Читать книгу Тернистый путь к счастью - Андрей Владимирович Шадрин - Страница 1

Автор

Шадрин Андрей Владимирович

Автобиографическая повесть

Тернистый путь к счастью.

Несомненно, у каждого из нас свой путь к Счастью. У кого-то это широкая дорога с цветущими деревьями. Иным приходится пробиваться по узкой горной тропе неудач. Мне же предстояло пройти свой тернистый путь, чтобы найти, сохранить и удержать свое счастье.

__________________________________

Челябинск 2015

ДАННАЯ РАБОТА ЗАЩИЩЕНА ЗАКОНОМ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ «ОБ АВТОРСКОМ

И СМЕЖНЫХ ПРАВАХ»!

ПРОЛОГ

Меня зовут Шадрин Андрей, родился я 1 октября 1981 года в Свердловской области, в г. Верхняя Пышма.

В Дегтярском детском доме я оказался с 20.06.1989. До этого времени находился в другом детском доме (в городе Полевском Свердловской области).

Как я попал в детдом. Мать была лишена родительских прав (а затем осуждена). Меня и моих братьев с сестрой поместили в Верхнепышминскую детскую больницу, где я находился до устройства в детский дом. На нашу жилую площадь, как пустующую, владелец дома, поселил своих работников с завода.

Исполнительный комитет: РЕШЕНИЕ от 27.06.1985г. № 174/1. Рассмотрев документы, представленные Верхнепышминским гороно об устройстве в детский дом несовершеннолетнего Шадрина Андрея Владимировича, находящегося в данное время в детской городской больнице, и принимая, что решением народного суда от 8 февраля 1984года (дело 2-243) мать несовершеннолетнего Шадрина С.М. 1951 года рождения лишена родительских прав, отца у ребенка нет, исполнительный комитет Верхнепышминского городского Совета народных депутатов РЕШИЛ:

1)Определить несовершеннолетнего Шадрина А.В. 1.10.1981 года рождения в детский дом на полное государственное обеспечение.

2) Сохранить за несовершеннолетним право на жилплощадь по адресу: г. Верхняя Пышма, ул. Петрова 13-12 до его совершеннолетия.

3) Просить Свердловский областной отдел народного образования выделить путевку для устройства несовершеннолетнего в детский дом.

Почему я решил написать рассказ о себе.

Что я хочу донести до детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, а также до взрослого человека, будь он родитель или готовящийся им стать?

Причин несколько:

1) Дать понять, насколько могут быть разные люди.

2) Как надо себя вести, если Вы попали в беду.

3) Как относиться к родным и близким предавшим Вас.

4) Как выжить ребенку, если по каким-то причинам он остался без попечения родителей.

5) Что может быть страшнее, чем потерять статус Человека и как воспитать Человека в себе.

6) Насколько нужно доверять людям.

7) Как прожить , не пороча своего имени и не нажив врагов.

Мне хотелось бы, чтобы люди могли понять и задуматься, через что пришлось мне пройти, увидеть и ощутить на себе все беды, напасти и ненастья. И стараться ни в коем случае не допустить подобного.

Мне хотелось смело заявить о своем статусе Человека!

Любите себя, любите своих детей. Не отвергайте их и не отказывайтесь от ответственности, которая на вас возложена. Родив ребенка, мало дать ему жизнь – дайте ему возможность правильно жить. Не опуститься до уровня отброса общества, а, подняв голову, идти вперед.

На сегодняшний день все больше детей оказываются в приютах и детдомах. Причина? Причины разные: алкоголь, наркота, преждевременный уход из жизни родителей или иная причина.

Они не понимают, что такое мама и папа, что такое дом, в котором царит любовь и понимание. Они не знают того ощущения, когда мама целует на ночь и говорит, как сильно она любит, не знают и любви папы, который защитит и научит быть сильным и мужественным.

Многие дети, попавшие в детдом, находятся на полном государственном обеспечении. Да, это так. Но после выпуска из детдома – что их ждет, какая жизнь? Государство уже не поможет и не обеспечит, многих просто даже не накормит, не говоря уже об одежде. Ребенок оказывается перед выбором: какую жизнь выбрать для самого себя? Он может хорошо учиться, и это будет его заслугой, способом осуществить свою мечту. А может просто учиться и по непредвиденным обстоятельствам потерять много лет жизни, которая будет сначала сильно бить кнутом, проверяя на прочность, а потом и пряником порадует, но бить продолжит. А может просто пустить всё на самотек, привыкнуть к забору по периметру, режиму и следовать этому, дальше отбывая наказание в местах лишения свободы. Там тоже государство не забывает о тебе, помогает едой по крайне мере и одеждой.

Кто-то из детей или подростков, прочитав это, задумается, сделает выводы, но у каждого ребенка жизнь индивидуальна. Жить чьей-то жизнью невозможно. Повторить пройденное мною – никому не пожелаю.

Если ты мать или отец, и ты не хочешь, чтоб твой ребенок прошел через все беды и страдания в одиночку и прожил свою жизнь бессмысленно, помоги ему. Оберегай его, воспитывай, надели его только положительными эмоциями, встречайте радость вместе и цените каждую минуту, прожитую вместе. Не отказывайтесь от детей, не бросайте их. Они в любом случае будут помнить вас всю свою жизнь, и самое страшное, – если они будут вас ненавидеть.

В общем, рассказ будет о моей жизни. О тех событиях, которые происходили со мной. Как я, уже здравомыслящий человек, поняв, кто есть моя мама, даже после ее смерти не могу смириться с тем, что она совершила.

Страдая хроническим алкоголизмом и ведя не совсем порядочный образ жизни, была осуждена на 6 лет. Отца я не помню, но про него другая история, которую я расскажу позже.

В семье нас 6 человек, 5 братьев и одна сестра. По стечению обстоятельств, пятеро из нас оказались в одном детдоме, шестой, самый старший, остался воспитываться с бабушкой и дедушкой.

До тринадцатилетнего возраста жизнь в детдоме протекала просто, не помню всех событий, так как важности для меня они не представляли. Играли, ходили в школу, ну, делали все, что присуще ребенку.

Шли годы, мне уже 13 лет, уже многое понимаю и даю отчет своим мыслям и действиям. Отношения с близкими не складываются должным образом, так как их поведение не совсем меня удовлетворяло. Постоянные споры, разногласия, и чувство ненависти друг к другу только возрастает. Я был спокойным, уравновешенным мальчиком, нареканий со стороны воспитателей не было. Мои же братья были уже с детства хулиганами, баловались сигаретами, алкоголем и воровством. Я чувствовал себя иным, не таким, как они, не одной крови.

Произошло первое событие, которое по эмоциональным ощущениям было двойственным. Когда мне было тринадцать, мать вдруг вспомнила, что дети ее находятся в детдоме. Может, вспомнила, а может, кто посоветовал навестить нас, и она периодически приезжала, чтоб навестить, дать о себе знать: вот я, ваша мама, любите и почитайте. Я не знал, как вести себя, какие должны быть эмоции, как смотреть в глаза, да и вообще о чем говорить.

Что значит быть мамой? Дав жизнь ребенку, мать обязана дать ему воспитание и все навыки для жизни, научить и образумить, показать, что есть любовь и ласка, добро и зло. Поставить на правильный путь и потом, при старости, получить за это безвозмездную благодарность от детей.

Из-за моих непонятных ощущений у меня не возникало желания видеть мать. Что-то меня держало и препятствовало этой встрече. Я не выходил из комнаты, не хотелось даже видеть ее и тем более разговаривать с ней.

Но любопытство и интерес все же был, какая она – мама, хотелось мне знать. Я выглянул в окно. На дворе было лето, погода была ясная и жаркая. Смотрю в окно и вижу машину, которая припарковалась возле детского дома, стоит толпа взрослых людей, а с ними стоят мои братья, сестра у кого-то сидит на коленях и показывает пальцем в окно, из которого выглядывал я. Люди стояли в плотном кругу и что-то распивали, передавая друг другу стакан (после уже узнал, что моих братьев угощали пивом. Очень удивился тому, что вместо сладостей им предложили распить пиво).

Тем временем в машине громко играла музыка, и люди кричали что-то, что – не помню, но это веселье продолжалось длительное время. Я еще тогда начал понимать, видя это, что понятия «мама» для меня особо не существует, так как в детдоме мамой стали воспитатели, которые, впрочем, и относились ко мне хорошо.

После того, как машина уехала вместе с теми, кто на ней приехал, братья прибежали ко мне и начали рассказывать, как хорошо провели время с мамой. «Неудивительно», – сказал я и почувствовал, как от них пахло перегаром и куревом. Старший брат, которого зовут Владимиром, протянул мне пачку сигарет «Сamel» и сказал, что это от мамы. Я ее не взял, сказал, чтоб оставил себе (на тот момент я не курил.)

Представьте мою реакцию, реакцию ребенка, которому так хочется материнской любви и заботы, который по причине чего-то оказался в детдоме, который ждал и надеялся на то, что когда-нибудь приедет мама… Не раз представлял я встречу с ней. Видел перед собой, как бегу к ней, бросаюсь на шею со слезами на глазах и спрашиваю: «Ты где была, мама?» Слышу ответ: «Прости сынок, так получилось, так было необходимо». Я бы понял ее и простил. Но меня бесило одно: почему, после стольких лет ожидания, она приехала, и вместо конфет и извинений я получаю пачку сигарет? Неужели это самое необходимое для меня сейчас? Чем думает взрослый человек, тем более мать, приехавшая к своим детям?…

Та обида, которую я испытывал все это время, когда видел, что другие мамы приезжают к другим ребятам, обнимают их, плачут, радуют их сладостями, лаской, извинениями, чего категорически не хватает ребенку, сразу же переросла в ненависть.

Если до этого момента у меня было желание увидеть мать и сказать: «Здравствуй, мама, я так долго тебя ждал», то сейчас я понимаю, что слово «мать» для меня как комок в горле, и произносить его по отношению к матери у меня не было и нет никакого желания. Вот такое заочное знакомство было с моей матерью.

Вы задаетесь вопросом, почему я, как все мои братья и сестра, не вышел побыть с матерью? В начале я говорил, что было какое-то странное ощущение, что я не чувствую родных, вот, думал, и посмотрю со стороны, каково это – встретить мать. Позже она приезжала еще раз-два, но меня это мало интересовало. Я находил разные причины, чтоб обойти встречу с мамой стороной.

Прошел еще год, мне уже четырнадцать лет. Учился я хорошо, старательно, воспринимал все адекватно, быстро, и дисциплина была хорошая. Участвовал во всех спортивных и праздничных мероприятиях. Старался всегда быть в ряду первых, стремился побеждать, умел смешить и ставить разные сценки на праздниках, что радовало всех и меня в том числе.

Помню, поехали мы в пионерский лагерь имени Павлика Морозова в поселке, недалеко от города, где я находился в детдоме. И была так называемая Королевская ночь, это когда смена кончается и на другую смену приезжают другие дети, а мы, будучи как детдомовскими находились в пионерском лагере все три смены. Ну, так вот, на мероприятие был приглашен мэр города Дегтярска, (как сейчас помню: память на хороших людей хорошая). Выступал я ярко, активно, вся публика держалась за живот, смеялись до слез, и даже сам мэр был в восторге от моего выступления. Поблагодарил меня за столь яркое выступление и сделал мне подарок какой-то, игрушку (не помню какую). Ну и в дальнейшем на всех мероприятиях мэр старался присутствовать, чтоб посмотреть на мои выступления, чем я еще порадую публику. В общем, человек он хороший, добрый душой. О нем я еще вспомню в своем рассказе.

Директором детского дома была Людмила Николаевна, она же была учительницей по алгебре в школе, где я учился. Очень хорошая, и как директор, и как учитель, да и как человек в целом. Справедливая и в то же время строгая, умела все разъяснить правильно. Часто заходил к ней в кабинет за советом, как быть в той или иной ситуации. Просил наделить меня умным советом.

Однажды мне вдруг захотелось чего-то такого необычного в жизни, я еще тогда поставил перед собой цель быть ЧЕЛОВЕКОМ, чтоб меня хоть как-то любили, понимали и брали во внимание мое мнение.

Как стать таким, как не уйти с дороги, как не попасть в яму, из которой самостоятельно не выбраться? – часто задавал себе этот вопрос. Было желание быть нужным, быть примером для подражания, быть любимым.

Услышал или так узнал, не помню сейчас, но захотелось стать суворовцем. Видел их по телевизору: идут, спина ровная, подтянутая, форма черная с красными лампасами, смотрел – и представлял себя. Вот оно, решил я для себя, то, что мне надо! Это то, что меня всегда привлекало, что всегда нравилось, к чему я всегда шел. Суворовцы дисциплинированные, дружные, всегда спешат на помощь, объективно мыслящие и целеустремленные и многое другое. Все эти качества я наблюдал в себе, и мне очень захотелось стать суворовцем.

Подошел я к директору детдома и говорю: «Людмила Николаевна, как мне стать суворовцем? Уж очень мне хочется, и я прям вижу себя в будущем». Она посмотрела на меня и говорит: «Присаживайся. Ты знаешь, Андрей, – говорит мне она, – на моем веку, сколько я работаю в детдоме, ни одного такого случая не помню, да и не было таких». Стала сомневаться, что это возможно, и в разговоре стала меня немного убеждать, что мне этого не надо, что у меня не получится. Но я понимал, что никто, кроме нее, не сможет узнать, поговорить с кем-нибудь, чтоб мне дали шанс попробовать.

В детдоме, в одной из групп, был еще один способный мальчик, по характеру и лидерству схожий со мной. Я о нем знал, так как общались, дружили. И сказал Людмиле Николаевне, что я не один с таким желанием: «Сделайте что-нибудь, попробуйте, пусть дадут хоть маленький шанс показать, что мы что-то можем, что мы не пропащие дети, что мы идем к цели. Просто пусть дадут попробовать». И она поехала в департамент образования спустя несколько дней просить для нас вступительную путевку.

Через некоторое время нас двоих вызвали к директору в кабинет. Людмила Николаевна говорит, что путевки она выбила с трудом, что над ней посмеялись и сообщили, что шансов у нас нет. Эти слова Людмила Николаевна сказала мне, когда мы приехали на вступительные экзамены. Но надо было уже готовиться к экзаменам, после того как мы узнали про путевки. Мы тогда, помню, очень обрадовались, счастья столько было, глаза загорелись, я подумал: «Ну наконец-то все будет хорошо, я докажу что я человек и что чего-то в этой жизни стою».

Прошло еще немного времени, и нас повезли в Екатеринбург на вступительные экзамены и медицинскую комиссию. Конечно же, как я и предполагал, комиссию по состоянию здоровья я прошел без всяких проблем, здоровье у меня хорошее. Экзамены вступительные я сдал и даже очень хорошо, физподготовку тоже прошел успешно. Мой друг, с кем я приехал поступать, зовут его Николай, тоже все благополучно сдал, иначе и быть не могло, мы очень старались и были уверены в себе. Ведь впереди нас ждало хоть какое-то будущее. Сидим мы, значит, пальцы скрещены, волнуемся. Людмила Николаевна с нами сидит, поддерживает нас, причитает: все хорошо, вы справитесь.

Помню еще, открывается дверь кабинета, выходит женщина, такая вся на вид строгая, интеллигентная, и спрашивает: кто тут самый высокий? Я поднял руку, а и вправду, я был самым высоким среди всех ребят, кто приехал поступать. Пригласила в кабинет, говорит, помоги штору повесить, а то не достаем, да и возраст уже не тот, по подоконникам скакать, и смеялись сидели со своей работницей. Я не мог отказать и сделал, что она просила. Присел снова на лавочку, сидим и ждем решения, волнуемся.

Через некоторое время в коридор заходит мужчина, солидный такой, видно, что не простой, и с ним мальчик наших лет, хлюпик такой, аж смотреть жалко. Весь какой-то замкнутый в себе, худой. Мужчина зашел в кабинет, где сидели эти женщины, которым я помог повесить штору. Его сын остался в коридоре, стоит у стены присесть не осмеливается, хотя место было много.

Выходит мужчина из кабинета через некоторое время, забрал своего мальчика, и они ушли. Еще через некоторое время стали вызывать ребят. Мы сидим, ждем, когда вызовут нас. Прошел час, детей уже не осталось: после их вызова в кабинет они покидали здание. Никого уже не осталось, кроме нас, мы заметно начали нервничать.

Людмила Николаевна постучала в двери кабинета и спросила, а когда моих мальчиков вызовут, что, мол, мы уже долго сидим, кроме нас никого нету. В ответ ей сказали, что группу уже набрали и нам ждать нет никакой надобности. Ничего больше не объяснили, но мне стало ясно, что тот мужчина, который приходил с сыном, протолкнул его вместо кого-то из нас. Мы сидели еще какое-то время в надежде, что, может, это недоразумение, что может, еще что-то изменится. Может, совесть замучает, и все-таки отнесутся с пониманием к нам. Не могут же с таким безразличием отнестись к нам, думал я.

Встаю и сам отрываю дверь кабинета, прошу посмотреть еще раз наши результаты, в ответ слышу: «Закрой дверь с той стороны!» Я сел на лавочку, долго смотрел в одну точку, пока меня не одернула Людмила Николаевна, и мы поехали обратно в детдом.

Всю обратную дорогу, я ни с кем не разговаривал. Людмила Николаевна, что-то говорила, но я не слышал почему-то, о чем она говорит. Даже не помню, какие мысли были на тот момент, но помню точно: по щекам текли слезы. Обида была, ужасная обида, я чувствовал, как мое виденье о хорошей жизни менялось. И над головой сгущались серые тучи.

Неделю после приезда в детдом я был сам не свой. Я пытался думать, искал ответы. Почему так получилось, где справедливость? Ни один взрослый на тот момент не объяснил, не поговорил со мной, ведь видели же мою обиду. Понимали, насколько мне сейчас тяжело. Знали все мое стремление и желание попасть в суворовское училище. Часто говорил об этом, прожужжал все уши. Но никто после приезда даже не подошел и не спросил: ну как ты? Как все прошло? Никого не интересовало мое душевное состояние, и тогда я пришел только к одному выводу на тот момент.

Если сама жизнь жестока ко мне, еще с рождения определила мою участь, и люди настолько несправедливые и алчные, то и мне надо пользоваться этим же оружием. Стать жестоким по отношению к окружающему меня миру, не пытаться сделать что-то во благо общества, не применять больше мягкость своего характера, а стать ненавистным для общества.

Я понимал, что это нехорошо, я понимал, что, изменившись, я обрету ненависть к себе и полное душевное одиночество. Я перестал жалеть людей, не жалел их чувства и их переживания. Резал по живому и, видя боль другого человека, не способен был испытать и почувствовать эту боль сам. Я жестко судил людей, вынося им жесткие и безжалостные приговоры. Я видел вокруг одних врагов, и сам становился врагом для всех. Добрым быть перестал.

Исследователи считают, что подростковый период в жизни мозга является отличным временным промежутком, когда новые знания могут усваиваться максимально эффективно. Однако, неспособность подростка адекватно контролировать свое поведение, а именно обрабатывать эмоциональную информацию и руководить нервными импульсами приводит к тому, что его поведение становится девиантным. Подростки становятся не просто агрессивными и суицидально депрессивными, но и зачастую бывают социально опасными.

По-другому поступить я не мог, да и не предоставлялось уместным. Первый раз я увидел общество серьезной системы, которое просто напросто отвергло меня. Даже не объяснив, не погладив по голове и не сказав: попробуй в другой раз, может, тогда что-нибудь получиться. Нет! Этого не произошло. Система повернулась ко мне спиной, оставив меня наедине с моими мыслями. Директор детдома больше так и не заводила разговор об этом и не интересовалась дальнейшими моими действиями и мыслями. Да и я понимал, что грузить ее чем-то подобным и ставить в неловкое положение перед теми, кому безразлична судьба ребенка смысла не было. Голову распирало от разных мыслей, мне еще четырнадцать лет, а мыслить приходилось уже по-взрослому. Я думал, что мозг вот-вот взорвется, столько думать о том, что будет дальше, мне до этого не приходилось. Я, как и многие, понимал, что раз я в детдоме, значит, я государственный. И государство должно меня обеспечить необходимым. А если я хочу большего, если я хочу быть лучше, чем кто-то другой? Кто мне в этом поможет? Государство, которое как я уже убедился, обеспечивает только лишь необходимым. Мысли были настолько ужасными, что впервые я почувствовал легкость души, так как было безразличие: все, что было на тот момент – это пустота впереди. Я больше не видел себя и свое будущее.

Наступил следующий день, проснувшись, почувствовал, как во мне растет какой-то монстр. Как сейчас помню, что видеть стал все иначе, не так, как это было еще вчера. Любое слово в мою сторону от воспитателей или одногруппников воспринималось как угроза. Сам того не осознавая отвечал по-хамски, часто начинал лезть в драку, используя свои физические данные на все 100%, не щадя никого. Я не видел перед собой сильного или слабого, одно двигало мною – зло (желание уничтожить все, что стоит на моем пути). И пусть будет так, как будет. Описать полностью мое состояние невозможно, но поведение мое изменилось. Все, что ранее казалось светлым будущим – повязло во мраке. Вся детская радость пропала, искорка в глазах потухла и разум поглотил хаос.

Школа ушла далеко на задний план, дисциплины никакой не стало, что говорят мне воспитатели или учителя – оказывается плачевным для них. Частые посещения кабинета директора и приводы в милицию. Я начал много гулять по улицам города, встречал разные компании хулиганов, токсикоманов или наркоманов.

Любая из этих компаний была обречена на то, что я безжалостно выплескивал все эмоции, избивая их. Я почувствовал вкус своей крови, в драках доставалось и мне. Слизывал кровь, оставленную на моих руках, кровь тех, кого бил, улыбался озлобленной улыбкой и продолжал, не чувствуя боли. Упасть не мог себе позволить, упасть – значит, не подняться с колен, что недопустимо было для меня. Либо меня – либо я, по-другому уже не получалось.

Из-за регулярных приводов в милицию поставили на учет. В детдоме уже полгода спустя закрыли на меня глаза. Воспитатели перестали пытаться говорить со мной. Директор вызывала в кабинет, но видела, как безразлично мне стало все то, что она доносила до меня все это время.

Я уже забыл, что я подросток. Я уже желал самостоятельной жизни, и было неважно, какая она будет. Начал курить, пить – нет, не пил, наркотики тоже не принимал, но напрямую оказывался в подобных компаниях. Никогда не понимал, что они испытывают, выпивая или уколовшись. Да и желания не появлялось при виде такого, как их ломает.

Начал потихоньку формировать свой авторитет, как безжалостного и жестокого Андрея, которому неважно, что будет и что стоит перед ним. По ночам стал убегать из детдома на ночную дискотеку. Там можно было легко подраться да и себя показать. Люди, которые приходили на дискотеку, всегда желали выплеска адреналина под воздействием алкоголя.

Мне было 15 лет. Связываться и конфликтовать со мной не желали ребята даже старше меня. Группировки своей не было, хотя другие играли в банды, ходили толпами, показывали, какие они крутые. Я же не подпускал к себе на близкое расстояние никого, да и ни к чему это, дешевая показуха.

Это и называлось уже авторитетом среди определенного контингента. Время пролетало быстро, воспитателям уже было в тягость терпеть меня и все мои жестокие выходки по отношению к ребятам и взрослым. Было принято решение определить меня на индивидуальное обучение. Чтоб быстрее выпустить меня из детдома, раз я так рвусь к самостоятельной жизни. Даже не спрашивая меня, хочу ли я. Да и кому было интересно мое мнение?

Учительница сообщила в классе, что было принято такое решение на собрании. Я не особо протестовал и не сопротивлялся. За один год я прошел программу 8-го и 9-го класса.

Наступил 1997 год. Выпускной был не так как у многих, кто заканчивает школу. Было все гораздо проще. Вот тебе, Андрей, аттестат об окончании средней школы, собирай вещи. Наш водитель единственное, что сможет, это отвести тебя до места рождения, в г. В. Пышма для дальнейшего поступления в ГПТУ.

В сопровождении поехала наша завуч с папкой моих документов. Приехали мы в город В.Пышма Свердловской области, в ГПТУ № 90, зашли к директору, завуч отдала папку и сказала: «Вот выпускник детдома, примите для дальнейшего обучения по специальности». Директор ГПТУ посмотрел мои документы и прочитал характеристику, которую написали мне в детдоме. Содержание характеристики явно не удовлетворило директора. Хорошо, сказала она, и предложила пройти к преподавателям в комнату. Мне предложили профессии, их было две: слесарь и плотник. Ни одна, ни другая профессия меня не устраивала, я озвучил: «На Ваше усмотрение» и спросил, куда мне идти, чтоб положить вещи, которые были со мной. Меня провели в общежитие на территории ГПТУ и указали койко-место.

Расположившись, я пошел осмотреть общежитие. Шел по коридору, вижу, сидит компания парней и девчонок у окна. Я прохожу мимо, не говоря ни слова и не замечая их. Меня грубо окликнули, попросив при этом сигарету (это стандартная процедура в 90-ые, чтоб завязать конфликт), я уже прошел несколько метров и сделал вид, что не слышал, последовало снова «слышишь?» Я обернулся, сказал, да, слышу. У меня снова потребовали сигарету. Я сказал: подойди и возьми, на что завязался словесный переполох между мной и ребятами (их было на тот момент человек шесть). Чтоб не скандалить в помещении ребята предложили выйти на стадион, который также располагался на территории ГПТУ.

Пройдя на стадион, я увидел большую массу народа, было лето, было жарко. Все ребята проводили время на стадионе и занимались кто чем. Я смекнул, что конфликт так просто не разрешится, что процедуры унижения новенького и проверки его «на вшивость» не избежать. Меня окружило много народу, все что-то говорят на повышенных тонах, провоцируют ситуацию. Интересно, что подросткам всем по 16-17 лет, они понятия не имеют о том, кто перед ними стоит. Но стадное чувство преобладает над их разумом.

Зачинщик стоит передо мной. Говорит что-то вроде того, что все новенькие придерживаются одного правила: слушаться всех старшекурсников и не перечить. Я усмехнулся и ответил ему, что у меня свое мнение на все, и принимать какие-либо решения я буду самостоятельно: «Как вести себя по отношению к вам я решу в процессе общения». Неожиданно тот сделал удар кулаком мне в грудь. Хорошо, что реакция у меня хорошая, да и спортивная подготовка не хромает. От меня последовал ответный удар. Жестокость моя не знала границ, ударил я ногой в голову, приложив к этому все силы. На что зачинщик упал без памяти и долгое время не приходил в себя. Я стоял и смотрел, как его друзья стараются привести его в чувства, но все было безрезультатно. Никто больше не посмел отомстить за пострадавшего, были лишь крики, в которых звучало уважение за мой поступок. Я чувствовал неудовлетворенность, оттого что драка быстро закончилась, поэтому применил жестокие и садистские меры. Достал из кармана коробок спичек, зажигая их, тушил об лицо пострадавшего, не чувствуя при этом жалости. Меня на тот момент охватило что-то необъяснимо жестокое. Я просто делал вещи, которые не могу объяснить словами. И самое интересное: стоявшие учащиеся смотрели и ликовали. Никто не одернул и не сказал, чтоб я прекратил. Некоторые даже подходили, спрашивали мое имя, жали мне руку.

Я понимал, что на этом мое обучение в ГПТУ, наверное, закончилось. Парень так и лежал, не приходя в сознание, учащиеся подумали, что он притворяется, и толкали его ногами. Тот продолжал лежать. Я присел перед ним на корточки и закурил. Подождал еще какое-то время и оттащил его в кусты, которые были поблизости. И под крики славы зашел в общежитие. Уже вечерело, про парня того все и позабыли. Что с ним и как – никого не интересовало, мы легли спать.

Ночью меня разбудили сотрудники милиции, и я рассказал все, как было, что это была самооборона, и я отстаивал свою правоту, учащиеся подтвердили. Но милиция с директором пребывали в недоумении от того, что на его лице столько ожогов, и никак не могли сопоставить это с самообороной. Меня тут же поставили на учет. Но этого стало мало, чтоб оставить меня дальше продолжать учиться. Директор ГПТУ на утреннем собрании объявила публично, что меня отчисляют. Мне выдали документы и показали на дверь из училища, уголовное дело по статье 111 ч.1 не заводили.

Вот я и стою на улице, в незнакомом мне городе. Мешок из-под сахара с вещами и под мышкой папка с документами. Присел на лавочку открыл папку с документами начал листать, читал все, что там было написано, где родился, как попал в детдом, были фотографии, грамоты за участие в мероприятиях, когда еще ничто не предвещало беды, и адрес, где живут мои родственники. Вот что я обнаружил, листая страницы.

Больше всего мне не хотелось идти по этому адресу. Кто бы знал, какой осадок оставался у меня на душе от приездов матери в детдом. Как сейчас быть, что будет дальше? Как вести себя в этой жизни, так и не мог понять. Делать добро, которое не увенчается успехом, да и образ, созданный мною, уже настолько приелся и стал привычным, что отказаться от него и пересмотреть себя казалось невозможным. Не знал, как все обернется, как пойдет. Показывать мягкость своего характера – значит попасть под влияние сильного. А в то время это было недопустимым, дать слабину – значит быть под влиянием массы и чувствовать, что ты в стаде овец, которыми кто-то руководит. Быть овцой в стаде не по мне, не разделяя мнения, соглашавшись кивать головой – не мое.

Долго думая, сидя на лавочке, я все же решился пойти по этому адресу, спрашивая у прохожих как добраться. Спустя час-два вышел к двухэтажному дому, который и был домом моих родителей. Я еще какое-то время не осмеливался подойти к нему, что-то меня отталкивало от него. Рядом, через дорогу, находился парк, куда я пришел и гулял еще некоторое время. Потом решился, подошел к подъезду, сел на лавочку и стал ждать. Не знаю, чего ждал, может, просто тянул время, чтоб не зайти, или страх какой-то был, в общем, смешанные чувства. Пытаясь встать, почувствовал, что ноги стали как вата, не слушались меня и тряслись.

Во дворе дедушка грядку полет, сижу и наблюдаю за ним. Спустя время дед проходит мимо меня, идет в сторону подъезда. Я спросил: «Дедушка, а не подскажете, Шадрины в какой квартире живут?» Он обернулся и спросил таким недовольным тоном: «А тебе зачем? ты кто такой, че тут надо? – и ворчит – приходите тут, сидите, шпана проклятая». Поначалу я встревожился, но потом ответил, что меня Андрей зовут, Шадрин, и тут живут мои родственники. Дед тут же схватился за сердце, подошел ко мне и обнял меня крепко так, как родного. Плачет и причитает: «Какой ты стал, как вырос. Мы с бабушкой о тебе каждый день вспоминаем, так скучали по тебе». Присели с ним на скамью, дед рассказал, что самым любимым я у них был, бабушка очень любила меня. Посидели еще немного, дед потом сказал: «Пойдем в дом чай пить», – я и последовал за ним.

Первое, что увидел – это наполовину сломанная входная дверь, затревожило, почему она сломана, подумал я. Зашли в квартиру. Первое, что я почувствовал, – это сильный запах растворителя, ужасный запах, даже начало тошнить. Я спросил деда: «Что, ремонт делаете?»– Дед говорит: Да нет, ремонта тут уже несколько лет не было.

Говорит дедушка: «Подумал, что ты один из этих наркоманов, что ходят сюда постоянно». Я не понял, что дед имел ввиду, и не придал этому значения; прошли в комнату. На кровати лежит, будучи еще жива, бабушка, ноги парализовало, встать не может. Дед говорит: «Смотри, Рая, кто приехал!» Бабушка повернула голову, увидела меня, платочек достала, утирается и рыдает. Прощения просит за то, что не уберегла от детдома, не смогла оставить меня, так как маленький очень был, всего два годика. «А любила тебя, говорит,– больше всех»,– и за руку держит меня, крепко сжимает. Рассказывает мне: «Вот иду с работы домой и вижу, как ты только в валенках и «в чем мать родила» по снегу ползаешь, я тебя хвать и домой, а мать твоя пьяная спит. Толкну ее, говорю, опять Андрей убежал из дому, а ты спишь, не смотришь. Мать пробормочет что-то, оттолкнет и дальше спать. Ты часто уползал из дому на улицу, как будто знал, что тут тебе не место». Мне сейчас 16 лет, и я понимаю, что лучше бы я родился в другой семье, чем эта. Глядишь и не был бы в детдоме, и все было бы по-другому.

Рассказала, что потом мать в тюрьму посадили, а нас всех в детдом.

«Одного только оставили, старшего самого, он в школу ходил, его и оставили под мою опеку, а вас увезли. Вот и остались мы с дедом, да с Мишей (так звали старшего брата). Долго я переживала, плакала, скучала по вам. Приехать не могла навестить, далеко, да и здоровья потом совсем не стало. Спустя время мать твоя из тюрьмы пришла и сын мой немного погодя, непутевый совсем. Дядя твой, Вася зовут.

Меня в больницу положили, ноги отказали, работать не смогла больше, на пенсии сейчас. Дед тоже, сколько может, ходит возле дома на трех квадратах картошку садит, кушать, говорит, нечего, да и ту, что растёт, наркоманы постоянно выкапывают, да мать на закуску. Устала уже от них, умру я скоро,– говорит.– Тебя увидела наконец-то, а то, думала, так и не повидаю. Мать твоя, как из тюрьмы пришла, пить стала еще сильнее. Васька водит все кого-то толпами, пахнет чем-то, не выветривается никак, дышать тяжело».

Я в недоумении: как так, что тут происходит вообще? Вроде как бы дом, должно быть как-то все иначе.

Спустя какое-то время заходит толпа мужиков, по-тихому заходят, без лишних слов. Я смотрю на них, глаза по пять копеек, кто это?! Слышу, один говорит: «Смотрите, это же Андрей!» Я как раз хотел выйти на улицу покурить, но остался сидеть на стуле, как прикованный. Кто узнал меня из толпы? Откуда меня знает этот незнакомый мне человек? Позже выяснилось, это был мой самый старший брат. Тот самый, который рос с бабушкой. Я его и не видел никогда, а тут прям вот так в лоб, брат, встретились. Продолжаю сидеть на стуле, толпа прошла на кухню и что-то там начала делать. Я подумал: И все? Это, типа, была встреча с братом? – подумал я. – Ни привета, ни пожатия руки, не спросил, как дела и что я тут вообще делаю? Снова этот жуткий запах растворителя, я не мог дышать им, закрыл двери у бабушки в комнату и вышел на улицу.

Захожу спустя время, Миша начал со мной разговаривать, странный голос у него был. Я понял, что с ними что-то не то, (как потом оказалось, они все сидели на игле и дядя мой в том числе.) Говорит что-то, я его не понимаю, и голова его постоянно склоняется. Я не стал слушать его бред. Захожу в комнату, сидят все эти люди, все раздетые по пояс и в наколках, и все как один голову склонили и сидят. Прошел на кухню, вонь растворителем невозможная, сел, открыл окно, высунул голову на улицу, совсем не верится, что это мой дом, где я родился. Дом, где могло быть столько счастья, любви.

Стук в дверь – я насторожился: неужели снова наркоманы? Двери пошел открывать дед. Из комнаты, где сидели наркоманы, никто не вышел. Заходит с шумом какая-то женщина, слышу, говорит деду: «Что ты так долго идешь, старый?» Я снова в недоумении от очередного сюрприза. Что еще мне придется тут увидеть? Сижу, жду. Заходит здоровая женщина, вид у нее такой страшный, бандитский, глаз один слепой, запах жуткого перегара. Как хотелось сразу выбежать, убежать оттуда и никогда больше не приходить! Эти мысли не покидали меня. Но, видя, как бабушка и дедушка живут, хотелось быть с ними, по крайне мере, сколько смогу. Женщина та оказалась моей матерью, той самой, что я больше всего ненавидел. Эмоции проявила, пыталась обнять, я не позволил, отдернул ее руки от себя. Она налила себе водки и рассказывает про свои подвиги, где была, что делала. Мне это было вообще неинтересно. Хотелось уйти, но я остался, идти мне было все равно некуда. Стал я жить в этой квартире, куда вечерами приходило еще куча народу: цыгане и мужики, один другого синее по татуировкам. Варили снова наркоту, а потом все спали на полу штабелями, кто, где упадет. Я тоже вынужден был спать на полу, так как кроватей в квартире не было, один лишь старый ободранный диван, по которому ползали клопы – на нем спала мать.

На следующий день мать стала рассказывать мне, что отец у меня не общий, что меня она «нагуляла», встречаясь втайне от мужа. Жив он и где-то живет в этом же городе. Она знает, где живет его сестра, которая считалась моей тетей. Я записал адрес и все собирался сходить к ней, узнать судьбу моего отца, увидеться с ним, поговорить.

Появилась маленькая надежда обрести семью, ну или просто посмотреть, какой он, мой отец. Не зная ни города, не имея средств, я не мог поехать или пойти искать адрес. Однажды дядя с братом предложили мне заработать денег. Работа оказалась связана с воровством, мое участие заключалось только в том, чтобы смотреть, не идет ли кто из людей, пока они действуют, обворовывая какой-то частный дом. Им-то, понятно, надо денег на наркоту, а мне для поиска родственников. Я нехотя, но согласился. После мне дали 600 р. Я не оспаривал, что это мало, боялся не получить ничего. Хоть какие-то деньги есть, подумал я. И поехал в центр искать адрес.

Нашел адрес почти сразу, так как дом тети находился возле центральной милиции, и каждый в городе знал, где она расположена. Постучался в двери, открыла женщина, я спросил: «Татьяна Анатольевна?» -Она ответила: «Да, а вы кто?»

Я и рассказал ей, что мне мать рассказала. Тетя Таня подтвердила ее слова и сказала, что видела меня однажды, когда мне был год. Отец шел со мной, когда я был еще в коляске. Мы к ней заходили переодевать меня, потом она меня больше и не видела. Сказала мне адрес, где живет Дима (так звали моего отца). И попросила: потом придти рассказать, как прошла встреча. Я сразу же направился по адресу. Это было недалеко от места, где жила тетя. Зашел в подъезд, поднялся на пятый этаж. Лифт есть, он работал, но я предпочел подняться пешком. Поднимаюсь, а сердцебиение учащается, волнение. Ведь вот уже скоро я увижу папу. И даже не мог представить встречи с ним.

Звоню, время уже позднее, часов 9 вечера было. Открывает женщина, спрашивает: «Вам кого?». Я говорю: «Мне Диму». Как-то сразу сказать «папу» побоялся. Говорит: Сейчас, подождите,– закрыла двери. Через минуту дверь открывается, я вижу мужчину. Вижу, как я похож на него, да и он узнал меня сразу. Сказал я, не через силу, просто сказал: «Здравствуй, папа»– и слезы покатились по щекам. Да и папа заплакал, не сдержал эмоции. Сказал: «Заходи, не стой на пороге».

Прошли на кухню, я наконец-то поел нормальной еды, так как у бабушки с дедушкой с этим все плохо. Наркоманы съедали все, что готовилось, а запасов еды не было. Посидели с папой, поговорили о жизни, отец тогда работал в Геологоразведке, по породам какой-то эксперт. Папа рассказал, что, как я родился, он немного побыл со мной. «А потом мать твоя за то, чтоб с тобой быть, денег просила. На этой почве поругались, а потом я узнал, что вас в детдом забрали». Почему не забрал меня, не навещал – я не спрашивал. Да и не особо хотелось этого знать, тем более, ставить папу в неловкое положение, задавая подобные вопросы. Они всегда приводят в тупик.

Я не держу на отца зла, как человек, я увидел, он хороший, ну, получилось так, бывает. Главное, что сейчас мы увиделись, поговорили по душам. Думал я, что все хорошо. Папа сказал мне, что никак не представлял именно такой встречи со мной. Говорил, что все время ждал, когда я появлюсь, и думал, что я начну его обвинять в чем-то. Но в чем я его обвинял бы, не его вина, что так произошло. Время уже было позднее, у папы я не остался, так как у него квартира полуторка, да и женщина дома, поэтому пошел в ту квартиру. Договорившись при этом с папой, что я приду на следующий день, чтоб сходить с ним куда-нибудь.

Пришел в квартиру, где жили мои родственники. Никто не спал, двери были открыты, в одной из комнат раздавались споры, крики пьяных людей. Я зашел в комнату, где находились бабушка с дедушкой, и сидел с ними. Бабушка много рассказывала про наше детство, попросила меня достать из шкафа коробку с фотографиями, а в ней лежала машинка, красивая такая, на радио управлении. Говорит бабуля, что все ждала, когда отдать ее мне. Работала бабушка, когда еще ходила, на заводе по изготовлению игрушек, так вот и хранила ее, меня ждала, и плакать все не переставала.

«Многое поменялось с тех пор, люди другие стали, дочь (это мать моя) стала много пить после тюрьмы, сын (мой дядя) начал колоться, мы как пенсию получим с дедом, видим от нее немногое, на покушать только. Даже на похороны деньги, что были, своровали. Вот и проживаю я свой век, как придется, смотрю на все это, и сердцу больно».

Уснул я у бабушки в комнате.

На следующее утро я проснулся опять от криков, вышел из комнаты, смотрю – на кухне народу много, и снова этот запах растворителя. Вышел на улицу, сижу на лавочке, соседи ходят, интересуются, кто я такой, что тут сижу, кого жду? Любопытные такие. Кто-то даже узнает, кто постарше. Говорят: Ты же Светин сын (так звали мою мать)? Отвечал: «Да, Андрей я». Много слышал от соседей, что жили мы всегда плохо, ни одежды не было, ни еды. Вот и помогали нам, чем могли, пока мать шлялась.

До момента, когда забрали нас в детдом, соседи то и дело ловили нас по улице, еще, говорят, ходить толком не могли, уползали куда-то. А меня как-то нашли под лавкой. Было мне год, наверное, или полтора. Лежал там весь в крови и, самое главное, не произносил ни звука, нет, не то, чтоб я был мертвый, просто спал там. Как оказалось потом, сидели с мамой на лавочке, мать ушла куда-то, а я, скорее всего, провалился под лавку, уж больно она дряхлая была. При этом очень сильно поранил руку, шрам большой на руке, сильно зацепило. Соседи увезли в больницу, где меня и зашили, и привели в норму. Слушал соседей я внимательно, все запоминал, всем интересовался. День прошел быстро в общении с соседями. Вечерело. Хотелось есть, зашел в квартиру, посмотрел – на плите ничего, холодильника вообще не было. Вышел я на улицу, уже было темновато. Рядом с домом через дорогу располагались коллективные сады, иду я, значит, по дорожке, и вижу – яблоки валяются. Немного подпорчены (время было уже поздняя осень), покушал яблок, и на этом в животе перестало урчать. Так и прошлялся ночь до утра, в квартиру не хотелось возвращаться. Я не мог воспринимать запах растворителя. Наутро направился я к тете Тане. Подождал, когда время будет 10 утра, чтоб не стучатся рано, не разбудить никого. Тетя впустила, прошли на кухню. Спросила, как я, нашел ли Диму, о чем говорили, как прошла встреча. Я все рассказал, и попросил что-нибудь покушать.