Читать книгу Шерлок Холмс и Сердце Азии - Андрей Болотов - Страница 1

От публикатора

Недавно, начиная капитальный ремонт старой дедовской петербургской квартиры, я нашел хранившийся за фальшивой стеной портфель с пожелтевшими бумагами. Среди них были и записки моего прапрадеда и полного тезки Андрея Тимофеевича Болотова. Мой пращур писал не для публики, он просто конспектировал для памяти факты своей биографии, которые оказались совершенно поразительными.

Происшествие, о котором идет речь в настоящем рассказе, имело место в ранней молодости Андрея Тимофеевича, в 1882 году. Записал же он его в зрелом возрасте, когда обнародование этих фактов уже не имело бы последствий для его участников.

И все-таки предать широкой гласности эти события стало возможно только теперь, когда отшумели и ушли в прошлое девятнадцатое и двадцатое столетия, возвысились и распались империи, а смертоносные тайны наших предков превратились в занимательные истории.

Я, сообразно своему скромному дарованию, переложил этот эпизод жизни Андрея Тимофеевича на современный лад и решил предложить его вниманию уважаемых читателей.

* * *

Под рев мощного гудка в снежно-белых клубах пара к платформе Варшавского вокзала подъехал лоснящийся полированной сталью «Могул», доставивший в ведомых им вагонах пассажиров из Парижа. Еще издали я увидел, как первый из них покинул роскошный вагон – легкий шаг, быстрый цепкий взгляд.

«Почти три аршина ростом, 28 лет, худощавый, лицо узкое, нос орлиный, подбородок квадратный, выдается вперед. Он». И я поднял табличку «Мистер Эмброуз Симс». Едва я сделал это движение, как оно было замечено.

– Разрешите представиться, Болотов Андрей Тимофеевич, титулярный советник. Буду в полном вашем распоряжении весь срок пребывания. Экипаж ждет нас на привокзальном съезде. – Я старался как можно правильнее говорить по-английски.

– Служите по Министерству императорского двора? – спросил Симс, прибавляя шагу в направлении, которое я указал.

– По Министерству иностранных дел.

Мистер Эмброуз Симс, находясь в России инкогнито, использовал вымышленное имя. Молодой, но, по слухам, феноменально одаренный детектив из Англии прибыл в Санкт-Петербург по сугубо конфиденциальной просьбе ее императорского величества государыни Марии Федоровны в связи с пропажей драгоценностей из Бриллиантовой комнаты Зимнего дворца.

Кражи в главной императорской резиденции происходили нередко. То лакей проиграется и продаст ценную вазу, то случайно нанятые носильщики умыкнут отслужившие срок портьеры. Пропадали и драгоценности. Обронит кто-нибудь на балу бриллиантовую пуговицу или заколку – не найдется. Да и ордена терялись безвозвратно. Но чтобы из-под парного гвардейского поста, из-под замков и печатей исчезли драгоценности короны, да чтобы никто ничего не видел и не слышал, – такого при русском дворе еще не бывало.

Мои шефы из Министерства иностранных дел рвали на себе волосы. Императрица сама пригласила в сердце империи шпиона! У начальства не было на этот счет совершенно никаких сомнений, потому что родной брат сыщика служил одним из руководителей секретной службы ее величества королевы Виктории.

Детектив же, и это было известно доподлинно, решительно нисколько не говорил и не понимал по-русски, и потому уверенность эта казалась мне неосновательной. Однако мнение титулярного советника двадцати лет от роду вряд ли могло заинтересовать высокочиновных руководителей министерства. Поэтому я оставил его при себе и принял возложенную миссию – встретить детектива, переводить ему, наблюдать за ним и докладывать о нем. Мне не очень нравилось это полулакейское, полужандармское, почти оскорбительное поручение. С неохотой принимаясь за его выполнение, я не мог и вообразить, что встреча с Симсом навсегда изменит мою жизнь.

На привокзальном съезде мы с Симсом сели в экипаж с надписью «Англетер» на боковой дверце.

– Вы уполномочены изложить суть дела?

– Нет, утром в Зимнем дворце вас ждет министр императорского двора Илларион Иванович Воронцов-Дашков, он и станет вести переговоры.

– Пресса в курсе пропажи?

– Нет, что вы, оповещать прессу о подобных делах в России не принято.

– Благословенный край.

Экипаж устремился к центру по Измайловской перспективе, которая после Фонтанки стала называться Вознесенской улицей, и никуда не сворачивал до самого отеля.

Симс прикрыл глаза и молчал, однако на подъезде к Исаакиевской площади все же заметил: «Город расчерчен, словно по линейке, человеку с систематическим умом, наверное, приятно здесь жить и, должно быть, легко работать. Лондон в этом смысле – сущий хаос».

Мы доехали до «Англетера», Симс стал со мной прощаться.

– Не бойтесь, Болотов, идите домой и хорошенько выспитесь. Я не сбегу, я не шпион, где бы там ни служил мой брат.

Мне было страшно неловко. Он будто читал мои мысли.

– Завтра с утра на свежую голову начнем это дело. И я хотел вас спросить, почему не темнеет. Сейчас девять вечера, а на улице светло, как днем.

Я с удивлением обнаружил, что детектив из Англии имеет слабое представление о том, как расположена Земля относительно Солнца и почему в наших широтах летом ночью светло. И я, как мог, разъяснил несведущему иностранцу наш феномен – белые ночи. Он внимательно выслушал, кивнул и ушел в свой номер.

В тот момент я сильно усомнился, что такой малообразованный господин действительно может быть суперсыщиком. Да, выглядит он, что называется, как джентльмен, лицо умное, высокомерное, ироничное. Но не знать таких очевидных вещей, знакомых любому гимназисту! Чего еще он не знает? Сможет ли он найти императорские бриллианты? Доверие мое к предполагаемым сверхспособностям этого человека было подорвано. И я с легким сердцем расстался с Симсом.

Погода стояла прекрасная, зеленела молодая листва высаженных вдоль Мойки деревьев. Спать совсем не хотелось, тратиться на извозчика тоже, и я отправился домой пешком. Не спеша шагая по набережной, я заметил впереди молодую даму, которая нервно прохаживалась вокруг высоченной липы, ломая руки и бросая тоскливые взгляды на верхушку дерева. Рядом собралась небольшая толпа: дворник, квартальный, горничная, приказчик из трактира по соседству, мальчишки. Все они оживленно переговаривались и тоже смотрели на вершину липы. Приблизившись, я увидел, что на одной из тонких ветвей дерева, почти на самой его макушке, висит котенок. Судя по всему, о нем и переживала молодая дама. Дама эта, точнее, барышня была необыкновенно хороша собой. О, если бы я только мог спасти котенка! Но дело было безнадежное. Добраться до него по веткам дерева было невозможно. Котенка ждала ужасная судьба, его неминуемо заклевали бы вороны или чайки. Но тут по мостовой ударили конские копыта. По набережной на большой скорости несся дорогой экипаж. Возле очаровательной барышни возница осадил лошадей. Из кареты вышел очень примечательный господин. Высокий, широкоплечий, элегантный – подлинный денди. Не говоря ни слова, он достал из кармана револьвер и, почти не прицеливаясь, четыре раза выстрелил в котенка. Все ахнули, барышня покачнулась. Но на самом деле джентльмен стрелял не в котенка. Меткими выстрелами он переломил ветку, на которой висело несчастное животное, и через мгновение котенок с огромными от ужаса глазами и вздыбленной шерстью упал точно в облаченные в лиловые перчатки руки стрелка. Продолжая сохранять молчание, примечательный господин протянул котенка изумленной барышне, поцеловал ей руку, сел в экипаж и растворился в дымке белой ночи. Я отдал бы все на свете, чтобы быть на его месте, чтобы стать таким, как он. Эх, если бы только я мог с ним познакомиться!

* * *

Утром я тщательно привел себя в порядок. В Зимнем я раньше не бывал, министру двора мне предстояло представляться самостоятельно, поэтому я немного волновался.

Я явился в «Англетер» к восьми часам. Но Симса в номере не было. Коридорный сообщил, что постоялец покинул отель около десяти вечера, да так и не вернулся.

Я понял, что моей карьере пришел конец. Я упустил шпиона, про которого с самого начала было известно, что он шпион, и только я, по своему обыкновению посчитав себя самым умным, имел свое собственное мнение, возгордился сидеть у него под дверями, как было приказано, и вот… катастрофа. Выгонят, лишат чина, сошлют в имение… Ужас. Нужно было что-то предпринять. Дав коридорному рубль и сославшись на задание Министерства иностранных дел, я вошел в комнату Симса. Не прошло и суток с тех пор, как мне поручили это «жандармское» задание, а я уже докатился до того, что намерен учинить обыск в чужом жилище. «Неужели это происходит со мной? – думал я. – Неужели мне, русскому дворянину, действительно придется это делать?» Но инструкции начальства были предельно жесткие. И мне ничего не оставалось, как осмотреть багаж Симса.

В одном саквояже я нашел две смены белья, бритвенные принадлежности, пачку свежих воротничков и парадный фрак, несколько курительных трубок. В другом, который мог бы принадлежать театральному костюмеру, – коробку с гримом, парики, накладные носы, подрясник священника, морской бушлат. Этот второй саквояж, безусловно, свидетельствовал, да что там свидетельствовал – вопил дурным голосом о том, что я круглый доверчивый идиот и замаскировавшийся под местного жителя Симс уже вовсю выведывает где-нибудь государственные тайны.

Тут в дверь постучали, коридорный вручил мне письмо из Англии на имя Симса. Я задался вопросом: если я уже перетряс нижнее белье человека, прилично ли мне будет прочитать еще и адресованное ему письмо. И положил письмо на стол. Но тут опять подумал о разжаловании, ссылке и… сломал печать.

Дорогой Шерлок (настоящее имя Симса), ты поступил крайне неосмотрительно, когда согласился взяться за поиски русских бриллиантов, не посоветовавшись со мной. Это по-настоящему опасно. Откажись под любым предлогом. А если нельзя отказаться, то спусти расследование на тормозах, в конце концов, даже ты имеешь право на неудачу. Если же из глупого тщеславия или упрямства ты все-таки решишь пойти в этом деле до конца, имей в виду, я не смогу тебя защитить.

Твой брат М.

И вот теперь Симс-младший пропал.

Что я должен был думать? Симс вышел на грабителей, и они похитили или убили его. Но как он мог на них выйти, если даже не знает, в чем там, во дворце, дело. Неужели он действительно так прозорлив или, наоборот, так хорошо осведомлены и могущественны эти грабители, что смогли узнать о секретном приглашении императрицы, опознать на вокзале Симса и похитить или, чего доброго, убить его? Я терялся в догадках. Нужно было бежать в министерство, докладывать.

Но тут по коридору прошумели шаги, и дверь распахнулась. Я сунул письмо в карман.

– Вы титулярный советник Болотов из Министерства иностранных дел? – Это был портье.

– Да, еще недавно это был мой чин.

– Вас здесь околоточный дожидается.

Мы с портье спустились в фойе первого этажа.

– Милейший! Проснитесь! – Портье потряс за плечо дремавшего в кресле дюжего мужика в зеленом мундире с синими погонами.

Тот очнулся:

– Господин Болотов? Поедемте!

Околоточный сообщил, что ночью прямо посреди Лиговки, преступной клоаки Санкт-Петербурга, городовым был пойман избитый иностранец в грязном исподнем, без документов и денег. Мадемуазель Фифи из соседнего пансиона для желтобилетных девиц объяснилась с ним по-французски, и он сослался на титулярного советника Министерства иностранных дел Болотова, которого можно найти в «Англетере», как на человека, который удостоверит его личность. Все это время иностранец ожидает в околотке.

И блюститель порядка потянул меня на улицу к полицейской пролетке.

– Слава Богу! – Я чуть не расцеловал мордатого околоточного. – Он сильно избит? У него сегодня аудиенция в Зимнем.

Коридорный по моей просьбе принес некоторые вещи Симса из его номера. И мы отправились на Лиговку.

Симс, весь в грязи и засохшей крови, но с чистым лицом – отзывчивые лиговские проститутки обработали его раны и умыли, – рассказал следующее.

Вечером, пообедав в отеле и посидев некоторое время в задумчивости, он понял, что не привез с собой крепкого матросского табака, который он курит во время расследований и который непременно потребуется. Подошел бы и солдатский. Он вышел на улицу и спросил у стоявшего недалеко от отеля пожилого разносчика, судя по выправке, некогда служившего в армии, где достать солдатского табака. Разносчик действительно раньше служил денщиком при офицере и потому умел сложить друг с другом несколько французских слов. Он объяснил, что мистеру Симсу следует пойти на Невский, сесть на конку и ехать с полчаса. Затем выйти, и там будет полно дешевых лавок с табаком. По соседству же с «Англетером» в дорогих магазинах такого табака не найдешь. Симс обрадовался тому, что заодно и прогуляется, и поступил так, как ему посоветовали. Дошел до Невского, сел на конку. Несмотря на вечерний час, на улицах все еще было светло, пассажиров было много, они стояли соприкасаясь друг с другом. Симс заметил прилично одетого человека со странной татуировкой на руке. Считая себя знатоком татуировок, он был заинтригован: такого удивительного рисунка он прежде не видел. Монах с похожим на череп лицом пишет, сидя за столом. Симс прикидывал, как бы выяснить, что означает такой рисунок. На монаха пассажир похож явно не был, следы порочной жизни отчетливо читались на его лице. Кроме того, сомнительно было, чтобы монах мог сделать себе татуировку, такое не одобряется ни одной из христианских церквей. А потом Симс увидел, как пассажир с татуировкой прислонился к человеку, похожему на состоятельного жителя сельской местности, и каким-то небольшим, но, видимо, очень острым предметом быстро прорезал тому вещевой мешок и что-то оттуда вынул. Это было проделано так ловко, что ограбленный ничего не почувствовал. Недоумевая еще сильнее, почему преступник выбрал татуировку в виде монаха, Симс толкнул вора и привлек внимание других пассажиров. Тогда преступник сделал резкое стремительное движение рукой, намереваясь порезать Симсу глазные яблоки. Симс, отличавшийся ловкостью и хорошей реакцией, несмотря на тесноту, увернулся, спас свои глаза. Но острие оставило тонкий длинный разрез через все лицо – от виска до виска, очертив сверху бровь одного глаза и снизу веко другого, кровь залила все лицо. Вор выскочил из вагона и бросился бежать, Симс побежал за ним, но оказалось, что конка уже въехала на Знаменскую площадь, ту, что перед Николаевским вокзалом, по другую сторону которой начиналась железная дорога на Москву и трущобная деревянная застройка. Убегавший быстро потерялся там в закоулках между малин и притонов. Надо ли говорить, что Симс своим вопиюще иностранным видом немедленно привлек к себе внимание преступного сообщества, и лишь только он пересек незримую и неведомую ему, но более чем реальную границу двух миров, к нему неслышно подкрались сзади, ударили по голове чем-то тяжелым, и он потерял сознание. Когда он очнулся, было все так же светло, он лежал в одном белье в вонючей луже рядом с грудой смердящих объедков, в которых рылись тощие пугливые кошки. Он попетлял между домами, вышел на широкую улицу и просто пошел по ней, надеясь, что рано или поздно его заметит полиция. Так оно и вышло. Однако Симс ни в малой степени не был ни огорчен, ни возмущен. Более того, почесывая шишку на затылке, он радовался:

– Шишка – ерунда, дубиной по голове легко получить и в Лондоне. Но эта татуировка! Милая барышня из пансиона для падших женщин, которая весьма умело обработала мою ссадину, сказала, что меня порезали остро заточенным стальным письменным пером, такие в ходу у карманных воров – элиты преступного мира, они не носят с собой ножей, которые часто становятся причиной ареста. И тогда я понял, что означает рисунок в виде пишущего монаха. – Симса переполняло ликование. – Своей татуировкой этот человек дает осведомленным понять, насколько он опасен. Его мастерство владения пером равно в своей виртуозности мастерству писца-монаха, украшающего изысканной каллиграфией переписываемые рукописи. Только перо они используют для разных целей. Татуировка служит тому же, чему и якорь на руке моряка: на своем особом языке говорит о человеке. Это потрясающе интересно, Болотов, я, пожалуй, останусь в России на какое-то время и изучу местные татуировки, чтобы написать о них монографию.

В «Англетере» Симс привел себя в порядок, и мы направились во дворец. Воспользовавшись гримом, Симс сделал царапину на лице практически незаметной.

* * *

Экипаж вез нас вдоль Адмиралтейского бульвара, потом мимо восточного крыла Адмиралтейства. Низкая, почти вровень с рекой, мощенная камнем площадь между западным фасадом дворца и Адмиралтейством не отличалась многолюдьем, более того, штатских здесь вообще не наблюдалось. Кое-где прогуливались или разминались свободные от караула семеновцы в черных мундирах и белых брюках.

– Русские светловолосы и имеют богатырское сложение, – заметил Симс, рассматривая солдат и офицеров караула, – один вы, Болотов, похоже, составляете исключение.

– Нет, просто в лейб-гвардии Семеновский пехотный полк, который сегодня несет караул, по традиции принимают только высоких крепких блондинов, а невысоких стройных брюнетов, вроде меня, берут в легкую кавалерию, мои предки служили в лейб-гвардии гусарском полку. А вот вас, мистер Симс, в русскую гвардию бы не взяли, – уколол я его в ответ, – слишком уж худощавы.

Императорский штандарт на главном флагштоке Российской империи был спущен, что означало, что император отсутствует. Солнце отражалось в сотнях больших окон дворца, играло позолотой надоконной лепки, отчего было особенно, не по-петербургски светло. Выкрашенные в императорский пурпур стены и белые наличники усиливали ощущение величия и мощи, которое внушало главное здание державы.

Мы проехали вдоль линии конки по набережной Невы к министерскому подъезду Зимнего. Из окна третьего этажа над министерским подъездом на нас смотрела бледная молодая женщина, даже яркий летний свет не мог сделать ее красивое и, как мне показалось, напряженное лицо румянее. Симс тоже обратил внимание на женщину.

Мы вошли в высокие застекленные двери. Встретил нас гусарский поручик, который представился адъютантом генерала от кавалерии Воронцова-Дашкова (в этом чине состоял министр двора), он пригласил нас подняться на лифте. Это было странное устройство: двое дюжих молодцев в лакейских ливреях при помощи ручной лебедки поднимали вверх плетеную корзину, вмещавшую трех человек. Мы с Симсом, не сговариваясь, в один голос отказались. Не знаю, почему отказался Симс. А мне показалось, что этот лифт – какое-то нецивилизованное, отдающее азиатчиной и барством неправильное использование людей, я, здоровый и молодой, оскорблю сам себя, если сяду в эту люльку. Тогда адъютант повел нас к министру пешком через Парадную лестницу и Фельдмаршальский зал.

Дворец поражал своим великолепием, я никогда прежде не бывал в столь роскошном здании. В другое время я провел бы целый день, рассматривая убранство парадных аванзалов. Но мы пришли по делу, надо было спешить, а не таращить глаза и не крутить во все стороны головой, выставляя себя дикарем. Симс, например, вообще не заинтересовался ничем вокруг. Или сделал вид.

* * *

Министр двора Воронцов-Дашков, гусарский генерал с роскошными седеющими усами, принял нас вежливо и по-деловому:

– При дворе случилось беспрецедентное событие. Пропали бриллианты на сумму восемьдесят тысяч рублей. К сожалению, мы не можем понять, когда они пропали, несмотря на то что каждое посещение кладовой фиксируется. В прошлом году был убит император Александр Николаевич. Траур только-только закончился. Все это время было не до бриллиантов. Нынешний государь вообще равнодушен к внешнему блеску, его новый мундир и то не всегда уговоришь надеть. Короче, кладовую долго никто не посещал. Но на днях императрица выразила желание начать подготовку к предстоящей коронации, начальник камерального отделения пошел проверить, все ли в порядке, и вот…

– Давайте продолжим разговор прямо на месте происшествия. Чем скорее я смогу осмотреть его, тем скорее сделаю выводы, – сказал Симс.

– А это обязательно? Герцогиня Эдинбургская, светлейшая невестка королевы Виктории и высокородная сестра государя императора Мария Александровна, которая сейчас находится в Петербурге, рекомендовала вас как аналитика, способного разобраться в любом деле, не вставая со своего кресла.

– По этой логике, я мог остаться в Лондоне и расследовать кражу оттуда. Нет, министр, в предложенных обстоятельствах это совершенно необходимо.

– Что ж, для посещения Бриллиантовой комнаты посторонним лицам требуется письменное разрешение императора. Разрешение можно будет получить через неделю. Государь на рыбалке в Финляндии. Государыня надеялась разобраться с этим делом, не ставя его в известность. Он и так не любит Зимний дворец, теперь станет любить еще меньше. Он даже Эрмитаж не любит, музей собирает другой, свой собственный, будет называться Русский.

– А отчего же, позвольте спросить, царь Александр так не любит свой дом?

Мне пришлось слегка наступить англичанину на туфлю канадской кожи, давая понять, что вопрос неделикатен и вообще неуместен, но Симс лишь удивленно воззрился на меня и пробормотал что-то типа «прощаю вам вашу неловкость». Министр сконфузился, но ответил:

– Из-за князей Юрьевских.

– А что не так с этими князьями? – не унимался дотошный Симс.

Министр понял, что темы не избежать, и перешел к делу.

За спиной министра над его креслом на стене висели два портрета высочайших особ. Воронцов-Дашков объяснил, что нынешний император Александр III, лысеющий ясноглазый и круглолицый человек с бородой а-ля мужик, слева, жестко конфликтовал со своим отцом, убитым год назад террористами императором Александром II, пожилым человеком с мечтательным взглядом и пышными, переходящими в бакенбарды усами, в траурной рамке, справа. Разногласия случились потому, что Александр II поселил прямо в Зимнем дворце, практически рядом с императрицей, ныне покойной матерью теперешнего государя, свою любовницу, которой был присвоен титул светлейшей княгини Юрьевской, и своих с ней детей, также князей Юрьевских. Покойная императрица игнорировала это обстоятельство с присущей ей смиренной иронией, да и чахотка ее крепчала год от года. Но наследник был непреклонен, посещать Зимний дворец перестал и не был там чуть ли не десять лет. После смерти Марии Александровны император венчался с княгиней, поговаривали, что она настаивает на том, чтобы ее короновали Екатериной III. И хотя после трагической гибели царственного супруга в 1881 году ее немедленно выпроводили из Зимнего и вообще из страны, новый император сохранил стойкую неприязнь к главному дому российских монархов. Это очень расстраивает молодую императрицу, так как препятствует устройству современного и роскошного императорского быта, о котором она мечтала, будучи цесаревной; все-таки с Зимним дворцом не сравнится ни одно другое здание столицы, и крайне неудобно для министерства двора, поскольку порождает массу организационных трудностей. Собственно, и нынешнее происшествие, очевидно, является следствием малого внимания к Зимнему дворцу. Говорить же обо всем этом с императором, императрицей или вообще при дворе категорически не принято и не допустимо.

– Княгиня Юрьевская посещала кладовую? – спросил Симс.

Граф Воронцов-Дашков кивнул:

– Покойный государь и княгиня прожили в законном браке восемь месяцев до его кончины. Она вертела им как хотела. Тьфу. Простите мне эту вольность. Конечно, да, без всякого сомнения. Но уточнить, когда и как это происходило, мы должны с начальником камерального отделения Даниловским.

Министр покрутил ручку телефона и несколько минут кому-то что-то кричал. Вскоре раздался стук в дверь, и на пороге показался рыхлый чиновник с потным лицом; видно было, что он взволнован и очень торопился.

– Да, княгиня имела доступ в кладовую, – ответил Даниловский. – Более того, по особому указанию императора она имела привилегированный доступ – могла посещать Бриллиантовую комнату, когда ей вздумается, в сопровождении одного лишь начальника камерального отделения, то есть в моем сопровождении.

– Император пошел на это из-за крайней непочтительности, которую выказывала княгине камер-фрау фон Винклер, главная хранительница государственных регалий и бриллиантов, – разъяснил министр. – Камер-фрау, насколько мне известно, постоянно оскорбляла княгиню, которая раньше, будучи фрейлиной, ей прислуживала. Император не мог ни приструнить надменную старуху, ни умерить аппетит своей новой супруги, поэтому было решено избавить их от общения друг с другом, а государя от суеты и головной боли.

– А как вы думаете, княгиня могла похитить бриллианты? – спросил Симс.

Граф задумался.

– Вы имеете в виду, могла ли княгиня вообще украсть? Наверное, могла бы. Она могла считать, что берет свое, принадлежащее ей по праву. Ее понимание собственных прав весьма далеко расходилось с тем, как их понимали двор и императорская семья. На государя Александра Николаевича было совершено одиннадцать покушений, всем было ясно, что при отсутствии надлежащих мер безопасности когда-нибудь это сработает. Княгиня, думаю, прекрасно все понимала и, страхуя свое будущее, могла в какой-то момент забрать бриллианты. Но, может быть, я несправедлив и просто поддался общему пристрастному мнению. Княгиню ненавидели, приписывали ей ужасные пороки, сплетничали о ней и подозревали в жутких вещах.

– Расскажите поподробнее, – попросил Симс.

– Княгиня якобы замышляла гибель династии и империи, через посредство канцлера Лорис-Меликова вела переговоры с бомбистами, хотела стать царицей в обход наследника престола, опустошила бриллиантовую кладовую и прочее в таком роде. Мистически настроенные члены семьи и приближенные муссировали слух о смертельном проклятии, постигающем тех мужчин из дома Романовых, кто выберет себе в жены княжон Долгоруких. Княгиня Юрьевская – урожденная Долгорукая. Михаил Федорович, основатель династии, был женат на Долгорукой несколько месяцев, она умерла вместе с недоношенным наследником в тысяча шестьсот двадцать четвертом году. Император Петр Второй, внук Петра Великого, скончался после бракосочетания с княжной Долгорукой в тысяча семьсот тридцатом году, и с его смертью династия прервалась по мужской линии. И вот теперь вскоре после свадьбы убит Александр Николаевич.

– Это беспочвенные сплетни? – поинтересовался Симс.

– Сложно сказать. Кстати, я сейчас припоминаю: к постели раненного бомбой, умирающего императора княгиня явилась последней, когда все – братья, наследник, дети и родственники – уже собрались, хотя известие застало кого где по городу. Оторванная нога и покалеченное взрывом кроткое лицо государя… это было ужасно… кровь лилась из него ручьем. – Глаза министра повлажнели. – Она прибежала в пеньюаре, навалилась на него, трясла за плечи, но он ее не узнал, было слишком поздно… Весь ее белый с розовым пеньюар обагрился высочайшей кровью… Где она была так долго? Действительно, где? Даниловский, когда в последний раз княгиня посещала Бриллиантовую комнату?

– Я уточню и доложу, – пробормотал Даниловский.

– Честно говоря, она находится под негласным наблюдением наших жандармов, – продолжал министр, – проверку совершить нетрудно. Я сейчас же отправлю адъютанта на телеграфную станцию на половине ее величества и пошлю запросы. Даниловский, вы свободны.

Даниловский покинул кабинет министра двора, но тут же весь красный влетел обратно и срывающимся голосом провозгласил:

– Ее величество государыня императрица Мария Федоровна, ее величество великая княгиня и герцогиня Эдинбургская Мария Александровна.

Императрица, миловидная миниатюрная женщина слегка за тридцать, с русыми волосами, явно была расстроена, взволнована и не знала, с чего начать. Тогда инициативу взяла сестра императора, герцогиня Эдинбургская – приветливо-спокойная высокая дородная блондинка.

– Мистер Симс, так вас здесь надо называть, если не ошибаюсь? В Лондоне вы в большой моде, все только и говорят что о вашей проницательности, поэтому мы с моей царственной невесткой решили обратиться за помощью именно к вам. Что вам нужно, чтобы начать расследование?

– Благодарю за добрые слова, ваша светлость.

– Здесь, в России, ко мне надлежит обращаться «ваше величество», как к царской дочери.

Симс почтительно поклонился:

– Да, ваше величество. Мне нужно знать, что конкретно похищено, в подробностях, кто имел доступ к бриллиантам, и осмотреть место преступления.

Императрица рассердилась, покраснела и заговорила громко, с сильным акцентом:

– Илларион Иванович, почему вы до сих пор не ввели господина сыщика в курс дела?

– Ваше величество, мне непременно надо осмотреть место происшествия, – сказал Симс. – В таком, как я понял, мало посещаемом помещении могли сохраниться следы похитителя даже спустя долгое время после совершения кражи, их просто необходимо поискать.

– Но герцогиня уверяла, что вы сможете составить мнение не осматривая кладовую. – Императрица метнула гневный взгляд на невестку.

– Ваше величество, покорнейше прошу вас позволить мне все подробно объяснить господину сыщику, – проговорил Даниловский.

Императрица все еще взволнованно, но более милостиво кивнула.

– Дело в том, – прокашлявшись, продолжил Даниловский и вспотел еще сильнее, – что существует строгий регламент посещения Бриллиантовой комнаты, который никогда не нарушается. Есть список лиц, которые могут посещать кладовую по мере собственной или служебной надобности. В него входят император и императрица, начальник дворцовой полиции, трое придворных ювелиров – Болин, Брейтфус и Зефтинген, Каролина Карловна фон Винклер, камер-фрау хранительница государственных регалий и бриллиантов, и ваш покорный слуга, начальник камерального отделения. Лица, не включенные в список, обязаны испрашивать разрешение у императора. Даже герцогиня и министр двора, не говоря уже о посторонних лицах.