Читать книгу Хольбад, Ворон и другие - Андрей Павлович Глебов - Страница 1

Вечерело, к небу подкрадывались сумерки. Два кривоватых окошка глинобитной избёнки смотрели в сторону леса. Стена деревьев была так густа, что из окон казалось, будто стволы стоят сомкнутым строем.

В фонаре теплился огонёк. Светильник отбрасывал пляшущие тени на стены комнаты. Отсветы огня из печи двигались, словно живые. Большая семья ужинала молча. За длинным столом сидело девять детей, во главе – седой мужчина с сивой щетиной на подбородке.

Неторопливым движением крестьянин вытащил из чугунка пареную репу, положил на хлеб и стал дуть, остужая. После отца за своей порцией потянулись и детские руки.

Сегодня Маннмар медлил, исподлобья оглядывая многочисленных отпрысков.

– В общем так, – заговорил он. – Мы тут с матерью посоветовались. Хольбад отправится к Тоду.

Мальчик глянул на мать, она с извиняющимся видом улыбнулась. В вязкой тишине мужчина посопел, смёл со стола крошки и кинул в рот.

– Он самый младший из сыновей, – объяснил отец, – и самый бесполезный в хозяйстве. Колдуну Тоду нужен слуга, он хорошо заплатит.

Маннмар взглянул на сына и отвёл глаза.

Колдун обитал в глухом и труднодоступном месте Бурых холмов – у горной кручи, из-за которой поднимались дымы Долины гейзеров. Однажды во время похода за ягодами Хольбад видел мрачного старика в колпаке и длинной чёрной одежде. Жиденькая бородёнка дёргалась вверх-вниз, будто у него стучали зубы. Тод собирал травы и шептал заклинания.

Соседи рассказывали, что чародей ходит по лесу не один, а в сопровождении верного Кухайма – старого чёрного ворона. Кухайм перелетал с дерева на дерево так тихо, что не все его замечали. Зато те, кто видел, не хотели с ним больше встречаться.

Мальчик проснулся рано, когда братья и сёстры ещё спали. Мать растапливала печь.

– Попрощайся с ним, – велел отец жене после завтрака.

Мать расплакалась, поцеловала младшего сынишку в мягкую щёчку и оттолкнула – иди, мол.

Лачуга колдуна притулилась между старыми соснами на краю ложбины, по дну которой бежал ручеёк. Услышав карканье ворона, Тод крикнул из домика.

– Кто там? Это ты, Маннмар? Заходи.

Отец впихнул сына в дом. Колдун оглядел мальчишку выцветшими глазами.

– Вот мой сын, – проговорил Маннмар севшим голосом. – Он многое умеет и быстро учится.

– Ему не придётся учиться, – оборвал чародей. – Будет убирать дом, таскать воду и делать что прикажу. Плата как договорились.

Тод вынул две монеты по десять пиренов и швырнул к ногам Маннмара. Хольбад остолбенел: никто не смел так обращаться с отцом! Маннмар слыл вспыльчивым и злопамятным человеком, но теперь его словно подменили. Отец поднял деньги и отступил.

Тод указал на Хольбада сухим пальцем.

– Если буду им доволен, возьму ещё на год.

– Договорились, – кивнул крестьянин.

– Иди, – разрешил колдун.

Маннмар неловко поклонился и потрепал Хольбада по щеке.

– Ты уж постарайся, сынок, – сказал он. – Двадцать пиренов – большие деньги.

Из-под стола вышел осанистый Кухайм. Он развёл крылья, встряхнулся всем туловищем и распушил перья. Затем прошёлся по лачуге и склевал крошку с пола.

– Спать будешь здесь, – указал Тод в грязный угол. – А сейчас почисть очаг и вымой кастрюли, да чтоб блестели!

Ручеёк тихо журчал между кустами папоротников и зарослями хвоща. Хольбад беззвучно плакал, развозя подтёки грязи по лицу. Идти в лачугу не хотелось. Вдруг в затылок ударил крепкий клюв. Ворон взлетел на тёмную ель и растопырил крылья.

– Тебя приставили следить за мной? – спросил мальчик.

Нелегко будет под надзором чёрной птицы, но выбора нет. Поплескав в лицо водой, маленький слуга поднялся на косогор.

– На будущее, – сказал чародей, – двигайся побыстрее, иначе познакомишься с плетью. Не заходи за занавеску и не суй нос куда не просят.

Кусок замурзанного ситца перегораживал жилище пополам. Что там, Хольбада пока не интересовало.

Однообразная работа имеет несомненное достоинство: пока руки трудятся, голова свободна, и можно думать о своём. Главное – что-то делать, чтобы не вызвать подозрений Кухайма. Иногда Хольбад обращался к птице с вопросом или рассуждением, но ворон лишь склонял голову.

– И не надоело тебе здесь торчать? – спрашивал его Хольбад. – Думаешь, убегу? Как бы не так!

Пока мальчик хлопотал по хозяйству, Кухайм сидел на насесте, чистил перья, каркал и наблюдал за ним. Когда слуга отправлялся к ручью, ворон неохотно покидал любимое место и следовал за Хольбадом.

Мальчик безропотно повиновался колдуну и через несколько дней заметил, что ворон всё чаще задрёмывает, вместо того, чтобы присматривать за ним.

Волшебник отдавал кучу приказаний и отлучался в лес; возвращался с сумкой, полной трав и кореньев. Кроме неё, Тод брал и загадочный ящик с ремнём через плечо. Как ни старался Хольбад заглянуть в него, всякий раз получал от ворона удар клювом. При этом Кухайм каркал и разводил крылья в стороны, словно говоря: я тут ни при чём, таков приказ.

Хольбад пробовал подкупить его и ловил в ручье лягушек. Кухайм склёвывал их с аппетитом, чистил перья и вновь устраивался на насест.

– Обжора! – ругался Хольбад, но продолжал кормить ворона, потому что после еды Кухайм засыпал быстрее.

Однажды, когда ворон задремал, а Тод отправился в лес, Хольбад прошмыгнул в дом. Откинув занавеску, он торопливым взглядом обшарил закуток колдуна. Ящик был открыт, продольные и поперечные планки разделяли его на ячейки. В них лежали цветы, разложенные по размерам и форме, рядом находилась раскрытая книга. Пожелтевшие страницы, обтрёпанный корешок и пометки на полях указывали на её древность.

Хольбад не решился зайти внутрь, но с расстояния увидел, что в книге нарисованы цветы и выведены цифры. Движимый искушением, он всё-таки заглянул в текст. Записи его озадачили:

«Кельреутерия и клеродендрон – яшма

Аукуба и бобовник – малахит».

Внизу было ещё что-то написано, но на крыльце послышались шаги. Хольбад кинулся к очагу, и вовремя: Тод вошёл в лачугу и подозрительно посмотрел на слугу.

– Почему занавеска колышется?– осведомился чародей.

– Сквозняк, наверное, – пожал плечами Хольбад, сверкая кресалом.

По комнате прошёлся Кухайм. По заспанному виду птицы мальчик понял, что ворон прозевал подопечного.

Иногда за отварами и настойками к колдуну наведывались крестьянки. Избушку посещали и мужчины. Их занимали виды на погоду, болезни скота и другие мелочи.

Прожив у колдуна несколько месяцев, Хольбад знал, что чародей вообще ни с кем не общается, лишь вручит крестьянке мешочек с травой и возьмёт деньги. Её даже выпроваживать не требуется: она сама убежит, гонимая суеверным страхом.

Началась зима. Голые деревья растопыренными ветками тянулись в небо. Дом окружили высокие сугробы, и в лес ходить стало невозможно. Хольбад выбегал в сарай за дровами или к ручью за водой и тут же возвращался. Тод сидел дома в закутке. За занавеской звенели склянки, слышалось бормотание и шуршание, будто сухие стебли тёрли один о другой.

Кухайм сидел на жёрдочке у очага и подрёмывал. Колдун выпускал птицу полетать. Ворон возвращался взбодрённый холодным воздухом, но окутанный теплом и уютом, снова засыпал.

Чародей с головой ушёл в изыскания, стал рассеянным и ещё более сердитым. Отсутствие ворона было самым подходящим моментом, чтобы разузнать кое-что о делах Тода.

В ясный морозный день, когда Кухайм вылетел на улицу, волшебник не до конца задёрнул занавеску. Хольбад увидел, как Тод вынул из загадочного ящика пару высохших цветков, соскрёб с них пыльцу на бумажный квадратик и потянулся к склянке с цветущим растением. Он расправил лепестки, обмакнул цветок в пыльцу и наклонился над книгой. Борода Тода тряслась: старик читал заклинание. Затем макнул перо в чернила и углубился в вычисления.

Невовремя явившийся Кухайм был в прекрасном настроении. Он покаркал и взлетел на насест.

Однажды в середине зимы мальчику посчастливилось увидеть в закутке цветок, которого он ни разу не встречал ни в лесу, ни на лугах. Прямой как палка стебель имел овальные и жёсткие блестящие листья. Лепестки удивительного оранжевого оттенка по форме напоминали лепестки клевера, но в середине цветка топорщились длинные тычинки.

Когда ворон вернулся, и Хольбад захлопнул за ним дверь, в закутке что-то звякнуло. На середину комнаты выкатились мелкие камешки, на занавеске показался контур поднимавшегося с табурета Тода. Мальчик толкнул несколько камешков под кровать.

Он еле дождался следующего утра, чтобы выпустить Кухайма за порог. Тод, как всегда, шуршал в своём углу. Хольбад нырнул под кровать и, сжимая находку в кулаке, схватил ведро и бросился на улицу.

Чёрная вода в ручье звенела, ударяясь о тонкий лёд. Ледяные наросты сковали кривую корягу посередине русла, а пушистые охапки снега лежали на сухих пучках папоротника. Мальчик уселся на ведро и раскрыл ладонь, боясь дыхнуть. «Да это яшма!» – чуть не произнёс вслух Хольбад. Раньше ему приходилось видеть её, но большими кусками, а не в виде крохотных зёрнышек.

Зачем они Тоду? Не проще ли купить на руднике столько камней, сколько нужно? И тут что-то ёкнуло в его груди: на яшме была пыльца! Хобальда бросило в пот. Не может быть! Если Тод не обращался к рудокопам, то откуда у него яшма? Хольбад подвигал зёрнышки пальцем, среди них было одно зелёненькое. Малахит?

До рудников несколько дней пути, а до месторождений малахита ещё дальше; если колдун всё лето и осень собирал травы и цветы и никогда не приносил камней, тогда он сам эти камни и сделал. Но как?

Мучаясь загадкой, Хольбад зачерпнул воды и заторопился домой.

– Чего так долго? – заворчал колдун.

– Снега много, и мостки у ручья обледенели, – ответил слуга.

Тод спал после обеда, ворон, как всегда, дремал, а мальчик мыл посуду. Водя тряпкой, Хольбад сопоставлял то, что ему удалось узнать. Волшебник занимается травами и цветами, читает старинные книги и что-то вычисляет. После этого у него появляются вымазанные пыльцой кусочки яшмы и малахита. Возможно, есть и другие минералы.

Записи! Тод неспроста отметил – «то-то и то-то – яшма». А если это сочетание цветков? Интересно, как он ухитряется опылять растения в середине зимы? Может, помогают заклинания?

А что, если колдун выращивает цветы, которые вместо плодов рождают минералы? Хольбад задумался. Но зачем с ними возиться, если то же самое можно за гроши купить у рудокопов? Наверняка у Тода есть цель! Заглянуть бы в книгу, но чародей хранит её как зеницу ока, запирает в сундук, а ключ вешает на шею. Тайн и загадок становилось больше.

Раз в неделю Тод пил настойку, после чего у него разглаживались морщины, переставали трястись руки и менялась осанка. Волшебник явно молодел, но через три-четыре дня снова скрючивался, пальцы подрагивали, а глаза слезились.

К концу зимы Тод начал быстро стареть. Похоже, настойка помогала мало, слабеющий чародей всё больше нуждался в помощи. Хольбад не жалел времени и сил, ухаживая за ним и поддерживая в порядке хозяйство.

С приближением весны снег в лесу потяжелел и покрылся твёрдой коркой, ручей стал мутным от потоков талой воды. В ветвях загалдели вороны. Кухайму приходилось тяжко на прогулках: стая, завидев его, набрасывалась и клевала, пока старый ворон не улепётывал прочь.

Снег сошёл. Бурые холмы зацвели жёлтыми пятнышками цветов мать-и-мачехи. В лесу застучали дятлы и затенькали синицы. Настал день, когда должна была решиться дальнейшая участь Хольбада.

Маннмар за зиму осунулся, блеск в глазах потух. Из раскрытого ворота рубахи торчали острые ключицы.

– А ты возмужал, – сказал отец сыну и прошёл к кровати Тода.

Колдун открыл глаза.

– А, это ты? – проговорил волшебник. – Твой сын молодец.

– Возьмёшь его ещё на год? – напрягся Маннмар.

Тод кивнул.

– Он парень толковый, старательный, – обрадовался крестьянин. – Цена прежняя?

Колдун протянул Маннмару монеты.

– Это ещё за год, – прошептал Тод.

– Может, добавишь?

– Хватит, – помотал головой старик.

– Ты, сынок, старайся, – Маннмар встал, сжимая в руках картуз. – Мама о тебе вспоминает и вся семья тоже. Ну, я пошёл.

На следующий день Тод подозвал слугу.

– Помоги встать.

Колдун сел, подышал, кривя лицо, и опёрся на табуретку.

– Возьми мешок и ящик, – велел он. – А теперь пошли.

Перед домом прогуливался Кухайм. Заметив хозяина, он отвернулся.

– Думаешь, скоро? – спросил Тод ворона и скривил губы в улыбке. – Погоди.

Кухайм нахохлился и зашагал прочь.

– Веди меня к тем соснам, – приказал старик Хольбаду.

За стволами открылась полянка. Весеннее тепло пробудило к жизни шмелей, бабочек и быстрых мух.

– Сорви вот это, – показал Тод на неприметное растение с острыми листочками. – Ещё, ещё рви, не жалей. Завтра собирать будет поздно.

Хольбад ползал по поляне в поисках нужных растений, а старик сидел на пне и давал указания, пока солнце не повернуло на запад.

– Теперь беги за водой, – распорядился Тод, когда они вернулись в лачугу.

Старик зашелестел травой в закутке, на сундуке звякнул замок.

– Иди погуляй, – сказал колдун Хольбаду, когда вода на огне вскипела.

Мальчишка пошатался по двору, рядом вышагивал Кухайм.

– Служим ему, а он выставляет обоих! – бросил Хольбад птице.

Ворон остановился.

– Что смотришь? Я хоть знаю за что страдаю, а ты?

Из трубы потянулся дым, наполненный запахом трав. Время близилось к вечеру, но Тод не отпирал дверь, пока совсем не стемнело.

Утром старик встал с кровати сам, умылся и потребовал еды. Он съел полную миску супа из сушёных грибов и налил ещё. Мальчик не верил глазам: чародей выздоравливал и с каждой минутой наливался силой.

Один день перетекал в другой. Волшебник сидел на крыльце, щурился на солнце да покрикивал на Хольбада. Доставалось и Кухайму. Чтобы избежать придирок и нравоучений, мальчик и ворон, не сговариваясь, уходили к ручью.

К лету Тод поправился, стал бодр и энергичен и углубился в опыты с цветами. Для Хольбада опять потянулись унылые, наполненные работой дни. Колдун продолжал пить чудодейственный эликсир, но делать это ему приходилось чаще. Несмотря на невероятные свойства настойки, старость брала своё.

Лето и осень промелькнули незаметно. Ворон перестал следить за Хольбадом: приятнее было сидеть на насесте или парить над лесом. Колдун не гонял птицу за невыполнение обязанностей, ему было не до этого.

Тод выходил из закутка и подзывал слугу.

– Вот цветок, – говорил он, – принеси десять таких же. Смотри, чтоб не были объедены гусеницами, а то побежишь обратно.

Хольбад шёл на поляны, которые уже основательно изучил, и искал, что требовалось. С тех пор, как он понял, что Тод хочет получить загадочный минерал, мальчик начал собирать собственную коллекцию растений. Подражание волшебнику разнообразило рутинную жизнь и давало Хольбаду небольшую надежду на раскрытие тайны в будущем.

За томительными дождливыми днями пришли холода и первые заморозки. Трава покрылась инеем, а лес застыл будто на вздохе. Кухайм предпочитал теперь насест в лачуге возле тлеющего очага. Снег покрыл опавшие листья, а замёрзший ручей протискивался через суженное льдом и сугробами русло.

Вот и подошёл к концу второй год пребывания у Тода. С утра до вечера чародей пропадал за занавеской. За эти месяцы Хольбад не узнал ничего нового, но был рад скопившемуся у него запасу трав.

На отдельном листочке он писал пропорции, в которых колдун требовал их собирать. Хольбад с благодарностью вспоминал дядю Хвэнга, который научил его писать и читать.

Хвэнг был одинок. Жена его умерла, а детей у них не было. Одинокий сосед всем сердцем привязался к маленькому Хольбаду, и малыш платил ему тем же. Дядя Хвэнг мастерил мальчику бумажных змеев, весной делал кораблики из сосновой коры, а зимой катал на санках.

Однажды Хольбад сидел с Хвэнгом на лавочке. Сосед водил прутиком по песку, рисуя кружочки и загогулины.

– Знаешь, что это? – спросил он, указывая на рисунок.

– Похоже на забор, – ответил Хольбад и засмеялся, – но досок в нём маловато.

– А это? – Хвэнг начертил ещё закорючку.

– Эта половинка похожа на гуся, – предположил Хольбад, – а эта – на каплю воды, только очень вытянутую.

– Это буквы, – объяснил Хвэнг. – Из них можно складывать слова.

– Зачем? – удивился мальчик. – Если у меня есть слово, я его скажу. Для чего чирикать палкой по земле?

– А если меня здесь нет? Я ушёл в лес или к кузнецу Артону поговорить о том о сём?

– Тогда я сбегаю к кузнецу.

– А вдруг папа с мамой не отпустят? – не отступал Хвэнг. – Как узнаешь, сделал я тебе воздушного змея или нет? А если я напишу записочку такими буквами и приколю на калитку, то тебе не надо будет бежать к Артону.

– Здорово, – захлопал в ладоши Хольбад. – Значит и я могу тебе что-то нацарапать, и ты поймёшь?

– Конечно! Будем переписываться, и никто не узнает, что мы друг другу сообщаем.

– Постой, – сказал Хольбад. – А если мои братья и сёстры научатся писать и читать, они прочтут, что мы пишем друг другу.

– Чтобы научиться, надо иметь трудолюбие и усидчивость, а у них этого нет. Они ленивы и легкомысленны.

– Я буду трудолюбивым и усидчивым, – пообещал Хольбад. – Только научи быстрее, чтобы прикалывать записки на калитку.

Хвэнг засмеялся и дал первый урок.

Серым пасмурным утром Хольбада разбудило карканье. Ворон прыгал по дому и дёргал клювом занавеску.

– Ты чего? – спросил мальчик.

Кухайм не унимался. Он подпрыгивал и бил крыльями. При таком шуме колдун должен был проснуться.

– Успокойся! – цыкнул Хольбад на птицу.

За занавеской было тихо. Лишь потрескивал огонёк светильника на столе Тода. Работая по ночам, волшебник зажигал фитиль в плошке с салом и скрипел пером, мешая заснуть.

Хольбад набрался храбрости и сунул нос между ситцевыми полотнами. Колдун сидел за столом, уткнувшись в руку, вторая висела плетью. На полу валялось гусиное перо. Стол заполняли цветочные горшочки, тетради с записями, чернильница и стеклянные колбы. В углу стоял сундук с откинутой крышкой. В нём хранились знакомые Хольбаду мешочки с травами и книга, вызывавшая в нём столько любопытства.

– Эй! – позвал слуга. – Господин Тод, вы спите?

Чародей не шелохнулся. С бьющимся сердцем Хольбад прикоснулся к его плечу.

– Господин Тод!

Молчание колдуна нагнало страх, за спиной закаркал Кухайм. Тод был мёртв.

– Он умер, – сказал Хольбад ворону. – Он работал ночью и умер. Давай перенесём его на кровать, что ли.

Кухайм каркнул, на этот раз тише. Фитиль догорел почти до конца и стал чадить. Струйка дыма свилась в клубок и потянулась к потолку.

Хольбад вытер пот со лба и ухватил старика под мышки. Тод был тяжёл. Кое-как мальчик уложил его на кровать. Кухайм только мешал. Он скакал вокруг Хольбада и каркал.

– Надо его похоронить, – произнёс вслух мальчик.

Ворон полетел к порогу и задолбил в дверь.

– Сейчас, дай отдышаться, – отмахнулся Хольбад.

Выкопав могилу, он уложил на дно старое одеяло – не класть же Тода в грязь! – и поплёлся в дом за телом колдуна. Кухайм помалкивал.

Солнце вставало над лесом. Начинался новый день, но уже без Тода. Ворон, ухватив мальчика за рукав, потянул в дом.

– Упрямая птица! – сказал Хобальд, но поднялся и пошёл за ним.

Решительным движением слуга раздёрнул занавески. С чего начать? Может, с записей Тода? Тетрадок и листочков великое множество. Вдруг на плечо взлетел ворон и каркнул в самое ухо. Хольбад сбросил птицу.

– Разрезвился! – возмутился он. – Тода нет. Лети в лес, тебя здесь никто не держит.

Но Кухайм не собирался покидать лачугу. Он забрался на стол, влез на книгу и, приседая, стал каркать, тыча клювом в фолиант.

– Эй, осторожней, не разорви страницы!

Хольбаду пришлось взять книгу в руки. Ворон соскочил на стол и вытянул шею.

– Что, интересно?

Мальчик раскрыл том и прочитал:

«О понимании всех и всего. Трактат, составленный Гуменахом – Величайшим и мудрейшим профессором Института травяного дозора и травяного покрова (ИТДиТП). Для ограниченного круга лиц».

– Ого! – удивился Хольбад. – Редкая книга.

«Глава первая, – было выведено на следующей странице, – рассказывающая о понимании как таковом и о том, стоит ли стремиться понять всё и всех».

– Уже от названия делается не по себе!

Ворон снова каркнул.

– Чего тебе опять? – обернулся к нему мальчик.

Кухайм дотянулся до книги и просунул клюв между страницами.

– Ты хочешь, чтобы я посмотрел дальше? – догадался Хольбад. – Ну давай, если хочешь. Какую главу?

Ворон ткнул в то же место, куда и прежде.

– Ты хорошо знаешь трактат почтенного Гуменаха, – пошутил мальчик.

– «Глава двадцать вторая. В ней говорится о том, что птицы и звери могут разговаривать. Советы как их от этого отучить».

Хольбад глянул на ворона. Кухайм сидел на столе и смотрел на него.

– Неужели ты умеешь разговаривать? – прошептал Хольбад.

Кухайм каркнул.

«Широко распространено заблуждение, – говорилось в двадцать второй главе, – что если бы птицы и звери умели разговаривать, то жить бы стало интересней. Якобы, они могли бы передавать людям свои наблюдения, так сказать, со стороны; делиться знаниями, о которых люди и понятия не имеют. Это некомпетентное мнение основано лишь на человеческом невежестве и удивительном стремлении считать себя глупее других…».

– Почтенный Гуменах, наверное, знал о чём пишет, – сказал Хольбад, устраиваясь на табурет.

Картинок в трактате не было, поэтому он перелистнул несколько страниц безо всякого интереса. Когда Хольбад дошёл до следующей главы, Кухайм оживился и потыкал клювом в её начало. Там говорилось:

«Однако, существует противоположное мнение, так же хорошо обоснованное, как и предыдущее. Суть второй точки зрения в том, что нежелание узнавать новое свидетельствует о глупой самонадеянности исследователя. Между тем, необходимые знания находятся, что называется, под рукой, стоит лишь спросить о них кошку, собаку, рыбу или птицу…».

Хольбад опустил книгу.

– Никогда не думал, что рыбы умеют разговаривать! – удивился он. – Почитаем, что дальше.

«Особенности знаний животных и птиц состоят в том, что, в отличие от людских, сохраняются неограниченный период времени. Главным образом это касается знаний, хранящихся в птичьей среде.

Это объясняется не только особой памятью пернатых, но и тем, что птицы легко перемещаются над поверхностью земли, многое узнают и сообщают собратьям. Если что-то забудется в одной стае, то, благодаря такому обмену знаниями, сохранится в других птичьих сообществах».

– Умён был господин Гуменах! – покачал головой Хольбад.

Кухайм снова поковырял страницы.

– Посмотрим, что дальше, – уступил его просьбе мальчик. – Ух ты, отдельная глава о воронах, сороках и попугаях!

«Не только учёным, но и людям, не сведущим в науке, известно, что лучше всего воспроизводят звуки так называемые попугаи, или, как они себя именуют, народ кривоклювых.

Попугаи живут долго, легко обучаются человеческой речи, но сколь-нибудь связных суждений высказать не могут, потому что ограничиваются звукоподражанием, а не зрелым размышлением. Из-за этого подвергаются справедливым насмешкам бесклювых двуногих, то есть людей.

Пристальное внимание исследователь должен уделить каркающим созданиям, не принимая в расчёт их ближайших родственниц сорок. Болтушки-сплетницы только отвлекают серьёзного учёного от глубоких изысканий…».

– Какого высокого мнения Гуменах о воронах! – Хольбад с уважением посмотрел на Кухайма, однако тот был занят текстом.

«Если народ кривоклювых глупо повторяет слова, то для воронов овладение речью лучше начинать со вступления в силу приводимых ниже заклинаний. Сложность в том, что произнести их могут только люди».

– Вот в чём дело! – воскликнул мальчик. – Тогда, если ворон умеет разговаривать, существуют заклинания, лишающие его этой способности!

Поражённый догадкой, он заглянул в конец предшествующей главы.

– Да, такие заклятия есть, но если ты не умеешь говорить, – сказал он Кухайму, – то нужно тебя этому научить.

Ворон встрепенулся.

– Посмотрим, как это делается, – приободрился Хольбад. – Самое подходящее вот это. Внимание, начинаем!

Гала фама най, сдили хум бугай.

Свили куму ди, Кухайм, заговори!

Ворон раскрыл клюв и замер.

– Ну же! – подбодрил Хольбад.

– Ку-у, – протянул Кухайм.

– И всё? Может, другое заклинание попробовать?

Ворон потряс головой.

– Ку-у. Хайм, – выговорил он.

– Неплохо, – обрадовался мальчик. – Скажи ещё раз.

– Ку-у-хайм.

– Здорово! А ещё что можешь?

Птица сосредоточилась.

– Во… рон.

– Ух ты! Так ты лучше меня говорить научишься!

– До… лго, – произнёс Кухайм.

– Долго? – засмеялся Хольбад. – А куда нам спешить? Тренируйся, сколько хочешь.

Приближалось время обеда, и хотелось есть. Ворон устроился на насест возле очага и упражнялся в произнесении слогов. Пока Хольбад сбегал за водой, он уже выговаривал короткие слова.

Когда в котле забулькало, Кухайм легко произносил слово «Бульдом». Со словом «Налковол» пришлось повозиться, но с четвёртого раза ворон одолел и его.

– Хватит, потом подучишься, – сказал Хольбад. – Иди кушать.

Но Кухайм торопился заговорить по-настоящему и продолжал выговаривать слова. Труднее всего было избавиться от шипения, хрипа и чересчур резкого «р», свойственного воронам.

– Кухайм – ворон из Хорта, – сказала птица. – Из Хорта. Ворон.

– Ты быстро учишься! – поразился Хольбад.

– Я не учусь, – поправил Кухайм, – а снова делаю то, что когда-то умел. Сейчас поем и расскажу.

Сгорая от нетерпения, Хольбад ждал, пока ворон насытится жареной рыбой и додолбит хлебную корку.

– Спасибо, что сказал заклинание, – поблагодарил Кухайм. – Я ведь раньше разговаривал лучше многих людей. Если бы не Тод, говорил бы и по сей день.

– Так это колдун наложил запретительное заклятие? – воскликнул Хольбад. – Зачем же ты служил ему, да ещё меня клевал?

– У меня не было выхода, – смутился ворон. – Я надеялся, что Тод или кто-нибудь другой прочтёт заклинание, и я смогу разговаривать.

– Профессор Гуменах нашёл меня, когда я выпал из гнезда, – начал рассказ ворон. – Если бы не он, до меня добралась бы лиса. До сих пор зубастая морда снится! Профессор забрал меня к себе, я был тогда красноротым птенцом.

Когда Гуменах был молод и только постигал тайны природы, Институт травяного дозора и травяного покрова в Фирлау уже был в большой славе. В ИТДИТП работали виднейшие учёные. Они открывали тайны жизни цветов, плодов, травы и всех существ, связанных с травой: бабочек, птиц и мелких грызунов. Знания, накопленные несколькими поколениями учёных, помогали им заботиться о природе и охранять её от неосторожного вмешательства людей.

С Институтом травяного дозора поддерживают контакты учёные всех королевств, а также феи. С участием этих волшебниц проходят регулярные семинары по осушению болот, миграциям птиц и другим важным проблемам.

Работающие в Институте исследователи – это настоящие знатоки своего дела, а не какие-то завалящие колдуны, которые без своих заклятий ничего не могут сделать. Вместе с тем, профессора Института способны вызвать фею, а также собрать тучи для дождика, если лето слишком жаркое, и травы начинают сохнуть.

Так вот Гуменах настолько увлёкся травами и цветами, что по рекомендациям видных профессоров поступил в Институт, закончил его с отличием, а потом сам стал профессором и остался в Институте преподавать.

Жизнь учёного связана с постоянными конференциями, выступлениями на семинарах и на учёном совете. Со временем всё это стало тяготить уважаемого Гуменаха, в то время как его серьёзные исследования стали приносить первые результаты.

К тому времени авторитет Гуменаха не только среди травяного дозора, но и среди фей был настолько велик, его научные достижения были так значительны, что профессор удостоился присвоения ему почётного титула Величайшего и мудрейшего.

Между тем, почётные звания Гуменаха не интересовали, он полностью погрузился в исследования и с двумя своими учениками – Эльдом и Тодом – ушёл из Института. Профессор уединился в лесной избушке, чтобы успеть довести исследования до конца.

Величайший и мудрейший почти закончил свой фундаментальный труд, но неожиданная кончина оборвала работу Гуменаха. Его многочисленные записи остались без окончательного обобщения и выводов.

Тода я знал, он отличался жадностью, хотя определённые способности к наукам у него были. После смерти учителя Тод присвоил себе трактат великого Гуменаха и связался с колдовством.

Второй ученик Гуменаха стал профессором. В отличие от Тода, Эльд видел в науке о травах и цветах и вообще в травяном дозоре источник захватывающих тем для научных поисков. Эльд отправился жить на мыс Аронай, а от рукописей Гуменаха ему остались жалкие крохи, но даже ими Эльд очень дорожил.

Уважение к великому Гуменаху и беспокойство за его труды заставили меня последовать за Тодом. Догадавшись о моих намерениях, этот прохвост наложил заклятие, и я замолчал на долгие годы. Мне оставалось только каркать, о человеческой речи пришлось забыть.

Гуменах начал поиск того, до чего ещё никто не додумался. Величайший и мудрейший задумал вырастить цветок, приносящий в качестве плода минерал.

– Я тоже это понял, – сказал Хольбад. – У Тода в записях было что-то про яшму и малахит.

– Создать цветок, рождающий яшму или малахит Гуменаху не составило труда, – ответил ворон. – Подлый Тод лишь повторил опыты учителя, получив камешки. А дальше что? Он не сдвинулся с уровня, достигнутого мудрейшим Гуменахом.

У Величайшего была конечная цель – вывести цветок, в недрах которого родился бы алмаз. Гуменах приблизился к этой тайне, но довести дело до конца не успел. Вместо алмазов у него выходили кристаллики горного хрусталя. От них до алмаза – один шаг. Создать красноватую яшму и зеленоватый малахит просто. Трудно обесцветить минерал.

– Из алмазов делают бриллианты, – раздумывая, произнёс Хольбад.

– Гуменах не бегал за богатством, – заверил мальчика Кухайм.

– Тогда зачем ему алмаз?

– Его ценность в другом, – ответил ворон. – Тод догадывался, но так и не понял в чём, жадность застилала ему глаза. Я находился рядом, когда Гуменах проводил опыты. Один раз учитель произнёс: «Ты исполнишь любое желание».

– Кому он это сказал? – насторожился Хольбад.

– Цветку.

– Значит, сам алмаз должен был исполнить любое желание? Вот это да! – Хольбад даже сел на кровать.

– Тод вчитывался в главу трактата, которая называется «О понимании богатства и его влиянии на людей», – продолжал Кухайм, – но ни разу не заглянул в главу «Как понять, чего же мы хотим».

– Тод был уверен, что знает, чего хочет, – закивал мальчик.

– Конечно, – подтвердил ворон. – Хотеть стать богатым – что может быть проще?

Вдруг Кухайм замолчал и взглянул на мальчика.

– Ты должен продолжить дело Гуменаха. Ты должен вырастить алмаз!

– Я? – оторопел Хобальд. – Зачем он мне? Почему бы этим не заняться Уате Ругле? Она фея цветочных полян.

– Дело в том, что люди и феи заняты разными делами. Феи связаны только с природой, с силами леса, воды и полей. Их знаний недостаточно, чтобы создать алмаз. Ведь он неживой, значит феи не могут им заниматься. Поэтому дело Гуменаха должен продолжить ты, – настаивал ворон.

Неожиданно перед Хольбадом открылся путь, по которому можно идти всю жизнь, хотя неизвестно, дойдёшь или нет. Великий Гуменах не дошёл. Хольбад с сомнением взглянул на Кухайма. Ворон сверлил его взглядом чёрных блестящих глаз.

Чем больше мальчик раздумывал, тем яснее понимал, насколько это интересно. Вырастить цветок, рождающий алмаз, который исполняет любое желание!

– Давай попробуем, – сказал Хольбад ворону. – Только я думаю, что без помощи феи нам всё же не обойтись. Где мы отыщем Уату Руглу?

– Предоставь это мне, – обрадовался Кухайм.

С рассветом пласты тяжёлого тумана приобрели прозрачность и начали растворяться. По краям поляны шептались кусты. Запахи влажной земли и облитых светом трав насыщали воздух. Хольбад вышел на крыльцо и потянулся. Он передёрнул плечами и побежал умываться. Очистив поверхность воды в бочке от нападавших сухих листиков и жучков, набрал в грудь воздуха и плеснул на себя. От холода перехватило дыхание.

В очаге запылал огонь, на сковородке заскворчала рыба. Где же ворон? Хольбад успел навести порядок, когда перед дверью закаркали. Мальчик побежал открывать.

– Я слетал к Долине гейзеров, – объяснил Кухайм, – чтобы успеть встретиться с Уатой Руглой, пока она не улетела. Фея раскроет цветы на последней поляне и скоро будет здесь.

Хольбад и ворон уселись на скамейку под окном лачуги. Цветы перед домом расправили лепестки, в их сердцевинах трудились шмели и пчёлы. Над головой звенела мошкара.

Что-то похожее на лёгкую бабочку промелькнуло в траве.

– Вот она, – обрадовался Кухайм.

Уата Ругла была легче паутинки, поднятой вверх волной тёплого воздуха. Жёлтые крылышки с синими и красными пятнами мелькали над сочной зеленью кочек. Фея несла крохотную прозрачную сумочку, из которой торчали кисти для раскрашивания и опыления цветов. Склянки с нежным нектаром привлекали пчёл и рои бабочек.

Ворон полетел навстречу. Поднявшийся от взмахов его крыльев воздух отбросил гостью к черёмухе. Кухайм приземлился перед кустом и подошёл к Уате Ругле.

– Спасибо, дорогая фея, что прилетела в Хорт, – Кухайм поклонился. – Вот Хольбад, о котором я говорил.

Уата Ругла сделала реверанс:

– Уважение к памяти мудрейшего Гуменаха привело меня сюда.

Хольбад ожидал увидеть прекрасную женщину в ниспадающих одеждах с волшебной палочкой в руках, но известная во всех королевствах фея оказалась похожей на мотылька. Уата Ругла опустилась на травинку и сложила крылья.