Читать книгу Белый кот на подоконнике - Анна Кул - Страница 1

Белый кот на подоконнике

Этим летом Игорь поступил учиться в медицинский институт. Такое вот радостное событие, если не вспоминать чего оно стоило, это поступление. Игорь уже в десять лет понял, что кому-то из людей везёт больше, а кому-то меньше. И одной из главных удач в жизни он всегда считал удачу по рождению. Сейчас Игорь прекрасно понимал, что его однокурсник, Андрей Чиглинский, не мог не поступить в институт, так как у того в роду было несколько поколений медиков. А у самого Игоря путь к поступлению был тяжёл, нуден и маловероятен, но всё же мечта его свершилась: Игорь Ворохов стал студентом одного из лучших медицинских ВУЗов страны.

***

Вера Семёновна еле поднялась на свой третий этаж, так она устала сегодня на работе. Да и сумки с продуктами буквально обрывали руки. Игорёк выбежал её встречать в прихожую:

– Мама, вот чего ты опять тяжёлые сумки тащишь? Сказала бы папе или мне, мы бы тебя встретили.

– Папа занят на работе, а ты ещё мал такие тяжести поднимать.

Мама, наверное, всё же любила своего единственного сына, беспокоилась о нём. Но любовь её была какой-то безразличной. Чтобы вникнуть в проблемы сначала маленького, а теперь уже сына-пятиклассника, у Веры Семёновны не хватало и времени, и просто физических сил. Она работала продавцом-кассиром в единственном продуктовом магазине их небольшого посёлка. Работа длилась с восьми утра до восьми вечера, и народ шёл в магазин в течение всего этого времени. Вера уставала от людей, их претензий и громких голосов так сильно, что дома хотелось только тишины. Поэтому, наверное, они никогда не сорились с отцом Игоря, Николаем Егоровичем, который, работая всю жизнь учителем труда в их школе, и получая за это копейки, всегда и всем дома был недоволен. Игорёк отца никогда не интересовал, Николай Егорович считал, что воспитание ребёнка – это женское дело. А, возможно, он ничего и не считал, просто у Ворохова-старшего в жизни была единственная страсть – футбол. Он даже практически не пил, что было удивительным явлением в их посёлке. Видимо, поэтому семья Вороховых считалась одной из самых положительных: не пьют, не дерутся, соседей криками не достают. А тут ещё Игорёк, пошедший в школу, вдруг, неожиданно даже для собственных родителей, стал учиться на одни пятёрки.

***

Мальчик всё же схватил большую сумку и понёс её на кухню:

– Мама, – закричал он оттуда, – представляешь, сегодня на уроке биологии учительница сказала, если у меня будет с химией также хорошо, как и с биологией, мне надо будет поступать в медицинский институт. А я, правда, очень хочу быть доктором.

Вера Семёновна, поставив рядом вторую сумку, присела на табуретку:

– Игорёк, не забивай себе голову. Какой из тебя врач? Хорошо бы в торговый техникум смог поступить. А то, вон чего надумал, в медицинский, да ещё институт.

Мальчика очень обидели мамины слова, но потом он решил, что она, наверное, права: ведь в их школе мало кто заканчивал даже одиннадцать классов. Молодёжь после девятого класса, в основном, шла работать, а кому позволяли родители, те поступали в торговый техникум. Но таких были единицы.

***

Закончив восемь классов, Игорь, как всегда на каникулах, решил поработать. В более юном возрасте мальчик подрабатывал в школе: сажал, красил, мыл. Платили мало, но, к концу лета, какая-никакая сумма набиралась. Игорь с гордостью отдавал её маме, но та только тяжело вздыхала и шла покупать сыну новую обувь:

– И когда же нога-то у тебя расти перестанет?! Каждые полгода – новые ботинки!

Этим летом Игорь решил поработать на фабрике. Его брали разнорабочим и обещали платить больше, чем в школе. Но в конце учебного года его в школьном коридоре перехватила Любовь Аркадьевна, учительница биологии:

– Игорь, мне на лето в школе нужен помощник. Платить будут, конечно, немного, но я с тобой могу всё лето заниматься, в том числе и по химии.

И мальчик согласился. Мама расстроилась, что он не пойдёт работать на фабрику, папа впервые раскричался, что не собирается до пенсии кормить такого здорового бездельника. Но Игорь понимал, что это пусть небольшой, но шанс, вырваться в другую жизнь. И оставшиеся три года своей школьной жизни Игорь Ворохов учился, как никто, наверное, не учился в их школе: много занимался сам, иногда ему шли навстречу учителя, дополнительно подготавливая талантливого мальчика, доставая для него необходимые книги и учебники. А ещё Игорю приходилось почти каждый день выслушивать ворчание и даже крики отца про «сына-нахлебника», видеть мамины слёзы и постоянно подрабатывать, подрабатывать, подрабатывать.

По окончании школы и блестящей сдачи ЕГЭ Игорь послал документы в медицинский институт. Часть экзаменов засчитывалась по ЕГЭ, а два из них необходимо было сдавать в самом институте. Деньги на билет для поездки в город ему дала всё та же учительница биологии, Любовь Аркадьевна. То, что смог заработать сам Игорь, ушло на более приличную одежду и оплату проживания в городском общежитии на время сдачи экзаменов. И вот теперь Игорь держал в руках свой студенческий билет.

***

В институте у Ворохова появилось много новых друзей и просто знакомых. Он был умён, трудолюбив и, как ни странно, доброжелателен. Одевался Игорь, конечно, так себе, но в их институте это особой роли не играло: студенты всё время ходили в белых халатах. А самым большим его другом стал однокурсник Андрей Чиглинский. Андрей был из очень известной и состоятельной медицинской семьи. Игорь Ворохов вырос в совсем другой среде. Но они оба хотели стать хорошими врачами, были умны и, главное, честолюбивы, поэтому вместе им было интересно. А на третьем курсе Андрей понял, что обладает очень влюбчивой натурой: ему нравилась каждая симпатичная девушка, встретившаяся на его жизненном пути. А вот Игорь сам нравился многим однокурсницам, но ему было не до этого, он учился. Андрея это задевало, но не сильно. Пока однажды, проводя лабораторные работы, ребята не познакомились с милой и весёлой лаборанткой Настенькой Полозовой. Андрей буквально потерял голову, а девушке, как всегда, очень понравился Игорь Ворохов. Чиглинский решил воспользоваться сложившейся ситуацией:

– Слушай, Игорёк, вот только честно скажи, тебе Настя Полозова нравится?

Ворохов несколько секунд вспоминал, о ком же это речь, вспомнив, удивился:

– Я как-то не думал про неё. Значит, скорее всего, не нравится. А почему интересуешься-то? Что, влюбился?

– Похоже на то. А она, как говорится, даже в мою сторону не смотрит. Игорь, зато ты, видимо, ей симпатичен.

– Да ладно тебе, – отмахнулся Ворохов.

– Послушай, будь другом, помоги. Я её хочу в гости на дачу позвать. Стариков моих не будет. А Настя со мной может и не захотеть встретиться. Позвони ей, скажи, что приглашаешь к другу поехать на дачу отдохнуть. Вы оба приедете, а ты потом под каким-нибудь предлогом исчезнешь.

– Андрей, что-то я не пойму. Ты же говоришь, что не нравишься ей. И зачем тогда всё это? Она же может обидеться и на меня, что обманул, и на тебя, если будешь приставать сильно. Как-то нехорошо всё это.

– Игорёк, да ты что, меня не знаешь?! Я девушек просто по определению не могу обидеть. А в Настю, похоже, натурально влюбился. Я и шашлык приготовлю, мы на лодке с ней покатаемся, глядишь, и сменит гнев на милость.

И Игорь согласился. Согласился совершить поступок, который потом перевернул всю его жизнь. Уже во вторник, после поездки на дачу Чиглинских вместе с Настенькой и последующего побега с этой дачи, Игоря с лекций вызвала секретарь.

– Зайдите в деканат.

Игорь, постучавшись в дубовую дверь, спросил:

– Разрешите войти?

Декан, толкнув лист бумаги вдоль длинного стола, посмотрел на Ворохова с нескрываемым презрением и приказал:

– Пишите заявление с просьбой об отчислении из нашего ВУЗа. Дату поставьте не сегодняшнюю, лучше за прошедший четверг или пятницу.

Игорь ошарашено смотрел на декана:

– Но я не хочу, чтобы меня отчисляли.

– Слушай, ты, урод, если не напишешь это заявление, то сядешь.

– Куда сяду? – совсем растерялся Ворохов.

– В тюрьму, миленький, в тюрьму ты сядешь.

– Виктор Маркович, за что я сяду в тюрьму, ничего не понимаю. Тут какое-то недоразумение, наверное.

– Послушай Ворохов, я решил не гробить твою жизнь только потому, что всегда считал тебя одним из самых талантливых студентов. И Настя об этом ещё попросила. Так и сказала: «Пусть всю жизнь живёт и понимает, что я не такое чудовище, как он сам». Но ты, похоже, считаешь, что изнасилование и доведение до самоубийства, это не повод сесть в тюрьму.

– Настю Полозову изнасиловали, и она, что, умерла?!

– А ты ещё и артист. Вон как удивление изобразил. Хватит дурака валять. Настя не будет писать заявление в полицию, если ты сейчас исчезнешь из нашего института раз и навсегда. И упаси тебя бог, попасться хотя бы раз на глаза мне или потерпевшей девушке.

– Виктор Маркович, да неправда всё это. Я в субботу оставил на даче у Чиглинских Андрея и Настю, а сам уехал в город. И больше я их не видел.

– Ну, ну, ты сочиняй, но меру-то знай. Намекаешь, что это Андрей Чиглинский такое сотворил?

– Я ничего не намекаю. Я же не знаю, что там случилось. Пусть Настя напишет заявление в полицию, там во всём разберутся.

Декан впервые посмотрел в глаза молодому человеку, а потом вздохнул и тяжело опустился в кресло:

– Полозова уже написала заявление, но не в полицию, а на моё имя. Заявление с просьбой исключить тебя из института. Тогда она не будет заявлять в полицию. Пиши Ворохов и, пожалуйста, прошедшим числом, будто ты ещё на прошлой неделе решил сам уйти из института по собственному желанию. А если вздумаешь с Настей встречаться и по полициям бегать, вспоминая Андрея Чиглинского, я тебе гарантирую – сядешь. Так что выбора у тебя нет.

Игорь минут пять сидел за столом, уставившись на белый лист бумаги. Потом, написав заявление, встал и пошёл к двери. Декан его окликнул:

– Прости. Пожалуй, я тебе верю. Но с Чиглинскими ты не справишься. Это единственное, чем я тебе могу помочь. Хотя нет, вот тебе ещё визитка. Это телефон главврача областной клиники, он мой однокурсник. Им сейчас требуется старший медбрат. Скажешь, от меня, и что ты по семейным обстоятельствам бросил институт. Но с тремя курсами тебя возьмут на эту должность. Платят там неплохо. Да, документы свои заберёшь в отделе кадров.

Игорь, словно во сне, вышел из кабинета. Потом он пытался пробиться к Насте в больницу, звонил и приходил домой к Андрею, не понимая, как его лучший друг и поклонник женщин, мог так поступить. Ходил до тех пор, пока к нему не вышла мать Андрея и, пряча глаза, сказала:

– Ты человек хороший, мне тебя жалко. Но я так защитила своего сына. Он впервые в жизни ошибся, и я не позволю, чтобы эта ошибка сломала всю его жизнь. Тебе лучше уйти и больше здесь не появляться. Иначе я смогу уговорить Настю написать заявление теперь уже в полицию, а Андрей всё подтвердит. Будешь возражать, тебе никто не поверит.

Так Игорь Ворохов стал старшим медбратом.

***

Областная клиника оказалась очень современной, с прекрасным оборудованием и высококвалифицированным персоналом. Ворохов там как-то быстро пришёлся ко двору. Через полгода работы его взяли помощником анестезиолога, и Игорь ассистировал на разных, в том числе сложнейших операциях, и со временем всё лучше и лучше стал разбираться в приборах и методах анестезии. К концу второго года работы его вызвал главврач и сказал:

– Игорь, я у вас в своё время не спрашивал о причине, по которой вы ушли из института, но, считаю, что вам надо сделать попытку восстановиться или, в крайнем случае, в какой-нибудь мед поступить заново. Вы очень толковый сотрудник, но вам необходимо иметь образование, иначе не сможете реализовать свои возможности. Я считаю, что врач – это ваше призвание.

И Ворохов стал готовить документы, звонить и писать в медицинские ВУЗы, собирать характеристики. В результате Игоря приняли на третий курс филиала медицинского института, который находился в их же городе, но там не было вечернего отделения, а только дневное, к тому же платное. И руководство клиники пошло навстречу молодому человеку, немного увеличив зарплату и разрешив работать только в вечернее и ночное время. Жизнь была тяжёлой, но прекрасной, Игорь снова был счастлив.

Но самым счастливым человеком в клинике себя ощущала Лера Казакова. Она занималась любимой работой, будучи врачом-акушером, а, главное, она была влюблена. Валерия впервые увидела Ворохова на общем собрании клиники. Вернее, она в тот день в Игоря врезалась, вбегая в зал. Что это было за собрание, девушка не помнила, но то, что она столкнулась в дверях и, подняв глаза на «предмет» столкновения, влюбилась в него тут же и, похоже, навсегда, это Лера помнила прекрасно. А теперь ей казалось, что Игорь это тоже понимает и старается попасть на Лерин третий этаж под любым выдуманным и невыдуманным предлогом, а часто и без него. И вот сегодня Ворохов долго и печально ходил взад-вперёд по третьему этажу, никак не решаясь позвать Леру на свидание, или просто в кино, а лучше в театр…Через полчаса хождения Игорь вдруг увидел, как открылась дверь лифта, и оттуда вышел и направился в его сторону Андрей Чиглинский. Свет из окна падал на Андрея, и он заметил Ворохова, только когда проходил мимо последнего. Чиглинский не остановился, даже не притормозил, у него не дрогнул ни один мускул на лице, но Игорь почувствовал, что Андрей его узнал и испугался.

Чиглинский попал в ординатуру в эту же областную клинику, но так как он выбрал специальность эндокринолога, с Вороховым, кроме того случая, они больше не встречались. А так как эти встречи обоим молодым медикам удовольствия доставить не могли, они постарались свести на нет даже случайность таких столкновений.

Игорь через пару дней всё же решился и пригласил в кафе Леру. И их отношения, до этого очень медленно и тяжело развивающиеся, вдруг, в течение недели, стали такими лёгкими, чудесными и просто счастливыми, что Игорь, заглядывая в смешливые и невероятно прекрасные глаза, вдруг предложил:

– Лера, ты знаешь, я подумал, что никогда в жизни никого особенно не любил. Наверное, только маму в очень далёком детстве. Был уверен, что вообще не знаю этого чувства. А сейчас смотрю на тебя и понимаю, что люблю. Ты даже не представляешь, как ты мне нужна! Ну, вот, как воздух. Я тебя, когда не вижу, словно, не живу. Выходи за меня замуж.

Лерины глаза стали невероятно огромными, из них пропали смешинки, потом девушка неожиданно зажмурилась, и из-под опущенных ресниц вдруг потекли слёзы. Игоря так испугало это зрелище, что он, набрав воздуха в лёгкие, так и не смог спросить, чем обидел или испугал Леру. Но прекрасные глаза снова распахнулись, и в них уже мелькала сотня сумасшедших счастливых смешинок. Девушка обхватила шею Игоря обеими руками, прижалась мокрым носом к его халату, потом также быстро его отпустила, сделала шаг назад и резко махнула головой:

– Я согласна.

После этого легко дотронулась рукой до его щеки и тихо сообщила:

– Игорь, больше ни у кого на свете не будет такой любящей и берегущей жены. Точно, я всю жизнь буду твоей берегиней.

Следующая неделя была, наверное, самой необыкновенной в их жизни. Ребята говорили, говорили и говорили всё свободное время. Каждый спрашивал про другого и рассказывал о себе. Игорь даже поведал историю с Чиглинским, правда, в последний момент имени обидчика и бывшего друга не назвал. Потом Лера привела жениха знакомить со своими родителями. Они друг другу понравились. Договорились, что Игорь съездит домой и уговорит маму и отца приехать к нему в гости, чтобы познакомиться с Лерой и её родителями, а потом назначить день свадьбы. Но этим прекрасным мероприятиям не удалось осуществиться. Игоря арестовали по обвинению в убийстве.

***

Ворохов после воскресного дежурства вышел на работу в понедельник уже после обеда. Подходя к зданию больницы, удивился, как много у входа стоит полицейских машин: «Какая-то авария случилась?», – предположил он. Ворохов поднялся на свой этаж, и к нему сразу же подошёл завотделением:

– Игорь, ты, случайно, не был знаком с нашим новым эндокринологом, Чиглинским?

– Да, знаком. Мы с ним как-то вместе учились. А в чём дело?

– Представляешь, он вчера в своём отделении был дежурным врачом, а поздно вечером медсестра никак не могла его дождаться к больному, зашла в ординаторскую, а там доктор мёртвый лежит на полу.

– Как это мёртвый? Его что, убили?!

– Похоже, что сердце остановилось, говорят, инфаркт. Тело полиция увезла, а теперь допрашивают всех сотрудников, работающих вчера в клинике. Ты же тоже дежурил? Спустись на второй этаж, там, в ординаторской, со всеми полиция беседует.

Игорь в совершенно расстроенных чувствах спустился вниз. Ответил на вопросы: когда вчера пришёл и ушёл, видел ли Чиглинского, был ли на их этаже.

– А почему вы спрашиваете? – Ворохов в растерянности смотрел на молодого полицейского. – Его всё же убили?

Получив классический ответ: «Здесь вопросы задаём мы», Игорь вернулся в своё отделение. Работать в этот день было очень тяжело, Ворохов устал так, словно отработал два дежурства подряд. Он понял, что обижаться на человека, даже ненавидеть его – это одно, а знать, что человека нет в живых – это было ужасное ощущение.

На следующий день утром Игорю позвонили:

– Вас беспокоит следователь Комаренко из седьмого отделения полиции. Я вам назову адрес, по которому мы вас ждём в пятом кабинете минут через двадцать. Вас это устроит?

– А со мной уже вчера беседовали. И я не могу через двадцать минут, мне нужно на работу идти.

– Игорь… Николаевич, понимаете, открылись новые обстоятельства, и нам необходимо, с учётом этих обстоятельств, с вами вновь побеседовать. Ваше руководство я уже предупредил.

Ворохов отжал кнопку телефона, и тут же раздался новый звонок, звонила Лера:

– Игорь, что случилось, ты где? Я зашла в твоё отделение, а мне сказали, что тебя вызвали в полицию!

– Лера, да всё нормально, сказали, что зададут несколько вопросов. Я скоро буду.

– А почему они свои вопросы по телефону не могут задать?! – Лера, похоже, собралась заплакать.

– Всё, всё, никаких проблем. Через час-два буду на работе, тебе позвоню.

Игорь позвонил через час, чтобы сообщить, что его задержали на 72 часа, так как подозревают в том, что он убил Андрея Чиглинского. Лера задохнулась от ужаса, потом взяла себя в руки и ровным голосом сказала:

– Игорь, ты только не расстраивайся, мы тебе наймём хорошего адвоката.

– Лера, я не виноват, я никого не убивал, я даже не был у них на этаже.

– Зачем ты мне это говоришь, я это и так знаю. Я тебя люблю.

– Спасибо, моя золотая. И я тебя люблю.

И у Игоря с Лерой началась сумасшедшая, совсем неправильная жизнь. Девушка взяла отпуск, съездила к родителям жениха. Впервые встретившись с ними вот в такой тяжёлой нелепой ситуации, уговорила их приехать и пожить пока в квартире Игоря. Познакомив родителей, велела им искать адвоката. Те через друзей каких-то знакомых вышли на молодого талантливого, очень амбициозного, но не очень дорогого адвоката, Артёмова Михаила. Михаил на следующий день встретился со следователем и самим Вороховым. Следователь Комаренко изложил суть обвинения, по которому был задержан Игорь.

– Надеюсь, что завтра его выпустят с подпиской о невыезде, – рассказывал вечером адвокат Лере, – нет ни одного доказательства его вины, кроме того, что Ворохов с Чиглинским несколько лет тому назад сильно рассорились, и Игорь бросил институт.

– И что, Чиглинский увидел Ворохова, с ним случился инфаркт, и в этом обвиняют Игоря?! Игорь здесь причём?!

– Валерия, вы так не нервничайте. Ситуация неоднозначная. После проведённой экспертизы оказалось, что у погибшего в крови обнаружили огромную дозу клофелина. Следователь, беседуя с родителями Чиглинского, спросил, были ли у Андрея враги, которые могли желать его смерти. Мать рассказала, что Игорь Ворохов всегда считал, что его выгнали из института по вине Андрея и ненавидел его.

– Вы же только что говорили, что Игорь ушёл по собственному желанию, а мать Чиглинского сказала, что его выгнали? Хотите, я вам расскажу, как всё было на самом деле? Мне Игорь говорил, как его подставил лучший друг, но не назвал его имени. Теперь я понимаю, что этот друг и был Чиглинский, – и Лера рассказала про преступление и предательство, которое совершил Андрей.

– Да… Это плохо. Получается, что у вашего жениха, действительно, была причина отомстить погибшему.

– Здрасьте! – возмутилась девушка. – Зачем Игорю сейчас-то надо было мстить, если он ничего не сотворил тогда, несколько лет назад, когда его выгнали из института, опозорили и предали?! А сейчас у него всё было прекрасно: и любимая работа, и учёба в институте, и свадьба на носу. Он что, с ума вдруг сошёл?

– Допустим. А почему мне Ворохов не рассказал всех подробностей той истории? Почему просто сказал, что они были в ссоре.

– Потому что он никак не связывает убийство Чиглинского с той историей.

– О! А вот это интересная мысль. Может быть, убитому мстила пострадавшая девушка? Вы не знаете, что с ней случилось, и как её зовут?

– Игорь сказал, что она пыталась покончить жизнь самоубийством. Её спасли, но они больше никогда не виделись. А имени её не знаю.

– Хорошо, Валерия, спасибо. Завтра зайду к Ворохову, попытаюсь оформить документы на его освобождение из СИЗО и поговорю с ним более подробно про тот конфликт. До завтра. Не переживайте.

Лера тяжело вздохнула, помахала рукой и печально побрела в сторону дома.

На следующий день Михаил Артёмов добился освобождения Ворохова под подписку о невыезде и обстоятельно поговорил с ним о том злополучном событии с Настей Полозовой. Сделав запрос, выяснил, что Анастасии Полозовой уже полгода нет в живых. Адвокат позвонил Лере:

– Понимаете, из-за того, что Полозовой уже нет в живых, у нас в подозреваемых остался только ваш жених. Да, Валерия, вы не знаете, в больнице есть камеры слежения?

– Камера точно над входом весит, а внутри больницы не могу вам сказать.

– Да, да, конечно. Это я сегодня выясню у вашего руководства.

– Михаил, а я вот что подумала, раз Полозова умерла, возможно, кто-то из её родственников решил так отомстить.

– Думаю, что нет. Обычно люди, перенеся смерть родного человека, могут действовать спонтанно в течение ближайшего времени, а тут прошло уже полгода…нет, даже семь месяцев, оказывается.

***

Лера была в отпуске, и, заходя в отделение к Игорю, не могла спокойно смотреть на него: Ворохов хватался за любое дело, даже пытался делать уколы и перевязки вместо медсестёр, а оставшись на какое-то время незанятым, становился таким несчастным, что у девушки портилось настроение, и чувство жалости становилось таким огромным, что было тяжело дышать. Постоянно прокручивая в голове всё, что ей было известно, Лера решила найти родных Полозовой. Вспомнив, что Настя работала в медицинском институте лаборанткой, пошла туда. Она понимала, что официально с ней никто не будет разговаривать, но надеялась, что просто с людьми ей всё же удастся пообщаться. Придя в институт, прошлась по этажам, пытаясь определить, где расположена лаборатория, в которой работала Полозова. Увидев надпись на одной из дверей, «Деканат», вдруг решила зайти туда, подумав, что секретари, как правило, в институтах знают всё. И оказалась права. Секретарь декана лечфака, Мария Костромичёва, оказалась не только давнишней сотрудницей института, но и хорошей приятельницей Насти Полозовой:

– Понимаете, подругами мы с ней не были, – быстро начала рассказывать Мария, словно боялась, что Лера уйдёт и не выслушает её до конца, – но в стенах института мы поддерживали дружеские отношения, вместе ходили обедать, играли обе в институтской волейбольной команде.

Маша как-то тяжело вздохнула, и неожиданно заплакала:

– Настя была такой хорошей, светлой какой-то девушкой. Не пойму, за что же ей такая судьба досталась.

– Маша, а вы мне можете дать адрес или телефон её родителей?

– Я бы другому человеку, наверное, никогда ничего не сказала и не дала адреса. Но вы же невеста Игоря Ворохова и говорите, что его обвиняют в убийстве Чиглинского. А я считаю, что так этому Андрею и надо, столько жизней испоганил, даже не жалко, что его убили, – и как бы осуждая свои слова, покачала головой, – хотя так грех, наверное, говорить, но Чиглинский был плохим человеком.

– Нет, нет, Маша! Я точно знаю, что это сделал не Игорь, но мне надо это доказать.

– Я вам дам адрес, где проживала Настя, теперь там остался только её отец. Мама умерла, когда дочке было семь лет, а отец так второй раз и не женился, и Настя была его единственной радостью. А когда с ней такое случилось, из института выгнали Ворохова, но слухи по институту пошли, что это сотворил Андрей Чиглинский. Уж не знаю, откуда они взялись, я пыталась даже с деканом на эту тему поговорить, но он дико разозлился, сказал, чтобы я не собирала всякие сплетни, а после того, как Настя второй раз пыталась отравиться, он стал совсем нервным, и вскоре уволился по собственному желанию. Я думаю, что он тоже пострадал из-за семьи Чиглинских. А, может быть, его просто совесть замучила. Вот и всё, что я знаю.

– Маша, а почему умерла Анастасия. Она в третий раз отравилась?

– Если бы она снова отравилась, отец в своей больнице, скорее всего, снова дочку смог бы спасти. Но в этот раз Настя выбросилась из окна.

– Так Настин отец – владелец больницы?

– Какой владелец, о чём вы говорите?! Они жили очень небогато. Он работал кем-то в областной клинике, по-моему, даже не врачом. Но его там уважали, и Настю жалели. После первых двух суицидов Настю откачали, но потом положили в психиатрическую больницу. Уж не знаю, как это случилось, но именно там она прыгнула из окна.

Лера во время рассказа секретарши, сцепив пальцы рук от волнения, переспросила:

– Значит, Полозов-старший работает в областной клинике?

Маша кивнула головой и, тяжело вздохнув, протянула небольшой листок бумаги:

– Это адрес Полозовых. Отца Насти зовут Иван Алексеевич.

Лера, выйдя из института, несколько минут размышляла: звонить адвокату или самой идти к Полозову. И решилась идти одна. Дверь ей открыл мужчина с очень знакомым лицом. «Боже мой, это же наш бухгалтер!», – вспомнила Лера и начала говорить:

– Здравствуйте, Иван Алексеевич. Меня зовут…

– Я знаю, кто вы, – перебил её мужчина, – вы врач нашей клиники и невеста Игоря Ворохова, Валерия Казакова. Я не ошибся?

Лера согласно кивнула головой.

– Проходите, – Полозов отошёл вглубь квартиры, пропуская девушку, – вы знаете, я так рад, что пришли именно вы, а не полиция. Садитесь. Если у вас есть записывающее устройство, можете его включить. Мне не нравится, что вместо меня арестовали вашего молодого человека, но признаться в содеянном, оказывается, очень непросто. А вам я всё расскажу.

– А потом? – спросила совсем растерявшаяся «сыщица».

– Потом Игоря отпустят, и вы будете жить долго и счастливо, – через силу улыбнулся несчастный отец.

– А вы потом пойдёте в полицию? Ну… сдаваться?

– Да это уже, наверное, и не имеет смысла. Моя жизнь, я имею в виду, потеряла всякий смысл. Так что мне всё равно, где её провести. Понимаете, Валерия, мы с Настенькой совершили ужасный поступок. Настя согласилась в своё время написать заявление на Игоря, а я её не отговорил. Девочка моя накануне сделала попытку отравиться, её вытащили с того света, она сожгла себе этим лекарством и гортань, и часть кишечника. На лечение требовалось очень много денег. И мать Чиглинского очень настойчиво и, я бы сказал, талантливо, уговорила Настеньку подписать заявление на Ворохова, пообещав денег. Главный её аргумент состоял в том, что Игорь Ворохов, в которого моя дочь была очень сильно влюблена, привёз её на дачу, и бросил там. Чиглинская просто вдалбливала Настеньке мысль, что такое предательство не прощается, что оно должно быть наказано. И преступление самого Андрея как-то ушло на второй план. Потом, когда Игоря отчислили из института, а Чиглинский так и продолжал учиться, Настя, уже шедшая на поправку, отравилась второй раз. Потом она сказала, что не могла себе простить, что предала Игоря. Я был в ужасе, что она это сделала во второй раз, меня мучил вопрос: «Неужели ей меня совсем не жалко?!». Но когда Настеньку положили в психиатрическую больницу, со мной несколько раз беседовал врач. И он тогда сказал, что я воспитал своего ребёнка неправильно. Я так оберегал её от всего плохого в жизни, что девочка моя жила с мыслью, будто её окружают не люди, а ангела. Вернее, такие люди, которые её никогда не обидят. И того, что с ней случилась, психика не выдержала.

Иван Алексеевич встал и пошёл на кухню. Потом резко остановился и спросил:

– Чай, кофе?

Лера, которая боялась даже дышать, махнула головой:

– Да, кофе, пожалуйста, – ей очень хотелось больше этого всего не слышать, а встать и уйти, но она только вцепилась пальцами в сиденье стула и повторила, – лучше кофе.

Через несколько минут Полозов вернулся с двумя чашечками кофе, он выглядел ещё более постаревшим и совсем больным. Лера соскочила со стула, взяла у него чашки, потому что ей показалось, что мужчина сейчас потеряет сознание. Но он сел, взял чашку в руки и вдруг улыбнулся:

– Пахнет как хорошо, пейте, пока не остыл, – и, не делая никаких пауз, продолжил, – а в больнице, когда больных повели на прогулку, на их пятом этаже меняли окно, и оно было открыто. Настя, говорят, в него прыгнула, как полетела: головой вперёд и расправив руки, как крылья. Вы не плачьте, думаю, что после земного ада, моя дочь попала в рай. Иначе я просто не понимаю, за что ей достались такие муки.

Лера прижала руки к глазам и только теперь поняла, что она молча рыдает, а слёзы непрерывно бегут из глаз. Иван Алексеевич достал из кармана почему-то кипельно-белый носовой платок и протянул его девушке.

– Я вас ещё недолго задержу. Собственно, уже подхожу к концу своей истории. После смерти дочери я продержался и не умер вслед за ней только потому, что решил пойти в полицию и рассказать всё про Чиглинских. Мне там сказали, что очень сочувствуют моему горю, но не позволят испортить жизнь порядочному человеку. Получилось, что насильник и, можно сказать, убийца по моей вине остался порядочным человеком. И вдруг пару недель назад, оформляя ведомости на зарплату, я увидел ненавистную фамилию. Не мог в это поверить, поднялся в отделение эндокринологии и почти сразу увидел Чиглинского. Он-то меня никогда не знал, а я и на фотографиях его видел, а потом специально в институт ходил, чтобы на него посмотреть. Так вот, я как его увидел, сразу решил, что это судьба. Узнал, что по ночам в ординаторской бывает только дежурный доктор. Выяснил, что Чиглинский ничего не пьёт, кроме кофе. Поднялся в день его дежурства к ним на этаж, там вообще никакой охраны, да на меня и так бы не обратили внимания, всё же лицо моё всем знакомое, очень давно в клинике тружусь. И сыпанул клофелина в его чашку с уже налитым кофе, когда в комнате никого не было. Ещё подумал, что кофе остынет, и Чиглинский может его вылить, тогда, значит, не судьба. А он, видимо, холодный кофе любил, – и, не меняя интонации, спросил, – Валерия, вы всё записали?

Девушка вздрогнула от звука, неожиданно прозвучавшего её имени и, посмотрев на лежащей перед ней мобильный телефон, почти шёпотом, сказала:

– Да, всё записала. Иван Алексеевич, давайте, я вас подожду, и мы вместе поедем в полицию.

– Валерия, дорогая, вы не волнуйтесь, я с собой ничего не сделаю. Не поверите, насколько мне легче стало, что я вам всё рассказал. Вы отнесите запись нашего разговора следователю, а они за мной сами приеду. Я как раз успею подготовиться. Мне надо цветы соседке отдать, а, главное, кота, вон, пристроить, – и Полозов махнул головой в направление окна.

Лера только теперь увидела огромного белого кота, всё это время дремавшего на подоконнике на солнышке. Кот, остающейся без хозяев, оказался последней каплей, которую девушка уже не могла вынести. Встав со стула, сказав: «Хорошо… Спасибо большое… Я пошла», Лера буквально выскочила из квартиры. Перебегая дорогу, и чуть не попав под машину, она вдруг отчётливо вспомнила слова Полозова: «…моя дочь была очень сильно влюблена…» и поняла, что Настенька любила её Игоря, очень любила. Не дойдя до автобусной остановки, Лера села на скамейке в скверике. И в это время у неё зазвонил телефон, звонил адвокат Артёмов:

– Валерия, не поверите, как нам повезло! В больнице совершенно случайно на этаже эндокринологии оказалась работающая камера. Этих камер, мало того, что почти нигде нет, так они и работают только над входом в клинику. А тут вдруг именно в этом отделении она висит. И ведь полиция даже не поинтересовалась этой камерой, им кто-то сказал, что техника вся старая и сломанная. А я посмотрел, и там, в нужное нам время, представляете, кто поднялся на этаж?!

– Я знаю, там был Полозов Иван Алексеевич.

В трубке повисла буквально осязаемая тишина. Потом Михаил ошарашено поинтересовался:

– Откуда вы знаете?

– Давайте встретимся, я вам всё расскажу, а вы уж решите, что с этим делать и куда идти.

Лера вдруг поняла, что она согласна куда угодно ехать и с кем угодно встречаться, лишь бы не видеть пока Игоря. Встретившись с адвокатом и затем со следователем, девушка всё не решалась позвонить Ворохову, а поздно вечером он позвонил сам:

– Лера, я не знал, что Настя меня любила. Даже не подозревал об этом. Я очень боюсь тебя потерять. Ты… ты пока ничего не решай, прошу тебя.

– А я уже всё решила, представив, что на месте Насти могла бы оказаться я, – и Лера абсолютно спокойно нажала кнопку «отбой».