Читать книгу Распятие души украинца. Победители - Анатолий Владимирович Козинский - Страница 1

Мироздание, запущенное его создателем гигантским движением галактик, начало исправно отсчитывать поступь неумолимого времени, в том числе и на планете Земля. Вдохнув в планету жизнь, творец выделил и наделил человека зародышем саморазвивающегося разума, подобному своему. Он проявил по-человечьи гениальное великодушие – в тайне от себя, надеясь со временем в человеке взрастить разум, способный познать окружающий мир и скрасить одиночество его абсолютного ума для дальнейшего совместного благоустройства вселенной.

На пути своего развития, обозначив и утвердив относительные критерии для уяснения планетарной обстановки, человек открыл множество законов и закономерностей естествознания движущейся материи окружающего мира. Но в духовном познании самых себя, своего места и назначения, люди заметных успехов не достигли. Выработанные морально-нравственные устои и религия, к сожалению, так и не смогли уберечь их от войн.

Став смыслом и основным промыслом в утверждении власти посредством насилия и войн, некоторые люди и, предводимые ими, государства начали втягивать в это кровавое противостояние население всей планеты. Мировые войны, а в последнее время средства их ведения, приобрели свойства катаклизмов, угрожающих планетарной катастрофой.

Тем временем, несмотря ни на что, наша планета Земля пока ещё исправно продолжает вращаться на своей предопределённой орбите. А время… в рассматриваемый период, в сознании советских людей будто остановилось: умер

И. В. Сталин. В их жизни он присутствовал всегда и всюду. «За Родину, за Сталина!» – подымались они в яростные смертельные атаки, сражаясь с отборными армиями фактически всех государств Европы, возглавляемых гитлеровской фашистской Германией. Вторая мировая, а для нас Великая Отечественная, была жесточайшей, бескомпромиссной войной на уничтожение. В ходе этой войны Красная Армия и вся наша страна ценой невероятных усилий и жертв отстояла свою государственность, спасла многие народы от порабощения и полного физического уничтожения.

…Жалость, снисхождение, международные правила и соглашения? – Нацистская теория расового превосходства, запустив гигантский конвейер насилия и разрушений, вместе с дымом умерщвлённых и сожженных в крематориях лагерей смерти многомиллионных жертв, все эти сентименты человечности развеяла начисто.

Скажите мне кто, кроме И. Сталина, смог бы остановить такого чудовищного врага? Кто в то время, обладая талантом крупного политика и опытного военачальника, смог бы взвалить на себя неподъёмную тяжесть руководителя страны? Кто в дни поражений осмелился бы железной волей принимать судьбоносные решения по защите государства? Непоколебимой верой в своё Отечество Сталин сумел заставить советский народ, сопротивляясь, умирать с достоинством, а оставшихся живых выстоять в боях и победить в войне.

– Он был чрезмерно жесток и несправедлив!?

– Шла война, с врагами и предателями – всё понятно, возражений быть не может. Но были ли силы и время среди её жестокости и смертей искать справедливость для провинившихся, в чём-то уступивших врагу, заблудших людей и народов?

– В этой ситуации главное было удержаться и не стать похожим на тех, против кого боролись и отдавали свою жизнь лучшие сыны Отечества. Нужно быть честным, правдиво и откровенно сказать, что не будь Сталина, то победил бы Гитлер. Трудно гадать, выжил бы при таком раскладе событий автор этих строк. Тем более, само рождение недоброжелателей, ненавидящих И.Сталина так же, становилось весьма сомнительным. Хотим мы или не хотим признать, но величайшую победу в Великой Отечественной войне Советский народ одержал под руководством и во главе с И.В.Сталиным. Спасибо ему за это.

Водрузив знамя Победы над поверженным Рейхстагом, советский солдат возвращался домой. Насмотревшись, как живёт Европа, победители были поражены масштабами разрухи и нищеты своей родной страны. Надев ордена и выложив на стол нехитрые солдатские гостинцы, мужественные воины, испытавшие все ужасы, кровь и смерть войны, не могли удержать слёз. Они плакали, ибо их жёны и многочисленные вдовы все слёзы уже давно выплакали.

– Радовались ли победе «со слезами на глазах»?  Скорее радость заключалась в том, что они остались живы. Больше радоваться было нечему, да и окружающая обстановка расхолаживаться не позволяла совсем.  В который раз, бывшие солдаты поверили Сталину и, сменив мундиры на спецовку, начали отстраивать мирную жизнь. Единицы из них – криминального происхождения «для красивой жизни» организовали банды, но были уничтожены физически. Бывшие фронтовики и действующий закон не миндальничали. Конечно, чтобы упразднить смертную казнь, любому обществу нужно дорасти, когда преступления, подпадающие под эту статью единичны. Если же это условие не соблюдается, и смертная казнь отменяется, то это означает, что сама верховная власть криминальная. Не будут же они сами себя, в соответствии с законом, подвергать высшей мере наказания.

Не зря, ох не зря, тряхнув орденом Славы и медалями на груди, бывший полковой разведчик старшина Сергей Рыбак в кругу своих друзей фронтовиков- победителей не уставал повторять:

– Нюрнбергский процесс – это хорошо, но недостаточно. Ну, осудили и повесили главных фашистов. А их приспешников, чьи руки по локоть в нашей крови? Никакого срока давности! Для каждого из них приготовить железные прутья, раскалённые с одного конца. Поймали такого гада и прут холодным концом в задницу. Получайте по заслугам!

Пыхтя сизым дымом из трубки, заправленной махоркой «вырви глаз», бывший танкист Владимир Гошля недоумевал. Он горел в танке дважды. На его груди рядом с медалями красовались два ордена Красной Звезды.

– Я понимаю, что в душе каждого из нас горечи накопилось много. Тем более, почему «холодным концом»?!

– Вот то-то же, танки, конечно, это сила. Но мы – разведка, смотрим несколько дальше и вперёд. Сколько этих поверженных преступников союзники пригрели для борьбы уже с нами? Не знаете? – Много! Раскалённый конец нужен, чтобы они руки обжигали, и прут не смогли выдернуть!

– Посмотрите, на груди каждого из нас блеском победы светятся ордена и медали: «За взятие Берлина», «За взятие Вены», «За взятие Будапешта» … – За оборону и взятие многих городов своих и чужих. Победа! Мы победили! Ура! Но уже сегодня американцы угрожают нам атомной бомбой. Дождались! – Фёдор Ясень   замолк и задумался. Провоевав всю войну, он не попадал в плен. Участвуя в тяжелейших боях, не получал серьёзных ранений. Правда, контужен был неоднократно. Еле живого его отрыли среди развалин Сталинграда.

После войны по призыву Сталина бывшие солдаты стали во главе колхозов, совхозов, заводов и фабрик, у станков и руля машин. С грустью они оглядывали своё измождённое и исхудавшее трудовое воинство.

– Ничего, были бы кости, а мясо нарастёт, – оптимистично верили их теперь уже гражданские командиры и начальники.

Удивительно сколько тягот и испытаний может вынести человек! На центральной Украине в 1947 году господствовала сильнейшая засуха. Выгорело всё. Люди ели сухую траву, умирали не меньше чем в голод тридцатых годов. Всё же они не только выжили, но и к началу пятидесятых все города, уничтоженные войной, отстроили.

Но не успела окончиться война горячая, как началась война холодная. Говорят, что во время наступления немцев под Москвой Сталин вызвал в Кремль Г. Жукова.

– Товарищ Жюков, – обратился он к нему, – если вы сдадите немцам Москву, мы вас расстреляем. Не сомневайтесь.

Жуков не сомневался, Москву отстояли. Фашистов разгромили. Победа! И вот за праздничным столом в день победы И.Сталин произносит тост и обращается к знаменитому маршалу опять:

– Я хочу выпить за то, что в самые тяжёлые и трагические для нас дни мы не теряли способности пошутить. Вы помните, правильно я говорю, товарищ Жюков?

         Осведомленные личности рассказывали, что в те дни, имея под рукой самую мощную и боеспособную армию в мире, Г.Жуков предлагал И.Сталину двинуть войска и сбросить враждебных союзников в Атлантический океан. Кто теперь достоверно может сказать, насколько это было реально и целесообразно? Сталин не согласился. Теперь вождя нет. И.Сталин умер. Многие простые люди его смерть чистосердечно оплакивали. По радио транслировалась траурная музыка. Печальной вестью большинство народа было подавлено. Они плохо представляли свою жизнь без указывающего перста своего вождя. Недоброжелатели и откровенные враги Сталина, соответственно и Советской власти, в тайниках души тихо радовались. Они выжидали дальнейшее развитие событий и пока помалкивали. Очень уж большая была вероятность, неосмотрительно высунувшемуся злопыхателю, загреметь в могилу вместе с вождём.

Дети войны, к этому времени подросшие и возмужавшие, исправно присутствовали на траурных школьных митингах. Мальчишки с серьёзными лицами тишком засматривались на девочек. Девочки откровенно скучали. Малолетки им уже были не интересны. Взрослых парней было мало. Большинство из них, подходящих по возрасту, служили в армии.

Артур в 13 лет лишился самого дорогого и любимого человека – умерла мама. Его отец Фёдор образцовым мужем не был. Вдов было на любой вкус – много. Однажды на упрёк Болеславы он замахнулся на неё, чтобы ударить. Артур руку перехватил и так на него посмотрел, что тот выскочил из хаты, как ошпаренный.  Поняв, что прежде, чем ударить жену нужно будет убить сына, он больше таких попыток никогда не делал. Всех этих военных, жизненных и семейных передряг, надорванное непосильным трудом и переживаниями, сердце матери не выдержало и в 41 год остановилось. С той поры в глубине глаз Артура на всю жизнь поселилась светлая грусть памяти невосполнимой утраты.

Его сестра Вита с горем пополам в группе переростков окончила семь классов. И ах ты, боже мой, посмотрите на неё: всё в ней кроме прилежания к учёбе хорошо и прекрасно! Девушка весьма симпатичная, приодеть бы и можно сказать – красавица. Вот только присмотревшись, в глубине её карих глаз, как в ящике Пандоры, вызревали ростки притворства и обмана, лести и лжи, злопамятства и вероломства. Быть бы ей величайшей актрисой, если бы прилежание к учёбе, любовь и искреннее сострадание к ближнему человеку смогли привиться и там же произрасти, приглушив всё остальное. Одним словом, «ящик» пока лучше не открывать.

Советский народ, контуженный и несколько очумелый похоронами И.Сталина, в драке за центральную власть, развернувшуюся в Кремле, практически, никакого участия не принимал. Вождь при жизни себе явного преемника не воспитал, не определил и не назначил. Кто кого сожрёт, расстреляет и станет главным: Берия, Маленков, Ворошилов, Молотов, Хрущёв или Жуков – всех не упомнишь, простым людям было безразлично. Лишь бы не трогали их. Они, наконец, разгребли военные развалины, засеяли землю, получили урожай и утолили первый голод. Сплочённость, взаимовыручка и радость общения друг с другом, как огромное созидательное половодье охватило весь многострадальный народ этой огромной страны.

Из сельских семилеток в Берёзовскую среднюю школу влилась порядочная «орда» учеников, образовав четыре восьмых класса, под полную завязку наличия и вместимости учебных помещений. Почему орда? – Это были дети, прожитые годы которых так тесно заполнились неординарными событиями горя и несчастий войны, что детства, как такового, у них не было. По возрасту, они были детьми, по сути – взрослыми.

Одета эта орда была кто во что горазд: большая часть – в ватники, кое-кто – в перешитые солдатские шинели, совсем мало было одёжек гражданского происхождения. Обувь, в основном обноски всех форм и фасонов, преимущественно, сшитые вручную ватные «бурки», заправленные в резиновые «чуни» (калоши). Минимум письменных принадлежностей и книг они хранили в чём придётся. Портфели были редкостью, а уж ранцы и прочая школьная принадлежность – лучше скажите им, что это такое.

Естественно, в первую очередь были отремонтированы школьные помещения, расчищены и построены стадион, и спортивные площадки. Не спорт, а физическая спортивная культура стала неотъемлемой частью жизни общества.

Перед началом занятий под звуки музыки, исполняемой школьным духовым оркестром, все ученики во главе со своими учителями, построенные на спортивной площадке, делали физзарядку. По расписанию два раза в неделю – уроки по лёгкой атлетике, гимнастике и спортивным играм. Занятия в спортивных секциях – по наклонностям добровольно. В конце каждой учебной четверти – соревнования, в конце года – олимпиада. Как-то неожиданно для себя Артур, участвуя в этих массовых соревнованиях, стал разрядником в нескольких видах спорта. В городке, кроме взрослых, было три юношеских футбольных и хоккейных команд. Фамилии Яшин и Стрельцов знала вся страна. Это были не просто футболисты – это были спортивные боги. Это был спорт для народа всей страны. Это была физическая культура воспитания её граждан. Думали ли мы, что эта чудесная школа физического воспитания при установлении рыночных отношений в нашей стране станет просто спортом профессионалов. Станет одним из видов прибыльного бизнеса. Шоумены от этого бизнеса отлично переварят большие деньги государства, выделяемые на спортивные ШОУ. Не побрезгуют они деньгами и от сделок, на которых, как лошадей или баранов будут продавать самих спортсменов.

Когда-то сплошь застроенная беленькими хатками, уютно примостившимися на возвышенности правого берега р. Соб, небольшая улочка местечка Березовки могла исчезнуть совсем. С одной стороны её теснил, пытаясь сбросить в речку машиноремонтный заводик. С другой – добрую половину её жителей убила война. Большая часть из них погибли непосредственно в боях на фронте или же были расстреляны немцами при оккупации. Кроме того, где жить, если из 15 хат уцелело только три? Правда, непосильными усилиями Брониславы и её детей улочка пополнилась, слепленной ими из глины, небольшой однокомнатной хаткой. С неё-то бедная женщина и ушла в свой последний путь. Вскоре рядом с оградкой могилы матери Артура между разорённых польских склепов нашли своё вечное пристанище Иван Бузина со своей женой Фросей и тётка Мария с дедом Ефимом.

Перед кладбищем у центральной дороги на пустыре городскими властями методом субботника был расчищен и сооружен стадион. После соревнований и футбольных встреч Артур обязательно посещал могилу матери. Прислушавшись в кладбищенскую тишину, можно было уловить еле различимый стук сапожного молотка старого Бузины. И кому он сколачивал там сапоги не понятно совсем. Правда, уже сверху иногда здорово попахивало самогоном и табаком. Эти следы посещения оставляли уже его дети: Владимир, Фёдор и Таня.  Водку, и табак сыны полюбляли не меньше своего усопшего отца. Таня, девочка физически здоровая, самостоятельная и умная. По настоятельной рекомендации жены брата Веры, для себя она избрала хлебную специальность и поступила учиться в медицинский стоматологический техникум. Вскоре Фёдор был призван в армию, но пить так, и не перестал. Несмотря на разницу в возрасте Антона и домочадцев семьи Бузины, какая-то постоянная взаимная тяга к сближению дарила им доброе расположение и дружбу.

Медицина и врачи…– это по своей природе коррупционное сословие, тогда и во взрослой жизни, Артур не любил. Конечно, его маму с обычным инфарктом сердца можно было спасти, если бы прибыл врач и положил её в больницу. Непонятно вообще, чем думал отец, который через два дня поле приступа болезни позволил жене подняться и пойти на рынок за предрождественскими покупками. У неё ещё хватило сил вместе с Артуром вернуться домой. На руках детей она скончалась. Фёдор отсутствовал, в это время он был на работе.

Примерно такой же трагический случай вопиюще-безобразного отношения врача и больного произошёл в местечке в этом же году.

– Ради Христа, прошу вас, помогите – жена помирает, – ранним утром постучался к врачу в окошко заплаканный мужчина.

– Объясните толком: что случилось, где, что болит? – протирая заспанные глаза, задал уточняющий вопрос врач.

– Тут недалеко село, семь километров. Я на подводе. У жены очень болит сердце, – ответил мужик.

 Воскресный день, у врача были совсем другие планы. Куда-то ехать на подводе ему не хотелось. Скорой помощи тогда не было вообще.

– Ничего с вашей женой не случится. Пусть отлёживается. Завтра потихоньку привезёте её в больницу. Мы посмотрим и решим, как вашу жену лечить, – решил он.

– Так помирает же! – взмолился мужик.

– Ничего, ничего! Делайте, как я велел, – сказал врач, выпроваживая настойчивого просителя.

Тот уехал. Чуда не произошло. Жена скончалась у него на руках.  Был ли вменяем этот человек, когда, схватив топор, вскочил на лошадь и, прискакав к врачу, своим страшным оружием раскроил ему голову на две части? Затем, так с окровавленным топором, он сам пришёл в милицию и сдался. Местечко, обсуждая происшедший трагический случай, буквально взорвалось.

– Расстрелять! – требовало медицинское сословие.

– Так вам и надо! – парировали их потенциальные больные.

Конечно, его осудили, но не расстреляли. Врачи были недовольны, некоторое время с больными они были предупредительно вежливыми. Затем всё вернулось «на круги своя».

Осень, разруха, бездорожье и дожди превращали грязь городка в сплошное непроходимое болото – жижу чернозёма на глинке по самое горло. Жители нашей маленькой улочки, заселив каждый квадратный сантиметр её уцелевших хат, выбравшись по неотложным делам на разбитое шоссе, облегчённо вздыхали и помалкивали. А что тут скажешь? Все «хорошие» слова они уже высказали, когда преодолевали скользкие рвы и канавы на пути следования. Каким-то чудом, балансируя всем телом, пешеходы умудрялись скатываться с пригорка на ногах, оберегая   задницу. На инерции, одним глубоким вздохом собрав остаток сил и сноровки, они проскальзывали на сравнительно твёрдую дорогу, когда-то именуемую шоссе. – Как тут не онеметь от счастья! Но приходила зима и осенние «радости» уходили на задний план. Зимы, холода и снег, скажу я вам, тогда были знатные.

Ещё летом одну половину большой хаты Кравчуков заселила самогонщица Дарья с двумя взрослыми дочерями и внучкой. Другую половину – занял Владимир Бузина с женой Верой. Черноглазая, подвижная как ртуть их дочка Наденька со всеми быстро подружилась и бойко щебетала, заряжая соседей своей жизнерадостностью.

У жителей городка самогонка Дарьи пользовалась успехом. Бабой она была компанейской и не вредной. Её винокурня дымила постоянно. В то время законы страны были строгие, как она их обходила – одному богу известно. Одним словом, крутилась, ибо содержать девчат как-то было нужно. Тем более что у старшей симпатичной Надежды муж узбек, одарив её ребёнком, укатил в свой Узбекистан и больше не появлялся.

С хатой покойной Марии Перебейнос вырисовывалась явная интрига. Унаследовала эту недвижимость единственная её дочь Валентина. В оккупации у немцев она работала переводчицей. Не изменила она профессии, и после освобождения Украины от фашистов. Каким-то образом её работа была тесно связана с НКВД – теперь КГБ. Там же обретался и её муж Тимофей, угрюмый, молчаливый здоровяк. Сами они о своей работе не распространялись и красноречиво помалкивали. За ненадобностью половину хаты Валентина продала. Покупателями оказались переселенцы с Западной Украины, то ли Белоруссии. Новые жильцы приехали на собственной подводе с арбой в упряжке пары неплохих ухоженных лошадей – по тем временам целое состояние. Управлял лошадьми невзрачный, какой-то блеклый, заранее во всём виноватый, молчаливый мужичок. На подводе в окружении двух детей – мальчонки и девочки, восседала царицей престола рыжая, плотно сбитая щедрой природой особь женского пола. Кто в доме хозяин ясно было и без слов. Она оценивающе осмотрела любопытствующих соседей и деловито объявила: «Теперь мы с вами тут будем жить!». Степан, её муж ни словом так и не обмолвился.

– «Бандеры!» Стопроцентные бандеровцы! – решили зеваки и потихоньку разошлись по своим делам. А вот дети познакомились и подружились быстро. Ганя, однолетка с Надей, взявшись за руки, осваивали окрестности улочки. Стасик, худенький, но жилистый мальчик лет десяти кругами обхаживал Артура.

– Проше пана, дайте гыбы, – обратился он к нему, когда тот таскал окуней у моста на свежей воде, исходящей из шлюза работающей турбины.

– Что, Бандера, рыбы хочешь? А поймать самому слабо, не умеешь? – спросил его Артур.

– Так у нас в горах такой речки и такой гыбы нет, – ответил проситель.

– Не «гыбы», а рыбы.  Что же у вас там есть? Почему вы сюда приехали? Чего вам дома не сиделось? – задал очередные вопросы удачливый рыбак, вытряхивая окуней из сачка в подставленный подол рубахи Стасика.

– Проше пана, у нас там была война. Страшно, людей убивали!

– Ты что, с гор своих свалился полоумным? А у нас тут немцы пироги и пряники раздавали!   Знаешь ли, что твои бандеровцы убили моего друга Изю и его родителей лишь только за то, что они были евреями? УПА! ОУН! – судить их нужно! Все они фашистские прихвостни и убийцы.

– Пусть пан не сердится, – прижимая трепещущихся рыбёшек к груди, попытался оправдаться ни в чём не виновный пацан. Весь его облик выражал какую-то непонятную обречённость готовности к послушанию. И внешне, и внутренне по характеру он поразительно был похож на своего отца. Отыскав доверительного собеседника, его длительное молчание, как сдерживаемая вода в плотине, прорвалась откровенным многословием. Другое дело его сестра Анна – Ганя. С отцом Степаном ничего общего у неё не просматривалось даже сквозь лупу. Да и с мамой внешне сходство было минимальное. А вот характер и глаза… чувствовалось, что у такой не побалуешь. Но пока они были детьми и с детской непосредственностью выражали своё отношение к, окружающему их миру взрослых. «Устами младенца глаголет истина!» – хочешь, верь, а хочешь не верь.

– У вас тут враги одни – это немцы. У нас, их не было совсем, – продолжал рассказывать Станислав. – С началом войны в село прибыли вояки в немецкой форме, но вроде свои – украинцы. Их старшина Сидор поселился в нашем доме, страшный человек, боюсь его и сейчас. При помощи мамы этот Сидор составил список всех мужчин села. Одних из них, покрепче здоровьем, он направлял служить добровольцами в немецкое войско. Других же, уже без всякого разбора – всех поголовно записал в сотню украинской армии. Отца из села в эту армию он отправил в первую очередь. Сам же остался жить с мамой вместо него. Через год у них появилась Ганя. С наступлением Красного войска Сидор исчез. Бывшие газды, в том числе и отец вернулись в село. Не все из них приняли Советы. Формально сотня украинской армии продолжала существовать. В горах они зарылись в бункер. Оттуда делали вылазки и стреляли в Красных. Для борьбы с ними в село прибыли НКаведисты. Старшим у них был дядя Тимофей. Он так же стал на постой в нашей просторной хате –   тут был их штаб. Я слышал его беседу с отцом:

– Выбирай, – сказал он, – или по этапу в Сибирь, или помогай уничтожить банду. При помощи отца бандеровскую банду уничтожили. Да видно не всех. Спустя некоторое время нашу хату сожгли и грозили поубивать всю семью.

Мама обратилась за помощью к дяде Тимофею, который у Советов стал большим начальником. Вот он и предложил переселиться сюда к вам.

– А откуда у вас деньги, лошади и куча барахла?

– Кони наши, из вещей на пожаре сгорело не всё. В селе боёв и сражений, как у вас, не было. Я пану, если позволите, могу принести немного золота? – Стасик, в готовности услужить, выжидательно посмотрел на собеседника.

– Ты, я вижу, совсем заврался. Откуда у вас золото? – вопросительно сдвинул брови Артур. Золото он видел один раз жизни в руках у Феди. Тот после расстрела евреев шарил в их домах. Там где-то раздобыл несколько «пециков» – царских червонцев. По большому секрету, похваставшись, он показал их своему дружбану.

– Золото, маме на сохранение, оставил Сидор. Правда, монет там мало. В основном золотые зубы и коронки, – уточнил свой рассказ Станислав.

Артур, на мгновенье, как наяву, увидел жуткую картину, где у расстрелянных мёртвых людей бандеровцы – полицаи вырывали золотые зубы и коронки.

– Да пропадите вы пропадом со своими золотыми зубами. Как вы можете после всех этих ужасов спокойно жить?! – закричал он.

– Проше пана, прошу пана – не кричите. Я начинаю бояться вас не меньше Сидора. Не дай бог он объявиться. За это золото шкуру спустит он с меня, с отца, да заодно и с пана.

– Ага, испугался я его! Да вали ты от меня прочь! Наплёл мне три короба чепухи, а я слюни распустил и развесил уши. На следующий раз придумай что-нибудь поинтересней и правдоподобней.

Беспристрастное время неумолимой поступью постепенно врачевало боль невосполнимых потерь близких людей и заживляло, казалось бы, смертельные кровоточащие раны нашего бытия у любого человека. Фёдор Ясень смертью   жены особенно не убивался. Он тут же начал подыскивать себе не столько супругу, сколько женщину для удовлетворения мужских сексуальных потребностей.  Такую утеху, в среде случайных, ничего не обязывающих встреч, он находил без особых усилий.

Другое дело его дочь Вита. Четыре невесты, готовых хоть сейчас выйти замуж при явном дефиците женихов, для маленькой улочки было явно многовато. Безусловно, среди них она была самая симпатичная. Не выдержав конкуренции и серьёзности предъявляемых требований, большинство её ухажёров благоразумно отступало. Их счастье, хотя о «ящике Пандоры» они не догадывались.

Будущего супруга девочка выбирала придирчиво и расчётливо, как в песне: «Чтоб не пил, не курил, домой деньги приносил, был здоров и к тому ж был разумен и пригож» – вот такой был нужен муж. Под эту мерку вполне подходил рослый рабочий парень формовщик – литейщик Володя Ковальчук. Кроме покладистого характера и тихой влюблённости безусловными козырями была его практическая профессиональная полезность в делах хозяйственных.

– Вот, как обещал, я отлил и принёс, – красноречиво сопровождая свои слова, он выложил перед отцом обожаемой девушки давно подыскиваемую чугунную станину для швейной машинки.

Артур уже отлично понимал, откуда берутся дети. Он не то, чтобы следил, но за сестрой присматривал бдительно. Его сердце Володя покорил живым чудесным подарком – щенком легавой охотничьей собаки. – Кто же тут устоит! Тем более что и у него не раз замирало сердце, и начинало учащённо биться в груди при общении с красивыми девочками его возраста. Правда, ни с кем из них он не дружил – так, переживания на расстоянии.

– А с кем дружить? Надежда и Лида – старшие симпатичные дочери тётки Даши, по возрасту не подходили никак. Таня Бузина давно уже свой парень. Она могла сочувственно выслушать любые его заморочки, но не более того. Мелюзга Надя, Ганя и Альбина только подрастали. Все они – взрослые и дети вечерами выходили на небольшую полянку перед хатами «почесать языки», ну а малые старались изо всех сил в играх сбросить неизрасходованную энергию перед сном. Как-то само собой непроизвольно получалось, что центром «притяжения» или общественным затейником становился Артур.

– Артур, занял бы ты детвору чем-то полезным. Кроме оглашенного бега, пряток и классиков есть масса других игр, – советовала тётка Даша.

– Умные вы, наблюдатели со стороны. А чем, подскажите! – тут же нашёлся парнишка.

– Чем, чем…– задумалась тётка. – Хотя бы городками, – наконец вспомнила она.

Действительно, увлечённые идеей, взрослые и малые с азартом недели две строгали и пилили, вырезая городошные чурки и биты. Они же посреди уличной площади местами срезали траву и сделали необходимую городошную разметку. Наконец, всё было готово, и игра понеслась – поехала!

С неизменной записной книжкой среди пришлых ребят из соседней улицы появился рослый парень Алёша Коваль. Года на два старше Артура он был общепризнанным авторитетом: одновременно капитаном и играющим общественным тренером   футбольной, и хоккейной команд ребятни Скакунки. С присущей ему инициативой и настойчивостью, он начал составлять списки команд игроков. Естественный дух соревнования интересной игры, на первых порах, увлекал «и старых, и малых». Зеваки и болельщики, неожиданно появившиеся на тихой улочке, её основных жителей особенно не смущали. Правда, надоевшая всем алкогольная клиентура за дешёвым самогоном, к тётке Даше теперь пробиралась, опасливо озираясь. Разместившись за заборами, их хозяева дружно хохотали, наблюдая, как любители зелёного змия петляют зайцами, пытаясь укрыться от пролетающих тяжёлых городошных бит. Войдя во вкус, чувствуя общественную поддержку, игроки уже не то, что по ногам появившихся «зайцев», но рядом с ними, свистящие палки пуляли уже понарошку.

Однако, «не долго дрыгалась старушка в гвардейских опытных руках» … Нежданно-негаданно из калитки «бандер» важно «выплыла» рыжая Марийка, мать Стасика. Не сворачивая, как ледокол, потерявший управление, она неслась прямо на игроков.

– Бандерша, куда прёшь? – недоумевали болельщики. – Неужели так запросто, «за здорово живёшь», её пропустят? – оптимистично засомневались коренные жители улицы.

Всех местных перипетий и заморочек Алёша Коваль не знал, но нахальства не любил во всех его проявлениях. Прицелившись, изо всей силы он метнул биту по фигуре чурок, размещённых в квадрате городка. И бита, и чурки, подпрыгивая, рядом с присевшей и струхнувшей рыжей бестией, разлетелись в разные стороны. В установившейся тревожной тишине, одна из чурок выбитой фигуры, медленно закатилась назад на своё место. Взвесив в руках очередную биту, потяжелей, Коваль метнул её, стараясь удалить своенравную чурку из квадрата городка.

Прозвучавшая свистом пули вылетавшая чурка, и прыгающая рядом бита, придали прямо-таки космическое ускорение упрямой бабе. Она метнулась к своей калитке и скрылась за забором.

Праздновать победу было преждевременно. Поняв это, болельщики и игроки сочли за благо пока тихо разойтись по домам.

На следующий день мстительная Марийка собрала всё женское сословие улицы.

– На кой чёрт нам такая игра нужна? – поставила она вопрос «ребром». – По улице не пройти. Вокруг дети. И кто это безобразие придумал?

Обезоруженные столь стремительным напором, сконфуженные женщины дружно посмотрели на бабку Дашу.

– Ничего я не придумывала. Люди играют в городки уже сто лет. Кроме того, можно сказать, что я лицо, терпящее от игры непосредственные убытки. А игра… – это всё Артур! – выкрутилась она.

Подошедшему Артуру, при общем молчании собрания, устами торжествующей бандерши, был озвучен ультиматум:

– Игру прекратить! Биты и городки сжечь!

– Что делать? – в тот же день пожаловался он Алексею. Подошедшие друзья – товарищи сгоряча предлагали бандеровцев проучить, устроив им малую войну. Тем более что биты уже есть готовые!

– Хватит, навоевались! Лучше займёмся футболом, – рассудительно решил Коваль и полез в карман за неизменной записной книжкой. – Общий сбор утром в воскресенье возле чехословацкого памятника. Перечить своему капитану никто не стал. Подчиняться командирам война научила всех.

Приближался конец учебного года. Ура! Каникулы! Свобода! Единственная, асфальтовая, метров триста алея в центре местечка – тротуар служила местом сбора его молодёжи. Но до сих пор учёба – основное занятие. И не дай бог, после девяти вечера кого-то, из праздно шатающихся школьников, на этом тротуаре заметит патруль учителей во главе с директором школы Орестом Васильевичем.

– Сообщат родителям? Ни в коем случае! – Просто после уроков бездельники будут пилить и колоть дрова. Отопление школы было печное. Девочкам также пощады не было: они вскапывали и засевали школьные земельные делянки.

– А что? Совсем не плохо и не обидно: трудовое воспитание – трудотерапия!

Один конец аллеи начинался от кинотеатра. Заветный фонарь кинопроектора – это живая информативная связь со всем миром. Не важно, что там вам показывали, но это было волшебство. А волшебство легко доступным не бывает. Билеты в кинотеатр, впрочем, как и все дефициты в стране, были строго лимитированы и заранее распределены в виде «брони». Лучшие места в кинозале – по броне райкома, исполкома, горсовета, прокурора и судьи. Тридцатикопеечные билеты выкупались по блату нужными уважаемыми людьми. Остальной «шушере» доставались билеты по двадцать копеек. Двадцать копеек, а где их взять? Это большая буханка хлеба! Так что родители, перед тем как выделить вам денежку, не задумываясь, решали проблему в пользу хлеба. Но выход был: на контроле в кинозал стоял одноногий инвалид – дядя Стёпа, по меркам «шушеры» – большой человек. Именно он решал: «быть или не быть!». Когда гасили свет, и начиналась демонстрация кинофильма, за десять копеек вместо билета сунутых в руку контролёра, пацанва бестелесными тенями проскальзывала в кинозал. Там, разместившись на «галёрке», или на полу прохода они сладостно, буквально вкушали, впитывая в себя, чудеса киноискусства.

В другом конце тротуара размещался клуб – хиленькое здание со смотровым залом на человек семьдесят и маленькой сценой. Здесь происходили всевозможные торжества, выступления художественной самодеятельности и концерты залётных артистов.

Зрителей в зал, как сельдей в бочке, набивалось в три-четыре раза больше его расчётной вместимости. Попасть туда было трудно, а выбраться вообще невозможно – только по головам. Это были мелочи жизни, ибо самый жгучий интерес представляли танцы. Вход, конечно, платный. Тариф тот же: двадцать-тридцать копеек. Но контроль…– пропускались только совершеннолетние.