Читать книгу Покушение - Андрей Владимирович Кадацкий - Страница 1

ГЛАВА I

Стародубцев искоса рассматривал Фанни Каплан. Двадцативосьмилетняя, худощавая, бледная лицом. Карие глаза, бегающие из стороны в сторону, словно мечущиеся зверьки. Над правой бровью продольный рубец – неаккуратная работа со взрывчаткой навсегда оставляет след. По неестественности позы, подергиваниям, ощущалось физически – Фанни психически слаба. Хотя внешне спокойна, даже холодна, ничто не предвещает. Но история знает точно. Выстрелы этой женщины – смертельные ранения для вождя мирового пролетариата, несовместимые с активным управлением государством. Ленин проживет овощем до конца дней, хотя многое успел бы сделать для любимого проекта – Страны Советов.

Володя Стародубцев сконцентрировался, сжал кулаки, сдерживая рвущееся дыхание. Он не блистал силой конституции, – сутулящийся очкарик сорока двух лет, с сединой в темных волосах и тряпичными мышцами, в потертом пиджаке, обвисших брюках, неудобных очках. Но в задуманном много силы не нужно.

В одной руке Каплан держит зонт, в другой – саквояж. Белая шляпка сбилась на бок, – дама совершенно не заботится о грации. Ленин у машины беседует с сорокалетней женщиной, жалующейся на судьбу. Принимает деятельное участие, размахивает руками, обещает разобраться. Террористка подслеповато щурится, желая сфокусироваться на объекте, как все близорукие. Сейчас она достанет браунинг и выстрелит три раза. А может, четыре. На месте преступления найдут четыре гильзы, но это не точно. Протоколы, свидетельства, показания, словно сшиты из противоречий и туманов. Стародубцев долго шел к этому моменту, многое претерпев.

Несколько месяцев назад он пришел в турагентство. Домофон. Бетонная лестница. Исписанные стены. Второй этаж небоскреба. Потертая вывеска. Железная дверь. Яркий свет светодиодов. Низкие потолки. Электронные часы на желтизне стены. Столик букового цвета. Закрытые жалюзи. Холодный запах пустого пространства. Из достопримечательностей – репродукция картины Сая Твомбли «Без названия». Под каракулями, стоящими в оригинале сотни миллионов, надпись: «Не можешь найти смысл жизни – придумай себе сам!»

– Майкл Фиксач, – причмокнув, представился тридцатипятилетний мужчина с круглым животом, по-хозяйски развалившийся в директорском кресле. Пиджак и белая рубашка задергались в такт дыханию. Черный бобрик волос заходил взад-вперед, на лбу заиграли струны морщин.

– Владимир Стародубцев, – ответил очкарик в потертом свитере и джинсах, с разрешающего жеста присел на стул. Серые точки глаз следили за ужимками визави, робкая улыбка чуть трогала губы.

Поизучав клиента взглядом, Фиксач хрюкнул и достал из внутреннего кармана пластиковый сверток. Он быстро развернул пластмассу, – планшет мгновенно включился. «Старенький, – отметил Володя. – Уже год, как снят с поддержки».

– И куда вы хотите на отдых?

– 1918 год, 30 августа, Москва.

– Интересный выбор! – Майкл шмыгнул. – Насколько я помню по школе – тогда произошел какой-то переворот. Что-то там коммунисты намутили.

Майкл ожидающе посмотрел на клиента.

– Великая Октябрьская революция произошла в 1917-ом. – Владимир верно угадал направление мыслей собеседника.

– Йес, йес, оф кос. Обычно, в то время ездят ученые, историки, профессора, но они работают с крупными фирмами, по госпрограмме.

Директор местечковой фирмы широко развел руками, словно предлагая собеседнику оценить здешнее пространство и сравнить с респектабельностью конкурентов.

– Вы историк?

– Ноу.

– А кто по профессии, если не коммерческая тайна? – Фиксач, как все продавцы, старался разговорить угрюмого клиента, расслабить.

– Программист.

– О-о, замечательная работа! Сам хотел, но не потянул, – математик из меня никакой. – Майкл деланно рассмеялся, исподлобья изучая посетителя, шмыгнул носом. – А что в этой дате примечательного?

– Покушение на Ленина.

– А Ленин – это…

– Предшественник Сталина.

– А-а, как же, как же, помню. Сталин – тиран, кровопийца, убийца народов. Репрессии, Вторая мировая, Гулаг…

Володя кхерхнул, поморщился, потер нос.

– Слушайте, если вам нравятся политические убийства, может лучше посетить смерть Кеннеди? Этот тур у нас пользуется большим спросом, я и сам летал. Сейчас как раз есть горящая путевка!

Фиксач запустил видео, повернул планшет к клиенту. Отретушированная хроника. Представительский кортеж. Тридцать пятый президент США. Пули в шею. Мечущаяся Жаклин.

– Сенкью. – Стародубцев скривил губы. – Но я хочу именно в Россию 1918-го.

– На какой срок?

– На день, два.

– Ясно. – Директор поджал губы, развернул планшет к себе. Он не любил трудных клиентов. – Путешествие обойдется вам… в десять тысяч долларов.

– Окей.

Фиксач хрюкнул и поперхнулся. Зрачки невольно увеличились в размерах. Цену заломил, но клиент без гонора, согласный на любую сумму. Будто продешевивший человек, турфирмист спешил накинуть:

– Если вам нужна страховка и полное сопровождение, то это составит еще пять тысяч.

– Не нужно.

– Но-о… Во избежание эксцессов. Вас же могут убить, и это по-настоящему. Форевер. А так специально обученные люди из Агентства Времени будут за вами наблюдать, отслеживать каждый шаг и, в случае малейшей угрозы, выдернут из прошлого. Вы даже испугаться не успеете.

– Я попробую справиться сам.

– Ну, окей. Когда вы хотите ехать?

– Прямо сейчас.

– Сколько денег возьмете с собой?

– Тысячу долларов.

– Окей. Итого с вас одиннадцать тысяч. Разумеется, все непотраченные средства будут вам возвращены по окончанию поездки.

Владимир кивнул. Майкл быстро забарабанил пальцами по планшету. Предвкушение барыша приятной пульсацией встрепенуло тело, улыбка расползлась до ушей, радостно неслись причмокивания, подхрюкивания, подшмыгивания. Володя еще раз безучастно осмотрелся, глянул на окно. Жалюзи надежно скрывали потуоконную жизнь. Оно и правильно. Второй этаж небоскреба, зажатого такими же великанами. Наблюдение в окошко сродни подглядыванию в замочную скважину за голой стеной.

– Хотите ознакомиться с договором? – Фиксач оторвался от планшета.

– Он у вас типовой?

– Йес.

– Тогда не стоит. Сенкью.

– Ю велкам!

Директор протянул руку. Программист взаимно. Пожали, схватившись за предплечья. У Майкла оказалась крепкая рука, или просто у Стародубцева слабая, он забыл, когда последний раз занимался спортом. Владимир собирался купить электростимуляторы. Удобно, – лежишь на диване, а мышцы растут. В сегодняшнем мире физическую силу заменило оружие, свободное распространение, минимальные требования лицензирования. Приобретение пистолета он отложил, как покупку стимуляторов.

Секунда и договор заключен, требуемая сумма списана со счета клиента и записана на счет турфирмы. Вшитые в запястье чипы проводят транзакции мгновенно.

Майкл встал, жестом пригласил следовать за собой. Он открыл пластиковую дверь в соседнее помещение, вошел, нащупал выключатель. Володя усмехнулся. Видимо, дела в фирме идут грустно. Все давно перешли на фотодиоды, – свет включается, едва человек приблизится к порогу.

Пустая комната озарилась. Мириады лампочек, светильников, подсветки. Программист прищурился, привыкая к слепящей яркости. Очки-хамелеоны быстро справились с контрастной вспышкой, вернули хозяину комфорт зрения.

Светло-коричневые стены бликовали. В центре комнаты находилась красная стойка с квадратным пультом и поручнями по бокам. Белый круг на полу очерчивал зону перемещения.

– Насколько я понял, вы уже бывали в прошлом… – Фиксач излучал заботливое участие.

– Йес.

– Значит, вас учить не надо. Как видите машинка старенькая, все просто. Не могу предложить вам кресло для путешествия с удобствами, как в крупных фирмах, но… там и ценник другой.

Директор причмокнул, точно в оправдание, сделал мордочку виноватого слоненка из диснеевских мультиков, вытеснивших остальные. Стародубцев покивал.

– Сами введете дату и место или помочь? – Майкл быстро прошмыгал носом.

Владимир вошел в круг, размял пальцы, словно собирался сыграть на фортепиано. На самом деле сквозь эргономичные очки изучал клавиатуру. Отточенными движениями он защелкал по клавишам. Маленький дисплей транслировал последовательность: тридцать, ноль, восемь, один, девять, восемнадцать. Москва, Завод Михельсона, четырнадцать, два ноля.

Митинг начнется в семь-восемь вечера, – исторические данные разнились. Для освоения в новом мире Володя брал с запасом.

– Она умеет определять местоположение по объектам, новым названиям улиц?

– Оф кос! Старенькая, но не до такой же степени! Правда, приземлит с разбросом в несколько километров. Не ждите эпицентра.

– Окей.

– Гуд лак и приятного отдыха! Если вы вернетесь раньше или меня не будет на месте, просто захлопните дверь, – попросил хозяин и добавил извиняющимся тоном: – У меня, как видите, нет секретарши. Фирма приносит все меньше прибыли, корпорации вместе с властью совсем зажали малый бизнес. Но мы еще поборемся! Надеемся на саксесс.

Турагент хрюкнул от показного воодушевления и хлопнул Володю по плечу. Программиста слегка перекосило, ноги подогнулись. Всё-таки рука крепкая. С широкой улыбкой Фиксач покинул комнату, плотно затворив дверь. Стародубцев собрался с решимостью, нажал «Enter» и взялся за поручни.

Помещение прибавило огней, огни яркости. Лампы переливали причудливым светом. От калейдоскопа цветов мутилось сознание. Владимир крепче сжал рукоятки. По телу пробежала волна колких мурашек. Он невольно поежился, будто в шею стукнул сквозняк. Легким на мгновение не достало кислорода. Мнительный Володя будто почувствовал кессонную болезнь. Лопающиеся сосуды, кровь, хлынувшую в грудь. Усилием воли он справился с навязчивыми мыслями. Привычные свитер и джинсы превратились в рубашку, пиджак и брюки неудобного покроя. Линзы потускнели, сменившись на стекло начала ХХ-го века, старомодная оправа тяжело врезалась в переносицу. Минуту спустя путешественник оказался на улице.

Лето, постепенно сдающееся осени. Прохладца, но с обещанием бабьей поры. Двухэтажные домики, словно сошедшие с литографий, выложенных в Интернете. Вывески с твердым знаком на конце, как обязательный атрибут грамоты. Ленца, будто разлитая медом по мостовым, замедляющая шаг прохожих. В Москву, вновь ставшую столицей 11 марта 1918 года по указу большевиков, опасавшихся немецкого вторжения в Петроград, словно вошла армия. Люди в штатском, одетые в зимние шинели. Частые патрули. Сходятся, беседуют, курят. Программист огляделся. Судя по дислокации и знаниям столицы, выкинуло на Калужской площади. Он порыскал глазами в поисках адреса на ближайшем доме.

– Дядь, купи газету! – Подбежал мальчишка с пачкой прессы, перекинувшейся через предплечье, как полотенце у официанта. – Вчерашняя речь Ленина!

Стародубцев покосился на стопку газет. Такую дрянную бумагу он никогда не видел. В будущем все перешли на цифру, а печатная продукция – исключительно финская полиграфия. Это единственное производство, нужное миру от Финляндии. Глобализация диктует. Лес на переработку – только из России, тайга превратилась в неогороженные скверы и парковые зоны, – ночью не заблудишься. В остальном мире деревья охраняются законом. США сделали из своих лесостепных зон заповедники дикой природы, за вред мелкой травинке – громадный штраф. В Москве будущего последние кустарники вырубили до рождения Владимира, клумбы уложили плиткой, пустили под здания, парковки – борьба шла за каждый сантиметр столичной недвижимости.

Володя запустил руки в бортовые карманы пиджака. В одном – пачка папирос, в другом – коробочка, – наверное, трансформация сигарет и зажигалки. Изучение коробка программист оставил до лучших часов, и очень надеялся – не придется добывать огонь, как первобытным людям. Брючный карман оттягивал круглый предмет, сквозь ткань холодя ногу. В такой древности не придумали даже банковские карточки, расплачивались наличными. Он читал – монеты и купюры носили в специальных сумочках, называемых кошельками, портмоне, бумажниками. Кусок металла в брюках вряд ли подходил под описание. Тысяча долларов, конвертированная в советские рубли, должна находиться где-то в пиджаке, и Стародубцев чувствовал где.

Он сунул руку во внутренний карман, нащупал незнакомую кожу. Прямоугольный предмет, распираемый изнутри. Владимир не торопился доставать, боясь неумелыми действиями разоблачить нездешность. Он стоял на прямых ногах, чуть ссутулившись, и мягко улыбался парнишке. Продавец газет ждал, с пристрастием изучая нерасторопного клиента. Мальчишка, несмотря на малость лет, уже многое повидал и мог дать фору взрослым.

Стародубцев достал портмоне, внимательно осмотрел снаружи. Добротная работа, хороший материал, ровные швы. В будущем центр промышленности – Китай. С годами, просто обнаглели: шьют, словно не глядя, а роботы, точно с кривыми манипуляторами. Владимир раскрыл кошелек. Три отделения, в одном приятно глазу лежала плотная стопка бумажек. Пальцы пробежались по купюрам, будто по клавишам родной клавиатуры. Разношерстный шелест взбодрил. Взору предстали совершенно разные банкноты. Одни выполнены на качественной бумаге, другие – на дешевой, с блеклой краской, под стать предлагаемой газетной. Володя видел деньги только в Интернете. Надо будет рассмотреть в деталях, но позже. Мальчишка уставился, точно разведчик, чуть зевнешь, и разоблачит, как шпиона. Программист достал одну купюру, протянул газетчику, вложив в жест центнер наигранного пренебрежения.

– Сто рублей? Николаевка? Ты что, дядь?! – Мина изумления перетекла в негодующую. – Пятьдесят керенок!

Стародубцев для приличия порылся в отделах кошелька. Он не знал, как выглядят озвученные дензнаки, а предлагать совсем дрянь не решился.

– У меня такие… – виновато произнес гость из будущего.

– Э-эх, не добили вас буржуев, – зло буркнул мальчишка и побежал приставать к другим. – Последние известия Революции! Вчерашняя речь Ленина! Троцкий на фронтах войны!

Владимир поозирался, опасаясь привлечения внимания. Крик мальчишки мог обратить, но вроде никто не заинтересовался.

Володя вдохнул свежий воздух старой Москвы, сунул руки в карманы вместе со ста рублями и зашагал по мостовой. До вечера нужно себя занять. В этом времени все ново, интересно, по-другому в сравнении с будущим настоящим. Туристу нравилась неспешность людей, странное спокойствие, витавшее в воздухе. Хотя шла Гражданская война, будущее зияло черной дырой. Но до космоса еще далеко, хотя Циолковский уже живет и заражает народ энтузиазмом. Стародубцев невольно улыбался. Когда знаешь события наперед, на мир смотришь, как на детские игры. Он периодически задирал голову, читая вывески. Все на русском, ни одного иностранного слова, во времени Владимира наоборот. Он повернул за угол и едва не наддал лоток с цветами.

– Ой! Осторожней, пожалуйста, – прощебетала стройная девушка двадцати пяти лет с русыми волосами в красном платье.

«Миловидная», – мимоходом отметил Володя, но сейчас больше заботило освоение в новом пространстве. Герлфренд Энджела Скотт – писаная красавица, даст фору топ-моделям, хотя уже под тридцать, могла бы работать на подиуме или в кино, но предпочитает не работать. Без образования, но умеющая выглядеть. Вольготно живет на деньги ухажера. Программист мог себе позволить и гордился этим.

Стародубцев посторонился, рассматривая полевые цветочки, выложенные на лотке. Ромашки, астры, васильки и незнакомые – таких картинок Владимир не видел. В смутное время на продажу идет все, даже пыль под ногами. Эти цветы, наверное, можно найти поблизости, а в будущем не достать. Из страны тюльпанов можно заказать розы, хризантемы, гвоздики. Нидерландам глобалисты отвели цветочную роль. Удобно – у каждой нации своя ниша, а человечество можно считать единым государством. Все производить самим – анахронизм старого миропорядка. Управление – за Вашингтоном, и американцы грамотно рулят.

– Купите барышне букетик. – Вежливость девушки сменилась необходимостью продаж. – Всего двадцать керенок.

– У меня нет мелочи. Может, вы разменяете? – Он выудил сторублевку.

– Что вы?! – Она быстро сжала протянутую ладонь в кулачок и притянула к пиджаку незнакомца. – Спрячьте! Нужна осторожность при таких деньгах. Николаевок сейчас днем с огнем не сыщешь. Вас могут ограбить… – Она испуганно огляделась. – По-моему, за вами уже следят. Те трое, на той стороне улицы.

Володя обернулся и увидел указанные личности. Трое крепких мужчин в серых одеждах, явно бандитской наружности стояли у колоннады магазина «Сытниковъ», словно подпорки к античной конструкции. Поймав взгляд программиста, они потупились, как кавалеры, засмотревшиеся на эффектную даму. А та резко развернулась и поймала с поличным. Кепчонки надвинулись ниже, перемолвка сникла, мужички разошлись в стороны, будто не знакомы. Стародубцев заметил изображение безучастности, усмехнулся. Человеку будущего со знанием истории мир кажется простым, понятным, безопасным.

– Большие деньги могут разменять в питейном заведении Клинцевича, – заговорщически сообщила цветочница. – На Малой Серпуховской, рядом с богадельней купеческого приказа. Возьмут по хорошему курсу. Но вам придется сделать заказ.

– Заказ на обмен денег?

Она звонко рассмеялась. В голосе почудился звон колокольчиков.

– Нет. Что-нибудь из еды или выпивки. Пообедать у них.

– Понял. Сенкью вери матч!

– О, боже! Вы еще и иностранец. Вами, наверняка, уже интересуется ЧК. Кругом одни шпионы.

– Нет, я не иностранец. Я – русский, москвич.

– Какой-то вы не такой. Вы, случайно, не из бывших?

Владимир не стал уточнять кто такие «бывшие», но, на всякий случай, открестился:

– Нет. Я просто хотел вас поблагодарить.

– Тогда говорите просто – спасибо или спасибо большое. Впрочем, не стоит благодарности.

Она приятно улыбнулась, без тени кокетства, с естественной женственностью. Володя невольно ответно. Цветочница слегка смутилась, отвела взгляд. Турист заметил краску, чуть тронувшую женские щечки. Он уже находил девушку привлекательной. Серьезный контраст. Энджела – кукольная личность с наигранными жестами и жеманством, а эта – сама простота и настоящесть. Прожужжавшая мимо муха нарушила идиллию интересующихся друг другом людей.

– Спасибо большое, – последовал совету Стародубцев и простился кивком.

Он прикинул направление и пошел в намеченном, поражаясь простору улиц и малой интенсивности движения. Владимир с упоением вдыхал запах свежей выпечки из булочных, удивлялся стайкам собак, помахивающим хвостиками перед мясными лавками в ожидании костей. В будущем иметь домашних животных – роскошь, строгое законодательство, большие штрафы за грубое обращение, выгул в специально отведенных манежах. За оставление без присмотра могут привлечь к уголовной ответственности.

В мечтательном настроении он брел по Мытной. Прохожие расшаркивались. Если сталкивались, спешили извиниться первыми. И это дух Революции? Где аромат ружейного масла, порох, смешавшийся с кислородом, адреналин от близости смерти? Где «человек человеку волк»? Где готовность убить за плесневелую корку хлеба? Где головорезы, не опасающиеся дневного света, мародеры, грабящие магазины, не стесняясь хозяев? Гостю из будущего хотелось дышать этим воздухом свободы, смотреть в голубое небо, слышать звуки елейной столицы. Все, как в довоенном 1941-ом, где он тоже бывал туристом. На устах играла благодушная улыбка.

Путешественник свернул в Третий Коровий переулок, где народ исчез. Эта улочка понравилась уютной тишиной, словно островком спокойствия в сравнении с более шумными площадями. Опустив глаза от бездонной выси, он встретился взглядом с одним из тех, в надвинутых кепках. Широкоплечий мужик лет тридцати шел прямо на Володю с животной уверенностью. Намерения не оставляли сомнений. Специально выбрал тихий переулок. Правую руку держит в кармане, возможно, сжимает оружие. Вот и сложилось: дневной свет, головорез, беспомощность жертвы.

Программист застыл на месте. На лоб выступил пот. Накликал. Свобода и безопасность – миражи в любом мире. На самом деле, кругом одни волки, просто рядятся в овечьи шкуры. Многочисленные стражи порядка остались на Калужской.

Обернувшись, Стародубцев увидел сообщников. Шли спешно, отрезая пути отступления. Справа раскрыты ворота двора. То ли растяпа-дворник забыл запереть, то ли также поддался чарам безмятежности. Владимир юркнул в спасительный проход и ускорил шаг. Страх дрожью промчался по коже. Сердце учащенно билось. Очки запотели изнутри. Сзади громыхали подошвы, догоняли темные силуэты. Инстинкт самосохранения сменился трусостью. Турист припустил бегом.

В Москве будущего все дворы проходные. Заборы, ограждения, частные огораживания снесли по указу правительства, навтыкали узкие многоэтажки, отменив закон об инсоляции. Жители нижних этажей часто болели, недополучая витамин D, по статистике – умирали рано. Для государства это плюс: каждый недоживший до пенсии в семьдесят пять лет – скинутый бугорок с плеч пенсионного фонда.

Беглец надеялся вынырнуть на людной улице, там не посмеют, или защитят военные. Но в Москве прошлого дворы – замкнутое пространство, почти кантовская «вещь в себе». Володя уперся носом в стену, глупо ощупал штукатурку, тщетно надеясь на трухлявость. В царской России строили прочно. Горло пересохло, вместо громкого «help» вырвался хриплый стон.

Трое дружков настигли жертву. Программист обернулся, прижался к стене. Зрачки, словно расширились за оправу очков, пальцы забились в треморе, как у алкоголика. Бандиты не блистали спортивной подготовкой, запыхались, дышали тяжело, даже двадцатилетний парнишка с волосами пшеничного цвета. Ежедневная водка – плохой допинг. Коренастый мужичок, одного возраста с Володей, явно главарь, сухо пробурчал:

– Кошелек или жизнь?

Он выудил нож из-за голенища сапога. Лезвие блеснуло зеркалом, точно поднесли для проверки дыхания покойника.

Стародубцев достал портмоне. Трясущиеся пальцы выронили кожаный кошель. Тот шмякнулся о песок с гулким стоном. Главарь быстро поднял и заглянул внутрь, осклабился до ушей, будто стал самым счастливым человеком в мире. Зловещая улыбка, словно даже радость бандита обязана наводить ужас. Нравственность давно заместилась звериными инстинктами.

Турист по стеночке, бочком, пытался просочиться к спасению. Широкоплечий загородил просвет надежды.

Главарь подал нож молодому. Тот взял, но на лице читалось сопротивление необходимости. Коренастый глядел в растерянное лицо подельника, нажимая взглядом. Тридцатилетний взирал спокойно, без суеты, эмоций, сожаления. Парнишка почесал затылок, пробормотал жертве:

– Прости, дядя.

Он медленно отвел холодную сталь для размаха, словно еще надеялся на команду «отставить». Володя оцепенел от ужаса, вжался в стену, раскрыв рот в безмолвном крике. Смерть приблизилась на расстояние секунды.

ГЛАВА II

Стародубцев нервно ударил по запястью и мгновенно оказался в комнате с машиной времени. Инстинкт самосохранения победил. Холодный пот струился по шее. Смерть коснулась тенью и осталась в прошлом. Лампочки светили ярко, на пульте мигала надпись: «Trip over. Welcam again». Владимир ощупал себя – одежда настоящего вернулась, как сигареты и зажигалка. Карман джинсов оттягивал мобильник. Голова соображала туго. Легкая прострация. Володя снял очки, осторожно потер переносицу по красной борозде кровоподтека. Путешественник постоял минуту, долго и тяжело выдыхая в пустоту, затем медленно побрел на выход.

– Не ждал вас так скоро! – Удивление Фиксача выпрыгнуло на лоб. Глянув на планшетное время, он шмыгнул и подхрюкнул. – Не прошло и часа, хотя вы планировали на пару дней…

– Возникли досадные недоразумения. Пришлось срочно бежать.

– Вам грозила опасность?

– Йес.

– Я же вам предлагал страховку.

Стародубцев досадно махнул рукой. Организм постепенно возвращался в привычное послушание. Майкл вновь сверился с планшетом.

– О, вы успели потратить все деньги?

Путешественник тяжело вздохнул, отвел взгляд.

– А-а, андестенд. Время вы выбрали странное. С Кеннеди все прошло бы безопасно. Но, как вы понимаете… – Майкл причмокнул и развел руками. – Это форс-мажор. Прописан отдельным пунктом договора, – деньги возврату не подлежат.

– Я не претендую. Думаю, скоро снова к вам зайду.

– Всегда велкам! – Директор подпрыгнул в кресле, сделал широкую улыбку, выскочил из-за стола. Турист нынче шел редко, причем капризный, а этот – подарок судьбы. – Приходите в любое время! Постоянным клиентам – скидка! В следующий раз я вас без страховки не отпущу!

Стародубцев покинул агентство. Спуск по лестнице. Спертый воздух многоэтажек, разрисованных граффити. В тяжелых думах он добрел до припаркованного авто. Совсем по-другому он представлял пребывание в прошлом. Надо вести себя более осмотрительно. Вступать только в необходимые контакты, избегать случайных знакомств, деньгами не светить. Зря он так много времени взял на освоение. С двух до семи многое может приключиться. Во избежание временных наложений теперь нельзя брать позже первого срока, а лучше выставлять на десять минут раньше.

Улочка, где располагался офис Фиксача, тихая. Окраина Москвы, район Грабцево, некогда поселок, потом часть Калуги. Почти неслышно работает аэропорт, – муха, прервавшая разговор с цветочницей, жужжала громче. Дымят заводы. Грудь душит смок. Никакого криминала. Бессмысленно. Изредка пролетают машины. Старенькие, десятилетки, давно несоответствующие стандартам евро. Забота о состоянии автомобилей – дело владельцев, но правительство не отменяет техосмотр. Еще один побор с населения, кормушка для гаишников, страховщиков. Свои. Нельзя лишать коррупционного куска.

Владимир сел в серое авто аэродинамической вытянутости. Седан, почувствовав владельца, мягко завелся. Сверкнули фары, включилась фаворитная радиостанция, из лотка плавно выехала чашка кофе. Володя развалился в коже кресла, пригубил напиток, скомандовал «домой». Машина оторвалась от земли, пошла на бреющем полете, постепенно набирая высоту. Руль слегка покачивался, повторяя курс. Хозяин давно не управлял вручную, – так же бессмысленно, как грабить прохожих в Грабцево, автопилот делает вождение более быстрым и точным. Программист снова сделал глоток, вернул чашку на лоток и закурил сигарету. Окошко приоткрылось автоматически, в соответствии с предпочтениями хозяина, вентилятор усилил обдув едва слышно для уха. Радио транслировало меланхоличный мотив из одной ноты и набора акустических эффектов. Современные композиторы, выродившиеся в ди-джеев, искали сложность музыки не в компоновке нот, а в благозвучном наборе посторонних звуков. Если так продолжится, шоу-бизнес будет выдавать за музыку одни спецэффекты.

Локоть упирался в обшивку двери, сигарета изредка подносилась ко рту, выдувались колечки облегчения. Стародубцев напряженно думал. Он сделал всего полшага к намеченному и сразу проиграл. Миссия провалилась, не начавшись. Он абсолютно не готов к прошлому. Не может выжить больше часа. Причем опасность пришла от обычных грабителей, а не от военных баталий, революционно настроенных граждан, зорких чекистов. Он – рафинированный мальчик из будущего, неспособный справиться с действительностью один на один.

Сейчас бандиты, как та троица, исчезли, люди не носят с собой ценности, все находится в виртуальном пространстве. Попытки завладеть банковским счетом через чип пресекаются элементарно быстро – одно нажатие и временная блокировка средств. Продвинутые системы блокируют по кодовому слову хозяина, по сбившемуся пульсу. Мобильник проще купить, чем украсть. Даже дешевые модели используют биометрию для идентификации владельца.

Охотники за чужими деньгами поделились на два типа: вымогатели и хакеры. Вымогатели пытаются втереться в доверие, заставить жертву отдать деньги добровольно. В ход идут методы социальной инженерии, кидалово, продажа благотворительности и несуществующих услуг. Хакеры, в зависимости от темперамента, запускают «червей» или «вирусы». Червеписатели крадут по центику с большого количества счетов, вирусописатели стремятся сорвать крупный куш. Это как фидеристы и спиннингисты. Фидеристы ловят рыбу на одном месте, стараясь привлечь обильной прикормкой, терпеливо ожидая шанса. Спиннингисты не ждут у моря погоды, а бродят в поисках добычи. Владимир удил в детстве с дедом, варили уху. Сейчас закон: поймал – отпусти. Иначе штраф – пять тысяч долларов. К тому же, речную рыбу есть нельзя – экология России безвозвратно испорчена. Можно только покупную, разведенную в специальных рыбхозах. А лучше морскую, выловленную у японских Курил и Сахалина, там она самая вкусная.

Авто приземлилось на крыше многоэтажки к закрепленному за Володей парковочному месту. Полупустая стоянка – соседи разлетелись по делам, развлечениям, визитам. Программист допил теплый кофе, затушил сигарету. Пепельница с жужжанием мухи утилизировала окурок. Близкое солнце раскалило поверхность, нос резал запах битума. Серое небо лоснилось, словно отполированный металл. Стародубцев снял свитер, сунул под мышку, оставшись в белой майке «I'm Charles Ebdo». Бедняг-карикатуристов постоянно расстреливали, майки раскупались в знак поддержки, часть денег шла семьям погибших. Скоростной лифт спустил на шестнадцатый этаж в однокомнатную квартиру-студию.

Тридцатиметровое помещение без балкона. Голые стены с причудливым узором штукатурки, старомодный стиль «лофт». Жалюзи на пластиковых окнах, открывающиеся только по вескому поводу, – впритык торчал соседний небоскреб. Кухня, совмещенная с гостиной. Подоконник, заставленный стаканами лапши и картошки быстрого приготовления. Мойка, гарнитур, микроволновка. В зальной части – диван-кровать. Широкая панель монитора, большой системный блок, декорированный под тумбу. На одной стене белая доска с маркерами и губкой на подставке. Владимир любил записывать мысли по работе и жизни рукой. Сейчас там значилась надпись красным: «30 августа 1918», подчеркнутая двумя размашистыми чертами. Рядом висела фотография Фанни Каплан.

Протяжно заурчал желудок, обильно пошла слюна. Володя срочно в кухонное отделение, к химии еды. Холодильник – зеркало хозяев. У программиста полупустые полки, нарезка колбасы, хлеб, бутылка коньяка и курица, вскормленная на антибиотиках. Курятина в микроволновку, кипяток в стакан лапши. Специи сверху – запах настоящей зелени. Вечером можно сходит в ресторан с Энджелой, покушать нормально. Программист не умел и не любил готовить. По молодости пробовал, но, с непривычки, занимает много времени, – лучше потратить на заработок или саморазвитие.

Пока часы отсчитывают сроки разогрева, Стародубцев к монитору. Компьютер завелся бесшумно, Windows пропела «велкам».

Хорошо бы взять уроки стрельбы и рукопашного боя, но Россия отказалась от армии, секции восточных единоборств, самбо и даже вольной борьбы закрылись. Вооруженные силы остались только у США, но кроме американца в третьем поколении, ни за какие доллары не научат самообороне и грамотному обращению с оружием. Некогда огромная Россия осталась в пределах центральной равнины. Урал и Сибирь контролируют Штаты, выкачивают ресурсы, позволяя населению работать лишь на обслуживании трубопроводов нефти и газа. Русских осталось всего тридцать миллионов и процесс сокращения продолжается. Пропаганда бездетности и бессемейности давно прописалась в подкорке нации, – сенкью ежедневной рекламе. Плюс пища с ГМО, как натуральное питание. Владимир поймал себя на мысли – тоже поддался, не видит в семье экономического смысла, а в еде неприхотлив. Но Володе повезло – математическую одаренность распознали в утробе матери, иначе аборт, как бесполезность для человечества. Власти, подконтрольные Америке, позволили получить образование и работать на транснациональную корпорацию со штаб-квартирой в Нью-Хейвене. В глобальном мире необязательно переезжать – можно трудиться в любой точке планеты. Фриланс – основная форма занятости.

Поискав для очистки совести подпольных учителей рукопашного боя со всей тщательностью и тщетностью попыток, программист углубился в изучение истории. Он твердо решил вести себя более осторожно, не лезть на рожон, избегать безлюдных переулков. Лучше всего – забиться в безопасный угол и просидеть до вечера. На людях можно себя выдать, странного субъекта легко причислят к «бывшим» с доносом и соответствующим интересом органов. Многочисленные патрули элементарно потребуют документы и заберут до выяснения. Удостоверение личности зашито в чипе, в прошлом не трансформируется, – единственная связь времен. Все-таки он сглупил, поставив таймер на два часа после полудня. Осмотрелся, блин.

Стародубцев автоматом листал сайты. Странно, книги Суворова и Солженицына – лучших писателей России, с памятниками в каждом городе, доступны для скачивания бесплатно, а с противоположной точкой зрения защищены авторским правом, строго охраняются, продаются за приличные деньги. Современные историки лишь переписывают труды лучших и таких же художественных писателей, будто не ездили на много лет назад. Данные, словно не проверяются и не перепроверяются. Хотя командировки, в прямом смысле – экскурсы в прошлое, для деятелей науки доступны по льготным тарифам и спонсируются вузами. Поражает другое – как писатели, нежившие во времена Сталина и Ленина, так точно смогли описать исторические процессы, будто машины времени изобрели уже в семидесятые годы XX века. Гении.

Завтра 9 мая, день Победы. Хорошо бы сходить на «Бессмертный полк». Парады давно отменили. Дед еще помнил, рассказывал, а Владимир уже не застал. Праздник давно стал будничным, без красноты в календаре. В России осталось всего три государственных праздника: Рождество, День труда и День благодарения. А на сегодня из развлечений – Энджела, она никогда не откажется от дорогого предложения. Володя разделался с едой, одноразовая посуда отправилась в раковину. Привычное жужжание, и пластик вместе с остатками пищи, перемоловшись, утек в канализацию. Программист взял смартфон, одним кликом вызвал абонента.

– Хай, дарлинг! – Стародубцев пытался звучать с энтузиазмом, но после сегодняшних потрясений, получалось слабо.

– Хай! Сорри, сейчас не могу говорить, – я в СПА, перезвони позже.

– Я просто хотел узнать, – выпалил Владимир, пока мисс Скотт не бросила трубку, – может, сходим сегодня в ресторан? В твой любимый.

– Оф кос! С удовольствием! Сколько ты готов на меня потратить?

После любимого вопроса она уже не торопилась обрывать разговор. Женщина сделала внимательную паузу, как опытные продавцы. Володя, словно наяву увидел, как она склонила голову на бок, растянула губы в улыбке. «Эндж все такая же, – подумал он. – При знакомстве сразу спросила, сколько у меня денег в банке, каков годовой доход. Впрочем, все женщины таковы. Интересно, она на массаже или пилинге?» А вслух шутливо выдал:

– Посмотрим по обстоятельствам.

– Вот всегда ты такой скрытный! – с легким негодованием пропищала подруга. – Дарлинг, у меня кончаются деньги, боюсь, не хватит на массаж… Перекинь мне еще тысчонку, а лучше пару, а?

– Окей.

– Ну, все, бай-бай, до вечера! К восьми жди.

Владимир произвел транзакцию в две тысячи долларов, пополнив карманный счет любовницы. И задумался. Почему он каждый раз идет на поводу? Поддается шарму? Ведь держит просто, как роскошную вещицу, требующую постоянных вливаний. Ни намека на любовь, даже близость чувства. Давно нет совместной постели – она постоянно жалуется на усталость, мигрени, дела. Хотя ничем не занимается, нигде не работает, ведет праздный образ жизни, как болонки у шейхов. Можно сокращать расходы. Но невзрачный очкарик себе позволяет и давно привык. А еще нравится, когда на Энджелу оглядываются мужчины, а под ручку Куколку держит он. «Куколкой» женщину называл коллега Сэм, предыдущий спонсор, продолжает Владимир. К тому же, мисс Скотт в любой момент может увести какой-нибудь олигарх. Один давно клинья подбивает. Она не прочь, но тот женат. Прочно. В данном случае Энджела не хочет быть содержанкой, здесь она согласна только на брак с выгодным контрактом. Чувство возможной потери заставляло программиста вкладываться щедрее.

Стародубцев включил музыку – аккорд с шумами. Прилег на диван и от монотонности звучания рухнул в сон. Переживания всегда клонили, действуя усыпляюще, будто во сне разрешаются любые сложности. Практика показывала – это детский предрассудок, если просто отложить, ни одна проблема не рассосется. Скорее наоборот, только увеличится в размерах, обрастет попутными траблами, словно чертополох колючками. Но он привык зарывать голову в подушку, точно страус в песок. Решал, только когда назреет и прорвет, как гнойник.

К вечеру он проснулся, отер заспанное лицо, сел на диване. Постдремное состояние, когда проспал в неположенные биологией часы. Эффект присутствия. Путающееся сознание. Музыка, по-прежнему, бубнила одной темой, повторяясь десятки раз. Тяготил затхлый воздух замкнутой среды, – программист забыл выбросить пакетики жидких специй. Тяжело отдуваясь, хозяин взял очки. Нижняя часть майки отлично справилась с очисткой линз от пыли. Увидев мир сквозь прозрачность стекол, Стародубцев поднялся.

Он бросил пакетики в раковину, раскрыл окно, впустив ветер и шум пролетающих машин. Жалюзи затрепыхались с неприятным боем пластика о пластик. Сейчас это заботило мало, как и соседи рядомстоящего дома. Владимир прошел в крохотный санузел с душевой кабинкой, умылся холодной водой. Оглядев щетину в зеркале, взялся за бритву. Возможно, мисс Скотт позволит себя поцеловать, а она до визга не любит малейший намек на бороду, сильно раздражающую кожу. Куколка, добиваясь младенческой мягкости, тратит много денег, заботливо следит. Ежедневно увлажняет вагоном кремов. «Жиллет» с пятью лезвиями удалил ростки растительности. Хозяин накинул пиджак, оставшись в любимых джинсах, и вышел на лестничную площадку.

Лифт доставил к авто. Машина вновь галантно предложила кофе и сигареты. Задав маршрут голосом, Володя развалился в кресле, потягивая шоколадный напиток и выдувая колечки дыма. Доходы позволяли купить новый автомобиль взамен трехлетнего, но этот не беспокоил «детскими» болячками и программист не соблазнялся рекламой. Второй номер рейтинга «Форбс» передвигался на двадцатилетней «японке», и Стародубцев с удовольствием находил соответствие. Хочешь быть богатым – действуй, как они. Он как-то прочел: состоятельность – это не деньги, а время, которое человек может прожить, не работая и сохраняя прежний уровень расходов. Богачи, урвавшие от славы, родителей-бизнесменов или чиновников, ведут расточительный образ жизни и быстро спускают нажитое. По-настоящему состоятельные люди экономят, откладывают и радуются каждому сбереженному центу. Володя пробовал. Но хорошая зарплата взывает к тратам. Если бы не Энджела и задаться целью, он мог бы стать номером «Форбс».

Приземлившись у крыльца фешенебельного ресторана, программист вышел на улицу. Подруга не любила, когда он ждал в машине. Жестко выговаривала, если он курил или дремал за рулем. Стародубцев предупреждал малейшие желания избранницы, тая от одного взгляда, самого присутствия шикарной женщины. По телефону легче, хотя бархатный голос мисс Скотт способствовал повиновению на цыпочках. Но мужчины все-таки любят глазами. При встречах, он по мановению пальчика вывернул бы карманы, отдал голову на отсечение, продал душу.

Через полчаса появилась она – женщина двадцати семи лет, стремящаяся выглядеть на двадцать. Зауженные глазки, как симбиоз красоты Востока и Запада. Тщательно выщипанные бровки. Кудрявый хвост волос, перевязанный розовой ленточкой. Смуглая кожа, масляный загар. Тонкие плечи. Манящая грудь в глубоком декольте, собранная в пуш-ап для большей аппетитности. Обтягивающее платьице с блестками, едва прикрывающее трусики, точно владелица шла на ковровую дорожку кинофестиваля, а не в общепит. Худенькие ручки с ярко-красным маникюром. Длинные ножки и шея. При должной поддержке и благосклонности финансовых воротил она бы украсила сайты глянцевых журналов. Пока же Куколка вела блог, где выкладывала фото по любому случаю. Она за чашкой утреннего кофе, уже в макияже с тщательно уложенной прической. Она на прогулке в парке, на беговой дорожке в фитнес-центре… Владимир только сейчас подумал: мог бы продуктивней провести ожидание, поставив лайки сегодняшним фото из СПА. Уже в Инете, сомнений нет.

Всякий раз после секундного восхищения при виде подружки Владимир, как математик, калькулировал: надутые губки – пятнадцать тысяч долларов с расчетного счета программиста, грудь четвертого размера – девяносто, ежегодная подтяжка кожи – двенадцать. От природы у Энджелы наблюдалась роскошная попа, но она маниакально желала увеличить и убрать нижние ребра для подчеркивания талии. На этом предполагалось остановиться, пока не найдутся новые возможности для скальпеля хирурга. Володя обещал спонсировать. Но каждый поход на пластику добавлял болячки иного рода, в основном, с внутренними органами, словно реконструкция фасада вела к обрушению внутри. Жалобы на здоровье – уважительная причина отказа в близости. Стародубцев терпел и надеялся.

– Хай! – воскликнул он, расплываясь в улыбке.

– Хай! – Она подставила щечку для поцелуя.

Владимир мягко чмокнул, ощутив терпкий вкус пудры. Крупный швейцар в золотистой ливрее приветливо распахнул двери, заглядываясь на женщину. Пара вошла в здание. Мисс Скотт несла тело, будто хрустальную вазу.

Ресторан совмещался с гостиницей, располагаясь на первом этаже небоскреба. Мода кардинально изменилась – теперь ценилась не высота, а близость к почве. Шикарная люстра в центре зала. Аристократический декор. Дух респектабельности. Из модерна – сцена с ди-джеем за пультом. Одноаккордная музыка, приправленная эффектами. Сидя за столиком, пока Куколка изучала меню, Володя украдкой поглядывал на посетителей. Как всегда, ловил взгляд непонимания, немой вопрос: «Что этот непрезентабельный мэнчик, выглядящий как грузчик, делает рядом с такой красоткой?» Программист ухмылялся, прикрыв рот ладонью.

Энджела сделала заказ, поставила локотки на стол, с наигранной усталостью положила подбородок на ладоши. Стародубцев не сомневался – выбрала самое дорогое. Она всегда смотрела только на ценники, полагая, – дорого равно лучше. Услужливый официант записал в блокнот. Это не дешевая забегаловка, где клиент просто водит пальцем по планшету, и заказ автоматически отправляется на кухню. Здесь все, как в старину – зрелые мальчики в белых рубашках и галстуках-бабочках. Подчеркнуто предупредительная атмосфера. Обязательная улыбка, умная, краешком губ. Персонал учат на специальных тренингах.

Владимир быстро выбрал блюда, отдал меню, обратился к подруге:

– Как прошел день?

– Ой! Я так устала. – Мисс Скотт всплеснула ручками жестом плохой актрисульки. – Массажер попался, вообще, мертвый, чуть с меня кожу не содрал!

Стародубцев всегда замечал – Куколка относится к людям, как к вещам, к обслуге и того меньше. Общество потребления. Счет идет на деньги. У кого больше – тот и прав, стоит выше. Можно плевать с верхотуры небоскреба. Бедные беднеют, богатые богатеют. Формула верная, формула вечная. Правда, забывают добавить: богатые богатеют за счет бедных. Володя верил в закон сохранения энергии: если где-то прибыло, значит, где-то непременно убыло. Несмотря на большие заработки, он не замечал за собой презрения к малоимущим, скорее моральную жалость, не переходящую в материальную благотворительность.

– …Бородку носит, а подрезать красиво не умеет. Позорник! – негодовала Энджела. – Не можешь – смени стилиста! Я ему говорю: «Мужчина, понежнее», а он мне: «Иначе я не смогу вас хорошо промассировать», представляешь? Я, конечно, закатила скандал, вызвала администраторшу. Худенькая дурочка, одевающаяся безвкусно, да еще в платье из прошлогодней коллекции Беруччи. Прошлогодней! Я ей объяснила, потребовала другого массажера.

Мисс Скотт подернула плечиками, – груди потерлись друг о дружку. Гнев Куколки – притягательное зрелище. На это программист мог смотреть часами. От разгоряченной кожи разнесся тонкий парфюм с феромонами. Шестидесятилетний толстяк во фраке за соседним столиком присвистнул. Стародубцев повернулся на звук, встретился глазами с соседом. Тот виновато отвернулся, мгновенно получив затрещину от жены-ровесницы.

– Заменили, – продолжала подружка, не обращая внимания на окружающих. – Еле догребла какая-то старуха лет сорока, с пингвиньей походкой, старомодной прической и духами столетней давности. Наверное, вскрыла бабушкин рундук…

– Сундук, – поправил Владимир.

– Ну, сундук. В общем, еле дотащилась. Это была пытка, но я кое-как выдержала. Потом я пошла на пилинг с рыбками. Опустила ножки. А они, как давай меня кусать! Я аж взвыла. Вызываю администраторшу, требую заменить. А они говорят, у нас других нет. И это пятизвездочный СПА! «Других нет». В общем, я потребовала деньги назад. Они вызвали директоршу. Хоть бы подтяжку себе сделала, кожа старая, веснушчатая, одевается, как крестьянка. Владелица СПА! Она решила загладить вину, и предложила шоколадное обертывание. Я ни в какую. Кричу: «Верните деньги, уроды!»

Энджела изобразила натурально. Фоновый шум мгновенно стих. Только ди-джей в наушниках продолжал отжигать. Посетители обернулись. Сосед-толстяк теперь на законных основаниях, не рискуя попасть под разнос жены. Но все равно попал, – досталось кулачком по плечу. Шум возобновился. Разговоры, лязг приборов о тарелки, чоканье бокалов. Дамы еще долго косились осуждающе. Мужчины быстро простили красивой женщине, поглядывали с вожделенным интересом.

– «Не буду я оборачиваться в ваш дешевый шоколад», – продолжала мисс Скотт, действуя, как ди-джей в наушниках. – Но директорша сказала, – они используют только качественный бельгийский. Я решила попробовать. Вот тут не соврали. Единственное, что мне там понравилось. О, май гад! Каких нервов мне это стоило! Я, наверное, скоро поседею, ты будешь любить меня седой?

Она положила гладкую ручку на рукав Володи, поскребла длинными ноготками.

– Оф кос. – Программист дал ожидаемый ответ.

– Я разорюсь на краске. – Куколка сказала так броско, будто платила из собственного кармана.

Официант принес бутылку вина, разлил по бокалам, красиво расположил блюда на белой скатерти. Ресторан одним из последних практиковал белый цвет, как подчеркнутый знак чистоты, конкуренты давно перешли на розовый, голубой, зеленый. По три ложки и вилки с каждой стороны, но только опытные гарсоны могли объяснить какая зачем. Непременно деревянные палочки – для гостей из Азии или заказавших китайскую кухню. Набор салфеток и полотенец. Заказчики пригубили напиток, взялись за приборы.

– Как прошел день у тебя? – Из ложной вежливости спросила Энджела.

– Я съездил в прошлое.

– У тебя появились лишние деньги? Лучше бы ты их потратил на нас. – «На нас» подразумевалось «на меня». – Сколько тебе это стоило?

– Десять тысяч.

– Десять тысяч долларов?! За день? Ты заказал императорскую оргию в Риме?

– Ноу. – Стародубцев усмехнулся. – Я тут, недалеко от дома. Москва, 1918.

– А что там интересного?

– Первый год после Революции. Становление советской России…

– Ой, все! Только не начинай грузить меня историей, я ее еще в школе ненавидела. – Мисс Скотт так говорила о каждом предмете, кроме физкультуры, от которой имела освобождение. – Училка – старомодная курица, вечно в бордовом платье столетней давности и брошкой на груди – безвкусная бижутерия! А губы красила, словно размазывала по лицу ягоды. Бр-р!

Куколка искусственно содрогнулась – грудь маняще колыхнулась. Владимир уставился. Толстяк покосился незаметно для жены.

– И за один день с тебя содрали десять штук? Я бы устроила скандал.

– Вообще-то, я собирался провести там пару дней, но не продержался и часа.

– Так сильно не понравилось? Зачем, вообще, ездил?

– Нет, просто попал в неприятную ситуацию. Меня окружили бандиты. Я им отдал деньги, но они все равно хотели меня убить.

– Какой ужас! А как же страховка? Почему тебя не вернули сразу? Куда смотрит Агентство Времени? Ты должен их засудить.

– Я не брал страховку.

Мисс Скотт выпучила глазки, раскрыла ротик, покрутила у виска. Кольца на каждом пальчике бликанули в свете люстры. Она ни в жизнь не согласилась бы даже за город поехать без гарантий безопасности.

Володя усмехнулся. После сна инцидент казался древним, нелепым, туманным, а старомодный жест подруги – милым.

– Если у тебя завалялись деньги, давай лучше махнем на курорт. Сейшелы, Мальдивы, Канары… – Энджела взглянул с поволокой, поиграла грудью, как любил спутник.

– Махнем. Только я еще разок смотаюсь в 1918-ый.

Мисс Скотт посмотрела так, будто присутствовала на сеансе помешательства. Программист с добродушной улыбкой играл в гляделки. Несостоявшаяся актриса. Всего лишь месяц посещала курсы, пока не подвернулся богатый «папик», взявший на содержание. Расчетливый разум просчитал выгоду, карьера актрисы забылась, как первое Рождество.

Куколка положила приборы, собрала ручки под грудью, точно ученица, флиртующая с учителем.

– Тебя там убьют. – Она вздохнула и огляделась, словно уже начала подыскивать замену.

Энджела выглядела вызывающе аппетитно. Стародубцев решился на предложение:

– Может, после ужина поедем ко мне?

– Ой, меня так утомили эти грубияны в салоне, голова что-то раскалывается… И потом, мне не нравятся малогабаритки, ты знаешь.

– Поехали к тебе.

– Ты забыл? Я не вожу к себе мужчин. Это мой принцип. Давай лучше на следующий уик-энд снимем номер в «Мариотт»?

– До следующего еще далеко…

– Ну, потерпи, дарлинг, – проворковала она, сделав губки трубочкой, и погладила рукав спутника. – Зато на следующей неделе я буду блистать во всей красе. Мне нужно сделать депиляцию, обновить загар… Ты мне еще денежек подкинешь? Всего три-пять тысяч.

Мисс Скотт закатила глазки, выпятила грудь, и Владимир мгновенно сдался. Слово «да» вылетело со скоростью мезона в коллайдере. Толстый сосед погладил запястье, будто сам намеревался выложить требуемую сумму.

Остаток вечера болтала только она. Поведала терзания за неделю. Детально оповестила о плохом пищеварении любимой собачки – нью-йоркшира, выклянчила тысячу долларов на обследование у хорошего ветеринара. Рассказала о нарядах подружек и намекнула на необходимость смены гардероба. Узнала, когда у Володи отпуск и обещала лично заняться поиском отеля. Программист не протестовал. На прощание она чмокнула спонсора в щечку, оставив красный след помады, и укатила на такси.

Стародубцев вернулся домой, плюхнулся на любимый диван, закинул руки за голову. Долго лежал без света, думая в потолок. Пелена очарования спала, и он вновь задумался о глупости содержать дорогую женщину без взаимности. Услужливая память воскрешала образ Куколки, – осознание глупости таяло, как лед весной. Но чем дальше в прошлое уходил ужин, тем сильнее разум перевешивал эмоции. Стародубцев решил обдумать проблему в другой раз, возможно, настоять, потребовать.

По голосу запустился компьютер, Владимир включил новостной канал. Топ-сообщение: маньяк из Сиэтла установил новый рекорд по числу жертв. Прежде чем ФБР локализовала стрелка, он успел уничтожить пять тысяч человек, еще семь тысяч получили ранения. Синдром Герострата, следующий угробит больше. Вкратце коснулись российских новостей. Показали министра обороны – русоволосую женщину, симпатичную, но близкого ума, мямлящую нечленораздельности на колкие вопросы журналистов. Номинальная должность, придуманная для стареющих любовниц элитного чиновничества. Далее – спорт, погода. Ни слова о Дне Победы.

От забвения информации Володя сильнее загорелся пойти на «Бессмертный полк». Предки наверняка воевали во Второй мировой, возможно, даже погибли, но это не факт. Как все русские, он помнил только дедов и бабушек. Прадедов и прабабушек уже смутно, дальше знания генеалогического древа оканчивались, как спиленные ветки тополей. Он уже два года ездил в Химки на Болотную площадь, смотрел на колонну «Бессмертного полка», редеющую с каждым годом. Горстка людей несла плакаты давно почивших родственников. Пятнадцать минут и конец шествия. Программист постоит в сторонке, покурит и домой с тяжким сердцем. День скорби. Поминовение павших. Войну выиграли американцы и англичане, а Гитлер лишь опередил Сталина. Две гидры, фашизм и коммунизм, пожрали друг друга. Так учит школьная история. Учебники твердят, с высоких трибун раздается, но интуиция Стародубцева протестовала.

В предвоенном 1941-ом – тишина, покой, зеленая травка. Молодые люди, верящие в счастливое будущее. Владимир опасался – сразу раскусят, схватят НКВДэшники, поэтому брал полную страховку. Никто не обратил внимания на гостя из будущего. Наоборот, улыбались, как в Египте, подсказывали дорогу, пионеры в транспорте уступали место старшим. Володя послонялся по паркам, поел настоящего мороженого за три копейки, благополучно вернулся. Это на заре профессиональной будущности, со второй получки, когда играл азарт приключений. Сейчас доходы позволяли смотаться на полгода с полным пансионом.

Программист достал из холодильника бутылку коньяка, выпил рюмку, развеселился. Решимость отвердела, словно глина после обжига. Завтра он пойдет в колонне «Бессмертного полка», не мешает хилому очкарику хоть раз побыть белой вороной. Хорошо бы разжиться плакатом. Но фотографий прадедов не сохранилось – винчестер старого компьютера рухнул, флешки пришли в нечитабельность. Мысль заработала в сторону генералов Победы, но наверняка так поступят многие – понесут портреты Жукова, Рокоссовского, этнические армяне – Баграмяна. Не угадает, и пойдут в строю два Конева, Василевского, а двум маршалам в одном полку тесно.

– Хэллоу, Алекс! Не разбудил? – Он набрал знакомого, работающего в типографии.

– Нет, я еще на работе, – ответил робкий голос с маленьким окладом.

Бумага на рекламных стендах давно заместилась неоном, но некоторые фирмы желали выделиться устаревшей технологией.

– Супер! Ты можешь мне к завтрашнему сделать транспарант? Я заплачу.

– Оф кос. К утру будет готов. Заполни форму на сайте, автоматом рассчитается сумма, и оплатишь.

– Лень заходить, может, так запишешь?

– Окей. Каких размеров?

– На твое усмотрение. Стандарт.

– А что изображать?

– Я тебе сейчас фотку скину.

Стародубцев отправил месседж, вложив фотографию усатого мужчины в военном френче с твердым взглядом.

– А это кто? – Собеседник мгновенно получил.

– Сталин.

– Сталин?! – Голос заметно оживился.

– Йес. И напиши внизу большими буквами: «СТАЛИН», окей?

– Ты пьяный, что ли?

– Ноу.

– И куда тебе этот плакат?

– Завтра хочу пойти в «Бессмертном полку».

– Ты – самоубийца.

– Это мои проблемы. Так сделаешь? Сколько с меня?

Приятели быстро договорились о цене, Владимир не торговался. Профессия продавца – это не программирование, хотя на тренингах в Майами убеждали – каждый цивилизованный человек обязан владеть навыками менеджера.

Сначала Володя хотел заказать портрет Ленина, но Ильич не дожил до Второй мировой, в Советском Союзе именуемой «Великой Отечественной». А программист верил – будь жив вождь мирового пролетариата, никакой войны не случилось бы. Уж Ленин, обладая хваткой и острым умом, договорился бы с сильными мира сего, и Россия избежала бы колоссальных потерь. В СССР это число равнялось двадцати миллионам, после развала Союза выросло до двадцати восьми, современные историки почти удвоили цифру. Пятьдесят пять миллионов – такова новейшая статистика, включая невинных жертв, замученных в гулагах и безвинно погибших немцев, особенно в так называемом «сталинградском котле».

В десять утра Стародубцев припарковался в Химках. Свежий ветерок разгонял влагу ночного дождя. Привычный смок наполнил легкие. Обычный фон промышленной зоны. «Полк» из двадцати человек уже строился. Гордо торчали плакаты с генералами и рядовыми, иконостасами орденов и одинокой медалькой на гимнастерке. Фамилии, годы жизни. Владимир вытащил из багажника транспарант, пахнущий деревом и типографской краской, приблизился к собравшимся. Неуверенно, бочком, до поры прикрывая изображение, стесняясь собственной смелости.

– Мать моя женщина! – Старик с бородой до груди в казачьем камуфляже стянул по лицу папаху.

– Вы – потомок Сталина? – удивился розовощекий организатор круглого типа. На лацкане пиджака болталась медаль «За Отвагу», доставшаяся по наследству.

– Ноу. Я никого не знаю из своих ветеранов, поэтому решил нести Иосифа Виссарионовича.

– А разве можно? – робко спросила женщина, с георгиевской ленточкой, пришпиленной к розовой блузке.

– А ведь, правда. Никакого запрета нет, – поддержал организатор. – Молодец! Все несут портреты своих родственников, генералов, а вы понесете портрет верховного главнокомандующего! Браво! Становитесь впереди колонны.

Собравшиеся посторонились, пропуская Володю. Портрет Сталина приводил в легкий трепет. Окружающие смотрели с грустным восхищением – они тоже могли, но не догадались. Решимости хватило бы многим, но сообразительности не всем. Готовясь к шествию, однополчане рассмотрели плакат и новичка, как мальчишка-газетчик в прошлом, и успокоились. Только сын женщины с ленточкой, восьми-девяти лет, еще долго косился на программиста и генералиссимуса. Розовощекий поправлял выпирающих, добиваясь стройности рядов. Когда порядок показался более-менее похож на ожидания, скомандовал:

– Па-ашли!

Замешкавшегося Стародубцева чуть подтолкнули в спину, и он зашагал впереди процессии. Сначала, как все, с печалью на лице, потом уверенней, поступью победителя. Почему мы скорбим, когда должны радоваться? Это и наша победа, хотя, в первую очередь, конечно, США и Англии. По школе известно, если бы союзники не организовали ленд-лиз, мы бы сразу загнулись. Если бы не задержали врага при Эль-Аламейне, протянули бы чуть-чуть. А если бы не открыли второй фронт, мы никогда бы не вошли в Берлин. Владимир хотел проверить, отправившись в военные годы, но захватила более глубокая мысль. Володе хотелось поделиться идеей с миром, но опасался – не поймут. А это так просто, как выбрать портрет Сталина на «Бессмертный полк». Но никто не догадывается, не позволяет себе думать широко.

Распогоживалось. Ветер активно разносил дым печных труб. От солнечного марева деревья-граффити на стенах, будто колыхались. 3D-эффект. Давно ни одного куста, а точно идешь по парку. Сегодня 9 мая совпало с выходным, но народа почти нет. Страна забыла своих героев, – Джоны родства непомнящие. От этого накатывала грусть. Но программист запрещал себе печалиться.

Власть специально задвигала мероприятие на самую рань, не забывая выдавать разрешение на более многочисленное шествие в это же время суток. Двадцатка «Бессмертного полка» издалека увидела пестрое сборище. Полуголые юноши и девицы, раскрашенные, словно индейцы времен завоевания Америки, растянулись на несколько кварталов. Стародубцев всегда поражался – в США индейцы сгнили в резервациях, а в России и Европе, словно реинкарнировались. Они смеялись фальцетом, целовались, не стесняясь детей. Школьникам с начальных классов преподавали уроки толерантности, позволяя определяться с ориентацией и половой принадлежностью до старших классов. Курс ЛГБТ – обязательный предмет образовательной программы. Еще одна причина – почему Владимир не стремился заводить семью, – он бы значился не отцом, а родителем номер один. А если бы женился на такой, как Энджела, – номер два.

На полную катушку звенела музыка из веселой ноты. Длинный автобус кричаще-красного цвета готовился везти по старинке, на колесах. Гей-парад ждал команды.

– Не обращаем внимания, – распоряжался розовощекий. – Проходим мимо. Гордо! Как говорил пролетарский поэт Максим Горький: «Человек – это звучит гордо»!

Обычно, сексуальные большинства, некогда считавшиеся меньшинствами, пропускали «бессмертников» с шуточками, насмешками, издевками. Но увидев надпись «СТАЛИН», они сначала оторопели, потом заулюлюкали, как настоящие индейцы. Сорвавшись с мест, подлетели, заверещали. В одно мгновение преградили дорогу «полку» и взяли в «котел». Пьяная молодежь пыталась ущипнуть Володю, выхватить транспарант. Он бы отдал, – ужас от нападок резких людей парализовывал. Но рядом с программистом встал казак, с невесть откуда взявшимся кнутом, широкой грудью заслонил организатор.

– Вы чо, совсем страх потеряли? – взвизгнул высокий дохляк с ирокезом и татуировками, точно вместо кожи.

– Отойдите! – гаркнул розовощекий, держа фасон. – Мы вам не мешаем, вы – нам.

– Они за Сталина! Бей их! – крикнула мужеподобная девица квадратного телосложения с короткой стрижкой.

Стародубцев получил две пощечины и кулачок в ухо. Плакат упал, очки слетели.

ГЛАВА III

Минута требовала решительных действий. Гейский порыв остудил организатор. Он закрыл Владимира, словно Матросов амбразуру. Пудовые кулачищи летали, широко загребая воздух, – ряженая толпа пятилась. Медаль «За отвагу» вращалась, будто мельница в ураган, рискуя сорваться с хлипкой застежки. Самый юный участник «Бессмертного полка» подобрал очки, вернул Володе. Долговязый мужчина с баскетбольными руками поднял плакат и вложил в ватные ладони программиста. Тот обескураженно моргал, привычно растерявшись от неожиданной жестокости. Старик в казачьем камуфляже хлестал нагайкой по земле с приговоркой:

– Мазохисты есть? Подходи!

Но мазохисты не спешили подставляться под плеть. От взмахов кнута разбегались врассыпную. Место струсивших занимали новые «бойцы», но заслышав посвист нагайки, срочно прятались за дружков. Трое геев ощутили кнут на коже, теперь истошно визжали позади всех, словно раненые навылет. В арьергарде «полка» напали на скорбную женщину с георгиевской ленточкой. На выручку пришел долговязый, колошматя направо и налево, отбил у оголтелых трансвеститов. Мальчишка, пользуясь ростом и юркостью, больно пинал разукрашенных дядей и тетенек по голым лодыжкам. «Бессмертный полк» сжался в кольцо, давая защиту слабым, отбрасывая наседавших. Гей-парад рыпался, но малейший намек на отпор, и откатывался назад, сдавая десятки метров.

Володя робко взирал сквозь очки, стоя в эпицентре круга с опущенным транспарантом. Он впервые столкнулся с грубым насилием за инакомыслие в толерантном обществе. И эти люди кричат на каждом углу: «Я не согласен с вашим мнением, но отдам жизнь за ваше право его высказывать». На поверку оказалось – пустая декларация, ложное бахвальство. При первых признаках несогласия – затопчут, зарежут, снимут скальп.

Розовощекий, улучив момент, поднял руки Стародубцева на вытяжку, напутствовал:

– Держите крепче! Теперь вы – наш знаменосец. За Родину! За Сталина!

Организатор шествия и казак пошли в атаку. Порывался и мальчишка, но долговязый осадил за ворот рубашки. Остальные, по-прежнему, держали круговую оборону и защищали товарищей. ЛГБТ-сборище бросилось наутек. Некоторые попрятались в автобусе, другие бились в железные двери домов, ломая маникюр о кнопки домофонов. Большинство бежало без оглядки до Красногорска.

Раздались полицейские свистки. На место стычки прибыли люди в униформе, балаклавах, с дубинками и щитами. «Бессмертный полк» окружил ОПОН, отряд полиции особого назначения, оградив «парадистов» от избиения. Глаза стражей порядка смотрели хмуро, вместо лесбийских духов воздух наполнил утонченный запах кирзы и «Кензо» от «Дома Юдашкина».

Старик и розовощекий вернулись на исходную.

– Врежьте им! Врежьте! – из-за спин и щитов верещали обиженные геи, опасливо порываясь подкрасться к «бессмертникам» и ущипнуть.

Крупный мужчина, под стать организатору шествия, с кудрявыми усами на открытом лице оповестил в портативный громкоговоритель:

– Участникам «Бессмертного полка» сложить оружие и в автобус. По одному!

Володя слегка помялся, но на всякий случай, положил транспарант на мостовую. Сталин с плаката смотрел в бездонную высь, точно Болконский в небо Аустерлица. Глаза полицейского усача дрогнули в изумлении узнавания, но он быстро справился с эмоцией, приняв прежний вид безучастного стояния. Опустили плакаты и остальные участники мероприятия. Положили рядом, постеснявшись навалить на генералиссимуса. Сынишка прижался к ногам матери. Та обняла, шепча слова успокоения.

По знаку командира солдаты расступились. Образовался коридор для прохода в автобус с решетками на окнах. По обе стороны суровели зрачки из-под балаклав. Мышцы напряжены, щиты сомкнуты, дубинки наготове. Владимир смирился с судьбой, желая побыстрей закончить, первым шагнул навстречу заключению. Голова не соображала, последствия не просчитывались, просто хотелось домой. Безоружные люди потянулись гуськом, мирно, но без тени робости.

Казак аккуратно положил нагайку чуть в стороне от транспарантов, погрозил пальцем кордону.

– Фамильная. Если пропадет…

– Ничего не пропадет, – заверил усач, – это вещдок. Приобщим к делу.

Розовощекий организатор подхватил портрет Сталина, бережно переложил к кнуту. Любовно посмотрел в глаза вождя народов, широкой ладонью смахнул пыль с портрета.

– Если пропадет, головой ответите! – Он погрозил пальцем опоновцам, как секундами ранее соратник.

«Бессмертный полк» заперли в полицейском автобусе. Стражи порядка собрали лежащий инвентарь, запихнули в багажный отсек. Узники молчали. «Полководец» уставился в окно, внимательно следя за происходящим, фиксируя малейшие детали. Громоздкая машина поднялась в воздух, постепенно набирая высоту. Спереди и по бокам двигались автомобили сопровождения, мигалками и сиреной требуя приоритетного пролета.

– Когда еще прокатимся по главной улице с оркестром? – Организатор весело подмигнул коллегам.

Через четверть часа процессия приземлилась у цокольного этажа высотки. Стены после недельной окраски. Кованый забор. Широкое крыльцо с навесом. Бронзовая статуя Фемиды. Золоченая вывеска: «Басманный суд».

Задержанных ввели в здание. Рамка срабатывала на каждом. Два местных охранника останавливали, помогали выворачивать карманы, заставляли вновь проходить металлоконтроль. После соблюдения мер безопасности участников «Бессмертного полка» отправили в залу с местом для судьи, креслом для свидетелей, ложем для присяжных. Ряд скамеек со спинками. Бордовые тона. Спертый воздух гнилого помещения.

Судья, старичок в седовласом парике и черной мантии в традициях английского права, кряхтел, попивая кофе. Досаждали мухи, летевшие на лоск парика и белизну чашки. Дедок вяло отмахивался, стараясь несильно трепыхать воздух. По дороге на работу он успел бегло ознакомиться с видеозаписями и внутренне досадовал за раннее выдергивание из постели с теплой «уткой». Анахронизм, доставшийся от бабушки. Семидесятилетний мужчина пытался лечить геморрой новомодными средствами, мазями, кроватью с подогревом, но лучше всех помогала именно «утка». Он безумно дорожил резиновым бурдюком, таких давно не выпускали. Несколько раз приходилось чинить, и то в гаражном автосервисе. Фирмы по починке и ремонту почти исчезли, – дешевле купить новую вещь, нежели залатать старую.

Володя сутулился на стуле, покусывая палец. Он – законопослушный гражданин, ни разу не бывавший в суде даже на экскурсии. Большинство «однополчан» сидели расслабленно, будто не опасались наказания. Долговязый разместился рядом с женщиной с георгиевской ленточкой. Она иногда одергивали сына, порывавшегося прогуляться меж рядами или выкрутить саморез. Казак держал спину прямо, с выправкой человека служивого, хотя российскую армию расформировали до рождения старика. Розовощекий, точно завсегдатай подобных заведений, развалился на скамье, широко раскинув руки по спинкам, будто хотел захватить как можно больше юрисдикции.

– Надеюсь, ваш адвокат уже едет? – устало выдохнул судья.

– Он уже здесь! – Организатор вскочил. – Я – юрист, и мои соратники дают согласие на защиту их интересов. Позвольте отрекомендоваться – Иван Пустовайло.

Розовощекий приложил руку к ближайшему прибору, встроенному в спинку, с красной лампочкой. Через секунду цвет сменился на зеленый. Идентификация личности прошла успешно, диплом подтвержден. Организатор самодовольно хмыкнул.

– А-а, это вы… – Старичок в мантии узнал вставшего, но сверился с встроенным в столешницу планшетом. – Почему вы, Джейкоб Либерзон, каждый раз представляетесь чужим именем?

– Это имя и фамилия моего предка! Я давно подал документы на смену реквизитов, но бюрократы, по-прежнему, тормозят процесс. Я буду с ними судиться! В соответствии с Конституцией каждый человек имеет право на смену имени, фамилии, пола. И оно такое же неотъемлемое, как право на Интернет! В соответствии с законом Вейкиса-Рексона…

– Окей, окей, – прервал дедок в мантии. – Что можете заявить по существу дела?

– Это очередная провокация! Каждый год власти специально совмещают «Бессмертный полк» с гей-парадом, причем в одном месте. Они нас провоцируют, и мы оказываемся в суде. Это возмутительно! В соответствии с поправкой Макгрегора-Тайсона…

– Окей, – вновь прервал судья. – Что можете заявить по поводу избиения граждан?

– Это была самозащита в пределах допустимого. На нас напали, причем прошу заметить и отразить в протоколе – заведомо большей численностью. Никому из нападавших не был причинен ущерб имуществу, здоровью, жизни.

– Я думаю, некоторые из этих… ребят напишут на вас заявление.

– Пусть! Обжалуем в установленном порядке, подадим встречные иски. Ваша честь, вы еще не предъявили обвинения.

– Пока вы проходите по статье «мелкое хулиганство».

– Прошу представить доказательства для рассмотрения нашей стороной и доводы противной стороны.

– Окей, окей. – Дедку в мантии не хотелось затягивать процесс дольше обычного, уже мечталось вернуться к любимой «утке», – геморрой неуютно давал знать.

– Если у вас больше нет причин задерживать нас, требуем отпустить!

– Окей. Залог – три тысячи долларов за всех. О повторном слушании получите уведомление по электронной почте.

Е-мэйлы сохранялись в деловой практике, хотя уже стали рудиментом, как до этого факсы.

Джейкоб-Иван снова приложил руку к прибору – зеленый огонек помигал и вернулся к постоянству цвета.

– Не смею вас больше задерживать, – проворчал судья, убедившись в проведении транзакции. – Вещи вам выдадут на выходе.

Все дружно двинулись из зала. Программист неуверенно проследовал в потоке. Последним покинул уважаемый суд Пустовайло-Либерзон. «Оружие» «Бессмертного полка» лежало в фойе под присмотром двух опоновцев в масках, с автоматами на груди. Старик в казачьей форме любовно поцеловал нагайку, как футболисты мяч перед пенальти. Участники шествия разобрали плакаты с фотографиями родственников. «Полководец» схватил транспарант со Сталиным и торжественно вручил Стародубцеву. Глаза розовощекого светились яростным энтузиазмом.

– Мне теперь без надобности, – промямлил Владимир и смутился.

– Тогда мы заберем себе! – обрадовался Джейкоб-Иван. Он выудил из кармана визитку, протянул Володе. – Приходите на наши собрания! Сегодня вечером состоится внеочередное, по итогам акции. Плюс – обсудим планы на будущее. Очень ждем.

Либерзон-Пустовайло с чувством пожал руку новичку, заглядывая в глаза, будто пытаясь влезть в душу. Стародубцев смущенно отворачивался, он не привык к столь пристальному почтению. Остальные участники последовали примеру руководителя. Каждый почел долгом совершить рукопожатие, поблагодарить за смелость, пригласить на встречи. Женщина с георгиевской ленточкой пожала одними пальчиками. У долговязого оказалась жилистая рука, словно плеть казака. Юркий мальчишка зарделся от улыбки «знаменосца».

Программист вызвал такси. Только сидя на заднем сидении, он подумал, – жал руки и не опасался случайных транзакций. «Поразительная политическая близорукость». Этим методом социальной инженерии пользуются мошенники, умудряющиеся списать n-ную сумму со счета незадачливого прохожего, но сегодняшних знакомых язык не повернется причислить к проходимцам.

Машина доставила в Химки. Гей-парад уже рассосался. По улице прогуливались прохожие. Заводской дым пропитал межмолекулярное пространство. Район фонил, точно допотопный компьютер.

Таксист-пенсионер в форменной фуражке извинился:

– Держат нас-стариков в штате. Сами понимаете, народ – вандал, стоит пустить такси без человека, обязательно что-нибудь выломают или распишут салон матерными словами.

Стародубцев расплатился и вышел. Родная машина автоматически узнала хозяина, призывно распахнула двери. Привычная мягкость кресла, сигарета, кофе. После утреннего инцидента клокочущая душа требовала большего градуса. Бутылка коньяка – самое оно. Владимир поймал себя на мысли – во время стычки и в суде он переживал больше, нежели в прошлом. Даже окруженный молодчиками с ножами он знал – в любой момент может ретироваться, хотя поначалу сильно струхнул и растерялся. А из настоящего не сбежишь. Прижат, прикован, пригвожден.

Интересно, а сейчас бродят туристы из будущего? Почему нет? Хотя в наших днях ничего примечательного. Пустое время, без важных событий, потрясений. Американский протекторат. Работа за буханку хлеба. Но, если путешественники есть, обязательно шифруются, так просто не угадать.

Программист оставил визитку Либерзона-Пустовайло у раковины, достал из холодильника початую бутылку коньяка. Коричневая жидкость наполнила стакан наполовину. Стародубцев хотел вернуть емкость на место, но передумал, взял с собой. Удобно расположившись на зальном диване, он долго пил и размышлял. Напряженная мысль мутилась. Тяжелая голова клонилась на бок. Треволнения дня рисовались, как в дымке. Манило прошлое, Революция, Ленин.

Длинно раздались заунывные звуки, словно плохой музыкант запиликал на дудке. Владимир вернулся из полузабытья, порыскал глазами. Пищало из кухонного отделения. Хозяин неохотно встал, неровными шагами добрел.

Визитка переливалась из фиолетового в красное и уныло взывала. «Старенькая машина времени мигает более завлекательно, – подумал Владимир. – У компартии совсем не осталось средств. На членские взносы не разгуляешься, заказывают самые дешевые вещи. Наверное, и живут в подполье». Он хмыкнул. Невольно раздвинулись губы. Володя взял подарок «полководца», прочел бегущую строку: «Собрание через полчаса по адресу штаба».

Стародубцев не собирался иметь дел со случайными коллегами, но сейчас проснулось пьяное любопытство. Он ничего не потеряет, если посетит. Подшофе за руль нельзя. Конечно, он полетит на автопилоте, но вдруг аварийная ситуация или гаишники устроят рейд? Вызвать такси?

Программист никогда не рисковал, жил тихо, как премудрый пескарь старорусского писателя, сегодняшний суд – событие из ряда вон. Теперь, будто пробудились темные стороны натуры, затаенный дух авантюризма, спрятанный в глубине души, как джинн на дне сосуда. Он потоптался, померил квартиру шагами. Остановившись у окна, Владимир, сквозь приоткрытые жалюзи, уставился на соседний дом. Зеркальные стекла, как тонировка на авто, надо бы поставить аналогичные, но лень. Голливуд внушает: риск – дело благородное. Восемьдесят процентов фильмов про честных хакеров, грабителей онлайн-казино и банков.

Накинув пиджак на майку, в потертых джинсах и кроссовках Стародубцев дошатался до стоянки. Путающимися пальцами он ввел адрес с визитки в навигатор. Старая карточка, новые самостоятельно коннектятся и передают данные по GPS, автопилот мгновенно считывает и направляет. Владимир сунул визитку в бортовой карман пиджака, пересел на пассажирское сидение, хотя бесполезно – спрос всегда с хозяина машины, а заводить робота в качестве водителя – дорогое и бессмысленное удовольствие. Дабы не привлекать внимание ДПС, Володя закурил при закрытых окнах. Система вентиляции ароматно гасила дым. Радио бурчало усталое «бум». Авто доставило без приключений, кофе чуть прибил хмель.

Обычная серость высотки. Причудливые граффити до второго этажа. Ни намека на аббревиатуру «КПСШР», красное знамя, серп и молот. Программист потоптался у домофона. Протяжно всхлипнуло, дверь отворилась, – пенсионная парочка вышла на прогулку. Стародубцев проскочил внутрь.

На темной лестнице, точно для конспирации вывернули лампочки, но Владимир быстро нашел нужную дверь на третьем этаже. Открыл худой мужчинка с пристальным взглядом из-под черных бровей, один из участников «Бессмертного полка». Драку простоял в кругу, ничем не выделялся, не ввязывался.

– Пароль, – коротко потребовал хозяин.

Володя пожал плечами. Сделал лицо, словно вспоминая забытое. Напал испуг, почти испаривший алкоголь из организма.

– Я не знаю… Я в первый раз. Вот, визитка…

Программист полез во внутренний карман пиджака, порылся, – пусто. Аналогично во втором. Стародубцев покраснел, будто школьник, застигнутый на месте обмана.

– Не надо. Проходите. Я вас сегодня запомнил. – Хозяин явки распахнул дверь. – Пароль – Зюганов.

– А кто такой Зюганов?

– Один из руководителей партии. Специально выбрали самого неприметного, чтобы никто не догадался.

Узкий коридор с вешалкой и подставкой под обувь. Судя по количеству туфель, «полк» собрался в полном составе. Сопровождающий проводил до гостиной. Сумрачная комната. В центре – круглый стол, горящая свеча на блюдце. Вокруг стола и у стенки – стулья, народ сидел ровно. Гость различил силуэты казака и мальчика в первом ряду. На стене плакаты: «Да здравствует коммунистическая партия!», «Велкам в ВЛКСМ!» и транспарант Сталина уже снятый с деревянного держателя. Полутьму будоражил громогласный голос розовощекого, точно демона революции, и свет планшета, освещавший моложавое лицо стенографистки. Владимир сел на свободный стул «галерки» вроде бы незаметно для собравшихся.

– Итак, товарищи, прошу голосовать! – провозгласил Либерзон-Пустовайло. – Кто за то, чтобы вернуть городу Тверь историческое название «Калинин»?

Володя поперхнулся, зажал рот ладонью, давя предательский смех. Келейность собрания не вязалась с глобальностью решаемых задач. А партийцы, как по команде, подняли руки.

Организатор, словно прожектор, выхватил во тьме программиста, на круглом лице Джейкоба-Ивана губки поджались в осуждающем удивлении.

– Кто против?

Тишина. Сидение по стойке «смирно».

– Кто воздержался?

Всеобщее молчание телодвижений.

– Не понял вашей позиции, товарищ.

Головы собравшихся повернулись назад. Владимир ощутил себя в центре внимания, будто он все еще держал плакат со Сталиным в окружении «парада». Озадаченные взгляды давили физически.

– Как вас по имени-отчеству? – настаивал розовощекий.

– Владимир Джонович. Стародубцев.

– Владимир Джонович, вы не проголосовали ни «за», ни «против», ни «воздержались».

– Я не знал, что тоже… имею право.

– Каждый из присутствующих имеет право. Как делегат! Таков закон. Придется переголосовать. Кто за то, чтобы вернуть городу Тверь историческое название «Калинин»?

Володя поднял руку вместе со всеми.

– Единогласно! – «Полководец» расплылся в широкой улыбке. – Как в старые добрые времена.

– Наш человек, – одобрительно шепнул старик в казачьей форме мальчишке.

– А сейчас у нас остались сплошь приятные вручения. Кто за то, чтобы нашего единственного октябренка Николая Кевиновича Занозу принять в пионеры?

Программист в темноте увидел, как зарделись щечки пацана. Старик приобнял, точно внука. Вновь проголосовали единогласно. Мальчик робко подошел к лидеру партии. Либерзон-Пустовайло торжественно повязал на детскую шею красный галстук. Раздались громкие продолжительные аплодисменты. После всеобщего одобрения, похлопывания по плечам, пожимания руки, малыш сел на стул с вытянутой спиной, словно памятник себе. Глаза горели вечным огнем, грудь ходила ходуном, сердце выпрыгивало от волнения.

– И еще одно, – продолжал организатор. – Предлагаю включить Стародубцева Владимира Джоновича в кандидаты коммунистической партии Соединенных Штатов России, товарищи! Прошу голосовать.

На сей раз краснел программист, воздержавшийся от поднятия руки. Обескураженный таким поворотом, он вжался в стул и часто мигал глазами из-под очков, трезвея со скоростью кометы.

– Единогласно! – констатировал Джейкоб-Иван.

Глава партии подошел к потенциальному однопартийцу, жестом попросил встать. Владимир смущенно поднялся, отводя взгляд. Организатор прикрепил на лацкан пиджака гостя красную звездочку с портретом зрелого Ленина. Володя не успел опомниться, как незнакомые люди окружили, похлопывали по плечам, приветливо улыбались, как пионеру. Последним, с чувством, пожал руку казак. Новичок даже ощутил торжественность момента, слегка проникся.

– На этом наше собрание прошу считать закрытым. С протоколом все желающие могут ознакомиться на сайте партии.

Стенографистка добила по планшету последние «аккорды» и выразительно кивнула. Народ начал неспешно расходиться, ведя тихие беседы, толпясь в прихожей. Многие вновь поздравляли мальчика, подбадривали ласковым словом. Поздравления принимала и мать пионера, с застенчивостью деревенской женщины. «Полководец» придержал Стародубцева за локоток.

– Поздравляю, Владимир Джонович! Это большая честь для любого гражданина – стать членом легендарной партии коммунистов. Со временем, конечно. Пройдя ряд испытаний, доказав преданность интересам трудящихся. Велкам! Жаль, что вы опоздали на собрание, но ничего. Включайтесь в партийную работу! Вы кто по профессии?

– Программист.

– Отлично! У нас к вам будет первое партийное задание – изучите наш сайт на предмет дизайна и эргономики. Подправьте, если потребуется. Все логины и пароли вам будут предоставлены. Оф кос, я – не специалист, но, думаю, дизайн явно устарел.

Протрезвевший до нуля Володя задумчиво побрел к двери. Денек под стать вчерашнему, с головокружением от впечатлений. Некогда могучая партия дошла до вырождения. Он много читал о прошлых успехах, освоении космоса, стабильной жизни населения. Сейчас они тихарятся по квартирам, изображают кипучую деятельность, будто не понимая – это фарс. Никакой силы не представляют и не будут. Уже не дадут. Игра в политику без права на верх. Мыльные пузыри. Раздувание ноздрей. Он снял значок и бросил в бортовой карман.

Допив коньяк, программист завалился на боковую. Хорошенько выспавшись, он поднялся обновленным, готовым к свершениям. Тщательно выбрившись пятилезвенной бритвой, Стародубцев направился в турагентство. Настроение солнечное. Беспричинная улыбка на лице. Пальцы барабанят по подлокотнику в такт музыке.

Когда Владимир вошел в офис, Фиксач задумчиво смотрел в потолок, подумывая о закрытии фирмы. Завидев клиента, он подскочил и встретил с распростертым рвением. Несмотря на отказы, перед Володей встала чашка кофе, в руках появилась сигара. Выслушав направление поездки, Майкл удивленно вскинул глаза, невольно хрюкнул.

– Вы снова хотите в август 1918-го? Время, где вас ограбили уже через час?

ГЛАВА IV

Программист кивнул, хотя понимал, – в глазах директора турфирмы выглядит идиотом. Решимость, словно маятник, качнулась в противоположность. Час назад дело казалось беспроигрышным, сейчас неподъемным и напрасным, как Сизифов камень. Стародубцев поправил очки, скрывая сомнения.

Турфирмист шмыгнул и причмокнул.

– Надеюсь, возьмете страховку?

– Ноу.

Фиксач скривил губы, поглядел с глубоким сожалением, но быстро вернулся к воодушевлению. Любой каприз за ваши деньги. Этот очкарик уже продлил агонию фирмы, сделает еще один вклад – прекрасно.

– Окей. Цена прежняя, – обозначил Майкл и воззрился на посетителя.

– Хорошо, только я возьму с собой не тысячу, а пятьсот долларов.

Директор быстро забарабанил по планшету. Клиент все-таки подарок. Большинство уже на втором визите требует скидку, плачется на недостаток средств, тяжкую долю, тотальную экономию. А кто пожалеет Майкла Фиксача? Кто подаст на ипотеку, содержание фирмы, налоги? Кто заплатит за ежедневное кафе? Турфирмист жил один и не умел готовить.

Мужчины соприкоснулись запястьями, проведя транзакцию. Владимир снова почувствовал тяжелую руку собеседника. Майкл проводил гостя в комнату с машиной времени, снисходительно пожелал:

– Гуд лак.

Володя кисло улыбнулся. Фиксач хотел хлопнуть по плечу, как в прошлый раз, но поостерегся. Держать дистанцию или вести себя по-дружески? Может, он суеверный, или в следующий визит потребует скидку, или вообще не придет. Сейчас не попросил и на том сенкью. Директор решил пока не панибратствовать, не отпугивать фамильярностью. Возможно, эта «курочка» еще принесет золотые яйца.

Володя ввел дату, место и взялся за поручни. Помещение озарилось огнями, лампы заплясали причудливым спектром, от калейдоскопа цветов снова мутилось сознание. Одежда настоящего превратилась в костюм прошлого. Большеразмерный пиджак из добротной ткани. Свободные брюки. Приятная тяжесть кошелька. Старомодные очки врезались в переносицу.

Он оказался вблизи Калужской площади. Последние модели машин рассчитывали время с точностью до минуты, место – до метра. На стареньком агрегате лучше страховаться – брать на десяток минут раньше. На короткой дистанции – важный нюанс. Если разница исчисляется десятилетиями, веками, то вероятность временных наслоений ничтожно мала. Ни один путешественник не желал столкнуться с коллизиями времени.

Программист повернул за угол и оказался на площади. Залитое солнцем пространство. Разноголосица. Стародубцев врезался в мужчину седовласого возраста, оба мгновенно извинились и улыбнулись. Прохожий приподнял шляпу в знак приветствия и неспешно удалился. К Владимиру уже бежал маленький разносчик газет, размахивая типографскими листами, разевая рот для рекламы.

– Неинтересно, – оборвал порыв Володя, сунул руки в карманы и пошел прочь.

Подмышкой коснулся кошелька. Плотность меньше, но приятно осознание наличия. Это не кусок пластика и не чип, вшитый в запястье. Пусть ничем не обеспеченные, но реальные, желанные на ощупь, пересчет. Он силился вспомнить, как выглядят николаевки, керенки, пятаковки, но память рисовала аморфные образы. И по Интернету посмотреть забыл. Программист решил найти уединенное местечко и скрупулезно изучить дензнаки. Закуток нужно выбрать рядом с людьми, дабы в случае агрессии успеть ретироваться, позвать на помощь.

Погодка обманчива, как прошлое, – шептала на дождик, но завлекала солнышком. Калужская площадь гудела торговлей. Воздух чист, хотя рядом дымят и стрекочут заводы, фабрики, мануфактуры. В задумчивости шага турист почти наддал лоток с цветами.

– Купите барышне цветочки! – воззвала знакомая цветочница, поправляя товар. Мило улыбнулась, скосила на бок прелестную головку.

– Не интересует, – зло буркнул Стародубцев и глянул на другую сторону улицы.

Троица бандитов шарила глазами в поисках жертвы, не обращая внимания на Владимира. Наверное, в прошлый приезд пасли программиста с момента препирательств с мальчишкой. То ли невзначай увидели содержимое портмоне, то ли среагировали на выкрик «буржуй». Вряд ли мальчонка в деле, но поневоле начнешь подозревать каждого встречного.

– Посмотрите, какие замечательные! Свежие. Ваша барышня будет довольна, – нахваливала цветочница.

Город жил расторопной жизнью. Люди помышляли лишь о хлебе насущном.

– Отстань, – буркнул Володя и зашагал дальше.

В спину прилетело обиженное «грубиян». Не злое, досадное. Девушка – не хабалка, больше напоминает институтку, вынужденную торговать от скудности достатка. Время тяжелое. Для всех. В человеке просыпается животное. Отчаянные идут на грабеж, непорочные – на панель. Извечная пропасть тектонических катаклизмов. «Пропасть» от глагола «пропасть».

Программист гулял по Москве, держа ухо востро, не давая разуму впасть в беспечность. Прошлая поездка саднила, словно «двойка» за урок. Стародубцев всегда проводил работу над ошибками, в дальнейшем, не повторял.

Послонявшись по площади, он почувствовал – продержался больше часа. Полез в карман за мобильником, но поймал себя на глупости затеи. Как узнать время? Спросить? Не ровен час опять нарвешься на прохиндея, желающего поживиться за счет незадачливого лопуха. Но смартфон должен трансформироваться, как все вещи, взятые с собой. Он пошерудил в карманах пиджака, – кошелек, папиросы, коробок с деревянными палочками. Из брюк выудил на свет круглый предмет в золотом окладе. Срочно запихнул обратно, – драгоценный металл однозначно привлечет алчные взгляды.

Владимир огляделся. Подозрительных личностей поблизости нет. Вновь достал кругляк. Подняв крышку, он увидел циферблат и стрелки, движущиеся по кругу. Такие часы сохранились только в «Роллс-Ройсах», даже куранты заменили цифровым табло до рождения мальчика Вовы. Программист постепенно разобрался с использованием. Сделал предположение, проследил за быстрой стрелкой, уверился. Аналогично, но медленнее, работала длинная стрелка и, наверняка, толстая. Если прикидки верны, то Стародубцев в прошлом уже час тринадцать минут. Охватила эйфория, словно дайвера, задержавшего дыхание на мировой рекорд. Организм жутко запросил никотин. Володя достал папиросы, осмотрел коробок, видимо, призванный заменить зажигалку. Как использовать? Мозг будущего не находил ответ в предметах прошлого.

Для утоления жажды плоти турист решил вступить в контакт с населением. Самыми безопасными представлялись военные. Они должны защищать, – пусть помогают. Программист приметил два сошедшихся патруля по три человека в каждом, в зеленых шинелях и моряцкой форме с пулеметными лентами через грудь, пускавших едкий дымок в знойное небо. Стародубцев подошел, с робкой улыбкой попросил огоньку.

Матрос извлек из своего коробка палочку с серой головкой, чиркнул по боковине, вспыхнуло пламя. Служивый спрятал тростинку в «кораблике» ладошек. Разгораясь с шипящим присвистом, «свечка» норовила ровно вверх. Мозолистые ладони не подпускали набеги вездесущих ветров. Володя завороженно смотрел, не зная, как подступиться.

– Э-э, дядя, – обидчиво протянул матрос, когда огонь почти угас. – Только спички на тебя переводить. На-ка, прикури от цигарки.

Протянул программисту. Тот хотел взять, но служивый отодвинул.

– Ты что, только курить научился? Прикладывайся.

Стародубцев отчаянно лупал глазами, не зная, как действовать. Из-за пагубной привычки он опять оказался на грани разоблачения. Чего доброго вновь заподозрят в принадлежности к «бывшим», загребут до выяснения.

– Давай сюда, – сжалился солдатик. Выхватил у Владимира папиросу и ловко прикурил от протянутого окурка.

Затянувшись разок, он вернул папиросу хозяину. Володя кое-как раскурился отвратным, но настоящим табаком. Дикость. Столько ухищрений придумывали предки. Это не в наше время, когда зажигалки не гаснут на ветру и под дождем. Патрульные более не обращали внимания на просителя. Турист потоптался на месте, не спеша уходить, подслушал разговор.

– Слыхали, утром Урицкого убили? – спросил сослуживцев моряк, давший прикурить.

– А кто таков Урицкий? – зевнул рябой парнишка в шинели.

– Э-э, деревня! Это ж председатель Петроградской ЧК.

– И чо теперь? – вклинился солдат, раскуривший просителю папиросу. – Опять нас погонят в караулы? Сегодня ж на всех заводах выступают члены Совнаркома, сам Ленин. Красная пятница!

– Не знаю как вас, а у нас приказа не было. – Матрос явно не учел подобный поворот и в душе противился вероятности.

– Так это ж в Петрограде, а мы здеся, – нашел уважительную отговорку рябой.

– Да погоди еще! Усилят. Митинги назначены на шесть вечера. И погонят нас в караулы, как Макар телят на Манькин выгон, – подвел черту усатый красноармеец.

Сальная шуточка смягчила настроение, служивые хохотнули. Но кратко, – никому не улыбались дополнительные смены за понюшку табака.

Программист знал об убийстве Урицкого. Дело громкое, один из главных членов партии. Для расследования в северную столицу выехал лично Дзержинский. Знал Стародубцев, и где будет выступать Ленин. Вот она первая ошибка – глупо покупать газету со вчерашней речью вождя, когда можно услышать сегодняшнюю. Но он укорял себя недолго, и даже нашел плюс в преподанном уроке, счастливом спасении. Отработать пути отхода всегда полезно.

Пребывание на свежем воздухе возбудило аппетит. В настоящем-будущем он такого не замечал, – воздух свежий лишь с натяжкой. Скорее – просто открытый. Высокая загазованность, содержание примесей в разы выше нормы, – редко кто доживает до пенсии.

В прошлый раз цветочница советовала поменять деньги «У Клинцевича», турист направился на Малую Серпуховскую. Швейцар в позолоченной ливрее приветливо распахнул дверь.

– Проходите, ваша благородь, то есть эта… товарищ! Милости просим.

Стародубцев вошел в сильно накуренное помещение, – посетители, столики, стены расплывались в матовой зыбке. Несмотря на пагубное пристрастие, легкие не выдержали газовой атаки. А может, сработал контраст с чистым воздухом на улице. Владимир закашлялся. Подлетел половой лет двадцати, двадцати двух с карандашом за ухом, одетый в белые штаны и рубаху навыпуск, подпоясанную шнуром, удерживающим также блокнот с бумажником. Он деликатно постучал по спине, проводил к пустому столику с белой скатертью. По дороге отмахнулся от пьяного старика, лезшего целоваться от избытка чувств к человечеству.

– Чего изволите-с? – Высокий официант изогнулся буквой «Г», раскрыл блокнотик, приготовил карандаш для записи.

– А что у вас есть? – Володя поискал глазами меню.

– Супчик с потрошками, картофельное пюре, котлетки в грибном соусе. Из фруктов – апельсинчики.

– Несите. – Программист не спрашивал цену, в кармане пятьсот долларов, можно потратить все. Как любой турист, он не любил возвращаться домой с деньгами. Если окажется больше пятисот, можно сбежать в будущее. Правда, дорогой трэвел получится, – десять тысяч за обед.

– Водочку кушать будете?

Официант сглотнул слюну, будто горечь напитка – сладость.

– Да, – согласился Владимир, поддавшись настроению. Не мешало для храбрости, освоения в новом окружении.

– Рюмочку, а может, графинчик?

– Рюмочку.

Половой скорчил гримасу от мизерности напитка при обильной закуске, но ускакал исполнять.

Володя осмотрелся. Старик, лезший целоваться, нашел собеседника за соседним столиком, такого же крупного, с бородой, но ниже ростом. Мужчина в сюртуке, следивший за внешностью, обедал даму, вырядившуюся в черный туалет, будто на званый вечер к императрице. Офицер угощал женщину в широкополой шляпе, смолившей пахитоску в длинном мундштуке, далеко выставляя голые руки и демонстрируя утонченные запястья. Другие посетители просто шумно напивались, ведя досужие беседы.

Аромат кушаний умножил аппетит. Программист налег, точно не ел с первого пришествия. Оказывается, в смутное время кормили лучше, чем в спокойном будущем. Сейчас один суррогат, подделка. Для вкуса – глутамат натрия, привыкаешь, как к наркотикам. Можно питаться натурпродуктом, но быстро разоришься, выращенная пища лишь для богатых. Отдельные плантации, наемные рабы, транспортировка авиатранспортом, – цена запредельная.

Водка приятно промчалась по пищеводу. Мягкая, прозрачная. От холодка потеплело внутри. Турист такую никогда не пивал. Он заказал вторую рюмку. Хмель посетил голову, накатила бесшабашность, захотелось кутить. Гость из будущего с любопытством рассматривал окружающих дам, ловил заинтересованные взоры. Но удержал себя в узде приличий, – прибыл не для амурной гастрономии. Официант озвучил цену в николаевках и керенках, – опасения оказались беспочвенными, сумма намного меньше карманной. Программист разобрался с купюрами, щедро накинул сверху. Освобождая проход господину, половой грубо растолкал пьяных завсегдатаев, на выходе сдул с пиджака пылинки.

Совершенно довольным путешественник вышел на улицу, без опаски достал брегет. Золото сверкнуло в лучах заходящего светила, на миг ослепив обладателя. Два часа до выступления вождя мирового пролетариата – пора выдвигаться в сторону завода Михельсона. Неспешной походкой. Прийти пораньше, осмотреться. Стародубцев глянул ввысь. Прохладный ветерок разгонял мрачные мысли, дышалось свежо.

– Мужчина! – К Владимиру порывисто приблизилась женщина, склонная к полноте с ярко накрашенными губами. Глаза голубые, взгляд острый. Черные волосы до плеч. Движения резкие, нервные, решительные. – Идемте со мной! Вы мне понравились.

Тон, нетерпящий возражений. Она бесцеремонно кивнула в сторону и повернулась для шага. Володя усмехнулся. Алкоголь расслабил и притупил чувство бдительности. Он с интересом изучал богатые формы женщины, подчеркнутые талией. С такой раскованностью он не встречался. В будущем за косой взгляд на даму могут привлечь по суду как за сексуальное домогательство. В лучшем случае – штраф, в худшем – тюрьма. Большинство мужчин забиты, закомплексованы, ходят глазами в землю, кроме парочки на работе.

– Что же вы стоите, как истукан? Идемте! – Она надула губки и притопнула ножкой. Каблучок звонко цокнул по мостовой.

– У меня другие планы.

– Ваши планы подождут! Вы обязаны удовлетворить женщину по закону «стакана воды».

– А что это за закон? – спросил турист и тут же укорил себя.

Опять грань провала, наверняка этот закон знают все. В Москве испокон веков никто никого ни о чем не спрашивает. Программист уже придумывал, как действовать на случай пристрастных вопросов, но дама объяснила без тени смущения:

– Удовлетворить естественные потребности мужчины и женщины должно быть так же легко, как выпить стакан воды. Это великое завоевание Революции! Сама Коллонтай исповедует. Вы идете?

– А сколько это будет стоить?

– Что?! За кого вы меня принимаете?

– Плиз, не кричите, – пролепетал программист.

На скандал начали коситься прохожие. Двое рабочих замедлили шаг. Посматривал патруль, раскурившийся на другой стороне улицы. Стайка беспризорников присела на землю, словно в ожидании спектакля. Стародубцев надеялся на швейцара, возвращавшегося на пост, удовлетворив одну из естественных потребностей.

– Ага! Значит, вы – английский шпион! Раз не знаете законов Революции, говорите по-английски и принимаете меня за проститутку! Я сдам вас в ЧК.

Она развернулась в поисках ближайшего стража порядка, взгляд упал на патрульных. Швейцар, вроде спешивший на выручку, сбавил шаг – никто не хотел связываться с всесильным комитетом. Женщина вскинула руку для воззвания к военным.

– Пожалуйста! – взмолился Владимир. – Я пойду с вами, если вы так хотите.

Он загодя соглашался на любой произвол. В запасе достаточно времени, больше часа процесс не займет. Она живо схватила кавалера под ручку, будто лиса, сменившая тактику, с шикарной улыбкой произнесла:

– Меня Наиной зовут.

– Володя, – признался турист, ощутив настоящую мягкость женской груди, это не силиконовая упругость Энджелы.

– Как Ленина, – констатировала дама, скорчив гримасу презрения.

Программист отшатнулся, точно вместо кукольного личика узрел оскал Бабы-Яги. Но через мгновение расслабился. По сказкам Диснея, вытеснившим русские, он знал: Баба-Яга – совестливое существо с доброй душой, просто рядится в злые маски. Надо лишь помочь, протянуть руку, и она превратится в Василису Прекрасную. Аналогично – Кощей Бессмертный, Леший, Кикимора. Они всего лишь жертвы обстоятельств, тяжелого детства, родителей-насильников. В каждой нечисти живет чистая душа ребенка, надо лишь разглядеть, проявить уважение, такт, заботу.

Парочка пошла по Малой Серпуховской в направлении реки, свернула во двор Ремизовского переулка. Женщина крепко держала Владимира, словно добычу. Он кисло улыбался, разрываясь между желанием угодить и сбежать. Уютный дворик, выметенный до блеска. Рядом, примерно в таком же Володю чуть не зарезали. От воспоминаний турист вздрогнул, вибрация передалась спутнице, та сильнее сжала мужскую руку.

Парадная. Второй этаж. Облезлая дверь. Квартира в несколько комнат. Высокие потолки. Богатое убранство, будто за трухлявым фасадом пряталась пещера Али-Бабы. Наина жила одна в большой квартире, хотя по хроникам Интернета, людей в это время нещадно уплотняли. То ли власти не успели раскулачить бывшую аристократку, то ли нажитое появилось после Революции, а жильцы не подозревали в соседке нувориша.

– Раздевайся, – приказала хозяйка в спальне. – Я сейчас.

Она вышла, притворив двустворчатую дверь. Если бы не резкость телодвижений, дамочка понравилась бы. Фигуристая. И закон хорош. Ради этого стоило затевать Великую Октябрьскую, хотя сексуальная революция произойдет только в 60-е в Америке. Кино в начале XX века в зачаточном состоянии, иначе Наина нашла бы призвание в фильмах для взрослых. Мощный темперамент, легко заводится. Он чувствовал, пока она вела. Сейчас по всему миру женщин возбуждает только сумма на банковском счету, а мужчин «Виагра». Постоянная закомплексованность сильного пола погасили либидо почти на генетическом уровне.

Стародубцев сел на двуспальную кровать с кроваво-красным фасадом, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Хотел скинуть пиджак, но раздумал. Навязчивость женщины предполагали быстрые отношения, а слишком мощный напор навевал опасения. Спальня сквозила животным холодом, но не от сквозняков, а от пустоты пространства, – только кровать, точно всю мебель умышленно вынесли в смежные помещения. Окна с массивной рамой плотно заперты. Шторы задернуты. Голый паркет. Розовые обои и розовые простыни. Белый потолок. Хрустальная люстра ручной работы, с позолотой. Турист залюбовался, – шедевр мастера.

Вошла она. В одной ночнушке, подчеркивающей зовущую грудь и крепкие ноги. Тонкие бретельки телесного цвета. Подол на уровне бедер. Хищный взгляд. Идеальная, заново поправленная прическа. Смуглая кожа, словно недавно с курорта или солярия. Мясистые руки, скрещенные за спиной.

Владимир млел от возбуждения. Худым нравятся полненькие и наоборот – природа тяготеет к балансу.

– Почему ты до сих пор не разделся? Впрочем, уже неважно.

Вытянутые руки медленно сошлись перед грудью, сжав прелести. Спокойно, уверенно, без наигранности Энджелы. Наина наставила на гостя револьвер.

ГЛАВА V

Холодное, зияющее чернотой дуло. Пухлый палец на курке. Стародубцев содрогнулся. Вожделение сдуло, словно вместо горячей воды из душа хлынула ледяная. Владимир нервно дернулся на кровати, пытаясь увернуться от наведенного оружия, по-детски закрылся ладошкой.

– Встать! – скомандовала она.

– Если нужны деньги… – залепетал он.

Она истерично расхохоталась. Смех инфернальным эхом разнесся под своды комнаты. Василиса Прекрасная вновь явила лик Бабы-Яги. Володя разуверился в сказках.

– Плевать мне на твои грязные деньги! – В глазах блестели молнии.

– Тогда зачем ты хочешь… убить?

– Потому что мне это нравится!

И без того страшное лицо исказила зловещая гримаса. Программист остолбенел, будто заглянул в глаза медузе Горгоне.

– Я хочу видеть, как твоя кровь будет струиться по твоему жалкому, тщедушному тельцу. Одежда этому только помешает. Но это уже неважно.

– Я разденусь, – глупо промямлил Стародубцев, пытаясь выиграть время.

– Только очень медленно. Дернешься, и я вышибу тебе мозги. А это очень много крови, можешь мне поверить.

Она снова дико расхохоталась. Смех звучал, точно реквием по жизни Владимира, написанный самим дьяволом.

– Подожди минутку… сейчас расстегну… – Володя потянулся к рукаву рубашки, но вместо пуговицы обнаружил красивую защелку с полудрагоценным камнем.

– Кто ж начинает с запонок? Ты…

Но дальше он не слушал, пальцы лежали на запястье. Мягкий нажим, и он снова в машине времени. Калейдоскоп огней показался спасательным кругом. Сердце успокаивалось, пульс возвращался в норму. Протяжный выдох, словно выпустивший весь негатив. Минута радости сменилась злостью на себя за вновь проваленное дело.

– О! – приветствовал Фиксач и сверился с планшетом. – Сегодня вы продержались четыре с половиной часа. Прогресс! Поздравляю. Еще пробовать будете?

– Обязательно, – буркнул программист и поспешил на выход.

Чертово прошлое! Одни бандиты и маньяки. Шагу не ступить нормальному человеку. Везде засада, рвачи, убийцы! Не успеешь зевнуть, как уже зарезали, пристрелили. Постоянная охота, человек на человека.

Домой Стародубцев прибыл в агрессивном настроении. Хотелось отомстить всем женщинам мира, разорвать на мелкие кусочки, лучше в порыве страсти. Жестко, больно, зверино. Он выпил три рюмки коньяка, корча брезгливость, сравнивая с водкой Клинцевича. Даже дорогая химия в сравнении с натурпродуктом, как бижутерия по отношению к бриллиантам. Он десятки раз измерил квартиру шагами, саданул кулаком по стенке. Боль лишь на чуть притупила раздражение. Владимир подул на покрасневшие фаланги, сбегал в ванную, подставил ушиб под холодную воду. Желание крушить держалось, а пальцы машинально набирали номер мисс Скотт.

– Энджела, я сильно соскучился, – пробормотал он. Хотел сказать громко, с требованием, но язык неожиданно заплетался. – Давай срочно снимем номер в гостинице… или приезжай ко мне… или я приеду к тебе…

– Ой, дарлинг! Я уже легла спать.

– Как спать? Только девятый час, – напомнил Володя и разозлился сильнее, он сейчас должен слушать живого Ленина, а уговаривает надутую бабу.

– У меня так разболелась голова, что я решила лечь пораньше. Потерпи, мой котик! На уик-энд, как договаривались… Ты на меня не сердишься?

– Ноу. – Программист чуть остыл от вкрадчивости подружки. Она умела гасить порывы.

– Вот и гуд! Ты мне тысчонку не подкинешь? Я присмотрела себе отличную кофточку, а мне как раз не хватает…

Стародубцев подкинул, хотя вновь корил себя за слабоволие. Энджела каждый день покупала обновы, а одевала редко. Как любой инфантилке, белье переставало нравиться сразу после покупки. Платья, кофточки, жакеты складировалось в гардеробные шкафы. Со временем мебель заполнялась, приобреталась более вместительная. Потом покупалась квартира с большей площадью, отдельными гардеробными комнатами. Женщинам, умеющим пользоваться красотой, все достается легко. Особенно в современном мире, где на девять девчонок-гетеросексуалок по статистике – десять ребят.

Проспавшись, Владимир для скорости сорвал щетину депилятивными салфетками и отбыл в офис. Собираться вместе в одном помещении снова входило в моду. Привычно-удаленная работа имела главные минусы – необходимость самодисциплины и отсутствие живого общения, обсуждения, коллективного поиска решений. Работодатели начали практиковать офисные посиделки, как тимбилдинг. Работа – процесс и результат, вновь становилась местом. Фриланс модифицировался. Теперь одним из завлекающих преимуществ указывалось наличие офиса, и возможность работать в одном помещении с коллегами. Многие соискатели клевали.

– Хай, май фрэнд! – Володю встретил постановщик задач Тэд, толстяк с косичкой черных волос на затылке и дымящейся чашкой кофе. – Зря не приходил на прошлой неделе, сейчас все расскажу, – будешь жалеть.

– Я уже жалею, – вздохнул Владимир и прошагал к столику-уголку с широким монитором и табличкой «Стародубцев».

Толстяк семенил следом, затянув рассказ о проделках сумасшедшей Ирэн и Билла-карлика. Эта парочка дышала друг к другу неровно. Оба – сексоголики, запирались в кабинках туалета, а офисный планктон с удовольствием подслушивал. Сисадмины устанавливали микрофоны на дверках уборной, и коллеги, затаив дыхание, внимали усиленным стонам любовников. Однажды записали процесс через замочную скважину с трансляцией в Интернет, – собрали кучу лайков и донаты на пиво. После сладко-утомительных свиданий в рабочее время парочка работала еле-еле, собираясь с силами для новых уединений. Начальство боялось судебного преследования за увольнение на сексуальной почве и смотрело с закрытыми глазами – фирма зарабатывала достаточно для содержания балласта.

Володя из вежливости терпел приятеля, кисло улыбаясь. Тэд пока выговорился и отвалил, а программист надел наушники с однонотной музыкой и бесконечным припевом – творение модного ди-джея. Владимир застучал по клавишам, изредка задумываясь над правильностью кода, но больше над вчерашней оплошностью. Он придумывал, как дожить до митинга. Бандитов и маньячку теперь обойдет, но сколько еще безумцев бродит по Москве? Как избежать новых проходимцев? Сколько еще придется заплатить за уроки самосохранения? Денег хватит, – можно себе позволить плюсом и Энджелу, и питание в ресторанах. Но с годами Стародубцев все больше замечал в себе скупые черты родителей, сводивших концы с концами, экономивших каждый рубль.

Однотонность музыки била по мозгам, будто пытаясь проникнуть в подсознание, Владимир сбросил наушники. Теперь досаждали разговоры на «кухне», хлопанье дверьми, телефонные трели – все «прелести» офисной суеты. Тэд наливал очередную чашку шоколадного напитка, попутно затеяв разговор с коллегой.

Володя на секунду задумался и быстро набрал запрос в поисковике. Наушники вернулись на уши. Зазвучали революционные песни в современной обработке, сделанные интернетными энтузиастами. Программист послушал парочку, душа запросила оригинал. Нашел. Заунывная заунывь. Когда живешь в бешеном ритме, ускоряется все – время, работа, музыка. Но на ура пошли аранжировки XX-го века, особенно «И Ленин такой молодой» рок-группы «Гражданская оборона». Настроение подпрыгнуло, точно оттолкнулось от батута. Программа писалась бодро, пальцы играли, словно по клавишам рояля. Подходил толстяк вместе с Джимми – флегматичным ровесником с темно-русыми патлами, за рост прозванный Длинным. Владимир демонстративно пялился в экран, особенно сильно барабанил по клавиатуре, якобы не замечая присутствия.