Читать книгу Уроки английского - Андрей Владимирович Фёдоров - Страница 1

Какой у вас был самый нелюбимый предмет в школе? Быть может, физкультура? Или труды? Математика? Скорее всего… Химия! Да, да! Химия! Какой ещё другой предмет может бесить больше, чем тот, который ты не понимаешь сильнее всего? У многих при виде химических формул глаза на лоб лезут. Но в школе всё это были цветочки. Ягодки – это когда нужно расписать название вещества типа ДДТ Дихлордифенилтрихлорметилметан, например, если языком науки. А свой обывательский такими наименованиями веществ не раз сломать успеешь. А если ещё вспомнить химическую формулу… Крыша поедет!

Но лично у меня сложность самого предмета никогда отвращения не вызывала. Важно больше, какой учитель читает материал. Если он хороший и отношения с учениками у него нормальные, то даже самый сложный предмет вытянуть на тройку можно без проблем. А вот если контакта нет и химическая связь не складывается, то хоть убейся в попытке постараться, но знаний никаких не получишь. Да и желание, если и было с самого начала, то довольно быстро пропадёт после первых неудач в попытке прогрызть гранит науки.

Так и вышло с моим учителем английского языка Савиной Натальей Ильиничной. Как бы строга ни была, например, Лилия Александровна, какими бы сложными ни казались мне химия или физика, ненавидел я больше всего уроки английского, от которых меня воротило тогда, воротит при воспоминаниях и сейчас. Притом, не сказать, что в отличие от Лилии Александровны она выглядела плохо внешне. Голос – приятное, невысокое и не низкое сопрано, из одежды всегда строгие платья, короткая, но пышная стрижка, а полнота была не такой уж и выразительной, чтобы отвращать. Но за приятной внешностью и прямо таки нежной улыбкой скрывался, лично как по мне, настоящий тиран.

Правда сразу стоит отметить, что в моей нелюбви к английскому по большому счёту учитель не особо и виноват. Иностранные языки вообще все в принципе мне давались тяжело, ведь помимо английского, уже будучи студентом, я учил ещё французский и латынь, так что свои способности к полиглотству знаю. Правда, если по-английски пока что ещё помню многие слова и способен перевести на слух простые речевые конструкции, то на занятиях по французскому я вообще в ужасе пребывал, еле усваивая хоть что-то на самом примитивном уровне. После убедился лишь в том, что лучшее время для начала изучения нового языка – второй класс школы, когда нам и начали преподавать уроки английского. А своё убогое знание иностранных языков до сих пор люблю оправдывать тем, что прочитал в одной из книжек: мол, Наполеону Бонапарту при обучении иностранные языки тоже плохо давались, но это не помешало ему всю Европу на колени поставить. А Джон Толкин – признанный профессор лингвистики, вон, эльфийский язык сочинил с нуля, а русский так и не осилил, хоть и пытался. Правда ли про Наполеона или нет, не знаю, но для оправдания эта история, как и факт из жизни Толкина сойдут.

В своё же время, начиная изучать английский уже со второго класса, я вообще не ожидал, что так с ним обожгусь в итоге. В первые годы всё давалось довольно просто, а мы только слова заучивали и учились составлять простые предложения в настоящем времени. Наталья Ильинична каждое утро встречала нас лучезарной улыбкой, всегда в приподнятом настроении. Всё в целом было неплохо, но для подстраховки мне даже вполне себе хорошего репетитора наняли, посему результаты должны были стать ещё лучше.

Но не станут. С самого начала мне репетитор так и говорила:

– Учи неправильные глаголы. Потом проще будет.

Говорила мне она это ещё до того, как заставили в школе учить этих самых «неправильных пчёл». В тот же вечер я посмотрел на список глаголов и подумал: «Да ну его к чёрту этот английский…» Мысль эта стала пророческой и к шестому классу школы воплотилась в реальность. К тому времени я перестал что-либо понимать, а первые несколько изучаемых нами из шестнадцати времён приводили меня то в ужас, то в бешенство. Ведь вот есть русский язык: у него настоящее, прошлое и будущее время. А в английском их целых шестнадцать! Вот куда им столько? «Они их на зиму засаливают что ли?» – рассуждал я в свои двенадцать лет. И то, что глагол в английском языке с учётом времён куда более информативен, чем в русском языке даже без контекста, я в это даже вникать не хотел. Я русский! Живу в России, покидать Родину никуда не собираюсь, так что на иностранных языках мне шпрехать не к чему!

Ужасаясь тому, что у меня совершенно нет тяги к английскому, и вздыхая от негодования, Наталья Ильинична однажды спросила:

– Почему? Английский язык столько всего открывает! Езди, куда хочешь, и будь уверен, что кто-то тебя да и поймёт, учись в самых престижных университетах, работай в самых престижных компаниях. Ну почему ты не хочешь учить язык?!

А я тогда всерьёз увлёкся военным делом и даже хотел стать армейским офицером, потому и отвечал честно:

– Я хочу связать жизнь с армией России и никуда не собираюсь с моей Родины уезжать.

Наталья Ильинична улыбнулась.

– Похвально. А теперь представь ситуацию, что Россия воюет с США, и к вам попал в плен вражеский офицер, у которого нужно узнать разведданные о численности войск противника. Что тогда будешь делать? Ведь без знания английского спросить его не сможешь…

В ответ я пожал плечами и с тех пор даже не задумывался о карьере офицера в российской армии. Любая профессия хороша, где не надо знать английский!

Короче говоря, я окончательно для себя решил уже тогда, что свяжу свою жизнь с Россией и никуда отсюда не уеду, потому что не хочу, потому что НАТО разбомбили Югославию, потому что американцы и европейцы относятся к русским высокомерно и считают нас неотёсанными варварами. В результате у меня было оправдание на каждый день, почему я не должен учить английский. Правда, учителю на эти оправдания плевать, так как есть учебная программа, и её все должны закрыть. В результате для меня выходить на тройку по английскому каждую четверть было настоящим подвигом. Я заваливал чуть ли не каждый тест на запоминание новых слов, на знание неправильных глаголов. Знаменитый зелёный сборник упражнений Голицынского по грамматике английского после очередной двойки был готов сжечь целым тиражом вместе с автором. Модальные глаголы вообще в отчаяние приводили. Единственное, что позволяло выходить на тройку – это заучивание текстов на английском и чтение с переводом. В остальном я пообещал себе когда-нибудь сделать панковский альбом-протест группе «Ramones» с их альбомом «Rocket to Russia». Свой бы назвал «Ракетой на США» или на Великобританию, где в песнях с восторгом пел бы о том, как сжигаю в ядерном пепле целую страну только за то, что получил очередную двойку по английскому, мол, лучше бы вашего языка вообще никогда не существовало, иначе я бы так не мучился.

Это потом уже после школы, когда пожил в Питере, в Нижнем Новгороде, когда повидал жизнь, когда заразился оппозиционной борьбой и сходил на все антипутинские протесты, организованные Навальным с того момента, как он объявил о желании стать президентом, до его ареста – только тогда вдруг понял, что английский знать не так уж и бесполезно, а иногда даже и жизненно необходимо. А то вдруг придётся драпать из России, если спецслужбы захотят посадить. Но что с возу упало, как говорится, то пропало, да и лень-матушка выучить английский сейчас не позволит. Так что напоминаю вам: Навальный – бандит, и место ему в тюрьме! А вот Путин, он да… Ого-го! Да ещё какое! И вообще: если не нравится в России – вали в США и там говори на своём этом буржуйском англо-саксонском! Вот так вот! А сажать меня не надо…

Но это всё будет потом. А тогда мои мучения продолжались. Например, в восьмом классе Наталья Ильинична решила как-то дать восемь тестов за один урок. Ну вот решила она так побаловаться, повеселить себя, да нас помучить. Когда все сдали тесты, она перед проверкой с довольной ухмылкой спрашивает класс:

– Смотрите, в чём проблема. Тестов восемь, да? Так как они смежные, я могу вам поставить одну оценку за два теста или по одной за каждый. Вам как лучше будет? Выбирайте!

Я тут же кричу:

– Одна за два теста!

Но тут же «отличились» наши отличницы, особенно Паулаускас. Хором начали кричать, мол, подавай им по каждой оценке за каждый тест.

Наталья Ильинична довольная улыбается и кивает.

– Хорошо. Тогда всем ставлю по оценке за каждый тест.

– Ура! – с восторгом кричат отличницы.

«Твою ж мать…» – вырывается у меня из глубины души, но сделать уже ничего было нельзя. Просить учительницу поставить мне только четыре оценки оказалось пустой тратой времени. Слушать ничего не захотела, мол, все в равных условиях. В итоге в тот день получил восемь двоек за урок… До сих пор помню, как глядел на уже не на приятную некогда, но мерзкую ныне ухмылку Натальи Ильиничны, пока она рисовала мне в журнале оценки. Хотел реветь от ужаса, да и разорвать на куски училку вместе с отличницами, которым, разумеется, восемь пятёрок за день получить было только по кайфу. Не знаю, кому это удавалось до меня или после меня, но в нашем классе за все одиннадцать лет моего рекорда за урок побить никто так и не смог. Восемь, чтоб Наталью Ильиничну и всю эту проклятую Великобританию вместе с её богомерзкой королевой и всеми англичанами, двоек! Как закрывал, не спрашивайте: драли меня, как говорится, и в хвост, и в гриву…