Серебряный голубь

Оглавление

Андрей Белый. Серебряный голубь

Вместо предисловия

Глава первая. Село Целебеево

Наше село

Дарьяльский

Пирог с капустой

Обитатели села Целебеева

Голубь

Невозвратное время

В чайной

Глава вторая. Город Лихов

Дорога

Лепеха

Лихов

Лик голубинин

Лиховское житье

Глава третья. Вспомнил Гуголево!

Катя

Евсеич

Чай

Две

Кто же Дарьяльский?

Свара

Генерал Чижиков

Гости

Сон наяву

Нерушимое

Безобразники!

Скандал

Возвращение

Успокоение

Ночь

Глава четвертая. Наваждение

Житье-бытье

Иван Степанов и Степан Иванов

О том, что говорили люди, и о том, кто ездил на велосипеде

Дупло

Происшествия

Матрена

Встреча

Ночь

Глава пятая. На островке

Скандал

В Овчинникове

Спутник

Духота

Надо – не надо

Павел Павлович

Глава шестая. Сладостный огнь

Человеки

Ловитва

Деланье

Троица

Подпраздничный день

Вечереет

Деланье

Угрозы

Глава седьмая. Четвертый

Речи вечерние

О том, что делалось в чайной

О том, что ему сказала заря

О том, как они поехали в Лихов

Станция

О том, что из этого вышло

Освобожденье

Домой!

Отрывок из книги

Еще, и еще в синюю бездну дня, полную жарких, жестоких блесков, кинула зычные блики целебеевская колокольня. Туда и сюда заерзали в воздухе над нею стрижи. А душный от благовонья Троицын день обсыпал кусты легкими, розовыми шиповниками. И жар душил грудь; в жаре стекленели стрекозиные крылья над прудом, взлетали в жар в синюю бездну дня, – туда, в голубой покой пустынь. Потным рукавом усердно размазывал на лице пыль распаренный сельчанин, тащась на колокольню раскачать медный язык колокола, пропотеть и поусердствовать во славу Божью. И еще, и еще клинькала в синюю бездну дня целебеевская колокольня; и юлили над ней, и писали, повизгивая, восьмерки стрижи.

Славное село Целебеево, подгородное; средь холмов оно да лугов; туда, сюда раскидалось домишками, прибранными богато, то узорной резьбой, точно лицо заправской модницы в кудряшках, то петушком из крашеной жести, то размалеванными цветиками, ангелочками; славно оно разукрашено плетнями, садочками, а то и смородинным кустом, и целым роем скворечников, торчащих в заре на согнутых метлах своих: славное село! Спросите попадью: как приедет, бывало, поп из Воронья (там свекор у него десять годов в благочинных), так вот: приедет это он из Воронья, снимет рясу, облобызает дебелую свою попадьиху, оправит подрясник и сейчас это: «Схлопочи, душа моя, самоварчик». Так вот: за самоварчиком вспотеет и всенепременно умилится: «Славное наше село!» А уж попу, как сказано, и книги в руки; да и не таковский поп: врать не станет.

.....

Вот, бывало, утрет это он рукавом потное свое лицо, повернет это к попу половину лица: «Я вот ух как!», да и вопрошает; так вот они с попом и препираются на лужайке в тихий вечерний час, когда тонкий встает пар над лугом. Потеет поп, потеет, пока Кудеяров садит текстами, и рассердится, когда Кудеяров другой половиной лица будто невзначай на попа обернет (Ну-ка, ну-ка: что, взял?); и рассердится поп, вспомнит попадьихин самоварчик и отмахнется: «Поди ты, есть у меня время со всяким путаться: много вас тут, народу всякого!» А только поп это зря – просто чайку захотелось, либо в окне попадьихину белую шейку приметил: сам любил поумничать с Кудеяровым. Плюнет поп, посмотрит на столяра, а лица-то у столяра нет: так… разводы какие-то. И пойдет от него поп; и подмигнет ему вслед Кудеяров, и через весь луг в пологий потащится лог, в росную свою прохладу. И затеплятся звезды.

Что бы можно сказать про Кудеярова, про столяра? – а говорили в народе: Кудеяров будто закрывает в избе крепко-накрепко по ночам ставни (только у него да у попа были ставни), а сквозь ставни из хаты его дивный свет пылает да раздаются ропоты: одни судачили про то, что собственною молитвой молится он с рябой своей бабой; другие показывали иное: нечистые-де там творятся дела. Впрочем, говорили все это с опаской и смутно, да и сами говорившие не верили; а пустил слух глухонемой; пришел он однажды в Степанычеву лавку, рукой в сторону кудеяровской избы показывает, «апа, апа» свое бормочет и рожки ставит над всклокоченной головой; признаться, Степаныч не поверил, потому что знал – от глухонемого какие вести; недаром поп на исповеди глухонемого вразумлял только насчет того, что нельзя скоромным в пост питаться, для чего ладошками хвост сельди изображал да из рук капустный кочан выделывал; ну и глухонемой понимал, а насчет Кудеярова он мог и завраться.

.....