Читать книгу Диссиденты - Андрей Касс - Страница 1

Скромник

Я не экстрасенс. И вроде бы, не колдун. Я вам сейчас объясню, почему.

Экстрасенсы – просто-напросто сверхчувствительные люди. Они могут чувствовать ауры, а некоторые работать с высшими планами, выхватывая из них обрывки информации. Обычные же колдуны связаны своей аурой с физической подложкой мира и непосредственно на нее влияют. Файерболы, всякие молнии это их хлеб. Ну, еще порталы. Черные колдуны (мразь!) стремятся к тотальному могуществу, основанному на большой крови. На отнятой жизненной энергии. В далекой молодости (когда это было, неважно) я был пацаном-экстрасенсом, затем почти что стал колдуном. И скажу вам, неплохо получалось. Но здесь от меня потребовалась регистрация в Женеве с полной проверкой и сканированием. Я на такое не пошел. Какое-то время я был монахом, настоящим, но появились фундаментальные разногласия с церковью. Именно с церковью, а не с богом. С богом я, как вы понимаете, пока что не общался. Ибо еще живой.

Кто я? Я дипломированный психолог-пенсионер. Мне такое состояние нравится, и я его каждые десять-пятнадцать лет его продлеваю. С полной сменой документов и переездом куда подальше от предыдущего места жительства. И с каждым разом эта моя процедура проходит все проще. Опыт, знаете ли.

Большего пока о себе не скажу. Ибо сам не знаю. Опасно мне это знать. Но! Я знаю, как это узнать.

Вы еще не запутались, милый читатель? А ничего, то ли еще будет.

Пенсия. Тьфу на нее… Живу я на частные гешефты. Сегодня, к примеру, почти взялся ремонтировать сына некоего олигарха. Не публичного олигарха, нет – теневого. Он мне сам так сказал. Типа, я, дед, работаю в тени и с такими людьми связан, что тебе вся Россия мала будет спрятаться, ежели ты что-то там. Типа, припугнуть меня решил, гаденыш.

«Дед», это он про меня так из-за моих красивых бобровых седин. А я что. А я ничто. Вбил в каждого из троих – с ним в кабинете сидело двое телохранителей – по закладке ненанесения вреда собственной персоне, то есть мне любимому. А потом просто развернулся и ушел. И никто меня не останавливал.

Мои закладки, если он не найдет мозголома, держатся месяц. Может, даже чуть больше, но нельзя рисковать. Пока я ехал в электричке в свой городок, я уже обдумывал план переезда. Куда?… Вспомнилось название – Томск. Никогда там не был. Достал коммуникатор и полез в сеть. Болото, нефть, студенты. Весело. Вполне пойдет. Завтра туда и уеду.

Еще когда электричка тормозила у родного перрона, я опять увидел Его. Надоел. В сером плаще, в серой шляпе. Без телохранителей. Человек из тени.

Так. Накидываю на себя маску «ни страха, ни агрессии» и иду мимо. Он заступает мне дорогу и начинает очень натужно и очень медленно выдавливать из себя слова извинения.

Эк его припекло! А припекло ли?… Нет, что-то не то. Совсем-совсем не то. Ну не может, он извиняться, не умеет. Не тот у него архетип.

Тревога. Тревожный звоночек. Для меня.

Совершенно банальная история на моих глазах стала приобретать непонятный оттенок. Вопрос – должен ли я лезть в эту историю?

– Уважаемый… э-э… господин Миколайченко! – это я ему, – Я боюсь, что мне очень трудно будет оказать Вам необходимую помощь. Реабилитация несовершеннолетних требует чрезвычайно доверительных отношений между родителями несовершеннолетних и психологом. Вы же прибегли к грубому давлению, а стало быть, Вы мне до конца не доверяете. Я со своей стороны тоже не уверен, что Вы будете следовать моим рекомендациям.

– Мой сын уже совершеннолетний.

– И что? Мне очень жаль. Искренне жаль. Но я не вижу никакого смысла продолжать дальнейшие отношения.

И легкую такую закладочку-соглашалочку ему в голову. Пусть он со мной пока соглашается. А потом я совсем исчезну.

Понятно, что я контролировал этот процесс. И вот тут-то меня пробрало. Моя закладка сформировалась и тут же сама собой распалась. Как бы растаяла. И закладки ненанесения вреда, которую я ставил в кабинете, тоже не было.

– Вот же… блях-тарабах!! – заругался я про себя. С чем я столкнулся, а главное с кем? Это какой монстр стоит за Миколайченко? И зачем, скажите пожалуйста, ему я? Непонятно и интересно. Очень интересно.

Я постоял и немного посоветовался сам с собой. «А если спросить?», – выдал неожиданную рекомендацию мой внутренний голос. И я спросил.

– Зачем. Я. Вам. Нужен. – задал я простой вопрос и сразу получил ответ именно от того, от кого хотел. В горле Миколайченко забулькало, он весь покрылся красными пятнами и с натугой захрипел.

– Про-ошу-у!.. Спа-а-си!.. Сы-ы-на-а!..

Черт побери!.. Как-то сразу стало ясно, что отвертеться от ТАКОГО дела у меня не получится. Но и в одиночку мне лезть в это пекло не хотелось.

– Ну, хорошо. Ладно. Я согласен. Я сегодня доделываю все свои дела. Завтра с утра я появлюсь у Вас в кабинете, и Вы отвезете меня к сыну. А сейчас прошу меня извинить, – я поклонился и быстрым шагом скрылся в здание вокзальчика. Уже внутри я перешел на бег – некогда, быстрее, быстрее! – и делал на себя «отвод глаз», после чего выскочил на маленькую привокзальную площадь.

Джип Миколайченко был не на самой площади, а на стоянке для служебного транспорта. Около него топтался один из бодигардов. Второй бодигард был внутри. Я сосредоточился и отправил куда-то в область его спинного мозга малый лечебный посыл «очищение организма». Бодигард сразу же забеспокоился, покрутил головой и очень быстрым шагом направился в сторону красной надписи «Туалет».

А я забежал в непросматриваемый промежуток между железной оградой и газетным киоском, достал коммуникатор и позвонил своему другу. Поэту.

– Здорово, Федя! – донеслось из коммуникатора.

– Я Алексей Коломийцев! И уже сто лет как не Федя. И тебе не кашлять, Поэт!

– Ладно, ладно, Скромник. Я все про все знаю. Чего надоть-то?

– Ты мне нужен, Поэт. По делу. Не поверишь, но, похоже, где-то монстр. Короче, делай портал на мой коммуникатор, хватай мнемокамеру и сюда. Быстрее, а то тут человек сильно страдает.

Поэт явился где-то минуты через три. Красиво все-таки он ставит порталы. Совсем незаметная прозрачная пленка нежно-салатного оттенка. Она идет волной, и вдруг, откуда ни возьмись, рядом с вами вываливается элегантный человек в тройке. Вот он и есть Васька Леонидов, колдун высочайшей категории, ведущий спец русского филиала всемирной сети «Антимонстр», хорошо известный среди нас, паранормов, по прозвищу «Поэт».

Поэт стал озирать ближайшие окрестности.

– Ну и где, – наконец, спросил он, – твой страдалец?

– В сортире страдалец сидит. Давай мнемокамеру, с него очень быстро надо показания снять. Жаль человека. Он в курсе, но не виноват.

– Значит так! Ты еще…

– Давай сюда! На нем «очищение организма».

– Трррах-таррарах-тибидох!!! Сукин ты сын, Скромник! Бух-трах-тарарах на тебя, что ж ты творишь!?? – жестоко заругал меня Поэт, но мнемокамеру вручил. И я, обновив «отвод глаз», – у своего джипа уже стоял рядом со вторым бодигардом всем на свете недовольный Миколайченко – метнулся к сортиру.

Сижу я в кабинете, в элитном здании в городе Москве на проспекте Мира. Сижу и думаю, что неплохо иметь в товарищах сильного колдуна. Поэт вместо канонических пассов вовсю использует щелчки пальцами – хорошо отработал пижон это дело. Щелкнул – вот и готов портал в головной оффис «Антимонстра». Эх-х, мне бы так. Хотя, хотя… Нет!! Не вспоминать! Пока что нельзя!..

Черт!! Так о чем я?… Забыл… Что-то отвлекся, и башка ужасно болит. А как ей бедной не болеть, если я уже целый час как «завис» на мнемокамере, находясь в прямом контакте с чужой памятью? Я ее просматриваю и систематизирую, то есть отделяю относящиеся к делу эпизоды от не относящихся. Мне еще повезло, Кузнецов Виктор Олегович – умный и неплохой бодигард. Это значит, что он сам по себе неплохо анализирует и делает выводы. К тому же, его научили правильно компоновать в памяти информацию. Это весьма существенно облегчило мою жизнь. В результате немалых трудов, я выделил три интересующих нас мнемофайла: профессиональные дела теневого олигарха Миколайченко, болезнь его сына Коли и необъяснимая смерть его жены Мариэтты. Крайне меня заинтриговали обстоятельства ее смерти. Весьма странные обстоятельства.

Поэт в это время мучался с другой мнемокмерой, вникая в мои сегодняшние воспоминания, которые я официально, то есть под соответствующую регистрацию и под протокол, хотел представить следственному комитету «Антимонстра».

– Все. Наконец, все готово, – сказал я и с удовольствием откинулся на спинку кресла. – Сразу же глянь в третьем мнемофайле эпизод под номером один. Это, как минимум… неординарно.

Я отошел к открытому офисному окну и стал глядеть на заходящее солнце. Стоял я там не очень долго. Поэт похмыкал. Затем сказал, что такое вряд ли может быть. Когда же он стал длинно и нехорошо ругаться, я привлек его внимание старой армейской пальцовкой «Молчание» и изобразил коряво порхающую птицу.

– А?… Как? Пожалуй ты прав, пора идти ужинать, – сказал Поэт и быстро выщелкнул портал. Мы крепко взялись за руки и вошли в него, чтобы уже в который раз ощутить это прекрасное и ни с чем не сравнимое счастье свободного полета.

Когда вы ставите портал куда-то в непонятное место, и в этом месте нет вашего маяка или дающего вам привязку дружественного паранорма, то ставить его рекомендуется примерно на высоте полкилометра над землей. И ни в коем случае не ниже. Спросите меня, почему так?

Беда в том, что стандартный трансэвклидовский портал, коли вы в него вступили, вытолкнет вас из себя, и вытолкнет с силой, превосходящей все разумное. Ее не смогли измерить, но вытолкнутый порталом клин из сверхпрочного усиленного магией материала расколол гранитную скалу как орех. При этом и скала, и клин, и окружающее пространство охлаждались до очень низких температур – в самом деле, где-то же ведь надо клину брать энергию для раскалывания скалы. Очень давно, еще в семнадцатом веке два молодых мага-фанариота уединились в горах Анатолии, пытаясь во всем этом разобраться. Далее как обычно, кто-то «стукнул» куда надо (или не надо), и на самом интересном месте эти исследования были пресечены. Крайне жестко. Магически-ассоциированная наука и магически-ассоциированные технологии давно запрещены под угрозой немедленного стирания личности… Слов нет!! Это же надо додуматься – запретить эксперименты, опровергающие закон возрастания энтропии!

Впрочем, о чем я?… Да. Так вот. Представим теперь, что вы не желаете быть размазанным по стене здания или нанизанным, как шашлык на древесныйсучок. Получается, портал надо ставить в вышине – там, где кроме воздуха, ну, или, в крайнем случае, птиц, ничего нет. Конечно, если в вас заключена особая невезучесть, вы все-таки вмажетесь в самолет, однако нормальные люди этим пренебрегают по причине практически нулевой вероятности.

Пусть вы вылетели из портала на пятисотметровой высоте, и что потом? Здесь необходимо заметить, что отнюдь не все паранормы владеют умением левитации, и в этих случаях при перемещении через «слепой» портал используется парашют. Но васькиных умений хватало. Хватало и на себя, и на меня и даже на обычное васькино пижонство. Держась за руки и экстатически вопя, мы с Поэтом заложили весьма странный косой вираж с винтом и каким-то чудом приземлились прямо на вершину каменного останца, выступающего из заросшего тайгой склона горы.

Камень, на котором мы сидели, был теплым, пахнувший хвоей ветерок был удивительно свежим, уходящие куда-то в бесконечную даль заросшие лесом предгорья завораживали взгляд. Разве вам самим никогда не грезилось вот так посидеть с лучшим другом?

– Восточный склон Северного Урала красив именно ранней осенью, – патетически изрек Поэт.

– Сейчас конец августа, лето.

– Ну и что? Колись, что хотел-то.

– Ты не успел просмотреть первый мнемофайл?

– Нет. Но основное вроде как ясно.

– Опять тебе все ясно! Ну-ну!.. – я демонстративно вздохнул.

– Что ну-ну, и что опять?! Возьмем, к примеру, эпизод смерти Мариэтты в загородном доме Миколайченко. Оба телохранителя утром проснулись от очень громкого не то крика, не то дущераздирающего стона, после чего ворвались в спальню. И что там они увидели? На полу на дорогом ковре рядом лежали отец и сын Миколайченко. Оба без сознания. Сверху на них, раскинув руки, находилась мертвая Мариэтта. Лицо ее было искажено жутким страданием, словно ее пытали. Далее.

Оба Миколайченко – и отец, и сын после этого каким-то образом обзаводятся подсадными душами. Тут никаких дополнительных доказательств, на мой взгляд, вроде бы не надо. По Миколайченко-старшему твоя сцена на перроне все, что надо, доказывает. А сын… Ты там выделил эпизод его буйства в первый день в психушке. Что же это было, как не острый конфликт личности с подсадной душой? Потом сразу идет быстрая его деградация до уровня ребенка – и что это, как не полное поражение его личности? Отсюда практически неизбежен вывод: Мариэтта – преступный паранорм или говоря проще – монстр. Она каким-то способом – я не знаю пока, как – смогла разделить себя на две самостоятельные псевдоличности, внедрила их в своего мужа и сына, и сейчас успешно крутит обоими. Такой мой анализ. И скажи мне, где и почему ты не согласен?

– Слушай, Поэт, я тебя вообще не узнаю. Твой анализ… как бы это сказать помягче… немного поверхностен. И соответственно, никакие выводы я бы на его основании делать не стал.

– Если сможешь, обоснуй.

– В первом мнемофайле есть один эпизод, который я специально не выделял и даже, можно сказать, спрятал среди других. Миколайченко рано утром, сразу же после гибели жены идет в офис и увольняет свою секретаршу. Причем по всем видимым признакам увольняет ее не он сам, а его подсадная душа.

– И что тут?… Естественный мотив для Мариэтты – ревность.

– Не спеши. Эту самую секретаршу я знаю как Тамару Лисицкую. Не помнишь, как два года назад разгромили в Питере сатанистов? Так вот, она – член той группы. У Миколайченко же в офисе она числилась как Тамара Волкова.

– О как! Интересно. Только одно мне неясно, откуда ты сам это знаешь.

– А я участвовал в том суде в роли присяжного от паранормов. Короче говоря, Тамара – единственный член той группы, которого не привлекли к суду. Она исчезла, а подсудимые в один голос клялись, что они ее затащили в группу насильно. Ну, что якобы она находилась у парней в сексуальном рабстве, а на жертвоприношениях лишь присутствовала.

– А у тебя, я понимаю, сложилось другое мнение?

– В деле была ее фотография. Я смотрел ее и так, и эдак. И в астрале я ее смотрел. Знаешь, по всем признакам, она сама кого хочешь поработит. Очень уж у нее волевое лицо.

– И, как всегда, Скромник, ты никому ничего не сказал?