг.

– Да нет, опасались схода лавин.

– И в чем же здесь суть?

– А в том, что этих призывов на обед не слышно было разве что в городе Орджоникидзе, поэтому их голоса услышал и хорошо запомнил наш новый питомец. Так вот, альпинисты спускались вниз, делали поварам хороший прочухан и, даже как следует не отобедав, вновь лезли на скалы. Несмотря на то, что вызванные для приема пищи альпинисты успевали съесть лишь по паре бутербродов, повара жаловались на пропажу дорогостоящих продуктов питания, хотя одичавший мужик, брошенный своей возлюбленной на произвол судьбы, но спевшийся дуэтом с Мухтаром-Бобиком утверждал, что кроме галет и серых сухариков ничего больше не видел.

– Как это не видел? – удивился Виноградов. – А кто же тогда оприходовал бутылку грузинского вина?

– Это факт, но не факт то, что пес догадывался о содержимом емкости. Возможно, он думал, что в поллитровке находилась зеленка, которая могла срочно понадобиться после того, как его новый хозяин приземлялся на дне пропасти.

– Ничего не скажешь – умный пес, только зачем его новому хозяину вздумалось бросаться туда? – спросил Петр Петрович, но вдруг вспомнил, что альпиниста бросила его возлюбленная и покарабкалась на отвесную скалу за чернощеким красавцем мастером спорта из Зимбабве, даже забыв прихватить альпинистское снаряжение. – Теперь мне все понятно: наш Бобик привык питаться по расписанию, вернее таскать продукты с кухни, поэтому, услышав объявление по громкой связи, отправился на камбуз, чтобы чем-нибудь поживиться.

– На кухню, – поправил его сослуживец.

Петру Виноградову довелось служить в морфлоте и подтянутый мичман научил салагу, что нужно сделать в первую очередь, чтобы оказаться подальше от начальства, но поближе к камбузу. К ним на судно неожиданно прибыл седовласый адмирал, но никто из командного состава не знал, чего ему здесь могло понадобиться. Чтобы потешить старика, они бабахнули пару раз из главного калибра, но адмирал остался крайне недоволен. Он имел контузию, и если бы рванули разом все снаряды в пороховых погребах, то и в этом случае такой грохот был для него не громче хлопка воздушного шарика, подбитого из рогатки хулиганом во время проведения первомайской демонстрации. Правда, когда его пригласили на небольшой морской фуршет, он воткнул в ухо слуховой аппарат, чтобы услышать весь перечень предлагаемых блюд, и командир корабля принялся благодарить Господа за то, что проверяющий не додумался воспользоваться аппаратом во время стрельб.

В это время Виноградов усердно драил огромный котел, отрабатывая внеочередной наряд, но, увидев деда с проводом в ухе и поняв, что к тому вернулся слух, обратился по уставу и сообщил о своем желании продолжить дальнейшую службу именно в этом месте. При слове «кухня» адмирала затрясло, как после второй контузии, поэтому он сказал, что никогда не слышал такого вопиющего словоблудства и приказал выдать опозорившему весь его флот засранцу внеочередной наряд сразу на все три года. Виноградов уже думал, чем бы эдаким отблагодарить мичмана за своевременную подсказку, но остаться на хлебном месте так и не пришлось. По роковому стечению обстоятельств рядом с ними оказался контр-адмирал, который достал из роскошного кителя толстенный морской устав. К большому разочарованию адмирала и салаги Виноградова в нем не нашлось такого длительного срока, предусмотренного для нарушителей морской дисциплины.

После того случая морская наука так прочно въелась в память, что и до сих пор Петр Петрович называл общий туалет не иначе как гальюн, а кухню – камбузом. Он хотел пояснить некоторые тонкости морского дела своему другу, но по всей территории надсадно завыли сирены, и они были вынуждены покинуть свою территорию, как того требовала секретная инструкция.

По дороге к убежищу Сидоркин предположил, что, возможно, произошла утечка окислителя, но его приятель не соглашался, уверяя, что такого просто не могло произойти из-за немыслимой надежности отечественного оборудования.

– Скорее всего, что передовая доярка из далекого таежного колхоза имени Патриса Лумумбы в очередной раз навела свой полевой бинокль на небо, чтобы проверить прогноз местного метеоцентра, и опять засекла самолет-нарушитель, который пересек государственную границу и попер вглубь нашей территории непонятно с какой целью, – пояснил Виноградов. – И сейчас государственная комиссия по обороне думает, чем ей лучше наказать негодника – хорошей баллистической ракетой или же длиннющей нотой протеста.

Пробегавший мимо них заведующий складом прокричал: «Караул!», и остановленный сослуживцами доложил, что со склада только что вынесли половину хранившихся там продуктов, закупоренных в герметические тюбики. Особенно он убивался о пропавшем неизвестно куда киселе и великолепном абрикосовом джеме.

– На след расхитителей социалистической собственности поставлены служебные собаки, но волкодавы затеяли драку за оброненный злоумышленниками тюбик с гусиным паштетом и упустили драгоценное время. Теперь ищи свищи ветра в чистом поле, – закончил свои пояснения заведующий, и друзья с удивлением услышали в его последней реплике нотки бешеной радости.

Виноградов развернулся в обратную сторону и пошел к собакам, уводя за собой Ивана Захаровича.

– Чему он так радовался? – удивлялся тот.

– Наверное, у самого все рыло в киселе и джеме, – пояснил Петр Петрович и открыл неплотно запертую входную дверь.

То, что он там увидел, напоминало столовую космодрома, где только что отпраздновали День космонавтики. На полу валялись пустые упаковки с грифом «Совершенно секретно», и весь воздух был пропитан запахом какой-то вкуснятины.

– Ну, ничего себе, – только и смог вымолвить Виноградов, нисколько не переживая, что здесь могли прятаться расхитители продуктов, но догадываясь, чьих рук это дело, вернее, чьих зубов.

Хлопнула дверь, и без всякого предупредительного сигнала к ним ворвался завскладом. Кнопка на входе была в порядке, но она соединялась с ревуном, и как только кто-то появлялся на пороге, у Виноградова поднималось давление, а Сидоркин падал со своего стула. В ревун засунули пару спичек, после такой процедуры любой неосведомленный посетитель дул на палец, посиневший от давления на кнопку и конечно же думал, что в помещении никого нет.

Заведующий продовольственным складом рассказал кинологам, что пару лет назад в Байконур прибыла делегация из-за границы и промышленному магнату, собиравшемуся сделать поставку большой партии каких-то очень дефицитных запчастей для ракет, так понравился законсервированный березовый сок в тюбике, что он высосал его оттуда прямо на глазах своей делегации. После этого он тщательно прожевал опустошенный тюбик вставными золотыми челюстями и объявил, что его родовые корни исходят откуда-то из-под Тамбова, а этот незабываемый вкус повеял на него чем-то родным и близким. Завскладом вспомнил еще о том, как сразу же после этого визита начальник особого отдела предложил смотаться в Тамбов. Там он собирался покопаться в этих корнях на предмет разоблачения резидента иностранной разведки, раскинувшего свою агентурную сеть по всей Тамбовской области, но наш представитель послал его куда подальше и посоветовал промышленному магнату прилетать в Байконур как можно чаще.

– Вот что я вам скажу, – перешел на шепот завскладом, – не помню, поставлял он нам эти запчасти или нет, но знаю точно, это он забросил к нам промышленных шпионов, чтобы они выкрали образцы готовой продукции, а западные химики вывели формулу так полюбившегося ему березового сока.

Он хотел добавить еще что-то, но, увидев разбросанные по полу тюбики, решил, что промышленный магнат пожалел денег на шпионов и явился к нему на центральный склад лично. Осматривая ужасно изжеванную упаковку, он вспомнил о его вставных золотых челюстях и с подозрением уставился на приятелей, словно они только что спрятали маститого ворюгу в одном из вольеров замаскировав его под собаку-космонавта.

Выяснив, в чем тут дело, он страшно расстроился, что не удастся так просто списать с подотчета двенадцать ящиков печени налима в банках и еще восемь ящиков набитых под завязку икрой минтая в той же жестяной упаковке.

– Жуля, Жуля, Жуля, – стал выманивать из комнаты Бобика завскладом, но тот не обращал на него внимания.

Его живот распирали качественные продукты, а взгляд затуманила сладкая пелена, появившаяся очевидно после абрикосового джема.

После короткого перекура они постановили, что о выдаче властям Бобика со всеми его потрохами, набитыми ворованными продуктами, даже речи быть не может, а за это снабженец обещал немедленно заняться поставкой дефицитных продуктов питания как для собак, так и для их тренеров.

Перестали выть сирены, поэтому заведующий складa отправился к себе писать объяснительную по поводу огромной недостачи. В ней он написал, что на территории его склада во время проведения учебной тревоги произошло паронормальное явление, еще не изученное отечественными и зарубежными учеными, в результате которого пропало неизвестно куда энное количество продуктов питания, составляющее мизерную долю валового продукта, выпускаемого героическими тружениками страны.

До старта космического корабля оставались считанные месяцы, поэтому заместитель генерального конструктора посоветовал всем ответственным лицам поднапрячься с подготовкой летного состава, а сам улетел на пару недель в Гагры, естественно под чужим именем. До этого он летал на оздоровление в Северную Осетию, но однажды произошел непредвиденный случай, едва не вызвавший утечку особо секретной информации.

Прогуливаясь по живописному ущелью, где по сведениям его заместителя находился отличный погребок, он вскоре набрел на него и отвел душу после нескольких месяцев воздержания, в течение которых употреблял только газировку из персонального сатуратора и охлажденный компот из служебной столовой. После шестого литра его потянуло на разговор о рыбалке, и словоохотливый кабатчик посоветовал попытать счастья на перевале, после чего выдал напрокат необходимые рыбацкие принадлежности и сухой паек из расчета на несколько дней.

Недолго думая, заместитель вскарабкался на Мамисонский перевал, где с большим усердием просверлил лунку в толстенном голубом льду. Данная операция была выполнена рыбацким ледобуром, выданным под роспись в погребке, но поскольку зимние удочки потерялись по дороге к месту ловли, нужно было срочно придумывать схему, которая обеспечивала максимальную отдачу от только что просверленной лунки и гарантировала ей КПД не менее ста процентов.

Настал момент истины, в том смысле, что пригодились его незаурядные конструкторские способности. Он вылил в лунку сразу все банки со сгущенным молоком, входившие с состав сухого пайка, и хорошенько переколотил его с ледяной крошкой, чтобы насладиться мороженым, очень полезным для развития дальнейших конструкторских способностей.

Когда он накручивал тягучую смесь на обломок лыжной палки, одновременно обдумывая, с какой стороны начинать опробование, его окликнул бородатый мужик, неизвестно откуда и каким образом появившийся в районе бурения. Вернее он прокричал на весь перевал: «Челомей – это ты или это не ты?». Естественно, что зам ответил, что это не он, но мужик, которого звали Ашотом, не отставал и решительно требовал назвать фамилию по отцу, тем более что они находились чуть ли на пограничной территории. Как на грех, заместитель генерального конструктора забыл свою новую фамилию, полученную две недели назад вместе с очередным новым паспортом, и попробовал выдать себя за Савелия, но Ашот не нашел ничего схожего с киноактером Крамаровым, поэтому потянулся за переносной радиостанцией. Он уже собирался вызывать пограничный наряд, но кто-то из группы туристов, стоявших неподалеку и любовавшихся огромными ледяными глыбами, достал из чехла лыжи, необходимые для форсирования перевала сходу, и Ашот побежал к нему, чтобы изломать лыжные палки, без которых подобная авантюра попросту не могла состояться.

Почувствовав, что в этом месте запахло керосином, заместитель генерального не стал испытывать свою судьбу, поэтому вызвал вертолет специальной кнопкой, вмонтированной в пуговицу и находившейся в височной части пыжиковой шапки. Оттого что кнопку прихватило морозом, ее пришлось несколько раз нажать, после чего Ашот рассвирепел так, словно только что красавцы-джигиты, прискакавшие на ледник из соседнего района, свистнули его несравненную цветущую и благоухающую, как рододендрон, невесту. Не успел еще зам закрыть за собой двери, как они сильно загремели, словно вертолет летел уже на предельной высоте и его корпус терзали сумасшедшие перегрузки, которые чуть не слетели с петель. Выглянув в окно, пилот увидел торчавший в двери ледоруб и Ашота, который прицеливался в крылатую машину лыжными палками, отобранными у туриста-экстремала.

Они действительно были знакомы и даже жили в одной комнате общежития авиационного института, куда были направлены на курсы повышения квалификации. Одно время он приглашал Аветисяна в свое конструкторское бюро, но родители Ашота решительно были настроены против, заявляя, что их сыну некогда заниматься всякой ерундой, а нужно подыскивать подходящую невесту. После этой встречи заместитель вылетал только в те южные районы, которые находились подальше от Северной Осетии и где отдыхающих было чуть меньше, чем японцев в городе Токио.

С момента его отлета в оздоровительные края прошло полторы недели. За это время Виноградов с Сидоркиным достигли определенных успехов. От хорошего питания Бобик решительно окреп и прямо на лету схватывал не только куриные косточки, но и азы космической подготовки.

– Ну что же, – констатировал Виноградов, – давить кнопки он уже научился, так что с голоду не умрет. Осталось только довести его до полного физического совершенства.

Довести его нынешнее состояние до полного совершенства не хватило времени, так как заместитель генерального конструктора явился на космодром раньше положенного срока, не догуляв двух дней. На планерке он решительно заявил, что партии и правительству надоело смотреть, как весь личный состав Байконура мнет в одном месте пеньку и безалаберно транжирит народные деньги.

– Не для того нас учит Сергей Павлович Королев, чтобы вот так запросто, не за понюшку табака, профукать начатое им дело!

На окончательную подготовку он отводил три дня, после чего собирался сделать такой роскошный старт, после которого даже в далекой Америке американским дворникам пришлось бы неделями разгребать пыляку, перенесенную на их подведомственную территорию мощью отечественных ракетных двигателей.

Чижик и Пыжик тоже хотели стартануть в бескрайнее космическое пространство и от нетерпения даже виляли хвостами, но природные данные и навыки, приобретенные Бобиком в центре, не оставляли им шансов.

– Петр Петрович, а наша барокамера придется по размеру питомцу? – суетился Сидоркин.

– Какая еще барокамера?

– Я хотел спросить: скафандр ему подогнали? – исправил свою ошибку Иван Захарович, вспомнив, что барокамеры – уже пройденный этап.

– Подогнали, – успокаивал его друг.

– А прикрепили к ошейнику герб нашей страны? А…

– Да не переживай ты так, – перебил его Виноградов. – Все прикрепили, подтянули, прививки сделали.

– Ну, тогда все в порядке, – успокоился его друг, услышав о прививках.

Несколько лет назад произошло одно событие, которое по понятным причинам не было расписано средствами массовой информации в своих многочисленных печатных органах. Даже сами сотрудники центра не могли предположить, что в порядке эксперимента в одну из ранее стартовавших ракет поместят обезьяну. В момент старта кто-то из заместителей ляпнул под руку генеральному: «Хоть бы не рванул клапан», ну и, естественно, что ракета дотянула только до Севастополя. В том месте от последней ступени отстрелилась пилотируемая часть, и все это хозяйство плюхнулось в воды Черного моря, вызвав в районе мест для купания нехарактерную для них высокую волну. Непонятно каким образом, но обезьяне все же удалось выбраться из кабины и добраться до пляжа, после чего горожане и гости города еще долго рассказывали друзьям удивительную историю, как одичавший эмигрант, переплыв море, выбрался на берег, где перекусал и разогнал половину пляжников, чтобы очистить себе место, необходимое для постоянного проживания. Хорошо еще, что за день до старта на космодром прибыл академик ветеринарных наук и просто так, от нечего делать, упорол обезьяне парочку экспериментальных прививок. Все покусанные на пляже утверждали, что у них пропал запущенный ревматизм, радикулит и множество других заболеваний… Как будто бабки пошептали! Все непокусанные собирались в несанкционированные очереди и требовали от соответствующих органов немедленной выдачи возвратившегося из Америки знаменитого целителя, чтобы тот провел с ними на пляже сеанс массового оздоровления.

На территории снова взвыли сирены, но это были не те звуки, услышав которые, хотелось немедленно забраться в подземное убежище. Скорее всего они напоминали милицейские, поэтому Виноградов немедленно предположил, что к ним нагрянула очередная правительственная комиссия.

Он оказался не прав. Когда-то всех сотрудников оповещали по телефону, в случае необходимости естественно, используя для этой цели особо секретную связь, чтобы они немедленно включали радиоточки. Руководители полагали, что если телефонная линия местная, то никаких накладок не могло быть. Так оно и было до поры до времени, но потом стали приходить астрономические счета за переговоры, где мелькали названия городов Израиля, Прибалтики и даже Папуа Новой Гвинеи. Вначале всем сотрудникам посоветовали хотя бы несколько умерить аппетит, но он продолжал возрастать, поэтому от такой связи пришлось отказаться полностью.

Использовать громкую связь никто не решался: в этом случае команды из центра управления полетами могли быть услышаны «чужими» ушами. Сигнал общей тревоги также не годился, поэтому для оповещения сотрудников о срочном включении радиоточек, связанных с местным радиоцентром, решили применять имевшиеся в наличии милицейские сирены. Никто из руководства не носил милицейской формы, поэтому не мечтал усладить свой слух до боли знакомыми звуками. Снабженцы просто поставили спецоборудование для пожарных машин, которых на космодроме имелся целый парк, но по роковому стечению обстоятельств, или просто, как всегда, в полученных ящиках оказалось имущество, предназначавшееся МВД.

– Ах да, – произнес Виноградов, наконец-то вспомнив, что означает вытье милицейских сирен.

Он подошел к радиоточке и включил ее на половину громкости.

– Говорят все радиостанции Байконура! – бодрым голосом сообщил диспетчер. – Прямое включение с центром полета!

Бобик уже находился в космическом корабле, а Виноградов в это время набирал код секретного замка, чтобы вытащить из несгораемого сейфа флаконы с настойкой пустырника и валидол. Он неожиданно вспомнил, как в течение пяти лет выбивал у руководства этот сейф, снабженный надежным секретным замком, но когда его наконец-то привезли и стали выгружать, вдруг свалился с машины, чуть не отдавив ноги грузчикам. Вполне вероятно, что от этого падения нарушился внутри какой-то механизм, так как установленный им цифровой код, совпадавший с очередной годовщиной Дня космонавтики, иногда не приводил к срабатыванию замка. Зато на спор его другу удавалось открыть массивную дверь, набрав на указателе дату рождения своей тещи.

Замок сейфа неожиданно сработал, так что извлечь оттуда медицинские препараты не составило труда. Сидоркин отказался, поэтому Петр Петрович одним махом употребил содержимое сразу двух пузырьков и закусил таблеткой валидола. После третьего пузырька Виноградов прослезился, а после четвертого под вторую таблетку валидола заявил Ивану Захаровичу, что не отпустит своего питомца так просто. Он собирался отнести Бобику великолепно обглоданную куриную ножку, чтобы побаловать его перед стартом. Сидоркин знал, что отговорить друга от этой безумной затеи не удастся, поэтому увеличил громкость приемника до предела и, пододвинув стул поближе, принялся внимательно слушать.

– Ключ на старт! – скомандовал начальник полетов. – Начинаем отсчет. Один, два, три, то есть девять, восемь, семь…

Весь Байконур задрожал, все равно что по нему погнали стотысячный табун, выращенный умелыми руками казахских скотоводов и перегоняемый в места, до которых еще не добрались ноги героев-целинников.

– Есть отрыв, – заявил кто-то находившийся в центре управления полетами, – хоть бы клапан не …

– Я сейчас кому-то рвану: мало не покажется, – пригрозил ему голос заместителя генерального конструктора.

– Погнали, в смысле полетели! – сообщил тот же голос.

– Куда погнали? Вы что с ума сошли! А ну-ка, глуши моторы!

– Немедленно освободите секретную линию связи, – посоветовал ему заместитель.

– Как же я освобожу ее, если другой не имеется?

– Откуда вы говорите? – поинтересовались из центра управления.

– Как это откуда, из этого… Сейчас посмотрю. Из «ИСЗ-8»!

– Какой еще «ИСЗ-8», вы что с ума все сошли? Какой муда-… мудрец додумался поставить такое старье на старт? – бушевал перед микрофоном замгенерального.

– Хотя постойте. Это название затерто краской, а поверх нее имеется другая надпись, – сообщил в центр Петр Петрович и на секунду умолк.

Когда Виноградов служил на флоте, его назначили помощником радиста и сразу же поручили ответственное задание – драить палубу и корпус, но он так расстарался, что боцман был вынужден доложить командованию о необходимости прекращения запланированных учений с немедленным отводом судна в секретный сухой док. В этом месте судно покрасили от носа до кормы, так как на правом борту от усилий матроса проступили буквы старого названия, и подаренный кому-то, кем-то и когда-то «Могиканин» могли потребовать обратно.