Читать книгу Под тенью Феникса - Андрей Годар - Страница 1

Снова и снова нога уходит в мокрую рыхлую массу. Идти по глубокому подтаявшему снегу первым в цепочке всегда неприятно – как старательно не одевайся, не шнуруйся, влага моментально просачивается через швы и превращает штаны в мокрую тряпку. Идущий за мной Серёжа аккуратно ступает в глубокие следы, и, наверняка, чувствует себя более комфортно. Правда, уже начиная с середины цепочки, бойцы наступают в протоптанные лужицы и от этой мысли становится попроще, ощущается некоторое, мать его, единство.

Вот так, отсыревая на ходу и время от времени проваливаясь в снег по самые плечи, идём по тревожному сигналу, происхождение которого с каждым шагом настораживает меня сильней. Особый сигнал, которым изредка обмениваются атаманы разных отрядов. Изредка – потому что обязательность его выполнения основывается исключительно на доверии, самом редком и экзотичном ресурсе в наше зверское время. Еда, шмотки, горючее, патроны конечно в большой цене, но всем этим можно при желании разжиться, а при большой нужде ещё и сделать это относительно быстро. А где можно за неделю, скажем, найти человека, на которого можно положиться? Или хотя бы того, кто при встрече посмотрит тебе в глаза, а не на оружие в руках или почти совсем новые ботинки?

Прошлой осенью нас хорошенько прижали шакалы – из тех, что живут исключительно грабежами. Отребье, которое не нашло себе места в обществе, сбивающееся в стаи и опустошающее селения. Сейчас их уже значительно меньше, чем в первые годы, но теперь они лучше организованы и как будто ещё более осатаневшие. Положили тогда чуть не половину наших, пришлось отступать, стреляя из всего, что было… если бы Пеструха со своими ребятами рядом не оказался, да не ударил шакалам в тыл, минут за десять нас бы уже всех перебили.

Поэтому, когда по рации три раза подряд прозвучало кодовое слово, а затем сообщение о том, что «шайба просит помощь», я быстро поднял на ноги отряд и выдвинулся к старому доту, чуть ли не сотню лет назад построенному в лесочке недалеко от селения. Это место все здешние хорошо знают – делать там обычно нечего, так как ДОТ торчит просто посреди полянки, а о задаче, требовавшей его нахождения там, не вспомнит никто даже из старожилов.

Сигнал был очень слабый, и к тому же оборвался, прежде чем я успел задать хоть какие-то вопросы. К тому же голос… Голос был точно не Пеструхин. Да и расстояние в десять километров к доту через лес обычная рация не покроет никогда. Это чертовски нервировало, но вариант не среагировать на призыв о помощи, так или иначе исходивший от этого человека, даже не рассматривался. Ребята тоже сразу поняли, не пришлось тратить лишних секунд на донесение до их сознания приказа выдвигаться, а также напоминания, что приказы не обсуждаются. Это не регулярная армия, и никакой дисбат или трибунал бойцам не светит. Как поставил себя главным, так и держись, и поводов сомневаться в себе не допускай. Ни единого. Иди первым в колонне и рявкай время от времени по делу и не совсем. Похоже, хлюпать скоро будут не только штаны с ботинками, так как под курткой здорово вспотела спина, и, отвлекаясь на мысли об этом, можно слегка поводить за нос свою нервозность относительно цели нашего похода.

Когда покрыли километров восемь, стали пробираться уже с полной осторожностью, держа автоматы наизготовку. Та же непроницаемая тишина вокруг, кроме своего дыхания и пыхтения идущего сзади, не слышно ни звука. Вдруг где-то впереди громко хрустнула ветка, слишком отчётливо для очередного ломающегося под снегом сучка.

Через несколько мгновений из-за холмика метрах в ста пятидесяти впереди появилась фигура человека в белом. Рация на лямке ожила, и оттуда еле слышным бульканьем прозвучало кодовое слово – я в ответ сообщил, что Феликс прибыл. Фигура махнула рукой, и, широко шагая, побежала нам навстречу. Спиной чувствовалось, что ребята стволы опустили, но пальцы со спуска убирать не спешили. Поймал себя на том же.

– Симон, отряд атамана Томми, – необычно формально представился подбежавший человек, на вид лет тридцати с небольшим, одетый в зимний маскхалат. Автомат был едва ли не до оскорбительного доверчиво заброшен за спину, но более всего бросалось в глаза его гладковыбритое лицо. Рядом с нашими бородочами он был похож на какую-то декоративную куколку.

– Феликс. Мы получили сигнал.

– Так точно, его передал я. Точнее, ретранслировал по просьбе вашего друга Пеструхи…

– А что сам Пеструха?

– Его отряд погиб в стычке с серомордыми. Мы не успели помочь, но зажали гадов в доте. Прошу, идёмте со мной, я расскажу остальное по дороге.

Вот это новость! Серомордые, или просто серы (с издевательски выделявшимся в произношении звуком «е»), были частыми гостями в городах, это понятно. Но в наших местах их никогда не встречали, несмотря на неохраняемый телепорт в соседней дубраве. Чёрт, да никто из местных мужиков этих тварей даже в глаза никогда раньше не видел! Ну, пошла жара. Ещё и эта необходимость доверяться какой-то розовощёкой Снегурочке…

– Пойдём, пойдём. Только ты будешь идти рядом со мной. Вот, слева, в двух метрах. Понял?

Симон кивнул и занял позицию слева. Его исполнительность и спокойствие почему-то здорово действовали на нервы. По пути он негромкой скороговоркой рассказал о том, как их отряд, патрулируя лес, услышал стрельбу и взрывы и, подходя к месту боя, засёк отчаянный сигнал – очевидно, о помощи. Выйдя на поляну, они столкнулись с серомордыми, тут же вступили в бой и заставили чертей отступить в дот, буквально вдавили их туда. Из отряда Пеструхи не уцелел никто, серы по своему обыкновению, даже отступая, аккуратно прострелили головы всем валявшимся на снегу землянам.

Я украдкой оглядывался на своих бойцов, которые из всех сил старались держаться поближе и ловили каждое слово, произнесённое о небывалом противнике, из-за чего колонна быстро превратилась в нестройную шеренгу. Когда лес начал редеть, мы сильно отклонились вправо, обходя ещё не появившуюся в поле зрения поляну. Где-то спереди изредка раздавались одиночные выстрелы, им вторили ещё более редкие выстрелы значительно меньшей громкости. Кажется, засевшие на своих позициях бойцы стреляли не столько на поражение, сколько просто «чтобы не высовывались», и такая ситуация может тянуться часами, если у каждой стороны есть достаточно патронов и свободного времени. Или если просто нет иного выбора.

Вот среди деревьев показалась струйка дыма, а вскоре и его источник – небольшой костёр, вокруг которого сидели на корточках трое человек в таких же маскхалатах, как у Симона. Костёр потрескивал сыроватыми брёвнами в центре небольшой низинки – этот участок леса был сплошь холмистым и прямо-таки изобиловал возвышенностями и углублениями различных размеров. Даже на расстоянии был заметен румянец на выбритых лицах сидящих. Один из них тут же поднялся и направился в нашу сторону.

Человек огромного роста, никак не меньше двух метров, приближаясь, становился будто ещё больше. Его никак нельзя было назвать богатырём – достаточно узкие и покатые для такого роста плечи переходили в длинную шею, которая увенчивалась большой головой. На вид ему было не больше двадцати пяти лет. Каждое движение, от широких и слегка угловатых шагов до манеры ведения поджатых плеч навевали ассоциации с кроватью-раскладушкой, которая внезапно ожила и решила притвориться человеком. Однако эта раскладушка явно пожаловала из офицерской палатки.

– Томми, – чуть улыбнувшись, произнёс он.

– Феликс, – ответил я, коротко встряхивая протянутую руку.

Томми сжал свои длиннющие пальцы совсем несильно, очевидно, чтобы случайно не передавить кисть неизвестного человека. Кажется, в его глазах мелькнула и тут же угасла какая-то невысказанная мысль касательно моего позывного.

– Прошу к костру, – сказал он, разворачиваясь и делая приглашающий жест рукой, – сейчас, кому нужно, сообразим перекусон. Вы, главное, ведите себя потише и к поляне не выходите, чтобы не засветиться.

Дистанция в общении сразу сократилась на добрый километр. За несколько секунд стало понятно, что этот длинный хлопец и есть ни кто иной, как тот самый человек, который принял решение, перехватив чужой сигнал, вызвать на помощь неизвестный отряд. Как на это реагировать, пока было не ясно. Мои ребята с готовностью начали сбрасывать на снег снаряжение и, потирая руки, подходить к костру. Лишь двое удосужились бросить на меня вопросительный взгляд и получить разрешающий кивок… Недалеко за деревьями так же слышались выстрелы, но никто даже не смотрел в ту сторону, все взгляды были обращены на парня, который извлёк из рюкзака эдакий колобок грязно-коричневого оттенка и начал откалывать от него ножом куски, которые выкладывал на расстеленный тут же лоскут пёстрого полиэтилена. Куски мелко крошились и в целом выглядели крайне неаппетитно.

– Пеммикан, – прозвучал слева от меня голос Томми, – питательная смесь из хлебных сухарей, сала, соли и сушёных овощей. Может очень долго храниться, мы всегда с собой парочку таких колобков таскаем.

Я медленно кивнул – чтобы это было похоже как на благодарность за комментарий, так и на жест: «Спасибо, сам знаю». У нас исчерпание запасов раздобытой по случаю тушёнки, как правило, означало сворачивание всех планировавшихся марш-бросков – если только они не подразумевали верной наживы, разумеется.

– Нет охоты попробовать?

– Нет, спасибо, ещё не голоден. Откуда вы, Томми?

– Ага, вот так сразу? Ну это и правильно. Мы из Верхнеуральска.

– Да ну? Он же под налётчиками полностью.

– Был. Той весной выбили всех.

С возросшим вниманием я начал всматриваться в лицо этого странного молодого атамана. Широкие, правильно очерченные скулы и прямой, рубленый подбородок человека, который любит говорить и действовать решительно быстро. Прямой взгляд живых серо-карих глаз, которые в наших местах почему-то назывались бл. дскими, и выбивающийся из-под капюшона маскхалата, совершенно мальчишеский, вихор пепельных волос. И, наконец, низкий ровный голос, похожий на мерный рокот работающего на холостых оборотах мощного двигателя. С такими людьми иметь дело легко и приятно, даже если они тебя обманывают. Особенно, если обманывают…

– Во дела! И как вам это удалось, расскажешь?

– С удовольствием, но попозже. Вы когда-нибудь раньше сталкивались с пришельцами?

– Давно, несколько раз… не воевали, так, издалека видел.

– Понял, – Томми сел на бревно и, в задумчивости, два раза провёл ладонями по коленям, – ну что я могу сказать, это самый сложный и опасный противник из всех, с кем только можно повстречаться. Очень умные, отлично подготовленные профессиональные воины. К тому же хорошо бронированы. У вас там в рожках что набито?

– Обычные. Но бронебойные, кажется, у кого-то были, я распоряжусь.

– Кажется? – в голосе Томми лязгнуло презрение, подавить которое он, скорее всего, просто не успел.

С неприятным удивлением я отметил в своей речи готовые выскочить на поверхность извиняющиеся интонации. Каким-то образом этот бритолицый щенок, уступавший мне в возрасте не менее десятилетия, прямо здесь и сейчас становился главным.

– Да, точно были. Сколько их там, в доте засело?

– Девять. Из них двое или трое ранены. Вооружены так, средне – автоматы, гранаты, один пулемёт.

– Ясно. А взглянуть на ситуацию можно?

– Даже нужно. Вот, надень халат, рано ещё вам перед ними светиться.

Мы молча проследовали мимо расположившихся у костра группы бойцов. Семеро моих парней уже успели разговориться с сидевшими у костра халатниками и вовсю обсуждали походный быт. Как раз, когда мы проходили мимо, поднялась тема лыж. Видимо, Томми похлопотал, чтобы обеспечить свой отряд в полной мере этим средством передвижения, мои же ребята лишь завистливо бормотали, что нам такого славного трофея ранее не попадалось, а озаботиться следовало бы.

Взобравшись по склону, мы направились к видневшемуся впереди просвету между деревьями, откуда не так давно звучали выстрелы. Деревья не редели, просто в одном месте лес обрывался, уступая обширной поляне с такими неплодородными песчаными почвами, что там не могла прорасти даже самая чахлая ёлочка. К кромке леса мы подползали уже по-пластунски. Если бы не чернеющие подошвы обуви, то я в два счёта мог бы наткнуться на одного из залегших здесь автоматчиков, которых, оказалось, общим числом семь человек. В целом они выглядели достаточно расслабленными, если не сказать праздными, но стволы и лица каждого из них были обращены к центру поляны.

– Ну что тут у вас? Шевелятся, родимые? – спросил Томми ближайшего автоматчика, доставая из-под халата бинокль.

– Да, ничего такого. Минут двадцать назад опять начали высовываться непонятно зачем, загнали их назад. В обратку почти не стреляли.

– Ах, неужели! Поди патроны заканчиваются. Ну-ну, господа серомордые, и что вы думаете предпринимать дальше? – прильнув к биноклю, в порыве мальчишеского веселья Томми широко улыбнулся и прищёлкнул языком, затем протянул прибор мне. – Полюбуйся.

Я прильнул к окулярам. Эта поляна была хорошо известна всем живущим в окрестности, и являлась одним из основных ориентиров. Она имела вытянутую каплевидную форму, слегка сужаясь с одной из сторон, имея примерно три с половиной – четыре сотни метров протяжённости и около ста пятидесяти метров в поперечнике в самой широкой части. Росший по краям лес местами даже нависал над поляной склоненными соснами, не смея преступить незримую грань. В этой самой широкой части поляны, аккурат по центру, был достаточно высокий пригорок с бетонным дотом на вершине – местные называли его бункером, совершенно не беспокоясь о номенклатурных нюансах. Ну да им простительно, военных училищ не оканчивали. Я, правда, тоже его так и не окончил, но тому виной 23 декабря.

Сам дот представлял собой совершенно типовое оборонительное сооружение времён Второй Мировой – колпак с покатой крышей и тремя широкими двухместными амбразурами. Заслонки амбразур и укреплённые двери покинули это строение много десятилетий назад, но крепкие бетонные стены всё ещё могли справиться с хорошей артиллерийской взбучкой. От самого дота когда-то вела укреплённая траншея, через которую бойцы могли покидать огневую точку, пребывая в относительной безопасности, но за ней давным-давно не ухаживали, и сейчас от траншеи осталась лишь совсем незаметная под снегом канавка. Хорошо знакомую картинку искажало лишь то, что значительная часть поляны перед дотом была истоптана до грязного месива, в котором были хорошо видны человеческие тела. Я насчитал шестерых – остальные пеструхины бойцы, вместе, быть может, со своим атаманом, стыли где-то неподалеку среди деревьев. Временами через амбразуры можно было разглядеть какое-то движение в доте, слишком скоротечное, чтобы мог сработать снайпер, как с нашей стороны, так и с противоположной.

– Да уж, картинка маслом, – произнес я, возвращая бинокль, – и что, никого из серомордых ещё не подстрелили?

– Зацепили как минимум двоих, – ответил мне приятный женский голос.

С удивлением оглянувшись, я заметил, что один из лежащих рядом на своих ковриках бойцов имеет чертовски соблазнительные формы, различимые даже под мешковато-сидящем и перехваченным на поясе ремнём, маскхалатом. Красивая девушка смотрела на поляну, подпирая щеку сложенными на лежащем автомате ладонями. Её лицо было расслабленным, едва ли не сонным, но прищуренные глаза неотрывно следили за бункером, что придавало ей сходство с кошкой, дремлющей возле мышиной норы.

– Это Мира, наш самый перспективный боец, – заметил Томми, пряча в уголках рта призрачную улыбку.

– Привет! – ничуть не изменившись в лице, Мира помахала в воздухе пальцами.

– Феликс, – представился я, и на это не отреагировал.

Томми приглашающе мотнул головой и начал медленно отползать назад, я последовал его примеру. Преодолев, таким образом, около десяти метров, мы поднялись на ноги и, пригнувшись, проследовали обратно к костру. Здесь уже шла вполне тёплая беседа. Сидящий на чурбане Симон о чём-то увлеченно рассказывал, а обступившие его хлопцы, время от времени поддакивая или негромко переспрашивая, лишь согласно кивали. Его товарищ чуть поодаль ковырялся в рюкзаке, желая продемонстрировать что-то из своего снаряжения стоявшим рядом и заглядывавшим ему через плечо Филину и Серёже. Это было удивительно, так как Серёжа – молчаливый широкоплечий амбал – в нашем отряде слыл самым нелюдимым и старался без особой надобности ни с кем лишним словом не обмениваться.

Подойдя, Томми распорядился поставить палатку на холмике, и два его бойца засуетились, возводя ярко-оранжевый купол. Про себя я отметил, что оттуда палатку наверняка будет видно в доте, хотя, надёжно поразить её, шансов нет – любой, задержавшийся в амбразуре более чем на две секунды, тут же будет досыта накормлен свинцом… Мира постарается. В уже поставленную палатку втащили рюкзаки, пару брёвен для сидения и ручное зарядное устройство для раций, смонтированное из динамки на частично выдолбленном чурбане. Томми всё это время разгуливал вокруг, заложив руки за спину и выбрасывая вперёд негнущиеся ноги, явно о чём-то размышляя. Когда бойцы закончили свою работу, мы вдвоём вошли внутрь.

– Чаю хочешь? – Спросил Томми, доставая из вещмешка щедро пахнущий травами свёрток.

– Хорошо бы, – согласился я, – спиртным на марше не балуетесь?

– Не только на марше, но и в остальной жизни сводим к минимуму. Столько сил уходит на то, чтобы не давать людям скатываться до состояния зверей…, а водка в один момент может всё повернуть вспять.

– Ну, водка штука по-своему полезная в общении. Делает сложные вопросы простыми.

– Делать-то она делает, да не всегда в нужную сторону. Считай, каждый раз, открывая бутылку, рискуешь выпустить оттуда джинна. А тебе ведь не хочется, чтобы джин разгулялся в компании вооруженных людей?

Говоря это, Томми достал небольшой солдатский котелок, протёр его снегом и, не дожидаясь ответа, вышел из палатки. Его бесцеремонность и уверенность в общении со старшим человеком могли взбесить, но вместо этого заставляли задуматься. С одной стороны – распитие фляжечки-другой-третьей было давней традицией, хранившей в себе множество добрых воспоминаний, с другой – действительно периодически случались жуткие вещи, в которых закономерно винили не водку, а неумеющих пить её людей. И ведь действительно, стоит ли играть в кости с Дьяволом, каждый раз давая шанс человеческой глупости? Вот так склоняться перед чужой точкой зрения, конечно, негоже, но как-нибудь на досуге поразмыслить, конечно, стоит.

– Палатку-то, небось, из дота видно? – спросил я праздным тоном, лишь только Томми откинул полог и сделал шаг внутрь.

– Конечно видно, для этого мы её тут и поставили. Пускай видят, что мы никуда не торопимся, и готовы с комфортом ждать, пока они там промерзают и гадят под себя.

– А мы готовы? – спросил я, заранее зная ответ.

– Разумеется. Но не будем, – ответил Томми, верно поняв мой посыл и задорно сверкнув глазами. – Читал Сунь Цзы?

– Когда в суворовке учился. Всего одну книжку, правда, – ответил я, подавив смешок.

Томми любезно хохотнул в ответ и продолжил:

– Так вот… В разных переводах может быть по разному, но суть такая – если ты что-то имеешь, нужно показывать противнику, будто не имеешь. И наоборот, время водить его за нос, даже в случаях, когда сам чёткого плана ещё не имеешь. В любом случае, исходя из неверной информации, противник обречён ошибаться.

– Очевидно. И какой ошибки ты ждёшь в данный момент? Думаешь, попробуют прорваться?

– Надеюсь, что захотят сдаться. Ни разу не слышал о том, чтобы их кто-то живьём брал, но почему бы не попытаться. Если не надумают сдаваться, будем атаковать. Хрен их знает, что они тут делали, и не ожидают ли часом подкрепления.

Снаружи в ветвях засвистел ветер.

– Понимаю. Значит, как раз для этой рискованной операции я тебе и нужен, так?

– Так, – без обиняков ответил Томми. Затем посмотрел на меня долгим взглядом и спокойно добавил: – Феликс, я понимаю, что это самая дурацкая затея на свете… Но что-то привело их сюда. И это должно быть чем-то очень важным.

– Ты хочешь, чтобы я бросил своих парней на амбразуры?

– Не совсем. Я планирую, как стемнеет, завязать плотный бой у входа, с тем, чтобы вы могли незамеченными подтянуться с флангов и подойти к амбразурам вплотную. Конечно, риск огромный, но серы, скорее всего, не знают о вашем появлении и ничего подобного не ожидают.

Ну что ж, по крайней мере, это было честно. Когда собеседник тебе прямо сообщает, что собираются использовать твой отряд в качестве затычки для медвежьей задницы, это располагает к доверию. Какую уж тут ещё подлянку можно устроить… Тем более, что сам он собирается лезть к тому же медведю прямо в пасть. К тому же, мне самому уже до чёртиков захотелось развинтить парочку серомордых и посмотреть, как они там тикают, не говоря уже об инопланетных трофеях. Но изрядная авантюрность затеи провоцировала и изрядный мандраж.

Давая мне время на обдумывание услышанного, Томми вышел за котелком и отсутствовал добрых пять минут. Когда он вернулся, палатка враз наполнилась густым запахом чая, в котором особенно выдавались ароматы каких-то полевых трав, из которых я твёрдо узнал только мяту. Разлив чай по жестяным кружкам, края которых были заботливо подклеены изолентой, мы начали прихлёбывать душистый отвар.

– У них есть приборы ночного видения, или что-то такое? – нарушил я молчание.

– Неизвестно. У них есть эти наворочанные шлемы. Понятия не имею, какая аппаратура там встроена. Будем слепить фонарями, – с готовностью продолжил беседу Томми.

– Фонарями, говоришь? Это какими?

– Да вот такими.

Он запустил руку в карман рюкзака и передал мне небольшой фонарик в металлическом корпусе с пазами для крепления на оружие. Приятная тяжесть и аккуратная мелкая насечка сразу производили впечатление надёжности. Щелчок – и на снегу под ногами образовалось ярчайшее белое пятно, осветив и без того отнюдь не тёмное пространство палатки. Выключив и пару раз подбросив фонарик на ладони, я вернул его хозяину:

– Хорошая вещица. Американский?

– Обижаешь, Китай! У нас таких пять штук есть.

– Хм, я слышал, американские «Шурики» это лучшее, что можно нарыть.

– Не совсем. В конце 2011 китайцы очень хорошо подсуетились и наладили производство вот этой прелести. Такой и по глазу шарашит – дай Боже, а ПНВ засветит, сам представляешь как. А сколько от одной батарейки фурычит – знаешь?

– Да тебе ж в 2011 было лет пять, наверное, откуда ты это можешь знать? – начал заводиться я. Уверенность и всезнание молодого атамана заставляли меня балансировать на грани между симпатией и ненавистью. Странное чувство, давненько такого не было.

– Мне было четыре года, – простодушно ответил Томми, – я просто очень люблю читать, буквально, что подворачивается. И очень стараюсь привить эту любовь своим людям.

– Про фонарики читать? – съехидничал я, не сдержавшись.

– И про них тоже. Всё, что интересно, – голос Томми стал ещё спокойнее, а губы начали растягиваться в самой невинной на свете детской улыбке.

Я взял паузу, уделив своё внимание обдуванию и прихлёбыванию чая. Как бы ни хотелось наплевать и свалить, ситуация всячески давала понять, что как раз этого делать не следует. Успокоиться. План выглядел рискованным, но ведь действительно в первую очередь подставлялись не мы. Если сможем грамотно затихариться, то должно получиться гладко, о нас ведь действительно никто в доте не знает. Весь вопрос в доверии. Так что же ты выберешь, атаман? Как я ненавижу такие варианты…

– Не знаю, с чего ты решил, что ночью будет темно. На небе ни облачка, и позавчера была полная луна.

– Нет, сегодня вечером будут облака. А ближе к середине ночи может и дождик сбрызнуть, – ответил Томми, состроив такую серьезную физиономию, что сразу стало ясно: метеорологическим наблюдениям он посвятил немало времени и в их результатах уверен не менее чем в том, что мы сейчас торчим посреди зимнего леса с вооруженными инопланетянами под боком.

– Я правильно понимаю, что трофеи пополам?

Молодой атаман даже не попытался сдержать огромную радостную улыбку, чуть вкривь разрезавшую его лицо. В радостном порыве он схватил меня за плечо и сильно встряхнул:

– Само собой, пополам!

* * *

За время нашего разговора невдалеке были возведены ещё две палатки, одна такого же вырвиглазного оранжевого цвета, и ещё одна серо-зелёная. Как только мы покинули свой купол, туда сразу же зашли два бойца, каждый из которых нёс в руках несколько раций. Через некоторое время изнутри раздалось мерное шуршание динамо.

Общим счётом у нас получалось восемнадцать бойцов, десять из отряда Томми и восемь моих парней. Если считать вместе с атаманами, то выходит аккурат два десятка человек – совсем неплохо для внезапного удара по девятерым серым мордам. Оставив на огневой позиции троих человек, мы собрались возле костра и приступили к обсуждению штурма.

Решили, что отряд Томми будет выдвигаться со своей текущей позиции у северной части поляны с тем, чтобы в разгар перестрелки добраться до амбразур и забросить внутрь гранаты. Гранат у нас, естественно, не было, но не в пример лучше экипированные союзники выдали парочку. Конечно, запасных маскхалатов на весь наш отряд также не хватило, и было решено, что четверо облачённых в белое «счастливчиков», в число коих входил и я сам, возглавят продвижение к доту, а остальные будут идти в десяти метрах сзади. Такой план все сочли справедливым и на том успокоились. Бронебойных патронов вышло по два рожка каждому, остальные кармашки на разгрузках заполнили обычными.

Остаток дня провели у костра, досушивая промокшую одежду и обувь, а также напиваясь разведённым из припасённых нами брикетов киселем. Очень удобный в холодную погоду напиток, из-за своей высокой теплоёмкости. Выпил пару чашек – и такое ощущение, что горячий кирпич проглотил, часа пол изнутри греет. Приятно было произвести впечатление на подкованных в походном деле союзников.

Когда стемнело, выдвинулись на позиции ждать предсказанной облачности. Луна светила так, что можно было бы вполне комфортно читать крупный шрифт. Вся поляна была видна как на ладони, и с возвышения в её центре на нас пялился тёмными провалами своих амбразур дот. Я залёг рядом с Томми под предлогом того, чтобы ещё раз рассмотреть дот в его бинокль, Томми охотно согласился.

– Слушай, а ты где книжки-то берёшь читать? – поинтересовался я, в очередной раз припадая к биноклю и пытаясь разглядеть хоть какое-то движение в доте.

– У меня электронная читалка уже много лет. И очень большая подборка текстов в электронном виде. Жаль, только там узкоспециализированных мало, гребу всё, до чего могу добраться.

– Надо же. И где гребёшь?

– Да как-то давно повезло один магазин в городе выпотрошить. И читалок много взяли – всем хватило, ещё и запас получился. Больно уж у них экраны хрупкие.

– Твои ребята все читают? Где набирал – в бункере под областной библиотекой?

– Набирал там же, где и ты, в народе. А чтение вводил поначалу принудительно.

– И как, исключительно на дисциплине?

– На ней. Иначе никак, озвереют в момент. Впрочем, было не трудно – у меня в отряде костяк из молодых людей. Симону двадцать восемь лет, Куберту и Вуйко по тридцать. Тем, кому хорошо за сорок, уже ничего в голову не вобьешь. А кому в районе тридцати пяти…, – Томми внезапно осёкся.

– Знаю, знаю. Самые дурные люди. Поколение рождённых в девяностых, – кажется, мой голос прозвучал не так непринужденно, как это было задумано.

– Точно.

– А ещё большинство шакалов такого же возраста. Не задумывался, почему?

– Задумывался, конечно. Так ни к чему и не пришёл, – теперь наступила очередь Томми разыгрывать непринужденность.

– А я думал. Сам бы никогда не допетрил, если бы один дед умную мысль не сказал.

– Ну и?

Я помедлил, восстанавливая в памяти красиво построенную фразу, услышанную больше двадцати лет назад ещё в училище от полковника Хоменко – невероятно интеллигентного и при этом волевого человека, которого уважали даже самые неуправляемые «блатные» кадеты. Всё, что он говорил с характерной своей расстановкой, врубалось глубоко в сознание, а потом незаметно становилось твоими собственными мыслями. О, сколько раз я впоследствии жалел о том, что не записывал его отступления и замечания на полях конспектов!

– Девяностые и нулёвые – это время, когда Россия, вслед за Европой и Западом, утратила все сверхидеи, царствовавшие в умах. Ни коммунизма, ни демократии, ни национализма или даже религиозных идей в чистом виде больше не осталось, превратилось в обёртки для финансовых схем. Быть идейным вдруг стало немодно, а человек без идей кого из себя представляет? Инфантильное животное, которое не способно мыслить дальше жажды выгоды и наживы. И, что самое интересное, ему невозможно доказать или как-то показать, насколько его мир узок. Он твою идейность в карман не положит, на хлеб не намажет и на хер не натянет. А значит, какой в ней практический смысл?

Я понял, что упускаю даже те крохи изящества мысли, что удалось восстановить в памяти, и многозначительно замолчал. Томми тоже молчал, но по его напряжённому лицу и буравящему пустоту взгляду было видно напряжённое движение мысли.

– Да, где-то так и есть, – выдохнул он, задумчиво спустя добрых полторы минуты, – а в чём состоит твоя сверхидея, Феликс?

– Выжить. И остаться при этом человеком. А там посмотрим.

Кажется, мой ответ не вполне оправдал ожидания молодого атамана. Но, тем не менее, он удовлетворенно кивнул.

* * *

Наконец, на юге показались облака. Плотные, кучевые облака приближались сплошным фронтом к одиноко висевшей на небосводе ущербной луне, с явным намерением поглотить её. Признаюсь, я никогда всерьез не интересовался метеорологией и совершенно не разбирался в том, что сулит то или иное явление, но тут и дураку было понятно, что надвигается буря – с поганым холодным ветром и мокрым снегом. Но прежде всего она укроет небо непроницаемым для лунного света слоем облаков, что в нашей ситуации было просто даром свыше. Любопытное ощущение: можно было ощутить, как заканчиваются последние мгновения времени перед атакой. Как секундная стрелка с каждым своим движением поедает новый участок циферблата, так и приближающаяся тёмная масса облаков поглощала ясное небо, принося с собой тьму. И эта тьма была нашим союзником, нашим одеянием.

Обычно всё происходит либо совершенно внезапно, либо по команде, которую ты сам даёшь, выждав удобный момент и за долю секунды собравшись с духом. Здесь же можно было насладиться величественной и неотвратимой предопределённостью. Вал кучевых облаков коснулся диска луны, и за несколько секунд скрыл её вовсе. По коже лица протянули пока ещё мягкие порывы свежего ветра.

– Возвращайся на позицию, – шепнул Томми, заправляя в ухо гарнитуру от рации, – через десять минут начинаем.

Черпая выбившимися из ботинок штанинами снежную грязь, я отполз назад, встал на ноги и за три или четыре минуты дошёл к своим ребятам. И вот мы лежим за своим бугорком у края поляны. Всё оружие проверено и снято с предохранителей, у каждого примкнут рожок с бронебойными патронами. Ремни затянуты, одежды заправлены, рты закрыты. Нервы как струны – но не перетянутые и звенящие, а в самый раз напряжённые и выдающие красивый ровный низкий звук, от которого ещё чуть-чуть, и земля начала бы вибрировать. Ждём.

Минута.

Вторая.

Третья пошла.

Да что там у них такое, хотелось бы знать. Плохо, когда момент затягивается, человек успевает чуток ослабнуть. Совсем чуть-чуть, но важен сам факт того, что нервное напряжение уже пошло на убыль, можно слегка потерять фокус. И от этого не попасть, не заметить и схватить пулю.

Четвёртая минута. Изо всех сил таращу глаза в сумрак. Да, наконец, вижу. Едва заметные бледные тени медленно скользят от леса в сторону дота. Все движения очень плавные и медленные, выполняются в едином ритме. Эдак их можно заметить, только если смотреть в одну точку остановившимся взглядом, не иначе. Сколько их уже видно… Пятеро. Нет, семь. Нет, всё-таки шесть. Ага, вот ещё две появились. Начавшие было подмерзать, кончики пальцев потеплели. Совсем скоро наш выход.

Ярчайшая вспышка на долю секунды осветила пространство прямо перед дотом, и громкий хлопок разнесся по поляне, отразившись от деревьев и вернувшись назад. Это был очень странный взрыв, будто растянутый во времени – лишь спустя две-три секунды шока я понял, что взрыва было два или три, они прозвучали почти одновременно. И осознал, что слышу автоматные очереди, треск от которых проступил в сознании не сразу, а постепенно, будто из тумана.

Стреляли сразу с обеих сторон, много людей, и все очередями, из-за чего звуки выстрелов сливались в рваный гул. Кто-то что-то кричал… Наушник. Томми кричит по рации… О чём он кричит?

«Феликс, они идут на тебя! Валите их! Да стреляйте же!»

Белая пелена в глазах слегка поредела, и я увидел силуэты, которые, сгорбившись, бежали мелкими шагами и через каждые несколько шагов стреляли по диспозиции Томми. Это были высокие и, как показалось, атлетичные фигуры с большими шлемами на головах. Из шлемов назад и в стороны торчали какие-то несуразные пластины. В остальном серы были похожи на обычных людей – выглядели и двигались так же, никаких щупалец или крыльев с рогами. Их было всего четверо.

– Не стрелять! Ждать команды! – громко прошипел я бойцам. Ситуация благоволит нам – есть возможность подпустить серомордых поближе и лупануть почти в упор. Тут уже никакая броня инопланетная их не спасёт, они же не рельсами обвешаны.

Правее тьму рассекли лучи фонарей, ребята Томми наконец пришли в себя и пошли в уверенную атаку, больше стреляя одиночными и короткими очередями. Бегущие на нас пришельцы перестали стрелять вовсе и перемещались уже широкими шагами а подчас и скачками, стремясь как можно быстрее достичь леса. Вот уже до них осталось не больше двадцати метров…

– Огонь! – крикнул я во весь голос.

Девять автоматов, уже давно наведенных на цель и жаждавших боя, ожили одновременно, по ушам ударил их радостный рёв. Первый пришелец на мгновение будто замер в воздухе, в то время как его ноги еще продолжали бежать вперед. Его тут же, закрутило через плечо, отбросило голову назад и в сторону, потом кувыркнуло назад и швырнуло на землю. Было явно заметно, как от него отлетели какие-то части, и в целом выглядело так, будто он решил бежать одновременно во все стороны и частично в этом преуспел. Второй, бежавший позади и чуть правее от первого, резко дёрнулся левой половиной тела, развернулся едва ли не спиной вперёд и рухнул навзничь, так, что только ноги в воздухе мелькнули.

Третий и четвёртый просто упали в снег и тут же открыли ответный огонь – видимо, тела товарищей задержали летевшие в них пули. Не успев нас рассмотреть, стреляли наугад, оббивая снег с ветвей над головами. Мы в ответ непрерывно обстреливали участок поляны с залёгшими серами. Они достаточно быстро сориентировались и начали лупить уже прямо по нам, то и дело, поднимая в воздух фонтанчики мокрого снега и грязи прямо перед носом, заставляя нас припадать мордой к земле и нырять за стволы деревьев. Их же самих нам было почти не видно – приходилось поливать свинцом контуры ямок в снегу за телами павших. В отличие от нас, то и дело кланявшихся каждой удачной очереди противника, они не прекращали огонь ни на мгновение.

У меня уже третий магазин пошёл, а серомордые и не думали дохнуть. Может им достаточно одного живого пальца, чтобы стрелять, без головы и всего остального? Почему-то плотность огня с нашей стороны значительно снизилась – я развернул голову, чтобы осмотреться и тут же страшный удар отбросил мою голову далеко назад, так, что только шея хрустнула. Тянущая боль облепила все лицо, рот наполнился кровью и какими-то осколками. Плевать, потом! Сплюнув, приложился к автомату и выдал длинную очередь до последнего патрона. Хлопнул рукой по разгрузке, достал четвёртый рожок – последний. Выдернул из автомата опустевший, заменил его полным, взвёл затвор, и… понял, что в ответ больше не стреляют, лишь за холмом ещё тарахтели выстрелы. Неужели наши броненосцы таки досыта наелись свинца?

– Прекратить огонь! – скомандовал я, и подивился своему необычному произношению, будто у мертвецки пьяного человека.

Лежавший по правую руку Серёжа уставился на меня расширенными глазами и приоткрыв рот. Его рука поднялась и прикоснулась кончиками пальцев к щеке. Непроизвольно я повторил его движение и нащупал какой-то мясной лоскут, прилипший к лицу. Почему-то прикосновение к лоскуту ощутилось. Пуля. Да, это была она – прошла сбоку навылет, выбив добрую половину зубов, продырявив левую щеку и совершенно разворотив правую. Зачерпнув ладонью снег и приложив его к ране, наконец, оглядываюсь. Трое бойцов лежат без движения в лужах крови. Филин, Вялый и Анзор. Филин ещё сучит ногами, у Анзора на спине комки плоти. Ах, вот они откуда – в затылке Вялого зияет пролом таких размеров, что кулак можно вставить, и внутри почти пусто.

Не остается никаких эмоций. Есть только медленные, холодные и редкие мысли. Переползаю к окровавленным телам, ощупываю их. Двое мертвы. Филин подёргивается и затихает у меня на руках. Я опускаю ему веки и думаю о том, почему они так часто остаются открытыми в подобные моменты. Осматриваю остальных пятерых. Остановившиеся холодные глаза, невыразительные лица. Чувствую, что мы на одной волне. Говорю, что нужно сходить добить серов, вместо ответа все молча поднимаются на ноги.

Идём с оружием наперевес, впереди в снегу видим лежащие без движения тела. Первое измочалено так, что тратить на него патрон нет никакой нужды. Второй пришелец лежит лицом вниз, я подхожу, вставляю ствол автомата в щель между кромкой шлема и воротником и стреляю ему в затылок – голова немного дёргается, тело никак не реагирует. Ступаем дальше.

Третий мелко дрожит, часто и сипло дышит. Одну руку прижимает к груди, второй пытается поднять автомат, но лишь проволакивает его по земле. Нажимает на спуск – ничего не происходит. Неспешно прицеливаюсь, несколько раз стреляю ему в шею, чуть виднеющуюся в зазоре между массивным шлемом и нагрудником. Он затихает, напряжённые руки и ноги медленно обмякают.

Четвёртый лежит в странной позе, выпятив задницу, будто он стоял на коленях а потом сложился пополам вперед. Поднимаю автомат, прицеливаюсь ему в темя, и тут он поднимает голову и, как освободившаяся пружина, резко бросается вперед, выставив руки и держа что-то блестящее в одной из них. Я стреляю ему куда-то в район груди, одновременно открывает огонь ещё кто-то сзади. Летевшая к моему лицу рука пришельца отходит куда-то в сторону, и он бьет меня плечом в грудь, сбивая с ног и наваливаясь сверху. Слышу его прерывистое дыхание, зачем-то пытаюсь разглядеть глаза, скрытые забралом. Удар – его голова отлетает в сторону и возвращается, ударяя меня в скулу. Еще два удара, и тяжелая туша сваливается с меня набок.

Вижу Серёжу, держащего автомат наперевес, прикладом вперёд. Он несколько секунд напряжённо смотрит на меня, потом расслабляет лицо и отходит. Перевожу взгляд в небо, закрываю глаза. Дышу. Автоматные очереди стихли. Слышен ветер, свистящий в кронах деревьев и негромкий разговор рядом: «Всё с ним нормально, не трогай, пусть отлежится». Маленькие мокрые снежинки ударяют в лицо и прилипают к ресницам. Щека больше не болит, а легко гудит онемением. В голове становится тихо и спокойно. Кажется, небо у горизонта проясняется и облака отходят. Значит, скоро будет видно Луну – это хорошо, Луна красивая и на неё приятно было бы взглянуть сейчас. А пока её не видно, можно закрыть глаза и немного полежать в темноте. Спокойно и тихо. Слышны шаги, кто-то приближается неспешной походкой.

– Живой? – звучит голос Томми.

«Живой», – отвечают ему. Я хочу несмешно пошутить о том, что мёртвый, но молчу, не хочется шевелиться даже для того, чтобы что-то произнести.

– Так поднимайте, блин, пока не замёрз нахрен.

– Не надо, я сам, – слышу свой голос и начинаю подниматься, привставая на локтях. В голове по-прежнему чисто и ясно, но созерцательность куда-то уходит, оставляя после себя усталость.

Сидевшие на корточках возле тела пришельца ребята – Муха, Гомель и Серёжа – отвлеклись от изучения своей добычи и смотрели на то, как я медленно, но твёрдо встаю на ноги. Остальные копошились над телами погибших товарищей у деревьев. Я посмотрел на Томми – он стоял, расслабив одну ногу и держа за шейку приклада в правой руке автомат. Ни пятнышка крови на белом халате, всё то же твёрдое и чуть ироничное выражение лица.

– Всех вынесли? – спрашиваю я и ощущаю в рваной ране на щеке осколки зубов, начинаю выковыривать их пальцем.

– Видимо, да, – отвечает Томми, со спокойным интересом наблюдая за моими действиями. – Четверо у нас, четверо у вас. Ещё один остался лежать в доте.

– На прорыв не пошёл? Умер от ран, что ли?

– А хрен его знает. Может какой-то прощальный сюрприз. Наши сейчас пытаются разобраться. Вот, бросил ребят пошёл посмотреть как у вас дела. Потери есть?

– Есть, трое убитыми, – шамкаю в ответ, снова зачёрпывая снег и прикладывая к ране.

– Хреново. У нас одно серьёзное ранение. Да куда ты его… грязный же! – раздражённо заметил Томми, перехватив мою руку и отшвырнув её вниз. – Сейчас к аптечке сходим, подожди.

Из дота что-то прокричали и Томми, коротко бросив мне: «Идём», зашагал к вершине холма. Я, подняв свой автомат и парой ударов по цевью оббив с него снег, припустил следом. Серёжа без приглашения последовал за нами. Судя по тому, как расслабленно вели себя бойцы возле дота, опасаться было нечего. Однако, они оживлённо махали руками, призывая нас поторопиться.

– Вот, полюбуйтесь! – стоявший возле входа парень направил луч фонарика в тёмное пространство дота, осветив распростёртую на полу фигуру.

Тело было заметно меньше, чем тот пришелец, который бросился на меня, да и чем остальные тоже. Оно лежало ничком, так что был хорошо заметен пролегавший через всю спину вдоль хребта длинный раскрытый разрез. Узкие плечи, крутые бедра – вне всякого сомнения, перед нами находилась женщина. Осторожно подойдя и посветив поближе, Томми чертыхнулся и пнул ногой шлем, который отлетел в сторону и глухо ударил в стену. Затем, словно не веря своим глазам, он ухватил руками за края разреза, бронированный торс и развёл их в стороны, так что стало видно отделанную чем-то мягким внутреннюю поверхность костюма. Перед нами лежала пустая броня, без инопланетянки внутри.

– Каково, а? А главное, как это понимать? – гаркнул молодой атаман, обращаясь скорее к себе, и начал светить фонарём по сторонам, будто надеясь прочитать на стенах ответы на свои вопросы.

В этот момент мое сознание пронзила догадка. Точнее, она лишь начала формироваться, а ноги уже развернули тело и несли его наружу из дота, а затем, вдоль стены, к противоположной по отношению ко входу амбразуре. Глупая, но такая чёткая и ясная мысль. Вот оно, широкое отверстие, которое проходя через толщь стены, сужается до совсем небольшого окошка. На бетоне хорошо видны тёмные пятна – я уже знаю, что это такое. И Томми, который смотрит на меня изнутри с перекошенным от внезапной догадки лицом, тоже это знает. Остаётся лишь обернуться и увидеть продавленную ползущим телом канаву в снегу, через пару десятков метров переходящую в цепочку следов.

– Ах ты ж сука! – мой крик разнёсся над поляной и, отразившись от деревьев, возвратился невнятным эхом.

– Симон, Беря! Куберт! Быстро в погоню! – раздалось из дота.

Я всё ещё стоял и бездумно таращился на уходящие вдаль следы, когда вышедшая из-за туч луна осветила шустро продвигавшуюся в сторону леса троицу людей на широких таежных лыжах. Чёрт, это ж надо было так лопухнуться! Но какова храбрость, каково стремление! Вернувшись в дот, я увидел Томми, задумчиво поглаживающего края амбразуры.

– Сбросила броню, чтобы протиснуться в окошко, – заметил он отравленным досадой спокойным тоном. Затем повернулся и, чуть сузив глаза, добавил: – Представляешь, как было важно то, что она унесла с собой?

– Не вполне. А чем, по-твоему, это могло быть?

– Да понятия не имею! Но это наверняка было то, ради чего этих чертей сюда занесло! Что угодно – предмет, информация, какая-нибудь техника хитрожопая… не знаю! Но ради того, чтобы спасти это от нас, восемь инопланетян вот так взяли и выпрыгнули под огонь, понимаешь?

– Да они совершенно не планировали умирать! Просто хотели прорваться наружу и всё. И напоролись на вашу атаку и нашу засаду.

– Ага, а эта дура, по твоему, просто решила их развлечь перед боем своими титьками, а потом героически продраться через амбразуру, чтобы по приколу замёрзнуть в лесу? Вместо того, чтобы дать своему отряду ещё одну пару рук с автоматом? Да бред полный. Они все ломанулись, чтобы отвлечь нас, и по возможности кого-то завалить, чтобы она смогла уйти! Вон, подойди к Вуйко, пусть он тебя залатает, а то смотреть невыносимо.

Спорить не о чем. Такая версия выходила более правдоподобной, опираясь на одно принципиальное допущение – сама беглянка, либо что-то, чем она владела, имело исключительную ценность. Выходя, я посторонился, пропуская внутрь ребят, которые пришли забрать костюм беглянки в общую кучу трофеев. Кажется, поднимая нагрудник, Сережа украдкой понюхал его внутреннюю поверхность.

* * *

Пока Вуйко подготавливал иглу и нитку, я успел задать впрок множество вопросов, а затем слушал его размеренные и неторопливые ответы. Выяснилось, что странники, выходя из дота, разделились на две группы по четверо. Подползавшие к доту знали, что группа, которая рванула на восток, идёт прямиком под наш огонь, а потому полностью сосредоточились на второй четверке. Даже, несмотря на ослепление светошумовыми гранатами, непонятно откуда взявшимися в выкладке для боя в лесу, автоматчикам удалось открыть более-менее прицельный огонь на подавление. Потери – один человек с контузией.

Надо признать, что это был хороший результат, с учётом того, как досталось нам, находившимся в засаде. Впрочем, если бы серомордые как раз в этот момент не пошли в атаку, потери могли быть куда серьёзнее. Или нет? Анестезия слегка дурманила сознание и этот эффект можно было бы счесть даже приятным, никакой боли не ощущалось, лишь слегка чувствовалось как подёргивается от затягиваемых стежков кожа.

Полог откинулся и прицепленный к стойке палатки фонарик осветил двоих бойцов, с большой осторожностью заносивших внутрь тело. Мира выглядела спокойной и отрешённой, смотрела куда-то вверх, далеко за пределы палаточного ската. Затем она чуть приподняла голову, пытаясь осмотреться, и стало хорошо заметно, насколько беспомощным и потерянным оказался её пришедший в движение взгляд. Прекрасное лицо храброй и уверенной в себе женщины с глазами заблудившегося в незнакомом селении ребёнка. Увиденное вызвало во мне странные чувства, разобраться в которых я так и не успел, потому что шаманивший над щекой Вуйко встал прямо передо мной, и я больше не видел ничего, кроме покачивающихся камуфляжных пятен его костюма. Закончив свою работу, он заклеил мне правую щеку сбрызнутым спиртом бинтом и пластырем, левую же просто протёр кусочком ваты.

– Аккуратнее жуй, – сказал он, – недели две будет болеть.

А то я сам не знал, а то не получал никогда в морду так, что щёки разбивались о зубы в лохмотья. Молча кивнул и вышел из палатки.

Тела всех убитых, включая Пеструху с его хлопцами, а также пришельцев, стащили на одну полянку. Со всех сняли наиболее ценное снаряжение, подобный поступок уже давно не являлся чем-то из ряда вон выходящим. Разумеется, до обуви и одежды дело не дошло, но амуниция была аккуратно собрана и разложена на ковриках, с тем, чтобы в дальнейшем быть посчитанной, учтённой и распределённой по вещмешкам.

От идеи хоронить погибших традиционным способом пришлось отказаться. Даже самые отъявленные моралисты не выразили желания копать тремя имеющимися в наличии саперными лопатками в промерзшем грунте братскую могилу, так что идея сожжения была принята единогласно, пускай и с тем, что согласие некоторых бойцов было молчаливым.

Серомордых изначально хотели оставить гнить просто так, но Томми настаивал на том, чтобы их тоже сожгли. Больших трудов стоило уговорить его отказаться от этой затеи, ибо сожжение полутора десятка тел уже требовало чертовой уймы дров, на память о добыче которых при помощи нескольких струнных пил многие получат мозоли и крепатуру. Так что пришельцев просто оттащили подальше и присыпали снегом. Окрестный лес наполнился звуками ломаемого сухостоя и едва слышным жужжанием пил.

К тому времени вернулись отправившиеся в погоню бойцы. По их рассказу, продвигались вперёд они достаточно быстро, и, когда следы зашли в труднопроходимую для лыжников молодую рощицу, Симон догадался отделиться и напрямую рвануть к телепорту. К сожалению, эта замечательная идея посетила его слишком поздно. Срывающимся от досады голосом он рассказал, как ещё издали заметил между деревьями впереди свечение и налёг на палки изо всех сил, но только и успел, что поклониться цепочке следов, упиравшуюся в ставший вновь безжизненным корпус телепорта.

Преследователи так искренне переживали свою неудачу, что сам этот факт, по-видимому, избавил их от хорошей выволочки за недостаточную скорость, сообразительность и удачливость в целом. Печально, но что поделаешь. Оставалось довольствоваться тем, что удалось захватить.

Экипировка пришельцев к некоторому нашему удивлению состояла из земных автоматов и боевых ножей натовского образца. Вещмешки оказались почти пусты – спальные мешки и мелочёвка из походного снаряжения. Не было даже никакой еды или воды. Пожалуй, так может выглядеть подхваченный впопыхах рюкзак, на сборы которого не имелось ни одной секунды. Что хранилось внутри, там и осталось, не более. Все вещи имели китайское клеймо страны-изготовителя, не давая абсолютно никакой зацепки для предположения, откуда именно могли пожаловать наши осваивающиеся на Земле серомордые товарищи.

Конечно, гвоздём программы смотра захваченных трофеев оказались инопланетные бронекостюмы. Они состояли из трёх частей – шлема, «торса» и «ног», и полностью защищали всё тело, не оставляя ни одного открытого участка. Костюм очень плотно прилегал к телу хозяина, повторяя даже мельчайшие его изгибы, явно тяготея к атлетическим формам. Каким образом их так тщательно подгоняли и решали проблему изменения форм самого хозяина, было совершенно неясно. Мысль о том, что какой-то умирающий от безделья техник с микрометром в руках исследует всю поверхность тела бойца и создаст для него «вторую кожу» была нелепой. Потом этот боец возьмёт и потолстеет или похудеет на тройку килограмм – что тогда делать? Разберёмся, обязательно разберёмся.

Материал, из которого были изготовлены костюмы, напомнил мне шахтную резину, из которой раньше изготовляли транспортерные ленты: он был в меру плотным, в меру вязким и гибким. Видимо, костюм был изготовлен из многих пластин этого материала, уложенных внахлёст. Местами он был чуть не в три раза толще, чем в области суставов и сгибов. Когда на костюм под определённым углом падало освещение, он начинал играть едва заметными глазу отблесками золотисто-зелёного цвета, выдававшими текстильную структуру бронематериала. Там, где пули ударяли в пластину под углом, оставались лишь вмятины, без видимого повреждения материала. Прямые попадания били в броне аккуратные дырочки. Ощупывая пулевые пробоины, я чуть не проколол палец о лохматые края дырки, состоящие из множества мельчайших щетинок. Возникало сильнейшее ощущение того, что эта броня была создана для того, чтобы противостоять каким-то иным, неведомым видам вооружений, однако, она была способна вполне эффективно противостоять и нашим пулям.

Внутренние поверхности костюмов были покрыты слоем мягкого материала, который, если ткнуть в него чем-то, не восстанавливал свою форму. Для амортизирующего слоя, коим данный материал, безусловно, являлся, это выглядело несуразно – судя по всему, в данный момент он был некоторым образом «выключен». Никаких электронных элементов или чего-то подобного мне обнаружить не удалось, единственным интегрированным в броню прибором оказался тёмный экран, охватывавший внешнюю сторону предплечья правой руки. Интуитивно становилось ясным, что это и есть мозговой центр костюма… а также рация, интерактивная карта и чёрт знает что ещё. Всё, что нужно из технического оснащения солдату. Повертев «руку» бронекостюма так и сяк, я смог отделить экран, но так и не понял каким образом его можно включить.

Не меньший интерес представляли и шлемы инопланетян. Это были не каски, а именно полноразмерные шлемы, плотно закрывавшие голову и шею хозяина. Лицевая часть шлема, выполненная зацело с прикрывающим глаза полупрозрачным стеклом, могла откидываться вверх, открывая лицо солдата свежему воздуху. Они не были похожи ни на что, созданное на Земле…разве что, могли сойти за авторский мотоциклетный шлем какого-нибудь пижона. Покатая головная часть со слегка выдающимся «намордником» и общая зализанность форм по направлению к затылочной части наводили на мысли о быстром движении вперёд. Создавался этот эффект за счёт будто отшелушивающихся от сферы шлема направленных назад длинных пластинок, число и сложность которых отличались, очевидно, подчеркивая разницу в статусе разных бойцов. Сильнее всего уколол тот факт, что шлем беглянки был из самых простых – это закручивало гайки интриги до самого предела.

На фоне экзотичных трофеев земные автоматы выглядели одновременно и диковато и очень уместно. Наверное, такое бы ощущение возникало от средневекового меча, находящегося в каком-нибудь музее рядом с кевларовым бронежилетом и, например, РПГ-7. Однако это были предметы войны, и данное обстоятельство их объединяло сильнее, чем технические мелочи – разобщали чуждостью происхождения.

Глядя на американские «Эмки», разложенные возле наших автоматов, мне подумалось о прихоти судьбы, благодаря которой эти стволы оказывались вновь обращенными друг против друга, спустя многие годы после исчезновения создавших их великих империй. Сам я в руках американский автомат держал впервые, но слышал, что они, превосходя АК по дальности и кучности боя, здорово уступают ему в надёжности, особенно если речь идёт о стрельбе в полевых условиях. Не из-за того ли один из пришельцев отдал предпочтение ножу? Клина словил, или просто кончились патроны? Выбрав три самых грязных автомата, я поковырялся в них, и в одном обнаружил разрыв детальки, похожей на газовую трубку.

Похоже, что серомордые в массовом порядке вооружаются земным оружием! По всему видать, остались без своих чудо-стрелялок. И, судя по всему, осели где-то… в Америке? Или в Европе? Или где там ещё могли сохраниться эмки в таких количествах после начавшегося перевооружения НАТО? В Америке, наверняка. Своей догадкой я поспешил поделиться с подошедшим Томми.

– Нет, совершенно точно не там, – ответил он.

– Откуда такая уверенность?

– Я сам оттуда. Американец, – сказал Томми, и, присев на корточки, принялся без особого интереса вертеть в руках один из инопланетных шлемов. – Видал, как Миру глушануло?

– Видел её уже после того. Граната рядом взорвалась?

– Ага. Сильная контузия. Может ещё сотрясение или что-то вроде того, не знаю.

– Погано.

– Погано… Вы ведь из Краснинского, верно?

– Ну да.

– Послушай. Можно ли у вас остановиться на два-три дня, пока она оклемается? Надеюсь, что повреждений мозга нет, но не хочу рисковать. У вас… есть возможность разместить одиннадцать человек?

– Возможность есть, – ответил я, умышленно подвесив в воздухе интонацию недосказанности. Давай, раскрывайся, дружок. Помогай мне поверить в тебя.

– Не доверяешь? – Томми отложил шлем и, не глядя на меня, выпрямился. Сунул руки в карманы, постоял так молча с несколько секунд, и повернулся ко мне лицом. – Спрашивай что интересует. Отвечу как есть.

– Зачем вы пришли сюда?

– Телепорт. Он мне нужен.

– Зачем? Ты не в курсе, что он не фурычит? Никто из местных никогда не видел, чтобы он подавал какие-то признаки жизни.

– С ним нормально, просто нужно уметь включать. Как ещё, по-твоему, сюда попали пришельцы? Эти штуки разбрасывались по всей Земле с орбиты, и, можешь быть уверен, что их запас прочности рассчитан на подобные передряги. А может, и на куда более серьезные тоже.

– А ты умеешь что ли?

– Примерно представляю, как с ним управляться. Много лет назад я прошёл через него. И вышел как раз из этого. Будь уверен, что работает.

– Погоди, каким образом? Ты про Америку всерьёз сказал?

– Ну да.

– Так как же… ладно, потом. И зачем тебе телепорт?

– Хотел погрузить его в машину и забрать в город. У нас уже приготовлено специальное помещение в бетонном боксе, – Томми глубоко вдохнул, его остановившийся взгляд упёрся куда-то в землю, и продолжил. – Я абсолютно уверен в том, что эти телепорты являются ключом к выживанию человечества. Разобщённые люди в лучшем случае замыкаются в своих селениях, в худшем дичают. Какой вообще может быть разговор о том, чтобы противостоять пришельцам без строительства общества? И какое может быть общество без единения? Я уже не говорю о том, что нам необходима транспортная система, которая позволила бы преодолевать большие расстояния за малое количество времени ради ресурсов, оснащения, и всего прочего. Урал даёт нам замечательные возможности для того, чтобы встать на ноги, но мы не сможем добиться всего, чего хотим, если собираемся окопаться здесь и сидеть сторожить свои огороды, понимаешь? Нам необходимо брать всё, до чего мы сможем дотянуться, лезть всюду, куда сможем втиснуться. Наш враг серомордые, наш враг дикость, наш враг глупость. И, в конечном итоге, победить их всех мы сможем, лишь наращивая максимальные силы в минимально короткий срок. Нам придётся, именно придётся стать сильными, и собрать всех, кого сможем, воедино. Ты помнишь эту старую притчу про веник, состоящий из отдельных прутьев? Так вот сейчас именно такая ситуация, один в один…

Сначала я слушал романтические фантазии молодого атамана, уже готовя наперёд язвительные замечания о несерьёзности и наивности. Но, в какой-то момент понял, что забыл все свои заготовки и ловлю каждое слово, произносимое Томми. Никто из тех, с кем я общался, даже не пытался мыслить так масштабно и дальновидно. Были насущные проблемы, дальше которых ничего не существовало. Где уж тут взяться времени для фантазий о возрождении общества, если в октябре нежданно-негаданно закончился уголь, пьяный Кеся опять чуть не поднял бунт, и весь Краснинский слёг из-за эпидемии гриппа. Однако, у Томми, судя по тому, как он организовал и обеспечил своих бойцов, быт оказался налажен более чётко. Да, такой хлопец действительно на жопе сидеть не захочет, как бы тепло и уютно ему не было. Другая сторона вопроса состоит в том, что он без сомнений…

– … или покорить, если не получится убедить. Единство должно быть достигнуто любыми средствами.

– Но всё-таки, что ты планируешь делать с телепортом, когда захватишь его?

– Изучить, Феликс. Поверь, там нет ничего сверхсложного. Как он включается, я примерно знаю, вся загвоздка состоит в том, чтобы понять, каким образом там задаются координаты, по какой системе.

– То есть? Можно настроить, чтобы куда угодно зашвырнул?

– Нет. То есть не совсем так. Все телепорты, разбросанные по Земле, соединены в сеть. То есть каждый из них имеет связь с любым другим. Таким образом, ты можешь сам запрограммировать нужный пункт назначения из великого множества возможных вариантов. Я понятия не имею, сколько всего телепортов существует, но уверен, что счёт может идти на тысячи. Управление каждой конкретной прыжковой точкой достаточно простое, но, сам понимаешь, оно опирается на совершенно неведомую систему координат, и это я ещё не говорю о том, что написано там не по-нашему.

– Погоди, где написано? Я что-то не секу…

– Смотри, у каждой прыжковой точки есть раскладная консоль, – Томми руками изобразил, как часть воображаемой стены перед ним раздвигается, выпуская наружу что-то, к чему он демонстративно прикоснулся кончиками пальцев.

– Что за точка?

– Ну телепорт. Только словом телепорт называется вообще это явление, а сам модуль, в который можно войти и выйти – прыжковая точка. Так вот. Они специально сконструированы для того, чтобы падать с орбиты прямо на землю. Наверное, какие-то тормозные устройства ещё были, иначе нам бы пришлось их выкапывать. Но, в любом случае, прохождение через плотные слои атмосферы, а потом сильный удар оземь неминуемы. А потому в неактивном, «походном» положении точка и представляет из себя тот непонятный монолит, что вы все привыкли видеть. Как вы вообще догадались, что это такое?

– В других местах люди видели работающие и рассказали.

– А, понял. Так вот – точка, конечно, большая и тяжёлая, но с лебёдкой в кузов грузовика запереть её вполне реально.

Мне, конечно, было искренне интересно, почему он, имея в распоряжении грузовик неподалеку, всё же начал напрашиваться в гости. Но гораздо более того меня интересовал другой вопрос.

– Точка. Вы ведь от неё следовали за пришельцами, ведь так?

– Так, – лицо молодого атамана чуть напряглось, наверно он понял, к чему я клоню.

– Хотели проследить и узнать, что им нужно?

– Да. Они, кажется, очень спешили и потому, наверное, не заметили нас, – ответил он, смотря куда-то в сторону. А затем, пожевав губу, добавил: – Очень быстро шли, мы за ними еле поспевали. Приходилось же скрываться.

– И вы видели, как они столкнулись с Пеструхой.

– Да… Издалека ещё. Нужно было время, чтобы подойти незаметно, на расстояние…

– И вы дали им вступить в этот бой, вот так просто дали им погибнуть? – я с трудом удерживался от повышения голоса, из-за чего слова звучали сдавленно.

Томми выжидающе молчал, определяя, насколько далеко эмоции могут меня увлечь. Затем спокойно продолжил:

– Да, нам пришлось. Мы совершенно не ориентировались в ситуации, и нужно было наблюдать. К тому же, мы понятия не имели, что это были за люди в лесу.

– И как это всё произошло? Расскажи, я хочу знать.

– Мы… Не могли всё рассмотреть в точности. Как раз пришлось заложить крюк через лощину, иначе выдали бы себя. Когда появилась возможность осмотреться, пришельцы уже готовились к бою. Видимо, они заметили людей раньше, чем те их. Ну и потом понеслось… Феликс, ей-богу, когда появилась возможность уверенно ударить им в тыл, мы это сразу сделали! Успеть спасти положение в любом случае не получалось, понимаешь? Видимо, ваши друзья очень уж неудачно подставились, слишком уж быстро их покрошили. Ну и когда отходили, стреляли всех раненых.

– И вы никого из них не уложили? Ни единого?

– Никого. Живучие, гады. И патроны бронебойные сразу не сообразили в ход пустить. Но всё же не бессмертные – отступили ведь, мы их с боем вдавили в дот и обложили. А дальше ты уже знаешь, вызвали вас по перехваченному сигналу.

– Погоди, ты же сказал, что их сразу перестреляли! Как они могли вызывать подкрепление, если не надеялись его дождаться?

– Я не знаю, Феликс! Единственным вариантом для них самих было отступить в дот, но я не знаю, пытались ли они это сделать, с нашей позиции не было видно!

– Сколько времени продолжалась их перестрелка до того, как вмешались вы?

– Около пятнадцати минут. Пришельцы сразу резко ударили, затем чуть успокоились, и потом ломанули с новой силой.

Я сказал, что пойду помогать пилить дрова, на что Томми понимающе кивнул и совершил неопределённый жест рукой. Весь сухостой в районе стоянки уже был собран, так что по пути к тому месту, где мы собирали тела пеструхиных ребят, не довелось выломать ни одной ветки. Вот этот пятачок, вытоптанный в жидкую грязь. Укрыться особо негде, разве что за деревьями. Кора на некоторых из них была отбита пулями, и можно было хорошо представить, с какой стороны атаковали серомордые. У пришельцев позиция была заметно лучше – вот продолговатый холмик, за которым они лежали. И где же были их преследователи? Походив вокруг, я обнаружил углубление, которое Томми назвал лощиной, небольшой овражек метрах в пятидесяти от места боя. Были отчётливо видны подходящие к нему следы лыж. Ложбина располагалась таким образом, что из неё действительно было неплохо видно позицию странников, однако обстрел из неё вряд ли был хорошей идеей из-за большого количества деревьев на линии огня. Позицию Пеструхи отсюда не было видно совершенно. Вроде бы сходилось с рассказом Томми. Как бы мне ни хотелось обвинить его в гибели ребят, претензия оставалась только одна: долго ждали, прежде чем ввязаться в бой. И это было, чёрт побери, логично. Прогулявшись ещё около десяти минут вдоль лыжни, я выломал два небольших сухих дерева и вернулся к стоянке.

Смотреть на то, как огонь пожирает тела боевых товарищей, было неожиданно просто. Думалось, что должна навернуться слеза или появиться щемящее чувство в груди, но этого не было. Сбор снаряжения, заготовка дров, укладывание штабелей – это придало происходящему какой-то бытовой, хозяйственный характер. На душе было спокойно, так как мы сделали правильно и достойно. Правда, было еще неприятное сколькое ощущение из-за того, что тела точно не прогорят полностью. Останутся обугленные человеческие останки, в которых при желании можно будет угадать тех, кого знал при жизни, и трудно сказать, какая перспектива для покойника является более заманчивой – кормить червей и прочую гадость или скалиться черной улыбкой. Но, нам нужно было что-то сделать в качестве последней услуги для погибших, причем сделать это по возможности быстро и просто. Как было начертано у нас в училище над мемориальной доской: «Это нужно не мёртвым, это нужно живым». Очень хорошая, правильная фраза, такие следует помнить.

Я сказал Томми самым спокойным и формальным тоном, что он может побыть у нас в Краснинском. Он коротко поблагодарил – едва заметно более тепло, чем позволял официальный тон. Адреналин уже давно схлынул, и вместо него пришло адское желание поспать. И, так как в таком потенциально опасном месте, да к тому же не имея в достаточном количестве палаток, спальников или даже ковриков, спать нам совершенно не хотелось, то решили выдвигаться в путь немедля, не дожидаясь рассвета.

Ребята Томми, включая самого атамана, решили, что пробираться на лыжах по мокрому снегу через холмистый лес в темноте неразумно, и приняли решение идти пешком, приторочив лыжи к рюкзакам. Даже полудурок мог бы понять, что они просто хотят уравняться с нами в пешем строю, но никто не позволил себе сказать что-либо по этому поводу. Солидарность это всегда хорошо. Обвешавшись оружием и вещмешками, мы отправились в путь.

Возвращались мы той же дорогой, что шли сюда. Уже можно было не тихариться и обходить заполненные мокрым снегом низины стороной. Мира уже могла более-менее самостоятельно передвигаться, но была слишком сильно дезориентирована, так что нам пришлось изготовить для неё носилки-волокуши. Вырезав несколько жердей молодого клена и оставив некоторую часть кроны, мы скрепили их вместе, пристроили поперечные перекладины и для мягкости постелили две куртки на меху. Задняя ветвистая часть носилок волоклась по земле и очень хорошо пружинила, что, наверняка, превращало для девушки эту поездку в чистое удовольствие под звёздным небом. К сожалению, это не касалось тех двоих, кто тащил конструкцию вперёд, так что приходилось чуть ли не каждый километр меняться. «Торсы» и «ноги» бронекостюмов странников нанизали на жерди и несли подвое, шлемы разошлись по вещмешкам – примерить их на голову никто даже не пытался.

Мы шагали рядом с Томми, вместе же с ним волокли носилки с Мирой, и разговор наш струился сам собой. Так я выяснил, что грузовик … на «болотных» колёсах, который Томми какими-то шаманскими манипуляциями таки прогнал через лес, не доехал до прыжковой точки всего пару сотен метров. Подготовка машины и планирование всей затеи в целом заняло у него много времени, и застрять в деревьях у самой цели было особенно обидно. В связи с этим он поинтересовался, есть ли у нас в Краснинском бензопила, и пришёл в неописуемый восторг, услышав положительный ответ.

Я уже начал привыкать к постоянному чувству удивления: таким открытым и контактным был этот молодой атаман. Он с охотой отвечал на самые разные вопросы, явно получая удовольствие от разговора и от собеседника, что льстило. У меня даже возникло фантастическое ощущение того, что такой человек просто не сможет соврать, глядя в глаза. Это было абсолютно невероятно, особенно в свете истории детства, которую Томми поведал мне в ответ на осторожные вопросы относительно его американского происхождения. История была настолько необычной, насыщенной, что, услышь я её от другого человека или прочти на бумаге, первый бы похвалил фантазию автора, что завела его в такие сказочные дебри. Но её рассказывал Томми – гладко и уверенно. Так же уверенно он давал исчерпывающие ответы на вопросы, что я задавал ему по ходу. Всё решительно располагало к доверию… Кроме самого рассказа, подобный которому никто из тех людей, кого я знал, не смог бы даже выдумать.

Рассвет наступил, когда мы уже подходили к селению.