Читать книгу Убьет, значит любит - Анка Б Троицкая - Страница 1

– Сволочь. Подлюка. Гад и сукин сын…

– Венчик, успокойся. Ну постоит и уедет. Куда он денется?

Вениамин Семеныч отвернулся от окна и угрюмо посмотрел на жену.

– Уже неделю стоит. Какой смысл обозначать парковочные места номерами квартир, если любая скотина может поставить на неё свой драндулет и стоять сколько влезет?

Он снова повернулся к тюлевой оконной занавеске и принялся жечь серебряную Шкоду взглядом. Сидевшая за столом дочь Нонна доела тост с джемом и сказала:

– Ну запиши номер и сообщи кому-нибудь. Пусть определят владельца… Мам, а это точно не к соседям кто-то приехал?

Мать налила в три кружки кипяток и поставила их на стол,

– Я Беату спрашивала позавчера, а ведь она все про всех знает… Говорит, что у нас в доме новую машину купил только тот венгр… как его… Лайош из девятой. Но это было всего три дня назад, и она у него красная… Фиеста кажись. Венчик, ты с молоком чай будешь или чёрный?

Но муж не ответил. Он продолжал закипать праведным гневом. Из окна номер незнакомой машины на его парковочном пятачке не был виден. Прямо в тапках он спустился во двор и подошёл к Шкоде. Спереди номер был заляпан грязью, и он, не найдя ничего опознавательного на водительском сидении, подошёл к багажнику и переписал номер шариковой ручкой себе на запястье.

– Я тебя заразу… – начал он вслух, но не договорил.

Из багажника сочился запах. В первую секунду Вениамин подумал со вздувшейся досадой, что в машине оставили еще и испортившиеся за восемь дней продукты. Потом он узнал этот запах и его замутило. Ему он был знаком. Отслужившему в армии в восьмидесятых этого запаха не забыть.

– Что с тобой? – спросила жена, увидев лицо вернувшегося Вениамина.

– У твоей полячки… Беаты, сын хорошо по-английски говорит?

– Конечно.

– Беги к нему, пока он на работу не ушел. В полицию надо позвонить.

Четырехэтажный квартирный дом в городе на северо-восточном побережье британского острова снимали в основном иммигранты из Азии и Восточной Европы, но жили в нем и две английские семьи. В нем было всего шестнадцать квартир, от центра было целых минут сорок пешком. Зато небольшой магазин пакистанца Азбая, с почтовым отделением никогда не подводил, когда требовались самые необходимые мелочи. Сюда часто забегали за открытками, хлебом, молоком и сигаретами жильцы целого квартала. Здесь, по дороге из школы дети покупали тянучки на оставшиеся от обеда деньги. Именно отсюда по кварталу разнеслась новость еще до того, как приехала полиция. А приехала она быстро. Сначала просто машина с патрулем. Потом фургончик с криминалистами. Серебряная Шкода Октавия исчезла под белой палаткой, а половину парковки вокруг неё обнесли желтой ленточкой. День был воскресный. Любопытные глазели из окон, толпились у входной двери и у калитки в сквере, несмотря на дождик. Местный констебль следил, чтобы владельцы соседних машин перегоняли свои автомобили на соседнюю улицу без особых выражений недовольства. Он извинялся, уговаривал, иногда вяло грозил ответственностью за… Ну, не стоит, граждане, мешать работе полиции. В конце концов к нему подошел его напарник, и спросил.

– Пойдешь со мной по соседям, или Викки будем ждать?

– Пойду. Пусть Викки берет показания у того русского, что нам звонил.

Он махнул своим товарищам из второй машины, и вытащил блокнот. Нет, он вовсе не испытывал чего-то там негативного к русскому свидетелю. У предложения была одна единственная причина. Виктория Аддисон, русоволосая и крепкая, была единственной штатной офицершей, которая говорила по-русски. Сегодня у нее должен бы быть выходной, но шеф лично позвонил и велел выходной перенести. Родом она была из города Белгорода, а всего четыре дня назад ей исполнилось двадцать девять лет.

Приехала Виктория к многоквартирнику только в час дня, проклиная в сотый раз свою униформу, которая ужасно ее полнила. По крайней мере, так ей казалось. Получив инструкции и краткое описание событий (более развернутых на тот момент еще не было), она поднялась на третий этаж (четвертый по нашему) и постучала в дверь с номером 11. Ей открыл человек, которому было уже под шестьдесят. Он был грузен и хмур, одет в спортивный костюм асфальтового цвета, седеющие волосы еще выдавали рыжину, как и почти слившиеся веснушки под глазами.

Виктория поздоровалась и представилась, назвав, кроме имени, еще и свой номер на погонах.

– Вениаминас Голубевс? – спросила она с тем мало кому известным, непередаваемым выражением, которое переводило ее вопрос на «Вениамин Голубев?» Мужчина ее прекрасно понял.

– Вениамин я, да. А это мои жена и дочь. Зоя и Нонна.

– Вы сегодня позвонили нам с сообщением, которое требуется оформить в виде письменного свидетельского показания. Вы не возражаете?

– Нет, конечно. Проходите на кухню, там стол…

– Чаю хотите? Или кофе? – спросила супруга свидетеля.

– Да, черный кофе без сахара, спасибо вам большое. Вениамин… как вас по отчеству?

– Да не нужно тут отчеств, раз уж живем в стране, где они не приняты. Просто – Вениамин. Я сам должен написать показания? Английский у меня так себе…

– Можно на русском. Нам потом независимый переводчик сделает по-английски.

– А нам с мамой тоже нужно давать показания? – спросила Нонна, красивая женщина лет тридцати, но маленькая и хрупкая как подросток.

– Только если они могут что-то добавить к рассказу вашего отца.

– Да мы все одно и видели. Я вообще машину эту сама не сразу заметила. Не до нее мне было. Нонночка как раз на прошлой неделе вернулась к нам жить. Я так рада была, захлопоталась и…

– Мама, это никому не интересно, – одернула ее дочь.

На столе появились шариковые ручки и специальные бланки. Вениамин и Зоя переглянулись, но не стали спрашивать, почему эта коренастая офицерша с гладко причесанными волосами так хорошо знает русский язык. Наверное тоже из Латвии… или откуда еще… В общем, из бывших наших, – обоюдно решили они, кивнув друг другу.

– Хорошо. А что писать то?

– Я вам помогу. И вопросами – тоже. Пишите только то, что видели и знаете. Догадок не нужно. Итак… давайте сначала устно. Когда вы впервые увидели эту машину на своей парковке?

А часа через полтора Виктория забрала исписанные бланки, попрощалась, поблагодарила и ушла. На столе остался холодный, нетронутый кофе без сахара.

*

На следующий день, в понедельник, Виктория Аддисон – простой констебль, первый раз оказалась в новой роли. Только что в отделении закончился брифинг по новому делу об убийстве. По номеру машины быстро была установлена личность владельца – молодого мужчины, чье тело и было найдено в багажнике. Номер на машине оказался зарегистрирован на адрес в том же городке. У владельца оказалась судимость, подробности которой еще предстояло поднять. Оставалось самое «легкое» – найти того или тех, кто неделю назад убил беднягу и бросил гнить в его собственном автомобиле, на парковке муниципальной окраины. Когда следственная группа была подобрана, получила инструкции и поднялась с мест, чтобы разойтись по указанным делам, специально приглашенную Викторию подозвал шеф-инспектор Ашвард.

– Признаться честно, я очень надеялся, что мы обойдемся без Скотленд-Ярда, но убитый мужчина оказался иностранцем, возможны связи с международным терроризмом, поэтому в нашей следственной группе будет лондонец. Для начала один и только на пару дней. Завтра утром будет здесь, и я назначаю тебя ему в напарники. Найди ему приличный номер в гостинице, пожалуйста, и вообще… поспособствуй.

Виктория вышла на заднюю стоянку с застывшей вежливой улыбкой. Здесь улыбка тут же исчезла и сменилась злым оскалом. Закуривший на крыльце знакомый детектив-констебль сочувствующе гыкнул и сказал:

– Викки, не хмурься, Аш просто приказ выполняет. И потом, это же почти продвижение по службе. Зарекомендуешь себя – на подготовку отправят. Снимешь эту форму, купишь костюм. Я тоже один раз был напарником у командировочного из Скотленд-Ярда.

– Напарником… тут Аш меня скорее в личные ассистентки и переводчицы определил. Сейчас полечу гостиницу искать.

– Это заодно. Наша убитый – родом из бывшего союза. Не нанимать же переводчиков. Теперь не те времена. Агенства дорого щиплют… и нас, и самих переводчиков, на сколько я знаю. У убитого есть друзья и родственники, масса русскоговорящих свидетелей – разоримся. Я как-никак тоже налогоплательщик, поэтому решение начальника одобряю. Ну… до завтра. Нам утром уже эксперты скажут, как и чем он был убит.

Он бросил бычок в ведро с песком у стены, махнул рукой и пошел к своей машине. Виктория проворчала по-русски:

– Кто бы говорил. Лучше бы побеспокоился о расходах бюджета на национальное здравоохранение, и поберег легкие.

*

Лондонец из Скотлент-Ярда оказался бритоголовым, в круглых очках, на удивление опрятным и приятным типом. Он был хорошо сложен, невысокий, бойко подъехал утром к гостинице на синей Мини Клабмен, которая рядом с ним казалась нормальной машиной. Костюм на нем был явно дорогой, но носил он его довольно небрежно. Виктория сидела в кресле у окна гостиничного вестибюля и наблюдала, как он регистрируется и исчезает в лифте. Похоже, что он зашел в номер только для того, чтобы бросить чемодан, потому что вернулся он почти мгновенно и сразу подошел к новой напарнице. Она встала.

– Доброе утро. Вы знали, что я вас жду? – спросила она и удивилась ответу.

– Нет, но так разглядывать меня посторонняя женщина не стала бы. Доброе утро.

– Простите, я не хотела мешать вам… устраиваться, – смутилась Виктория, а сама подумала, «ну, прям Холмс наблюдательный!»

– Без проблем. Вы Виктория Аддисон. Я правильно запомнил? – голос совсем не подходил к его внешности и был слишком мягким и низким. А манера говорить… тут даже трудно описать. Так говорят взрослые любящие дети со стариками родителями – дружелюбно, весело и терпеливо.