Читать книгу Заложница, или Нижне-Волчанский синдром - Анна Мезенцева - Страница 1

Меня зовут Саша Емельянова. Мне семнадцать лет, через два месяца исполнится восемнадцать. В этом году я окончила школу и поступила в институт, на специальность «Информационная безопасность». Институт находится в соседнем городе, почти мегаполисе по нашим меркам. Но место в общаге дадут только в сентябре, так что пока живу в родном Нижне-Волчанске. Можете не морщить лоб и не чесать репу. Мне еще ни разу не встречался человек, способный сразу сообразить, на какой стороне карты его искать. Оно и понятно. Живет в нем тысяч тридцать человек, есть один работающий завод, один торговый центр «Волчок», который все зовут просто ТэЦэ – других-то нету, чего мудрить? – и одна центральная улица имени Ленина. А еще старый кинотеатр во дворце культуры, где крутят вышедшие в тираж фильмы, если в зале соберется больше десяти человек.

Живу я в убитой двухкомнатной хрущевке вместе с батей. Раньше с нами жил мой сводный брат Стас, сын от первого брака матери, но недавно он переехал – получил неплохую для Нижне-Волчанска должность, снял отдельную хату. Мать нас бросила, когда мне исполнилось три года. Когда-то я сильно на нее за это злилась, а теперь перестала: сама жду не дождусь, когда свалю подальше от вечно опухшей батиной хари. Батя всегда выпивал. А когда мать пропала, оставив в шкафу ворох цветастых платьев и сладко пахнущей дешевой косметики, как с цепи сорвался. С тех пор я его, можно сказать, трезвым-то и не видела.

Если б он только пил, и фиг бы с ним, как-нибудь протянули со Стасом. Но после ухода матери начал он распускать руки. Сначала брата поколачивал, потом и меня, как подросла. Это у него называлось: «Воспитательный елемент». Получил двойку? На по щам. Вернулся поздно? На еще. Посмотрел косо, а на днях водяра подорожала? Ну, вообще держись… Помнится, отделал он меня однажды, как бог черепаху, даже толстовка с капюшоном не помогла – запалила классная руководительница. Оставила после уроков, усадила перед собой и давай затирать – мол, так и так, надо твоего отца родительских прав лишить, а тебя определить в детский дом, откуда такую славную девочку быстро заберут в хорошую семью. А я ей и говорю: «Вы, Тамара Константинна, в своем уме? Кому я сдалась – подросток из неблагополучной семьи, у которого все на лице написано? Усыновляют младенцев, а меня промаринуют до восемнадцати лет и сдадут обратно. А в детдоме что, жизнь больно сладкая? Точно также будут бить. Только не батя, какая-никакая, а все же родня, а десять незнакомых рыл». В общем, отговорила. И двойки она мне с тех пор, кстати, в дневник ставить перестала, только в журнал. Нормальная баба оказалась, короче.

С батей потом тоже все нормально устроилось. Стас за лето вымахал, окреп и записался в секцию по смешанным единоборствам. Попробовал его папаня как-то по старой памяти приложить, да не тут-то было. Закрылась лавочка. Меня брат трогать запретил, так что жизнь более-менее наладилась. Единственное, его после школы в армию должны были забрать, справки-то покупать не на что. Но он меня в свою секцию записал. Сам после армии бросил – поступил на юридический факультет, не до того стало. А я втянулась, пять лет как хожу, недавно второе место на первенстве области заняла. Могла бы и первое, да в финале по очкам уступила, а не то был бы у меня в кармане второй разряд.

На сегодняшний день меня не только уважал присмиревший батя, но и вся подъездная быдлота, включая шизанутого нарика с пятого этажа. Жену он гонял по квартире так, что люстра качалась, и крики по всему району слыхать. А со мной на лестнице здоровался, погоду да политику обсуждал…

В моей школе все учителя, кроме Тамары Константинны, удивлялись, как это мы с братом смогли сдать ЕГЭ и поступить на бюджетное отделение? Без репетиторов, без родительской поддержки? А ответ был очень простым. Поступили, потому что иначе – конец. Мои одноклассники ничем не рисковали. Не пройдут по баллам на бюджет – есть платное отделение. Не получится в этом году – будет следующий. А я знала: если сейчас не вырвусь из этого дерьма, не пойду учиться, то глазом моргнуть не успею, как окажусь на месте продавщицы в соседнем ларьке. И однажды возьму в счет зарплаты литруху и засяду на кухне вместе с батей…

Этот страх и заставлял меня вгрызаться в учебники, сидеть на забугорных форумах, шерстить интернет в поисках бесплатных видеопособий. Мотивировал похлеще любого репетитора. Даже лучше, чем новенький айфон, обещанный за поступление моей однокласснице Вике. Страх, а еще злость. Когда с самого детства никто не хочет сидеть с тобой за одной партой, потому что на тебе подвернутые штаны старшего брата и его же кеды, которые приходится надевать на два носка. Когда ровесники смеются в лицо, потому что на последнем родительском собрании батя захрапел в середине доклада, его растолкали, и он на всякий случай заорал матюгами, что выбьет из тебя всю дурь. Когда… Много было этих «когда».

На этом можно заканчивать с прелюдией и переходить к сути. А суть сегодняшним вечером вырисовывалась так себе…

Я сидела после тренировки в раздевалке, привалившись к шкафчику и медленно сматывая насквозь пропотевшие бинты. Настроение было паршивое. Надо было собираться и идти домой, но очень не хотелось. В квартире со вчерашнего вечера квасил батя с какими-то подзаборными колдырями. Колдырей я, положим, выкину, они уже на ногах не стоят. Но сложно вообразить, на что сейчас походила наша и без того не шикарная хата. В прошлый раз к моему возвращению был заблеван не только унитаз с раковиной, но и ванная, и даже почему-то рассохшаяся деревянная хлебница на кухне. А еще дома было нечего есть. В школе кормили бесплатно. Но школу я закончила, а потому с халявной рисовой запеканкой и растворимым кофе в граненом стакане пришлось попрощаться. Конечно, я подрабатывала: разносила листовки по почтовым ящикам, расклеивала объявления. Но для учебы мне потребовался хороший ноутбук, и все накопления ушли на него.

Утром я позавтракала пустой гречкой, на обед потратила последний стольник, а что есть на ужин не представляла даже в теории. Батя в еде не нуждался. Он, как гребаный одуванчик, перешел на какие-то альтернативные, неведомые мне источники питания. В пятницу должны были выдать остаток зарплаты за прошлый месяц, но как прикажите жить оставшиеся три дня? В долг я не брала, о сложившейся ситуации никому не говорила. Достаточно близких друзей, чтобы завалиться на ужин без приглашения, не имела. Что-то подозревал дядя Лёша, мой тренер, но на все осторожные расспросы я отвечала уклончиво, не желая втягивать его в окружавшую меня грязь. Дядя Лёша вздыхал, но ни на чем не настаивал, и только каждую неделю угощал пирожками да бутербродами, якобы насильно всунутыми в излишнем количестве женой.

Выход был один – идти к Стасу. В гости к брату я напрашивалась редко, сам он не приглашал. Нет, мы не ссорились, ничего не делили и ни в чем друг друга не упрекали. Просто раньше нас хоть что-то объединяло – пачка спрятанных за батареей сигарет, завтрак на крохотной кухне, один на двоих велосипед. Но когда Стас вернулся из армии и съехал на съемную квартиру, оказалось, что, кроме совместного быта, ничего нас не связывало… Разница в возрасте – больше восьми лет, чего вы хотите. Разве что внешне друг на друга походили: оба худые, скуластые, черноглазые, как мать. Может, она была из цыган, потому и ушла однажды за вольным ветром?

Я нехотя поднялась со скамьи, покидала вещи в спортивную сумку и надела куртку. Лето в этом году выдалось так себе – дождливое, холодное, свинцовые облака прижимают к земле, а ветер так и норовит выдернуть душу и закрутить ее, жалкую и растерянную, над мокрыми пустырями. Идти было недалеко, минут двадцать, если быстрым шагом через дворы. Было, правда, уже темно – тренировка затянулась, да и в раздевалке я просидела долго. Для местной гопоты встретить одинокую девушку после заката – майский день, именины сердца. У меня одноклассника за проколотое ухо недавно так отметелили, что до сих пор с фиолетовой рожей ходит. Поэтому в спортивной сумке, болтавшейся на левом плече, кроме сменной обуви и снаряжения валялись газовый баллончик, походная аптечка и складной нож (тьфу-тьфу-тьфу, еще ни разу не пригодившийся), а в кармане куртки лежал настоящий шокер. И если кому-то покажется, что это перебор, я от всей души приглашаю его побродить после десяти вечера по моему району, известному в народе как Бухара (и вовсе не потому, что здесь, блин, жарко и персики растут).

Так вот. Шла я по вечерней Бухаре, мимо одинаковых панельных пятиэтажек, мимо детских площадок с качелями без сидушек и припаркованных в два ряда машин. Думала, где раздобыть денег, не забывала поглядывать по сторонам. Готовилась чуть что дать деру, ибо дядя Лёша всегда говорил: лучшая драка – та, которой удалось избежать. Впереди послышался звук разбившегося стекла, пьяно загоготали. Решив не искушать судьбу, я свернула на запасной маршрут через детский сад: кто-то из моих предшественников выломал в заборе прут, проделав для пешеходов дыру. Садик у нас хороший, с пышными клумбами желтых шафранов и астр, с чистенькими деревянными беседками, окруженными зарослями шиповника и сирени. Вот только фонари там не горят, но да ладно, дорогу помню. Выйдя на протоптанную тропинку, я нахохлилась из-за резкого порыва ветра и сунула руки поглубже в карман. Легонько поддела ногой позабытый малышней пластмассовый мяч… и замерла на месте, прислушиваясь к ночной тишине.

Во-первых, из-за кустов тянуло сигаретным дымом. Да не удушливо-вонючим, каким насквозь пропах наш подъезд, а… вкусным, что ли. Даже ароматным. Во-вторых, со стороны беседки слышался отчетливый шорох и поскрипывание досок, будто внутри переминался с ноги на ногу человек. Отметив этот странный факт, я хотела пройти мимо, но у неизвестного зазвонил телефон. Звонок сразу сбросили, но я узнала мелодию, стоявшую на телефоне Стаса.

Нахмурившись, я с нарочитым шумом протопала мимо. В голове завертелись тревожные мысли. От садика до дома брата пять минут неспешным шагом. Мелодия не самая популярная, из советского фильма про неуловимых мстителей. Кто еще, кроме Стаса, захочет по десять раз на дню слушать, как «Громыхает гражданская война, от темна до темна…»? Да еще эти шорохи и поскрипывания… Бывало, по ночам на территории садика собирались подростки. Но они ни от кого не прятались: ржали на всю округу, слушали рэп на переносных колонках. И пахло от них купленным в складчину «Фараоном», а не дорогим табаком. Подозрительность пересилила страх: я сделала широкий круг, бесшумно переступая кедами на мягкой резиновой подошве, и вернулась к беседке с другой стороны. Опустилась на корточки, заглянула в щель между рассохшихся досок задней стены.

Ни черта не видать. Единственный фонарь горел над крыльцом у главного входа, остальная территория садика была погружена в плотную, пахнущую шиповником и мокрой землей темноту. Понятно только, что в беседке стояли друг напротив друга двое мужчин. Оба высокие. Один худой и сутулый, очень похожий по силуэту на Стаса. У второго выправка куда лучше, а еще он одет не по погоде – вроде бы в одну майку без рукавов. Незнакомец чиркнул зажигалкой – короткая вспышка осветила лицо. Парень лет двадцати пяти. Длинный подбородок, выступающая вперед нижняя губа, старомодная стрижка, как у Цоя или Брюса Ли.

– Сроки для раздумий подошли к концу. Мы дали тебе достаточно времени, – незнакомец обладал приятным голосом, очень спокойным. Но что-то неуловимое в его интонации давало понять: тема этих раздумий была посерьезней, чем выбор поляны для шашлыка.