Читать книгу Авось - Андрей Агаев - Страница 1

Как движется корабль в нашем просвещенном Средневековье?

Либо с помощью мускульной силы, то есть, на веслах, либо с помощью силы ветра, то есть под парусом. Парус у нас прямой, потому сила ветра используется только в попутном направлении. То есть,парус ставится, если ветер не встречный и не боковой. Не может корабль раннего Средневековья ходить против ветра! Именно поэтому на судне находится множество людей, примерно как кочегаров на китайской космической ракете из анекдота. Естественно, корабельный винт – это прорыв, ноу-хау и вундервафля в одномстакане, но возникает естественный вопрос: а чем, собственно, его вращать?Руками неудобно, да и скорость маленькая. Что тут можно придумать?Сколько ни чесал затылок, ни морщил лоб, ничего, кроме гигантского велопривода, в голову не лезло.

Для разнообразия потер ухо, наблюдая, как на берегу Митрич пытается втащить на горку к мельнице пегую лошадку, запряжённую в телегу с зерном. Мелкий Митрич, едва доставая лысой макушкой до уздечки, путался у клячи под копытами, больше мешая, чем помогая.Видно, опять принял энное количество бражки. В конце концов, такойстремный помощник лошадке надоел, и она с негодованием вздернула голову вверх, подняв дергающего ногами Митрича высоко в воздух, и резким движением отбросила его в сторону. Если бы смогла – плюнула бы вслед.

Митрич, мелькнув лысиной, отлетел в крапиву, а пегая, презрительно фыркнув, гордо потащила телегу к мельнице, медленно шевелящей лопастями.

Я замер, глядя на гигантскую конструкцию.

– Черт возьми, а почему бы и нет?

Не обращая внимания на Митрича, лежащего в крапиве, словно перевернутая черепаха, я помчался к дому. Там у меня за печкой лежала тонко снятая береста, неплохо подходящая для черчения свинцовым карандашом. Оторвали меня от чертежа сын с братом. Тим щеголял кроваво-красным глазом, под которым зримо наливался радугой солидных размеров синяк. Мой родной брат Тим приходился моему сыну Андрею дядькой, однако же, отпрыск не испытывал к дядьке ни малейшего пиетета, что Тима нисколько не огорчало. Тим, как бы сказать помягче, немного застрял в детстве, а Дюха устремился во взрослую жизнь, и где-то посередине дороги их курсы совпали.

В результате появилась неразлучная парочка, которая с фантастическим постоянством влипала в разного рода авантюры. Пожалуй, можно сказать, влипала не просто постоянно, а непрерывно.

– Ну, теперь-то что случилось, воины? – вздохнул я. – Сейчас-то чего не поделили?

– Ничего, – буркнул Тим, с плохо скрытым осуждением поглядывая на Дюху, Дюха виновато косился на дядьку. – Мы самострел сделали, ну и вот – испытали!

Во всех скользких ситуациях Тим обычно огребал по самое не могу, а Дюха оставался как бы ни при чем. Вот и в этот раз брату досталось! О результате я спрашивать не стал, он, как говорится, был на лице.

– Поосторожней нельзя было? – обратился я к сыну. – Сколько раз я тебе говорил: оружие на людей направляют только по очень веским причинам. Такая была?

– Не направлял я ничего! – хмуро заявил сын. – Это щепка отлетела.

Тим согласно закивал. Это меня озадачило.

– Это какая щепка была, размером с полено?

– Да не, – нехотя сказал Дюха, – поменьше.

И объяснил:

– Самострел слишком мощным оказался, я стрельнул в полено. Тим держал его в руке, а оно разлетелось, как взорвалось, я и сам не ожидал, вот ему и попало вылетевшим сучком!

Я задумчиво почесал нос:

– Неси самострел!

Тим, ярый энтузиаст всего стреляющего, колющего, режущего и просто падающего на голову, сорвался и метеором метнулся в сени.

Через минуту у меня в руках оказался самострел новой конструкции.

Два полиспаста и два блока. Но расположены очень оригинально!И скользящий в направляющих рычаг перезарядки. Чем-то похоже на пневматическую винтовку. Короткая, но очень мощная дуга даже на глаз должна дать усилие не меньше двухсот килограммов. Потянул рычаг. Не тяжело, ребенок справится! Теперь понятно, почему полено «взорвалось». Но аппарат сложный. Эти доморощенные кулибины умудрились на коленке создать то, над чембезуспешно бились в XXI веке признанные изобретатели!Черт возьми, этот мир не перестаёт удивлять! Мозг здесь работает как-то совершенно по-другому!

Я посмотрел на неразлучную, несмотря на разницу в возрасте(Дюхе пятнадцать, Тимуру тридцать), парочку друзей и как можноболее почтительно попросил:

– А мне можно такой же?

Таким макаром я принес извинения за свои упреки в их адрес в том, что онизанимались чепухой, вместо того чтобы притащить из лесу немного дров. Близкие родственники это сразу просекли ирасцвели победными улыбками. Особенно удалась сияющая улыбка с таким же синяком на лице Тима.Прямо оригами какое-то. Дюха хмыкнул, ткнул локтем открывшего было рот Тима, отчего тот распахнул его, как печную дверцу, в попытке вздохнуть, и солидно произнес: – В принципе, конечно, можно, если свой мультитул дашь?

И замер в ожидании.

Мультитул был одной из немногих высокотехнологичных вещей, попавших вместе с нами «оттуда», и я его берег, как собственный глаз. Я кивнул.Дюха радостно выкинул руку вверх и издал клич победившего ковбоя.Я выдал ему подзатыльник, чтобы не орал в доме, вернее, попытался, потому что этот черто… простите, мой ребенок небрежнопропустил его над головой, пригнувшись, а выпрямившись, совершенно по-детски показал язык и тут же свинтил в сени, громыхнув дверью.

Тим со значением посмотрел на меня сверху вниз, мол, моя школа,открыл рот, подумал (обалдеть) и, не сказав ни слова, не торопясь поднялся и степенной походкой направился на выход.

Черт возьми, что происходит в этом средневековом мире? Как меняются люди!

Я набросал чертежик, довольно схематично, лишь бы мне было понятно, оказывается, все получается, если попробовать! Все гениальное просто! Берем винт, ставим его, где положено (не забыть про сальники!), двухрядный шкив с обратной стороны винта, ремённая передача, еще бы не помешала коробка смены оборотов винта, а силовой привод делаем по принципу мельницы! Ну не молодец ли я! Да просто гений, чего уж там! Так, теперь надо подумать, на какой кривой козе подъехать к какому-нибудь богатею, чтобы отмусолил звонких ассигнаций на проект века.

И подумать, как доказать, что он именно таким и является! Так-с, крылья привода должны быть общей площадью не меньше среднего паруса. Это понятно. А задний ход как сделать? Не шестами же отталкивается. Коробку передач проектировать? Дорого и долго, все нагрузки придется выявлять методом тыка, в смысле – экспериментальным, а это действительно долго. Что тут можно придумать?

Я встряхнул черепную коробку и порылся во взбаламученных мыслях. На поверхность всплыла схема изменяющего шага вертолетного винта. Ну-ка, ну-ка! А почему бы и нет? Только шаг делаем широкогодиапазона, чтобы можно было менять угол с положительного на отрицательный! Вот те, бабушка, и задний ход! Ура, я снова гений! Приятно, черт возьми, что у моих родных есть родственник-гений(уездного, правда, масштаба). Ну, какие наши годы, прославимся еще! Рад, очень рад, царь, просто царь!

С трудом обуздал ехидство в голове и принялся за работу.Проклятый свинцовый, с позволения сказать, карандаш! Эта свинцовая сволочь чертила, когда хотела и сколько хотела!

Слишком неоднородный сплав. Как бы там ни было, к приходу неразлучнойпарочки у меня все было готово. Первым ввалился Тим, гордо несущий зауши крупного серого зайца в одной демонстративно вытянутой руке.Синяк на его физиономии стал чуть больше и ушел в перламутровый оттенок. Подбитый глаз превратился в узкую щелку, зато второй горел азартным огнем!

Дюха втащил следом четыре здоровенных железяки(заготовки для самострелов) и, устало разогнувшись, с грохотом сбросил ношу на пол. Тим с восторгом принялся тараторить с такой скоростью,что перебивал сам себя.Давно изучивший его Дюха даже не пытался вставить слово. В общем, как я понял, зайца затрепал Тим.

Именно затрепал, потому что после касательного ранения в левое ухо снайперским выстрелом Тима заяц сиганул в кусты, и сын с выносливостью марафонца гонял его по всей округе, пока тот банально не отбросил копыта (в смысле – лапы). Я не удивился. Войдя в азарт, а он входил в него по любомуповоду, Тим мог сутками сидеть у компьютера, а уж напоровшись на живого зайца, да еще со стреляющим на самом деле арбалетом! Остается радоваться,что не нарвались на медведя, а то как бы его дотащили? Тим наконец-то стал иссякать. По его, гм, рассказу выходило, что Чингачгук плакал от умиления, глядя из страны вечной охоты, как он (Тим) мастерски распутывает по-лисьему хитро закрученные заячьи следы, а Соколиный глаз купил пенсне и засунул их себе в задницу, поняв, что даже с таким оптическим преимуществом ему все равно никогда не догнать Тима в снайперизме!

Замолчав, Тим хищно выхватил свой полумеч (гордо названый ножом НР), словно собирался зарезать зайца еще раз, и, стараясь не расплескать ни капли собственного достоинства, проследовал на улицу.

– Это что у тебя накалякано?

Я очнулся. Сын с любопытством заглядывал в перевернутый вверх ногами чертеж, пытаясь сообразить, что он видит. Я повернул чертеж правильно и с опаской подтолкнул к нему:

– Вот, кораблик нарисовал!

Опасался я не зря. Дюха постоянно охаивал все мои начинания с непревзойденным ехидством, после которого становилось ясно, что не все так хорошо, как мне кажется.

– Хм, неплохо, неплохо, – пробормотал он, вглядываясь в бересту.

Очень странное, не похожее на него соглашательство!

До меня не сразу, но дошло: боится критиковать, пока не получил обещанное.

– Дам я тебе мультитул, успокойся. Вон, за печкой, под берестой возьми!

Взяв мультик, Дюха еще раз вгляделся в чертеж.

– Хрень какая-то! – вывел он независимое заключение.

– Обоснуй!

– Во-первых! – он загнул палец. – Вряд ли ты кого убедишь, что этот, э-э, парусник ходит лучше, чем обыкновенный, доказать можно только наглядным примером, а его нет и не предвидится!Второе! Сложноватое корыто получается. Третье…

– Он может ходить против ветра, – быстро вставил я.

– Да? – скептически хмыкнул сын. – Не доказано! И последнее: а что делать без ветра?

Вопрос поставил меня в тупик. Действительно, что?

Видя, что я впал в ступор, сын моментом слинял в сени, щелкая пассатижами мультитула.Начав развязывать спутавшиеся в узел мыслипосле резонного вопроса сына, я запутал их еще больше.

Ведь обыкновенная ладья, на которых ходило большинство новгородцев,по сути, являлась гребным судном, парус выполнял больше вспомогательную функцию, и самое главное, одно другому не мешало, а дополняло!

Есть ветер – плывут, нет ветра – гребут! Или и то и другое вместе! А тут?Грести слишком напряжно, винт играет роль если не якоря, то хорошеготормоза точно! Да после часа такой… э-э-э… гребли, меня банально забьютвеслами! Идиот! Я идиот! Я гениальный идиот! Чукча!

Идиотов в это забытое наполовину время было на удивление мало.

И все известные всем. Здесь нет психиатров, свято хранящих врачебнуютайну. Зато какой здесь квас! Просто атас! Шипучий, шибающий в нос так,что выступали слезы. Благородного темного оттенка, настоянный на медуили еловых почках. М-м-м… мечта!М-да, о чем это я? Я ведь винт ставлю, чтобы уйти от весел!Или при работе веслами снимать винт?Пожалуй, это не выход, если не сказать хуже. Значит, мы пойдем другим путем.

Так, момент вращения от крыльчатки передается внутрь мачты с помощью блоков и ременной передачи под палубу, где устанавливается второйдвухрядный шкив (на однорядном есть опасность проскальзывания), который, в свою очередь, передает вращательный момент на шкив винта.А вот если при отсутствии ветра передачу мачты отключать, сниматьремень и все! А на передающий шкив установить банальные велопедали, правда, в одиночку крутить их замаешься, значит, педали удлиняем, чтобы могли встать все свободные от вахты. Или делать множество педалей,как на старинных велосипедах, тандемах, кажется. В палубе от носа до кормы делаем вырез, чтобы можно было давить на педали, ну и крышу над головами, так, чтобы из палубы торчать примерно по пояс.

Я представил, как по воде идет кораблик без весел, из палубы торчит по поясподпрыгивающая на педалях команда, а над ними гигантским пропеллером величественно вращает крыльями мельничный ветряк, – и меня стало пробивать на идиотское хихиканье. Идиотизм! Хотя над чем тут смеяться?

Скорее, колдуном сочтут, увидев бегущее без ветра и весел судно! Зато с ветром – красота! Можно идти, не оглядываясь на то, какой ветер. Хоть сбоку, хоть навстречу – без разницы. Ветряк сам будет поворачивать навстречу ветру, как флюгер, скорость хода регулируется шагом лопастейветряка, можно перевести в отрицательный угол – и появится задний ход! И самое главное – весел не надо! Ура, кажется, получается!

Рулевой сидит, именно сидит впереди, крутит штурвал и регулирует шагветряка. Даже если стоять на педалях, руки будут свободны, а в век лучников это немаловажно! С улицы донеслись возмущенные вопли Тимура, наверно, Дюха опять емукакую-то каверзу сделал.

Так-с, дальше думаем.Пожалуй, все, осталось сделать и проверить. А там, если получится, рванем из Новгорода прямым ходом в Архангельск, на историческую родину, так сказать, которой еще нет. Кажется! Кажется, это тоже надо выяснить, поговорить с ушкуйниками, тех куда только черти за добычей не носят!

Никак у меня не получается установить точно, в какое именно время мыпровалились. Местному народу это по большому счету без разницы, да ине все, как оказалось, знают, в каком они веке живут! «Просвещенные» люди говорят, пять тысяч лет от сотворения мира, кажется. Сами онив этом не очень уверены и советуют обратиться к волхвам или в монастырь. Мне эта идея ни разу не нравится! Местные батюшки норовят при встречеперекрестить, хорошо еще, не дрыном! А местный волхв требует принестиочищающую жертву, но не говорит, какую именно. Задушевно приглашаетпосетить священную рощу, мол, там вместе жертву и принесем! И хитроухмыляется. Подозреваю, что этой жертвой буду я сам со всей семьей!Весело болтая, в избу ввалились два друга, неся котел со сваренным зайцем.Пока, сладострастно чавкая, ели зайца, где-то вдали загромыхал гром. Тим подскочил, бросив ложку прямо в котел: «Лодка!»

Лодка, свернутая в рулон, лежала в сенях. Дюха подскочил следом, не роняяложку. Вдвоем вытащили её во двор и принялись судорожно накачивать,поглядывая на мрачнеющее небо.

Я уже мало верил в эту затею (третий раз ловим грозу в попытке вернуться в свое время), поэтому, не торопясь, собрался, достал рюкзак,покидал в него нехитрое барахло, не забыл и удочки (порыбачим заодно) ивышел на улицу, где в нетерпении приплясывали Дюха с Тимом. Хорошо, до берега Волги рукой подать, минут через десять спускали надувашку на воду.

Тим гнал, как на пожар, все время оглядываясь на приближающую тучу, рокотавшую и гнавшую перед собой ветер. Волна стала перехлестыватьчерез борт, по реке побежали белые барашки. Некоторые барашки с разгонубодали лодку в резиновый борт. Взяли курс напротивоположный берег, именно там нас выбросило из нашего времени.

Начало сверкать, ломаные, как через колено, молнии били в берег и воду. Тим со всхлипом рванул веслами, вгоняя надувашку в пещеру, левое весло хрустнуло и переломилось. Я выругался, и, словно ждавший матерного сигнала, рухнул ливень.

Я начал выговаривать Тиму за весло – опять мне новое выстрагивать, нораскатистый грохот, как гаубичный выстрел, прервал разнос. Сверкнуло,внутренность пещеры высветило, словно вспышкой электросварки ночью. Снова грохнуло, словно небесный гром вывалили из небесного самосвала в реку, и грохоты стали разноситься по реке, сталкиваясь и подпрыгивая. Стеклянная стена дождя, расколотая на миллионы осколков, выгнулась, будто изнутри надавил плечом гигант, и зашевелилась, как занавеска на ветру. В пещеру понесло мелкую водяную пыль. Друзья при каждой вспышке пытались разглядеть стены пещеры, обертываясь светящимся ореолом. На Тиме ореол почему-то не гас особенно долго, словно подпитывался от него самого.

Я вдохнул. Как и ожидал, перенос не состоялся. Придётся врастать в местную жизнь. Станем аборигенами этого мира! Маразм!

Нас и сюда перепихнуло зеркально похожим способом. Почти такая жегроза, только месяц был другой и век XXI. Может, все делов этом? Память услужливо нарисовала картину той хроноклизмы, попав вкоторую, мы оказались в раннем Средневековье. А было так…

Ветер резкими порывами стегал по телу, грозовые тучи странно клубились, закрывая все небо.Резко потемнело, как в сумерках. Волна в этом месте Северной Двиныразгулялась так, словно это было море. Лодку стало заливать.

– К берегу греби, – скомандовал я брату, сидевшему на веслах и прижимавшему голову, спасаясь от холодных выплесков стылой воды.Сын, съёжившись, забился в нос лодки и с неприязнью косился на белые гребни волн. Сходили, блин, на рыбалку, первую в этом году. Только ледсошел, понятно всем, что клева не будет, но брат с сыном уболтали меняпровести выходные на природе. Да и я, честно говоря, не очень сопротивлялся. Хотелось у костра посидеть и ушицы свежей попробовать,если повезет и какая-нибудь глупая рыбешка прельстится приманкой. Теперь сохнуть будем неделю, хорошо еще, если никто простуды не подхватит. Надо же, попасть под грозу в начале мая!

Если учесть, что столь ранняя гроза в наших краях бывает примерно раз в десять лет, то нам очень крупно повезло!

Прекрасное утро, зорька, как по заказу, и на тебе! Сначала легкие облачка,потом тучки, быстро превратившиеся в темные тучи-тяжеловесы, разбухшиеот удерживаемой влаги. Рокотнуло раз, другой.Когда мы поняли, что это не шутки и мимо грозу не пронесет, было уже поздно. Ветер бил и стегал от нужного нам левого берега, снося легкую надувную лодку к противоположному, высокому и обрывистому. Стало ясно, что придётся высаживаться на него, с практически неизбежным купанием в ледяной воде.

– Тимур, – заорал я, стараясь пересилить вой ветра.

Тим поднял напряженное мокрое лицо, вопросительно глядя на меня.

– Греби к тем кустам, если что, за них уцепимся!

Тим кивнул и с натужным всхлипом заработал веслами.

– Папка! – закричал сын. – Смотри, левее кустов пещера какая-то!

Я в недоумении оглянулся. Точно, на фоне глинистого берега темнел едва различимый вход в глубину обрыва. Странно! Сколько лет здесь рыбачим, никогда никакой пещеры не было! Может, действительно, заплыть в неё, грозу переждать?Лишь бы не завалило. Глина – штука ненадежная.

Решившись, я махнул брату рукой и показал на вход, вернее, на вплыв в пещеру. Авось пронесет! Тим что-то пробормотал, но взял новый курс.Небо словно треснуло с великим грохотом, недалеко от нас в водувонзился иззубренный зигзаг молнии. Хлынул дождь.

Река вскипела, кажется, волны стали меньше. Мне послышалось хихиканье.

Пока я вертел головой в поисках юмориста, лодка вошла в пещеру. Извилистый ход темно-коричневого цвета вел всего-то на пару десятков метров в небольшой куполообразный зал. Странно как-то почва обвалилась – в виде пещеры.И вход в неё напоминал гигантское учебное пособие для начинающегостудента-проктолога. И в это мы влезли! Добровольно! Угораздило же!

В пещере было относительно тихо, только лодку раскачивало пологойволной. Тим сосредоточенно тыкал веслом за борт, пытаясь найти дно. Не достал, глубоко. Странно!

– Дюха-Андрюха, – обратился он к сыну, который рассматривал мрачные стены.

– Чего тебе? – не отрываясь от созерцания, отозвался сын.

– Кинь веревку с грузом за борт, посмотрим, какая глубина.

Веревка в семь метров с привязанным якорным камнем дна не достала, что меня удивило еще больше. Колодец здесь копали, что ли?

Ветер усилился, стеклянная стена дождя выгнулась занавеской, в пещеру понесло водяную пыль. Грохнуло особенно сильно, в пещере словно магниевая граната взорвалась – настолько ярко сверкнула близкая молния.

Тряхнуло, подбросило и все успокоилось, как отрезало. Подождав ещенемного, убедившись, что даже далекие отзвуки грозы пропали, мывыгребли из пещеры.

Первое, что произнёс сын, – историческое: «Твою мать?»

Оглядевшись, я просто ох… в смысле, обалдел. Тим сидел в полной прострации, жалобно поглядывая на нас с сыном и растерянно хлопая глазами. И было от чего. Во-первых, река была совершенно другая, даже оттенок воды иной. Во-вторых, другие берега и, что сразу бросилось в глаза, – чужой, совершенно чужой город, широко раскинувшийся напротивоположном берегу и мерцавший влажными куполами десятковцерквей, каких в Архангельске отродясь не водилось! Вернее, водилось, но не такие и не столько.

Оторвали нас всех от созерцания невероятной панорамы невнятноебульканье и легкий всплеск.Мимо нас проносило бородатого мужика с окровавленной головой, который явно собирался пойти ко дну.

– Пьяный, что ли, – брезгливо сказал Тим, провожая мужика взглядом.

– Утонет ведь!

Только осознание этого факта вывело нас с сыном из столбняка.

Втащив грузного мужика в лодку (голого), сын с братом вопросительно уставились на меня. Я осмотрел голову раненого (удар тяжелым, тупым предметом), достал из рюкзака бинт, перемотал ее, укрыл мужика своей ветровкой и, перехватив вопросительный взгляд сына, махнул в сторону города: гребите туда, там разберемся!

Тим выдохнул, уселся поудобнее и безмятежно заработал веслами. Вот кому я иногда завидовал.Он не задумывался даже о завтрашнем дне. Будет день и будет вечер – его кредо. Есть умный племянник с братом, пусть думают! Дюха также расслабился, с любопытством рассматривая город. А вот мне стало не по себе. Как-то сразу понял: это надолго, если не навсегда. Так как на веслах сидел великий мастер и искренний энтузиаст всегоТим, которого надо только вовремя остановить, до города мы гребли всегоминут двадцать. Расходившаяся волна на середине реки улеглась, и к многочисленным мосткам на деревянных столбах мы подходили по почти зеркальной воде.

У мостков стояло великое множество суденышек самых различных модификаций. Никогда не виданных модификаций!

Выбрав место в промежутке между ними, приткнулись к причалу, где на нас с любопытством уставился странно одетый кряжистый мужик в синей шапке, похожей на опрокинутый горшок.

Так может одеваться какой-нибудь пацан-реконструктор, тут же – человек в солидных годах. Черт возьми, здесь что-то не то! Судя по глазамсына, он думал примерно то же самое. Куча деревянных корабликов и ни одной моторной лодки!Дюху осенила какая-то идея, и он, встрепенувшись, вытащив айфон, попытался кому-то позвонить. Ноль!

Мужик, стоявший на причале, кашлянул и вежливо вопросил:

– Кто будете, люди?

Сын с братом уставились на меня, предоставляя право вести переговоры.

– Да мы тут рыбачили, – промямлил я. – Вот человека подобрали без памяти, не знаешь, случайно? – и немного сдвинулся в сторону, открывая доступ к телу.Мужик, прищурившись (наверняка близорукость), посмотрел на спасенного и неожиданно заорал:

– Батюшка!

И этот олух не нашел ничего лучшего, как с высоты полутора метровсигануть в трехместную лодку, в которой находились уже четверо! Дно клееной-переклеенной лодки разошлось почти наполовину, и вопящий оказался по горло в днище, утянув за собой найденыша.Так как вопящий быстро погрузился под воду и, судя по энергичным пузырям, продолжал вопить и там, мне ничего не оставалось делать, как схватить его за уши, успев рявкнуть Тиму:

– К берегу!

Тим рванул так, что алюминиевые весла выгнулись в обратную сторону, и надувашка хоть и грузно (с таким-то якорем), но пошла к берегу. Упершись ногами в борта, я приподнял крикуна над водой. Мужик снова открыл пасть, может, для вздохаили для вопля, но я не стал ждать результата, а рявкнул прямо в ошалелые глаза по пятаку величиной:

– Заткнись, а то батю утопишь!

Мужик замер.

Найденыша схватил сын и тоже за уши (за что успел). Тимур греб так, что из-под носа показался бурун. Из-под носа мужика, я имею в виду.

Я приподнял его повыше, не дай бог, захлебнется, но мужик, похоже, уже достал ногами до дна и успешно по нему бежал, постепенно поднимаясь над кораблекрушением.Так мы и прибыли на берег в раннее Средневековье, сплошь застроенный бревенчатыми сараями.

Трое в лодке и двое под ней! Во, блин, гибель резинового «Титаника»!

Отпустил уши спасённого, и тот, почуяв свободу, вцепился в ноги лежащего,подвывая что-то вроде «На кого ж ты нас покинул».

«М-да, – отстранённо подумал я, – спасение утопающего из рук утопающего!»

Сын бросил чужие уши и вылез из того, что раньше называлось лодкой надувной трехместной, а теперь напоминало распоротый резиновый матрас, и стал оглядываться. К нам подбегал сплошь бородатый народ, причем, некоторые с увесистыми дубинками.

Тим, оглядев панораму, громко сделал единственно правильный вывод: «Во, блин!» – и стал закатывать рукава.

– Прими во здравие, не в обиду! – купец Михайла двинул ко мнесеребряный кубок, до краев наполненный византийским вином, охренительной цены и то и другое.

Блин, из-за того, что мы ему не дали утонуть в воде, он решил утопить нас в вине. Вино сплошь из-за бугра, цена которого, как у современного «Камю» по сравнению с отечественным портвейном.

Ладно, может, истина всплывет, которая в нем, – я обреченно вздохнул и, тюкнув в край кубка купца, выцедил сладковатое вино.

Кубки были грамм по триста каждый – ну, не изобрели еще ни стопок, ни стаканов, в это время не заморачивались с полудозами. Не у лекаря, чай, вино каплями считать. Но самогон – хлебное вино – есть. Так что приподняться на паленой водке нам не светит.

Михайла пододвинул ко мне блюдо с жареным мясом и сам с удовольствием закусил блином с икрой, свернутым в трубочку – таковых мы умяли по паре десятков, не считая разных пирогов и прочих вкусностей, которымипроставлялся благодарный Михайла, сын Василия,которого мы выудили из реки. Он на полном серьезе считал, что нас бог послал, а к курьерам САМОГО относились, как минимум, с ненаигранным уважением, ну, и спасибо за свою жизнь тоже присутствовало.

Лодку нам распорол его сын Петр, который являлся кем-то вроде смотрящего за причалом, ну, и деньги собирал за парковку корабликов. Заинтересовавшись необычной лодкой, он подошел посмотреть, чтоза идиоты плывут, обвязавшись надутыми мешками, словно печенеги какие,прости господи, и опознал в голом мужике, который еще засветло переправился на тот берег, грибков поискать, собственного отца. Оказалось, в процессе тихой охоты тот нашел пару мужиков с ярковыраженными уголовными наклонностями и напрочь отмороженнымимозгами – нападать ради полупустой корзины!

– Нехристи, – коротко выразился про них Михайла, – креста и того лишили! Как и любой уважающий себя человек, купец стал сопротивлятьсяэкспроприации его корзины, на четверть заполненной крепенькимиборовичками, за что получил с тыла удар кистенем по затылку.Кистень прошел чуть вскользь, оглушил и рассадил кожу на голове.

Его сочли готовым и, вытряхнули из богатой одежды (по нашим меркам, эксклюзив от «Кардена»), спустили в реку, справедливо рассудив, что еслисразу не сдох, то в воде точно дойдет до кондиции.

Вот тут господь и подсунул купцу нас. Позже, когда мы втроем устроили мозговой штурм по поводу нашего перепиха с другим тысячелетием, уменя тоже появились смутные сомнения, что мы перенеслисьне просто так. Однако спасать купца с помощью подобной рокировки – в тот же день в грозу пропала лодка с тремя местными рыбаками! М-да, либо купец действительно очень нужная фигура в истории и во его спасение послали нас, либо он попался нам случайно в процессепереноса. Короче, думать можно что угодно, ведь у господа не уточнишь, что именно он задумал. Сомневаюсь, правда, что все затеяно ради нашего переноса, ну, например, чтобы мы втроем вывели святую Русь в передовики средневекового мира с помощью наших знаний и, естественно,поставили остальной христианский (и не очень) мир в позу любящей супруги.Именно такую мысль высказал Тим, на что сын ядовито заметил, что с нашей помощью Русь, скорее, и то, что знает, забудет, чем что-нибудь приобретет.

Я придерживался простенькой теории, что истина, как всегда, где-то посередине. Сын не придерживался ничего ивысказался коротко и просто: мало фактов для правильных выводов! И реакция его на происшедшее была удивительна спокойна – как устороннего наблюдателя. Тимур только плотоядно ухмыльнулся и принялсярасспрашивать Петра, где он может выковать себе булатный меч.

Он ведь читал, что тут у каждого бомжа был булатный меч, с помощью которого он спасал прекрасных дам от разных драконов! И ему присваивали следующее звание. Бомж-рыцарь!

По-моему, он думал, что может вернуться домой в следующие выходные, – если захочет, конечно. Ну, перенеслись, с кем не бывает!

Ребенок, он хоть и большой, но и в этом времени остался ребенком.В общем, когда мы догребли до берега, нас собирались отметелить по-серьезному – кто-то из глазастыхочевидцев увидел, как мы стянули в воду Петра с целью утопления, и кликнул народ для нашего воспитания, до полного вразумления.

Их остановил опомнившийся Петр – до того как толпа разозлиласьвсерьез, а Тим успел опрокинуть набегающего мужика с дубиной ударом в прыжке. Но народ был тертый, заморскими ухватками не удивишь, при нужде, а она возникала часто, гасили всех, невзирая на любыеухватки с увертками. Ухватят – головенку и отвернут. Золотое время – ни либерастов, ни человеколюбов разного толка. Получив на улице в глаз,заявление в милицию писать не надо. Надо ответить – в оба глаза, я имею в виду. Иначе просто бы не поняли. И в случае жалоб, распространенных в наше высокогуманное время (и узаконенных), плевали бы не в твой след исподтишка – в лицо! Вот и не завелись тут тараканы, э-э, в смысле адвокаты. И ботаны не заводились, – просто не выживали!

В общем, мы квасили уже третий день. После того как Петр остановилтолпу, спасенный зашевелился и приподнял голову самостоятельно, чем и отвлек внимание от нас и привлек к себе. Петр быстро организовал тачку (телегу с лошадью), мы помогли загрузить болезного, и телега отправилась домой вместе с моей ветровкой. Я уже мысленно с ней попрощался(не срывать же с пострадавшего), как Петр, сопровождавший телегу, неожиданно вернулся назад и, смущенно потоптавшись перед нами, внезапно согнулся в земном поклоне.

– Спасибо вам, люди добрые, – сказал он, выпрямившись. – За доброту вашу! Сначала я подумал, что мужик решил стебануться над лохами, но, увидев его влажные глаза, в которых перемешались страх с искренним облегчением, понял, что ошибаюсь.

Он еще раз согнулся, тронув рукой утоптанную почву:

– Прошу в наш дом, окажите честь!

Если честно, я оторопел. Мне еще никто никогда не кланялся земным поклоном, не придуриваясь при этом. Да и придуриваясь, никто не кланялся.Зато наклонить пытались многие, вечная им память. Видно, Петр все прочел по моей ро… вернее, по нашим вытянувшимся лицам и, ободряюще улыбнувшись, потянул меня за руку:

– Прошу!

Пройдя через весь город (красивый до величественности), мы следом зателегой вошли в раскрытые настежь ворота, где на входе собравшаяся толпа родни в тридцатку лиц разного пола разом поклонилась нам троим в пояс. Благодарно и с достоинством!Да, это не руку перед строем пожали с вручением картонной грамоты.Хоть и был подготовлен предыдущими поклонами, но опять стало, ну-у, как-то не по себе.

Вот тут мужик, располовинивший нашу лодку, и представился,в смысле, не копыта отбросил, а просто назвал себя.

– Я Петр, – сказал он, поклонившись снова, – а это батюшки моего, Михайла Калашникова, дом, – он повел рукой, демонстрируя немалое подворье и двухэтажный терем.

– А это матушка моя, Настасья, – представил он статную женщину с властным взглядом и руками, украшенными перстнями и кольцами ценой не в один представительский мерс. Остальные родственники не запомнились,может, потому что у меня было стойкое ощущение того, что кто-то с разбегу хлопнул меня очень пыльным мешком из-за угла. И я все воспринимал, как в кинотеатре, в ожидании, когда же этот ужастик кончится.

Нас моментально втащили в дом, усадили за длиннющий стол, и словно поволшебству на столе появилось… да черт возьми, чего там тольконе было! Уверенно я опознал только мясо, рыбу и хлеб. Но до чего же все вкусное!Описывать бесполезно, я и четверти стоявшего на столе даже названий не знал.Потом во главе стола уселся Михайла, морщась и трогая повязку на голове.

Вот же крепкий мужик! Наверняка неслабое сотрясение, общее состояниетакое, что я бы убил только за попытку меня поднять, а этот только морщится! Он налил сначала нам, потом себе и, встав, провозгласилкоротко и ясно: «За вас, люди добрые!» – и опрокинул почти пол-литровый кубок в рот. Мне ничего не оставалось делать, как последовать егопримеру. И лишь после второй чаши или кубка (я их первый раз видел)стало понемногу отпускать и я стал воспринимать действительность.Дюха, похоже, также чувствовал себя не в своей тарелке, но цедил вино, не уступая мне, до тех пор, пока я не бросил на него многообещающий взгляд.Лишь Тимур вписался в прошлое так же естественно, как легкий сумрак вконец дня. Болтал, смеялся и вел себя так, как будто на очередной пьянке после смены. Мне с непривычки резала ухо манера разговорана старом языке, а разные «аки, паки и понеже» с трудом понимал, но ведь понимал, черт возьми! Потом мы все вышли во двор «попудрить носик», где благодаря болтливости Тима его вместе с Дюхой какие-то разбитные дворовые девки утащили смотреть «ируканские ковры» на сеновале с молчаливого одобрения Михайла.

Чем был славен Тим, так это длинными ресницами, приводившими милых дам в умиление и в твердое намерение «дать»! Он инстинктивно умелнаходить общий язык с женщинами и детьми, чем беззастенчивопользовался. Ну и Дюхе перепадало за компанию.

Вернулись мы за стол в резко сокращенном составе, разные кумы и подкумки в большинстве своем куда-то рассосалисьпосле кратких указаний главы дома, а мы с Михайлом и Петром продолжили напиваться забугорным вином, перемежая его с местной медовухой.Кстати, медовуха, на мой взгляд, была ничем не хуже. Плеснули мне на пробу и «хлебного вина» – самогонки местного производства. До нашей водки, все-таки, ей, как до Пекина раком. В общем, общий коктейль получился не просто взрывной, а пожалуй, прямо-таки бомбой объемного взрыва, которая, как и любая уважающая себя бомба, все-таки сдетонировала, напрочь погасив мое сознание.Чего со мной не случалось уже лет двадцать.

– А-аа ыэ-аа? – все это, не открывая глаз.

– Чего речешь, милый?

Ого, я уже милый!

– Я гыы-дэ? – слова никак не выговаривались, словно в рот вложили чужойязык. Судя по вони, язык был от дохлой кошки.

Глаза наконец-то с ясно слышимым щелчком раскупорились, и предо мнойпредстала миловидная деваха, протягивавшая мне глиняную кружку с чем-то. Пить хотелось так, что к кружке я не просто приник, а чуть не прокусил её. Только после этого я обратил внимание на даму.

Во-первых, она была симпатичной даже с похмелья! Во-вторых, она была не то что в неглиже, а просто одета только в кожу. Собственную!

Сначала я подумал, что мне мерещится, но когда она потянулась забрать кружку, колыхнув налитыми грудями, понял, что чего-то не понял. Может, здесь принято доверять подъем похмельных мужиков исключительно голым девушкам, чтобы облегчить похмельный синдром.

– А что, мне нравится! – осторожно моргнул, чтобы не вызвать резким движением век неизбежный похмельный набат в голове, но он почему-то незвучал. Отбойные молотки в висках тоже забыли включить.

Вместо этого организм вдруг захотел, э-э, ну-у, еще колыхнуть, вот! Видно, это желание отразилось у меня на, ну, э-э, не совсем на лице, вернее, совсем не на лице (одет я был также только в кожу родительской выделки), и девушка, притянув мою голову к своей груди, стала шептать, поглаживая меня по голове: «Любый мой, сладкий мой». По-моему, дама сама стала «заводиться» и была нисколько не против «колыхнуть».

И я колыхнул!! Не знаю, но то ли я вчера закусывал исключительно виагрой вперемежку с другими витаминами, но «колыхались» мы минут сорок!

Дама вдруг привстала на ложе (точняк не кровать, доски даже свозь пышные шкуры чувствовались), явив взорупотрясающую череду выпуклостей и впуклостей, выглянула в мелкое оконце, ойкнула, растерянно прижав ладошку ко рту, и стала быстро собираться. Поцеловав меня, вместо «Пока» жарко шепнув «Любый!», выпорхнула из комнаты, накинув на себя сарафан.

Гм, дамы, конечно, разного характера и темперамента встречаются, но чтобы ни «Здрасте» тебе, ни «До свиданья» – такая барышня мнеповстречалась впервые!Долго задумываться над её поведением не стал. Чего хочет женщина, того хочет, как известно, бог, а чего хочет бог, можно узнать, лишь спросив его при личной встрече. На встречу с создателем я не торопился, поэтому просто выглянул в окно.

Под оконцем, задрав голову, стоял Петр с улыбкой шире собственной бороды и с недоверчивым выражением дирижера, искавшего огрехи висполнении симфонии. При появлении моей головы он вздрогнул, спрятал улыбку под бороду и призывно махнул мне рукой.

– Андреич, – крикнул он. – Тебя батюшка зовет!

– Иду, – хрипло каркнул я ему, в горле опять было сухо, хотелось пить, нов остальном все было прямо-таки прекрасно – похмелья НЕ БЫЛО! Воздух здесь такой, что ли?

Михайла мрачно поедал в горнице кислую капусту, таская её щепотью изразрисованной чашки. На мое приветствие он молча хлопнул ладонью по лавке возле себя, приглашая сесть. Подождав, пока я усядусь, он придвинул ко мне узкогорлый кувшин и чашку с капустой: «На, друже, прався!» Плеснув себе четверть кружки, я, не торопясь, выпил легкое вино и зажевал щепоткой обалденной капусты. Обвел взглядом пустую горницу.

– А где?

– Да спит твоя ребятня, – махнул рукой Михайла, – как их девки уволокли на поветь, так еще и не выкуркивали!

Я плеснул себе еще и просмаковал порцию. Ну ничего себе свобода нравов!Михайла одобрительно хмыкнул, увидев, что я отодвинул кружку от себя.

– Не переживай за детей, – по-своему истолковал он мое молчание, – девки моиздоровые, из последнего полона, жена сама покупала по хозяйству помогать, так пусть радуются воинам ладным, чай, не каждый день им радость такая.

М-да! Прокашлявшись, я осторожно спросил:

– А ежели дети получатся?

– А что дети? Дети – это хорошо, только жена девок в строгости держит, порадоваться позволит иногда, а детей – не моги, только ежели кто замуж возьмет, тады сколь хошь!

Михайла смачно захрустел капустой.

Не понял, здесь что, аптеки с нужными резинками на каждом углу или как?

Еще раз откашлявшись, я поинтересовался:

– Так ведь дети – дело такое, хошь – не хошь, а получится, куда потом девать?

– Вон ты про что, – Михайла налил себе полную кружки, – не получится, к ведунье сходили, травки заварили, – Михайла одним глотком опорожнил кружку и, отдышавшись, продолжил: – Зачем нежданцев плодить, судьбу кривить? Я задумался. Похоже, здесь все давно расписано в линеечку, а со своим уставом в чужой монастырь не ходят, так что лучше помолчать.

— Ты мне лучше скажи, чем заняться думаешь?

– Да бог его знает, не думал еще.

– Может, ко мне на ушкуй пойдешь? Воин ты знатный, вчера дворню так валял, чуть тын не завалил, мужиков швыряя! Да и сын с братом ловки, как бесы, не в обиду сказано.Я в третий раз откашлялся:

– Сильно вчера набарагозил? Ты, Михайла, не держи на меня обиду, коль что не так сотворил, я ж не помню ничего!

– Ладом все, – Михайла набулькал еще вина и потянулся к капусте, – вечером ко мне соседи заглянули, вместе на ушкуе ходили на чудь,те воины с младых лет, так с тобой сцепились, – Глеб без памяти лег, а Евсея ты так хитро скрутил, что он и шевельнуться не мог, – Михайла смачно захрустел капустой. – Мужи распалились, дали тебе меч, а ону тебя все из руки выпрыгивал, видно, непривычен ты к нему. Зато на ножах ты Глебу штаны срезал, Евсею же рубаху на ленты девичьираспустил, Евсей чуть в обиду не впал, рубаха нова, да шелкова! Ты ему показал, как хитро нож из руки забирать, тем и успокоил!Уж и хохотали они над собой! Глеб штаны в руках носит, а Евсей, какдуб в жертвенный день, одни рукава на нем, да ленты шелковы ветром шевелит. Ты ему слово какое-то пионерское дал, что как разбогатеешь, так сразу рубаху купишь с золотым шитьем, а пока, сказал, бананьев не завезли,мол, извиняйте. Брат твой добро меч да нож держит, а уж как ногами бился!Подпрыгнет, как лягушка болотная, да обеим – Глебу с Евсейкой, обеими же ногами и пнул в головы их пустые! (Кореша увлекались ретро-боем. М-да, рукопашка мне и до армии нравилась, в армии, что называется, реально её заточил, да и применять приходилась частенько, горы шутоксами не любят и другим шутить не позволяют. Там все: и жизнь, и смерть – всерьез. И брата с сыном натаскал как смог, иначе в нашем городе временами очень грустно жить.)

Михайла продолжил:

– Хорошо погуляли, долго еще вспоминать будем. Для диковины твоей, что картинки как живые делает, Петр вчерапокупателя приводил смотреть, купца арабского, тот обещалзолотых монет полный кубок отсыпать, если научишь его, как этудиковину елитричеством каким-то кормить, чтоб не сдохла с голоду.

– Это я сказал?

– Ты, ты, совсем, что ль, ничего не помнишь?

– Вообще ничего не помню.

– Ты не заболел, случаем?

– Да нет, просто очень давно так не гулял, вот и выпал в осадок.

– Куда выпал?

– А, не бери в голову, проехали.

– Куда проехали? – Михайла озадаченно завертел головой, проверяя,на месте ли он.

– Да приговорка такая, не обращай внимания.

– Ну и ну, – Михайла покачал головой, – какие у вас приговорки-то в вашем году!

– Так я и про время свое рассказывал?

– Еще как говорил, аж руками, как мельница, махал.

– Руками-то зачем махал?

– Дык, показывал, как у вас птицы-самолеты сами летают и внутри себяживых людей носят, аж на другой конец света, да всего за день!? Евсей укорил тебя, что сказки, как малым, рассказываешь, тогда ты диковинус картинками у сына взял дапоказал, как они летают, окошечко махонькое, а все как наяву показывает! Вот уж невидаль, ужели такое когда-нибудь будет? – Михайла вопросительнопошевелил мохнатыми бровями.

– Будет, будет, – махнул я рукой, – все будет, техника разная и летает, и плавает, и ныряет, да вот только почему-то, чем больше работы техника делает, тем простого счастья меньше становится!

– Эк оно как, – крякнул Михайла. – Это почему так?

– Да хрен его знает, – пожал я плечами, – видно, господь так заповедал, что счастье только тогда счастьем становится, когда своими руками да умом добыто,а не чужими и не железными!

– Может, и так, – Михайла задумчиво поболтал вино в кружке, – может, так оно и правильно будет!

Переквалифицироваться в не пойми кого. Не кузнецы, не крестьяне. Ни рыба ни мясо, даже не креветки.Станем жить-поживать, да добро проживать, благо, что араб отвалил неслабуюсумму золотом за телефон и нехило добавил за алюминиевые весла – серебром. Хоть я сначала не хотел их отдавать: чем грести будем? Но сын с братом моментальноубедили меня, что выстругать весла – плевое дело, и я плевался уже два раза. Предстоял третий.То ли я такой хреновый столяр, то ли Тимка такой богатырь, в мощных лапах которого весла ломались, как спички. Ему даже бревна дать вместо весел —все равно сломает!

Кстати, эта сладкая парочка наотрез отказалась продавать свои айфоны,даже араб, распадающийся на елейные пузыри, убедить не смог, сколько ни звенел мошной.

Сын мотивировал отказ кучей полезной информации в его айфоне, а Тим без всякой мотивации спрятал свой гаджет за спину и оскалился. Я понял, чтопри попытке силового захвата айфонов останусь без рук, а то и без головы.Пришлось отдавать свой.

Вспомнив прочитанное в каком-то журнале, сотворил аккумулятор килограммов на двадцать – чтобы кормить телефон «елитричеством». Сотворил его из горшка, медного и железного стержня. Насыпал в горшок земли, пропитал уксусом и воткнул два стержня.

Появился ток, но слабенький – едва щипало язык. Соорудил еще пяток таких горшков и соединил с помощью проволоки, купленной у кузнеца-оружейника. Сын, смотревший на мое творчество с нескрываемым антиоптимизмом, сразу оживился, когда телефон, подключенный к батарее батареек, вдруг заработал. И сразу стал намекать соорудить еще один – для него и Тима. В ответ я рассказал, как сделать, и предложил поработать самим, чем они и занимались в свободное от бездельявремя. В общем, на деньги, полученные от араба, мы купили добротное подворье с шикарной избой, обулись, оделись и закупились долгоиграющей жратвой – разными копчениями, медом и мукой. Переехали, искренне поблагодарив Михайлу, приютившего нас на первое и на второе время. Без него нам быпришлось туго. Именно он помог нам врасти в местные реалии, без знания которых нам, как минимум, пришлось бы очень быстро делать ноги – некоторые ляпсусы с нашей стороны тут не принято прощать! Несмотря на незнаниеобычаев. По армейской службе на Кавказе мне это было знакомо. Или уже зарыли бы где-нибудь в овражке, если бы не Михайла с Петром. В общем, когда переезжали, вернее, переходили в новое жилье, неожиданно растрогались обестороны, после чего эти стороны нажрались как свиньи!

Потом купцов увезли на телеге, а мы втроем залезли в реку отмокать, взявкувшин с бражкой. С тех пор прошло два с половиной месяца. Жили мы тихо, врастали, так сказать, в местные реалии. Тим с Дюхой постоянно где-то пропадали, проходя то с синяками, то с победным блеском в глазах. Познакомились с соседями, такие персонажи встречались – хоть стой, хоть падай. Один Митрич – мельник – чего стоил. Денег пока хватало, но таяли они по-весеннему быстро. Простой расчет показал – максимум через год от наших денег останутся только бумажные – из нашего времени. Что давало весомыйповод к раздумьям, как жить дальше. Ну, кажется, дождь стихает. Это хорошо. Тим что-то не поделил с Дюхой, и они завозились, стараясьвыпихнуть друг друга за борт.

Дети! Это ж надо, не поделить ломаное весло! Я рявкнул на них, результат – как от затихающего дождя. Ну никакого уважения к старшим! Попробовал бы кто-нибудь из местных вести себя так же. Мгновенно последовало бы ослепляющее воспитание, долго в голове гудело бы! И это знакомо по Кавказу. Зато и режутся там, можно сказать, с упоением! Впрочем, здесь вендетта – явление обычное. Тим, увидев мою задумчивость, пихнул меня в бок, привлекая внимание.

– Давай к камышам сплаваем, там сейчас щука хорошо брать будет!

– Давай, только ты грести будешь!

Тим насмешливо фыркнул, явно не понимая, как можно добровольноотказаться от интереснейшей гребли сломанным веслом:

– Конечно, буду!

Впрочем, друзья вполне мирно поделили весла между собой и, усевшись на борта, принялись выгребать из пещеры. Порыбалили мы неплохо: пяток среднего размера щук, судаки и прочая мелочь. Часть сегодня пожарим,остальное закоптим на будущее. Стараниями неразлучной парочки весь чердак был завешан сушеной и копченой рыбой. Наслушавшись местных рыбаков, друзья мечтали поймать белугу, но пока им не везло.

А я мечтал о жареной картошке! С хрустящей корочкой, на подсолнечноммасле! Увы, ни того, ни другого здесь не было. Надо в Америку за картошкой сплавать, заодно открыть новый материк. Будет не Америка, а Андреевка. Правда, звучит как название захолустной деревеньки. Ничо, притерпятся!

Настоящий Андреевец – вот теперь лучше!

Дюха вытащил из лодки рюкзак, Тим подхватил мешок с рыбой, с натугойвзвалил на плечо, потащил к дому, слегка пошатываясь. На поясе, в такт шагам, маятником болтался внушительных размеров нож, который Тимотковал лично. Неплохой нож получился, должен признать, гвозди не рубит, но при ударе по сучку отметин на лезвии не остается.

И точится хорошо. Пока мы с сыном сдували лодку и, скатав в толстый рулон, тащили её к дому, Тим успел напихать в коптилку ломаных веток и теперь стучал кресалом, как дятел, добывая искру.

– Прометей наш, понимаешь! – буркнул сын, проходя мимо.

– Чего? – повернулся к нему Тим и закашлялся, поймав едкую струйку дымаиз затлевшего трута. – Дуй давай, – ехидно указал ему Дюха тоном высокородного боярина и, поморщившись, провозгласил: – Из искры возгорится пламя!

Бросив рюкзак, он вдруг вкрадчиво сказал мне:

– Папка, может, ты зажигалку какую-нибудь соорудишь?

Я встал. Затем сел. В таком положении мысли стекли в одно место (не скажу, в какое), и меня пробило на интеллектуальную работу.

Так, перво-наперво рентабельность. Будет? Несомненно! Помнится, когда появились первые газовые зажигалки, я полгода экономил на школьныхобедах, но зажигалку купил, хотя, честно говоря, она и на хрен не нужна была, донеё спокойно обходился спичками. Но престиж! Ну, и удобно, опять же.Воды не боится, продул и поджигай. Я и поджигал.За что раз несколько схлопотал от бати. А здесь спичек НЕТ! И это хорошо!Для нас. Так, так. Что нужно для производства зажигалок?Корпус. Сделаем штампом, из меди.

Колесико для добывания искр. Нужна хорошая сталь, ничо, закалим железо вуксусе, будет, что доктор прописал. Кремни. Не проблема, на рынке есть.Фитиль. Тоже есть.Чем заправлять? Бензина… ек, будем заправлять спиртом, выгнать можно.Ректификационную колонну я собрать смогу. Что получается? Получается, что надо делать! Станем королями зажигалок или зажигалкиными королями. Хе. Начнем?

Отправив друзей к кузнецам за медью, начал делать «прокатный стан».Нужна тонкая, миллиметр – полтора максимум, листовая медь. Будемпрокатывать.

Обил Темкиным панцирем, обменянным на арбалет, две толстенные дубовые чурки. Вместо прижимных пружин – длинные рычаги с грузами, нагрузку можно довести до тонны и больше, вполне достаточно. Где нагревать?Нужен горн, причем, горн закрытый. И меха для поддува. Купим или сделаем.

Через два дня запойной работы мы прокатали первый медный брусок, предварительно сплющенный молотом до приемлемой толщины. Получилось! Правда, прокатать пришлось раз двадцать, но и лист вышел загляденье, только края неровные, но их и обрезать можно. Все делали в здоровенномамбаре, чтобы чужие глаза не мозолить.На радостях, что все получилось с первого раза – нонсенс! – я степенно прошелв дом, прижимая к себе медный лист, наплескал себе стопарик «хлебного» вина, самогонки, проще говоря, и то и другое собственного изготовления. Душа желала праздника, да и тело было не против. Только опрокинул стопкув собственную пасть, как со двора донесся душераздирающий вопль. Опрокинув лавку и чудом не подавившись стопкой, выскочил во двор изабежал в амбар. Тим, раскачиваясь, как кобра перед дудкой факира, сидел наполу и баюкал окровавленную руку. Дюха, бестолково суетясь, бегал вокруг дядьки и пытался дуть на окровавленные пальцы.

– Что случилось?

– У-у, – простонал брат и исчерпывающе добавил: – А-а-а.

Я взял окровавленную кисть руки и, удерживая на месте корчащегобрательника, внимательно осмотрел ее: самые кончики пальцев были раздавлены, словно их разом прищемили в дверях.

– Как это получилось?

– Я-я хотел провери-и-и-ить…

– Чего проверить?

– Провери-и-и-ить хо-о-отел, – подвывал Тим.

– Он руку сунул в валки и слегка крутанул подачу! – вмешался сын.

Это меня потрясло.– ЗАЧЕМ?

– Я попробовать хотел, сильно сдавливает или не очень? – виновато втягиваяголову в плечи, проскрипел младший брат.

Я уселся прямо на пол – ноги держать отказывались.

– Экспериментаторы хреновы!

Немного подумав, я выписал Тиму солидную оплеуху, от которой онкувыркнулся на бок и съёжился.

– Ведь ты же видел, как медь плющит, – начал орать я, не вставая с пола. – Какого хрена надо проверять сдавливание на собственных пальцах?Да лучше бы ты башку свою тупую туда сунул, баран, может, мозги в задницувыдавил бы и думать начал!Дюха отскочил в дальний угол и растворился в нём темным пятном.Прооравшись, добавил плюху сыну – вместе шкодили, вместе отвечайте!

Взяв взвывшего братишку за ухо, потащил в избу. Там вылил на пальцы зашипевшего, как раскаленная сковородка, Тима полкувшина самогонки и замотал чистой тряпицей. Заставил выпить полкружки самогона – чтоб руку не так дергало от боли, сунул сыну рубль.

– Зачем? – тупо спросил Дюха, разглядывая кусок серебра у себя на ладони.

– Затем! – не сдержавшись, снова начал орать я. – Засунешь своему корешу в задницу от сглаза и отведешь его к знахарке, тетке Фросе, скажешь, чтобы отрубила ему пальцы на хрен, дабы не совал куда ни попадя! МАРШ!

Друзей словно ветром сдуло. Я принял еще пару стопок – для избавленияорганизма от тряски. Черт возьми: и хватило же ума у человека! Злость набрата кипела и бурлила.

Потом вспомнил, как в детстве решил узнать, сильно ли бьет ток. Сунул пальцы в патрон, из которого батя выкрутил лампочку и унес менять. Тряхнуло, чуть язык не откусил.

Это были, оказывается, только цветочки, а «ягодки» сходили с моей многострадальной задницы еще неделю – я огреб их после того, как перепуганный отец обнаружил меня на полу с окровавленным ртом. Ладно.Ничего особо страшного не случилось. Ногти у Тима, конечно, слезут.Ну, поковыряет в носу одной рукой пару месяцев, умнее станет. Зато будет думать, прежде чем совать свою клешню в разные дыры.Пока поспевала плодово-ягодная бражка, соорудил самогонный аппарат, сразу тройной перегонки. И изготовил выколотки с формами. Наделал ударныхпресс-форм под зажигалки и небольшие, граммов на пятьдесят, стопочки с тиснением. Каленое в уксусе железо давало искру. С нарезкой колеса пришлось поломать голову, с закалкой тоже.

Пришлось помучиться с резкой кремней, но и эту проблему решили послеобщего мозгового штурма. И вот я держу первую в мире зажигалкус фирменным клеймом – цифрой 3 – нас трое – и чайкой – в память о малой родине – Архангельске. Потом подумали и поменяли арабскую тройку навосходящее солнце, как на пачке «Беломора».

Наклепали сразу сотню – чтобы «захватить» рынок, как выразился Тим, чем рассмешил и меня, и Дюху. Прежде чем захватывать рынок, я презентовал позажигалке Михайле и Петру, чем, без преувеличения, привел их в восторг. Объяснил, как заряжать наш продукт и чем, что оказалось немаловажным условием, так как местная самогонка от кремневой искры загораться наотрезотказывалась, поджечь её можно было только лучиной, предварительно подпалив её нашей зажигалкой. То есть спирт тоже стал востребован.Мы нагнали его почти бочку, причем, после каждой выгонки у нас собиралсяОТК – Тим и Дюха искрили на тряпочку, смоченную спиртом, если тряпка воспламенялась, спирт считался годным. Ну а по мне, и на вкус неплохо определялось, годно или нет. Пользуясь своим положением, я купил вишнии забацал такую настоечку, от которой у обоих купцов уши становилисьрозовыми, как у годовалых поросят, и сильно тянуло петь песни.Договорились с Михайлой о реализации товара, не самим же на базаре стоять!

Он отчислял нам с каждой зажигалки по одному полтиннику – сумасшедшиеденьги! На рубль мы втроем безбедно жили месяц, правда, без разносоловвроде индийского перца, мешочек которого, с детскую рукавичку, стоил дороже нашего подворья.За спирт тоже хорошо перепадало. В общем, мы неплохо приподнялисьв финансовом смысле. Тим с Дюхой затребовали денег на мечи, я побубнилсебе под нос, но деньги дал. Пусть лучше учатся своему бою на мечах, чем шляются неизвестно где.Теперь вечерами рубились друг с другом, взяв в учителя Евсея, которому я вернул долг – обещанную рубаху – и подарил зажигалку в сувенирномисполнении.

Сегодня мы устроили выходной. Тим с Дюхой начиняли купленного на базаре гуся чесноком и травами – готовили к запеканию в духовке. Во дворе сложили печь, я сделал духовой шкаф из медного листа, которого у нас накопилась едва ли не тонна.

Пробовали запекать рыбу, получилась такая вкуснятина, оторваться не могли,пока весь полуметровый противень, вплотную набитый судаками, не приговорили.

Хорошо рыба пошла, под вишневую наливочку. Даже купцы, хорошо знакомые по долгу, так сказать, службы с самыми разными харчами, с удовольствием лопали.Они теперь оба заходят через день, а то и чаще. Вот и сейчас калиткахлопнула, пропустив обоих купцов. Петр как младший нес мешок.

– Мир в дом! – поздоровался Михайла.

– Доброго дня! – вторил Петр.

– Здасьте! – вразнобой загудели Тим с Дюхой.

Я молча пожал купцам руки, приглашающе махнул на стол, устроенный поднавесом.

– Тим, – окликнул Петр Тима, – вот держи, – он протянул ему мешок, – давеча мы кабанчика заполевали, клади в свою медную печь, попробуем, что получится!

Тим с завистью взвесил мешок в руке и озадаченно уставился на меня:

– Чо делать, куда гуся девать?

Я махнул рукой:

– Уважим гостей, готовьте кабана, а гуся в погреб, до завтра.

– Яволь, – по-немецки согласился Тим, поманил Дюху и понес кабана на задний двор.

Я поставил перед гостями кувшинчик наливки, насыпал в глиняную миску чипсов – вчера сделали пробную партию, из репы. Такой вид приняла реализация моей мечты о жареной картошке. До картошки ей, конечно, былодалеко, но с солью и перцем – теперь мы могли его себе позволить – ощущалась даже некая пикантность. Хочу попробовать чипсы из редьки и хрена. Поставил все, что положено для мужского стола, а именно – стопки.

– Это что? – первым удивился Михайла, показывая на чипсы.

– Ты не спрашивай, попробуй! – я запихал в рот солидную щепотку чипсов, показывая пример.

Михайла взял пару чипсов, с хрустом прожевал и зачмокал губами, смакуя.

– А ничо так, приятственно! – и схватил еще горсть. Схрупав еще пару забросов между усами и бородой, Михайла закрыл глаза и зачмокал губами. Петр осторожно положилна язык лепесток чипса, покатал во рту и, как и отец, вкусно зачмокал.

– Ну, Андрюха, – Михайла покрутил головой, – умеешь ты удивить! Я такогоу самого посадника не едал, а у него чего только нет!

Михайла как уважаемый новгородский купец входил в городскую думу при посаднике, чем несказанно гордился.

– Вкусно-о-о, – протянул Петр, зачерпывая сразу горсть.

– Эй, гости дорогие, – спохватился я. – А стопочку?

Налив стопки до краев, пододвинул пару гостям.

– Вздрогнем! – чпокнув своим стопариком стопки гостей, я не торопясь выпил. Выпили и гости. И яростно захрустели чипсами. Прибежали Дюха с Тимом, шустро запихнули лесного поросенка в печь, принялись растапливать. С помощью зажигалки получилось не в пример быстрей, чем с кресалом. Быстро раскочегарив печь, ребята подсели к столу.

Миска с чипсами показала дно. Я тронул сына за плечо и показал глазами на миску. Дюха понятливо кивнул и умчался в дом. Вынес холщевый мешок на полведра, протянул мне. Опустошив мешок на четверть (сколько влезло в миску), я положил мешок под лавку, предчувствуя, что подсыпать придется еще не раз.

Михайла, с видимым удовольствием жуя чипсы, наставил на меня указательный палец.

– Ты признавайся, что это такое сотворил?

– И из чего? – добавил Петр, протягивая руку за очередной порцией.

– Ужели не распробовал? – удивился я, разливая вишневку.

– Вроде сухарики какие-то, – задумчиво сказал Михайла, – но не из муки!

Дюха с Тимом дружно захихикали.

– Говорил же, не угадают, – сын толкнул Тима плечом, – гони пять болтов!

– Ладно, – буркнул Тим, – отдам.

Я укоризненно посмотрел на сына, мол, опять развел дядьку, как кролика!

Дюха независимо пожал плечами и потянулся к миске.

Михайла с подозрением поглядел на веселящуюся ребятню и уставился на меня взглядом районного прокурора.

– Андрей Андреич, признавайся!

– Ты, Михайла Васильич, мне вот что скажи, – начал я издалека, – рецепт продать можно?

При слове «продать» Михайла сразу подобрался.

– Что продать?

– Рецепт, – объяснил я, – ну, в общем, это э-э-э, – и я завис, нужные слова куда-топотерялись.

– Рецепт, дядь Миш, – это способ приготовления, – влез в разговор сын.

– Рецепт, говоришь, – хмыкнул Михайла. – А кому продать хочешь?

– Это ты хочешь, только пока не знаешь, – я разлил еще по одной и поболтал кувшин в руке, взвешивая. Все, одна посудина скончалась, показав дно.

– Точно хочу? – с хитрецой посмотрел на меня купец.

– Давай так, – предложил я, – рецепт я тебе так дам, ну, чтобы ты для себяделал сколь хошь, а ты его кому-нибудь продашь или договоришься за долюмалую.

– Не угадал, – помотал головой Михайла. – Я лучше сам делать буду дапродавать!

– Да когда ж ты успеешь, – удивился я. – Все в разъездах да походах?

– А вот смотри, – хитро прищурился Михайла. – Я эту зиму на Каспий не сходил, а заработал больше, чем с караваном, – на твоих зажигалках!

Супруга надоумила: посиди хоть зиму дома, говорит, дети растут, а отца невидят!Господь тебе милость явил, человека послал из небылого, так пользуйся, а невороти нос! Так что пока здесь деньгу можно заработать, я из дома никуда! А твои придумки деньгу хорошую несут, давай еще придумай что-нибудь, – и Михайла отсалютовал мне стопкой.

– Сам смотри, – согласился я. – Ученого учить – только портить, давай я тебе еще рецепт майонеза добавлю!

– Какого еще майонеза?

– Это соус такой, хочешь – на хлеб намазывай, хочешь – в уху клади! Везде кместу.

– Попробовать бы? – с надеждой посмотрел на меня купец.

– Это можно, – согласился я. – Завтра сделаю, принесу на пробу, авосьпонравится!

– Ты Андреич, это, – неожиданно замялся Михайла, – прихвати этих, как ихзовут, – он кивнул на миску с чипсами. – Я хозяйку свою угощу, пусть попробует!

– Чипсы их зовут, – улыбнулся я. – Добро, по рукам?

Мы скрепили соглашение рукопожатием. Петр заводил носом, принюхиваясь к густому запаху шашлыка.

– Ну вот, и кабан созрел, щас попробуем, что получилось!

Утро я позорно проспал. Посидели вчера хорошо, умяли впятером всего кабана, еще и не хватило, хотели поставить в духовку гуся, но Тимка сбегал на чердак и притащил десяток среднеразмерных копченых рыбин, нам и хватило.

Да чипсов осталось только-только Михайле в дом отнести. Вот и новыйбизнес-проект нарисовался, Михайла станет делать да продавать, а нам процент будет капать. И неслабый процент, купец уверял, что на чипсах можно заработать не меньше, чем на зажигалках. Посмотрим.Надо вставать, но не хочется. Но надо! Прислушавшись к своему внутреннемуголосу, я сделал над собой чудовищное аморальное насилие и встал.

В голове слегка поплыло, но вполне терпимо после вчерашнего праздникаглотки и желудка. Пить! Поплелся в сени, там стояло деревянное ведрос колодезной водой – ушат, по-местному. Если этимушатом дать кому-нибудь по башке, можно любого ушатать, не то что наша жестянка. Жестянка, жесть! А это мысль! Нам нужна жесть или нет? А длячего она нужна? Чтобы делать консервы! А это опять мысль! Я наконец доплелся до воды и напился от пуза. Жаль, не газировка, она с похмелюги особенно хороша. Так, будем делать консервы или нет? А зачем они нужны?

Особенно, если учесть, что вся Русь на девяносто пять процентов покрыталесами и под почти каждой лесиной сидит ушастая консерва и обгладываетосину. Не считая прочего косматого и рогатого зверья.И это зверьё может добыть любой здоровый мужик, а других здесь не водится.

Не завелись здесь пока ботаны-теоретики, которые сами гвоздя вбить не могут любимому учителю в стул, зато хорошо знают, как это надо делать другим.

М-да, похоже, с жестью пролет. Не нужна она здесь. Хотя на всякий случайнадо посоветоваться с Михайлой.

Я вышел во двор, смачно потянулся, заодно и зевнул. Солнышко давно взошло, времени примерно часов девять. А я обещал Михайле майонез сделать!

Значить, еще на базар сбегать и закупиться. Ребятня до сих пор дрыхнет, сони. Я быстренько посетил место, куда и царь не гнушался пешком ходить. Умылся у колодезного журавля. Заставил поклониться его, зачерпывая воду,потом кланялся ему, умываясь. Все по-честному.

Приодевшись, все-таки выход в город, потопал в сторону рынка. Тут вовсюкипела жизнь.

И кого и чего здесь только ни было. Люди всех цветов и товары из всех уголков Земли. Негром здесь никого не удивишь, говорят, год назад привозили большенного человека, дикого, как сами джунгли, а ступни у него были размером с растоптанный ласт аквалангиста. Интересно было бы посмотреть. Кстати, про акваланг надо запомнить, а лучше записать. И вообще, надо все идеи, которые у нас троих есть, записать, потом