Читать книгу Поселок - Андрей Александрович Голубь - Страница 1

С большим скандалом на железнодорожной станции Зорино вагон пассажирского поезда покинул безбилетник. Молодого человека вытолкали на насыпь щебня, служившую перроном, возмущенные проводники. Сойдя на «перрон» он крикнул, что жалобы на их действия будут посланы во все вышестоящие инстанции, отряхнул брюки и спешно удалился.

В руках он держал небольшой чемоданчик, сканворд, паспорт и помятый кулёк карамели «Рачки», впопыхах украденный у одного из пассажиров. Приехал он из столицы и одет был весьма скромно по столичным меркам и нескромно по меркам зоринским – серые брюки, дорогие туфли, джемпер и светлое драповое пальто.

Немного покрутившись на станции, он сделал вид, что его встречают, помахал кому-то рукой и исчез за углом здания вокзала. Скрывшись от бдительного взора проводников, он распахнул чемодан и быстро сменил пальто и джемпер на куртку и цветастую шапку. Переодевшись, безбилетник подошёл к другому вагону, в момент, когда пассажиры уже вовсю штурмовали узкий проход тамбура.

Скандалист затерялся в рвущейся к дверям толпе, схватил под руки старушку лет восьмидесяти отроду и с криком «пропустите ветерана, граждане, имейте совесть!» пустился на абордаж вагона. Пропихнув вперёд себя ничего не понимающую бабушку он назвался провожающим и проник внутрь. Только он было выдохнул, как старушка до этого не подававшая признаков владения речью, разразилась потоком только местами цензурной брани, суть которой сводилась к тому, что она вообще-то местная жительница и приходит на этот перрон торговать пирожками домашнего производства. В общем покидать родной посёлок в этот день она точно не собиралась.

Проводник, оперативно разобравшись в ситуации помогла бабушке спуститься на родную землю и прогнала из вагона безбилетника. Поезд потихоньку начал движение. Крикнув в закрывающуюся дверь, что жалобы на действия проводника будут посланы во все вышестоящие инстанции, безбилетник проводил взглядом уходящий поезд и поковылял в сторону вокзала.

На вокзале молодой человек изучил расписание поездов и выяснил, что как минимум ночь ему придётся провести на станции Зорино. Трижды пересчитав время ожидания, он ощупал в кармане свой тощий кошелёк, записал в небольшой блокнот время отправления поезда и направился в привокзальное кафе «Мечта». В своём путешествии этот «заяц», скачущий на длинные дистанции, сменил уже более десятка поездов и поругался с таким количеством проводников, что некоторые уже начали встречаться ему по второму кругу. Безбилетник был худ от привокзальной еды, сонлив от ночёвок в залах ожидания и понур от настигнувших его передряг. Уже больше месяца он путешествовал без конечного пункта назначения.

Примерно в тоже время когда он направился к привокзальному кафе, водитель рейсового автобуса, доставляющего жителей села Малые Закутки на площадь вокзала станции Зорино объявил конечную остановку. Из автобуса вышел мужчина, внешне напоминающий богатыря из старых русских сказок, облаченного в старый свитер и спортивное трико. Бросив на землю тяжелую спортивную сумку, богатырь потянулся, пожал руку водителю, дружелюбно помахал на прощание высыпавшим на остановку из автобуса бабушкам, подхватил свой багаж и отправился на вокзал.

* * *

В то время, когда безбилетник обменивал свои последние деньги вместе с кошельком на бутылочку вина неизвестного происхождения, пассажир автобуса распахнул дверь в «Мечту» так, что она едва удержалась на петлях. Пройдя к стойке, он заказал несколько тарелок первого и второго, большой стакан компота и несколько четвертинок хлеба с сыром. После этого он расплатился, завернул сдачу в платочек, забрал поднос с едой и огляделся. Увидев, что свободных мест в зале «Мечты» нет, он подошёл к первому попавшемуся столику, где расположился безбилетник, вяло протирающий салфеткой плохо вымытый стакан.

– Я с вами присяду? – обратился он к молодому человеку.

– Пожалуйста, пожалуйста! Присаживайтесь, располагайтесь, – ответил безбилетник искоса поглядывая на полный поднос, – котлетки гляжу, уважаете?

– А то, здесь их очень даже неплохо готовят! В столицу собираетесь?

Молодой человек заполнил стакан вином, осушил его залпом и ответил:

– Наоборот из… Хочу немного пожить, так сказать, провинциальной жизнью, поэтому собственно и еду подальше… Котлетки-то сочные тут, я погляжу… А вы куда путь держите, если не секрет, в столицу?

– Да нет, вот собрался навестить родню в Больших Закутках, туда три часа пути на поезде, да сегодня на уже не успел. Меня, кстати, Иван зовут, Онисимов, а вас?

Иван протянул гигантскую мозолистую ладонь в которой буквально утонула хилая, бледная ручка безбилетника.

– А я Андрей Леонидович Дувайский, будем знакомы – произнёс безбилетник и одёрнул конечность, – могу я предложить вам совместное предприятие? Ну и рукопожатие у вас, конечно, вы там не гири в сумке везёте случаем? У меня, глядишь тут налито, а у вас накрыто… Может мы объединим наши усилия, так сказать, во имя всеобщего блага?

– Почему бы и нет. Ехать всё равно на одном поезде, – ответил Онисимов, залпом осушил стакан компота и подставил его новому знакомцу, – а как оно там, в столице?

Дувайский рассказал Онисимову о нюансах жизни в столице под первую бутылку, затем они осушили еще одну за знакомство, пару за новые начинания и ещё несколько без повода, прежде чем безбилетник окончательно потерял возможность шевелить языком. Нужно отметить, что вино в «Мечте» было особенным и славилось на всю округу, фигурируя не в самых лучших историях людей сомнительной репутации. Продавалось оно из под полы в бутылках без надписей и представляло собой густую субстанцию, обладающую причудливым запахом с нотками миндаля, дубовой бочки, хмеля, жжёной резины и нефтепродуктов. Вкус у этого продукта подпольного виноделия был соответствующий, зато цена оставляла всех возможных конкурентов далеко позади и выгодно отличала вино из «Мечты» от аналогов. Онисимов слегка опьянел и рассказал новому знакомому отрывки из своей сельской жизни.

* * *

Оказалось, что ровно за двадцать шесть лет, семь месяцев и девять дней до встречи с Дувайским, Ванька Онисимов появился на свет в родильной комнате села малые Закутки, бывшей по совместительству и санитарным пунктом, и госпиталем, и ветеринарным кабинетом с одним единственным сотрудником – бабушкой Агафьей, заставшей еще рассвет лечения свинцовыми присыпками. Несмотря на небольшой демографический подъём, основанный на прошлогоднем осеннем призыве, село в момент рождения Онисимова переживало не лучшие свои времена – местные мужики покидали населённый пункт, зачастую забирая с собой всю семью до седьмого колена, а молодые отцы, познав радости и тяготы армейской службы в большом городе, не спешили возвращаться на малую Родину. Когда Ванечке Онисимову исполнилось три года, он оказался самым молодым жителем малых Закутков. Второе место в рейтинге молодости отошло Ваниной маме, третье его отцу. Кроме семьи Онисимовых, в малых Закутках остались ещё шестьдесят старушек, примерно на четверть меньшее количество стариков и приблизительно равное количеству стариков, количество престарелых сторожевых псов. Последние периодически сбивались в стаи, но быстро разбегались, потому что забывали зачем собрались.

Онисимов старший не раз задумывался над тем, чтобы покинуть село с семьёй, но не решался оставить стариков на произвол судьбы и сам впоследствии, что называется «врос корнями» в Малые Закутки. Родители Вани фактически тянули на себе умирающее село, и старики, дабы не оставаться в долгу, всерьёз взялись за Ванино воспитание. Они приучили Онисимова младшего к ручному труду едва ли не раньше, чем он начал ходить, а благодаря высококалорийным угощениям сразу шестидесяти бабушек единственный внук в селе рос как на дрожжах. К семи годам Онисимова определили в школу Больших Закутков.

Одноклассники запомнили Ваню как организатора, чемпиона и единственного участника школьных соревнований по всем силовым дисциплинам сразу, а учителя увековечили его на доске почёта в самой большой в обоих Закутках рамке. После того как Иван закончил школу, он несколько лет проучился в ПТУ при заводе так же, в Больших Закутках, где побил все локальные, областные, и возможно даже мировые рекорды по всем дисциплинам где можно было что-то поднять, бросить или перенести. Окончательно вымахав в двухметрового богатыря и окончив обучение, Иван несколько лет проработал трактористом в родном селе, и проработал бы еще пятьдесят, если бы его уже престарелый отец не захотел для сына иного будущего. Однажды вечером, когда вся семья собралась за ужином, отец кротко сказал:

– Иван, завтра ты едешь в посёлок. Навестишь родственников в Больших Закутках, попросишь работы какой, а дальше, как пойдёт. Село большое, перспективное, там и завод неподалёку, не пропадёшь. В общем езжай Вань, а мы тут уж как-нибудь сами.

Онисимов младший не стал препираться с отцом и утром следующего дня его всем селом собирали в дорогу. В дневной автобус Иван садился имея при себе блокнот с номерами родственников односельчан, разбросанных по всей стране, телефон, небольшой запас денег и провианта на несколько дней. Кроме того, Иван взял с собой рабочий инструмент, для того чтобы, как любил говорить его отец, «зашибить копеечку» честным, справедливым трудом. Протрясшись на автобусе чуть меньше сотни километров и несколько раз спев с престарелыми пассажирками песню про коня, Иван прибыл в Зорино, где судьба и столкнула его с Дувайским.

* * *

Застолье закончилось также неожиданно как и началось. Дувайский просто уснул, когда Иван рассказывал ему историю про то, как они с отцом однажды тушили горящую баню. Почувствовав ответственность за павшего в пучине веселья нового знакомца, Онисимов решил не оставлять его в привокзальном кафе. Поэтому, выпив несколько стаканов напоследок и прихватив бутылочку в дорогу, он подхватил спящего Дувайского вместе с вещами и отправился на поиски ночлега. Онисимов хорошо знал округу, в детстве он часто приезжал с отцом в Зорино из Малых Закутков. Пройдя несколько кварталов, он дошел до неприметного двухэтажного здания, где располагался мотель «Сияние». Мест в самом мотеле не было, поэтому Онисимов по договоренности со знакомым администратором занял диван в прихожей, а Дувайского расположил на сумке с инструментом, подложим ему под голову его же собственный чемоданчик. Всю ночь Дувайский ворочался и гремел инструментом, чем сильно беспокоил жильцов мотеля. Онисимов же напротив, спал как убитый, во сне ему виделось родная деревня с её радушными местными жителями.

Ночью, расположившись на небольшом гостевом диване, Онисимов видел во сне колосящиеся поля пшеницы, вдоль которых он шагал в сторону родной деревни. Слегка утомившийся после работы под палящим солнцем, Иван наслаждался видом засеянных полей, и прикидывал в уме, сколько шифера ему нужно снять с заброшенного Дома Культуры, чтобы покрыть новый амбар. Дойдя до трактора, он встал одной ногой на обод переднего колеса и прислушался. Из под задней пары колёс донёсся слабый, сдавленный стон. Стон становился всё сильнее и сильнее пока не стал оглушительным криком. Онисимов проснулся. Стон на его удивление никуда не делся, но стал более глухим. Окинув комнату взглядом Иван обнаружил, что звуки издавал его вчерашний знакомец Андрей Леонидович Дувайский. Столичный гость всю ночь проспал на сумке Онисимова и к утру оказался в очень неудобном положении – ворочаясь ночью он застрял между ручками каких-то инструментов. Конечности Дувайского, после такого сна стали неестественно бледными, а голова наоборот покраснела. Онисимов одним рывком вызволил бедолагу из западни и уложил на диван. Дувайский открыл глаза:

– Ивааан. – жалобно протянул Андрей Леонидович, – я ног не чувствую. Онисимов окинул Дувайского взглядом и в сердцах произнёс:

– Эх сивуха-бормотуха! А батя всегда говорил, Мечту стороной обходи, а я и не слушал! Дувайский, оказавшись на мягком диване, мгновенно уснул.

Руки Андрей Леонидович начал чувствовать минут через пять после окончательного пробуждения, ноги через пятнадцать. Проведя поверхностную ревизию, Андрей Леонидович с досадой обнаружил, что его куртка и шапка пали жертвой вчерашней гулянки. В его голове проскользнула мысль вернуться в «Мечту» и поругаться с администратором, но перед глазами возникла бутылка местного вина и его едва не вырвало прямо в чемодан. Иван же времени зря не терял и проснувшись на рассвете, в благодарность за ночлег, отремонтировал дверной звонок и нагревательный элемент в бойлерной. Ремонт нагревателя обернулся для Дувайского непроизвольным контрастным душем, оказавшим на него некоторое лечебное воздействие. Расправившись с делами, Иван позвонил в Большие Закутки чтобы разузнать найдётся ли там для него жилье и какая-нибудь работа. Трубку снял тамошний его родственник, троюродный дядюшка. Дядюшка Ивана был человеком прямолинейным и сказал ему не кривя душой:

– Вань… Ну, это самое… Тут в общем работы то у нас и нет никакой, сам понимаешь, завод то… Это самое… Дышит на ладан. Ферма тоже того… Лучше ты, это самое… Там в Зорино оглядись, посмотри. Посёлок большой, авось пристроишься, а к нам лучше не едь. У нас Гришка, троюродный брат твой, это самое, по отцу, вернулся с армии, женился, заревнует жену к тебе ещё чего доброго… Ты то у нас парень видный, а он от горшка два этих самых… Ну я пойду, ты… Это самое… Звони если что, Вань, не забывай родню!

Дядюшка положил трубку и Иван ещё несколько минут стоял в недоумении. Неожиданно он почувствовал сильное желание вернуться домой первым же автобусом, но пораженческие размышления прервал Дувайский, на старческом, опухшем лице которого застыло страдальческое выражение.

– Прохлопали мы поезд, Иван, – простонал Андрей Леонидович.

Во второй половине дня они вышли из мотеля прогуляться и устроились на лавке в городском парке. Дувайский задумчиво курил, Онисимов пинал ногой небольшой круглый камешек.