Читать книгу Тайная жизнь и дружба шпионов и разведчиков - Анатолий Сергеевич Салтыков-Карпов - Страница 1
ОглавлениеЭта книга полностью вымышленная. Все герои и ситуации придуманы автором. Любое совпадение с реальными людьми и событиями случайно.
Мнение героев и цитаты в книге отражают художественный замысел и их творческие фантазии. Они могут не совпадать с мнением автора.
(история о разведчике и шпионе, которые с детства мечтали служить своей Родине – не оружием, а умом и сердцем)Но возникла проблема выбора любви к другу или к Родине.
«Детство советского разведчика»
Пионерское детство
С самого младшего отряда, со «Звёздочки», мальчик Боря мечтал стать как внук Ильича – всегда примером, с красным галстуком, отглаженной гимнастёркой и блестящими пуговицами.
На стене – портрет Павки Корчагина, под ним надпись:
«Жизнь даётся человеку один раз, и прожить её нужно так, чтобы не было мучительно больно…»
Учительница рассказывала о Павлике Морозове, который разоблачил родного отца как врага Советской власти. Он стал первым пионером-чекистом, и в детском уме рождалась смесь героизма, тайны и справедливости:
«Вот бы и мне – раскрыть заговор врагов, защитить колхоз, найти диверсанта!»
Радиокружок в Доме пионеров
В подвале старого здания на углу стояли паяльники, катушки, куски меди и запах канифоли.
Руководитель кружка, бывший фронтовик-радист, учил мальчишек азбуке Морзе и дисциплине эфира.
Он говорил:
«Настоящий разведчик должен не только знать секреты, но и уметь хранить их».
Мальчики собирали кристаллические приёмники, слушали короткие волны и ловили голоса далеких станций.
Иногда в тишине эфира звучал шёпот:
«CQ… CQ… DE UA1…»
И сердце билось быстрее – вдруг это зовёт советский разведчик где-то за границей?
Кино и идеалы
После школы был поход в клуб, где показывали очень интересные фильмы про советских чекистов и поимку иностранных шпионов. Особенно Борис любил фильмы про «Майора Пронина» или «Подвиг разведчика».
Боря выходил из зала, и всё вокруг казалось живым – каждый прохожий мог быть шпионом, каждый фонарь – тайной меткой.
Он стал записывать в тетрадь наблюдения:
–Время, когда сосед вышел из дома.
–Какая газета у него под мышкой.
–Какого цвета фуражка у милиционера.
-сколько ступенек от входа в парадную до его квартиры
Это была игра, но игра становилась школой наблюдательности. Тренировала память.
Путь взросления
С годами Боря понял, что разведка – это не просто тайные миссии.
Это внутренняя дисциплина, ответственность и внимание к миру.
Он хотел стать радиоинженером, но в душе мечтал навсегда оставаться пионером-разведчиком.
Каждый сигнал, который он принимал был для него как зов детства, когда под красным галстуком билось сердце будущего защитника Родины.
Радио из-под лестницы
Двор жил своей обычной послевоенной жизнью: женщины полоскали бельё в корыте, мальчишки гоняли мяч из тряпок, а старики грелись на солнце, обсуждая последние новости. Над домом, где висел красный плакат «Пионеры – внуки Ильича!», звенел где-то над крышами медный голос репродуктора:
– …Сегодня в Кремле состоялся приём делегации юных натуралистов из всех союзных республик…
Боря стоял под лестницей, где хранился его главный секрет – самодельный радиоприёмник.
Из старой коробки из-под обуви, куска алюминия и катушки медной проволоки он собрал кристаллический приёмник.
Когда пальцем касался контакта детектора, в наушниках шипело, потрескивало и вдруг – где-то издалека – звучал голос.
– CQ… CQ… DE UA1…
Боря слушал затаив дыхание.
Его конструкция работала и оттуда через наушники звучал неведомый сигнал. Это было как будто шёпот из другого мира – мира разведчиков, радистов и героев, о которых рассказывали в кино.
– Опять слушаешь, как буржуи болтают? – донёсся за спиной голос.
Это был Витька, сосед по двору, друг и постоянный соратник по «секретным операциям».
– Не буржуи, а сигналы, – поправил Боря , не отрываясь. – Может, это наш разведчик в Берлине или Вене. Ты разве не читал, как майор Пронин передавал по радио важные секретные сведения под носом у врага?
Витька кивнул с уважением.
– А ты бы смог?
– Конечно! Только мне бы настоящий приёмник, а не этот из консервной банки.
В этот момент на лестнице послышались шаги – тяжёлые, размеренные.
Они едва успели спрятать коробку, как внизу появился Иван Петрович, руководитель радиокружка из Дома пионеров.
Серый китель-фронтовика, короткие волосы, прищуренный взгляд.
– Что это у вас тут, бойцы? – спросил он с лёгкой усмешкой.
– Радио, – ответил Боря честно. – Сам собрал.
– Сам? Покажи-ка.
Он присел, взял коробку, посмотрел на катушку, контакт, кусочек галенита, аккуратно припаянные проводки.
Потом посмотрел на мальчика.
– Умно сделано, товарищ юный техник. Только слушать надо не под лестницей, а в кружке. Приходи завтра. Будем ловить сигналы вместе.
Вечером Боря записал в тетрадку со звёздочкой на обложке:
«Сегодня услышал в эфире голос. Настоящий. Может быть, это был разведчик. Завтра пойду в Дом пионеров. Начинается новая жизнь.»
Он долго не мог уснуть. За окном звенела тишина, гудели трамваи, и ему казалось, что издалека – через тысячи километров – кто-то тоже не спит, сидит у радиостанции и ждёт сигнала.
Так начиналась история советского разведчика, пока ещё только мальчишки в коротких штанах и с галстуком, который был пропитан запахом пионерского костра.
В голове все время звучала песня: «Взвейтесь кострами синие ночи, мы пионеры дети рабочих»
Поход в радиокружок
На углу улицы Герцена стояло старое дореволюционное здание с колоннами и облупившейся лепниной. Когда-то там был купеческий клуб, теперь – Дом пионеров и школьников имени Павлика Морозова.
На фасаде – красный транспарант:
«Пионеры – наследники героев!» «Пионер всем октябрятам пример!».
Боря пришёл туда в субботу, аккуратно пригладив чёлку и повязав галстук. На груди – значок «Внуки Ильича», подаренный на линейке.
В коридоре пахло мелом, лаком и чем-то электрическим – словно воздух сам помнил о проводах и искрах. Из-за двери с табличкой «Радиокружок» доносилось стрекотание трансформатора и потрескивание паяльника.
«Разведчик – тот, кто слышит то, что другим недоступно»
Иван Петрович сидел за длинным столом. На нём – разбросанные провода, канифоль, катушки и блокнот с азбукой Морзе.
Он поднял глаза:
– Пришёл, значит. Молодец. Как фамилия?
– Боря Синицын.
– Что ж, товарищ Синицын, сегодня ты пройдёшь испытание. Радио – это не игрушка. Это, можно сказать, ухо Родины.
Он показал на старый военный приёмник РБМ-1:
– Вот этим аппаратом я в сорок четвёртом принимал сигналы из-под Кёнигсберга. А теперь научу тебя слушать не шум, а смысл.
Боря не всё понимал, но чувствовал – начинается что-то важное.
–Посмотрите на этот ящик-это передатчик. С его помощью вы можете передавать разные сообщения по всему миру на коротких волнах. Ваш радиосигнал может распространятся по воздуху на многие тысячи километров. К нас в СССР для радиолюбителей выделены для работы специальные частоты. На них можно передавать разные сообщения и переписываться со всеми друзьями такими же радиолюбителями как и вы. Можно предавать в виде голосовых сообщений и с использованием азбуки Морзе. А вы знаете кто придумал азбуку Морзе?
Дети пожали плечами и переглянулись.
–Азбуку Морзе-предложил американский изобретатель Самуэль Морзе. Сообщение передавалось в виде коротких и длинных сигналов и просто точка – тире. С помощью специального ключа. Для этого все телеграфисты должны были учиться различать короткие и длинные сигналы, которые должны были передаваться с высокой скоростью.
Операция «Радиомолчание»
Через полчаса комната погрузилась в полутёмный свет настольных ламп.
Иван Петрович отдал приказ:
– Всем участникам кружка – режим радиомолчания! Слушаем эфир, но не передаём. Цель – найти неопознанный сигнал.
Мальчишки сели по местам.
Витька шепнул:
– А вдруг это шпион?
– Тише! – Боря приложил наушники.
Сначала был только треск. Потом короткий, чёткий стук:
· – · · – – · —
– Что это? – спросил кто-то.
– Наш! – сказал Иван Петрович, вслушиваясь. – Советский позывной. Ребята, вы сейчас слышите то, что раньше ловили только фронтовые радисты. Помните – разведчик не тот, кто говорит, а тот, кто умеет слушать.
Первое поручение
После занятия Иван Петрович подошёл к Боре:
– У тебя хорошее ухо. Есть для тебя задание. Завтра в двенадцать ноль-ноль будь у репродуктора во дворе. Прослушай выпуск новостей и отметь все слова, которые повторятся трижды. Потом сравним. Это – тренировка памяти и наблюдательности.
Боря кивнул, чувствуя себя настоящим агентом.
Вечером он записал в тетрадь:
«Сегодня впервые участвовал в операции радиомолчания. Слышал сигнал UA1. Может быть, это был разведчик из ГДР. Завтра – задание по новостям. Стану внимательным, как Павка Корчагин, и смелым, как майор Пронин.»
Он посмотрел на звёзды за окном – они мерцали, будто тоже передавали какие-то тайные сигналы.
Семейная тайна настраивает.
Маленький Штирлиц
Боря сидел на табуретке, болтал ногами и смотрел на маму с той самой серьёзностью, которую обычно надевают дети, когда задают главный вопрос вселенной:
– Мам, почему у всех есть папа, а у меня нет?
Мама на миг замерла. Где-то глубоко внутри вздохнула её реальная память: тот, кого лучше не вспоминать. Но она улыбнулась – так, как умеют только матери, превращая личную боль и разочарование в рождественскую сказку.
– Как это нет? – удивилась она. – У тебя есть папа. Просто он… особенный.
Боря приподнимает бровь. Особенный – значит, герой? Тайный агент? Легенда?
– Он разведчик, – шепчет мама, словно сообщая государственную тайну. – Он защищает нашу страну. И поэтому не может появляться. Ты даже похож на него – смотришь внимательно, всё замечаешь…
Боря вытягивается, пытаясь стать на сантиметр выше. В глазах загорается звезда Героя Советского Союза.
– А он… он знает обо мне?
– Конечно, знает, – мягко говорит мама. – И гордится. Очень гордится.
Боря берёт деревянный пистолет и встает в позу разведчика на секретном задании. Уже в воображении – Берлин, Нью-Йорк, таинственные переулки и
шифры, спрятанные в открытках с самолётиками.
– Я тоже буду разведчиком! – объявляет он.
Мама гладит его по голове, будто благословляет.
– Вот и старайся. Учись. Будь честным, смелым и умным. Папа будет рад.
Она не говорит о том, что когда-то тот мужчина просто исчез в тумане её жизни, как подпольный агент, но без подвига. И что она не знает, где он. И вернётся ли.
Зачем Боре эта тень? У него должен быть свет.
Пускай отец будет как Дед Мороз – приходит однажды, творит чудо, и уходит в ночь. Пускай будет как Штирлиц – великий, но почти невидимый. Многие матери – одиночки сочиняют красивые истории для детей про героических отцов, которые поматросили и бросили по разным причинам. Но матери не могут позволить чтобы их дети страдали. Поэтому они берегут своих детей и по вечерам перед сном или утром перед завтраком рассказывают о героических подвигах летчиков испытателей, погибших при испытании современного ракетоносца или моряка подводника, сгинувшего в пучинах океана. Или других подобных героических профессиях. Дети верят своим матерям и, прослушав очередной материнский миф, засыпают и во снах видят себя такими же героями. И в школе их никто не попрекнет безотцовщиной. Отец на важном правительственном задании.
Пускай детство будет не о душевной травме, а о мечте.
Разговор матери с подругой
(Где держится тайна, как подбитая птица)
На кухне вечер.
Два стакана чая стынут, как горячие слёзы.
Подруга – Надя, та, что всё видит по глазам.
-Мой сынок-сказала Надя -меня уже стал опять допытываться, где его отец. Не могу же я сказать, что он нас бросил, скотина, и убежал в соседской Веркой на Дальний Восток за длинным рублем.
– Ты опять придумала сказку про разведчика? – спрашивает она тихо.
– А что мне ему сказать? – мать прячет руки в рукавах, будто холодно. – «Сынок, твой отец сбежал от нас как трус»? Или: «Он не захотел быть папой»?
Она смотрит в окно, где только чёрный двор и огни редких машин.
Надя вздыхает:
– Дети всё равно вырастают. У них вопросы растут быстрее их самих.
– Знаю… – мать опускает голову. – Но пока он маленький, пусть верит, что родился от героя. Пусть мечты будут бронёй, пока мир не научит его разочарованию.
Она улыбается – не лицом, сердцем.
Она гордится тем, как Боря ходит с поднятой головой, будто за спиной невидимый парашют отцовской славы. Семейная тайна якобы сопряженная с государственной или военной его внутренне будоражит и создает таинственность его бытия.
– Может, когда-нибудь и правда появится? – тихо говорит Надя.
– Если появится – пусть сначала научится быть человеком… – мать шепчет. – А героем Боря уже сам станет.
Боря защищает друга
(Где маленькие мифы дают настоящую смелость)
Перемена. Двор школы – территория без правил.
Боря и Витька строят шалаш из старых веток. Планируют там «штаб разведки».
И тут трое старшеклассников – как злая погода.
– Что за детский сад? – рычит главный, пинком рушит стройку.
Витька жмётся: ему и дома частенько достаётся.
Боря вспоминает мамины слова:
«Он защищает нашу страну».
А его страна – друг.
Он встаёт между Витькой и хулиганами, как щит:
– Уходите. Иначе пожалеете.
– Ты кто такой? – ржёт старший.
Боря не дрожит. Внутри – звучит победный марш и сталь.
Он берёт Витьку за руку и спокойно уводит прочь: разведчик не тратит сил впустую.
Старшеклассники переглядываются – в глазах мальчишки было что-то не по возрасту твёрдое.
Чужая уверенность способна ставить точки там, где другие ставят кулаки.
За углом Витька шепчет:
– Ты как в кино. Ты не испугался?
Боря улыбается:
– Разведчик всегда защищает своих.
А внутри у него разгорается новый обет: стать тем, кем должен был быть его отец.
«Университет – как ворота в тайную службу»
Боря стоит перед кирпичным зданием университета иностранных языков.
В руках – аттестат, в голове – тысячи тайных операций.
Это не просто вуз. Это – его личная Школа разведчиков.
Здесь каждое окно кажется укрытием, а каждый преподаватель – возможным куратором из Центра.
Аудитория 312. Первая лекция по английскому.
Профессор, седой, с идеальным произношением, говорит:
– Язык – это ключ. Откроешь им чужое сознание – узнаешь страну лучше всяких карт.
Боря записывает слово в слово. Каждое предложение словно шифрованный намёк.
В коридоре он случайно слышит разговор двух старшекурсников:
– Говорят, лучших после выпуска забирают в особый отдел…
– Куда?
– Куда надо.
Сердце Бори стучит так , будто диверсант перелез через забор.
Друзья и тренировки
Он находит себе товарища – Антона. Тот мечтает работать переводчиком в ООН, мир спасать дипломатией.
Боря улыбается: «А я буду спасать мир тише».
Он начинает жить иначе:
• читает газеты на английском вслух
• бегает по утрам – «физподготовка»
• наблюдает за людьми в метро – «контраст наружного хвоста»
• шутит так, чтобы никто не заподозрил, что он не просто студент
А внутри – драма взросления:
в детстве он хотел быть как отец-герой,
теперь он хочет стать героем сам —
и уже неважно, какой был отец на самом деле.
✧ Ночная беседа с матерью
Мама наливает чай. В ее глазах – гордость и тихий страх.
– Ты так изменился, Боренька… – говорит она.
– Я должен быть сильным. Выучу языки – защищу нашу страну.
Она кивает, но внутри у нее тревога:
«Сказка стала реальностью. А реальность разведчика – не сказка…»
Она смотрит на его лицо – уже почти взрослый.
Её выдуманная легенда выросла и пошла в мир, подняв голову. Материнские фантазии о герое отце дали свои положительные всходы.
Скрытая линия судьбы
Иногда, поздними вечерами, когда Боря шел домой, ему казалось, что за ним наблюдают.
Может быть, просто тени…
А может – прошлое матери, которое никуда не исчезло.
А может – кто-то знает, чей он сын.
Будто отцовская история – не завершена.
И однажды она постучит в дверь.
«Мне уже не нужно чудо – я сам могу быть чудом»
Страна вокруг Бори изменилась.
Когда-то таким как он шептали правду через щели дверей, а теперь её кричат с трибун. Срывают старые декорации, распахивают окна… где-то даже слишком резко.
А отец так и не вернулся из той тени, в которой он всю жизнь существовал
– или в которой он никогда не существовал. Боря всё понял.
И знаешь что? Боря не в обиде.
Мама подарила ему самое важное – веру в героя внутри себя. Герой вырос сам под влиянием материнских сказок.
Она придумала его, как придумывают Деда Мороза, как рассказывали истории про Снегурочку, про лисиц в шубах и медведей, которые пьют чай и ведут себя мудрее некоторых людей. Это не ложь. Это техника безопасности для души.
Если бы она сказала: «Твой отец – слабый человек, ушёл и забыл» —
В нем бы разрослась ненависть и тоска он чувствовал бы свою неполноценность и обиду на мать и отца, которые не смогли ужиться .
А из материнской сказки выросла мечта, которая научила его учиться, стремиться, не бояться.
Теперь Борис знает английский, французский, испанский.
Он может открыть для себя любую дверь в мире и любую книгу.
Борис – выпускник.
Борис – хозяин своей судьбы.
И если его отец и правда был обычным человеком, который ниоткуда не выпрыгивал с парашютом, это ничего не меняет:
Борис стал сильным не благодаря ему,
а благодаря своей любимой мама.
Спасибо тебе за технологию воспитания,
основанную на чуде. Спасибо, что миф помог ему вырасти.
Пора самому стать тем, кто приносит свет другим.
«Наука как новая разведка»
Время летит стремительно. Борис Семенович уже идёт по коридору университета, теперь уже не студент, а молодой преподаватель.
Хмурит брови, читая расписание: его фамилия стоит рядом с надписью «Практика устной речи».
Когда-то он мечтал о тайных операциях.
И кто знает… может, чтение Шекспира для первокурсников – тоже операция, только тонкая, почти незаметная.
Аспирантские годы
Он писал диссертацию ночами:
о фразеологии, политических подтекстах,
о том, как язык – это архив национальной души.
Иногда он ловил себя на мысли:
«Да я же и правда стал разведчиком.
Только теперь я разгадываю людей не по кодам, а по словам».
Мама пришла на защиту в новом платье – глаза блестят от гордости, как медали.
– Молодец, сынок… – шепчет она. – Ты всё сделал сам. Ты прости меня, что я тебе в детстве сочиняла сказки про твоего отца -подлеца.
А он ей:
– Ты просто вовремя рассказала нужную сказку мама
Взрослая комната мечты
У него теперь:
• маленькая квартира с книжными башнями
• студенты, которые смотрят на него так, как он смотрел на своих профессоров
• мысли о будущем, где он уже сам строит мифы
Вечером он проверяет тетради,
а потом выходит на балкон, чтобы выдохнуть.
С балкона видно три вещи:
1. новое синее небо страны, которая ещё не знает, кем хочет быть
2. огни города, в котором всё возможно
3. пустое место рядом
Он улыбается этому месту, будто разговор с тенью:
«Пап, если ты есть – знай: я вырос. Я тебя не жду.
Но если вдруг появишься – я буду говорить с тобой на любом языке».
Новая глава: судьба выбирает поворот
И вот теперь перед Борей открываются несколько дорог:
A) Активная научная карьера: конференции, зарубежные стажировки
B) Погружение в преподавание: ученики, курсы, учебники
C) Образцовое двойное дно: тихий учёный с возможной скрытой вербовкой «органов»
D) Личная драма: поиски любви и ответа, откуда он всё-таки родом
«Тайный фронт»
Борис уже давно заметил, что его сердце живёт по своим законам.
С возрастом он понял:
взрослые женщины и тем более студентки не вызывают того огня,который, казалось бы, должна зажигать любовь.
Нет лёгкого головокружения,
нет того притяжения, о котором пишут поэты.
А вот когда в аудиторию заходят студенты —
с их энергией, смехом, наивностью,
с этой свежестью, как весенний ветер,
– что-то в нём откликается.
Он начинает их разделять и
Но это совсем не про телесное желание.
Скорее, это странная смесь:
• восхищение молодостью
• желание защитить
• и тонкая тень несбывшегося – той юности, которую он слишком быстро перепрыгнул, пытаясь стать героем
Он ловит себя на том, что:
– внимательно слушает их вопросы,
– рисует в воображении истории, где он – их наставник, защитник, проводник
– но не переходит ни одной запретной черты
Почему?
Потому что есть линия профессиональной этики
и другая – внутренняя, ещё более строгая.
Он не позволяет себе мыслей, которые могли бы превратить его уважение во что-то иное.
Диалог с собой
Поздно вечером, сидя в пустой аудитории, он признаётся себе:
«Может, дело не в женщинах?
Может, я просто ищу
в ком-то том мальчика-мечтателя,
которым уже не являюсь?»
Юная энергия studentок напоминает ему собственную утраченную лёгкость – ту, что была в детстве, когда он играл в разведчика.
Взрослая жизнь сделала его слишком серьёзным,
слишком одиноким, слишком мудрым для своих лет.
Может, он не выбрал женщин не потому, что они «не те». Может, он просто всё ещё ищет себя в этом свободном мире. Возможно для любви нужна не женщина, а мужчина. От этих мыслей ему хочется отторгнуться. Но что то неподвластное ему влечет к студентам. Поэтому на лекциях он иногда посматривает на красивых студентов и мысленно с ними фантазирует. Иногда он делает незаметно на своем телефоне фотографии. Потом дома мастурбирует для снятия напряжения, которое мешает ему сосредоточиться на чем то главном.
Жить в эпоху перемен
Борис переживает перестройку своих ценностей вместе с народом : как страна вошла в перестройку – так и он.
Время перемен: страна учится говорить вслух то, что раньше прятала под ковёр. Коснулось это и университетов. Кафедра истории КПСС стала именоваться просто кафедры Истории. Вывеска «Вечерний университет Марксизма Ленинизма» куда то пропала. Теперь на надо было собирать различные характеристики с подписями секретарей партийных организаций и руководителей профсоюзов.
Эта процедура была создана для многих случаев:
– когда надо было выписать премии работникам за труд
– перевыборы по конкурсу или повышение зарплаты при переходе на новую должность
– характеристики с места работы на получение жилья или в милицию для судебного разбирательства, поездки в отпуск в страны народной демократии. и многих других. Такие характеристики должны были показать с положительной стороны моральный облик советского гражданина строителя коммунизма. Эта процедура называлась «сбор подписей треугольников с кафедры, деканата и ректорат. Итого девять подписей. После роспуска КПСС исчезли и эти сборы. Политическую деятельность вести в учебных заведениях было запрещено законом. По российским институтам и университетам зачастили заокеанские и европейские ходоки и стали проявлять интерес к думам студентов и преподавателей. В результате такой работы часть преподавателей переехала в другие страны в поисках лучшей доли.
Студенческое общество раскололось на три лагеря. Те, у кого отцы стали собственниками газет, заводов, морей и пароходов. стали приветствовать все решения партий и правительства. Те, у кого родители были выброшены с предприятий и спустились в низ по социальной ступеньки, стали ярыми противниками. А третьим все происходящее было по фигу. Они штудировали иностранные языки и мечтали свалить за рубеж. Только надо было на всякий случай получить диплом. Мало ли что может произойти в этом непредсказуемом мире в эпоху перемен.
И вот в перерыве между занятиями зачастую создавались неформальные социологические семинары и диспуты.
«Что скажет преподаватель?»
Студенты шумят, гремят кружками с чаем, спорят так, будто решают судьбу эпохи.
– Представляете, отменили ту самую статью! – говорит Сергей, самый громкий.
– Это же… свобода? Или бардак? – сомневается Марина.
– А в Америке давно можно! – вставляет Маша.
И вдруг – все глаза на Бориса.
Он только что зашёл в аудиторию с кипой тетрадей.
– Борис Семенович … а вы как считаете?
Тишина. Даже батареи перестали шипеть.
Борис поставил тетради на стол, сделал паузу – выверенную, как фраза Шекспира.
Борис :
– Знаете… язык нам подсказывает простую вещь: слово «любовь» существует во множественном числе форм. Она существует в любой общественно-экономической формации независимо и сама по себе. Очень часто само понятие любви используется государством и религией для укрепления собственной власти.
В истории были разные эпохи, разные запреты и разные свободы. Кроме того само понятием любви связано с немаловажной государственной проблемой такой как демографическая.
Моя задача – учить вас пониманию культуры и уважению людей, а не диктовать вам, как жить.
Он смотрит каждому в глаза – спокойно, уверенно.
Он говорит как дипломат, а не как судья.
– Взрослая позиция – видеть и сложность мира, и право каждого на свою жизнь.
А главное – не превращать личное в оружие.
Студенты слушают. Даже Сергей затих.
Личные тени и Академическая этика
Боря знает: любое неверное слово может стоить карьеры.
Он помнит коллег:
• Один по глупости влюбился в студентку, отправил ей глупое письмо – и лишился всего.
Теперь преподает частные уроки, избегает университета, как больную память.
• Другой – известный профессор – женился на своей аспирантке.
Он мечтал о новой жизни, но упал замертво в собственной квартире в разгар медового счастья. И теперь две жены судятся за квартиру, авторские права и даже его книги.
Третьего застукали в общежитии со студенткой. Семейный мужчина, доцент. По конкурсу не прошел на следующий срок. Истории эти бродят по коридорам, как призраки с дипломами.
И Борис очень хорошо понимает, какие мины могут быть расставлены вокруг преподавателя.
Тихая мудрость
После занятия студентка Марина остаётся и говорит:
– Вы так спокойно говорите… как будто всё уже знаете о жизни.
–Марина странная девушка.– думает Борис- Она выглядит не как советская студентка, а как иностранка. Поговаривают, что у нее отец генерал КГБ. Те кто бывал у нее в доме, рассказывали, что ей привозили из-за границы много иностранных вещей. Однажды она принесла портативный диктофон и стала записывать лекции Бориса и потом их распространяла среди своих одноклассников и далее. Борис не запрещал такой способ обучения. Важно не это, а то, что студенты хоть таким образом закрепят свои знания. Борис к Марине испытывал скорее всего братские чувства. Никакого сексуального желания по отношению к Марине он не испытывал. Марине в свою очередь нравилось поговорить с Борисом на волнующие ее темы. Она использовала знания Бориса как духовную пищу для своего взросления. Борис предполагал, что ее отец был такой замкнутый, что в семье не принято было откровенно говорить на разные темы. Но Марина стремилась к свободе и откровенности. Поэтому в качестве своего партнера для бесед выбрала Бориса. После лекций они обычно шли в студенческую столовую и пили кофе и разговаривали на разные темы.
Глядя на ее цветущее и радостное лицо Борис слушал ее и улыбался, но внутри мелькала ироничная мысль:
«Я сам совсем ничего не знаю.
Я только учусь быть собой».
И мир казался ему чуть мягче: не чёрно-белым, а мудро-полутоным.
«Вербовка посреди белого дня»
Коридор в перерыве между занятиями привычно шумит:
девушки смеются, кто-то роняет учебник, воздух пахнет кофе из автомата.
И тут – тишина внутри одной точки пространства.
Мужчина приближается к Борису уверенной, выверенной походкой.
Пиджак – идеальный, улыбка – дипломатическая, глаза – читают, как сканер.
– Борис Семенович? Позвольте представиться.
–Ким Филби, атташе американского посольства по связям с общественностью.
Борис едва заметно моргает: имя звучит как шифр.
– Нам нужен высококвалифицированный переводчик для работы с документацией, перепиской, протоколами.
Предыдущий… эм… оказался слишком лоялен вашей разведке.
Ваш перебежчик в Вашингтоне многое прояснил.
На секунду воздух колет, как мороз.
Борис понимает: его изучили.
Послужной список где-то лежал на чужом столе, под лампой.
– Мы ознакомились с вашей карьерой.
Вы – идеальная кандидатура.
Вы согласны?
Пауза.
Сердце – в три такта:
«раз» – мечта детства,
«два» – долг перед матерью,
«три» – опасность, прикрытая визиткой.
– Согласен.
Только… мама серьёзно больна. Мне нужно о ней заботиться.
Ким Филби чуть наклоняет голову:
– Мы… компенсируем все расходы на лечение.
Ваша семья – под нашей защитой.
«Защита» – слово и утешение, и ловушка.
Борис делает вдох, словно подписывает внутренний приказ самому себе:
– Мне потребуется согласовать всё с расписанием лекций.
– Абсолютно.
Вы сами установите график, – дипломат улыбается, как будто уже всё решено.
– Ваш непосредственный руководитель – мистер Ник Стивенс, второй секретарь посольства.
Он протягивает визитку.
Тонкое золото букв – как клеймо судьбы.
И в этот момент у Бориса возникает шальная мысль:
«Моя мама создала миф о разведчике…
А мир решил сделать его реальностью».
Подводные течения
Никто вокруг не заметил обмена словами.
Но сам Борис сменил роль:
вчера – преподаватель,
сегодня – переводчик-посредник между государствами,
завтра – кто знает?
Он ещё не знает, что в такие игры можно вступить легко, а выйти – не всегда возможно.
Первый рабочий день в посольстве
Утренняя прохлада.
Борис стоит перед высоким забором американского посольства.
За забором – другая страна, даже если она всего лишь в нескольких метрах.
Проверка паспорта, сумки, пропуск.
Дверь захлопывается за спиной – глухо, как сейф.
Его встречает молодой мужчина в идеально выглаженном костюме:
– Ник Стивенс, второй секретарь. Мы уже знаем, кто вы и что умеете.
Добро пожаловать, Борис.
В его улыбке – ни капли случайности.
Это человек, который привык смотреть через, а не на.
Он смотрит на Ника и у него пробуждаются какие то воспоминания.
–Неужели это он -подумал Борис- прошло столько лет. После нашей первой встречи. Я даже не знаю как мне поступить. Бросаться ли к нему на шею и радоваться этой встречи. Или сделать вид, что мы никогда не встречались и незнакомы. А вдруг он уже изменился и забыл про наши прогулки и встречи. Может быть у него было такое задание. Войти в тесный контакт с представителем советской державы. Мы встречаемся в другом мире с другими взаимоотношениями Поэтому лучше сделать вид, что мы незнакомы. Чтобы не навредить друг другу. Если раскроется наше прошлое знакомство начнут спецслужбы с обеих сторон выяснять, задавать разные вопросы
Ник провел его в рабочий кабинет переводчика.
–Это и есть моя новая сцена жизни-подумал Борис.
Стол. Телефон. Шифратор-декодер. Настольный компьютер, сканер, печатающее устройство. Стопка документов, помеченных «Confidential».
Борис открывает первую папку – дипломатические ноты по гуманитарным программам.
«Обычная рутина», – говорит Ник Стивенс.
Но глаза его говорят: «Каждое слово может стать пулей».
Рабочий день проходит как будто в тумане:
переводы, подписи, беседы о нюансах языка.
В обед к нему подходит Ким Филби:
– Чувствуете себя уверенно?
– Каждый новый текст – как загадка, – отвечает Борис .
Ким усмехается:
– Вот и отлично. У нас загадок много.
Тонкие сигналы
Перед уходом Стивенс кидает коротко:
– Завтра – совещание. Будет присутствовать разведывательный отдел.
Вы, возможно, увидите настоящую сторону работы.
И Борис понимает:
то, что он видел сегодня – лишь фасад.
–Не исключено -думает Борис- возможно я ошибся. Этот Ник не тот, которого я знал. Да даже если это тот Ник то после окончания учебы он мог пересмотреть свои политические взгляды на жизнь. Это как наша великая могучая держава за несколько лет вся развалилась, поменяла свой социалистический путь развития и вошла в мир капитализма. Это мы с ним тогда встречались с мире социализма, переступив законы железного занавеса. А сейчас мы находимся в стране капитализма.
«Беседа» от тех, кто смотрит со своей стороны
Едва Борис вышел с работы как двое мужчин подошли молча.
На улице уже темнеет, фонари как прожектора на сцене.
– Борис Семенович ?
Мы бы хотели побеседовать. Недолго.
Борис с собеседником залезает в Служебную «Волгу».
Салон пахнет табаком и чем-то металлическим – обязанностью.
Машина подъезжает к большому дому на площади. Через некоторое время Борис оказывается в кабинете на Лубянке
За большим столом , покрытым зеленой скатертью сидит серый человек в сером пиджаке, серый взгляд – всё серое, кроме блокнота, куда он записывает слова.
–Меня зовут Спиридонов Василий Андреевич, майор госбезопасности. Мы знаем, где вы теперь работаете. И вы сами понимаете, что это – особый статус.
Борис молчит: молчание – его новая броня.
– Вы ведь патриот, Борис Семенович?
Вопрос звучит не как проверка, а как условие свободы.
– Я… люблю свою страну, – аккуратно произносит он.
– Вот и славно, – серый человек улыбается краем губ. —
Мы иногда попросим вас… просто обратить внимание. На детали.На лица. На имена.
Борис понимает:
американцы обещают помощь и защиту, эти – намекают на долг и последствия.
Он между двух огней сверхдержав.
И ни один не называет его просто переводчиком.
Цена заботы о маме
На утро Борис видит:
• мама получила новые дорогие лекарства
• у врача бесплатный приём, «по направлению сверху»
• в аптеке ему говорят: «оплачено»
Он чувствует и благодарность и петлю на шее одновременно.
«Играть в игру – значит платить.
А я уже сделал первый взнос».
Завтра – следующий шаг
Его ждёт:
• совещание с разведывательным отделом посольства
• первая встреча с «их» агентами
• и, возможно, лицо человека, который перевернёт ему жизнь
(любовь? опасность? оба варианта?)
«Допрос, или первое прикосновение напряжения»
Детектор лжи – как исповедальня без Бога.
Только провода, лампочки и человек, который умеет видеть страх в миллиметрах пульса.
Борис садится в кресло.
На запястьях – датчики, на груди – ремни.
Рядом – сотрудник разведки США с лицом, на котором ничего не написано.
– Отвечайте только “да” или “нет”, – монотонно произносит он.
Вопросы – скучные и страшные одновременно:
• Сотрудничаете ли вы с российскими спецслужбами?
• Был ли у вас контакт с военными структурами?
• Есть ли у вас скрытые мотивы?
Сердце Бориса бьётся ровно.
Он чист – потому что ещё не выбрал сторону.
– Проверка пройдена, – сухо подытоживает агент.
Дверь открывается —
и там стоит Ник Стивенс.
Энергетический ток
Ник улыбается – но это не приветствие. Это признание:
«Я рад, что ты – чистый лист. Теперь я могу писать».
Он подходит слишком близко, подаёт Борису руку, и в этот момент простое рукопожатие превращается в короткое замыкание. Кожа касается кожи —
и будто чуть слышное потрескивание тока. В груди Бориса на секунду появляется странный жар, который он сразу же пытается заглушить разумом:
«Это стресс. Адреналин. Усталость».
Но Ник не отводит взгляда. Он смотрит не в глаза —
он смотрит вглубь, как будто там ищет пароль.
– Вы отлично справились, Борис , – мягко говорит он. – Я всегда верил в вас.
«Всегда»? Но они знакомы всего несколько дней. Слова ложатся в воздух как тайный шифр.
–Он помнит обо мне-подумал Борис-только сейчас нам нельзя раскрываться и показать свою связь.
Первые сомнения
Позже, в тёмном коридоре посольства, Ник снова случайно касается его руки —
будто направляет к нужной двери, но прикосновение длится чуть дольше нормы.
Борис вздрагивает – не от страха, а от новизны чувства, и воспоминаний,
которое не вписывается ни в один из учебников по английскому.
«Что это? Химия? Манипуляция? Или правда… что-то моё?»
Он отводит взгляд. Он должен быть железным:
учёным, переводчиком, разведчиком без мундиров.
А нефть эмоций вдруг разливается под ногами.
Вопрос без ответа
Вечером он сидит у окна. Мама уже спит, восприняв гору лекарств.
Борис смотрит на ладонь, ту самую, к которой прикоснулся Ник.
И впервые за долгие годы женщины исчезают из его мыслей.
Вся энергия куда-то сместилась.
Он шепчет сам себе:
– Нет… это невозможно…
Но внутри словно тихий голос:
«Возможно. И давно пора».
Двадцать с лишним лет тому назад в США.
Детство американского шпиона.
Ник рос тихим, задумчивым мальчиком в русскоязычной семье эмигрантов. В их доме пахло старым деревом, воском и тонкими духами бабушки – княжны Надежды Гагариной. Она была женщиной с осанкой статуи и голосом, в котором слышались отголоски Смольного института. Когда-то, в юности, она читала в оригинале Вольтера и Мопассана, танцевала на балах в Париже, знала наизусть Пушкина и говорила по-русски, по-французски и по-английски так, словно выбирала из трёх языков самый точный оттенок смысла.
Но внук – Коленька – рос уже в ином мире. Его родители, американцы по духу и гражданству, говорили между собой только по-английски. Русский язык для них был чем-то вроде старинной мебели: пыльной, красивой, но ненужной. Мальчик слушал, как бабушка с трудом вставляет русские слова в разговор, и думал, что это язык призраков, которых давно не существует.
– Учись, внучек, – наставляла бабушка, подавая ему потрёпанный букварь с дореволюционными буквами. – Без языка родного человек как без корня.
– А зачем? – спрашивал Коленька по-английски. – Всё равно ведь с кем говорить?
Бабушка вздыхала и отвечала своим вечным присловьем:
– Пригодится хоть воды напиться. Не плюй в колодец, внучек, – Бог велел помнить родину предков. Возьми к примеру наших евреев. Израиль их родина предков и они все на нее молятся. Поэтому они тут в Вашингтоне, да и что говорить, по всей Америке понастроили синагог и еврейских школ.
По воскресеньям она водила его в русскую церковь. Там пахло ладаном и свечным воском. Батюшка говорил с сильным акцентом, хор пел старинные песнопения, и Коленьке казалось, будто он попал в страну, которой нет на карте. Нику нравились православные праздники. В таких случаях все прихожане привозили свои национальные домашние кушания. Они существенно отличались от местной американской кухни.
В таких празднованиях Ник познакомился с русскими пирогами с различной начинкой. Пирожки и пельмени всегда были с капустой, картошкой, мысом и другим наполнением. Охотники привозили кушанья сделанные из оленины.
Однажды один прихожанин привез жаркое, изготовленное из медвежатины. Он получил лицензию на отстрел косолапого мишки. Где -то в труднопроходимых лесах ему удалось подстрелить бурого мишку. Также Нику еще нравился студень. Но его русские ели и при этом смазывали русской горчицей. Ник попробовал и от нее у него сперло дыхание в горле и слезы выступили из глаз.
-Надо же -подумал тогда Ник- эта приправа еще сильнее, чем васаби.
Так же он любил выпить русский квас. Особенно хорошо он утолял жажду в жаркие дни. Бабушка не доверяла магазинному квасу и сама делала его из черных сухарей. Ей этот секрет рассказывала и передала ее бабушка. Бабушка была ярой противницей всяких американских напитков. Она считала их вредными для здоровья. Особенно детского.
