Читать книгу Кукольник - Андрей Евгеньевич Белов - Страница 1

Мы – куклы, а судьба – наш кукольник забавный.

Иносказание? Нет, вывод жизни главный!

На сцене бытия играем – и уходим

В сундук небытия: таков конец бесславный.

Омар Хайям

История, о которой сейчас пойдет речь, случилась в те стародавние времена, когда по дорогам колесили бродячие артисты, зарабатывающие себе на жизнь путем демонстрации потешных кукольных представлений, где вместо обычной театральной сцены использовался специальный деревянный ящик под названием "вертеп". Одни вертепы – достаточно громоздкие, чтобы их поднимать – были сразу прикреплены к телегам и перемещались исключительно за счет лошадиной тяги, другие – имеющие гораздо меньшие размеры, а значит, и более легкие – переносились при помощи простых наплечных лямок; однако всех их объединяло изысканное резное обрамление с безумно сочной окраской, призванное привлекать внимание проходящих мимо зевак. Дескать, посмотрите, люди, какое красочное зрелище для вас сегодня приготовили!

То же относилось к куклам, чья одежка пестрила всеми цветами радуги, словно где-то поблизости гномы зарыли горшок с дорогими самоцветами, что было недалеко от истины, поскольку иногда темой представлений действительно становились несметные богатства, добытые низкорослыми тружениками в глубоких шахтах.

И то же относилось к самим артистам, тратящим львиную долю от выручки на броские костюмы, дабы не выглядеть жалкими оборванцами, которые без дела слоняются вдоль городских площадей с целью выклянчить у прохожих хотя бы пару медных монет или стянуть у зазевавшегося лавочника краюшку хлеба.

Как раз об одном из таких педантичных артистов – временами успешном, а порой не очень, но никогда не унывающем, чего бы ни уготовило провидение – и хотелось рассказать. Звали его Октавио Паскуаль, и был он третьим по счету сыном довольно зажиточного ростовщика, сумевшего загнать в долги почти всех жителей родного города. Учитывая господствующий тогда порядок – наделять наследством исключительно старшего отпрыска, Октавио еще в юном возрасте уяснил, что разжиться чем-то на дармовщинку вряд ли удастся, следовательно, нужно найти себе занятие по душе и проложить путь к достатку самостоятельно. Только вот вопрос: что избрать в качестве занятия, если ты на дух не переносишь давать деньги в долг, а другому тебя отец не научил? Тут у любого начнется паника, идущая в комплекте с озлобленностью на весь окружающий мир за царящую в нем несправедливость. Ведь логика подсказывала обратное. Куда честней стала бы дележка наследства поровну, дающая каждому отпрыску одинаковые шансы занять достойное положение в обществе.

Возможно, Октавио так и остался бы прислуживать старшему брату после смерти главы семейства, как это намеревались сделать остальные домочадцы, не подвернись ему однажды случай повстречать на рынке – куда он отправился по поручению матери за продуктами – весьма необычного старика, пытающегося скупить у торговца сладостями все леденцы на палочке. Первым в глаза бросился его наряд, состоящий из новеньких башмаков, полосатых чулок, шелковых бридж, просторной рубахи и бархатной жилетки. Вторая особенность незнакомца заключалась в манере держаться, что было свойственно лишь благородным слоям населения, отличающимся холодной надменностью.

– Послушай, любезный, – монотонно твердил старик, пересчитывая монеты, лежащие у него на ладони, – тебе не мешает осчастливить меня скидкой, коль я подчистую опустошаю закрома твоей крохотной лавочки.

– Вовсе она не крохотная, – продолжал упрямиться торговец, косясь то на леденцы, которые могли вот-вот начать таять, то на монеты, которые могли с легкостью перекочевать ему в карман.

– Ну, прости! Пусть будет большой! Тем не менее вынужден настаивать, чтобы ты скостил мне хотя бы четверть от заявленной суммы, иначе так недолго и без штанов остаться. Что прикажешь потом делать?

– Ладно, черт с вами! Четверть, пожалуй, скощу. Все равно они скоро превратятся в сплошную однородную массу. Жара-то стоит какая, аж на пот пробивает!

– Мудрое решение. Побольше бы водилось на свете таких щедрых людей. Глядишь, и мир заиграл бы свежими красками, избавившись, наконец, от своей скучной серости, портящей многим настроение.

– К чему вы клоните?

– Ровным счетом ни к чему. Просто озвучиваю мысли вслух. Разве это запрещено?

– Нет. Забирайте товар, расплачивайтесь и проваливайте отсюда подобру-поздорову. Нам здесь еще философов не хватало, от них одни лишь неприятности!

– Премного благодарен. Уже ухожу. Но напоследок хочу пригласить тебя посетить мое завтрашнее представление. Скажи, как ты относишься к куклам?

– Никак! Потому что я давно вышел из возраста, чтобы ими забавляться.

– Очень зря. Ведь речь идет о вертепе, стоящем на площади прямо за фонтаном.

– Ладно, черт с вами! Так уж и быть, приду поглазеть на ваше представление, – сдался торговец, понимая, что иначе отвязаться от назойливого покупателя вряд ли удастся.

– Отлично! С нетерпением буду ждать твоего прихода. Впрочем, это касается и остальных, – взгляд старика пробежался по лицам людей, что околачивались возле соседних лавок, пока не остановился на четырнадцатилетнем подростке, вынудив того раскрыть в изумлении рот. – Обязательно приходите, друзья! Не то пропустите много чего интересного!

Разумеется, четырнадцатилетним подростком оказался Октавио. А разинул он в изумлении рот от того, что ему пришла на ум замечательная идея попробовать набиться к этому умному и воспитанному человеку в ученики. В любом случае, даже если артистический талант не раскроется, при нем запросто можно было остаться помощником и впоследствии сколотить собственную труппу.

– Извините, сеньор! – услышал старик, когда лавка торговца сладостями скрылась из виду. – Неужели вы в столь преклонном возрасте по-прежнему обожаете леденцы?

– Минутку, – сорвалось с искривленных губ, тем самым заставив малолетнего наглеца, относящегося неуважительно к старшим, тотчас залиться краской стыда. – Сперва поздоровайся, затем представься, а уж потом задавай вопросы.

– Здравствуйте, сеньор, – прозвучало в ответ дрожащим голосом.

– Привет, – кивнул головой старик, сменив строгость на радушие.

– Меня зовут Октавио, и я сын местного ростовщика.

– Так-то лучше, юноша. Можешь называть меня дядюшкой Пио. Или кукольником Пио. Разницы нет. Выбирай любое прозвище.

– Пожалуй, остановлюсь на "дядюшке".

– Хорошо. "Дядюшка" мне самому больше нравится. Кстати, знаешь, кто такие кукольники?

– Да, знаю!

– Отлично! Тогда приходи завтра днем на площадь. Специально для тебя я придумаю забавную пьесу с участием куклы-чертенка. Она попала в вертеп совсем недавно, поэтому еще не успела порадовать публику своими смешными рожками.

– Обязательно, сеньор! У вас отлично получается заинтересовывать будущих зрителей. Так что с леденцами? Зачем вам понадобилось покупать столько сладостей?

– Спешу тебя огорчить. Твоей смекалке требуется серьезная тренировка, поскольку я безразличен к сладкому от рождения и предпочитаю сдабривать пищу солью. Однако леденцы были куплены мной неспроста. Дело в том, что ими безумно приятно угощать детей перед выступлением. Хотя, не вижу смысла томить кого-то ожиданием. Ты же за этим ко мне подошел? Хочешь выклянчить у меня вкусняшку? – раскрыв мешочек, старик запустил ладонь внутрь, немного там покопался для придания своим действиям некой интриги и, лукаво улыбнувшись, вытащил наружу красную лошадку. – Вот, держи! Или достать другую зверушку? Тут есть еще зайчик, медвежонок, лисичка…

– Спасибо, не надо, – отказался Октавио, еле сдерживаясь, чтобы не выхватить из протянутой руки аппетитное лакомство. – Я к вам подошел с совершенно иной просьбой. Скажите, вам случайно не нужен ученик?

– Что? – седые брови сразу сползлись к переносице, вернув хозяину строгое выражение лица. – Ну-ка, повтори, о чем ты меня просишь?

– Разве обучить ученика тонкостям ремесла – не предел мечтаний знаменитого артиста, достигшего пика карьеры?

Прежде чем продолжить разговор, старик ненадолго задумался. Видимо, подобная мысль ему ни разу в голову не приходила, вследствие чего внутри зародились противоречивые чувства. С одной стороны, учеником действительно не мешало бы обзавестись, с другой – он настолько привык к одиночеству, что не желал от него отказываться. Вдобавок, картину портил возраст подростка, родители которого наверняка пришли бы в ужас, узнав о столь безрассудной выходке "ненаглядного" чада. Ведь мало кому понравится отправлять собственного ребенка в дальние странствия, где того могут подстерегать опасности.

– А лести тебе не занимать, юноша, – седые брови вернулись в исходное состояние, однако строгое выражение лица ни на йоту не изменилось. – Не такой уж я и знаменитый, чтобы делиться с кем-то опытом.

– И все же, – не унимался Октавио, боясь упустить шанс вырваться из-под родительского крыла на свободу, – мы можем составить идеальный дуэт.

– Это еще почему?

– Сами рассудите. У вас низкий голос, у меня высокий. Зрители придут в восторг от такого великолепного сочетания разных тональностей, стало быть, ваш гонорар непременно возрастет.

– Хорошо, – чуть смягчился старик, посчитав доводы подростка достаточно убедительными. – Предлагаю встретиться утром и провести совместную репетицию. Если сумеешь хоть в чем-то себя проявить, обещаю уговорить твоего отца отдать тебя мне на поруки.

– Спасибо, сеньор!

– Не за что! У нас с тобой пока ничего не решено. А леденец все равно возьми. Ты его честно заслужил, не испугавшись завести со мной беседу.

– Еще раз спасибо! Даю слово вернуть долг при первом удачном случае.

– Это подарок, глупыш! За такое плату не берут.

– Значит, до завтра?

– Да, до завтра! Меня тут неожиданно посетило озарение касательно темы намечающегося представления, так что репетиция состоится на восходе солнца. Прошу не опаздывать.

– Можете не волноваться! Приду вовремя!

Сложно описать словами, насколько сильно приподнялось настроение Октавио по возвращении домой. Казалось, он буквально парил над землей, окрыленный сбывающейся мечтой войти во взрослую жизнь и стать полностью самостоятельным человеком. Пусть дядюшка Пио и должен был исполнить роль старшего наставника, это не шло ни в какое сравнение с наставлениями матери или отца, пекущимися больше о благополучии семьи в целом, нежели об отдельных ее членах.

Разумеется, про разговор со стариком никто из близких не узнал, потому что сперва следовало пройти испытание, в связи с чем остаток дня будущий кандидат в ученики артиста провел за чтением книг вслух, дабы отточить навыки ораторского искусства, без которых едва удалось бы добиться положительного результата. Когда же тишину раннего утра нарушил крик соседского петуха, Октавио облачился в выходной костюм, предназначенный для посещения воскресных месс, и бегом отправился на площадь к фонтану, при этом держа пальцы скрещенными, чтобы не спугнуть удачу.

– Молодец! – похвалил подростка дядюшка Пио, сунув ему в руки листок бумаги, исписанный мелким аккуратным почерком. – А я сочинил новую пьесу. Вот, ознакомься и поделись мнением. Нужно ли ею сейчас заниматься?

Пробежав взглядом по тексту, Октавио сильно удивился, как такой шедевр можно было создать за один вечер. Причем пьеса оказалась еще и в стихах, что придавало автору дополнительный вес.

– Невероятно, сеньор! – раздался возглас восхищения. – Спешу сообщить вам следующее: передо мной стоит настоящий поэт и мы просто обязаны осчастливить сегодня зрителей постановкой данного произведения!

– Приятно слышать! – губы старика разошлись в широкой улыбке. – Тогда за дело. С учетом высокой тональности твоего голоса тебе предстоит озвучить главную героиню по имени Марта. В свою очередь, я озвучу чертенка, поднявшегося к той из глубин ада.

– То есть вы доверяете мне управлять куклой?

– Нет, юноша. Пока управление куклами всецело закреплено за мной, но при удачном выступлении, а также с позволения родителей ты вполне можешь получить такое право. Да, забыл уточнить. Родители в курсе нашей затеи?

– Простите, сеньор, я им еще не успел рассказать. Весь вечер тренировался читать вслух с выражением.

– Похвально! Однако простого чтения мало. Артисту надо научиться заучивать тексты наизусть, чем мы прямо сейчас и займемся. Готов?

– Готов, сеньор!

В течение последующих нескольких часов, пролетевших как один миг, Октавио не замолкал ни на секунду. Помимо основного задания – запомнить слова Марты – дядюшка Пио заставил подростка выучить парочку скороговорок, помогающих сделать речь более чистой. Ведь любой артист должен произносить реплики с чувством, толком и расстановкой, иначе зрители его могут не понять, а это уже совсем никуда не годится.

Потом они отправились в ближайшую таверну позавтракать, где им был подан к столу горшок, доверху наполненный пшенной кашей, после чего занятия возобновились снова. Сперва с повторения разученных скороговорок, затем с повторения текста пьесы. И такое чередование продолжалось до самого полудня, пока возле фонтана не стали собираться галдящие жители города, включая улыбчивых детишек, то и дело заливающихся звонким смехом.

Вопреки ожиданиям торговца сладостями, купленный вчера товар ни капельки не потерял форму, поэтому детишки пришли в невыразимый восторг при виде раскрытого мешочка, откуда добродушный старичок начал тотчас вынимать разноцветных зверушек и вручать их каждому подбегающему сорванцу, одновременно одаривая его жизнерадостной улыбкой. Что, естественно, еще сильнее подогрело интерес к намечающемуся представлению у взрослого населения, с нетерпением ждущего появления кукол, скрывающихся за расписными створками, на которых были изображены звезды, загадочный лик луны и рассекающая небосвод комета.

Чуть погодя, когда мешочек полностью опустел, дядюшка Пио указал жестом руки, чтобы Октавио занял место по правую сторону от вертепа, а сам выдвинулся вперед для озвучивания вступительной речи:

– Приветствую вас, дорогие зрители! – услышали жители города, поспешив сразу затихнуть и переместить взгляды со створок на артиста, склонившегося перед ними в низком поклоне. – Сегодня мы расскажем вам поучительную историю о женщине Марте, чье стремление разбогатеть с помощью колдовства неминуемо привлекло внимание дьявола, страсть как обожающего заключать с подобными негодницами сделки. Также хочется отдельно выделить моего нового ассистента, являющегося вашим соотечественником. Прошу любить и жаловать, Октавио Паскуаль! Юное дарование, подающее весьма большие надежды! Представляете, он приступил к выполнению обязанностей только утром, но уже успел меня приятно удивить своими неординарными способностями.

– Браво! – раздалось отовсюду вперемешку с громким хлопаньем в ладоши. – Никто и не знал, что младший сын ростовщика обладает столь редким даром! Горим желанием посмотреть на его таланты!

Страшно смутившись от того, что ему пришлось стать центром притяжения сотни пар глаз, Октавио неожиданно впал в ступор, напоминающий чем-то паралич, и если бы не строгий тон дядюшки Пио, подействовавший отрезвляюще, все могло бы закончиться позорным освистыванием с последующим выдворением трусливого актера за пределы площади.

– Перестань стоять истуканом, юноша! Быстро раскрывай створки вертепа! Зрителям пора познакомиться с нашими героями!

Через секунду в поле зрения горожан попала уютная спальня, обставленная игрушечной мебелью. Слева стояли ворсистые пуфики и лакированный трельяж с распахнутыми настежь зеркалами; справа виднелись крохотные окошки и слегка приоткрытая входная дверца с высунутыми наружу рожками; а прямо посередине, окруженная со всех сторон полосатыми ковровыми дорожками, возвышалась просторная по кукольным меркам кроватка, на которой возлежала сгорбленная старушенция, облаченная в дырявую ночную сорочку цвета пожухлой травы и точно такой же дырявый чепчик.

– Ха-ха-ха! – брызнул кто-то смехом, кивнув в направлении старушенции. – Не иначе как негодница перестаралась с колдовством, коль умудрилась обзавестись настолько отвратительной внешностью.

– Смотрите! – добавил кто-то еще. – Да к ней житель преисподней явился!

– Итак, – торжественно произнес дядюшка Пио, заняв место позади вертепа, – представление начинается!

Собрав всю свою волю в кулак, Октавио пробежал тревожным взглядом по первому ряду зрителей, преимущественно состоящему из сверстников, и, не найдя среди них никого, кому бы хватило наглости состроить на лице презрительную гримасу, громко продекларировал:

Спать ложилась как-то Марта -

Тут раздался стук копыт.

Испугалась сильно Марта -

На пороге черт стоит!

В этот момент слегка приоткрытая дверца резко подалась вперед, и на пороге действительно возник хвостатый чертенок, красующийся в сногсшибательном ярко-красном костюмчике в обтяжку. Помимо костюмчика у чертенка также имелись при себе вилы, коими его собратья обычно запугивают грешников, чтобы те не вздумали вылезать из котлов.

Говорит ему бедняжка:

– По чью душу ты пришел?

Черт с улыбкой отвечает:

– Плачет по тебе котел!

От услышанного главную героиню тут же пробрала нервная дрожь, что выглядело вполне естественно, поскольку мало кто смог бы сохранить самообладание, столкнувшись лицом к лицу с рогатым исчадием ада. Впрочем, Октавио тоже поначалу пробирала нервная дрожь, однако в отличие от своей подопечной он нашел силы быстро ее унять и принять максимально непринужденную позу.

– За какие ты заслуги

Хочешь в ад меня забрать? -

Стала возмущаться Марта,

Быстро юркнув под кровать.

Но оттуда пахло серой,

Жар стоял и бил набат.

В общем, под кроватью Марты

Воцарился сущий ад.

– Ха-ха-ха! – засмеялись зрители. – Кровать вряд ли остановит черта! Ведь с ним может справиться только священник, осеняющий пространство крестными знамениями.

– Не тебя ль однажды ночью

Посетила мысль шальная? -

Продолжал вещать посланец,

Грозно ноздри раздувая.

– Это ж ты тогда взывала,

Обращаясь к черной мгле,

Чтоб достаток получить

Вопреки своей судьбе?

И за это Сатана

Наказал убить дитя:

В чаще леса схоронить

Иль в колодце утопить!

– Вот же сволочь! – опять кто-то вставил комментарий, пораженный до глубины души бесчеловечным поступком главной героини. – Да за такие вещи людей нужно кромсать на куски и скармливать свиньям!

– Так ведь я еще просила,

Чтоб он жизнь мою продлил! -

Чуть не зарыдала Марта. –

Неужели ты забыл?

– Нет, все помню, – ей в ответ

Ухмыльнулся черт рогатый. -

Только вот беда, теперь

Образ твой стал староватый.

Посему я в час ночной

И явился за тобой!

Оставляй блага земные

Да иди скорей со мной!

– Ха-ха-ха! – захохотали зрители. – Достойная кара для детоубийцы. Вариться ей в котле тысячелетиями!

Здесь у каждого возникнет

Ряд тревожных опасений:

Вдруг кому-то захотелось

В договоре исключений.

Оттого буквально вмиг

Марта перешла на крик.

Дескать, вовсе не истек

Отведенный жизни срок.

– Как же так? Еще вчера

Я была столь молода!

Почему всего лишь за ночь

Испарилась красота?

Дабы усилить значение следующей реплики, приоткрывающей завесу тайны касательно поблекшей внешности главной героини, дядюшка Пио заставил чертенка занести вилы над головой и шагнуть в сторону кровати.

– Ошибаешься, хитрица! -

Заскрипела половица. -

Просто, если день-деньской

Заниматься лишь собой,

Если в роскоши купаться

Да веселью предаваться,

Время быстро пролетает,

Год за годом отнимает!

Не успеешь оглянуться,

Не успеешь всласть пожить,

Как морщины, словно реки,

Станут кожу бороздить.

Впрочем, что зря распинаться

И смотреться в зеркала?

Договор исполнил точно

Наш великий Сатана!

Дальше чертенок приблизился вплотную к главной героине, поддел ее вилами да унес прочь со сцены, при этом щелкнув напоследок хвостиком, заканчивающимся, как и у большинства его собратьев, заостренным треугольником.

Так сказал рогатый черт

И бедняжку уволок.

Ей в аду давно уютный

Отведен был уголок…

– Конец! – подытожил дядюшка Пио, после чего вышел из-за вертепа и снова склонился перед зрителями в низком поклоне, одновременно выставив вперед широкополую шляпу, где уже позвякивала пара золотых монеток. – В пьесе нашей будет толк, если вынести урок: всяко должное уменье подлежит вознагражденью, ну а сделка с Сатаной приведет к беде большой!

Догадавшись, что ему следует встать возле учителя и тоже поклониться, Октавио сделал несколько робких шагов, но внезапно остановился, поймав на себе укоризненный взгляд старшего брата, который до последнего момента прятался за спинами зрителей. Судя по его реакции, он не пришел в восторг от увиденного, тем самым зарубив на корню столь светлую идею – посвятить свою жизнь кукольному театру.

Разумеется, это не ускользнуло от внимания дядюшки Пио, в связи с чем полностью сконфуженный подросток поймал на себе второй укоризненный взгляд, не предвещающий ничего хорошего. Ведь без согласия родителей даровать сыну свободу о дальних странствиях можно было смело забыть, а уж брат точно постарается настроить отца скептически, и никакие доходчивые объяснения, подкрепленные клятвенными заверениями избегать опасностей, положение не исправят.

– Живо иди домой! – достигло слуха Октавио за секунду до того, как площадь утонула в шуме аплодисментов. – У меня, братец, есть к тебе серьезный разговор!

– Зачем я вам нужен? – услышал дядюшка Пио под громкое улюлюканье и завывание ликующей толпы, кинувшейся в срочном порядке избавляться от лишних денег. – Вы же без меня со всеми делами справляетесь.

– Дурак! – огрызнулся брат. – Наша семья не допустит, чтобы кто-то из ее членов превратился в бродягу, выпрашивающего на паперти милостыню! Это может запросто подорвать репутацию!

– Артисты не бродяги! – возмутился Октавио. – И они не выпрашивают милостыню! Они зарабатывают на хлеб показом представлений.

– Не вижу разницы.

– Ошибаешься! Разница существует!

– Интересно, какая?

– Хотя бы посмотри, во что одет мой учитель, и ответь, откуда у него такой роскошный наряд?

– Чушь собачья! Твой учитель теперь я! Повторяю, иди живо домой! Сегодня посидишь в чулане на голодном пайке, а завтра, коль ты у нас неожиданно стал взрослым, отправишься со мной трудиться в отцовскую лавку. Все понял?

– Да.

– Отлично! Скажу по секрету, что мы с отцом собираемся открыть филиал в соседнем городе, поэтому скоро работы значительно прибавится.

– Рад за вас.

– В том числе и у тебя!

Ужаснувшись открывающейся перспективе разделить судьбу предприимчивых, но чертовски скучных домочадцев, Октавио тяжело вздохнул, протиснулся между зрителями и медленно поплелся за братом, даже ни разу не обернувшись, чтобы посмотреть, чем занимается дядюшка Пио.

Каково же было его удивление, когда на следующий день за окном лавки, внутри которой он усердно сортировал по стопкам монеты, промелькнула повозка, груженная до боли знакомым вертепом.

– Разрешите ненадолго отлучиться, – тут же встрепенулся Октавио, внимательно прислушиваясь к звукам, доносящимся снаружи.

В том, что повозка остановилась, не было никаких сомнений, иначе бы лошадь продолжила цокать копытами, а детишки не стали бы поднимать галдеж, наверняка сбившись возле нее в кучу.

– Сперва заверши начатое дело, – пробурчал старший брат, углубленно изучая долговую книгу.

– Но мне очень надо! Я сильно хочу в туалет!

– Ладно, пусть идет, раз приспичило, – согласился отец, оторвавшись на секунду от собственной кучи монет. – Только быстро! Одна нога здесь, другая там.

– Спасибо, папочка! Ты даже глазом не успеешь моргнуть! – обрадовался удачно сработавшей уловке Октавио, мигом бросившись к черному ходу, выводящему во внутренний дворик, где располагался неказистый дощатый туалет, окруженный роем мерзких жирных мух.

Естественно, данное заведение он посещать не собирался. Просто это оказалось единственным, что пришло на ум в качестве более-менее подходящего повода покинуть лавку.

– Ну, здравствуй, юноша! – улыбнулся дядюшка Пио, заприметив подростка, выныривающего из ближайшего переулка, куда тотчас устремилась толпа крикливых детишек, получивших громадное удовольствие от общения со стариком. – А парадной дверью нельзя было воспользоваться?

– Прошу вас, тише, – настороженно прошептал Октавио, приложив указательный палец к губам. – Нас могут услышать мои родные.

– Как раз о них мне и хотелось с тобой поговорить.

– Почему именно о них?

Проигнорировав заданный вопрос, дядюшка Пио покосился в сторону лавки, дабы убедиться, что оттуда никто не выглядывает, затем перевел взгляд на подростка, потер вспотевший лоб ладонью и вкрадчивым голосом произнес:

– Знаешь, я тут долго размышлял над проблемами, возникающими между родителями и детьми, придя в итоге к одному интересному выводу.

– И к какому? – переспросил Октавио, тоже посмотрев в направлении лавки.

Пока там было все спокойно, однако затягивать беседу надолго не стоило, поскольку ситуация могла измениться в любой момент. Едва ли отец с братом станут сидеть сложа руки, задержись младший член семьи хотя бы на минуту. А времени и без того прошло уже довольно много.

– Нельзя заставлять ребенка следовать по своим стопам, если у него проявились способности в совершенно иной области, иначе он вообще ни в чем не добьется успеха, так навсегда и оставшись заурядным человеком.

– Намекаете на то, что вы не прочь взять меня в ученики?

– Нет, юноша, не намекаю! Я говорю открытым текстом! Ты имеешь большую предрасположенность к театральному искусству, и этим грех не воспользоваться.

– Значит, мне можно прямо сейчас залезть в вашу повозку?!

Прежде чем ответить, дядюшка Пио снова переместил взгляд в сторону лавки и на несколько секунд призадумался.

Учитывая опасность оказаться пойманным с поличным, Октавио изрядно нервничал, вплоть до дрожи в коленях.

– Здесь есть маленькая загвоздка, – наконец услышал подросток, одновременно издав вздох облегчения. – Твое исчезновение средь бела дня, да еще и без каких-либо объяснений, может навести многих на мысль, что я тебя выкрал, в связи с чем довольно скоро за нами будет организована самая настоящая погоня, и после ее успешного завершения один из нас отправится в кандалах на каторгу, а другой проведет всю оставшуюся жизнь пересчитывая монеты.

– Как же тогда быть?

– Предлагаю встретиться у восточных ворот в полночь, когда большинство людей уляжется спать. К тому моменту ты должен написать родителям письмо с подробным изложением причин своего ухода из дома. Но сразу его не вручай. Пусть полежит до утра под подушкой.

– Замечательный план, сеньор! – просиял от счастья Октавио. – Мне нужно прихватить с собой что-нибудь из личных вещей? Выходной костюм, сменное белье, запасные башмаки?

– Не вздумай, – тут же перешел на шепот дядюшка Пио, потому что мимо чинно прошествовали два стражника в громыхающих доспехах, не упустившие возможности поприветствовать артиста кивком головы. – Это лишь наведет подозрения. Лучше приходи к воротам налегке, чтобы случайные прохожие решили, будто ты вышел подышать перед сном свежим воздухом. Что до личных вещей, то по поводу них не переживай. В следующем городе все потери с лихвой восполнятся. Даю честное слово.

– Договорились!

– Теперь возвращайся назад. Твои родные наверняка тебя заждались.

– Слушаюсь!

Отдав честь на манер служивого вояки, Октавио направился ускоренным шагом к парадному входу, рядом с которым топтался очередной должник отца, однако громкий окрик заставил его резко остановиться:

– Не туда идешь, юноша!

– Ах, да! Точно! Я же покидал лавку через внутренний дворик.

– Впредь будь повнимательней.

– Постараюсь!

И он постарался – преодолев обратный путь в два раза быстрее, а также не забыв посильней хлопнуть дверью туалета, тем самым вынудив мерзких жирных мух разлететься в разные стороны.

– Но, сеньор! – возмущенно воскликнул все тот же должник, переступивший порог лавки за минуту до появления в ней младшего сына ростовщика. – Это ведь чистой воды грабеж! Я на такие проценты не рассчитывал!

– Нечего было задерживать по ним выплаты! – рявкнул старший брат, выхватив у должника мешочек монет. – В договоре черным по белому написано, что любая проволочка грозит штрафами.

– И если ты в следующем месяце опять придешь к нам с опозданием, – добавил багровый от злости отец, – проценты вырастут еще больше!

Поймав на себе сразу два строгих взгляда, Октавио поспешил занять место за рабочим столом. То, как его близкие обходились со своими клиентами, попавшими – пусть и по собственной глупости – в тяжелую денежную кабалу, лишний раз доказывало правильность сделанного им выбора. В отличие от них он не выносил грубостей и относился к подавляющему числу жителей города уважительно. То же касалось чужаков, съезжающихся сюда со всей округи за товарами.

– Прошу прощения, сеньоры, – умерил пыл должник, поняв, чем может обернуться несоблюдение договора. – Вы правы. Это моя вина, и ваши претензии вполне обоснованны.

– Так-то лучше, – ухмыльнулся старший брат, высыпав содержимое мешочка перед Октавио. – Живо пересчитай!

– Ровно пятьдесят, – ответил тот через минуту.

– Отлично! – натянуто улыбнулся отец, развернувшись лицом к должнику. – С сегодняшнего дня ежемесячный взнос увеличится на пять золотых.

– Хорошо, – еле слышно вырвалось из груди несчастного бедолаги, и без того едва сводящего концы с концами, – обещаю успеть собрать обозначенную сумму точно в срок.

– Еще бы тебе не успеть, – вновь ухмыльнулся старший брат, – потому что тогда взнос увеличится на десять золотых.

Чуть погодя в лавку заглянул другой должник – затем третий, четвертый, пятый – и ближе к вечеру у Октавио пошла кругом голова от бесконечного пересчета монет, сыплющихся на стол словно капли проливного дождя.

– Ну что, понравилось делать из людей покорных рабов? – поинтересовался старший брат, когда за окном начали сгущаться сумерки.

– А вы не задумывались, что рабы могут поднять бунт? – ловко парировал Октавио, испытав ко всем должникам лишь чувство глубокого сострадания.

– Вряд ли кому-то в голову придет учинять беспорядки, – спокойным тоном произнес отец, закончив раскладывать деньги по сундукам. – Ведь мы исправно пополняем городскую казну налогами, и местный судья непременно посадит за решетку каждого бунтовщика, отказывающего возвращать ссуду.

С этим сложно было не согласиться, в результате чего дальнейшие препирательства на данную тему теряли всяческий смысл. Впрочем, смысл теряли препирательства и на остальные темы, поскольку нынешней ночью семье ростовщика предстояло распрощаться с одним из ее членов, что впоследствии неминуемо породило множество домыслов и кривотолков относительно еще одного господствующего тогда порядка, который на протяжении тысячелетий оставался неизменным. Дети земледельцев наследовали только профессии, связанные с земледелием; дети кузнецов не помышляли ни о чем другом, кроме работы в кузне; дети каменщиков становились только каменщиками; детям пекарей судьба предоставляла лишь возможность проводить все дни напролет возле печи. И любое нарушение таких тесно связанных между собой цепочек воспринималось окружающими крайне негативно. Не говоря о странствующем образе жизни, сильно смахивающем на бродяжничество. Уж здесь старший брат попал в самую точку, предупредив несмышленого родственника насчет неприятных последствий, способных основательно подмочить им репутацию.

Спустя четверть часа все семейство – включая матушку, среднего брата и двух сестер – собралось в просторной гостиной, чтобы отметить начало трудовой деятельности Октавио праздничным ужином. Ради такого знаменательного события отец даже распорядился заколоть поросенка, и теперь его аппетитная тушка, покрытая хрустящей корочкой, наполняла дом удивительным ароматом. Также на столе присутствовали: овощи, фрукты, зелень, свежеиспеченный хлеб, вино для взрослых, компот для детей, ягодный пирог – тоже покрытый хрустящей корочкой, а завершал композицию отварной картофель, переставший быть в здешних местах диковинным вот уже как полвека назад.

Не обошелся тот вечер и без эксцессов. В самый разгар пиршества средний брат вдруг завел разговор о недавнем кукольном представлении, на котором он, конечно, не присутствовал, но про который ему прожужжали все уши товарищи. Дескать, слышали, какой поучительной историей порадовали вчера горожан два артиста. Жаль, нас там не было, мы бы славно повеселились.

Боясь травмировать психику младшего сына, едва успевшего избавиться от дурной идеи превратиться во всеобщее посмешище, матушка тотчас пнула "возмутителя спокойствия" ногой и потом отправила его на кухню заниматься мытьем грязной посуды. Знала бы бедная женщина, что за сюрприз ей собираются вскоре преподнести, то обязательно наградила бы тумаком еще и младшего сына, после чего застолью безусловно пришел бы конец.

К счастью для Октавио, тайна намечающегося побега так и не была никем раскрыта, в связи с чем, дождавшись, когда всех вокруг сморит крепкий сон, он написал прощальное письмо, последний раз прошелся по дому, пытаясь запечатлеть в памяти каждый укромный уголок, и без малейшей капельки сожаления вышел наружу. Что ни говори, а сладкий запах свободы значительно пересиливал остальные ощущения, которые обычно возникают в момент закрытия человеком очередной страницы жизни.

– За тобой никто следом не увязался? – спросил дядюшка Пио, стоило крадущемуся подростку попасть в свет масляного фонаря, свисающего с хомута лошади.

– Нет, сеньор! – ответил Октавио, вздрогнув от лая бездомных собак, набравшихся наглости устроить шумные разборки прямо у городских ворот, где одна слишком сердобольная хозяйка додумалась вывалить ведро объедков.

– Уверен?

– Да, уверен! Потому что за время пути мне на глаза попалась лишь парочка праздношатающихся пьянчуг, чей задиристый нрав наверняка стал для многих отличным поводом убраться с улицы, дабы не схлопотать случайно по морде.

– Почему же ты их не испугался?

– Я слишком молод, чтобы завязывать со мной потасовку.

– Хорошо! Забирайся скорее в повозку. Нам надо срочно отсюда уезжать, пока тебя не хватились родители.

– С большим удовольствием, сеньор!

– И хватит называть меня сеньором. Я же твой учитель. Неужели не ясно?

– Все ясно, учитель! – радостно заголосил Октавио, найдя в этом отличное предзнаменование. – Куда вы намереваетесь отправиться?

– На запад, юноша.

– Тогда зачем вам понадобилось организовывать встречу здесь?

– Пусть люди думают, что мы поехали на восток. Так нам удастся избежать массы ненужных проблем.

– Весьма предусмотрительно с вашей стороны!

Поскольку дорога до западных ворот пролегала вдоль городской стены, следующие полчаса прошли в тишине, изредка нарушаемой фырканьем лошади – улавливающей ноздрями едкие пары масляного фонаря, да уханьем совы – покинувшей свое укрытие с целью поохотиться на мышей полевок. Затем повозка покинула наезженную колею, переехала через узенький бревенчатый мост и углубилась в пшеничное поле, находящееся под надежной защитой пугала, чью соломенную голову венчала дырявая шляпа. Разумеется, у Октавио опять возникли вопросы касательно направления их движения. Ведь езда на повозке по рыхлой почве грозила увязанием в ней колес.

– Не волнуйся, – поспешил успокоить подростка дядюшка Пио, остановившись аккурат напротив пугала, за которым виднелась трухлявая коряга, напоминающая очертаниями каракатицу. – Прежде чем попасть в город, я припрятал тут кое-какие вещички, и сейчас мне не терпится забрать их обратно.

– О чем именно идет речь?

– Скоро узнаешь. Подержи пока поводья.

– Слушаюсь, учитель!

– Говори тише, не то привлечешь внимание стражников. Они иногда наведываются сюда с осмотром.

– Понял, замолкаю.

Ступив на землю, дядюшка Пио направился к коряге, вытащил из-под нее довольно вместительный сундук, украшенный зубчатыми коваными вставками, а также не менее вместительную походную сумку, усыпанную множеством оттопыренных карманов, и не мешкая зашагал назад, одновременно бросая в сторону ворот тревожные взгляды.

– Что у вас там хранится? – выпучил глаза Октавио при виде того, как сбоку повозки открылась потайная дверца.

– Все мои сбережения, – натужным голосом произнес дядюшка Пио, стараясь побыстрей засунуть сундук внутрь образовавшейся полости. – Последнее время участились случаи грабежей близ постоялых дворов или таверн, поэтому лучше заранее подстраховаться, нежели потом кусать локти.

– Да вы настоящий богач.

– Ну конечно! Я же колешу по свету не один десяток лет и уже успел скопить порядка семи тысяч золотых.

– Ого! – у Октавио аж челюсть нижняя отвисла. – На такие деньжища можно целый театр купить.

– Это вряд ли. Театр стоит гораздо дороже. К тому же меня никогда не прельщала идея осесть где-то навсегда. Гораздо интереснее посещать каждую неделю новые места.

– Согласен. Жизнь артиста не должна быть монотонной, иначе так недолго и со скуки помереть.

– Правильно мыслишь, юноша.

– А что в сумке?

– Пистолеты, пули и запас пороха. Только не подумай ничего плохого. Оружие мне нужно для самообороны. Знаешь, сколько опасностей таится на пустынных дорогах?

– Догадываюсь. Но почему нельзя постоянно держать пистолеты при себе?

– Дабы случайно не спустить курки в толпе народа. Было бы обидно зацепить ненароком какого-нибудь бедолагу и угодить после этого за решетку.

– Вы научите из них стрелять?

– Да. Однако прежде тебе следует малость подрасти.

– Дайте хотя бы подержать.

– Секунду.

Захлопнув потайную дверцу, дядюшка Пио раскрыл сумку, аккуратно извлек наружу громоздкий кремневый пистолет с позолоченной рукояткой, убрал курок с боевого взвода, чтобы не произошло случайного выстрела, и передал его подростку.

– Тяжелый! – не удержался от комментариев Октавио, тотчас направив ствол на корягу. – Как считаете, она разлетится в щепки, если по ней пальнуть?

– Нет, потому что вместо пули внутри находится картечь.

– Тогда коряга превратится в решето, – ствол пистолета нацелился на пугало. – Ответьте, вам приходилось использовать огнестрельное оружие против человека?

– Ни разу. Зато диких животных я положил предостаточно. И еще однажды вышиб мозги наглому грифу, пытавшемуся полакомиться моим обедом.

– Здорово! Ему, наверное, полбашки разворотило. Или даже всю. Расскажите поподробнее, чем закончилась ваша схватка. Меня интересуют любые детали.

– Не здесь, юноша, – внезапно нахмурился дядюшка Пио, услышав лязг доспехов, доносящийся со стороны города. – Предлагаю перенести беседу на более поздний срок.

– И вправду, – тотчас понизил голос Октавио, прислушиваясь к нарастающему шуму, – что-то мы совсем заболтались.

– Прими сумку, а я пока пойду потушу фонарь. Зажжем его, когда доберемся до леса. Тут ехать не больше мили.

– Хорошо. Только я беспокоюсь насчет повозки. Как бы она не застряла.

– Ерунда! Дождей не было минимум пять дней, так что пересечь поле нам особого труда не составит. Главное, держись покрепче за бортик.

– Постараюсь.

Спустя полтора часа опасный участок пути оказался далеко позади, а впереди сплошной стеной выросли темные силуэты деревьев, издающие при малейшем дуновении ветра завораживающий шелест, как будто за ними притаилось нечто жуткое. Взяв круто влево, дядюшка Пио проехал вдоль опушки леса еще с милю, затем заставил выбившуюся из сил лошадь резко повернуть направо, а дальше углубился в чащу леса и уже там выбрался на дорогу, ведущую в соседний город, расстояние до которого составляло не меньше трех дней ходу.

– Теперь можешь расслабиться, – услышал Октавио, зажмурив машинально глаза из-за вновь вспыхнувшего фонаря, мигом рассеявшего сгустившиеся вокруг потемки. – Кстати, пистолет пусть останется у тебя. Если вдруг кто-то преградит повозке путь да увидит сразу двух вооруженных людей, это послужит весьма убедительным аргументом в пользу отказа от злых намерений завладеть чужим имуществом.

– Спасибо за доверие, учитель! – бодро прозвучало в ответ. – Всегда мечтал появиться перед кем-то с пистолетом на изготовку.

– Даже не вздумай кому-то им угрожать, – осадил ухмыляющегося подростка дядюшка Пио, крутанув головой по сторонам. – Лучше сунь его за пояс и не вытаскивай до тех пор, пока я не отдам команду.

– Ладно, – нехотя согласился Октавио, пройдясь взглядом по освещенному участку дороги, где виднелись слегка затертые следы чьих-то когтистых лап. – Надеюсь, данное правило не распространяется на тех, кто здесь недавно рыскал в поисках добычи?

– С этими тварями тоже будь осторожен. Как правило, они стремятся сперва подкрасться к лошадям, и неумелый выстрел может стать для нас обоих фатальным.

– Понял.

Хотя вероятность повстречать во мраке леса хищников или грабителей оставалась всегда высока, той ночью ничего страшного не произошло. Избежали неприятностей артисты и в последующие два дня, проведя темное время суток за длительными беседами вблизи полыхающего костра, что, естественно, способствовало их окончательному сближению. Дядюшка Пио взахлеб рассказывал о своей прошлой жизни, при этом не упуская случая вставить между слов какое-нибудь полезное нравоучение, а развесивший уши Октавио впитывал все, словно губка, то и дело забрасывая учителя различными вопросами, частенько не относящимися напрямую к теме разговора. Когда же лесная чаща сменилась цветочным лугом и вдали замаячили городские стены, пришла пора сделать последний привал, чтобы отрепетировать пьесу про Марту – теперь уже используя сразу четыре руки.

– Браво, юноша! – снизошел до похвал дядюшка Пио, наблюдая за тем, как ловко подросток перемещает по сцене вверенную ему куклу. – Осталось припрятать наши деньжата и можно смело отправляться на встречу с публикой. Думаю, скоро мы сорвем небывалые аплодисменты.

– Приятно слышать от вас такое, – разошелся в широкой улыбке Октавио, одновременно заставляя куклу исполнить сложный пируэт.

– Не торопись! – тут же раздался строгий голос. – Сначала дай ей согнуть ноги в коленях.

– Вот так?

– Да, так. А сейчас принимайся за туловище, но старайся изменять положение нитей плавно.

– Вот так?

– Да, так. И не забудь под конец развести в стороны руки.

– Вот так?

– Да, именно так! Еще немного, и ты станешь настоящим мастером.

– Вы мне льстите.

– Ни капли. В тебе действительно скрывается куча талантов.

Ближе к вечеру все усилия подростка, затраченные им на демонстрацию своих театральных умений, были вознаграждены массой всевозможных обновок, изменивших его внешний вид до неузнаваемости. Первым делом дядюшка Пио разорился на изумительный бежевый камзол без рукавов – расписанный золотистым орнаментом, далее шли коричневые зауженные штаны – сшитые из плотного сукна, серая льняная рубаха – со множеством пышных рюшек, черные сапоги-ботфорты на высоком каблуке – добавляющие пару лишних дюймов к росту, белоснежный волнистый парик – призванный скрывать от проницательных глаз зрителей истинный возраст моложавого артиста, и в заключение радостный торговец, успевший вспотеть из-за постоянной беготни по лавке, предложил примерить бордовую треуголку с пером павлина – дабы придать новоиспеченному моднику еще большей напыщенности.

– Что по поводу скидки, любезный? – поинтересовался дядюшка Пио, лично водрузив треуголку на голову Октавио.

– Смилуйтесь, сеньор, – начал артачиться торговец, решив во что бы то ни стало стрясти с этих толстосумов максимально возможную сумму. – Я вашему сыну и так все уступаю по низкой цене.

– Сыну?

– Он ведь ваш сын, не правда ли? Иначе зачем вам понадобилось настолько сильно ему потакать?

– Послушай, отец, – пришел на помощь учителю подросток, – может, вместо скидки ты возьмешь себе вон ту трость?

– Конечно, берите! – тотчас оживился торговец, прикоснувшись ладонью к бронзовому набалдашнику, выполненному в виде головы змеи. – Однако перед вами не совсем трость. Внутри столь безобидной, на первый взгляд, вещицы спрятан длинный и прочный клинок, способный проткнуть человека насквозь.

– Честно признаться, – задумчиво произнес дядюшка Пио, – мне это ни к чему. Но если сын настаивает, то почему бы и нет.

– Значит, по рукам?

– Да, любезный, по рукам! Я согласен сойтись на трости. Заодно хочу пригласить тебя посетить завтра мое представление, за которое не возьму платы.

– Отлично! Непременно приду поглазеть!

Покончив с покупками, артисты отправились на постоялый двор, где их ждал сытный ужин и ночлег, а утром – полностью восстановив силы – они набрали для детишек сладостей, распустили о себе слухи по городу и, установив вертеп в центре площади, приступили к финальной репетиции.

Сгорая от любопытства, кое-кто из мелюзги так и норовил подкрасться сзади, чтобы хоть краем глаза увидеть происходящее на сцене, вследствие чего Октавио приходилось всякий раз топать ногой, тем самым распугивая назойливых зрителей.

Затем наступил полдень, и дядюшка Пио предложил ученику отобедать в таверне, чему больше всех обрадовался тамошний хозяин, ведь его гости оказались довольно щедрыми людьми, заказав исключительно дорогие блюда, коими он потчевал лишь богачей – причем не так часто, как хотелось бы, поскольку богачи предпочитали останавливаться в более престижных заведениях, расположенных на подступах к замку правителя.

Дальше все происходило по отработанному сценарию: сначала собравшаяся публика услышала вступительную речь, описывающую несладкую долю главной героини, заключившей ради денег сделку с дьяволом; вслед за этим был представлен Октавио, чья уверенность значительно возросла не только по причине отсутствия в толпе знакомых лиц, но еще и благодаря новенькому наряду, превратившему его из простого подростка в уважаемого человека; а потом створки вертепа медленно отворились и каждый ребенок – помимо возможности рассмотреть в мельчайших подробностях сцену – получил леденец, что давно являлось неотъемлемой частью представления.

Сложно передать словами, насколько бурно многие отреагировали в момент заключительного монолога, сорвавшегося с губ дядюшки Пио. Кто-то отчаянно хлопал в ладоши, кто-то оглашал округу ликующим криком, кто-то буквально катался со смеху по земле, и не было никого, кто бы остался лишен позитивных эмоций. Особенно это касалось жизнерадостных детишек, подбородки которых лоснились от налипших сладостей.

– Твой выход, юноша! – прорвался сквозь несмолкаемый гомон голос учителя.

– Хорошо! – кивнул головой Октавио, склонившись перед зрителями в низком поклоне. – В пьесе нашей будет толк, если вынести урок: всяко должное уменье подлежит вознагражденью, ну а игры с Сатаной приведут к беде большой! Посему прошу любезно дать медяк нам безвозмездно. Что до тех, кто не скупой, киньте в шляпу золотой!

Через секунду протянутая им треуголка стала быстро наполняться монетами, и вскоре сумма, потраченная дядюшкой Пио на одежку, была целиком отбита. Однако деньги продолжали сыпаться и сыпаться, неминуемо вызывая у состоявшегося артиста чувство глубокого удовлетворения, не идущее ни в какое сравнение с чувством, возникающим после выколачивания процентов из должников.

– Ты просто молодец! – подскочил к умиленному подростку вчерашний торговец, желая раскошелиться наравне с остальными, хотя ему и обещали показать представление бесплатно. – За такое захватывающее зрелище действительно не жалко поделиться золотым. Скажи, как долго продлятся ваши гастроли? А то мой брат не смог сегодня сюда прийти. Чертова телега, на которой мы перевозим товар, совсем развалилась, и он второй день подряд пытается ее починить.

– Вынужден тебя огорчить, любезный, – вмешался в разговор дядюшка Пио. – Завтра утром нам придется покинуть этот славный городишко.

– Жаль. Я бы сам не отказался еще раз увидеть того забавного дьяволенка с вилами. Уж больно справно сидит на нем его красный костюмчик. Прямо загляденье, да и только! Впрочем, одеяние Марты тоже заслуживает всяческой похвалы, потому что идеально вписывается в интерьер сцены.

– Спасибо за столь лестные комментарии. Обещаю как-нибудь к вам вернуться.

С трудом дождавшись, когда страсти вокруг их персон поутихнут, Октавио поспешил уточнить у учителя насчет странного решения срочно выдвинуться в путь и получил достаточно исчерпывающее объяснение.

– Понимаешь, юноша, – произнес дядюшка Пио, щелкнув замком вертепа, – мы слишком близко находимся от твоего родного города, так что существует большая вероятность встретиться с кем-то из его жителей. Даже если тому человеку не будет ведомо, почему ты здесь оказался, он потом обязательно обо всем узнает и посчитает нужным сообщить родителям, где следует нас искать.

– Тогда зачем нам надо ждать завтрашнего утра?

– Чтобы не навести на себя лишние подозрения. Да, и поменять репертуар тоже не мешает. У меня тут кое-что начало прорисовываться. Думаю, через недельку публика придет в восторг от новой истории, раскрывающей сущность коварной обольстительницы мужских сердец по имени Лусия, занимающейся до первого замужества пошивом одежды.

– Звучит интригующе.

– Я бы сказал "зловеще", поскольку к моменту повествования наша героиня успела отравить трех богатых сеньоров, став обладательницей внушительного состояния.

Довольно скоро выяснилось, что дядюшка Пио написал пьесу о Марте за одну ночь вовсе не случайно. На самом деле, он был настоящим мастером по части сочинительства, и в течение следующих пяти лет публика познакомилась с массой других героинь. Всех их объединяла жажда наживы, однако каждая добивалась поставленной цели иным способом, нежели ее предшественницы, порой творя совсем уж жуткие вещи – вплоть до вызова средь бела дня молнии или выкапывания из земли трупа самоубийцы, чьи растертые в порошок кости, согласно старинным преданиям, наделялись при полной луне магической силой.

В свою очередь, Октавио начал осваивать азы чревовещания, доведя за весьма короткий срок это поистине удивительное умение до совершенства. Также он старался во время переезда от одного города к другому перенять у учителя какой-нибудь полезный житейский навык, без которого жизнь странствующего актера превратилась бы в сущий кошмар.

– Смотри, не переусердствуй, – приговаривал дядюшка Пио, указывая пальцем на раскрытую полку пистолета, куда только что был засыпан затравочный порох, предназначенный для воспламенения основного порохового заряда, расположенного внутри ствола. – Иначе тебе оторвет кисть.

– А если порция будет меньше? – тотчас раздавалось в ответ.

– Тогда выстрела может не произойти.

– Как все сложно.

– Пустяки! Главное, не делать горку – и кисть останется цела.

– Ясно.

– Теперь возвращаем назад крышку полки, взводим курок до упора, вытягиваем от греха подальше руку вперед, после чего плавно жмем на спусковой крючок.

Спустя несколько лет, когда подросток окреп и заметно прибавил в росте, а старик, наоборот, стал стремительно усыхать и частенько отхаркиваться кровью (что являлось признаком тяжелого заболевания), стрельба из пистолета сменилась верховой ездой.

– Ты можешь не горбиться? – разлетался по скошенному полю хриплый голос недовольного наставника.

– Вот так? – переспрашивал начинающий наездник, выгибая спину дугой.

– Нет, юноша! Держи корпус строго перпендикулярно земле.

– Вот так?

– Да, так! И не вздумай опускать голову вниз, не то потеряешь равновесие.

– Хорошо.

– Еще старайся плотнее прижимать ноги к бокам лошади. Помни, они – твоя ключевая опора.

– Вот так?

– Нет. Ты прижимаешь только колени, а я имею в виду все ноги целиком.

– Кажется, до меня дошло.

– Отлично! Коль урок усвоен, ослабляй поводья, щелкай хлыстом и скачи.

– Ой-ой-ой! Сейчас выпаду из седла! – вопил наездник, вздрагивая от ритмичной лошадиной поступи.

– Прекрати вести себя словно девчонка! Здесь нет ни единого препятствия. Одна сплошная равнина.

– Вам легко говорить! Ай-ай-ай! У вас вон какой опыт за плечами! Ой-ой-ой! Точно выпаду!

– Уверяю, это скоро пройдет. Потом сам будешь просить покататься верхом.

– Сомневаюсь!

Несмотря на первоначальный страх, уже во время второго занятия Октавио настолько вошел во вкус, что рискнул пустить лошадь рысью, а во время третьего очередь дошло до галопа.

– Ну, и стоило так бояться?! – попытался съязвить дядюшка Пио, однако внезапный приступ кашля заставил его прикрыть рот рукой и затрястись всем телом.

– Может, все-таки покажетесь лекарю? – донеслось откуда-то издалека. – Не могу смотреть, как вы мучаетесь.

– Вряд ли лекарь чем-то мне поможет, – прозвучало через секунду вперемешку со странными булькающими звуками. – По-моему, мой смертный час близок, следовательно прибегать к его услугам лишь пустая трата денег.

– Даже не смейте об этом думать. У нас достаточно средств для оплаты самого дорогого и эффективного лечения, позволяющего больному встать на ноги, каким бы ужасным недугом он ни страдал.

– Все равно не разрешаю залезать в сундук! Кхе-кхе!

– Вы настоящий эгоист, сеньор!

– Почему?

– Потому что нельзя бросать обучение ученика на середине.

– Ты и без того многому научился.

– Вот-вот! Многому, но не всему.

– Отстань от меня! Кхе-кхе! Эгоист – это тот, кто занят собой, а я долгие годы жил исключительно ради тебя.

На том разговор закончился, и каждый остался при своем мнении. Хотя в одном оба артисты сходились – их счастливой идиллии должен был скоро прийти конец.

Тем не менее дядюшка Пио умудрился напоследок поделиться с Октавио еще кое-какими знаниями, способными облегчить его дальнейшее существование. Уже не в состоянии самостоятельно передвигаться, он объяснил молодому мужчине, достигшему к тому времени двадцатилетнего возраста и успевшему отрастить элегантную бородку, как заранее предугадать ухудшение погоды – дабы не оказаться застигнутым врасплох, как отличить здоровую лошадь от больной – чтобы не застрять навечно в глухом лесу, как быстро подлатать треснувшую ось повозки – не имея соответствующих слесарных инструментов, и как обеззаразить кровоточащую рану посредством прикладывания к ней раскаленного ножа.

– Вот и все, юноша, – еле слышно произнес дядюшка Пио, сплюнув на дорогу густую темную слизь. – Мой организм начал отторгать внутренности, так что я с минуты на минуту испущу дух.

– Проклятье! – воскликнул Октавио, не зная, чем помочь бедному старику, поскольку поблизости находилась только захудалая деревушка, где лекарей отродясь не водилось.

– Ругательствами наши дела не поправишь. Лучше останови повозку и дай мне немного насладиться тишиной. А то скрип колес отдается в висках нестерпимой пульсацией. Того и гляди мозги взорвутся.

– Мы же недавно их смазывали.

– Видать, плохо, раз вокруг стоит такой страшный шум.

К несчастью, причина крылась вовсе не в скрипе колес. Просто дядюшку Пио охватила предсмертная агония, повысившая кровяное давление до запредельного уровня. Что немудрено. Ведь в большинстве случаев уход из жизни сопровождался именно этим. По крайней мере, подобная информация присутствовала на страницах медицинских справочников, коими пестрили книжные прилавки. Жаль, в них не указывались способы воскрешения мертвых, тогда бы ситуация кардинально изменилась – и внутри бездыханного тела, сползшего через миг с облучка, вновь заколотилось бы сердце.

Последующие несколько часов Октавио провел будто в тумане. Он смутно помнил, как добрался до той деревушки, гонимый протяжными завываниями волков, чей неутолимый голод усиливала яркая луна, и как отчаянно колотил в двери местной церкви, пытаясь привлечь внимание настоятеля, без которого нельзя было провести обряд погребения. Затем ему кто-то предложил скоротать остаток ночи у себя дома, однако безграничная привязанность к учителю вынудила его ответить отказом. Разве можно нежиться в тепле, когда близкого тебе человека пронзил насквозь леденящий холод? Тут уж и соломенный настил будет в радость. Лишь бы не отлучаться далеко от повозки, по-прежнему служащей дядюшке Пио надежным пристанищем.

Не бросил Октавио свой пост и утром, попросив одного прихожанина сходить за завтраком, а другого посетить кабинет отче, чтобы узнать – сколько продлится подготовка к заупокойной мессе. Учитывая нешуточные пожертвования, внесенные почтенным сеньором во время ночного визита, падре Антонио решил тотчас выйти наружу и лично ответить на заданный вопрос.

– Дико извиняюсь, но у нас возникли трудности, – начал он обрисовывать текущее положение дел, придав голосу сочувствующий тон, – если вы поможете мне омыть тело усопшего, то со всеми церковными обрядами мы управимся к полудню, однако дальше придется ждать наступления завтрашнего дня.

– Почему? – удивленно вздернул брови Октавио, найдя в словах собеседника очевидную несостыковку. – Неужели на рытье могилы нужны целые сутки?

– Сегодня этим некому заняться, потому что через час местное население отправляется полным составом жать рожь.

– Пусть отправляется! Я и сам могу поработать лопатой.

– Глупость какая. Зачем марать руки при наличии опытных могильщиков?

– Дабы отдать дань учителю.

– Гроб еще в землю опустить надо, и вдвоем нам точно не справиться. Лучше займитесь после службы чтением молитв. Уверяю, любому вновь преставившемуся человеку придется по вкусу такого рода забота.

– Хорошо. Воспользуюсь вашим советом.

– Вот и замечательно.

– Простите, сеньор! – вмешался в разговор прихожанин, отправленный ранее за завтраком. – Моя жена интересуется: яичницу готовить с беконом или зеленью?

– С беконом, – не задумываясь ответил Октавио, сглотнув голодную слюну. – И с зеленью.

– Тогда идемте со мной. Не то, пока я буду туда-сюда бегать, еда может остыть.

– Идите-идите, – утвердительно закивал падре Антонио. – Заодно немного согреетесь. Вас ведь всего от холода колотит. Аж смотреть страшно.

– Меня колотит совершенно по-другому поводу.

– Неважно. Смена обстановки пойдет вам лишь на пользу, так как горечь утраты проще переносить в окружении людей.

– Ладно, схожу. Но только на полчасика.

– Договорились. А я тем временем займусь поиском вещей, необходимых для омовения. Последний раз похороны здесь проводились месяц назад, поэтому многое успело затеряться среди остального хлама.

То радушие, с которым семья прихожанина приняла Октавио, действительно поспособствовало быстрому выходу из унылого состояния, мешающему вздохнуть полной грудью. Потом пришла пора возвращаться обратно, и душа снова стала тяготиться тоской, причиняя невыносимые мучения. Особенно это ощутилось в тот момент, когда дядюшка Пио предстал перед глазами нагишом, тем самым породив поток тревожных мыслей касательно бесполезности земного существования. И вправду, к чему прилагать какие-то усилия ради достижения очередной цели или преодолевать жизненные невзгоды, если в итоге тебя ждет смерть?

– Наверное, зря вы поддались желанию утолить голод, – наконец не выдержал падре Антонио, обратив внимание, насколько сильно побледнел помощник. – На вас же лица нет. Предлагаю сделать перерыв и пойти проветриться.

– Ничего подобного, – сквозь зубы процедил тот, упорно продолжая водить влажной тряпкой вдоль одеревеневшего бедра, испещренного сетью темно-синих сосудов. – Меня ничуть не мутит. Просто я предался глубокой скорби.

– Что-то с трудом верится.

– Повторяю, со мной все в порядке.

Спустя минуту падре остался один, а Октавио пулей выскочил во двор, где его в течение четверти часа выворачивало наизнанку, что, разумеется, не позволило ему приблизиться к стенам церкви до тех пор, пока омовение не было полностью завершено.

– Можно расслабиться, сеньор, – раздалось за спиной без малейшей доли упрека, поскольку реакция на столь жуткий процесс выглядела вполне естественной. – Теперь ваш учитель не вызовет отвращение даже у ребенка.

– Спасибо за понимание. Я несколько переоценил свои возможности.

– Не стоит оправдываться. Такое со всяким может случиться. Заходите, садитесь на стул рядом с алтарем и начинайте читать молитвы. Только не вздумайте трогать монетки, прикрывающие покойнику глаза, иначе вас опять посетят рвотные позывы.

– Приму к сведению.

Если первая половина дня у Октавио тянулась бесконечно долго, вторая – пролетела практически незаметно. Помимо молитв, разученных в раннем детстве, он перечитал большую часть произведений дядюшки Пио, при этом горько сожалея о том, что учителю не удалось поделиться с ним самым ценным своим умением, за счет которого их репертуар постоянно пополнялся новыми пьесами.

– Выходит, мне предстоит всю оставшуюся жизнь довольствоваться старым материалом? – эхом разнеслось по церкви. – И почему Бог не наградил меня подобным талантом, превосходящим в тысячу раз дар чревовещания? Какая жестокая несправедливость! Да-да, учитель! Куда полезней научиться подбирать словам подходящие рифмы. Не говоря про поучительные сюжеты, заставляющие публику призадуматься над той или иной проблемой.

Далее, претензии сменились жалобными причитаниями, сводящимися к тому, что без дядюшки Пио ему станет совсем тяжко, ведь странствовать по свету в одиночку – худшая из всех возможных перспектив, после чего все началось сначала и, казалось, этому не будет ни конца ни края.

– О, Боже! – воскликнул падре Антонио, вернувшись на закате дня с большущей корзиной стираной одежды. – Вы во что превратили мое святилище? И до какого ужасного состояния себя довели в своем стремлении воздать должное учителю? Прямо настоящий бродяга! Или пьянчуга, страдающий похмельным синдромом.

Что примечательно, для возмущений у него имелись довольно веские основания, потому как везде валялись скомканные листки исписанной бумаги, а сам Октавио – весь взлохмаченный да помятый – стоял перед алтарем на коленях и плакал навзрыд.

– Прошу прощения, – прозвучал в ответ дрожащий голос. – Я сейчас приберусь.

– Нет уж! Вам лучше навестить нашего общего знакомого. Он как раз закончил работать и горит желанием скоротать вечер за бутылочкой молодого вина. Кстати, не забудьте прихватить с собой кукол. То-то детишки обрадуются. Скажу по секрету, сегодня им кое-кто поведал о вертепе, покоящемся на дне повозки, так что пустой болтовней отделаться не удастся. Придется расплачиваться за ночлег показом представления.

– То есть в церкви переночевать нельзя?

– Поймите, это для вашего же блага.

– И даже снаружи?

– Разве можно расстраивать детей? У них и без того мало развлечений.

– Все ясно! Вы с ним сговорились.

– Какая разница, кто с кем сговорился, когда речь идет о спасении заблудшей души, не имеющей возможности самостоятельно избавиться от уныния?

– Хорошо. Раз выбора у меня нет, я, пожалуй, соглашусь. Значит, до завтра?

– Да, до завтра. Встретимся на похоронах.

Несмотря на полное отсутствие настроения выступать перед публикой, пусть та и была немногочисленной, Октавио поднялся с колен, расправил полы камзола и направился к выходу. Как ни крути, а в словах падре Антонио просматривалась четкая логика: дядюшке Пио уже ничем не поможешь, зато его дело может жить вечно, если не сидеть сложа руки, тупо уставившись на распятие.

– Добрый вечер! – поприветствовал гостя счастливый прихожанин, кивнув в сторону своих малолетних чад, сгрудившись возле калитки. – Вас давно заждались!

– Вижу, – слетело со слегка улыбающихся губ. – Мне кажется, сюда следует позвать остальную детвору.

– Непременно позовем! Вы, главное, в дом скорее заходите. Ужин на столе стынет.

– Давайте, мы проводим! – наперебой затараторили дети, тут же окружив Октавио плотным кольцом.

– Ну-ка, живо угомонились! – громко гаркнул прихожанин, пытаясь оградить гостя от назойливой своры оголтелых негодников, однако тот начал гладить каждого по головке, тем самым показывая, что подобное поведение ему доставляет только радость.

В результате вечер удался на славу, принеся всем массу положительных эмоций и незабываемых впечатлений, включая виновника торжества, избавившегося от душевных терзаний задолго до погружения в мир сновидений. Не посетили его тяжелые мысли и утром, лишний раз доказав справедливость суждений по поводу поразительной способности священнослужителей излечивать любые сердечные раны.

– Просыпайтесь, сеньор! – еле слышно произнес маленький, но очень бойкий мальчуган, который во время представления изъявил желание тоже стать артистом кукольного театра. – За вами пришел падре Антонио.

– Спасибо, – сладко потянулся Октавио. – Правда, я уже не сплю. Здешние петухи настолько крикливые, что могут мертвого из могилы поднять.

– Вы возьмете меня с собой?

– Извини, приятель, но нет.

– Почему?

– Тебе еще рано отправляться в странствия. К тому же сперва стоит спросить разрешения у твоих родителей.

– Может, не спрашивать? Нам ведь наверняка ответят отказом. Предлагаю просто взять да и убежать!

– Ничего не выйдет. Нас тут же догонят.

– Так мы помчим во весь опор!

– Все равно догонят.

До боли знакомая ситуация мигом породила на лице Октавио довольную ухмылку. Не иначе как он достиг уровня мастерства дядюшки Пио и теперь к нему самому начали набиваться в ученики.

– Приятно слышать ваш бодрый голос, – прервал беседу прихожанин, отвесив сынишке звонкий подзатыльник. – А ты перестань приставать к гостю со всякой ерундой. Лучше сходи за его выглаженным камзолом и начищенными сапогами.

– Слушаюсь, отец!

– Зря вы так.

– Отнюдь. Этот мелкий прохвост постоянно норовит улизнуть из дома и лишь рукоприкладство ограждают мою семью от невосполнимой потери.

Когда падре Антонио увидел Октавио, то не поверил своим глазам. Вместо бледного и осунувшегося бедолаги перед ним стоял розовощекий и подтянутый мужчина, коему было в самую пору отправляться на свидание с какой-нибудь знатной особой.

– Вас прямо не узнать, – непроизвольно вырвалось из его груди, вопреки данному обету избегать бурного проявления чувств. – Не хватает только шляпы и трости.

– Все благодаря вам, отче, – раздалось через секунду одновременно с низким поклоном, означающим искреннюю признательность за оказанную помощь. – А трость со шляпой лежат у меня в повозке.

– Что ж, тогда пройдемте к ней, чтобы на похоронах вы выглядели еще солиднее.

Пока Октавио предавался отдыху, во дворе церкви произошли существенные изменения. Во-первых, там появилось много венков, украшенных, как и полагается, черными ленточками; во-вторых, возле дверей кто-то из прихожан поставил телегу, запряженную двумя гнедыми жеребцами, чьи челюсти безостановочно пережевывали сочную зеленую траву, наваленную заботливым хозяином прямо под их мордами; и в-третьих, вокруг толпился десяток-другой местных жителей – видимо, согнанных настоятелем для последующей организации траурной процессии, что являлось укоренившейся традицией, которую обязан был соблюдать каждый уважающий себя верующий.

– У нас все готово! – выкрикнул плечистый малый, прервав порученное ему задание распутать два мотка веревки. – Осталось вынести гроб, погрузить его на телегу – и можно выдвигаться.

Приняв слова товарища за команду, от толпы отделились еще три здоровяка, однако Октавио поспешил внести кое-какие уточнения:

– Я тоже хочу в этом участвовать.

– Как вам будет угодно, – произнес падре Антонио, указав рукой на повозку. – Забирайте ваш головной убор и трость, а потом проходите внутрь святилища.

Спустя пару минут члены траурной процессии расхватали венки, выстроились позади телеги и неспешно двинулись в сторону кладбища, стараясь разговаривать как можно тише, дабы не потревожить сон покойника, поскольку это грозило ужасными последствиями. Довольно глупое суеверие, не имеющее ничего общего с истинным положением вещей относительно реакции мертвого тела на внешние раздражители. Тем не менее, мало кому хватало смелости доказать обратное посредством повышения тона. И все потому, что суеверия шли рука об руку с традициями, неминуемо обретая свойства постулатов, не подлежащих сомнению.

Воспользовавшись правами организатора похорон, падре Антонио шествовал впереди, удерживая жеребцов за уздцы. В свою очередь, Октавио прижимался вплотную к телеге, внимательно следя за тем, чтобы при наезде на кочку с глаз дядюшки Пио случайно не соскочили монетки. Еще он без остановки повторял про себя прощальную речь, сочиненную им в промежутках между молитвами и причитаниями.

– Почти добрались, – сообщил плечистый малый, заприметив вдали покосившиеся кресты, средь которых мелькали фигуры чумазых землекопов. – Надеюсь, эти чертовы пьянчуги закончили работу.

– Следи за языком, окаянный! – смерил грубияна укоризненным взглядом падре Антонио. – Не то заставлю до вечера петь псалмы.

– Простите, отче, – начал оправдываться тот, не на шутку перепугавшись. – Само как-то вырвалось.

– Вранье! Просто ты с одним из них вчера подрался и сейчас пытаешься выместить зло ругательствами.

– Обещаю, больше такого не повторится.

– Ловлю на слове.

Стоило Октавио очутиться в том месте, где собирались предать земле дядюшку Пио, как его сердце моментально наполнилось восхищением. Слева разросся густой куст можжевельника – усыпанный мелкими шишками, справа виднелся ухоженный цветник – пестрящий всеми цветами радуги, а позади – буквально в ста шагах от вырытой могилы – журчал узенький ручеек.

– Пожалуй, я сам был бы не против здесь обосноваться, – сказал он с расстановкой, – впрочем, как и многие другие люди, задумывавшиеся хотя бы раз о смерти.

– Успеется, – отпустил уздцы падре Антонио. – Во избежание повторения событий вчерашнего дня советую сконцентрироваться на более светлых мыслях. Что касается наших текущих дел, – строгий взгляд коснулся плечистого малого, – то мне хотелось бы поскорей увидеть гроб на дне могилы.

– Хорошо, – раздался бодрый голос. – Главное, чтобы потом землекопы не подкачали.

– При чем тут мы? – возмутился один из землекопов, стыдливо прикрыв рукой выступающее из кармана горлышко бутылки. – Лучше проследите за плотником. Как бы он с похмелья пальцы себе не расплющил.

– У меня все под контролем, – ответил худощавый паренек, сжимающий в руках молоток.

– Хватит болтать, – не вытерпел падре Антонио. – Живо приступайте к работе!

– Сей момент, отче!

Боясь еще пуще разгневать своего духовного наставника, кому было свойственно подвергать нерадивых прихожан изнурительным наказаниям, включая пение псалмов или долгие посты, товарищи плечистого малого – а через секунду и он сам – бросились сломя голову выполнять поставленную задачу, сперва пропустив под гробом веревки, и затем бережно перенеся его к могиле, дабы плотник имел возможность заколотить крышку гроба, стоя перед ним на четвереньках. Дальше, при мощи тех же веревок, гроб медленно сполз вниз, после чего падре Антонио поманил пальцем Октавио.

– Помимо моей разрешительной молитвы вам тоже надо что-то сказать.

– Не волнуйтесь, – трость с набалдашником в виде змеи взметнулась ввысь и прочертила в воздухе дугу на манер дирижерской палочки, – у меня подготовлено длинное напутственное послание, где перечислены все достоинства учителя.

– Вроде тех посланий, что я прочел прошлой ночью, когда собирал ваши листки?

– Нет. Этот талант, к сожалению, мне не передался.

– Ладно. Предлагаю начать. А то солнце скоро достигнет зенита и здесь наступит настоящее пекло.

– Согласен. Судя по ясному небу, день сегодня должен выдаться жарким.

Поскольку падре Антонио совершенно не знал покойника, он управился со своими обязанностями за пять минут. Обрадовавшись такому быстрому окончанию прощальной церемонии, землекопы уже было приготовились завершить собственную часть работы, как вдруг возле края могилы воткнулась трость. Улыбки тотчас покинули их раскрасневшиеся физиономии, потому что появление незваного гостя являлось серьезным препятствием к скорейшему продолжению прерванной попойки.

– Прощайте, дорогой дядюшка Пио, – уверенно произнес Октавио, даже не посмотрев в сторону землекопов. – На протяжении многих лет вы обучали меня театральному ремеслу в придачу к другим полезным премудростям, за что теперь я вам бесконечно благодарен. Тот глупый и наивный подросток, не умеющий ничего, кроме как забрасывать вас вопросами, превратился под вашим чутким руководством в самостоятельного человека, обретя способность преодолевать любые преграды, возникающие на пути. Но главным связывающим нас фактором стало совсем не это. На самом деле, мне приглянулось то, с каким трепетом вы относились к детворе, балуя ее сладостями перед каждым выступлением.

Далее, окружающим представилась возможность услышать описание нескольких особенно трогательных моментов из их странствий, вызвавших у большинства на глазах слезы, потому что рассказчик специально воспользовался хитрым приемом, придав голосу жалостливую интонацию. И, под конец, когда землекопы почти потеряли терпение, учитель удостоился почетного звания отца.

По возвращении в церковь растроганный падре Антонио попытался задержать ценного гостя еще на пару деньков. Уж больно ему не терпелось провести вместе с ним воскресную службу, где бы некоторые вероотступники окончательно уяснили суть праведного образа жизни, заключающегося в безоговорочном отказе совершать даже незначительные греховные поступки.

– Какие планы на ближайшее будущее? – зашел он издалека, дабы не показаться чересчур навязчивым.

– Наполнить фляги колодезной водой, запастись провизией и отправиться к следующему населенному пункту, – начал загибать пальцы Октавио, чувствуя мощный прилив энергии, принуждающий к незамедлительным действиям.

– Может, все-таки останетесь у нас погостить?

– При всем уважении, отче, вынужден отклонить ваше предложение.

– Жаль, – в голосе падре появились грустные нотки. – Я так рассчитывал на совместную проповедь.

– Вряд ли из меня получится проповедник.

– Нельзя себя настолько принижать, будучи истинным верующим. Да и язык у вас подвешен не хуже моего.

– Вы ошибаетесь. Просто мне хочется подражать в каждой мелочи дядюшке Пио. Что до языка, то это всего лишь профессиональный навык.

– В любом случае не забывайте сюда почаще наведываться, чтобы покойник всегда был обогрет вниманием близкого человека. А я, со своей стороны, обещаю присматривать за могилкой.

– Договорились! Большое вам спасибо!

– До встречи, сеньор!

Нельзя сказать, что Октавио покинул деревушку в приподнятом настроении. Как-никак он лишился поддержки в лице опытного наставника, к которому прикипел всей душой. Однако падре Антонио основательно над ним поработал, позволив продолжить странствия без страха одиночества. И действительно, грех пасовать перед трудностями, если ты преисполнен глубочайшей веры. Подобная слабость – удел только жалких трусов, принимающих вызовы судьбы за повод впасть в отчаяние.

Вот почему – когда палящее солнце вдруг заслонили темные тучи, являющиеся предвестниками надвигающегося проливного дождя – стремление достигнуть опушки леса, расположенной буквально в трехстах шагах от повозки, пересилило желание вернуться обратно и переждать ненастье внутри церкви. Проигнорировал Октавио и грозный волчий вой, доносящийся откуда-то издалека, но не сулящий беспечному путнику ничего хорошего, так как "серые братья" покидают логово исключительно из жажды пролить чью-то кровь. И не важно, кому та кровь будет принадлежать. Добычей могло стать любое живое существо. В том числе человек, потерявший бдительность или возомнивший о себе не бог весть что.

– Прошу сохранять спокойствие, – подбадривал смельчак лошадь, – достаточно укрыться под размашистыми ветвями, и дождь нам станет не помехой. Главное, успеть преодолеть открытую местность до появления первых капель.

Задача оказалась проще некуда. Пусть вероятность промочить насквозь одежду была высока, в течение следующих двух часов погода не принесла ни единого сюрприза. Мало того, волки тоже затихли, вселив в сердце надежду на лучший исход предстоящего путешествия через лесные дебри.

Постепенно Октавио начало казаться, что он спутал волчий вой с завываниями ветра, и вместо того, чтобы скрыть свое присутствие от голодных взглядов хищников, ему пришла в голову "замечательная" идея зажечь фонарь. Ведь тропинку, петляющую средь деревьев, уже частично окутала тьма, а значит, появилась угроза случайно потерять ее из виду. К тому же лошадь все время сбавляла ход и издавала резкие фыркающие звуки – видимо, испытывая те же опасения, что и хозяин.

Внезапно позади раздался подозрительный шорох, завершившийся громким хрустом опавшей ветки. Однако Октавио опять не придал этому должного значения. Мало ли кому из жителей леса вздумалось пробежать мимо. Возможно, неведомая зверушка перепугалась не меньше него самого. Или причиной шума послужило высохшее дерево, склонившееся под тяжестью собственного веса.

Спустя минуту шорох повторился снова, вынудив лошадь окончательно остановиться и навострить уши. Судя по реакции животного, в ближайших кустах кто-то точно прятался, готовясь выпрыгнуть наружу при первом удобном случае.

– Хватит паниковать! – нарушил тишину дрожащий голос. – Если бы на нас хотели напасть, то уже давно бы это сделали.

– У-у-у! – раздалось из чащи леса завывание сразу нескольких волков.

– Р-р-р! – донеслось со стороны кустов в подтверждение жуткой догадки о затаившемся там хищнике.

– Но-о-о! – истошно завопил Октавио, щелкнув поводьями настолько сильно, что лошади ничего не оставалось, как сорваться с места и опрометью помчаться по тропинке, при этом выбрасывая из-под копыт спрессованные комья глины.

Ввиду того, что она тянула за собой повозку, через десять минут бешеной скачки ее изначально взятый темп стал быстро снижаться, тем самым делая ситуацию крайне тяжелой. Вдобавок окружающее пространство наполнилось противной моросью, снизившей видимость чуть ли не до двадцати шагов, а там, где ветви деревьев не прикрывали землю, поток хлынувшего дождя вообще погрузил все в сплошную темень.

– Р-р-р! – рыкнул невидимый преследователь.

– Клац! – сомкнул челюсти его запыхавшийся товарищ, спеша присоединиться к намечающейся пирушке.

– Нет, так от них не избавимся, – взволнованно произнес Октавио, скосив взгляд на походную сумку, содержимое которой представляло для волков смертельную опасность. – Всех, конечно, перестрелять не получится, но кое-что предпринять можно.

Хотя дядюшка Пио снабдил ученика четкими указаниями, как следует действовать при встрече с волчьей стаей, заключающимися в разведении вокруг повозки огня и удержании обороны путем беспорядочной пальбы во все стороны, он решил поступить иначе, поскольку времени на огненные мероприятия катастрофически не хватало, да и в условиях пронизывающей сырости это нынче и вовсе не представлялось возможным, а беспорядочная пальба без разведенного огня едва ли могла обратить врага в бегство – разве что только еще сильнее его обозлить, после чего все бы закончилось довольно трагически.

Загнав, по их мнению, лошадь так, что у нее не осталось сил двигаться дальше, волки дружно издали победоносный вой и заняли выжидающую позицию за деревьями, стоящими слева от тропинки. Знали бы они, насколько опрометчиво поступили – выдав свое местоположение, то в жизни бы не раскрыли пасти. Взяв круто вправо, Октавио начал углубляться в лес, пока впереди не выросла скалистая возвышенность, покрытая ползучим плющом.

– Даю тебе пять минут, чтобы перевести дыхание, – сорвалось с его искривленных губ. – Думаю, раньше этого срока наши друзья не отважатся ринуться в атаку.

– Фр-р-р! – фыркнула лошадь, стараясь выдуть из ноздрей скопившуюся влагу.

– Тише-тише, – раздалось в ответ. – Не стоит лишний раз привлекать к себе внимание. Лучше подкрепись перед очередным забегом. Смотри, какой зеленый и сочный здесь мох.

На приведение пистолетов в боевую готовность ушло не больше минуты. Причем – после взвода курков и проверки надежности крепления кремния – Октавио сначала сунул их за пояс, но потом передумал и спрятал за голенищами сапог. Примерно столько же потребовалось на снятие основных элементов упряжки, в коих теперь отпала всякая необходимость, так как повозка должна была остаться здесь до завтрашнего утра. Или до прибытия помощи из деревушки, если удастся кого-то уговорить приехать сюда ночью, дабы учинить над обнаглевшими хищниками жестокую расправу.

– Ну что, отдохнула? – достигло лошадиных ушей одновременно с яркой вспышкой молнии, озарившей дюжину ощетинившихся волков, которые успели подползти к повозке практически вплотную.

Учитывая вновь открывшиеся обстоятельства, дальнейший ход событий принял стремительный оборот. Опрокинув стоящий возле ног фонарь, откуда тотчас вытекло горящее масло, Октавио запрыгнул на лошадь, ударил ладонью по ее крупу и поскакал в обратном направлении, чудом избежав столкновения с громадной белой волчицей, попытавшейся преградить ему путь.

– Ого! – выкрикнул быстро удаляющийся всадник, догадавшись, кто именно недавно за ним крался, а также кого именно нужно прикончить в первую очередь. – Сдается мне, дорогуша, мы с тобой еще сегодня свидимся, и это будет стоить одному из нас жизни!

Щелкнув от обиды зубами, волчица обвела взглядом собратьев и уставилась на затухающие языки пламени, ставшие причиной их замешательства.

– Р-р-р! – озлобленно зарычала она, выказывая свое недовольство.

– У-у-у! – завыли волки, тут же кинувшись исправлять допущенную промашку.

Тем временем Октавио добрался до тропинки, развернулся левым боком к месту стоянки повозки и, достав из сапога пистолет, стал терпеливо ждать появления преследователей, всецело положившись на свою меткость, отточенную за долгие годы тренировок до совершенства. Впрочем, при наличии внутри ствола картечи – существенно расширяющей зону поражения – о меткости вообще можно было не беспокоиться. Здесь главную роль играла твердость руки.

Увлеченные погоней, волки даже не поняли, что произошло через минуту и почему несколько их товарищей – после оглушительного хлопка – бросились врассыпную, при этом залившись жалобным скулежом. То же касалось волчицы, увернувшейся от града мелких дробинок благодаря лишь вовремя сработавшемуся рефлексу, вынудившему ее в самый последний момент плотно прижаться к земле да накрыть лапами голову.

– Получили?! – радостно заголосил Октавио, засовывая дымящийся пистолет обратно в сапог. – То ли еще будет! Ха-ха-ха! Советую убраться восвояси, пока в ваших никчемных телах теплится жизнь!

За исключением изредка громыхающего грома и разлившихся повсюду луж, последующая четверть часа ничем примечательным не отличалась. Тропинка все также продолжала петлять, ветер колыхал верхушки деревьев, а в небе начали проявляться тусклые желтые просветы, указывающие на скорое приближение сумерек. Однако это вовсе не означало, что опасность миновала и пришла пора расслабиться. Вряд ли волки были способны разобрать человеческую речь, в связи с чем уцелевший остаток стаи наверняка бежал позади, пусть и на удаленном от беглеца расстоянии.

По вполне очевидным причинам долго так длиться не могло, и через некоторое время – чуть поодаль, где относительно ровная поверхность земли плавно переходила в возвышенность, – действительно замелькал белый силуэт.

То выскакивая из-за деревьев, то, наоборот, прячась за ними, безжалостная убийца неумолимо сокращала дистанцию, готовясь совершить молниеносный прыжок. Ощущение того, как заманчиво должна пульсировать яремная вена лошади, целиком поглотило ее сознание, отодвинув на второй план все, кроме жажды во что бы то ни стало вкусить теплой крови.

– Отлично! – радостно произнес Октавио, выхватив второй пистолет. – Ты упрощаешь мне задачу?

– Р-р-р! – зарычала волчица, пустившись всаднику наперерез.

Еще немного, и палец точно вдавил бы до отказа спусковой крючок, дав куску кремния возможность выбить искру, но тут лошадь стала резко сбрасывать скорость, сопровождая свои действия диким ржанием.

– Какого черта?! – услышала пролетевшая мимо волчица, изрядно расстроившись, что вновь допустила ошибку. – Откуда взялась здесь развилка? Клянусь чем-угодно, раньше ее не было!

– Пр-р-р! – замерла на распутье лошадь, не имея ни малейшего представления, куда следует повернуть, чтобы выйти из леса.

Уловив краем глаза движение справа, Октавио мигом пришел в себя, развернулся вполоборота к уже сгруппировавшейся для прыжка хищнице и произвел выстрел, после чего дернул поводья влево, тем самым указывая, в каком направлении он хочет ехать. Спустя мгновение белесая морда, украшенная широким оскалом, окрасилась красным; правда, этого беглецы увидеть не успели, поскольку их отвлекла совершенно иная напасть, относящаяся к разряду природных явлений.

Дело в том, что с окончанием дождя и уходом солнца за горизонт вся излившаяся на землю вода подверглась процессу интенсивного испарения, начав образовывать вокруг густые клубы тумана. Конечно, пробираться сквозь них казалось чуть более безопасным занятием, чем улепетывать от стаи волков. Но только и это могло преподнести путникам массу других неприятных сюрпризов, что, собственно, и произошло.

– Здорово мы с ними разделались, – усмехался поначалу Октавио, одновременно прислушиваясь к затихающему волчьему вою. – Теперь вместо охоты нашим друзьям придется до утра оплакивать свою предводительницу. Слышишь, насколько жалостливо звучит их скулеж? Все-таки не зря мой выбор пал именно на нее.

– Фр-р-р! – мотала головой лошадь, разбрызгивая по сторонам пену, скопившуюся во рту от длительной скачки.

– Знаю-знаю, ты хочешь отдохнуть и пощипать травку.

– Фр-р-р!

– Даю слово, сразу после того как мы выберемся из леса, нас ждет привал.

– Фр-р-р!

– Постой! – в голосе Октавио появились тревожные нотки. – А куда подевалась тропинка?

– Фр-р-р!

– Хватит фыркать! Почему ты не доглядела? Тебе же снизу лучше видно.

Достигнув груды валежника, лошадь остановилась и виновато забила передним копытом. Дескать, прости хозяин – больше такого не повторится.

– Ладно, попробуем разобраться, что к чему.

Спрыгнув на землю, Октавио внимательно осмотрел место, где они находились, прошел немного влево и, потоптавшись там с минуту, вернулся обратно.

Не обязательно было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, к чему может привести блуждание по ночному лесу, окутанному туманом. Хорошо хоть волчий вой доносился уже совсем издалека – одной проблемой меньше!

– Предлагаю взять правее и попробовать найти вторую тропинку, которая наверняка куда-нибудь нас выведет, – пробурчал раздосадованный путник, сомневаясь в успешном исполнении задумки.

Однако упавшее настроение продержалось недолго, потому что вторая тропинка и вправду довольно скоро попалась ему на глаза. Мало того, она оказалась почти сухой, как будто дождь обошел ее стороной. Да и расплывчатый лик луны просматривался тут гораздо отчетливей, неминуемо озаряя все вокруг таинственным сиянием.

– Вот так повезло! – воскликнул Октавио радостно. – Только я не вижу колеи, оставленной повозкой. Выходит, мы изначально выбрали верное направление.

– Фр-р-р! – занервничала лошадь, пытаясь развернуться назад.

– Не артачься! Нам хочешь не хочешь придется ехать прямо.

– Фр-р-р! – передние копыта перепуганного животного оторвались от земли, заставив корпус принять перпендикулярное положение.

– Говорю, не артачься! Или ты жаждешь вновь заплутать? Учти, тогда об отдыхе можно будет забыть.

– Фр-р-р! – передние копыта опустились вниз и опять устремились вверх.

– Немедленно прекрати! Я же могу упасть!

– Фр-р-р!

– Да что с тобой случилось?!

– Фр-р-р!

– Поверь, у нас нет другого пути!

– Фр-р-р!

– И задерживаться здесь надолго тоже нельзя. Вдруг волков посетит желание отомстить за гибель ненаглядной пассии.

Несмотря на странное поведение лошади, редко осмеливавшейся перечить хозяину, Октавио наотрез отказался подчиняться ее глупым требованиям, вследствие чего та получила серию болезненных ударов каблуками сапог в бока, что вынудило двинуться по злосчастной тропинке. Но не прошло и десяти минут, как все повторилось снова. Причем каждое вставание на дыбы заканчивалось громким ржанием, способным вселить нехорошее предчувствие в чье угодно сердце.

– Погоди! Я, кажется, заприметил вдали просвет. Давай доберемся хотя бы туда. Если это простая поляна, а не выезд из леса, обещаю повернуть налево и попробовать разыскать первую тропинку.

В ответ лошадь не проронила ни звука, лишь прижала уши и всю дорогу раздраженно потряхивала хвостом, как бы выказывая хозяину недовольство выбранной дорогой. Вскоре их взорам предстала поляна, в центре которой возвышался могучий дуб, достающий своей вершиной чуть ли не до небес. Сразу за ним стояла обветшалая лачуга с провалившейся соломенной крышей, окруженная редким частоколом – служащим, скорее, для обозначения дворовой территории, нежели для защиты от голодных хищников. И уже на самом краю, где предположительно начинался лес, клубился туман, неизбежно порождая в голове ассоциацию со стеной.

– Проклятье, – еле слышно выругался Октавио, пожалев о том, что не прихватил с собой трость, так как прямо под дубом рыли землю дикие кабаны. – Они же сейчас вспорют клыками наши животы!

Учуяв посторонний запах, гонимый легкими порывами ветра, один из кабанов прервал поиски аппетитных желудей, скосил взгляд в направлении незваных гостей и тут же издал противное хрюканье, понуждающее товарищей последовать его примеру.

– Зря я тебя не послушал, – продолжили раздаваться человеческие причитания, еще пуще раззадоривая пыл животных, пришедших в ярость от того, что кто-то решил посягнуть на их добро. – Теперь нам точно несдобровать. Мы же вконец обессилившие.

– Хрю-хрю! – разнеслось по округе, словно издевка.

– Фр-р-р! – вторила кабанам тяжело дышащая лошадь.

Потеряв всякую надежду дожить до утра, Октавио приготовился пуститься наутек, чтобы не стать совсем уж легкой добычей, как вдруг внутри казалось бы заброшенной лачуги вспыхнул свет, и вскоре на пороге появилась дряхлая старуха, одетая в серое мешковатое платье, свисающее вниз рваными лохмотьями. Помимо этого ее голову прикрывала выцветшая косынка, из-под которой наружу вылезали спутанные пряди седых волос. Но больше всего в глаза бросался крючковатый нос, достающий аж до нижней губы – этакая мерзость, призванная вызывать у случайно посетивших здешние края путников чувство отвращения.

– Пошли прочь, негодники! – завизжала писклявым голосом старуха, замахнувшись для острастки клюкой. – Вообще житья от вас не стало, ненасытные вы отродья! Того и гляди дерево без корней оставите. А мне что потом прикажете делать? Подпирать его спиной, дабы оно окончательно не развалило мое жилище?

Вопреки здравому смыслу – когда сильный диктует условия слабому – кабаны сами пустились наутек, пихая друг друга запачканными землей пятачками или перепрыгивая через менее расторопных сородичей, издающих при ударе копытом недовольное похрюкивание.

Убедившись, что вокруг никого не осталось, старуха оперлась на клюку и развернулась лицом к приближающемуся всаднику, отчего тому тотчас сделалось неуютно. Настолько пронзительным был ее взгляд, источающий какую-то жуткую потустороннюю энергию, словно вместо старухи возле лачуги стоял настоящий выходец из ада со всеми полагающимися ему атрибутами: козлиной бородкой, рогами и свиным рылом. Октавио на всякий случай даже пару раз зажмурился, чтобы избавиться от этого образа.

– Просто диву даюсь! Неужто тебе жизнь не дорога?

– Еще как дорога, – сглотнул подступивший к горлу ком испуганный путник.

– Тогда на кой ты здесь шастаешь по ночам?

– Спасался от преследования волков.

– Странно?

– Почему?

– Обычно волки не дают жертве покоя, пока не перегрызут ей глотку.

– У меня имелось при себе огнестрельное оружие, так что им пришлось отстать.

– Выходит, передо мной охотник?

– Нет, я всего лишь артист кукольного театра.

– Что за удивительное совпадение!

– Вы о чем?

– Позже объясню. Лучше спрыгивай на землю и заходи в дом обогреться. Заодно отведаешь моей похлебки, обладающей поистине живительной силой.

– Простите, – взгляд Октавио опустился вниз, – но мне боязно оставлять свою лошадь без присмотра.

Хотя опасность и миновала, уставшее животное по-прежнему продолжало нервничать, чему свидетельствовало лихорадочное прядание ушами, как будто они пытались найти источник подозрительного шума, ускользающего от слуха человека.

– Насчет этого не волнуйся, – хитро улыбнулась старуха, указав пальцем в сторону приоткрытого оконца, под которым лежало корыто, полное дождевой воды. – Смотри, какое уютное и хорошо просматриваемое местечко. Прямо красота! Кстати, соломой можно разжиться на задворках.

– А если кабаны вернутся?

– Дальше частокола никто из них не пройдет.

– Разве? Тут же повсюду зияют широкие щели.

– Он заговорен на пропуск лишь тех, кого я приглашу.

– Вы что, ведьма?! – вздрогнул от неожиданности Октавио, поспешив сунуть руку под ворот рубахи, чтобы нащупать распятие.

– Нет, до звания ведьмы мне далеко. Я всего-то снабжаю жителей ближайшей деревушки целебными снадобьями. И зовут меня Эбигейл.

– Не та ли это деревушка, где всем заправляет падре Антонио?

– Совершенно верно. Ты там бывал?

– Да. Но, по моим наблюдениям, ее жители глубоко верующие люди, полагающиеся исключительно на молитву.

– Не торопись с выводами, – укоризненно покачала головой старуха. – Любая вера заканчивается в тот момент, когда человека валит с ног смертельная хворь, после чего ему даже черт может стать лучшим другом. Не говоря о знахарках вроде меня, разбирающихся в чудодейственных свойствах различных трав и кореньев.

– Ни разу ни с чем подобным не сталкивался.

– Потому что ты слишком мало прожил на свете.

– Ой, погодите! Недавно я потерял учителя, страдавшего долгое время тяжелой болезнью. Только он ни к каким чертям не взывал и ни к каким знахаркам не обращался, включая лекарей, занимающихся официальной медициной. В общем, бедняга принял достойную смерть, оставаясь до самого конца при своей вере.

– Думаю, столь печальный случай следует отнести к разряду исключений, – на лице старухи вновь появилась хитрая улыбка. – Однако, я до сих пор не услышала, как тебя зовут.

– Октавио Паскуаль.

– Очень приятно. А теперь советую побыстрее разобраться с лошадью и пройти в дом. Твоя одежда основательно промокла, поэтому, если ее не просушить, ты имеешь все шансы схлопотать насморк.

– Спасибо за заботу. Скоро буду.

Через несколько минут Октавио переступил порог лачуги да так и раскрыл от удивления рот, поскольку изнутри она выглядела куда просторней, чем снаружи, неизбежно наводя на мысль об использовании ее хозяйкой неких колдовских чар, вызывающих иллюзии. Подтверждением тому служили и многочисленные детали интерьера, полностью соответствующие данному виду деятельности: весь потолок был завешан сушеными растениями – отбрасывающими в разные стороны причудливые тени, подоконники загромождали стеклянные банки – с копошащимися в них пиявками, мокрицами, змеями и прочими ползучими гадами, а на громоздком столе, расположенном вблизи потрескивающего очага, покоилась толстенная книга, обложку которой украшал красный череп. Там же стояли свечи из черного воска, являющиеся извечным атрибутом приверженцев сатанинских культов или почитателей других тайных учений, противоречащих общепринятыми религиозными течениям.

– Чего замер? – поинтересовалась Эбигейл, размешивая в подвешенном над огнем котелке бурлящую жидкость. – Заходи, раскладывай верхнюю одежду по стульям и садись за стол. Похлебка почти готова. Могу поспорить, что такую вкуснятину тебе вряд ли когда-нибудь доводилось пробовать.

– Охотно верю. У меня от одного лишь аромата вашей стряпни слюнки потекли.

– Еще бы им не потечь. Я же добавила туда столько пахучих и полезных ингредиентов.

Избавившись от треуголки, камзола, сапог и пистолетов, Октавио направился было к столу, но тут его внимание привлекло слегка покачнувшееся кресло-качалка, стоящее в самом дальнем углу, куда практически не попадал свет от очага. Сначала он подумал, что там примостился кот – ведь одинокие люди частенько заводят себе питомцев; затем ему почудилось, будто вместо кота кресло занимает ребенок – по крайней мере, проступившие контуры миниатюрных ручек и ножек указывали именно на это, вдобавок подобные старухи не раз становились центром скандалов, связанных с пропажей невинных детишек; однако в действительности все оказалось гораздо запутанней. Стоило поднесенному ближе огарку свечи рассеять темноту в углу, как в его мерцающем свете возникла обыкновенная деревянная кукла, имеющая два незначительных изъяна. Первый заключался в длинном заостренном носе, схожем по форме с кончиком шпаги, а второй – в глупой ухмылке, вроде тех ухмылок, что беспричинно появляются на лицах умалишенных.

– Так вот, значит, о каком совпадении вы говорили! – воскликнул Октавио, чувствуя нарастающее сердцебиение.

– Уже успел познакомиться? – переспросила Эбигейл, вытащив из котелка поварешку и развернувшись к гостю вполоборота.

– С кем?

– С куклой, конечно.

– Как тут не познакомиться, если она кресло раскачивает.

– Тебе показалось. Возвращайся за стол.

– Но мне хотелось кое-что уточнить.

– Сперва поешь.

Не сводя глаз с носатой куклы, Октавио – словно завороженный – попятился короткими шажками назад, плюхнулся на стул и, нащупав пальцами пустую тарелку, рывком пододвинул ее к себе. В свою очередь, Эбигейл вооружилась ухваткой, чтобы вытащить раскаленный котелок из очага.

Учитывая окружающую обстановку, а также ту настойчивость, с которой предлагалось утолить голод, в душу непременно должно было закрасться подозрение, что над твоей головой сгущаются черные тучи. С другой стороны, сомневаться в добрых намерениях того, кто тебя приютил, сродни проявлению неуважения. Особенно если спасителем является престарелая женщина, отважившаяся выступить против целого стада кабанов.

– Ну, как похлебка? – вкрадчиво произнесла Эбигейл, с трудом дождавшись, пока наполненная тарелка гостя не опустеет на треть.

– Вкусно до невозможного! – раздалось вперемешку с чавканьем. – Вы весьма искусная повариха!

– Благодарю за комплимент. Добавки плеснуть?

– Да.

– Может, еще хлеб порезать? Совсем о нем запамятовала.

– Не откажусь!

– Секунду.

Странная вещь, но по мере насыщения организма вся тревога по поводу строящихся козней старухи мигом улетучилась, и лишь редкое покачивание кресла-качалки продолжало будоражить сознание Октавио, тем самым вынуждая его поскорей приступить к беседе.

– Так что насчет куклы?

– Не терпится услышать историю, как она ко мне попала? – задала наводящий вопрос Эбигейл, отрезав от буханки толстый ломоть.

– Разумеется!

– Спешу огорчить. Из моей головы напрочь пропала информация, откуда я ее взяла. Помню только, что произошло это при довольно загадочных обстоятельствах. Когда же ты сегодня здесь появился и рассказал, чем занимаешься, у меня не осталось ни малейшего сомнения, ради чего судьба свела нас вместе.

– И?

– Неужели не догадываешься?

– Представьте себе, нет.

– Отныне кукла твоя!

– В смысле?! – чуть не поперхнулся Октавио, явно не ожидая подобного ответа.

– Что тут непонятного? Я делаю тебе подарок.

– Почему именно мне?

– А кому, как не артисту кукольного театра, быть владельцем столь забавного деревянного человечка? Наверняка ты найдешь ему более достойное применение, нежели качание на кресле или томление в тесном сундуке.

– Выходит, кресло все-таки не само раскачивается?!

– Это образное выражение, не имеющее ничего общего с реальностью. Потому что бездушное существо едва ли способно сдвинуть какой-то мало-мальский предмет хотя бы на дюйм.

– Давайте я денег вам, что ли, дам.

Прежде чем продолжить, Эбигейл отщипнула от буханки крошечный кусочек, помяла его немного пальцами и положила в рот.

– Плату за еду и ночлег приму с удовольствием, однако за куклу не возьму ни медяка.

– Договорились, – утвердительно кивнул Октавио, решив для себя, что просто отстегнет старухе в два раза больше монет. – Можно задать еще вопрос?

– Поздно уже. Лучше доедай и ложись спать. Сейчас расстелю тебе подстилку напротив очага. Там самое теплое место в доме.

– Но я хочу узнать, зачем кукольный мастер выстругал своему творению такой длинный нос.

– Без понятия. Он мне об этом не докладывал. Как вариант: ему кто-то не дал завершить работу.

– Вряд ли. Тут делов на минуту. Взялся за стамеску да и оттяпал нос до нужного размера.

– Надо будет, сам оттяпаешь.

– Обязательно. Не то зрители могут прийти в смятение при виде уродства нового персонажа. И глупую ухмылку тоже следует замалевать. У меня под нее нет ни одной подходящей пьесы.

– Все в твоих руках. Можешь замалевывать, а можешь специально что-нибудь сочинить под улыбку. Впрочем, как и под длинный нос.

– К сожалению, сочинительством в нашей труппе занимался учитель. Так что придется остановиться на первом варианте.

То ли из-за усталости, то ли от того, что в похлебку действительно было подмешано дурманящее средство – Октавио быстро оказался окутан плотной пеленой сна, сквозь которую не проникало ни единого звука, в связи с чем последующие бормотания старухи остались не услышанными.

– Сильно сомневаюсь, чтобы бес позволил кому-то портить его физиономию. К тому же он великий мастак сочинять небылицы, поэтому с обновлением репертуара проблем возникнуть не должно.

– Ты права, – донесся со стороны кресла-качалки чей-то скрипучий голос. – Только я не бес, а демон.

– Не вижу разницы. Все вы являетесь приспешниками дьявола, стремящимися причинить человеку зло. И угораздило же меня с тобой связаться.

– Тебе самой хотелось угодить властителю ада.

– Да, но я не рассчитывала быть у кого-то на побегушках.

– Тут уж ничего не поделаешь. Такова воля Его Рогатого Великолепия.

– Катись в преисподнюю! – повысила тон рассерженная Эбигейл.

– Смешно до дрожи! – тотчас залился смехом таинственный собеседник, начав неистово раскачивать кресло-качалку.

– Прошу, успокойся! – взгляд старухи коснулся умиротворенного мужского лица. – Иначе гостя разбудишь.

– От твоего зелья пока никто так скоро в чувства не приходил! Ха-ха-ха! Можно забавляться хоть до самого утра. Хи-хи-хи!

Когда Октавио открыл глаза, солнечные лучи уже вовсю струились по полу, постепенно подбираясь к потухшему очагу. Вскочив будто ужаленный, он сперва проверил, как поживает лошадь, и, убедившись, что с ней все в порядке, обратил взор на подарок, дабы получше его рассмотреть. Помимо длинного носа и глупой ухмылки кукла могла "похвастаться" дурацким шутовским колпачком, делающим ее вид еще более нелепым. Также стоило отметить желтую хлопковую курточку – застегнутую на неестественно большие пуговицы, короткие штанишки цвета спелой вишни – напоминающие покроем женские панталончики, и лакированные деревянные башмачки с нарисованными шнурками – в коих обычно ходит беднота. Складывалось впечатление, что кукольный мастер страдал расстройством психики, раз умудрился произвести на свет столь жуткую безвкусицу. А может, он сам обладал отталкивающей внешностью – вот и решил создать назло всем свою копию? Или ему вздумалось посмеяться над будущими хозяевами этого поистине несуразного существа?

– Осторожно! – выкрикнула Эбигейл за секунду до того, как гость попытался прикоснуться к кукле.

В силу преклонного возраста, заставляющего многих стариков мучиться бессонницей, она поднялась на ноги ни свет ни заря и успела обследовать укромные уголки поляны, где должны были распуститься редкие цветы, название которых она хранила в строжайшем секрете.

– Вот черт! – взвыл от резкой боли Октавио, одновременно покосившись в сторону распахнувшейся двери.

– Забыла предупредить. Нос у куклы словно булавка. Так и норовит что-нибудь проколоть.

– Уже заметил! Аж до кости достал, сволочь!

– Не переживай. Есть у меня одна мазь. Любую рану вмиг заживит!

– Прямо любую?

– Поверь опытной знахарке. Любую! Даже смертельную! Неужели я буду врать?

Положив на стол собранный букетик, источающий тонкий горьковатый аромат, Эбигейл подошла к покосившемуся шкафчику, вытащила из него склянку, наполненную странной серой субстанцией, и направилась к креслу-качалке. Через минуту Октавио выпал случай стать свидетелем настоящего волшебства. Стоило мази покрыть саднящую рану на указательном пальце правой руки, как все болезненные ощущения тут же исчезли. А еще через минуту, когда мазь оказалась стерта, исчезла и сама рана.

– Невероятно! Такое никому не подвластно!

– Насчет лекарей, практикующих официальную медицину, полностью с тобой согласна, – съязвила старуха, закупорив склянку. – Однако здесь нет лекарей, значит нет места и их скептическому настрою.

– Снимаю перед вами шляпу, – не удержался от благодарности Октавио, поднеся палец поближе к окну, чтобы вторично убедиться в отсутствии раны.

– Мазь можешь забрать себе. В хозяйстве пригодится.

– Вам не жалко с ней расставаться?

– Сделала одну, сделаю и другую.

– Ах, да! Вы же на этом специализируетесь. Тогда спасибо. Если доведется воспользоваться, обязательно помяну вас добрым словом.

– Уж помяни, не забудь.

– Клянусь собственной жизнью! А сейчас, с вашего позволения, я пойду и займусь сборами.

– Иди, конечно.

Пока Октавио готовил лошадь к предстоящей поездке, между Эбигейл и ее таинственным собеседником состоялся очередной разговор.

– Не пойму, зачем понадобилось скреплять союз кровью? – недовольно заворчала старуха, прислушиваясь к звукам, доносящимся снаружи. – Он ведь и так согласился тебя забрать.

– Ради соблюдения протокола, – качнулось кресло-качалка. – Или ты уверена на полном серьезе, что твои заговоры имеют хоть какую-то силу?

– Разве нет?

– Без договора с Его Рогатым Великолепием ничего колдовского в жизни не происходит. Только ему подвластно нарушать привычный ход вещей.

– Смотри, как бы кто-то не нарушил длину твоего носа.

– По поводу моего носа не переживай. Вот увидишь, скоро у нашего друга напрочь отпадет желание брать в руки стамеску.

Пожав плечами, Эбигейл сгребла в охапку куклу, нисколько не заботясь о том, что может о нее пораниться, и поспешила выйти во двор, где гость увлеченно пересчитывал монеты, завалявшиеся в кармане камзола.

– Вот, держите, – произнес он, протянув разжатую ладонь, на которой покоились шесть сребреников и один золотой. – Думаю, этого с лихвой хватит для покрытия всех расходов.

– О, ты так щедр, – прозвучало в ответ заискивающим тоном. – Тут гораздо больше, чем полагается за еду и ночлег.

– Вы же спасли меня от кабанов и одарили столькими подарками.

– Хорошо, отправляйся в путь с чистой совестью. Я принимаю плату.

– Прощайте!

– И тебе до свидания. Даст Бог, свидимся.

– Вряд ли. Потому что в обозримом будущем у меня не получится проехать мимо вашего жилища.

Уже взобравшись на лошадь и поместив куклу впереди себя так, чтобы ее нос постоянно смотрел в сторону, Октавио вдруг осознал, что до сих пор не выяснил своего местоположения.

– Кстати, неплохо было бы узнать, как добраться до деревушки.

– Проще простого, – звякнула монетами Эбигейл, – двигайся все время навстречу восходящему солнцу – и через пару часов доберешься до кладбища. Там еще ручеек будет узенький течь.

– Дальше можно не объяснять. Он мне прекрасно известен.

Когда на следующее утро после похорон падре Антонио провел разъяснительную беседу с нерадивыми землекопами, затеявшими ночью драку из-за случайно пролитой кем-то бутылки вина, его посетило желание прогуляться до могилы дядюшки Пио и посидеть возле нее часок-другой, дабы вернуть утраченное душевное равновесие.

Несмотря на титанические усилия, прилагаемые им во спасение паствы, всегда находился тот, кто умудрялся дурным поступком свести на нет всякое благое начинание, отчего внутри моментально вскипала злоба, грозящая повергнуть озаренное божественным светом сознание в пучину отчаяния.

– Всем петь псалмы, пока я не вернусь! – услышали землекопы под конец долгой и нудной речи, сводящейся к подробному описанию мук, ждущих их после смерти, если попойки продолжатся с той же периодичностью.

– Вы куда, отче? – раздались встревоженные голоса.

– Хочу отдохнуть от вас, олухи!

– Где?

– Среди тех, кому больше не суждено совершать греховные поступки.

– И на сколько затянется отдых?

– Не задавайте глупых вопросов. На сколько надо, на столько и затянется. В вашем случае следует беспокоиться лишь о том, чтобы атмосфера, царящая средь крестов и надгробий, полностью избавила меня от нервозного состояния.

Однако не успел падре Антонио толком насладиться покоем, скрашенным шумом легкого ветерка, щебетом птиц и журчанием воды, как со стороны леса донесся топот копыт. Обернувшись на звук, он заметил вдали всадника, мчащегося во весь опор в сторону кладбища. Несложно было догадаться, что с ним приключилась какая-то беда, поскольку мало кто отправлялся странствовать по свету без снаряжения.

– Доброе утро, отче! – выкрикнул Октавио, резко дернув поводья на себя. – И не лень вам сюда приходить в такую рань?

– К твоему сведению, сейчас почти полдень, – ответил падре Антонио, сначала уставившись на рукоятки пистолетов, выглядывающие из покрытых пылью сапог, и потом переведя взгляд на остроконечный нос куклы, нацеленный прямо ему в лицо.

Уж кого-кого, а осиротевшего артиста он явно не ожидал сегодня увидеть. Ведь тот четко дал понять, что не намерен здесь оставаться.

– Извините! Совсем потерял счет времени!

– Советую успокоиться и рассказать, почему ты вдруг решил вернуться.

– Даже не спрашивайте. В двух словах не объяснить.

– И все же.

– Нас с лошадью в глухой чаще леса чуть не загрызли волки. Пришлось срочно бросить повозку и скакать в обратном направлении. Хорошо хоть их вожака удалось пристрелить, не то бы мы оказались разорваны на тысячу мелких кусочков. Теперь мне нужно как-то заполучить повозку обратно. Вы можете выделить в мое распоряжение людей, чтобы они сопроводили меня к тому злосчастному месту?

– Разумеется, могу. Только откуда взялось это длинноносое исчадие ада? От него аж в дрожь бросает.

– После того как волки отстали, – продолжил Октавио, – на пути возникла поляна с высоким дубом, возле которого стояла ветхая лачуга, принадлежащая знахарке по имени Эбигейл, что снабжает жителей вашей деревушки целебными снадобьями.

– Постой! – напрягся падре Антонио. – Ты часом ничего не путаешь?

– О чем вы?

– О знахарке и целебных снадобьях, конечно. Едва ли у подобных нечестивцев, попирающих церковные законы, получилось бы развести тут бурную деятельность без моего ведома.

– Хотите сказать, что Эбигейл мне просто привиделась?

– Да.

– Но именно она подарила куклу! И еще кабанов прогнала, чьи клыки сверкали в лунном свете!

– Чушь собачья! Не жила в наших краях никакая Эбигейл. И про твою поляну с дубом я никогда слыхом не слыхивал.

– Тогда откуда взялась кукла?

– Выбрось ее от греха подальше на помойку. После чего забудь все случившееся как страшный сон.

– Пожалуй, я ее где-нибудь закопаю, – нахмурил брови Октавио, внезапно испытав по отношению к подарку страх.

– Отличная идея! – согласился падре Антонио, осенив себя крестным знамением. – И перед отъездом предлагаю помолиться во славу Божию.

– Непременно, отче! Заодно прошу меня исповедовать.

– С большим удовольствием!

– Да и причаститься тоже не помешает. Иначе силы зла так и будут виться рядом.

– Стремления, достойные уважения! Идемте!

Заприметив в дверном проеме два нечетких человеческих силуэта, освещенных сзади яркими лучами солнца, заскучавшие землекопы тотчас повскакивали со скамеек, выстроились напротив алтаря и дружно затянули псалом, тем самым вызвав на лице Октавио улыбку.

– Хитрецы, – прокомментировал он действия провинившихся прихожан.

– Лодыри, – заворчал падре Антонио, смерив всех пристальным взглядом.

– Мы лишь на секунду присели отдохнуть, – начал оправдываться один из землекопов.

– Замолчи и послушай, что я скажу, – прервал неуверенный лепет строгий голос. – Для вас есть работенка. Немедленно пройдитесь по деревне, найдите наиболее выносливых и крепких парней, вооружитесь вместе с ними чем-нибудь колющим, а потом возвращайтесь назад. Нужно помочь нашему артисту отыскать в лесу повозку.

– Зачем он ее бросил? – переспросил другой землекоп.

– На него напали волки, дурья твоя башка, которых вы должны были давно извести.

– Так мы их и извели полгода назад. Никого не осталось. Даже волчат.

– Видать, новая стая сюда забрела, поэтому действуйте крайне осторожно.

– Поняли! – грянул хор радостных голосов. – Разрешите идти?

– Идите! Однако вечер мне хочется скоротать под песнопение.

– Проклятье! Кто только сочиняет эти дурацкие псалмы? Вот найти бы, да нос расквасить.

– Не смейте богохульствовать в храме! За такое святотатство увеличиваю наказание еще на один день.

– Смилуйтесь, отче!

– И не подумаю! Все делается ради спасения ваших заблудших душ.

Во второй половине дня отряд, насчитывающий порядка десяти человек, пересек лесную опушку и, подняв страшный ор, чтобы напугать волков, углубился в лес. Помимо вил и кольев, являющихся не ахти каким оружием против свирепых хищников, отобранные землекопами смельчаки прихватили с собой три кавалерийские сабли, покрытые толстым налетом ржавчины от длительного нахождения в ножнах, а также два оснащенных фитильными замками стареньких мушкета.

Возглавлял отряд тот самый плечистый малый, вызвавшийся добровольцем из желания лишний раз блеснуть своей отвагой. Стоя на телеге, груженной под завязку провиантом, факелами, силками и прочим походным добром, он водил по сторонам стволом мушкета, готовясь в любой миг спустить курок. Далее следовали его пешие соратники, чьи обязанности заключались в обшаривании каждого кустика, расположенного вдоль тропинки – вдруг там кто-то притаился со злыми намерениями. И замыкал шествие Октавио, придерживая левой рукой поводья, а в правой крепко сжимая заряженный пистолет.

– Где же вы, сеньор, прикончили вожака стаи? – сыпал вопросами плечистый малый, то и дело меняя прогоревшие фитили мушкета на новые.

– У развилки, – звучало в ответ.

– И где находится развилка?

– Впереди. Только стаю вела здоровенная белая волчица.

– Тем лучше. Клочки белой шерсти легче заметить в траве.

– Кажется, я ей всю морду картечью разворотил. Так что кроме кусков мяса и лужи крови мы больше ничего не найдем.

– Без разницы. Главное, найти хоть что-то.

– Друзья! – внезапно воскликнул бородатый толстяк, управляющий телегой. – О какой развилке вы говорите?

– Понятия не имею, – побарабанил пальцами по прикладу плечистый малый. – Я в лесу плохо ориентируюсь.

– Зато мне здесь все хорошо знакомо. Могу поручиться чем угодно, что у этой тропинки нет ответвления.

– Но оно было! – вспылил Октавио. – Клянусь всеми святыми! Причем если по нему поехать, то можно попасть на поляну с высоким дубом и лачугой, принадлежащей знахарке Эбигейл.

– Вы заблуждаетесь, – скривил лицо бородатый толстяк. – Тут повсюду растут лишь сосны да пихты.

– Дуб же стоял отдельно. Может, его кто-то специально посадил.

– Хотелось бы взглянуть на того идиота, кому взбрело в голову сажать в лесу деревья. Ха-ха-ха! Глупее занятия не придумаешь.

Во избежание обострения конфликта Октавио решил прекратить спор и поразмыслить над сложившейся ситуацией молча. Уже второй человек за день ставил под сомнение то, что случилось с ним ночью. Неужто Эбигейл и впрямь оказалось плодом его воображения? "Тогда откуда взялась кукла?" – снова задавал он себе вопрос. Разве допустимо игнорирование столь очевидного факта, указывающего на реальность произошедшего? С другой стороны, совет падре Антонио давал возможность разрешить данную проблему, не прибегая к сложным умозаключениям. Как говорится – глаз не видит, сердце не чувствует.

– Ни одного волчьего следа, – произнес кто-то из середины отряда спустя час.

– Развилка тоже до сих пор не появилась, – добавил бородатый толстяк.

– Смотрите, колея сходит с тропинки! – выкрикнул плечистый малый, переместив ствол мушкета вправо. – Уверен, повозка спрятана вон за теми деревьями.

Спрыгнув на землю, Октавио пошел быстрым шагом в указанном направлении и вскоре достиг скалистой возвышенности, возле которой состоялась первая встреча с волками. Повозка была на месте. Тщательное изучение примятой вокруг нее травы должного результата не принесло. Лишь разбитый фонарь, перепачканный сажей, по-прежнему лежал на своем месте.

– Ну, как успехи? – спросил бородатый толстяк, встав напротив темного пятна, оставленного выгоревшим маслом.

– Невероятно! – вырвалось из груди Октавио. – Здесь везде отпечатки лошадиных копыт и моих сапог.

– А вы что собирались увидеть?

– Следы волчьих лап. Кровожадные твари крались сюда со стороны тропинки.

– Получается, вас одурачили призраки.

– Какие еще призраки?

– Мало ли сколько неприкаянных душ скрывается во тьме. Помню, возвращался я под вечер с ярмарки и немного заплутал в лесной чаще. Налево свернул – бурелом сплошной путь заслоняет. Направо – овраг глубокий тянется. Вдруг гляжу, из-за ближайшего дерева старуха навстречу выходит. Сгорбленная такая. Со спутанными волосами. И нос крючком – аж до самого подбородка достает. Я в испуге зажмурился. Думаю, сейчас точно концы отдам – ей-богу на тот свет за собой утянет. А когда через минуту глаза открыл, от старухи и след простыл. Будто ее и не было вовсе. Домой, конечно, потом попасть удалось. Только вот беда – с тех пор она ко мне по ночам являться стала. Подойдет к кровати, сядет в ногах и давай бормотать на непонятном языке. Свихнуться можно.

– Да это ведь Эбигейл! – не выдержал Октавио, найдя поразительное сходство между старухой из рассказа бородатого толстяка и той ведьмой, прикидывающейся знахаркой, что заморочила ему голову.

– Может быть. Однако в обоих случаях оружие вряд ли исправило бы положение.

– Чем же гадкую нечисть одолеть?

– Крестным знамением и молитвой. Неужели падре Антонио вам не объяснил?

– Разумеется, объяснил. И даже причастил.

– То есть дальше вас провожать не надо? – уточнил плечистый малый, выдернув из мушкета тлеющий фитиль. – Очень хочется успеть к ужину.

– Наверное, – кивнул Октавио, переложив пистолеты в походную сумку. – С призраками я и сам справлюсь. Главное, не перепутать их с настоящими живыми людьми или животными.

– Все еще сомневаетесь? – развел руками бородатый толстячок.

– Нет. Просто плохое предчувствие. Боюсь, не случайно дьявол решил сыграть со мной злую шутку. Что-то ему от меня нужно.

– У нас в телеге полно еды, – неожиданно влезли в разговор землекопы, подойдя к повозке последними. – И факелы для ночной езды тоже имеются.

– Вы на что намекаете? – вопросительно вздернул брови плечистый малый.

– Почему бы нам не помочь сеньору пересечь лес?

– Больше заняться нечем? Мы же тогда вернемся в деревню далеко за полночь.

– Сдается мне, – хитро прищурился бородатый толстяк, – наши друзья пекутся о том, чтобы не петь падре Антонио псалмы.

– Ошибаешься, – огрызнулся кто-то из землекопов. – Вдруг вместо волков и призраков по лесу бродит семейство медведей?

– При чем тут медведи? – заволновался самый младший член отряда, схватившись за эфес сабли.

– Успокойся! Про медведей к слову пришлось. А вот булькающий аргумент наверняка многих заинтересует.

– И сколько его у вас? – вмиг подобрел плечистый малый, уставившись голодным взглядом на горлышко бутылки, высунутой из-за пазухи землекопа.

– Пинт восемь будет.

– В таком случае с возвращением действительно стоит повременить. Что думаете, сеньор? Составить вам компанию до начала плоскогорья?

– Если дальняя дорога кого-то не отяготит, то я согласен, – прозвучал в ответ растерянный голос артиста.

– Значит, договорились! – подхватил идею бородатый толстяк. – Друзья, давайте развернем повозку в сторону тропинки!

Честно признаться, Октавио хотелось остаться одному, дабы поскорей предать ненавистную куклу земле. Однако от помощи тоже нельзя было отказываться, поскольку это выглядело бы неуважительно. В итоге кукла заняла место под ворохом вещей, уткнувшись носом в деревянный бортик.

Последующие четыре часа члены отряда, распределившиеся равномерно по транспортным средствам, предавались настолько шумному и безудержному веселью, что каждый лесной житель предпочел схорониться как можно дальше – включая некоторых хищников, отличающихся еще большей осторожностью, нежели их миролюбивые собратья. Когда же деревья расступились, открыв удивительный вид на зеленые холмы, чьи верхушки отбрасывали длинные тени, плечистый малый, умудрившийся к тому моменту захмелеть до такой степени, что едва ворочал языком, предложил устроить привал.

– Эй, кто-нибудь, сгоняйте живо за хворостом для костра! – промямлил он, чуть не грохнувшись с телеги в грязную лужу, разлившуюся после дождя аккурат при выезде из леса.

– Сейчас! – отозвались несколько относительно трезвых землекопов.

– Только надо проехать малость вперед, – добавил бородатый толстяк, щелкнув поводьями. – Держитесь крепче! Здесь куча выбоин!

Непродолжительная встряска, сопровождаемая грубой бранью, все-таки завершилась падением плечистого малого. Правда, ему посчастливилось приземлиться в траву, что являлось наглядной демонстрацией того, каким поразительным везением обладают пьянчуги. Но не потому, что бедняга отделался лишь легкими ушибами, а потому, что его мушкет давно валялся на дне телеги, иначе дело вполне могло бы окончиться самопроизвольным выстрелом.

– Говорили же держаться крепко, – хихикнул самый младший член отряда, тут же получив от соседа звонкую затрещину.

– Заткнись, дурень! Не то по возвращении домой тебя родная мать не узнает.

– Какая сволочь меня пихнула в спину?! – возмутился плечистый малый, с трудом поднявшись на ноги.

– Опомнись! – поспешил унять буяна бородатый толстяк. – Ты сам свалился.

– Вранье! Я точно ощутил удар!

Боясь ненароком стать свидетелем драки, Октавио объехал раскорячившуюся поперек тропинки телегу, высадил галдящих пассажиров, наперебой обсуждающих – кому именно предстоит попасть под горячую руку товарища, и уже собрался снова тронуться в путь, как вдруг позади раздался чей-то тоненький писк:

– Не торопись, приятель! Разве можно отказываться от просмотра столь захватывающего представления?

– Спорить не буду, искушение велико. И я бы с радостью остался поглазеть на ваши разборки. Да только мне необходимо успеть достигнуть подножия первого холма до захода солнца.

– Вы с кем там общаетесь, сеньор? – произнес кто-то хриплым басом, заставив Октавио тотчас обернуться и изумленно повести бровями, поскольку в десяти шагах от повозки стоял щетинистый детина, явно не владеющий даром переводить голос на высокую тональность.

– С тобой, – вырвалось машинально, хотя даже дураку было ясно, что пищали с гораздо более близкого расстояния.

– Так вы останетесь? – переспросил детина за невидимого собеседника.

– Посмотреть на драку?

– Нет. Поужинать.

– Хорошо, задержусь ненадолго.

– Тогда спускайтесь скорее вниз. Сегодня нас ждет жареный ягненок, который на открытом огне готовится очень быстро.

– Ну, подходи по одному! – выкрикнул плечистый малый, лихорадочно замахав кулаками над головой. – Всем зубы повыбиваю! Ха-ха-ха! Жевать нечем будет! И поделом! Нечего со спины подкрадываться, жалкие трусы!

Внезапно его колени подкосились, словно с противоположной стороны по ним ударили наотмашь оглоблей, – и буквально через секунду грузное тело пьянчуги рухнуло обратно в траву, откуда немного погодя послышался громкий храп.

– Все как обычно, – усмехнулся бородатый толстяк, вытащив из телеги составные части вертела. – Подскажите, выпивка у кого-то есть?

– Да, – протянул осушенную на две трети бутылку самый младший член отряда.

– Не мне, дружище. Судя по нервному напряжению, нашему сеньору тоже не мешает расслабиться.

– С чего ты это взял? – начал запинаться Октавио, тщетно пытаясь сохранить самообладание.

– Руки трясутся и глаза бегают, будто вы чем-то напуганы или вас одолели тревожные мысли.

– Ладно, пара глотков не повредит.

– Допивайте бутылку целиком. Нам уже хватит прикладываться.

Спустя полтора часа – одновременно с исчезновением солнца за горизонтом и появлением в небе луны – окраину леса осветили мерцающие огоньки, похожие издалека на свечение светлячков. Несколько ярких из них довольно скоро затерялись меж деревьев, а один тусклый медленно поплыл к холмам, раскачиваясь в такт завываниям ветра – уставшего прятаться от дневного зноя и теперь наверстывающего упущенное со страшной силой. Нетрудно догадаться, что тот огонек был свисающим с хомута лошади фонарем, который любезно предоставили землекопы взамен старого. Помимо этого они снабдили Октавио киркой и лопатой, не став вдаваться в подробности, зачем артисту, чьи гладкие ладони ни разу не покрывались мозолями, понадобились такие необычные предметы.

Поравнявшись с холмом, лошадь почувствовала, как натянулись поводья, и сбавила ход, пройдя по инерции еще немного вперед, пока сбоку не возникла глубокая канава, частично скрытая колючим кустарником.

– Лучшего места не найти, – прошептал себе под нос Октавио, коснувшись ногами каменистой поверхности. – Дна с тропинки совсем не видно, да и вообще туда вряд ли кто-то додумается залезть. Тем более с лопатой.

– Пр-р-р! – кивнула головой лошадь, словно понимая, о чем ей говорят.

– Вот видишь, тебе оно тоже нравится. Значит, на нем свой выбор и остановим.

– Пр-р-р!

– Тише-тише! Вдруг мы тут не одни.

– Пр-р-р!

– Успокойся! Я мигом!

Вскоре могилка была готова. Оставалось взобраться по покатому склону наверх, разыскать средь сваленных в кучу вещей длинноносую куклу, а дальше вернуться с ней назад и закопать, чтобы раз и навсегда избавиться от неприятных воспоминаний. Казалось бы – сущие пустяки, не требующие особых усилий. Но не успел Октавио преодолеть и половину пути, как со стороны повозки донесся до боли знакомый писк:

– Зря стараешься, приятель! Все равно тебе не удастся меня похоронить! Хи-хи-хи!

Сразу вслед за этим послышалось пронзительное ржание лошади, сопровождаемое нервным стуком копыт по камням.

– Если не хочешь идти дальше пешком, советую поторопиться! Ха-ха-ха! – продолжил смеяться невидимый собеседник. – Мое присутствие бесит твою подругу. Того и гляди она пустится отсюда наутек. Только у нее не получится со мной расстаться! Вот глупышка! Повозка-то покатится следом!

Разинув от удивления рот, Октавио стремглав бросился к повозке, вытащил из походной сумки пистолет и, взведя курок, выставил его перед собой.

– Кто бы ты ни был, немедленно покажись!

В ответ не раздалось ни звука. Лишь ветер по-прежнему завывал в вышине, нагнетая еще больше жути.

– Предупреждаю, я не шучу! Не покажешься по-хорошему, паршивец, придется применить силу!

И опять в ответ не раздалось ни звука. Благо лошадь при виде хозяина чуть успокоилась, тем самым придав ему хоть какую-то крупицу уверенности на положительный исход встречи с потусторонним существом. А в том, что невидимый собеседник относился к числу потусторонних существ, сомневаться не приходилось. В противном случае тот щетинистый детина тоже бы услышал его писк, режущий слух похлеще игры на расстроенном музыкальном инструменте.

– И долго мне так стоять?

– Хи-хи-хи! – наконец не выдержал паршивец.

– Пр-р-р! – тут же вздрогнула лошадь, с опаской покосившись на вертеп.

– Постой! – внезапно осенило Октавио. – Ты часом не тот бойкий мальчуган, что набивался ко мне в ученики? Этого еще не хватало! Ну, погоди! Вот поймаю, все уши оборву! Будешь знать, как не слушаться старших.

– Хи-хи-хи!

– Смейся-смейся! Недолго тебе осталось радоваться свободе. Завтра же вернешься домой, где отец твою спину в кровь хворостиной исполосует.

– Хи-хи-хи! Охота посмотреть.

– На что?

– На ваши кислые физиономии, когда вы узнаете, с кем решили связаться.

Сунув пистолет за пояс, Октавио начал обыскивать повозку. В течение пяти минут он перетряс каждый мешок, заглянул под каждый тюк, и даже раскрыл створки вертепа – хотя его размеры не позволяли мальчугану туда залезть, но, к сожалению, никого кроме носатой куклы не нашел. Причем для извлечения наружу мерзкого отродья, сумевшего непостижимым образом пропихнуть нос между двух плотно сцепленных друг с другом досок, пришлось взять трость и использовать ее в качестве рычага.

– Неужели почудилось?

– Как бы не так! – пропищало совсем рядом, отчего волосы на голове моментально встали дыбом.

Чтобы проверить страшную догадку, Октавио с опаской потряс куклу, на всякий случай держа ее на вытянутых руках подальше от себя.

– А вот и я! – донеслось прямо из деревянных недр. – Приветствую вас, достопочтенная публика! Скоро вам предстоит услышать массу увлекательных историй, сочиненных мной при свете адского пламени, заставляющего грешников испытывать бесконечные муки по вине собственной беспечности. Вы и представить себе не можете, со сколькими несчастными бедолагами пообщался ваш покорный слуга, дабы вдохновиться на создание поистине неповторимых шедевров, преследующих цель изобличить порочную людскую натуру.

– Сгинь, нечисть! – заглушил шум ветра отчаянный крик, вместе с чем говорящая кукла улетела в кусты, а вслед за этим из ствола пистолета вырвался заряд картечи.

– Промазал! – раздался ликующий писк вопреки намерениям противника положить конец их знакомству одним метким выстрелом.

– А это мы сейчас посмотрим! – процедил сквозь зубы Октавио, направившись на ослабевших от потрясения ногах к месту падения куклы.

Однако, к разочарованию стрелка, деревянное тельце ни капельки не пострадало и даже костюмчик не порвался! Тогда-то в памяти и всплыли наставления падре Антонио касательно методов борьбы с силами зла, пользующиеся большой популярностью у церковнослужителей. Что, как не молитва, подкрепленная крестным знамением, должна была уберечь страждущую душу от бесчинств дьявольских созданий?

Озарит мне путь во тьме

Крест, стоящий на холме!

Сатана пускай уйдет,

В преисподней кров найдет!

Суета меня оставь,

На тот берег переправь!

Змей проклятый, отползи

И к ногам моим пади!

Я взываю к небесам,

Силу придаю устам,

Чтоб навеки мир-покой

Воцарился над землей!

– Неа! – насмешливо пропищала кукла.

– Что "неа"? – озлобленно переспросил Октавио.

– Молиться не вариант.

– Ладно, поступим иначе.

Свободная от пистолета рука подалась вперед и осенила крестным знамением деревянное тельце.

– Говорю, не поможет!

– Здорово! Тогда вернемся к первоначальному плану!

– Ты о чем?

– Сейчас я тебя зарою и преспокойно отправлюсь странствовать по свету.

– Чтобы радовать публику старьем?

– В смысле "старьем"?

– А кто недавно просил у Всевышнего наделить его даром сочинять такие же восхитительные пьесы, какие сочинял дядюшка Пио?

– Ничего я у Всевышнего не просил, – отрицательно замотал головой Октавио, поразившись тому, насколько много кукла знала о его прошлом. – Просто мне захотелось выразить ему сожаление по поводу своей бездарности.

– Не надо скромничать. В твоем арсенале талантов хоть отбавляй: и верховая езда, и стрельба из пистолета, и чревовещание, и умение ловко управляться с моими размалеванными собратьями, выходящими на сцену вертепа словно живые артисты. Если бы я мог хлопать в ладоши, то обязательно бы поаплодировал. Уж поверь.

– Полнейшая чушь!

– Почему?

– Потому что вести беседу с неодушевленным предметом смахивает на безумие. Но скоро мы данное недоразумение исправим.

Не имея ни малейшего желания докапываться до истины, Октавио схватил куклу за нос, пролез через кусты и начал спускать по склону вниз.

– Какой же я неодушевленный предмет? – жалобно заверещала кукла, ужаснувшись жуткой перспективе быть заживо погребенной под толстым слоем земли.

– Самый что ни на есть настоящий.

– А способность воспроизводить осмысленную речь?

– Ерунда! Это всего лишь плод разыгравшегося воображения.

– А способность приводить лошадей в бешенство?

– Тоже ерунда! Лошади на дух не переносят умалишенных. Видимо, от них веет неприятной энергией.

– А способность к сочинительству? Заметь, я уже второй раз о нем упомянул.

– Стоп! – занеся куклу над могилой, Октавио приготовился разжать пальцы, но так и не смог этого сделать. Что-то заставило его повременить с похоронами и выслушать собеседника до конца. – Ну-ка, повтори последнюю фразу.

– Предлагаю заключить сделку. Ты записываешь с моих слов текст новой пьесы, затем ставишь ее в ближайшем городишке, и если реакция жителей окажется положительной, в чем у меня нет сомнений, мы становимся равноправными партнерами.

– А если жители поднимут твое творчество на смех?

– Зарывай сколько влезет. Сопротивляться не буду.

– Прямо сейчас прочесть что-нибудь сможешь?

– Неа. Мне нужно малость пораскинуть мозгами.

– Хорошо, вернемся к разговору завтра в полдень.

– Спасибо, приятель! Вот увидишь, наш тесный союз принесет нам обоим сплошную выгоду.

Могло даже показаться, что улыбка куклы стала еще шире. То же относилось к сузившимся на секунду глазам, которые априори не обладали свойством менять форму, потому что их нарисовали красками. Одним словом – волшебство, заставляющее серьезно задуматься над причинами его проявления. И Октавио думал, распрягая лошадь для ночного отдыха – вдруг это Бог решил проверить крепость веры своего раба, прислав к нему носатого искусителя, манипулирующего самыми сокровенными чувствами. Думал, допивая на сон грядущий остатки алкоголя, – правильно ли он поступил, сохранив носатому искусителю жизнь, вместо того чтобы с ним разделаться? Думал, расправляя соломенную лежанку на узком пятачке, расположенном невдалеке от тропинки, – как бы отнесся ко всему произошедшему дядюшка Пио? Наверняка пожурил бы нерадивого ученика, поддавшегося соблазну пополнить репертуар за счет жителя ада. В то же время никто не поднимал тему обмена бессмертной души на земные блага, следовательно отказ от партнерства ничем серьезным не грозил. Кроме выслушивания глупых претензий, разумеется.

Потом мысли начали путаться, вследствие чего Октавио вытащил из повозки толстый шерстяной плед, укрылся им с головой и погрузился в таинственный мир сновидений, представляющий собой набор разноцветных картинок, лишь отдаленно напоминающих окружающую действительность. То ему виделись родители, опечаленные пропажей сына, хотя их любовь ограничивались сугубо чтением нотаций да постоянным понуканием по поводу или без повода. То ему виделся дядюшка Пио, бегущий навстречу по брусчатке, но каждый раз исчезающий и перемещающийся назад, словно его путь – не прямая линия, а замкнутое кольцо. То ему виделся падре Антонио в шутовском наряде, укоризненно качающий головой. Дескать, всякого вероотступника ждет после смерти геенна огненная. Только при чем тут вероотступничество, если договор с силами зла не скреплен кровью? И, под конец, перед глазами возникла Эбигейл, чье дряхлое тело претерпело существенные изменения, обретя привлекательные девичьи формы – за исключением морщинистого лица, заканчивающегося все тем же страшным крючковатым носом.

"Привет, дружочек! – сказала вкрадчивым голосом полустаруха-полудевушка, указав клюкой в направлении повозки, где на облучке восседала кукла. – Тебе понравился мой подарочек?"

"Вы мне снитесь?" – спросил Октавио, высунувшись из-под пледа.

"Может быть".

"Тогда катитесь к черту! Нам не о чем разговаривать!"

"Зачем же так грубить? Я всего-то хотела справиться о твоих делах".

"Не переживай, – зашевелилась кукла, – скоро наши с ним дела пойдут в гору! И все благодаря пьесе про шатуна!"

"Отличная новость!" – усмехнулась полустаруха-полудевушка.

"Ты двигаешься?" – воскликнул Октавио, вспомнив, как прошлой ночью раскачивалось кресло-качалка.

"Ну конечно! – пропищал в ответ тоненький голосок. – Как же не двигаться, когда вокруг полным-полно диких тварей, так и норовящих перегрызть кому-то глотку?"

"Что еще за дикие твари?"

"Сам погляди", – нос куклы прочертил в воздухе дугу.

"Хрю-хрю!" – захрюкали кабаны, высунув морды из-за повозки.

"У-у-у!" – завыла с вершины холма волчья стая.

"Р-р-р!" – ощетинилась совсем рядом белая волчица, готовясь совершить очередной молниеносный прыжок.

"Берегись! – выкрикнула полустаруха-полудевушка, сначала замахнувшись клюкой на хищного зверя, и затем резко опустив ее вниз. – Впрочем, к чему беспокоиться, если у нас в наличии есть целебная мазь?"

– Пр-р-р! – занервничала лошадь при виде вздрагивающего тела хозяина, что послужило причиной его внезапного пробуждения от кошмара.

Смахнув со лба капли холодного пота, Октавио быстро вскочил на ноги и осмотрелся по сторонам. Облучок повозки пустовал, следов диких тварей поблизости тоже не наблюдалось, зато вдали – над макушками деревьев – уже вовсю брезжил рассвет, неминуемо окрашивая небо в алый цвет.

– И надо же такому присниться, – произнес он, собирая разбросанные вещи. – А я, грешным делом, подумал, что мой смертный час пробил. Настолько правдоподобным казался сон.

– Фр-р-р! – выпустила из ноздрей еле заметный пар лошадь.

Странно, но новый член труппы отказался поддерживать "беседу", продолжив молчаливо лежать возле вертепа, будто вчера ничего необычного не случилось. Боясь, как бы с носатой куклой не приключилась беда, Октавио даже сходил на нее поглазеть, и только потом занялся подготовкой к отъезду.

Поскольку за ночь лошадь набралась свежих сил, вдоволь пощипав травку, а также несколько часов подряд простояв зажмурившись, что для крупных животных означало – крепко поспать, она тронулась в путь с превеликим удовольствием, огласив окрестности плоскогорья задорным ржанием.

Довольно скоро первый холм оказался далеко позади и ему на смену вырос второй, вершину которого украшало одиноко растущее деревце, облюбованное маленькими птичками, ежесекундно поднимающими мелодичный щебет. Затем появился третий холм – уже без деревца и напрочь лишенный травянистого покрова. Прямо настоящая скала, нацелившая ввысь свои заостренные гребни.

Обогнув четвертый холм, похожий как две капли воды на предыдущий, Октавио перестал вести счет возвышенностям и с головой ушел в тяжкие думы. Если недавние события действительно произошли наяву, то почему сейчас кукла молчит? Она же весь вечер тараторила без умолку. Еще этот дурацкий сон, где его чуть не загрызла восставшая из мертвых волчица. Интересно, удалось бы почувствовать боль от ее укусов? И смогла бы залечить воображаемые раны целебная мазь Эбигейл? А вдруг нападение волчьей стаи, встреча с кабанами, общение со старухой – тоже являются продуктами сновидения? Тогда откуда взялась кукла? Может, просто валялась на лесной тропинке? Вполне логичное объяснение!

– Ага! – тотчас пискнуло из центра повозки. – Наверное, меня выбросил твой предшественник, заодно избавившись от колдовского зелья, подаренного злой ведьмой. Тебе не кажется, что данная версия шита белыми нитками?

Вздрогнув от неожиданности, Октавио сунул руку в карман камзола и нащупал склянку:

– Вот же черт! Как можно было об этом запамятовать?

– Да-да! – хихикнула кукла. – Реальность совсем не такая, какой представляется обычному человеку. В ней существует масса поразительных вещей, скрытых завесой тайны. Но иногда некоторым все-таки дозволяется их увидеть.

– Пр-р-р! – мотнула головой лошадь, пытаясь отогнать надоедливую мошкару, вьющуюся вокруг нее с самого утра.

– Невероятно! – ужаснулся Октавио. – Скажи на милость, чем я заслужил столь высокую честь?

– Благодаря вертепу, хранящему в своих недрах целую вселенную. Фактически каждый его хозяин – всемогущий Бог, устанавливающий порядок, а куклы – обыкновенные обыватели, заискивающие перед ним.

– Очень странная аналогия. Хотя и не лишенная определенного смысла. Однако меня сейчас мучает совершенно другой вопрос. Ответь, зачем понадобилось так долго играть со мной в молчанку?

– Ты же сам просил вернуться к последней теме нашего разговора, когда наступит полдень.

– Хочешь сказать, что обещанная пьеса готова?

– Да, приятель! И пока я ее не забыл, советую вооружиться письменными принадлежностями.

– Хорошо.

Не особо веря в талант существа, чьи деревянные мозги были, мягко выражаясь, далеки от совершенства, Октавио остановил повозку, достал из специального ящичка листок бумаги с гусиным пером и принялся записывать под диктовку, постепенно приходя в смятение. Казалось, это дядюшка Пио завладел сознанием длинноносой куклы, дабы подарить миру новое творение, сплошь наполненное теми же поучительными мыслями, что присутствовали и раньше. Плюс на поверхность всплыла одна немаловажная деталь из сна, заставляющая усомниться в его иллюзорности. Ведь сон не может раскрывать моменты будущей жизни. Он всего лишь отражение пережитых ситуаций, приправленных бредовыми фантазиями, прячущимися от человека во время бодрствования.

– Не понял, – кончик пера замер внизу листка, оставив там жирную точку. – Здесь же говорится о шатуне?

– И что тебя смущает? – переспросила кукла.

– Очень многое.

– Можно поконкретней?

– Ночью мне приснился кошмар, где ты поведал, о ком пойдет речь в твоей пьесе.

– Забавно! Так о ком же я поведал, если не секрет?

– Издеваешься?!

– Нисколько.

– О шатуне, конечно! Или это был не кошмар?! Немедленно признавайся!!!

– Тут и признаваться не в чем, коль в моей памяти ничего не отложилось.

– Как же тогда объяснить такое удивительное совпадение?

– Мне на ум приходит единственный вариант ответа.

– Поделишься?

– Обязательно!

– И? – вернув перо обратно в ящик, Октавио приготовился услышать нечто более-менее разумное, но никак не то, что прозвучало через секунду.

– Выходит, приятель, ты провидец! Ха-ха-ха!

– Какой еще провидец?

– Умеющий предсказывать судьбу! Хи-хи-хи! Вот уж не думал, что однажды смогу повстречать обладателя столь ценного дара.

– Опять издеваешься?

– Неа! Лучше скажи, понравился ли тебе сюжет пьесы?

– Сюжет замечательный. Правда, персонажей слишком много, и не до конца ясен род занятий тапера.

– Таперами называют музыкантов, играющих на клавишных инструментах.

– Теперь понятно. Придется мастерить макет клавесина.

– А с количеством персонажей что не так?

– Понадобится куча специфической одежды. Боюсь, на всех старых запасов не хватит.

– Впереди нас ждет целых два дня пути. За портняжной работой время пролетит незаметно.

– Кому-то легко говорить, – недовольно пробурчал Октавио, щелкнув поводьями. – Кто-то будет всю дорогу прохлаждаться на дне повозки.

– Вовсе нет! – обиженно пискнула кукла. – Мне тоже предстоит хорошенько поработать!

– Интересно, над чем?

– Хотя бы над созданием следующей пьесы. Да и поддерживать беседу я большой мастак. В общем, со мной не соскучишься.

– Уже успел заметить. В твой нарисованный рот палец не клади – мертвого заболтаешь.

– Точно подмечено. Только нарисованный ли он, вот в чем вопрос!

– А ты сам, как считаешь?

– Вы посмотрите, каков хитрец! Так я сразу все карты и раскрыл!

– Неужели трудно ответить? Мы же партнеры.

– Пока нет. Сперва нужно услышать вердикт достопочтенной публики, и уже потом делиться сокровенными тайнами.

– Ладно, подожду окончания представления.

– Молодец! Терпение – залог успеха!

Вскоре выяснилось, что помимо умения чесать "несуществующим" языком кукла отлично ориентировалась в пространстве и видела все вокруг, будто ее глаза принадлежали настоящему живому существу или, того хуже, имели колдовское зрение, которым обычно хвастаются люди, продавшие душу дьяволу. Ко всему прочему, Октавио начал постоянно получать дельные советы касательно изготовления недостающих нарядов для персонажей, тем самым окончательно уверовав в правильности принятого решения сохранить жизнь этому порождению зла.

– Предлагаю осчастливить нашего святошу шляпой с широкими полями! – затараторила носатая кукла, не выдержав затянувшейся паузы. – Иначе публика примет его за восточного торговца, набросившего на плечи халат и прикрывшего голову тюрбаном.

– Не смей так называть священнослужителя! – прозвучало в ответ строгим тоном. – Тем не менее ты прав. Ободок вокруг этого закругленного цилиндра придется весьма кстати.

– А егерю необходимо обзавестись волосатой жилеткой.

– Прекрасная идея! Был у меня тут кусок барсучьей шкуры. Надеюсь, на жилетку хватит.

– Уменьшенная копия мушкета случайно нигде не завалялась?

– Тоже егерю?

– Ага!

– Нет, не завалялась. Позднее попробую выстругать его из какого-нибудь подходящего по форме сучка.

– Срочно возьми в руки поводья и держись левой стороны тропинки!

– Зачем?

– Когда обогнем ближайший холм, справа должен возникнуть крутой спуск. Тебе же не хочется скатиться по нему вниз?

Действительно, сразу за поворотом дорога и вправду резко уходила вниз, и если бы не предупреждение носатой куклы, дело вполне могло закончиться долгим кувырканием.

– Откуда ты об этом узнал?! – в испуге воскликнул Октавио.

– Интуиция меня пока ни разу не подводила.

– Перестань молоть чепуху! В жизни не поверю такому глупому оправданию.

– Мне кажется, таперу подойдет черный камзол.

– Не перескакивай на другую тему, паршивец!

– Странная благодарность за спасение имущества. Представляешь, во что превратилось бы наше добро? Да от него остались бы мелкие щепки. Включая дорогостоящий вертеп, который при падении с большой высоты запросто раскололся бы на две половинки.

– Прости, малость вспылил, – в голосе Октавио появились стыдливые нотки, ведь носатая кукла оградила их от кучи проблем.

– То-то же! Теперь пришла пора определиться с нарядом конюха. Ума не приложу, чего бы ему подобрать?

– Погоди. Я еще с жилеткой егеря не закончил.

– Хорошо, умолкаю. Ха-ха-ха! Разумеется, ненадолго. Хи-хи-хи!

Оставшиеся полтора дня пути прошли без происшествий и в относительно спокойной обстановке – за исключением беспрерывной болтовни, начавшейся спустя пару минут после данного обещания закрыть "несуществующий" рот на замок. Видать, носатая кукла понимала значение слова "ненадолго" в буквальном смысле слова, считая столь короткий промежуток времени достаточным для выполнения озвученного условия. И конечно, больше не оставалось ни малейшего сомнения в том, что она обладала колдовским зрением, позволяющим ей смотреть сквозь любые преграды.

Утром третьего дня холмы разом исчезли, уступив место равнине, покрытой высокой густой травой и размашистыми кустами, достигающими кое-где размеров полноценного дерева. Видимо, тут мало кто ездил, поэтому тропинка едва просматривалась под ногами лошади, так и норовя полностью пропасть из виду.

– Вместо того, чтобы пустомелить, лучше подсказывай, куда нам двигаться дальше, – ворчал Октавио, периодически поднимаясь с облучка повозки и всматриваясь в колышущуюся даль.

– Доверься чутью своего резвого скакуна, – усмехалась носатая кукла, нацелив нос в чистое голубое небо.

– Это не скакун, а лошадь.

– Значения не имеет. Всех животных объединяет один очень полезный навык.

– Ты о чем?

– Они умеют находить дорогу домой даже с закрытыми глазами.

– У нас нет дома.

– Тогда твоя лошадь выберет направление в сторону ближайшего населенного пункта, поскольку у нее превосходно развит слух, что дает возможность услышать за многие десятки миль чей-то несносный гомон или какие-либо другие звуки, выдающие человеческую активность.

– Да, но мы можем легко завязнуть в грязи, скрытой от глаз травяным покровом. Не говоря о колдобинах, рытвинах и глубоких канавах.

– Уверяю, поблизости нет ничего из выше перечисленного.

– Точно?

– Даю голову на отсечение! Ха-ха-ха! Или нос! Хи-хи-хи!

– Ловлю на слове.

– Как тебе будет угодно, приятель.

Ближе к полудню впереди вырос лес. И хотя из него не доносился волчий вой, Октавио почувствовал себя неуютно, в связи с чем задал кукле наводящий вопрос, преследующий цель узнать – произошла ли недавняя стычка на самом деле.

– Скажи, дружище, ты специально подослал ко мне голодных хищников?

– Почему сразу я? – раздался возмущенный писк.

– У тебя были веские причины.

– И какие?

– Чтобы встретиться со мной.

– Сущий вздор! Все вышло совершенно случайно. Что касается стаи волков, то это, скорее всего, проделки Эбигейл. Она у нас еще та повелительница звериного царства.

– То есть волки и впрямь были взаправдашние?

– Да!

– А как же отсутствие отпечатков их лап возле повозки? И куда запропастился труп белой волчицы?

– Отпечатки смыло дождем, а труп белой волчицы утащили вглубь леса ее же сородичи.

– Хорошо! Допустим, проблема с исчезновением трупа разрешена, но мои следы ведь виднелись возле повозки.

– По сравнению с волками ты слишком тяжелый. Вдобавок твои каблуки вгрызаются в землю аж на целых два дюйма.

– Логично.

– Ага! Столь убедительные доводы вряд ли удастся кому-то опровергнуть. Даже падре Антонио.

– Спорить не стану, – потянул на себя поводья Октавио, одновременно пробежав тревожным взглядом по первому ряду деревьев. – Однако после всего случившегося мне страшно заезжать в лес. Может, объедем его стороной?

– Ерунда, – хихикнула носатая кукла. – Волки остались далеко позади. К тому же через полчаса мы пересечем городские ворота и окажемся вне зоны досягаемости любой хищной твари, мечтающей полакомиться свежим человеческим мясцом или поточить зубы о лакированную деревяшку.

– Уверен?

– Точно тебе говорю. Поверь опытному проводнику, который никогда не сбивается с маршрута.

– Ладно, давай рискнем.

– Никакого риска. Ситуация полностью под моим контролем.

Щелчок поводьев заставил лошадь снова тронуться в путь. Причем она совсем не артачилась, как это происходило на подступах к лачуге Эбигейл, что придавало Октавио решительности и наполняло его сердце небывалым оптимизмом. А о том, чем обычно заканчивается дружба с порождениями зла, ему думать совершенно не хотелось. Для начала следует подписать кровью соответствующий договор, и только потом терзаться раскаянием; если же договор не подписан, то и в раскаянии отпадает всяческий смысл. Главное, держать ухо востро да не позволять собой манипулировать. Тогда ни одно потустороннее существо не сможет завладеть бессмертной душой, данной человеку Великим Создателем.

Довольно скоро выяснилось, что носатая кукла нисколько не ошиблась в своих расчетах и к ее советам относительно выбора направления движения можно смело прислушиваться. Встретивший плотной стеной лес очень быстро начал мельчать, свидетельствуя о близком завершении путешествия.

– Ты не забыл про макет мушкета? – услышал Октавио, проезжая мимо последнего дерева.

– Нет! Но у меня есть идея получше. Предлагаю поменять мушкет на обыкновенную палку.

– Зачем? – удивилась носатая кукла.

– Имей егерь при себе мушкет, он бы не побоялся выйти во двор.

– Почему?

– Потому что шатун сразу же схлопотал бы промеж глаз пулю и отошел бы в мир иной задолго до совершения своего гнусного преступления.

– Ого! Какие глубокие познания егерского ремесла. А палка ему на кой?

– Чтобы во время прогулки по лесу проверять близлежащие кусты. Вдруг там спрятан капкан. По крайней мере, так делают многие.

– До чего же смышленый мне попался партнер. Обязательно учту твои поправки в будущем.

– Все-таки партнер?

– Почти, приятель.

Спрыгнув с повозки, Октавио подошел к дереву, оторвал от него самый ровный сук и, покрутив им в руках, вернулся обратно.

– Вот этот подойдет идеально. Прямо настоящий посох получится.

– Согласен. Таким нестрашно и в медвежьей берлоге поворошить.

– Тут нам уже без разницы. Важен лишь факт наличия схожего с оригиналом реквизита.

– Тебе виднее. Ты ведь у нас главный кукольник.

– Спасибо за оказанное доверие, дружище! Осталось пристроить куда-то сундук и затем трогаться дальше.

– Что за сундук?

– В нем хранится большая часть сбережений дядюшки Пио.

– Боишься городских воришек?

– Нет. Но лишняя предосторожность не помешает. Еще мой покойный учитель рекомендовал прятать вместе с сундуком пистолеты. Все равно пользоваться огнестрельным оружием внутри городской черты запрещено.

– Тогда советую поискать какое-нибудь широкое дупло, расположенное высоко от земли.

– Жди здесь. Я скоро вернусь.

Не прошло и четверти часа, как артисты приблизились к полосатой сторожевой будке, где их поджидали два стражника, облаченные в металлические панцири и шлемы. Один удерживал длинную секиру – исполняющую роль шлагбаума, а другой подбрасывал вверх тяжелую булаву – тем самым намекая, что если его требования не будут выполнены, она обязательно обрушиться кому-то на голову.

– Немедленно остановитесь, сеньор! – выкрикнул стражник с секирой, преградив ею путь повозке.

– И представьтесь, – добавил стражник с булавой, направив шипастый шар в сторону разнаряженного незнакомца.

– Меня зовут Октавио Паскуаль, – прозвучало в ответ, после чего последовал легкий кивок головы.

– Куда путь держите? – поинтересовался более спокойным тоном стражник с секирой.

– Я странствующий артист и хочу показать жителям вашего города кукольное представление.

– Чем можете подтвердить свои слова? – продолжил допрос стражник с булавой.

– Разве по вертепу и лежащей рядом длинноносой кукле этого не видно? – напрягся Октавио, пытаясь понять, зачем понадобилось проводить столь тщательную проверку.

Заглянув внутрь повозки и убедившись в правоте незнакомца, стражник с секирой тут же разошелся в широкой улыбке:

– Приносим вам глубочайшие извинения, сеньор! Просто по окрестностям разгуливает шайка разбойников, и нам приказали досматривать каждого, кто проедет мимо.

– Не стоит извиняться. Служба есть служба. Я могу быть свободен?

– Да!

– Только у меня имеется к вам просьба, – спохватился стражник с булавой. – Можно перенести показ представления на завтра? Уж больно хочется его посмотреть.

– Хорошо, – приготовился щелкнуть поводьями Октавио. – Специально для тебя сделаю исключение.

– Премного благодарен, сеньор!

– До встречи! И не забудь привести с собой детишек. Раскрою секрет – их ждут бесплатные сладости.

– Обязательно, – вмешался в разговор стражник с секирой. – Мои дети буквально трепещут при виде артистов. Впрочем, сладости им нравятся не меньше. Тем более бесплатные.

– Отлично! Постараюсь оправдать ваши ожидания.

Чуть погодя, когда повозка отъехала от сторожевой будки, носатая кукла тоже решила поделиться мыслями по поводу подрастающего поколения:

– Не будет ли мелюзге жирно – лакомиться разными вкусностями на дармовщинку?

– Зря иронизируешь, – осадил собеседника Октавио. – Во-первых, угощать детей сладостями очень приятно, а во-вторых, это создает перед началом представления дружелюбную атмосферу.

– То есть ты их еще и авансом раздавать собираешься?

– Естественно! Ведь без вложений нельзя получить прибыль.

– Мы же не торговцы.

– Ошибаешься.

– Да неужели? И в чем заключается суть нашей торговли?

– Продавать людям радость.

– Эко ты загнул, приятель.

В следующий момент повозка нагнала группу крестьян, возвращающихся с покоса. Кто-то нес вилы, кто-то держал при себе серп, и еще один тянул за собой тележку, набитую какими-то непонятными тюками. Учитывая припекающее солнце, со всех струился ручьем пот, неминуемо оставляя на одежде темные пятна.

– Добрый день, сеньор! – поприветствовали незнакомца крестьяне, дружно уставившись на вертеп.

– Здравствуйте, любезные, – улыбнулся Октавио, вспомнив излюбленную фразу дядюшки Пио, которую тот использовал во время общения с будущими зрителями.

– Вы артист?

– Совершенно верно.

– А дорого ли стоит ваше представление?

– Кто сколько даст.

– Здорово! И когда оно состоится?

– Завтра вечером.

– Мы непременно придем.

– Я вас буду ждать.

Не успела повозка проехать и двадцати шагов, как носатая кукла вновь решила поделиться мыслями:

– Ну ты и меценат, приятель. Вдруг нам вообще не заплатят? Так недолго и без штанов остаться.

– Иначе нельзя, – начал объяснять Октавио и тут же осекся, испугавшись того, что его могут принять за колдуна, поскольку человека, ведущего беседу с куклой, по-другому не назовешь.

– Почему замолчал? – раздался через секунду писк. – Мне ужасно интересно, как ты собираешься аргументировать свою щедрость?

– Заткнись! Не то нас быстро рассекретят и сожгут на костре.

– С чего бы это?

– Повторяю, заткнись! Если слуха людей достигнет наша болтовня, их охватит суеверный страх, способный быстро переродиться в лютую ненависть ко всему неизведанному.

– Ах, вот в чем дело. Что ж, спешу успокоить. Максимум, ты можешь сойти за умалишенного, разговаривающего сам с собой.

– Не понял.

– Все очень просто. Пока я не захочу, никто кроме тебя меня не услышит.

– Выходит, твоя речь звучит только в моей голове?

– Правильно.

– Как же мне с тобой общаться при посторонних лицах?

– Мысленно.

"Вот так?" – мысленно вопросил Октавио, одновременно развернувшись назад, чтобы посмотреть насколько далеко отстали от повозки крестьяне и не предпринимают ли они попытку ее догнать.

"Ага!" – хихикнула носатая кукла.

"Наши друзья совсем не обращают на нас внимания".

"Еще бы. Мы ведь немы словно рыбы".

Спустя минуту лошадь ступила на каменный мост, за которым теснилось множество неказистых бревенчатых домиков, принадлежащих городской бедноте. Немного поплутав по лабиринту узких улочек, где им постоянно попадались оборванцы, выпрашивающие милостыню, артисты переехали через второй мост, затем миновали высокую арку с распахнутыми воротами и сразу очутились в толпе народа, заполонившей широкую площадь, что была окружена с трех сторон двухэтажными – а порой и трехэтажными – зданиями, чьи фасады украшали резные вставки, узорчатые ставни да различной тематики вывески, указывающие на принадлежность хозяев к тому или иному роду ремесла.

Резко свернув в ближайший переулок, дабы случайно кого-то не задавить, Октавио тронулся в направлении ближайшей таверны. Там он распряг уставшую лошадь, передал ее за небольшую плату на попечение местному конюху и, сунув куклу за пазуху – при этом оставив носатую голову торчать снаружи, зашел внутрь просторного помещения, заставленного длинными столами.

Увидев статного сеньора, наверняка готового выложить кучу денег, худощавый парень в белом фартуке тотчас поспешил ему навстречу.

"Проголодался?" – язвительным тоном поинтересовалась носатая кукла.

"А ты как думаешь?" – мысленно ответил Октавио.

– Можете пройти вон туда, – жизнерадостно произнес худощавый парень, указав рукой на отдельный столик, стоящий в самом дальнем углу. – Что будете заказывать?

– Похлебку, жаркое, овощи, хлеб и бутылку вина.

– Вино, хлеб и овощи готов принести сразу, а остальное придется ждать.

– Я никуда не тороплюсь.

– Хорошо.

– Еще мне нужен ночлег.

– Сколько дней рассчитываете у нас провести?

– Пока не знаю.

– Дайте пару минут. Попробую что-нибудь для вас подобрать.

– Спасибо, любезный.

Усадив носатую куклу напротив себя, Октавио снял треуголку и взъерошил вспотевшие волосы. Честно говоря, он редко прикладывался к выпивке – стараясь угодить этим дядюшке Пио, однако то нервное напряжение, терзающее его на протяжении последних дней, не могло быть снято чем-то другим.

"Не много ли ты начал употреблять алкоголя?" – тут же пропищало с противоположной стороны стола.

"Тебя забыли спросить", – недовольно зыркнул на куклу Октавио.

"Но-но, приятель, полегче! Я лишь пекусь о нашем общем деле".

"Тогда предлагаю обсудить недостающие наряды".

"Здесь и обсуждать нечего. Как выглядит конюх, мы уже знаем. А хозяин таверны должен предстать перед достопочтенной публикой в белом фартуке".

"Неплохо. У меня специально по такому случаю завалялся где-то передник одной хитрой кухарки, обожающей потчевать гостей сильнодействующим снотворным, чтобы потом беспрепятственно залезать к ним в карманы".

"Какая неслыханная дерзость! – наигранно возмутилась носатая кукла. – Дай угадаю, ей отрубили за это кисти".

"Нет. Однажды она просто уснула и не проснулась".

"Совсем неудачная концовка пьесы. Я бы настоял на кистях, поскольку достопочтенную публику заводят более жестокие сцены".

– Ваше вино, сеньор, – прервал "оживленную" беседу худощавый парень, поставив на стол кувшин и глиняную кружку. – Что касается ночлега, то мы можем предоставить в ваше распоряжение целый чердак. Правда, за двойную плату.

– Подходит, – не задумываясь согласился Октавио, протянув руку к кувшину.

– Потешная у вас куколка, – как бы между прочим подметил худощавый парень.

– Завтра ты ее сможешь увидеть в роли конюха.

– Ха-ха-ха! Вот уже не думал, что конюхи имеют такие длинные носы. Интересно, зачем они им?

– Видимо, для запугивания строптивых лошадей.

– Или для поддевания тюков соломы, – добавил кто-то из посетителей таверны, услышав краем уха разговор двух мужчин.

С трудом дождавшись ухода наглеца, вздумавшего подшутить над беспомощным созданием, не способным ответить обидчику оплеухой, носатая кукла поспешила кое-что уточнить:

"Почему именно конюх?"

"Разве тебе мало озвученных объяснений? – усмехнулся Октавио, пригубив наполненную до краев кружку. – Скажи спасибо, что никому не пришло в голову поднять тему навоза".

"Нет, роль конюха мне не нравится. Давай, я хотя бы буду отче".

"Прости, но в твоей пьесе и без того много скользких моментов, попахивающих святотатством".

"А что насчет тапера?"

"Чтобы ты проткнул носом клавесин, на изготовление которого у меня ушел весь день?"

"Обещаю сохранить его в целости и сохранности".

"Ладно, уговорил! Сойдемся на тапере".

"Отлично, приятель! Хи-хи-хи! Вот увидишь, из меня выйдет самый лучший тапер в мире!"

"Боюсь даже представить. Ха-ха-ха!"

"Ну и зря! Я возьму настолько звучный диез минор, что у многих зрителей уши внутрь завернутся".

На следующий день – за несколько часов до захода солнца, когда одна часть народа успела покинуть площадь, дабы поскорее обрадовать домочадцев обновками, а другая с досадой распихивала по мешкам нераспроданный товар, – Октавио расположился возле каменного парапета, служащего местом для оглашения важных заявлений, и начал неспешно подготавливаться к предстоящему представлению.

Сперва измотанные дневными заботами горожане проходили мимо, одаривая его лишь надменными или гневными взглядами. Дескать, катился бы ты со своим расписным вертепом куда подальше. Нам твой кукольный театр и даром не сдался, потому что мы хотим скоротать вечер в тишине и покое. Затем положение кардинальным образом изменилось. И все благодаря голосистым детишкам, примчавшимся из бедного квартала за обещанными сладостями.

– Сеньор, подскажите! – забегала кругом детвора, словно свора голодных щенков. – Вы сегодня будете раздавать угощения?! А то у нас слюнки текут! Сеньор! Сеньор! Так знайте! От вас никто не отстанет!

– Тяф-тяф-тяф! – снизошла до острот носатая кукла. – Тяф-тяф-тяф!

– Да он дразнится! – неожиданно выкрикнул один пухлый мальчуган, состроив обиженную гримасу.

"Тебя что, слышат?" – оторопел Октавио, не представляя, как следует выкручиваться из сложившейся ситуации.

"Прости, случайно вырвалось! – пропищало в ответ. – Советую срочно сымпровизировать, не то этот маленький негодяй пожалуется взрослым".

– Добрый вечер, – поздоровался крестьянин, который вчера тянул за собой тележку. – Вижу, представление еще не началось.

– Мои сорванцы тоже здесь, – перебил простолюдина стражник, что при прошлой встрече подбрасывал булаву.

– Друзья, вы вовремя подоспели, – наконец собрался с мыслями Октавио, пытаясь нащупать внутри вещевой сумки леденец в форме собачки. – Я как раз собирался заняться раздачей сладостей. Вот, держи! Тяф-тяф-тяф!

– Это же поросенок, – насупился пухлый мальчуган.

– Ой, извини! Хрю-хрю-хрю!

– И нам леденцы! И нам! – грянул хор детских голосов, после чего перед вертепом выстроилась длинная-предлинная очередь, состоящая не только из тех, кто подошел к нему давно, а еще и из тех, кто появился прямо сейчас.

"Ай да молодец, – разошлась в похвалах носатая кукла теперь уже беззвучным голосом. – Смекалки тебе не занимать, приятель".

"О твоем гнусном поступке поговорим позже", – мысленно огрызнулся Октавио.

"Клянусь, все вышло совершенно случайно!"

"Так я и поверил".

"Говорю же, случайно. Мне незачем врать".

Как и предполагалось, к моменту окончания раздачи леденцов рядом собралось много взрослых горожан, побросавших из любопытства свои дела. Ведь раньше артисты не отличались подобной щедростью, используя для привлечения внимания зрителей обычных зазывал.

"А дядюшка Пио не прогадал со сладостями", – подметила носатая кукла, поразившись столь удачному вложению денежных средств, обещающему принести баснословную прибыль.

"Минутная готовность", – предупредил Октавио, набирая побольше воздуха в легкие, чтобы на одном дыхании произнести вступительную речь, однако писклявый голос его опередил, не дав проронить ни единого звука.

– Приветствую вас, о достопочтенная публика! Сегодня вы услышите историю про пятерых бедолаг, чья привычка перекладывать заботы на плечи товарищей вышла им боком! Слабонервным просьба удалиться, поскольку в нашей пьесе присутствуют жуткие сцены умерщвления героев при помощи безжалостных сил природы!

– Тогда зачем ты пригласил на представление детей?! – воскликнул стражник, который при прошлой встрече преградил секирой путь повозке.

– Шутка, любезный! – ухмыльнулась носатая кукла. – Нашу пьесу может смотреть и стар и млад! Особенно когда губы покрывает сладкая липкая масса. Я обращаюсь к вам, мои милые непоседы. Хи-хи-хи!

Через секунду створки вертепа медленно разошлись в стороны – и зрители смогли пробежаться взглядами вдоль сцены, разделенной горизонтально на две половинки. Верхняя половинка представляла собой миниатюрное помещение таверны, где по центру располагался круглый стол с сидящими за ним тремя посетителями, чуть поодаль виднелся клавесин с прислонившимся к нему тапером, а сбоку из стены выступал тлеющий очаг со стоящим возле него хозяином. Нижняя половинка являлась уменьшенной копией погреба, заставленного винными бочонками, ящичками и прочим сопутствующим хламом, включая крошечный подвесной светильник.

В поле рожь давно собрали,

Лютый холод за окном,

Ветер громко завывает,

Ставни ходят ходуном.

Говорит хозяин хмурый:

– Надо принести дрова,

Скоро будет очень зябко,

Околеем до утра.

В следующий момент налетевший порыв ветра заставил кованые флюгеры, украшающие большинство городских крыш, развернуться указателями на юг, отчего Октавио стало не по себе. Если бы кто только знал, какого труда ему стоило сохранить спокойствие и продолжить повествование. Хорошо хоть носатая кукла больше не пищала, сконцентрировав все свое внимание на клавесине, будто взаправду вознамерилась извлечь из него звуки.

Отвечает в страхе егерь:

– В небе полная луна.

Знать, сегодня можно встретить

За порогом шатуна.

Разорвет он нас на части,

Не оставит ничего,

Ни хребта, ни селезенки,

Перемелет прямо все.

– Вот же трус! – раздался чей-то негодующий возглас. – Разве егерь должен бояться хищных животных?

– Просто бедняга не вооружен охотничьим мушкетом, – уточнил сосед горлопана, – поэтому и боится покидать дом.

– Да-да-да! – воскликнул отче,

Шляпу натянув на лоб.

– Прошлым летом два служивых

Угодили прямо в гроб.

Шли они вдоль переулка,

На часовню набрели,

А под утро у забора

Только кости их нашли.

– Ха-ха-ха! – дружно засмеялись зрители. – И священник туда же! А где напутствие для более смелых членов паствы?

– Два сапога пара! – прокомментировал пухлый мальчуган, с упоением облизывая расплывшегося карамельного поросенка.

– Хрю-хрю! – нарушила молчание носатая кукла.

"Закрой рот! – рявкнул про себя Октавио. – Твои шуточки неуместны!"

Не поверил людям конюх:

– Ваши речи ерунда!

Шатуны в лесах гуляют.

За порогом лишь листва.

Там лишь куры страх наводят.

Раскудахтались, поди!

Или битву затевают

Забияки-индюки!

– Настоящий храбрец! – пришли к общему выводу зрители.

– Таким прямая дорога в наши сплоченные ряды! – выкрикнули стражники, одновременно сжав правые ладони в кулак, что означало боевое содружество.

– Тогда кто скребет снаружи?

Ужас селит в наши души? -

Задает вопрос тапер,

Устремив свой взгляд во двор.

– Кто в грязи оставил след,

Словно дьявола портрет?

Кто поднял ужасный шум?

Боже правый, здесь шатун!

И снова Октавио пришлось почувствовать себя неуютно, потому что клавесин, внутри которого не было ни одной струны, способной завибрировать, внезапно заиграл траурный марш. Причем носатая кукла даже не соизволила дотронуться до клавиш, решив воспользоваться колдовскими чарами, за что была мигом низвергнута вниз, дабы случайно не травмировать психику детей, занимающих первый ряд.

Взяв аккорд диез минор,

В погреб убежал тапер.

Ну а конюх, как упрямец,

На себя направил палец.

– Если надо, я пойду!

Дайте только кочергу.

Вдруг там вместо шатуна

Росомаха ждет меня.

– Иди, конечно! – поддержали храбреца стражники. – И не забудь прихватить с собой посох. Будет чем обороняться от свирепого хищника.

– Да-да! Задай ему хорошую трепку, – топнул кто-то в сердцах ногой. – Пусть знает, на кого посмел поднять лапу.

– Вот же лжец! – напрягся егерь,

Разве можно тебе верить?

Ты же спрячешься в амбаре

На высоком сеновале!

Где и сухо, и тепло,

Где коровы спят давно.

Нет, приятель, тут сиди!

Никуда не уходи!

– Не сдавайся! – продолжили подначивать храбреца стражники. – Иначе каждого ждет верная смерть.

– Вы серьезно? – молвил конюх,

Посмотрев на подоконник.

– Я же ради всех пекусь

И от страха не трясусь.

Но поскольку среди вас

Суматоха началась,

За столом пересижу,

Даже с места не сойду.

– У-у-у! – завыли зрители, поняв, как сильно заблуждались насчет геройских навыков конюха. – После такого ты, парень, ничем не лучше остальных.

– Точно, – расстроились стражники. – Мы-то думали, что скоро должно произойти кровопролитное сражение.

– Слюнтяй, – пустил склизкую слюну по подбородку пухлый мальчуган. – Прямо маменькин сынок.

– Хрю-хрю! – пискнула с нижней половинки сцены носатая кукла.

– Может, сам хозяин сходит,

Чтоб шатун нас не угробил? -

Предложил блаженный отче,

Сузив радужные очи.

– Уж кому, как не ему,

За дровами лезть во тьму?

Вон, какая ночь настала,

Чернотой весь двор застлала.

– Наконец, священника посетила здравая мысль, – вновь оживились зрители.

– Дайте хозяину таверны посох, – подала идею кудрявая девочка, прервав на секунду лизание пупырчатого барашка.

– Бе-е-е! – чуть не покатилась со смеху носатая кукла.

От подобных заявлений

И из личных побуждений

У хозяина в мгновенье

С губ сорвалось откровенье:

– Нет вы, гости дорогие!

Ваши просьбы роковые!

Дров я вам не принесу.

Этим жизнь себе спасу!

– Ну и зря, – насупились стражники. – Священник второй раз повторять не будет. Сейчас предаст тебя анафеме, и пиши пропало – останешься после смерти неприкаянным.

– Ха-ха-ха! – донесся с дальних рядов чей-то злорадный смех. – Со священниками шутки плохи!

– Что же делать, как нам быть? -

Стали все вокруг скулить.

– Ведь очаг почти погас.

Кони двинем через час!

Не видать нам утром солнца!

Жизнь, как нитка, оборвется!

И до первых петухов

Смерть опустит свой покров!

Но уж лучше здесь остаться!

Изуверу не достаться!

Пусть шатун голодным бродит,

За порогом колобродит!

Пусть его пустой желудок

Повлияет на рассудок.

Чтоб ему, проклятой твари,

Черви все мозги сожрали!

– Жалкие ничтожества! – негодующи отреагировали зрители на горестные причитания героев пьесы. – Ради спасения собственной шкуры не могут оторвать задницы от стульев.

– Такова натура человека, привыкшего пользоваться благами цивилизации, – сумничала носатая кукла.

– Ничего подобного! – возмутились стражники. – Лично мы пошли бы на шатуна даже с голыми руками.

Час прошел, затем другой.

В очаге погас огонь.