Читать книгу Принцип неопределённости - Андроник Романов - Страница 1

Линия подбородка выдаёт вернее всего. Смотришь на своё отражение в тёмном стекле айфона и замечаешь всё то, что публично в себе ненавидишь, то, с чем на самом деле давно уже смирился: мрачное от хронического недосыпа, усталое лицо человека, продолжительное время не поднимавшего на регулярной основе ничего тяжелее чайника. Того, кому надо бы меньше жрать, начать-таки отжиматься, качать пресс, завести женщину. Обязательно уточняешь: для регулярных заплывов на долгие двух-трёхчасовые дистанции. Это – метафора. Хотя бассейн – тоже здравая мысль.

Идея покончить с одиночеством оформилась в июне, месяц тому назад, когда, плавно прокручивая ленту «Фейсбука», я увидел фото молодой парочки, странной даже для этого виртуального кладбища остатков веры в человечество. На юноше был светлый клетчатый пиджак, под ним – белая хлопковая сорочка с голубым шейным платком, а на голове – маленькая зелёная шляпа с короткими полями. Его подруга – вся в белом, усеянном мелкими синими цветочками сарафане, с неожиданной подростковой невидимкой в коротких стриженых волосах. Юноша был сыном моего старого приятеля, с которым мы водили дружбу ещё с институтских времен.

Парочка выделялась на фоне унылых перепостов своей вызывающей демонстрацией счастья, радостью, впечатанной в саму плоскость снимка, такой естественной и незамысловатой, какая бывает только у собак, влюблённых и идиотов. Я подумал странное: «Вот они – вместе». И от этого чужого слова стало вдруг как-то особенно грустно.

Я смотрел на них, а они на меня, и я пытался представить, какой он – этот двадцатипятилетний мерчендайзер, прорвавший каким-нибудь ранним утром причинно-следственную ткань своей незамысловатой жизни тем, что не выпил чашку приготовленного мамой какао, или тем, что решил выйти под дождь без зонта. И что он говорил этой смелой папиной дочке, каких детей кукурузы расписывал, чтобы она вот так ухватилась за его, как ей теперь кажется, мужеское плечо?

Я сохранил фото, открыл его в локальном альбоме, приблизил до оплывших от оптимизации пикселей, подвигал изображение пальцем. Мне стало скучно. Я выключил айфон и сунул его во внутренний карман пиджака. Это было в понедельник, на утренней летучке, месяц тому назад. Шеф, по обыкновению, вдохновлял нас обещаниями премий и грядущими августовскими отпусками. В обед я полез гуглить ближайший бассейн и зарегистрировался на сайте знакомств. Анкета получилась бодрой, наврано было немного, скорее, даже не наврано, а припорошено легкой многообещающей неопределённостью. Так, чтобы потом не краснеть, если дело дойдёт до отношений. О себе соорудил следующее: «Я никого не ищу, мне близка простая восточная мудрость: то, что моё, от меня не уйдёт, а то, что ушло, моим никогда и не было». Это сочетание отрицания и сопливой, протёртой до дыр профанации Дао должно было стать прекрасной наживкой для женщин, реагирующих на фокусы реверсивной психологии и при этом предрасположенных к элементарному абстрактному мышлению.

С фото пришлось повозиться. Подходящих не нашлось. Пошёл в пустую переговорку делать селфи. Гримасничал, подтягивая неестественной улыбкой наметившийся второй подбородок, расправлял плечи, старался выглядеть непринужденным. Пару раз чуть не попался, но дело сделал. Выбрал три довольно-таки приличных фотографии, прогнал их через фильтр Инстаграма, залил на сайт и уехал на встречу.

Ехать пришлось долго, через пробки и переулки, практически вслепую, ориентируясь исключительно на голос навигатора. Устал жутко, потому после, как оказалось, необязательного десятиминутного обмена любезностями и документами возвращаться в офис не стал, поехал сразу домой. На Белорусской площади привычно встал у светофора. Образовалась неизбежная пауза, одноимённая вакууму будничной вечерней усталости, в котором, как в покачивающемся проявителе, медленно проступили двое с фейсбуковского фото. Человек в полосатом пиджаке с голубым шейным платком и его подруга в белом сарафане. Я наморщил лоб, вспоминая, на фоне чего они были сфотографированы. Подумал, что хорошо бы, если бы это было у моря. Например, Ялта. Ялтинское побережье. Я хорошо помню контур этого места. Проверять не стал. Было лень доставать айфон. Мозг тут же по привычке выдал креативное оправдание: «Пока не вижу оригинал, – подумал я, – волен достраивать, перестраивать и толковать изображение как мне вздумается… Как с котом Шредингера… Например… Они гуляли по набережной… Он выпендрился, как это любят столичные мальчики, приезжая в провинцию: шляпа, пиджак, а она… Она живёт на Массандре – они ведь именно так и говорят: «на Массандре», – на улице Щорса…»

Я рассмеялся: «На Щорса? Серьёзно – на Щорса? Там, наверное, и улицы такой нет…» Сзади взвыл клаксон, я глянул на светофор и рванул вперёд, налево, на мост, ускоряясь, обходя ленивых и нерасторопных. Захотелось поскорее скинуть костюм, сорвать галстук, швырнуть в корзину с грязным бельём сорочку и – под прохладный, густой тропический душ.

* * *

Моя однушка – образец педантизма. Но отнюдь не потому, что я любитель подумать над горой мокрой посуды или нахожу медитативной траекторию движения швабры по поверхности керамического пола кухни, устроенной по американскому образцу. Это противоестественное для половозрелого мужчины стремление к порядку – результат двухлетней дрессуры моей бывшей недожены, при воспоминании о которой во рту появляется привкус, должный по логике напоминать какой-нибудь гадкий колдовской ингредиент. На самом деле всё не так уж и плохо. Мои красные полотенчики и фарфоровые – строго для чая – чашки магическим образом действуют на девушек, бывающих у меня исключительно транзитом, по дороге из клуба домой, к невыспавшимся расстроенным родителям.

В тот вечер я, мокрый и голый, вышел из душевой кабины и, не касаясь полотенца, оставляя следы на блестящем ламинате, побрёл в кухню открывать вино. Это было очень, очень неаккуратно. Я тянул время. В комнате меня ждал ноутбук, подключенный к Интернету, в котором дрейфовала гружённая отборными незамужними барышнями «Мамба» – сайт знакомств, в котором я днём разместил анкету. Интрига была не в том, чтобы кого-нибудь снять – с этим я справлялся неплохо и без чьей-либо помощи, – а в том, с какой целью затевалось это сомнительное знакомство. Захотелось с чистого листа и хотя бы месяц – только театры, прогулки и разговоры. Ничего больше. Мне самому всё это казалось маловероятной и абсолютно не нужной при моём стабильном образе жизни авантюрой. И не то чтобы я этому противился, но и не спешил, наливая в фужер рубиновое «Ламбруско», распаковывая кус пирога с мясом, купленный по дороге в универмаге.

Приблизительно через пятнадцать минут мне надоело гримасничать, я принёс из комнаты ноутбук, открыл его и запустил браузер.

За день в гостях у меня побывали двенадцать разнокалиберных кандидаток, которые оставили сообщения. Сразу читать их не стал, пошёл по анкетам, в основном смотреть фото. Через полчаса общая ситуация с местным контингентом мне была более или менее понятна.

Внизу пищевой цепочки располагались толстушки. На фото они разнообразными способами пытались скрыть свою избыточность. Но, увы, бока выглядывали отовсюду.

Далее шло колоритное разнообразие загадочных персонажей, так и не освоивших нехитрое искусство быть женщиной, в том смысле, в котором неизбежен доморощенный хэппи-энд под крики «горько», танцы и положенный в таких случаях мордобой. Здесь размещали фото в свадебных платьях с отпиленными бывшими, предпочитали естественный голубоватый цвет лица, фотографировались с синяками, явно искусственного происхождения, во взглядах периодически читался сдавленный обстоятельствами крик о помощи. В этой категории было всё: демонстрация увядающей плоти, отсутствие косметики – не только на лице модели, но и в мировом пространстве вообще, – компании странных мужиков с подписью «мои братишки» и много того, о чём стараешься забыть сразу, дабы не разочароваться окончательно в необходимости связи человека с человеком. В верхних слоях этого обложенного сервисами и платёжными системами виртуального водоема естественным образом обитали гламурные самки – эдакие паразитирующие на мужской похоти хищницы. Здесь было много селфи, фитнеса, силикона – и как следствие, у каждой своё культивируемое мужеское стадо. Отдельно и вполне себе честно появлялись и гасли уничтожаемые модераторами анкеты проституток. Эти выставляли себя на манер обитательниц улицы Красных Фонарей и сразу обозначали условия и тарифы.

Между самками, простушками и проститутками располагалось пространство вариантов, где можно было попытаться найти ту, которая по неопытности, уму или природной брезгливости не примкнула ни к тем, ни к другим, ни к третьим.

Напоследок я открыл раздел присланных сообщений. Третье было от Насти. «Мне кажется, мы с вами похожи, – писала она, – будете здесь, отзовитесь».

* * *

С самого начала она повела себя неправильно. Сразу поверила в моё респондентское сочинение и тут же отозвалась – «чтобы не потеряться». Её наивная откровенность и естественная природная привлекательность оказались сильнее моего лужёного цинизма. Я думал о ней весь следующий день. Вернее, не то чтобы думал – думать было не о чем, – она как бы присутствовала в окружающем пространстве. И это присутствие каким-то странным образом делало бессмысленным дальнейшее моё пребывание в «Мамбе».

Вечерняя проповедь шефа по случаю отбытия в Эмираты не показалась тупым упражнением в риторике только потому, что давала возможность всё обдумать. Вернувшись за компьютер, я открыл её анкету – она была в сети, – кликнул на кнопку и напечатал в открывшемся чате: «Привет. Как насчёт кофе?» Ответ появился тут же: «Да». И через минуту: «В 18:30 на Смоленской, у «Джон Булл Паба». Удобно?» Мне было удобно.