Читать книгу Дюльбер 1918 - Андрей Владимирович Поцелуев - Страница 1

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

МАРИЯ ФЕДОРОВНА, 70 лет, вдовствующая императрица, мать императора Николая Второго.

ФИЛИПП ЛЬВОВИЧ ЗАДОРОЖНЫЙ, 40 лет, комиссар Севастопольского Совета военных и рабочих депутатов.

ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ (САНДРО), 51 год, внук императора Николая I, двоюродный дядя Николая II.

ВЕЛИКАЯ КНЯГИНЯ КСЕНИЯ АЛЕКСАНДРОВНА, 42 года, его супруга, старшая дочь Марии Федоровны, сестра императора Николая II.

ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ, 54 года, генерал-лейтенант, внук императора Николая I, хозяин дворца «Дюльбер».

ВЕЛИКАЯ КНЯГИНЯ МИЛИЦА ЧЕРНОГОРСКАЯ, 51 год, его супруга.

ФЕЛИКС ФЕЛИКСОВИЧ ЮСУПОВ, граф Сумароков-Эльстон, 30 лет.

ИРИНА АЛЕКСАНДРОВНА ЮСУПОВА, 22 года, его супруга, дочь великого князя Александра Михайловича и Великой княгини Ксении Александровны, племянница императора Николая II.

ВЕЛИКАЯ КНЯГИНЯ ОЛЬГА АЛЕКСАНДРОВНА, 35 лет, младшая дочь Марии Федоровны, сестра императора Николая II.

НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ КУЛИКОВСКИЙ, 36 лет, полковник, ее супруг.

ВЛАДИМИР ЕФИМОВИЧ ДРАЧУК, 21 год, комиссар Ялтинского Совета военных и рабочих депутатов.

СТЕПАН, 25 лет, матрос Севастопольского Совета.

ВАСИЛИЙ, 20 лет, красноармеец Ялтинского Совета.

ШАХОВСКАЯ ЛЮДМИЛА, 27 лет, арестованная.

БЕРТОЛЬД, 45 лет, полковник германской армии.

РОБСОН, 30 лет, капитан британского флота.

Солдаты, матросы.

МЕСТО ДЕЙСТВИЯ: Крым, дворец «Дюльбер».

ВРЕМЯ ДЕЙСТВИЯ: февраль 1918 – апрель 1919 г.

Пьеса основана на реальных событиях.

Действие первое

Картина первая

Февраль, 1918 год. Дворец «Дюльбер» в Крыму. Большая столовая с колоннами, в центре которой накрыт для обеда стол. В красном углу комнаты несколько икон. Женщины одеты в длинные строгие платья, мужчины (кроме Юсупова) – в кители без погон. Все присутствующие молятся. Первая перед иконами – Мария Федоровна.

ВСЕ (молятся вслух и смотрят в сторону икон).

Отче наш, Иже еси на небесех!

Да святится имя твое,

Да приидет царствие твое,

Да будет воля твоя,

Яко на небеси и на земли.

Хлеб наш насущный даждь нам днесь;

И остави нам долги наша,

Якоже и мы оставляем должником нашим;

И не введи нас во искушение,

Но избави нас от лукаваго!

Крестятся. Мария Федоровна поворачивается и обращается ко всем.

МАРИЯ ФЕДОРОВНА. Благодарю вас, господа. Господь близко. Не будем никогда забывать об этом и не будем унывать. В нем наша сила, наша крепкая надежда и духовное утешение во всех обстоятельствах жизни. В час тяжелых испытаний нашего Отечества нам важно подтверждать верность своему христианскому призванию и являть друг другу любовь. Я всю жизнь живу по законам веры в Бога и верю в Божий промысел. Это все Божья милость, что будущее скрыто от нас и мы не знаем заранее о предстоящих несчастьях и испытаниях. Можем наслаждаться настоящим и радоваться, что мы все вместе и живы. Теперь давайте обедать.

Все садятся за стол. Ольга Александровна разливает по тарелкам суп.

ФЕЛИКС (с интересом разглядывая тарелку.) Интересно, и что у нас сегодня на обед; так, суп из чечевицы.

ИРИНА. Спасибо нашему повару Федору Дмитриевичу. Он суп из топора может сделать.

ФЕЛИКС. А основное блюдо – шницель по-венски из морковного пюре и капусты. Помнится, мы всю прошлую неделю ели ослятину, а перед этим козлятину.

АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ (обращаясь к Марии Федоровне). Вот вы, государыня, только что изволили сказать, что у нас еще все испытания впереди. Это, конечно, настораживает. Впрочем, настоящее тоже не в радость. Крым, разумеется, не Сибирь, но неприятен сам момент перехода от лучшего к худшему. Самое трудное испытание для благополучного человека – это внезапное неблагополучие.

МАРИЯ ФЕДОРОВНА. В Евангелии от Матфея сказано: «Не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний день сам будет заботиться о своем. Довольно для каждого дня своей заботы».

ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ. Да, господа, наша размеренная и почти курортная жизнь резко изменилась после большевистского переворота. Положение стало чрезвычайно опасным в условиях революционного хаоса. Мы оказались, так сказать, в ненужном месте в ненужное время.

КУЛИКОВСКИЙ. А вы, Петр Николаевич, предпочли бы сейчас быть в Петрограде, где вас сразу бы расстреляли революционные массы. То, что мы сейчас в Крыму, возможно, спасло нам жизнь.

АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ. Эта революция оказалась совершенно неожиданной для всех нас. Да мы и к февральской отнеслись с удивительным легкомыслием, как к какой-то пустяшной авантюре. И вот наш государь отрекся от престола. Зачем? Мы были просто шокированы той легкостью, с которой он это сделал. Как будто передал эскадрон гусар.

МАРИЯ ФЕДОРОВНА. А что оставалось делать, когда ему все изменили и струсили? Ни один из вас не поднялся на защиту священной особы и не представил своих полков. Все эти придворные, высшие офицеры и сановники разбежались, как крысы с корабля. А между тем их долгом было пожертвовать собой для их спасения или по крайней мере не покидать их в великом несчастии.

ФЕЛИКС. Насколько я помню, отречение царя приветствовали все сословия российского общества, включая дворянство и духовенство. Ники оказался политически одиноким. Семейное опять оказалось выше государственного.

МАРИЯ ФЕДОРОВНА. Вера в Бога и свой долг царского служения были основой всех взглядов императора. Он считал, что ответственность за судьбы России лежит на нем, что он отвечает за них перед Богом. Он принес жертву во имя спасения своей страны.

АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ. И все-таки отречение от власти я считаю невероятным безрассудством. Романовы сразу потеряли все; положение в обществе, должности, почет, уважение. Более того, мы оказались в заточении в Крыму, а Ники вообще в Сибири.

МАРИЯ ФЕДОРОВНА. Государь – единственный судья своим поступкам. Вся власть от Бога, а всякая конституция от дьявола. Мой бедный Ники, может быть, и совершал ошибки, но говорить, что он враг своего народа, – никогда.

КСЕНИЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Грехи других судить вы так усердно рветесь, начните со своих и до чужих не доберетесь.

ФЕЛИКС. Да, старая русская идиллия не состоялась. Добрый царь среди возлюбленного им народа. А десерта сегодня нет?

ИРИНА. Сегодня обед без десерта.

Пауза. Все продолжают обедать.

ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ. Господа, а кто же нас будет теперь охранять? Наш прежний охранник прапорщик Жоржелиани куда-то пропал.

МИЛИЦА. А зачем нас охранять? Мы же не представляем никакой угрозы.

АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ. Ошибаетесь, Милица. Мы в один миг превратились во врагов революции и русского народа. Романовы всегда угроза для любой новой власти.

Слышны голоса людей и звук подъезжающего автомобиля. Резко открывается дверь, и в комнату входят вооруженные до зубов Задорожный со Степаном. Задорожный – здоровенный детина огромного роста. Оба в форме матросов. У Степана на ремне висит несколько гранат.

ЗАДОРОЖНЫЙ (обводит взглядом всех в комнате). Я получил приказ Советского правительства взять в руки управление всем этим районом. Меня звать Задорожный Филипп Львович. Я комиссар Севастопольского Совета. Со мной матрос Степан с броненосца «Иоанн Златоуст». Прошу всех присутствующих представиться.

Встает Петр Николаевич.

ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ. Я великий князь Петр Николаевич Романов, генерал-лейтенант. Хозяин дворца «Дюльбер».

СТЕПАН (грубо.) А у нас теперь великих князей нет. Все товарищи.

Задорожный подходит к Александру Михайловичу. Тот встает.

ЗАДОРОЖНЫЙ. Я вас знаю. Вы бывший великий князь Александр Михайлович Романов. Неужели вы меня не помните? Я служил в одна тысяча девятьсот шестнадцатом году в вашей авиационной школе.

АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ. Почему же бывший. Я и есть великий князь Александр Михайлович. Под моим началом служило более тысячи авиаторов. Я не могу вас вспомнить. Но я скорее моряк, чем летчик. Я закончил морское училище и совершил кругосветное путешествие.

Задорожный отходит и вопросительно смотрит на других мужчин. Они все встали.

КУЛИКОВСКИЙ. Полковник Куликовский, Николай Александрович. Честь имею.

ЗАДОРОЖНЫЙ. Где воевали?

КУЛИКОВСКИЙ. В Первую мировую на Западном фронте, под командованием генерала Жилинского. Награжден «Георгием».

ЗАДОРОЖНЫЙ. Не знаю такого генерала. (Обращается к Юсупову.) Вы?

ФЕЛИКС (с гордостью.) Феликс Феликсович Юсупов, граф Сумароков-Эльстон.

СТЕПАН. Опять граф. Ты теперь будешь товарищ Юсупов.

ЗАДОРОЖНЫЙ. Какой Юсупов. Это который к Распутину руку приложил?

ФЕЛИКС. Ну да…

Задорожный отходит от Юсупова.

МАРИЯ ФЕДОРОВНА (спокойным голосом.) Надеюсь, дамы могут представиться, не вставая?

ЗАДОРОЖНЫЙ. Хорошо. Только давайте без великих.

Все дамы сидят.

КСЕНИЯ АЛЕКСАНДРОВННА. Княгиня Ксения Александровна. Супруга Александра Михайловича.

МИЛИЦА. Княгиня Милица… из Черногории. Супруга Петра Николаевича.

ИРИНА. Ирина Александровна Юсупова. Супруга Феликса Феликсовича Юсупова.

ОЛЬГА АЛЕКСАНДРОВНА. Княгиня Ольга Александровна. Супруга полковника Куликовского Николая Александровича.

Пауза.

МАРИЯ ФЕДОРОВНА. Мне тоже представиться?

ЗАДОРОЖНЫЙ. Нет, вас я знаю. Вы вдовствующая императрица Мария Федоровна. Супруга покойного императора Александра Третьего, мать бывшего царя Николая Второго.

МАРИЯ ФЕДОРОВНА. Именно так.

ЗАДОРОЖНЫЙ. Итак, товарищи Романовы. Теперь охранять вас будем я и мой отряд.

Всех буду звать по именам. Без титулов и отчеств. (Обводит всех взглядом.) А то вас больно много, всех не запомнишь. Только вдовствующую императрицу буду звать по имени и отчеству. Меня можете звать товарищ Задорожный или комиссар Задорожный. Все понятно?

АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ. Да уж куда понятней.

ЗАДОРОЖНЫЙ. По стратегическим соображениям все присутствующие должны находиться в одном имении – «Дюльбере».

АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ. Позвольте, зачем всем надо быть в «Дюльбере»? У меня свое имение «Ай-Тодор». Разве ожидается турецкий десант?

ФЕЛИКС. А мы живем на вилле «Сосновая роща». Мы хотели бы находиться там.

ЗАДОРОЖНЫЙ (грубо обращается к Феликсу). Слышь, Феликс, я, кажется, ясно сказал, чтобы все были здесь, в «Дюльбере». Даю один день на переезд. Я отвечаю теперь за вашу безопасность, и в одном месте это сделать гораздо легче, чем в нескольких.

СТЕПАН. Вам же сказали, по стратегическим соображениям. Чего тут обсуждать.

ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ (успокаивающим голосом.) Ничего, господа, все нормально. Мы все разместимся. Мы с Милицей и детьми будем жить на нижних этажах, а гости на верхних. Места всем хватит, переезжайте.

ЗАДОРОЖНЫЙ. Значит, так; посещение гостей запрещаю. За пределы имения никому, кроме повара и обслуги, не выходить. Автомобили конфискую. По телефону можно общаться только с постом охраны, в город линия будет перекрыта. Вся корреспонденция будет мною контролироваться. Надеюсь, оружия у вас нет.

АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ. Какое оружие, вы шутите. Его отобрали еще при Временном правительстве.

КУЛИКОВСКИЙ. Товарищ (на секунду задумывается)… Задорожный. У нас к вам просьба. Мы не получаем никаких известий извне. Газеты нам не доставляют. Можно это как-то исправить?

ЗАДОРОЖНЫЙ. Хорошо, я распоряжусь. Будут вам большевистские газеты. Будете узнавать о победной поступи Советской власти.

Задорожный и Степан громко уходят.

Пауза.

КСЕНИЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Человекообразная обезьяна в морской форме с длинными руками.

ИРИНА (передразнивая Задорожного.) «Товарищи Романовы». Огромный человек с неотесанным лицом.

ОЛЬГА АЛЕКСАНДРОВНА. Но когда он улыбался, его лицо становилось приятным, и речь у него довольно образованного человека.

КСЕНИЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Но все равно общается он грубо. И он разве улыбался?

ФЕЛИКС. А у него лицо деформировано временем, поэтому и кажется, что он иногда улыбается.

МИЛИЦА. А эти морячки забавно одеты, вернее, вооружены. Прямо увешаны оружием. Всюду у них что-нибудь висит или торчит.

Картина вторая

Штаб Ялтинского Совета военных и рабочих депутатов. Вся комната увешана красными флагами. В центре плакат «Вся власть Советам». На двери табличка «Начальник отдела по борьбе с контрреволюцией Исполкома Ялтинского Совета. Член партии большевиков, комиссар Драчук В. Е.». В углу топится печка. Керосиновый фонарь у входа. За окнами иногда слышится стук лошадиных копыт. Драчук В. Е. сидит за письменным столом и что-то пишет на бумаге. Рядом стол с телеграфным аппаратом.

Вбегает красноармеец Василий. Он в шинели и буденовке. За спиной винтовка.

ВАСИЛИЙ (громко.) Товарищ комиссар. А что с пленными будем делать?

ДРАЧУК (не отрываясь от бумаги.) С какими такими пленными?

ВАСИЛИЙ. Ну которых вчера арестовали в Алупке и Симеизе. Тридцать два человека.

ДРАЧУК (поднимая голову от бумаг). А, эти… Расстрелять. Это наши классовые враги.

Мы должны убрать всех явных и тайных контрреволюционеров, которые стараются помешать нам на пути к завоеваниям революции. Истребить этих буржуев без суда и следствия.

ВАСИЛИЙ. Ну, там это… женщины есть.

ДРАЧУК (с интересом.) А молодые есть?

ВАСИЛИЙ. Есть и молодые.

ДРАЧУК. Ну-ка давай одну молодуху посмазливей сюда приведи.

Василий уходит и возвращается с молодой красивой женщиной. Она в старом платье, волосы распущены, выглядит очень изможденной. Драчук ходит кругами вокруг нее.

Как звать?

ШАХОВСКАЯ. Шаховская… Людмила.

ДРАЧУК. Из какого сословия?

ШАХОВСКАЯ. Мы из дворян, муж врачом был.

ДРАЧУК. Значит, враги трудового народа.

ШАХОВСКАЯ. Какие мы враги? Муж всю жизнь лечил крестьянских детей, а я в Первую мировую была сестрой милосердия и ухаживала за ранеными. Дайте лучше поесть. Два дня без еды в сарае держите.

ДРАЧУК (подходит к столу, берет кусок хлеба и кидает к ее ногам). На, ешь.

ШАХОВСКАЯ (гордо.) Я вам не собака с пола есть.

ВАСИЛИЙ. При обыске в их доме они с мужем драгоценности-то запрятали в камин. Еле нашли. Муж ее при обыске оказал сопротивление. Пришлось сразу эту сволочь пристрелить.

ШАХОВСКАЯ (твердо, с ненавистью.) Ненавижу вас. Вы принесли в наш дом несчастье. Вы разрушили нашу жизнь.

ДРАЧУК. Это вы, дворяне и буржуи, попили кровушки трудового народа. Теперь мы вас будем судить по законам военного времени.

ШАХОВСКАЯ. Я знаю ваш суд, большевики – это исчадие ада, у вас только одно право –убивать без суда и следствия.

ВАСИЛИЙ. Замолчи, сука.

ДРАЧУК. Невежливо ты с нами, Шаховская, ой невежливо.

Он подходит к Шаховской и разрывает на ней платье. Она остается практически голой.

ШАХОВСКАЯ (прикрывая голое тело руками.) Что вы делаете? Да как вы смеете?

Умоляю вас, перестаньте.

Драчук со всей силой дает ей пощечину. Потом еще одну.

ДРАЧУК. Смею по праву сильного. Что хочу, то и сделаю сейчас с тобой. Ну-ка на колени.

Шаховская опускается на колени. Она плачет, по ее лицу текут слезы.

ВАСИЛИЙ. Товарищ Драчук. Может, не надо. Жалко бабу.

ДРАЧУК. Ты, Вася, жалость к врагам Советской власти не проявляй. Мы должны без колебаний идти за партией, которая борется за полное раскрепощение трудящихся. И кто нам мешает – будут уничтожены. (Пауза.) Ладно, я сегодня добрый, уведи ее обратно в сарай. Пускай мужики на голую бабу посмотрят перед расстрелом.

Василий уводит Шаховскую и через минуту возвращается.

ДРАЧУК. Ты вот что, давай садись и будешь передавать сообщение по телеграфу на места. Ты, кажется, в этом деле разумеешь.

ВАСИЛИЙ. А как же, товарищ Драчук, три месяца на курсах телеграфистов учился.

Василий снимает шинель, буденовку и садится за стол с телеграфом.

ДРАЧУК. Мы тут вчера с товарищами из Совета воззвание составили. Будешь передавать.

Он начинает ходить по комнате и читать напечатанное воззвание. Василий стучит по телеграфу.

Так, значит. Граждане. Смутное время окончилось. После долгой борьбы революция одержала полную победу. Отныне вся власть перешла к Совету военных и рабочих депутатов. Совет берет на себя руководство всей жизнью Ялты и уезда. Большие задачи встают перед нами.

ВАСИЛИЙ. Товарищи.

ДРАЧУК. Что товарищи?

ВАСИЛИЙ. Вот здесь надо добавить – товарищи.

ДРАЧУК. Ну хорошо, давай стучи. Большие задачи встают перед нами, товарищи.

Драчук продолжает диктовать. Василий передает по телетайпу.

Измученное, изголодавшееся и разоренное население жаждет мира и хлеба. Совет берет на себя задачу восстановить полный порядок в городе. Он приступает к улучшению продовольственного дела. Возьмется за реформы, направленные на улучшение жизни трудящихся. Трудовой народ, кровью добывший свою свободу, имеет право на долю счастья.

Обращается к Василию.

ДРАЧУК. Успеваешь?

ВАСИЛИЙ. Да, все нормально.

ДРАЧУК (продолжая). Сознавая громадность стоящих перед нами задач, Совет призывает всю Ялтинскую демократию отдать все свои силы на помощь Совету в тяжелой борьбе.

Пусть каждый из вас стоит на страже Советской власти. В городе должен быть полный порядок. Все приказы Совета должны исполняться без всякого промедления под страхом революционной кары. Совет не потерпит противодействия и не допустит саботажа. Пусть каждый гражданин вернется к мирному труду.

Да здравствует власть Советов. Да здравствует Совет военных и рабочих депутатов. Да здравствует Совет народных комиссаров. Да здравствует товарищ Ленин. Все. Ну, как написано?

ВАСИЛИЙ. Красиво. Складненько так.

ДРАЧУК. Да, кстати, разошли это воззвание и по другим Советам Крыма. Дело у нас общее.

Драчук садится за стол и протягивает под столом ноги.

Советская власть, Вася, в Крыму надолго. Можно сказать, навсегда. Мы выметем прах царизма, запорошивший Россию. Мы вытряхнем его как пыльный коврик, а потом уже встряхнем целый мир мировой революцией. Вот еще что, надо дать указание всем банкам снять с текущих счетов буржуазии все суммы, превышающие десять тысяч рублей, и перевести на счет Революционного комитета, открытого в народном банке. Я подготовлю приказ. Передай также телефонограмму. Записывай.

Василий пишет текст на бумаге. Драчук диктует.

Всем комиссарам на местах провести обыски в имениях и частных домах, в ходе которых изъять золотые украшения и ценные вещи. Революции нужны средства. Гражданам нельзя появляться на улице после шести вечера, устраивать митинги и собрания на улицах, распространять провокационные и злонамеренные слухи. У кого есть оружие – сдать.

ВАСИЛИЙ. А что, интересно, мы с Романовыми делать будем, которые сейчас в Крыму находятся?

ДРАЧУК. Романовы – это тираны, с которыми надо расправиться. Надо сбросить царскую власть с парохода современности. Их имения в Крыму, такие как «Ай-Тодор», «Сосновая роща», «Дюльбер» и другие, будут национализированы со всем имуществом и инвентарем. Я бы их вообще расстрелял. Ну, это дело времени. Это наши классовые враги.

ВАСИЛИЙ. Главное, товарищ комиссар, – надо убивать офицеров. Как по мне, так существуют две категории офицеров: такие, каких просто надо убивать, и такие, которым перед тем как убить надо отрезать носы.

ДРАЧУК. Я не понял, Василий, какие носы? Почему?

ВАСИЛИЙ. А это имеет свои основания. Вот у нас были офицеры, которые во время учебной стрельбы имели привычку запустить палец в дуло ружья и затем держать его у нашего носа. И если на пальце оказывались следы сажи, нас наказывали. Мол, стрелять надо так, чтобы палец чистый был. Вот у таких офицеров-нюхачей мы и отрезаем носы.

ДРАЧУК. Значит, вы чувствовали себя постоянно обиженными, чтобы мстить офицерам таким страшным способом?

ВАСИЛИЙ. Нет, тогда это никого не обижало, об этом мы и не думали. Но потом мы поняли, что это было оскорблением нашего человеческого достоинства.

Картина третья

Спальня Марии Федоровны. Очень скромная обстановка. Шкаф, письменный стол. За кроватью большая ширма. Около кровати небольшой столик с фотографией Николая Второго. Ночь. Темно. Мария Федоровна еще спит. Раздается шум, и в спальню вбегают возбужденные Ксения Александровна и Александр Михайлович. Оба в халатах. Александр Михайлович с ночной лампой в руках.

КСЕНИЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Мама, мама. Извините, что так рано. Просыпайтесь.

МАРИЯ ФЕДОРОВНА (лежа, в кровати просыпается.) Что случилось, Ксения? Который час?

КСЕНИЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Пять часов утра. Вставайте скорее.

АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ. Извините, государыня, что так рано. Я только что видел Задорожного, который направляется к вам. Возможно, это обыск. Может, у вас есть бумаги, которые нужно срочно порвать.

МАРИЯ ФЕДОРОВНА. У меня таких бумаг нет. В основном только письма от членов моей семьи. Их рвать или сжигать я не собираюсь.

Зажигается свет. В спальню входят Задорожный со Степаном. Они вооружены.

ЗАДОРОЖНЫЙ. У меня есть указание провести обыск в помещениях дворца. Я смотрю, вы недовольны моим приходом.

МАРИЯ ФЕДОРОВНА (сидя на кровати в ночной рубашке.) Если матросы врываются к пожилой даме в пять часов утра, она, естественно, будет недовольна. Уберите ваши винтовки и дайте мне возможность одеться. Неужели вы боитесь безоружную женщину?

Все отворачиваются. Мария Федоровна в ночной сорочке идет за ширму и там одевается. В это время Степан обшаривает ее разобранную кровать.

АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ (Степану). Что вы делаете, как вам не стыдно?

СТЕПАН. Мало ли, что у вас в матрасе. Мы должны принять меры от контрреволюционной пропаганды.

АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ (обращается к Задорожному). Товарищ Задорожный, предъявите мандат на обыск. Кто дал санкции на проведение обыска?

ЗАДОРОЖНЫЙ. Так, адмирал Романов. Вы хотите видеть подпись победившего пролетариата? Вот приказ, читайте.

Задорожный достает из папки листок бумаги и держит его перед глазами Александра Михайловича. Тот читает документ. Задорожный убирает приказ обратно в папку.

Мария Федоровна выходит из ширмы. На ней длинное черное платье. Обращается к Задорожному.

МАРИЯ ФЕДОРОВНА. Так что вам угодно, товарищ Задорожный?

ЗАДОРОЖНЫЙ. Мне угодно провести у вас обыск. Предлагаю самой отдать мне все контрреволюционные документы.

МАРИЯ ФЕДОРОВНА. У меня нет таких документов, и мне нечего вам отдавать.

ЗАДОРОЖНЫЙ. Прошу дать ключи от всех шкафов и ящиков. Мебель мы ломать не собираемся, это народное добро.

МАРИЯ ФЕДОРОВНА. У меня нет ключей. Мы не запираем мебель от наших слуг. Не доверять – не в моем характере, да и не в принципах. Я считаю, что запереть – это оскорблять слуг наших.

СТЕПАН. Ой-ой-ой. Какие мы благородные.

Мария Федоровна гневно смотрит на него.

В это время Задорожный и Степан начинают обыск и открывают все ящики и дверцы в шкафах.

Задорожный достает стопку писем.

ЗАДОРОЖНЫЙ. Что это за письма? Переписка с противником? Для начала недурно.

МАРИЯ ФЕДОРОВНА. К сожалению, я вас разочарую. Все эти письма от моих английских родственников и, соответственно, на английском языке.

ЗАДОРОЖНЫЙ. Разберемся. У нас в Совете переводчик есть.

СТЕПАН. Все ваши английские родственники – враги рабочего класса.

Задорожный и Степан продолжают обыск.