Читать книгу Война Никиты Иванова - Андрей Объедков - Страница 1

Село Студенцы расположилось в степях Оренбургской области. Бескрайние поля, засеянные пшеницей, привлекали взгляд Никита Иванов. Сначала он любил бегать к отцу, работающему колхозе, мальчишке нравилось ездить на тракторе. А летом, наблюдать, как колосятся поля.

Но тридцатые годы двадцатого столетия были сложными: засуха заставила поволноваться даже жителей богатых регионов. А у Ивановых была многодетная семья. Никита, родившийся как раз на первую годовщину смерти Владимира Ильича Ленина – 21 января 1925 года, застал самые трудные времена. Становление молодой Советской республики, новая экономическая политика, создание колхозов. В 1932 году, когда мальчишке исполнилось семь лет, пошёл работать в колхоз и одновременно учился в школе. После занятий быстро забегал домой, выпивал стакан молока с хлебом и быстро на подмогу к родителям. Ведь нужно было заработать трудодни, по которым был план. Не выработаешь – не получишь скудного пайка из колхоза. Но несмотря на работу, все-равно закончил 7 классов и стал полноправным членом колхоза.

В мае 1941 года по селе начали появляться новые люди, они настораживали местных жителей. Нет, это были не чекисты. Слава Богу, коллективизацию местные жители прожили, да и урожай был нормальным, на жизнь вроде бы хватало.

– Это шпионы, – говорили меж собой бабы, – скоро война начнется, как пить дай!

Мужики вначале посмеивались. Но разговоры о шпионах не прекращались. Зашёл как-то Никита вечером в местный клуб, начал осматриваться. А сидевшие рядом на лавочке женщины разговаривали меж собой.

– Семёновна, видела, как сегодня у конторы и у сельпо сегодня вертелся мужик?

– В серой рубахе и чёрных брюках?

– Он самый. Подозрительный, уже который день вижу на улице: всё высматривает, у мальчишек что-то выспрашивает. Видела, что разговаривал с соседским Колькой. Подошла потом к нему, спросила, что дядька спрашивал, а Колька ответил, что выспрашивал сколько у него в семье человек, сколько из них работают в колхозе.

–Точно шпион. Наши и так друг друга знают, а этот сведения узнает…

– Как пить дай, быть войне…

В Оренбуржье уже несколько месяцев была напрягающая обстановка.

А 22 июня 1941 года запомнилось всем. Мужчин призвали в армию, поэтому вся нагрузка легла на женщин и подростков. Никита Иванов стал уже за двоих трудиться в колхозе: комбайнёром и трактористом. Он был рослым и смахивал за совершеннолетнего. Поэтому в середине января 1942 года, когда приехали представители военкомата, не задумываясь повезли на сборный пункт. Это увидели соседи и побежали в контору колхоза, где работала Александра Ильинична Иванова.

– Там твоего Никитку на фронт забирают.

У женщины поначалу онемели ноги. Но быстро опомнилась, быстро взяла конторскую лошадь и на санях помчалась на станцию, отыскала сына, поинтересовалась, где командир и стала доказывать, что его нельзя в армию.

– Ему еще шестнадцать, – доказывала мать. – Семнадцать только через неделю. А в армию ведь можно только с восемнадцати.

– Документы есть? – строго спросил политрук.

– Свидетельство о рождении дома.

– Если за полчаса успеете предоставить, то отпустим.

Женщина, как ошеломлённая помчалась на лошади домой, схватила бумаги и снова на вокзал. Когда еще на платформе увидела новобранцев, обрадовалась. «Не успели угнать», – промелькнуло в голове. И тут же к командиру. Тот проверил, сделал какие-то пометки в своих бумагах.

– Никита Андреевич Иванов! – выкрикнул он.

– Я!

– Шаг вперед!

– Вы свободны, проследуйте за матерью.

Какие чувства кипели у стоявших рядом парней, можно только догадываться.

А женщина кинулась на сына, обняла, посадила в сани, и повезла домой. Наивно верила, что война скоро кончится.

Но война продолжалась. Ожесточенные бои за центр и юг Советского Союза продолжались. 9 февраля 1943 года парню пришла повестка. Но тут уже мать была бессильна: парню уже 18 лет.

Направили его учился в Рижское пехотное училище, а потом на учебу в башкирский город Стерлитамак. Попов вроде бы обрадовался, рядом с Оренбуржьем, по соседству с родными краями. Но когда прибыл туда, защемило сердце: вроде до дома рукой подать, каких-то несколько десятков километров, а в гости сбегать невозможно. Ведь военное положение! Можно и под трибунал попасть.

К тому же курсантам не дали доучится, так как немцы подступали к Кавказу. Их – в эшелон и привезли в Северный Донец, где попали в 79 стрелковую дивизию. Прибывшие только что на передовую бойцы вначале обрадовались: их накормили, выдали новое обмундирование, винтовку и будёновку старого образца. Все были довольны, что отъелись до отвала. Такого уже не было давно. Но радость прошла уже к вечеру, когда пришлось идти в первый бой: вот уж была страшная мясорубка. Все, кто остался жив, подумали: лучше недоедать, но не видеть этого ужаса.

У командиров знакомство с личным составом порой было только по списку. Так как после каждого боя было новое пополнение и новые списки.

А Попову везло: несмотря на высокий рост, он умело уворачивался от пуль, проявлял находку и выделялся физическими навыками. Именно поэтому его вскоре направили служить в инженерно-штурмовую бригаду. Бойцам выдали штурмовые щиты из брони, которые одевали на живот и «брали» высотки, в которых засели фрицы. Эта бригада была чем-то сродни нынешнему СОБРу, который освобождает здания от бандитов, взявших заложников.

Шёл как-то бой за одну деревеньку. Названия у бойцов не запоминались. Отсчет шел на поселения «наши» и «не наши». А эта деревня была неизвестно чья: в одном доме советские солдаты, в соседнем – немцы. Колодец находится посредине. А пить хочется всем. Что делать? Начали договариваться, что за водой ходят по очереди: сначала советские солдаты, потом фашисты, а в это время никто не стреляет. Сильнейший пусть определится в бою. Вот такая договоренность существовала между враждующими солдатами. Но при этом заметили, что старые немцы были более разумными и более сговорчиво шли на уступки. А вот молодые были головорезы.

Да и в нашей пехоте были разные люди. Как-то в окопе во время боя, Александр Попов заметил, как один боец выстрелил себе в ногу, упал и лежит.

– Что с тобой, – спросил Никита, когда подбежал к нему.

– Немцы ранили.

– Я же видел, как ты сам себя…

– Нет, немцы, – доказывал раненный.

Его отправили в госпиталь, но Иванову пришлось выступать свидетелем на разбирательстве. Когда его оппонент вышел из больничной палаты, состоялся трибунал, на который вызвали всех свидетелей, которые видели эту ситуацию. Оказалось, что это наблюдало несколько человек.

– Мне хотелось попасть к любимой девушке, – оправдывался парень. – Давно не видел ее. Хочется с ней в кино…

– Но у всех же дома семьи, матери, у кого-то жены, к кого-то девушки, – говорил с презрением майор. – Но никто так не поступает.

Рядового приговорили к смертной казни и повели на расстрел. Долго стояла этак картина у Иванова в глазах. Жалко парня, но поступили с ним правильно. Было обидно, что с тобой рядом попадаются такие трусы, предатели. «Как можно рядом с таким идти в бой? Ведь подведет в любую минуту», – думал Александр. Лучше рядом будет меньше народу, но они будут преданные, которые не убегут и спасут в нужную минуту. И при этом мечтал попасть в танкисты: вот там действительно должна быть команда, готовая в любую минуту примчаться на помощь друг другу. Да что примчаться: в танке замкнутое пространство – бежать и так некуда. Поэтому он с удовольствием принял предложение пойти учиться в училище тяжёлых танков. После выпуска Попов служил командиром танка в Молдавии, Румынии, Прибалтике.

Было ранение и контузия после того, как подбили его танк. Но всем удалось спастись. За тот бой его наградили медалью «За боевые заслуги».

Вернувшись в строй Никита Иванов прослужил еще недолго. 31 декабря 1944 года, его направили в училище самоходной артиллерии, где переучивали личный состав с Т-34 на новый танк СУ-100. Именно последний был разработан под 100-милиметровые снаряды, которые свободно расправлялись с «Тиграми». Это училище перевели в Орджоникидзе, где он и встретил Победу. Но демобилизовался только в 1952 году.

Незадолго до этого уже танкисту, имевшему выслугу восемь лет, предложили пойти работать следователем в МВД Северной Осетии. Выбор был сложным: дома ждала мать, но семьи как таковой не было: холост. Да и привык к военному укладу. Поэтому остался в городе Орджоникидзе. За полтора года успел закончил десятилетку, при этом работал в полную силу.

А в производстве находились самые сложные дела.

Орджоникидзе был столицей Северной Осетии. При этом город был многонациональным: осетин жило чуть больше половины, четверть – русских, остальные – армяне, азербайджанцы, греки и много других национальностей. Проще было сказать, кого там не проживало. Горцы были гордыми людьми, но в послевоенное время жили не очень богато. А жить честным путём хотелось не всем. Поэтому во многих регионах образовывались банды, члены которых занимались кражами, обогащаясь за счет других.

Как раз в 1953 году в милицию стали часто обращаться люди, что у них обокрали квартиру. Заступив на очередное суточное дежурство следователь Никиат Иванов, получил сообщение от дежурного: обратилась пожилая женщина: у нее из квартиры похитили только что купленную шубу.

Выехали на место происшествия. Частный дом был неприметным. Можно сказать – убогим. Муж потерпевшей погиб на фронте, поэтому женщина поднимала дочурку одна. Брала разные подработки: обстирывала более богатых соседей за копейки. А недавно девушка закончила школу и поступила в институт и сетовала, что однокурсницы щеголяли в новых обновках. Вроде бы дочка была скромной, но женщина видела, что ей тоже хочется одеваться красиво и мечтала о новой шубе. Поэтому копила долго, откладывала каждый рубль, который никогда не был лишним. А когда принесла домой долгожданную шубу, была счастлива от того, как обрадовалась дочь, кинулась женщине на плечи со словами: «Спасибо, мамочка!»

Они повесили обновку в шифонерку. Дочка каждый день открывала дверцу и любовалась. Но радость длилась недолго. Как-то женщина, пришла домой и увидела беспорядок. Что случилось? Дочка не могла такое натворить, тем более сейчас она на учебе. В глаза бросилось разбитое стекло в форточке окна. Дверца шифонерки приоткрыта, а там нет шубы.