Читать книгу Тридцать сребреников Князя Владимира - Андрей Анатольевич Воронин - Страница 1

Глава 1. Клад

Клады, клады, клады. Кто из нас не мечтал в своей жизни найти клад и вдруг, в ту же минуту разбогатеть и исполнить все свои тайные мечты и желания, выплатить наконец эту бесконечную, многострадальную ипотеку за жилплощадь для своей благоверной супруги и многочисленных отпрысков, может быть поменять старую автомашину на более престижную или оплатить учёбу наследников в столичном ВУЗе, а в крайнем случае занятия их у репетитора, а кто-то отдать накопившиеся долги по очередному кредиту за новомодные гаджеты. Пещера Али-Бабы с несметными богатствами из арабской сказки прочитанной в детстве на ночь и в зрелом возрасте продолжает тревожить и манить нас хранящимся в свой глубине сокровищами. Иногда по ночам в полудрёме, в тайных снах своих желаний, у входа в заветную пещеру сорока разбойников с мерцающими в глубине несметными сокровищами из золота и серебра, россыпей драгоценных сапфиров и сверкающих изумрудов мы шепчем заветные слова «Сим-сим, откройся!» и вздрагиваем под звон золотых динаров, просыпавшихся драгоценным ручейком из мешка навьюченного на спину бедного ишака, бредущего по тайным тропам в глубине нашего сознания. Поиски клада конечно можно было бы сравнить с выигрышем в лотерею или свалившимся на вас нежданно-негаданно наследством от дальних и уже забытых вами родственников. Но одно уж точно, если у вас нет богатых родственников и вам уже надоело просиживать время у телевизора по утрам в субботу в бесполезном ожидании своего счастливого билета в спортлото, то вам пора искать клад. Потому что тот кто не ищет клад, тот никогда его и не найдёт!

Наша история началась рано утром, в осенний промозглый день в предрассветном тумане, у забытой богом деревни под названием Малая Топаль в Брянской области, где четверо «чёрных» копателей разгружали своё оборудование из машины, спрятанной в перелеске от не нужных посторонних глаз.

Для тех кто летает чартерами из Москвы в Куршавель, Доминикану и Эмираты, из Внуково, Шереметьево и Домодедово и матушку Россию лицезреет только под крылом «Boeing 747», из иллюминатора своего мягкого кресла в бизнес классе, сообщаем для общего развития и расширения кругозора, что Брянская область это всё-таки в России, сразу за Калугой, в сторону Белорусии. Здесь далеко от МКАДа, на крутом и высоком берегу безымянного ручья впадающего в небольшую речушку Сновь, находились останки древнеславянского городища, примерно X – XI века. Небольшой городок по современным понятиям, а для своего времени одино из крупнейших славянских поселений данного региона, с высоким крепостным курганом, глубоким охранным рвом и насыпным валом. Можно предположить, что на этом городище упоминающимся во второй части Ипатьевской летописи 1198 года, в древности находились деревянная крепость и укреплённый терем удельного князя, который совмещал исполнительную и законодательную власть, вершил правый суд, казнил и миловал, и являлся в одном лице отцом заступником, защитой и опорой своего родового племени и примкнувших к ним мирян. До нашего времени от городища сохранились лишь насыпной холм со рвом и остатками древнего селища, растянутого большим овальным пятном чернозёма на участке занятом теперь деревенским полем, на поверхности обозначенное наличием культурного слоя с остатками сожжённых деревянных строений, глиняной посуды, древних орудий труда и боевого оружия, предметов жизнедеятельности наших предков, находками медной пластики, иконок, крестиков, подвесок и других ценных свидетельств славянского поселения. Поселение это просуществовало предположительно до 1240 года и судя по летописям оказалось в итоге захвачено и сожжено кочующими ордами хана Батыя при походе кочевников на Киев. Подтверждением этому предположению, могли служить сгоревшие остовы деревянных строений, которые многочисленные археологические экспедиции, а затем и «чёрные» копатели находили при раскопках, а обнаруженное здесь обилие бытовых находок подтверждало, что люди не ушли от сюда самостоятельно по своей воле, а оказались застигнутыми врасплох неприятелем.

Для читателя далёкого от данной темы, требуется наверное пояснить, что применяемый нами термин, «чёрные» копатели вовсе не означает, что названные лица не соблюдают нормы гигиены или бродят по полям не мытыми и не бритыми, в основном поисковым делом заняты люди интеллигентные и образованные, избравшие своим хобби изучение истории своего края, собирательство предметов старины и бережно относящиеся к нашему историческому наследию. Термин «чёрные» означает, что действуют эти люди не в рамках законодательного поля, хотя описанные нами события происходили ещё до принятия известного драконовского закона, поставившего любые изыскания без археологической лицензии вне закона. Здесь можно спорить о целесообразности данного законодательства. Конечно надо признать, что работа на исторически важных археологических объектах, в лучшем варианте должна проводиться специалистами-археологами и под строгим контролем государства, варварское разграбление курганов и других исторических мест не допустимо и должно строго караться законом, но огульно подводить под данный запрет любые поиски в поле, на огороде, вокруг своего дома или деревни, это означает преднамеренно лишать людей любимого и интересного хобби. Почему нашим всеми уважаемым чиновникам от археологии просто не выдавать на археологические поиски лицензии, определив заблаговременно, вместе с историческим и археологическим сообществом места для возможного свободного поиска, обязав поисковиков проводить государственную экспертизу своих находок на историческую ценность и востребованные государством предметы выкупать за премиальное вознаграждение. Но не будем теребить больную для многих копателей тему и зря толочь воду в ступе, надеемся, что время всё расставит по своим местам, неизвестно правда при нашей ли жизни, и когда-нибудь и в России придут к цивилизованному поиску. Если дойдут конечно до этого руки, ведь и других проблем в стране тоже хватает.

Однако, вернёмся на поле у Малой Топали. Древние русичи были отважны и трудолюбивы, не знали табака, из крепких напитков употребляли только хмельную медовуху, чтили старших и свою православную, уже к тому времени, веру. Жили славяне большими родами, устроенными по принципу кровного родства. Славянское городище располагалось на высоком берегу реки или ручья, на естественной или насыпной возвышенности и окружалось глубоким рвом с земляным валом и деревянным частоколом, что делало поселение неприступным для внезапных вражеских набегов. А набегали на славян в те смутные времена все кому не лень, от золотоносных скифов и кочевников великого хазарского царства на Волге-реке, до печенегов нанятых Византией и военных отрядов великих киевских князей, стремившихся расширить свои территории, да и помимо этих великих, враждовали между собой сами славянские князья.

В центре городища в X – XI веках возводили обычно деревянную крепость, которую называли кремль, это конечно правильно, где же ещё можно было отсидеться в такие смутные времена, здесь же стояли общественные деревянные здания для совместных собраний и пиршеств. Вокруг городища, под защитой военного отряда и воеводы селились миряне, и от этого их поселение получило название селище. В ту пору жилища славян уже не являлись простыми землянками, а представляли собой двух ярусные строения, со стенами из деревянного частокола, с очагом, где на втором ярусе хранилась домашняя утварь и зимой укрывались домашние животные. Наши предки в те времена занимались рыболовством, охотой, бортничеством, собиранием даров леса, а начало оседлости историки связывают с появлением плуга и упрощением обработки больших участков пашни. Именно этот трудоёмкий процесс по подготовке и обработке больших площадей плодородной земли и способствовал закреплению кочующих племён на одном месте и одной территории. Одному богу известно, когда славянский народ превратился в этакого русского увальня-медведя, которого можно сколько угодно трепать по подставленным щекам, чтобы побудить на какие-то ответные действия, а может быть это вовсе не так, а посто байки наших недругов. В те незапамятные времена славяне слыли славными воинами, бесстрашными и отважными. И своим врагам и ближайшим соседям спуску не давали, не чуждались разорительными набегами на соседние племена, с целью прихватить чужого добра и захватить невольников. С малых лет мальчиков обучали приёмам обращения с оружием, мечом и боевым топором, копьём и боевым луком. Так как защита рода, владение конём и оружием требовали наличия навыков в военном деле, большой физической силы и отваги, взрослели юноши в те времена рано. Славяне в описываемые нами времена, уже не кочевали, а осели на одном выбранном ими месте где строили и укрепляли свои города и поселения, обрастали имуществом и скарбом, налаживали торговые связи с соседями. По среднерусской равнине, через их земли, тянулись торговые караваны из Азии и Месопотамии в европейскую часть континента, что насыщало быт племён различными иноземными предметами быта и обихода. Так же у древних славян активно развивались ремёсла связанные с изготовлением глиняной посуды, упряжи, оружия, тканное производство, бондарное и кузнечное дело. С развитием торговли, служившие ранее эквивалентом стоимости товаров и используемые при обмене меховые шкурки куницы, соболя, лисицы или волка, а также мелкие раковины южных морей, каури, связанные в ожерелья, постепенно вытеснились иностранной монетой из Европы и стран Востока. Иногда попадались копателям и золотые монеты того времени, но они из-за их большого номинала в товарном выражении стекались лишь к верхушке славян, князьям и на селищах оказывались находками большой редкости. В ходу же у большинства мирян использовались серебряные и медные деньги. Монеты в ту пору редко служили предметом накопительства, а в по большей части выполняли свою прямую функцию расчёта за товары нужные семье и каждому отдельному человеку для повседневной жизни. Если раньше с собой требовалось возить целый ворох меховых шкур или несколько связок заморских кручёных ракушек, то теперь их заменяли два-три небольших прутка из серебра, который нарубали при расчётах по весу или мелкая монета. Серебряная и медная монета, ходившая в обращении у славян периода начала Х века была весьма разнообразна, так как свою монету стали чеканить большинство удельных княжеств, а единого монетного двора, как и единого государства в нашем его понимании, ещё не существовало. Мелкие славянские княжества то сами постоянно кого-то завоёвывали и искали лучшей доли, то находился более сильный противник и проходился по ним огнём и мечом. На славянских селищах X – XI сделано много находок иноземной серебряной монеты, арабских дирхамов, с затейливой письменной вязью, очень редких Иранских монет династии Сасанидов, византийская монета и европейские денарии, и ещё масса других монет со всего света, попадавший сюда с торговцами караванами, иноземными завоевателями или добытых самими славянами в боевых походах. Но монеты эти в те давние времена ценились не по номиналу на них нанесённому или принадлежности к определённому государству, определяемому валютным курсом, а исключительно по весу серебра или меди в этом изделии, так что в обращении находились как монеты заморские, так собственные и из-за этой особенности копатели часто находили вместе с монетами небольшие весы того времени, а также гирьки для взвешивания денег. Сами монеты в древности чеканились весьма разнообразных форм и размеров. Существовали как весьма тонкие и небольшого диаметра чешуйки примитивного изготовления, ручной чеканки, так и выполненные из низкопробного серебра и внешне немного похожи на советские алюминиевые пробки от русской водки с язычком из 60-70-х, имели хождение и иноземные монеты из высокопробного серебра 960 пробы, такие как дирхамы и денарии, довольно большого диаметра и искусно украшенные арабской вязью. Инфляции как способа спасти бюджет и оправдать свою не компетентность правительства ещё тогда не изобрели, за ЖКХ не платили, хотя зарождающиеся чинуши уже ввели подати и налоги, и как мы отметили ранее, деньги большей частью носили функцию расчёта за товары и услуги, считалось, что жизнь скоротечна, жить надо сейчас, однако отдельные особо бережливые и несознательные граждане того времени деньги уже копили и прятали в кубышку, в виду отсутствия государственных гарантий и неустойчивого самосознания вышестоящих князей, помещая свои кровные в глиняные горшки и зарывали по обыкновению в землю.

Но кратко теперь ознакомившись с историей возникновения славянских поселений, повествования впрочем никак не претендующего на историческое исследование, а служащего лишь для общего знакомства с положением вещей, мы отойдём от погружения в славную историю своего отечества и вернёмся в наши дни, к нашим копателям, которые решили попытать счастья в поисках исторических артефактов на селище Малой Топали.

Старшего группы поисковиков называли уважительно по отчеству Семёныч. Он был мужчиной немногим старше сорока лет, небольшого роста, коренастым и крепко сбитым. Руки Семёныча, как и у всех копателей, имеющих дело с лопатами и земляными работами, были ухватистыми, жилистыми и вечно покрыты заскорузлыми мозолями. Его квадратное лицо с перебитым носом уточкой, умными слегка раскосыми карими глазами и большим губастым ртом, как у рыбы, с крупными зубами, один из которых в нижней челюсти был украшен золотой фиксой вызывало почему-то у собеседника безотчётное уважение и даже робость. Семёныч пользовался беспрекословным авторитетом среди своих приятелей обусловленным видимо его несгибаемым, волевым характером и крутым нравом, а также большим опытом в поисковом деле.

Второго копателя в компании звали Паша «Лопата», такое прозвище тот получил среди местных поисковиков за страсть делать непомерно глубокие раскопы на месте чужих находок. Вот скажем, найдёт какой-нибудь без хитростный мужичок золотую монету какую нибудь, червонец допустим или пятнашку и побежит радостный счастливец хвастать и звонить о том всему свету. А Паша не будь дураком, про пытает этого недотёпу, где и в каком месте тот сделал свою находку и не мешкая садится на машину и летит на то место. Обшарит всю округу и найдёт там свежие копанки бесхитростного собрата и взроет на том месте котлован размерами аж десять на десять и два метра в глубину, чтобы наверняка не промахнуться и будет рыть хоть всю ночь без устали. И нет, нет да и найдёт Пашка за недотёпой копателем чугунок золотых, с которого при распашке тракторным плугом пару монет вытянуло, которые подобрал до него очередной «счастливец». Словом мужичок этот слыл работящим и удачливым, держал уши на макушке и информацию о том, кто, что и где нашёл схватывал на лету.

Семёныч и «Лопата» были экипированы по последней моде в бундесверовскую форму из «Second Hand», при себе имели дорогие облегчённые лопаты «Fiskars», с удобной выгнутой рукояткой-черенком и супер продвинутые поисковые приборы «Minelab XE» и «Fisher», стоимостью под сотню тысяч каждый. Ещё два их попутчика, оказались работягами, нанятыми за деньги сделать раскоп, на месте которое наметили на селище поисковики. В те времена прошлые золотые дни копателей уже прошли, теперь в каждой деревне с пяток местных мужиков с приборами по полям скачет, куда не выгляни, за околицей ямка на ямке, все вокруг копают. Все селища и поселения славян в доступных местах найдены, известны и проверены поисковиками уже по несколько раз, крупные предметы с поисковой глубины выбраны, осталось только подбирать пропущенную мелочовку, убивать руки копая сигналы глубинника или делать раскопы. Вот Семёныч и «Лопата» и объезжали свои прошлые удачливые места, где раньше делали значимые находки и там где раньше отмечали наличие старинных построек принялись лопатить большие раскопы. Дело конечно трудоёмкое, но окупаемое. Полы в славянских домах устраивались земляные, мало того, что раскопав такой домик копатели находили медную пластику и монеты утерянные домочадцами, но бывало, по случаю, натыкались и на схороненные там же горшки с серебряными и медными монетами. К тому же, для облегчения решения трудоёмкой задачи успешные копатели, могли себе позволить нанимать наёмных «землекопов», а местные мужики, которые сидели в провинции без работы, с удовольствием бросали землю за полторы тысячи рублей в день.

Поздняя осень золотое время для копателей, урожай с полей уже собран, работников и техники вокруг тоже нет, следовательно ни кто копателей с поля не прогонит и не сообщит по доброте душевной куда следует. Высокая трава уже пожухла и полегла, катушка поискового прибора прилегает к земле плотно, ниже и осенняя земля, пропитанная осадками, даёт более чёткий сигнал от мелких предметов.

Указав участок предстоящего раскопа на селище и разметив это место на земле, Семёныч распределил каждому из группы его участок для работы и скинув утеплённую куртку стал монотонно снимать верхний слой земли с дёрном и откидывать грунт за обозначенный периметр. Наёмные мужики видимо тоже участвовали в раскопках не первый раз и дело у них спорилась. Углубившись примерно на штык лопаты и выбрав землю равномерно внутри прямоугольника отмеченного остатками деревянного сруба найденного в земле, мужички вышли за периметр раскопа перекурить, а Семёныч и «Лопата» одев наушники и включив настроенные приборы пошли «косить», делая равномерные движения в штангой прибора вправо и влево, стараясь не пропускать участки грунта не охваченные кольцом поисковой катушки. Услышав сигнал от находящегося в земле «цветного» металлического предмета, поисковики делали копанку и просеивали рукой поднятую лопатой землю над катушкой, разделяя кучку пополам, раз за разом уменьшая объём грунта, пока в одной половинке не отыскивался дающий сигнал предмет. Сверху находок оказалось не так много, в основном мелкие обломки медной пластики. Через два штыка выборки грунта Паша нашёл приличную медную ладанку с Георгием Победоносцем, которою Семёныч оценил в две сотни долларов, а сам Семёныч уловил едва различимый интересный сигнал в углу раскопа. Глубже находок уже не встречалось, тогда копатели дали передохнуть «землекопам» и по очереди стали аккуратно углублять то место где шёл сигнал у Семёныча, с каждым новым снятием грунта звук становился насыщеннее и ярче. На глубине около метра штык лопаты бригадира брякнул по крупному черепку. Семёныч отложил в сторону свою большую лопату и достав из рюкзака малую сапёрную лопатку стал осторожно, чтобы не повредить возможную находку расчищать ямку. Неожиданно лицо его озарилось довольной улыбкой и вынув на штыке лопатки очередную порцию грунта, бригадир отложил её в сторону, зачерпнул из лунки большими ладонями как ковшом экскаватора грунт в перемешку с черепками, поднёс его к катушке прибора и стал выбирать оттуда мелкие тускло-серые монеты, одну, две, три, пять. Он ещё раз и ещё запускал руки в раскоп и поднимал на свет свою добычу. Затем раскоп расширили и ещё раз просеяли выбранный грунт и котлаван, сканируя участок приборами. Всего из ямы извлекли тридцать монет серебра. Сердца копателей колотились в груди от обладания ценной добычей, а в голове у Паши «Лопаты» непроизвольно замелькали цифры оценки стоимости находки, как на калькуляторе. Поисковики нашли исключительно редкие для этих мест сребреники киевского князя Владимира. Состояние монет было коллекционное, что для этих монет из низкопробного серебра являлось большой редкостью, стоимость каждой по сведениям Семёныча могла доходить до пяти тысяч долларов. Ну, продать их за такие же деньги перекупщикам копатели конечно не рассчитывали, но то что они уже достаточно не бедны понимали оба.

Глава 2. «Старый сундук»

Крупная россыпь осеннего дождя тоскливо барабанила по лобовому стеклу «Мерседеса» и щётки стеклоочистителей с завидной регулярностью методично отмеряли начавшийся день: тик-так, тик-так. За окном по серому осеннему городу плыли потоки запотевших автомашин, горожане спешили на работу зябко кутаясь в промокшие пальто и прикрываясь от непогоды зонтами. Прохожие из соседних дворов стекались ручейками по тротуарам к автобусным остановкам, где собравшись небольшими партиями грузились затем в подплывающие среди луж автобусы и троллейбусы, и снующие туда-сюда неугомонные маршрутки. Из запотевших иллюминаторов общественного транспорта, лица сплющенных в утренней толчее пассажиров с тоской и завистью провожали проплывающую мимо серо-перламутровую «Ешку» Гриши Брянского, с её вальяжной щучьей внешностью, подтверждённую трёх лучевым знаком штутгартца на радиаторной решётке. Несмотря на плотное движение в центр, но поток машин всё-таки ехал. Утренний час пик уже прошёл, часы на приборной панели показывали половину десятого и Гриша слушая городские новости на волнах «Брянской Губернии» не спеша продвигался по направлению к своему офису, иногда отвечая на утренние звонки по громкой связи машины.

Гриша Брянский был мужчиной сорока двух лет, как он шутил сам, среднеевропейского размера и роста, с тёмно-русыми волосами и карими глазами, лицо его украшала двух дневная щетина и пара шрамов, на перебитом в переделке носу и под левым глазом. Былые боевые отметины не портили лицо Брянского, а предавали ему бравый и бесшабашный вид и заранее предупреждали возможных недоброжелателей от необдуманных поступков. Одевался наш герой просто, но дорого, зауженные джинсы «Just Cavalli» и серое шерстяное швейцарское пальто братьев «Strelson» подчёркивали стройность его фигуры и придавали всему облику изысканную элегантность, двухцветные сине-бардовые лакированные туфли «Thomas Munz» и тонкий бардовый шёлковый шарф «Brioni», который был завязан лёгким Парижским узлом, а также насыщенный терпкий аромат «Armani» выдавали в нём ещё готового взбрыкнуть жеребца, с претензией на женское внимание. Неброский, классический хронограф «Tissot», с безукоризненно зеркальным рубиновым стеклом и спортивной рыжей строчкой по чёрному кожаному ремешку, являлся его единственным украшением.

Офис Брянского располагался на улице Фокина 22, на втором этаже пятиэтажного сталинского офисного здания с лепными капителями и видом на гостиницу «Чернигов». Втиснув машину на стоянку перед офисом, Брянский пройдя мимо консьержа поднялся на второй этаж и проверив по привычке на косяке двери секретную метку от проникновения посторонних, открыл ключом замок и зашёл в свой офис. Агентство Брянского называлось «Rinegoold», в память о его боевом друге Ромке Рейнгольде, который будучи по рождению таджикским немцем из Душанбе, однажды в Чечне, прикрыл его спину во время спецоперации в горах Итум-Кале. Во время другой операции спину Гришину никто не прикрыл и служба Брянского в УБОП закончилась к счастью не очень тяжёлым ранением и отправкой на заслуженную пенсию. Другим повезло меньше и им упали золотые звёзды на грудь, жалко только посмертно. Гриша не любил с посторонними обсуждать то время на войне, много там было плохого и кровавого, не для посторонних глаз и ушей, а с теми с кем бы мог вспомнить былое они встречались редко, от случая к случаю, но при встрече обнимались шумно по-кавказски, как родственные души.

Выйдя на пенсию, Брянский не долго печалился без оперативок и ночных дежурств, и в скоре, по совету друзей, открыл детективное агентство. Друзья-опера дали обязательства не забывать приятеля и подкидывать полезную для работы информацию, а знакомые адвокаты обещали привлекать для розыска свидетелей и поиска доказательств по своим делам. «Ну, не в торгаши же идти!» – решил Гриша и получил лицензию, причём начальник разрешительного отдела подполковник Чалый смотрел при этом на Гришу явно сочувственно, как на душевно больного, но учитывая былые заслуги соискателя отказывать не стал. Начиналось все с трудом, не шатко не валко, но постепенно молва о «свободном художнике» распространилась среди горожан и клиенты пошли к Грише со своими бедами и проблемами, на кого-то наехали бандиты и надо было разрулить конфликт, кражи всякие от машин до мобильных телефонов, которые полиция заваленная ежедневной рутиной полиция или не хотела, или не могла раскрыть. Кому-то искал должника и его имущество, чтобы вернуть долги, а оставшиеся без внимания супруги хотели доказательств неверности своих благоверных, но от таких склочных дел Брянский отбивался обеими руками и не брался за них ни за какие гонорары.

Стоя у окна детектив занимался утренней разминкой с небольшой кривой штангой, и между делом, по-привычке рассматривал людей входящих и выходящих из гостиницы, на парадный вход которой выходили окна его офиса, тренируя память, запоминая их внешний облик и одежду. В это время зазвонил телефон. Гриша взял трубку, на экране горело «номер не определён»:

– Алло, слушаю вас внимательно? – ответил Григорий.

– Привет дружище! – Брянский узнал голос своего знакомого антиквара Ивана Ивановича Нагенса, его антикварный магазин «Старый сундук» находился в этом же здании на первом этаже. – Уже на работе? Заходи ко мне кофейку попьём.

Гриша поприветствовал приятеля и через несколько минут спустился в магазин. Нагенс занимался сигаретным бизнесом, имел деньги и от рекламы известного табачного производителя «Philip Morris» и несколько ларьков на автобусных остановках по Брянску, а также оптовый склад сигарет, что приносило ему постоянные неплохие доходы. В своём большом двух этажном доме, на первом этаже он держал продуктовый магазин с весёленьким названием «Сытый кот», скоре всего, чтобы самому далеко не ходить за продуктами, так как поесть Иван Иванович любил сытно и вкусно. Для души же Нагенс занимался русской стариной, держал один из первых антикварных магазинов в городе Брянске, скупал у населения и перепродавал старые вещи, всё начиная с монет, икон, картин, фарфора, старинных церковных книг и дворянской мебели, до самоваров, лаптей, старых рушников, прялок и другой деревенской всячины. Так же он арендовал торговое место в городе Москва, на Вернисаже в Измайлово, куда возил по выходным особо ценные предметы. Магазинчик «Старый сундук», как и другие подобные антикварные лавочки, представлял собой малый лубок народного творчества, где на 15 квадратных метрах смогли каким то причудливым образом уместиться стеклянные витрины с монетами, царскими банкнотами, медной славянской пластикой и православными плашками с библейскими сюжетами жития святых и крестами с перегородчатыми многоцветными эмалями, шкапами с фарфором: вычурной дворянской посудой, статуэтками и китайскими вазами, старинными медными и серебряными самоварами разных размеров и форм, украшенных штампами медалей выставок его императорского двора фабрики братьев Баташовых и еже с ними. Здесь же на стенах висели в старинных резных киотах старообрядческие и православные иконы различного письма и размера, на золоте и серебре, с ценниками от десяти и до трёхсот тысяч рублей. Тут же со стен свисали старо-тканные рушники и плетёные из лыка лапти, расшитая крестьянская рубашка и парадный френч полковника царской армии. А ещё и матрёшки, гжель, дымковская игрушка и другие замечательные вещи. Словом музей да и только. Здесь же в магазине работали две продавщицы, немолодые уже, но ещё привлекательные особы гувернантской наружности, пропитанные нафталином, которых Нагенс несколько лет натаскивал определять подлинность и стоимость антиквариата и потому дорожил ими наверно больше чем своей молодой женой. Продавщицам же он доверял полностью и бесповоротно, они были не раз проверены на порядочность и лояльность, что бы не купили чего-нибудь помимо магазина и мимо кармана хозяина. Женщины получали хорошие оклады и имели премиальные с выгодно купленной или проданной ими вещи, выглядели вполне довольными текущей жизнью, служили у Ивана Ивановича уже по семь-десять лет и о другой доле не мечтали.

Иван Иванович выглядел мужчиной сладкой наружности. 45 лет от роду, чуть выше среднего роста, уже начинавший немного полнеть, что отмечалось вывалившимся за дорогой кожаный ремень брюк небольшим животиком. Лицо Нагенса носило печать аристократизма, несмотря на обычные и исконно русские имя и отчество, его прибалтийская фамилия только подтверждала, что в венах антиквара текла кровь родовитых немецких баронов и высокомерных лабусов. Хотя, конечно может быть мы и преувеличиваем, но аристократический высокий лоб, красивые вьющиеся тёмно-русые волосы, зачёсанные назад и большие влажные губы невольно обращали на себя внимание собеседников, а прозрачная фарфоровая кожа лица и фактурный с горбинкой нос, а также умные и ироничные карие глаза, только усиливали впечатление врождённого благородства.

Одевался Иван Иванович не броско, но со вкусом и дорого, в этот день на нём были мягкий оливкового цвета пиджак, голубая набивного рисунка шёлковая рубашка, с завязанным под ней на шее цветастым, розовых оттенков платком и зауженные синие брюки в мелкую полоску, розовые носки в цвет шейного платка помещались в изысканные, мягкие кожаные итальянские туфли, пошитые на манер турецких мокасинов. Изысканный перстень белого золота, с бриллиантом в два карата на безымянно пальце левой руки и классические золотые швейцарские часы венчали образ антиквара, как человека состоявшегося и живущего в достатке.

Иван Иванович встретил Брянского крепким рукопожатием и проводил в свой небольшой кабинет, который находился в складе-подсобке магазинчика. На столе, к приходу гостя, уже паровал закипевший электрический чайник, стояло несколько расписных коробок с фруктовым чаем и пузатых банок кофе из «Мэтро», а так же на широких цветастых блюдах выложена нарезка сыров и вяленного мяса и колбасок, открытая стеклянная банка крупной красной икры, баночка с сочными маслинами и завершала скромную композицию початая дымчатого стекла бутылка, неизменно любимого Нагенсом, напитка VSOP «Hennessy», с парой серебряных штофов с вензелями из коллекционного набора какого-то старинного дворянского рода.

– Ну, ты я думаю не откажешься? – сказал Нагенс, предлагая Брянскому пригубить штофик.

– Да, под такую закуску грех не поддержать, – Гриша поднял серебряный стаканчик с вензелями, чокнувшись с владельцем заведения.

Приятели выпили, крякнули от удовольствия, ощутив впрыск живительной влаги в организм и вкусно, с удовольствием закусили, тем что «Метро» послал. Удивительно, но сам Нагенс при его сигаретном бизнесе не курил, вернее бросил как только обзавёлся новой молодой женой Катериной, наверно больше стал заботиться о здоровье, стараясь поддержать себя в активной физической форме. С возрастом однако, он стал через чур чувствителен и немного капризен, но это впрочем свойственно многим, кто в силу приобретённого достатка имеет возможность выбирать.

Между тем, Иван Иванович за перекусом завел неспешный разговор:

– Ты же, Григорий, родом из городка Н., так ведь? – и после утвердительного кивка Брянского продолжал, – ну, может слыша о таком товарище, Брызгалов Борис, известный у вас на рынке скупщик и валютчик, мой старинный приятель. Так вот я прошу тебя, съездить со мной туда, под видом моего компаньона. Я как-то обмолвился о тебе Борису, о твоих детективных способностях и тот попросил помочь разобраться с происходящими у него дома кражами. Кто-то там у него ворует по мелочи, но постоянно, а кто он ни как не поймёт. Людей у него дома бывает много, коллекционеры там из местного клуба любителей старины, золотушники, валютчики, да разные там нужные люди. Сам понимаешь, работает он не официально, ни офиса, ни магазина у него нет. У Бориса так бизнес построен на общении с людьми, сам понимаешь. Так просто голословно обидеть человека подозрением для него смерти подобно, но и так оставлять дальше нельзя, тянут то монеты простые, по мелочи, но могут и золотишко прихватить,. У него там на квартире всегда всё на показ лежит, на столе как на витрине, что бы покупателей завлечь.

– Да, знаю я Бориса, ещё помню в детстве он со спортом дружил, за Россию вроде бегал, детей тренировал, даже возил их в 90-х за границу как Чернобыльцев. Тогда в Австралии, да и в Европе считалось хорошей традицией принимать наших детей на отдых и оздоровление, – вставил Гриша, – потом валютой торговал удачно сначала, потом на девальвации попал сильно. Но сильный мужик, не сломался как другие, восстановился и стал заниматься скупкой антиквариата, это я в курсе. Бомбит объявлениями в газеты всей области, целыми днями по звонкам колесит. Как я знаю, человек нормальный, барыга конечно, если разобраться, купил-продал. Но людей зря не обижает.

– Да, были времена, иконы мы возили сумками. Прошли сплошняком все деревни, каждый дом обошли на юго-западе, под видом этнологической экспедиции. В 90-е люди отдавали иконы как дрова, за копейки. Ты наверно в курсе, что таких людей как Борис, по роду их работы всегда прикрывают определённые структуры? – настороженно спросил Иван Иванович.

– Ну, тебе это виднее, – Гриша обвёл взглядом складские полки с раритетами, – но его курируют не блатные, это точно.

– Да, все мы от кого-то зависим, там вроде ваши старшие браться пасутся, из ФСБ – понизив голос, хоть рядом с ними в подсобке никого не было сказал Нагенс. – Так вот я прошу тебя помочь ему. Можешь поехать завтра со мной к Брызгалову в гости? Мне как раз там надо пару предметов посмотреть интересных. Расходы за мой счёт. Ну, а если поможешь решить проблемку Бориса, он про ставится, я прослежу.

– Иваныч, ты знаешь, я свободный художник и охотно прокачусь с тобой, тем более моя мама там проживает, скучно одной старушке. Заодно и навещу, – согласился Брянский.

– Спасибо, я знал, что ты не откажешь, – поблагодарил его антиквар.

Глава 3. Брызгалов Боря и городок

На следующий день, рано утром антиквар заехал за Брянским на улицу Фокина, на огромном американском «Hummer», железном монстре, покрашенного в угоду повышенного самомнения владельца под золотой слиток, и пугая грозным рёвом встречные малолитражки, приятели покатили в городок Н. в гости к Брызгалову.

Городок Н., ничем не отличался от сотен других таких же малых провинциальных поселений современной провинциальной России. Так что, в принципе, наши события могли бы произойти в любом другом таком же городишке, но случились именно здесь, на юго-западной окраине материковой России. Окраина она и есть окраина, что с неё возьмёшь. Во времена патриарха Никона и церковного раскола, бежали сюда, подальше от притеснения и разорения старообрядцы из центральных волостей, хоронясь в тайных скитах по заповедным лесам в тёмных кельях, оберегая бороды от безжалостных ножниц Петровской тайной канцелярии, а отцовскую веру в два перста, от оскорблений и поругания. Затем сюда же, от престольной Москвы подальше, выслали с глаз долой всех иудеев, усмотрев в них угрозу самодержавию и православию, и работящие евреи принесли в спящий лесной народец свежую струю трудолюбия, страсть к обогащению, накопительству и всяким хитрованским торговым штучкам. В городке образовался самый большой в округе рынок, на мощёной булыжником городской площади поставили крытые тёсом белокаменные торговые полати, где находились мясные, рыбные и овощные ряды, торговали местной конопляной пенькой и верёвками, одеждой и обувкой, спичками и керосином, и другими нужными в быту и домашнем обиходе вещами. Из Чернигова везли сюда украинские смачные колбасы, сало и сахар, из Полесья ткани, фарфоровую и глиняную посуду и другие нужные в хозяйстве вещи. Словом худо-бедно, но жил городок своей провинциальной жизнью, богатеющие купцы отстраивали каменные палаты и возводили особняки, а также воздвигли аж семь церквей, воздав богу богово от своих доходов.

Революция в провинции тоже прошла тихо, по-местечковому, без крови и мордобоя. Многие из знатных и зажиточных горожан спасаясь от лихолетья уехали от греха подальше за границу и увезли всё то что смогли, а что не смогли прикопали. Ведь думали, что уезжают на время, а оказалось навсегда. У тех кто остался, победившие революционеры всё отняли и поделили, неугодных сослали в Сибирь и в центр отрапортовали по телеграфу о проделанной работе. Какой-то большой смуты и больших страданий не было. Пришли белые, – белый флаг, пришли красные, – красный, всё тихо по родственному.

В наше время, городок Н. известен больше среди водительского сословия, все они от чайников до зубров дальнобойщиков знали пост ДПС городка Н, который встречал их первым после Западной границы и носил созвучное название Мамай, от названия посёлка который находился у дороги. «Как Мамай прошелся,» – сокрушенно качали головами водилы жалуясь друг другу, возвращаясь с поста после очередной проверки, закрывая свои опустевшие кошельки, что они между тем имели в виду для обывателя пусть останется загадкой.

В мае 1966 года в городок прилетал первый космонавт планеты, Юрий Гагарин. Да, в городке имелся свой небольшой аэропорт и из него летали регулярные рейсы в областной центр, за 200 километров. Ходит молва, что космонавт сам сидел за штурвалом кукурузника. Как говорили потом горожане, посетил Гагарин городок не только как депутат, в своей избирательной компании, но и с целью навестить близкого родственника, щупленького седоголового старичка, единственной радостью в жизни которого оставалась рыбалка. После посещения Гагарина и праздничных мероприятий по данному поводу, первого космонавта как и положено избрали почётным горожанином, но по-моему нет города на планете, где бы Гагарин не был почётным гражданином. А дедку тому построили хибарку из фанеры, в тихой заводи на берегу красивой речки Ипуть, недалеко от заводского дома отдыха в Гута-Муравинке и разрешили в виде исключения ловить рыбу сетью. Рыбу потом забирало многочисленное начальство, возившего к тому деду, как к местной знаменитости, многочисленных городских гостей. Правда, как поговаривают, сам дедок пожил счастливо на реке не долго, в результате многочисленных посещений доброжелателей и сопровождавшихся по установившейся традиции застольями и многочисленными возлияниями, вскорести он захворал и пропал, а домик тот на реке сгорел, то ли от не затушенной кем-то по пьяному делу папиросы, то ли от людской зависти.

Главными достопримечательностями городка Н. являлись семь его златоглавых церквей, из них две были старообрядческими, со своими перекрёстными крестами и строгой службой. При крещении новоявленного отрока тут полностью окунали в чан со святой водой, на причастии не смотря на чины и звания били лбом в пол колено преклоненные поклоны и бород не стригли. У староверного народа всё как-то так повелось, – святить так полностью, кланяться так лоб разбить, верить свято, работать без устали, от зари до заката, как деды учили.

Словом мал был тот городок, да вот как-то так. Колесим мы по Турциям, с их Анталиями и Мармарисами, купаемся в золотых песках Доминиканы, козыряем друг перед другом пятью звёздами и их «All inclusive», а оно то вот тут, под боком, невзрачное, а вот ишь ты, подишь ты, оглянись вокруг, если, что нибудь роднее этой песчаной тропинки к тихой речке за околицей или вон той тоненькой Есенинской берёзки у палисадника отчего дома. Эх, ты провинция…

Между тем, часа через два с четвертью приятели на американском монстре на колёсах до тарахтели таки до малой родины Гриши. За первой машиной въехавшей в стародавние времена в городок Н. бежали по булыжным мостовым голоштанные мальчишки, выражающие свои удивление и восторг криками и улюлюканьем. За многотонным «Hummer» Нагенса ни кто не бежал, местные таксисты прятались от золотого монстра на тротуарах, забираясь туда через бордюры на своих «десятках» и «Логанах», с русским трёх коленным. Cчастливой улыбкой разквасилась лишь морда лица владельца местной АЗС, тот то точно выполнил месячный план по продаже бензина, наполнив ненасытную утробу гламурного «Монстра Два».

Брызгалов Борис Александрович проживал в доме сталинской постройки, возведённом на центральной площади городка еще пленными немцами в конце 50-х годов, с лепными балкончиками и оригинальной башней с круглыми часами. Во дворе дома Иван Иванович с удивлением указал Брянскому на припаркованный тут же большой пикап «Volkswagen Amarok» своего приятеля и конкурента по бизнесу, брянского антиквара Юрия Никифоровича Молоткова.

– Вспомни чёрта, вот и он, – с явным не удовольствием проворчал Нагенс.

Поставив машину рядом с пикапом Молоткова, Брянский и Нагенс прошли к подъезду и набрали на домофоне код квартиры скупщика и вскоре им открыли входную дверь.

У Бориса Брызгалова имелась в пользовании большая трёхкомнатная квартира, с высокими потолками и окнами выходившими на центральную площадь и во двор. Вид на площадь украшали стандартное здание городской управы, с гербом и флагом, и стандартный памятник Ленину, с протянутой в коммунизм рукой на мраморном постаменте, стоящий в ряду вечно-зелёных, высоких пушистых елей, как и полагается на кладбище. Гостеприимный хозяин встретил Григория и Ивана Ивановича на пороге квартиры в бархатном красном халате «Adidas» и махровых тапочках. Борису Александровичу на вид вы дали бы около 47 лет, перед читателем оказался большой, выше среднего роста крупный мужчина, богатырского телосложения, с мощной накаченной шеей и бугристой от мышц, коротко стриженной головой. На шее у него красовались две золотые цепи размерами в собачий ошейник, на которых висела икона размером с сигаретную пачку и здоровенный, чуть меньше поповского, крест с распятием, в драгоценных камнях с эмалями. Под халатом, на спине скупщика, также играли бугры мышц, которые впереди скрывались довольно приличным, откормленным на деликатесах животиком. При рукопожатии с Борисом Александровичем Брянский обратил внимание на наросты на костяшках его больших рук, которые обычно образуются от занятий каратэ или отжимания на кулаках. Лицо скупщика казалось простым и обыкновенным, с чуть вздёрнутым крупным носом, светло-русыми бровями и серо-голубыми глазами. Весь облик Брызгалова говорил о достатке и отсутствии проблем. Говорил Борис Александрович громко, правильно поставленной речью, не стесняясь вставлять в неё однако и элементы русского разговорного фольклора… Здесь Борис выступал в роли гостеприимного хозяина и стараясь не ударить в грязь лицом, выставил гостям на журнальный стол, стоящий у дивана, различные деликатесные закуски и напитки. И по его доброжелательному гостеприимству не глупые гости понимали, что так он привык жить всегда и это не напускное радушие.

В гостях у Брызгалова в этот день собрались несколько окрестных антикваров и мелких коллекционеров, нумизматов любителей и копателей. В центре дивана, председательствовал немолодой уже человек, болезненно худощавый, со свисавшими под крупным загнутым носом жёсткими прокуренными усами, никто иной, как старейший скупщик и реставратор в одном лице, дядя Миша Гольдштеер. Приятели в округе знали его под кличкой «Хромой», у дяди Миши в место одной ампутированной по болезни ноги, имелся искусно сделанный импортный протез и ходил реставратор немного прихрамывая, опираясь на трость с серебряным набалдашником, в виде головы Грифона. Поговаривали также, что данное антикварное изделие внутри себя мастерски скрывало выскакивающий на пружине потайной стилет. И ходили разговоры, что у Хромого имелся брат, Питерский вор в законе, единственный в стране еврей, якобы заработавший «генеральское» уголовное звание и наличие такого родства в определённых кругах, считалось очень серьёзным аргументом, вызывало заочное уважение и открывало многие двери. Но позже пошли слухи, будто на разборках в северной столице убили этого брата-авторитета или тот просто сбежал из России с экспроприированным у барыг имуществом, и словом, заинтересованным гражданам совсем уже стало не понято, имелся ли в принципе, этот вор-брат у дяди Миши или он на людей просто страху нагонял, исходя из врождённой еврейской хитрости. Из всего выше сказанного однако получается, что дядя Миша Гольдштеер, был очень уважаемым в узких антикварных и воровских кругах человек. Скупкой антиквар занимался с незапамятных времён, не чурался по случаю принять и краденное. Из-за издержек профессии, его дом в 90-х неоднократно подвергался разбойным набегам разной шпаны, со стрельбой и мордобоем домочадцев, что заставило «Хромого» превратить своё жилище в неприступную крепость, с кучей хитроумных замков и мощных запоров, с охранной сигнализацией, высоченными кирпичными заборами украшенными витками колючей проволоки и свирепыми псами. Дядя Миша являлся очень нужным человеком для Бориса Брызгалова, так как слыл его давнишним и постоянным клиентом. На досуге дядя Миша занимался реставрацией икон у себя на дому. То есть, как есть покупал у Брызгалова или других таких же скупщиков, пришедшие в негодность или имевшие значительные утраты старые иконы, лишь с непременным условием, чтоб по дешёвке и недорого, затем восстанавливал их как умел: заделывал трещины, наносил на осыпавшиеся места новый левкас, меловую основу для письма, оклеивал фольгой золочение и дописывал фрагменты утрат, делая затем искусственное старение письма, наводя искусственный кракелюр. Дописывал он иконы впрочем как бог умение послал, со своим неповторимым почерком, но для неискушённых оптовых перекупщиков на Московском Вернисаже этого вполне хватало. Неповторимы шедевры его творчества по весёлым ликам полеосных святых и помазанных, с косившими в разные стороны глазами и полями перемазанными для маскировки олифой, заметно выделялись на Измайловской выставке. И Брызгалов, и Молотков и Нагенс замечали их ещё издалека на иконных развалах, у многих продавцов с разных концов необъятной Родины, и улыбались этим выписанным знакомой рукой святым, как старым знакомым, – «привет от дяди Миши», так их и называли. Так что дружба и общение Брызгалова и «Хромого» была давняя и основывалась на обоюдной выгоде, которая иногда впрочем, как это случается в таких кругах, перемежалась подставами и мелкими «пакостями», но это происходило конечно ни по злому умыслу, а большей частью по доброте душевной, чтобы друг-приятель не расслаблялся и не терял бдительности.