Читать книгу Чего стоит игра? - Анна Вячеславовна Колесникова - Страница 1

Глава 1. Шотландия. Северный Эйршир. Андроссан

За огромным, во всю стену, окном ворочалось, вздыхало и шипело, плюясь пеной, море. Холодные серые волны Северного пролива. Сэр Макс Мак-Коски стоял перед этим самым стеклом, наблюдая привычную картину. Но далеко не этот серый, сырой и, по-своему, грозный пейзаж заставлял хмуриться сэра Макса. Пейзаж этот был ему знаком с детства, привычен и даже… приятен. А вот лицо, которое смотрело на него с экрана монитора – нет. Не было приятным.

Нет, вы не подумайте, что это был какой-то урод. Отнюдь. Наоборот. Это лицо регулярно появлялось на страницах автомобильных, спортивных и прочих журналов для настоящих мужчин. Украшало собой наверняка не одну девичью спальню. Оно было красивым. Очень привлекательным. И при этом – излучавшим уверенность и силу. Это было лицо победителя. Вот в этом-то, хотя и не только в этом, и была причина, по которой сэр Макс уже видеть его не мог. Лицо Кайла, мать его, Падрона! Самого лучшего и талантливого пилота, которого Мак-Коски видел за свою богатую на события жизнь. Невероятно стремительный, с острой, как бритва, реакцией. С той непостижимой, Богом данной интуицией, которая позволяла безошибочно точно определять тот момент, когда надо бросать машину в поворот. Фантастически быстрый, талантливый и охренительно самоуверенный сукин сын!

Мак-Коски подошел к столу, устало опустился в кресло и, упершись подбородком в сцепленные замком руки, снова уставился в доставшее его уже до изжоги лицо Кайла. На экране был открыт файл с досье, которое он и так знал наизусть.

Рост. Шесть футов и один дюйм (в метрической системе – 186 см. – прим. автора). Не самый высокий для мужчины. Но именно это и стало причиной, по которой Падрон так не смог прижиться в «Формуле-1». Слишком он был велик для формульных болидов. Он долго переживал, что какие-то сантиметры встали между ним и королевой автоспорта. Зато раллийный спорт приобрел своего чемпиона. По крайней мере, Мак-Коски в это верил. Пару первых лет работы Кайла в его команде верил в это твердо. Но последние два года… В прессе за Падроном прочно закрепилось прозвище «2В». Вечно Второй.

Отец. Джо Падрони. Итальянец. Хуже, сицилиец. От которого Кайл унаследовал смуглую кожу, черные, как смоль, вьющиеся волосы. Жгучий южный темперамент. И донельзя бесившую шефа команды уверенность в том, что он, Кайл, лучше всех все знает. Из-за чего Падрон, несмотря на все свои очевидные таланты, до сих пор так и не стал чемпионом.

Мать. Тереза Падрони. Урожденная Тереза Кларксон. Шведка. В Кайле причудливым образом смешались горячие итальянские и холодные шведские гены. От матери Кайл унаследовал холодные серо-голубые глаза, рост (Джо Падрони был ниже жены на целую голову) и умение в критические моменты все-таки скручивать в узел собственный темперамент. Вот это качество и давало сэру Максу слабую надежду на то, что Кайл все-таки приведет команду Мак-Коски к заветному чемпионскому титулу.

Семейное положение. Холост. Хотя Мак-Коски написал бы там другое слово. Кобель. Мало того, что вокруг самого Кайла вечно крутились какие-то девицы, так он еще вовлекал в этот бардак всех парней в команде, щедро делясь с ними постоянно вешающимися на него красотками. Да хоть бы все команду обеспечил доступными барышнями, лишь бы штурманов не трогал. Но так нет!

Кайл категорически не мог выносить, когда кто-то ему говорил, что делать. Он сам лучше всех знал, что ему делать. Как и куда ехать. Упрямо пытался игнорировать бубнеж штурмана о предстоящих поворотах, подъемах и спусках, состоянии дороги. Старался удержать в голове всю информацию о спецучастках, полагался на собственную память. Но не зря в раллийном автомобиле находились двое. И каждый должен был делать свое дело. Но нет…Только не самоуверенный, «я-все-знаю-лучше-всех» Падрон! Он либо выживал штурманов из команды – Кайл мог быть крайне неприятным и неуживчивым парнем. В совокупности с его богоподобным авторитетом в команде это не давало ни малейшего шанса тому несчастному, который приходился Падрону не по нутру. Либо был еще другой, прямо противоположный вариант. Он очаровывал штурманов так, что они ели у него с рук. Смотрели в рот. Он сбагривал им своих бывших подружек, а они у него были одна другой краше. Он мог быть очаровашкой Кайлом, если хотел. В итоге парни забывали, что именно они должны решать, куда и как едет стремительная раллийная машина.

Что в том, что в другом случае результат был один. Сукин сын Падрон оставался со спецучастками один на один. Ехал так, как считал нужным. И со своим чертовым упрямством отказывался признать, что он не сможет справиться с этим без толкового штурмана. Собственно, учитывая репутацию Падрона, найти грамотного штурмана на предстоящий сезон было серьезной проблемой.

Сэр Макс вздыхает. Он даст ему один шанс. Еще один сезон. Но если ничего не изменится… Придется искать нового первого пилота. Но для начала надо найти на предстоящий сезон хорошего, профессионально подготовленного штурмана, который к тому же согласится работать с Падроном. А это практически невыполнимая задача. Все стоящие люди в мире раллийных гонок прекрасно знали, что собой представляет «душка» Падрон. Придется искать кого-то со стороны. И каковы шансы на то, что этот «кто-то» будет обладать достаточным опытом, да еще и характером, для того, чтобы противостоять засранцу Кайлу?

Мак-Коски вздыхает еще раз. Закрывает файл с досье. Совершенно необходимо поговорить с Кайлом. Он должен понимать всю серьезность ситуации. И свою ответственность.

Где-то в Средиземном (а может, и Адриатическом) море.

Кайл не мог жить без скорости во всех ее проявлениях. Он жил, только когда двигался. И чем быстрее он двигался, тем лучше себя чувствовал. Тем быстрее бежала кровь по артериям и венам. Тем ярче был мир вокруг.

Годилось все. Машина. Мотоцикл. Велосипед. Сноуборд. Серф. Или, как сейчас…

Руки его ласкают полированное дерево штурвала. Жаль, что в раллийных машинах нет такого. Конечно, парусная яхта, элегантно скользящая по лазурным волнам, не могла сравниться по скорости с его боевой «Импрезой». Но было что-то бесконечно волнующее в том, как изящный, с белопенными парусами, корабль повиновался движениям отполированного до мягкого блеска рулевого колеса. И его рук.

Босые ноги твердо упираются в деревянные плашки палубы. На Кайле только серые шорты и бандана. От природы смуглая кожа позволяет не беспокоиться о полуденном солнце и полностью отдаться магии движения. Слиться в единое целое с летящим по волнам парусником.

– Кайл, малыш, – на его плечи ложатся тонкие руки с ярко алым маникюром, – я хочу искупаться.

– Позже, – спокойно отвечает он. Но что-то есть в его голосе, что идеальной клонированной блондинке даже не приходит в голову спорить с ним. Она целует его в шею, отчего Падрон чуть заметно морщится, и уплывает в каюту, на всякий случай призывно покачивая бедрами. Но Кайл не смотрит. Этой… Он на секунду хмурится. Как ее? Бриттани? Он займется ею вечером. А сейчас… Его чуткие пальцы гладят полированное дерево штурвала. Бросает взгляд на паруса. Все отлично. Покажи, малышка, на что ты способна.

Глава 2. Южная Америка. Аргентина. Буэнос-Айрес

Когда-то, почти тридцать лет назад, они гоняли вместе. По одним и тем же раллийным трассам. Правда, за разные команды. Что не мешало им дружить. Бить друг друга на трассе – и дружить по жизни.

Сейчас, спустя десятилетия, они были все так же преданы раллийному спорту. Но по-разному. Этьен стал директором «Дакара» – самого известного и культового ралли-рейда. В качестве руководителя «Дакара» он являл собой весьма значимую и уважаемую фигуру в мире автоспорта.

Макс, а точнее, теперь уже – сэр Макс, пошел иным путем. Он поставил себе цель завоевать еще один раллийный трофей. Или, возможно, не один. Но уже в качестве владельца собственной команды. Одной из самых уважаемых и значимых команд в мире раллийного спорта.

И вот теперь два этих солидных и респектабельных джентльмена сидели в овеваемом прохладой кондиционера кабинете Этьена Лавиня, любовались видом плавящегося под полуденным солнцем Буэнос-Айреса. Неспешно пили «Перье». И разговаривали.

– Извини, Этьен, что явился так не вовремя. У тебя на носу начало гонки. Столько дел, я представляю. Горячая пора… С другой стороны, – Мак-Коски лукаво усмехается, – через месяц горячая пора начнется у меня. Так что…

Лавинь делает неопределенный жест рукой. Дескать, чего там…

– Что делать, Макс. Мы себе не хозяева. Как ни парадоксально это звучит. Кому-то кажется, что мы на вершине мира. Что мы – короли. Но времени ни на что нет. А что может быть лучше встречи со старым… – Этьен чуть заметно выделяет это слово, подтрунивая на Мак-Коски, – другом. Так что дела… Всегда есть и никуда не денутся. Тем более… Сколько мы с тобой не виделись, Макс?

– Года три, наверное. Последний раз встречались, когда тебя только назначили. Помнишь, какой ты закатил тогда праздник?

– Да уж, – усмехается Этьен, – как будто вчера. Слушай, Макс, может быть, поужинаем вечером? Я освобожусь пораньше, посидим, не глядя на часы.

– Намек понят, – Мак-Коски вынимает из кресла свою длинную тощую фигуру.

– Да нет, ты не понял…

– Этьен, перестань, я все понял. И ты прав. Встретимся вечером. Я закажу столик в ресторане, в гостинице. Хорошо?

– Хорошо. Или, может быть, ты… – Лавинь неуверенно подбирает слова. – Макс, может, ты по делу приехал? Что-то обсудить? Что-то срочное?

– Да нет, – морщится Мак-Коски, – мне надо проветриться. Проветрить мозги. Перед тем, как принять важное решение. А что для этого подходит лучше, чем путешествие и встреча со старым … – он также ехидно выделяет это слово, – другом?

На столе у Этьена оживает телефон. Он хмурится.

– Извини, – и уже в трубку. – Я просил не беспокоить! – пауза. – Хорошо.

Не успевает он положить трубку и что-то произнести, как тяжелая дверь кабинета со стуком распахивается. И в кабинет врывается… нечто.

Высоченное. Ниже, безусловно, ниже имеющего рост далеко за шесть футов (183 сантиметра – прим. автора) сэра Макса. Но тоже не маленькое. Тощее. Торчащие во все стороны белокурые… патлы. Ибо волосами это назвать нельзя. Огромные голубые глаза. Что-то в них есть… От взгляда маленького игривого котенка, наивного, не ждущего никаких подвохов от жизни. Впрочем, сейчас глаза эти все же горят не пойми чем. То ли – охотничьим азартом, то ли – праведным гневом. Или – и тем, и другим. И еще губы. Пухлые надутые губы, которые уж совсем никак не сочетаются со всем остальным.

Парень, решает Мак-Коски. Красивый, чуть женоподобный, но парень. И, наверное, брезгливо морщится он, гей.

– Этьен! – вопит тощее недоразумение. – Ты в курсе? Нет, скажи, ты в курсе? Ты знаешь, что они собираются сделать под предлогом безопасности? Это же…

– Мы не одни! – рявкает, потеряв терпение, Лавинь.

Юноша (теперь Мак-Коски уже сомневается, голос нежный. Черт бы подрал эту современную молодежь: с первого взгляда не разберешь – парень или девушка!) поворачивается на пятках запыленных кроссовок. Один изучающий взгляд. Огромные глаза распахиваются еще больше. Красивые пухлые губы (Мак-Коски прямо неловко делается, что он обращает внимание на этот чертов, хрен поймет чей, рот!) приоткрываются, демонстрируя идеальную букву «О». В глазах все эмоции смываются, уступая место восторгу. Неприкрытому восхищению. И вот уже сэру Максу трясут руку в неслабом рукопожатии.

– Мистер Мак-Коски! Сэр! Какая честь! Такое счастье познакомиться с вами. Я – Ники…

– Гхм… – грозно прокашливается Этьен. – Макс, позволь представить тебе мою племянницу. Николь, – Лавинь намеренно выделяет интонацией имя. – Николь Хант.

«Все таки – девушка» – потрясенно осознает Мак-Коски. А потом до него доходит весь смысл фразы. Оглядывает стоящую перед ним Николь. Ее рука – по-прежнему в его. Глаза и губы – это красивое, девичье. Но все остальное… Короткие белобрысые патлы. Никакого намека на грудь под белой просторной футболкой. Ноги, длинные, что да, то да, – облачены в пыльные джинсы ядовито-зеленого цвета.

– Неужели это малышка Николь? – наконец, выдает он слабую улыбку. – Дочка красавицы Жюли? Бог мой, сколько времени прошло. А ведь я последний раз тебя видел, когда ты была вот такой… – символический жест, отмеряющий от силы полметра от пола. Банально. Но Николь вся светится от счастья.

– Вы помните меня? Правда? Сэр Макс, вы не представляете, как я счастлива! Я просто боготворю вас. Болею за «Мак-Коски» с самого ее основания. У вас самая лучшая команда, самые лучшие гонщики и…

– Николь… – предупреждающе произносит Этьен.

– Простите, – спохватывается девушка. – Я вам помешала…

– Да неужели? – иронично интересуется Лавинь.

– Да ладно тебе, Этьен, я все равно ухожу. До встречи вечером. Николь, рад был увидеть тебя. Ты так выросла. Так похожа на… – он хотел соврать, но не смог. И поэтому сказал правду: – на своего отца.

Вечером недостатка в темах для разговора не было.

– Бог мой, Этьен! Я даже предположить не мог… Николь – вылитый Джонатан.

– Да уж, и поверь мне, не только внешне. Характер у нее точь-в-точь как у этого проклятого янки.

Они оба возвращаются в памяти на тридцать лет назад. И вспоминают ее. Красавицу Жюли Лавинь. Сестру Этьена.

Когда-то Мак-Коски казалось, что, кроме этих двоих, ему не нужен никто в целом свете. Лучший друг, он же соперник. И любимая девушка, она же сестра лучшего друга. Они были втроем, и им был подвластен целый мир. И никто им был не нужен. Жюли со смехом принимала ухаживания Макса. Несколько пылких поцелуев в паддоке[1]. То в одной стране, то в другой. Когда она приезжала поболеть за брата. И за него. На большее тогда просто не хватало времени. Но он обещал себе, что, как только он завоюет титул чемпиона, красавица Жюли с кожей цвета нежнейших сливок, с волосами цвета хорошего швейцарского шоколада, с глазами цвета самого лучшего марочного коньяка, станет его женой.

Чемпионом он стал. Да вот только к тому моменту Жюли уже была женой Джонатана Ханта. Этого проклятого янки.

Он это пережил. То, что она стала женой другого. Гораздо, гораздо больнее было, когда она погибла. Разбилась на машине вместе со своим чертовым мужем, который, как и все американцы, воображал, что умеет управлять автомобилем. Черта с два! Когда на место аварии приехали полицейские и спустились на дно оврага, в который слетела машина, внутри они обнаружили два трупа. А вот малышку, тихо сидящую в детском кресле на заднем сиденье, заметили не сразу. Кроме нескольких порезов на лице и руках от разбившихся стекол, она была цела. На момент аварии Николь не исполнилось и года.

– Если она пошла характером в отца, представляю, как тебе непросто.

– Дай Бог мне терпения, Макс, – салютует ему бокалом с вином Этьен.

– Возможно, стоило дать ей приличное образование? Что-нибудь, подходящее для женщины? Дизайнер, например. Или что-то в этом роде?

Этьен громко фыркает, несмотря на все свое образование и манеры.

– Послушай-ка меня, мой старый добрый друг Макс. Сейчас я тебе кое-что расскажу.

И под курицу «Кунг Пао» и салат по-китайски сэр Макс слушает историю Николь после той аварии.

В неполные тридцать лет Этьен оказался опекуном годовалого ребенка. Это связывало ему руки, чертовски осложняло жизнь. Но Николь была единственным родным ему человеком. Родителей они с Жюли лишились рано, и теперь, после смерти сестры, у него никого не осталось. Кроме Николь.

Впрочем, была еще и родня со стороны Ханта. А именно, его мать, которая тоже хотела принять участие в воспитании внучки. Опекунство, в виду более молодого возраста и более обеспеченного материального положения, отдали ему. Мать Джонатана, Эва Хант, была уже прилично в годах, да и жила скромнее. Но у нее было то, чего не было у Этьена: возможность жить на одном месте. И поэтому, скрепя сердце, Этьен принял решение. И Николь осталась жить в Америке. Оплачивал все расходы, включая няню, пока Николь была малышкой. Ибо миссис Хант, при всей ее любви к внучке, была не в состоянии, по мнению Этьена, обеспечить всесторонний и достойный уход за его племянницей.

Он приезжал. Так часто, как мог. А мог он, увы, не часто. Обычно – раз в год. На Рождество и Новый год. В межсезонье. Малышка Ники боготворила его. Она не верила в Санта-Клауса. Она верила в него. В своего дядю Эта. Ибо на Рождество всегда случалось чудо, и он приезжал. Привозил ей сувениры с разных уголков света. Сначала это были куклы, мягкие игрушки, красивые платья. Потом, когда основное увлечение Ники стало очевидным всем, выбирать подарки стало гораздо проще.

В комнате Николь не было Барби и плюшевых пони. Не было игрушечной мебели и игрушечной посуды для чаепитий. Все стены были увешаны плакатами с изображением гоночных авто – от формульных болидов до драгстеров. И, конечно, ралли, ралли, ралли. И лицо Этьена. Он улыбался ей с каждой стены. Шкафы и полки были набиты различными моделями автомобилей. И еще – сувениры, которые он привозил ей. Засохшая шишка с ралли Швеции. Камушек с гравийной дороги – это ралли Греции. Обломок переднего бампера – это его занесло и развернуло на ралли Иордании.

Это было бы похоже на комнату мальчика, если бы не кровать под белопенным балдахином. На этом настояла бабушка Эва. А Ники было все равно, где спать.

Миссис Хант считала, что во всем виновата нянька Ники, Изабелл, которая была увлечена симпатичным дядей своей подопечной и стала показывать малышке Николь ее любимого Эта по телевизору. Но Этьену иногда казалось, что это глубоко внутри нее. Как будто в той страшной аварии она намертво, не разольешь, соединилась душой с духом погибшей машины. Смешно, конечно же, смешно … Но увлечение Ники автомобилями граничило с одержимостью.

Бабушка Эва ахала, охала, причитала. Из всех сил пыталась сделать Ники хоть чуть-чуть похожей на юную леди. Но что она могла сделать с Николь, унаследовавшей от отца неистребимое жизнелюбие и дух авантюризма, а от дяди – любовь ко всем без разбора машинам? Да и годы брали свое. А когда Николь только исполнилось одиннадцать, они забрали бабушку окончательно.

У Этьена тогда был сложный период. Ему было уже пора завершать карьеру гонщика и подумывать о том, как дальше обустраивать свою жизнь. А без автоспорта он ее не мыслил. Значит, надо было переквалифицироваться в менеджера одной из команд и снова пробивать себе путь наверх.

У него не было выбора. И Николь отправилась в один из дорогих и престижных пансионов Америки.

Горе ее было беспредельно. Она смертельно обиделась на него. Но к третьему по счету пансиону поняла, что свое решение дядя Эт не изменит. Что бы она ни делала.

Она плакала, уткнувшись в колени. Он не любит ее! Она не нужна ему! Тогда она просто ляжет и умрет! Не будет ничего есть и умрет!

Усталые уговоры Этьена о том, что сейчас у него нет возможности взять Николь к себе, что он мотается по всему свету, меняет места работы и пытается снова найти свое место в мире автоспорта, пролетали мимо ее ушей. Все, что она понимала – он ее не любит! Вот умрет она, тогда посмотрим, как он запоет…

Но природное жизнелюбие и упрямство победили. И Ники осталась в пансионе. На горе и новые седые волосы учительского коллектива.

Этьен на всю жизнь запомнил тот день. Он тогда только начал работать спортивным директором одной молодой, но очень перспективной команды. В виду ограниченного бюджета ему приходилось выполнять еще ряд функций, и он работал, не поднимая головы.

– Этьен? – в кабинете материализуется голова его помощницы. Тело по-прежнему остается в коридоре. – Там к тебе пришли.

– Кто? – он никого не ждал. А, впрочем, какая разница. Его дни тогда напоминали сплошной хаос. Все планы, если таковые имелись, через полчаса после начала рабочего дня летели ко всем чертям. – Запускай.

Дверь открывается и… Высокая, тощая, нескладная. Лицо – одни сплошные огромные испуганные глаза. Страх и вызов – редкое сочетание. И упрямо поджатые пухлые губы.

– Ну, здравствуй, … дядя!

Он вскакивает, с грохотом роняя стул. В голове проносится: – у нее две недели назад был выпускной. На который он так и не смог приехать. Она должна была остаться в пансионе еще, как минимум, на месяц, он договорился. И еще. Он сейчас находится во Франции. А пансион Ники был в Штатах, мать его!

– Ники!!! – прорычал он. Или проорал. Вот это он не помнит.

Она дергается, как будто хочет отступить. Но остается стоять. Лишь упрямо поджатые губы начинают чуть заметно дрожать.

И его вдруг отпускает напряжение. Он закрывает глаза, медленно выдыхает. Это же Николь, его малышка Николь, дочка Жюли. Он открывает глаза, чтобы увидеть, как по ее щеке катится первая слеза.

Отбрасывает ногой стул, в три шага преодолевает пространство кабинета. И она утыкается носом в его плечо. Для чего ей приходится наклонить голову. Но это не важно. Она обхватывает его руками. Изо всех сил стараясь не разреветься. А он крепко обнимает ее. Гладит по лохматой голове. И вполголоса бормочет французские ругательства пополам с американскими.

Николь что-то неразборчиво произносит ему в плечо.

– Что? – переспрашивает он.

Она поднимает голову. Черт подери, она выше его! Ненамного, но все-таки.

– Ты неправильно произносишь это слово…

– Какое?

– Не shirt, а shit.

– О, shit, Николь!

Они долго говорили. Им было о чем поговорить. И было в чем покаяться друг перед другом.

Этьен, не особо скрывая, рассказал, как трудно ему сейчас пробиваться к вершинам автоспортивного менеджмента. Ники все поняла. Со своей стороны, смущаясь и нервно посмеиваясь, рассказала про свой план, который и привел ее в это сумасшедшее утро в кабинет Этьена. Да уж, мозгов и упрямства девчонке было не занимать. Этьен, несмотря на все пережитое потрясение, испытывал чувство гордости за свою малышку.

Но надо было что-то решать. О том, чтобы вернуться в пансион, не могло быть и речи. Проспорив битых три часа, они приняли компромиссное, устраивающее их обоих решение. Ники на месяц остается с дядей. За это время она определяется с тем, где и на кого она бы хотела учиться. Отправляет документы. Ну а потом – едет учиться. А уже после обучения она остается с Этьеном окончательно. И все каникулы она тоже проводит с дядей.

– И что она в итоге выбрала? – дело уже дошло до десерта. Шоколадный пирог. Вредный, но адски вкусный.

– А как ты думаешь?

– Сорбонна? – предположил сэр Макс.

– Это же моя племянница! – во фразе чувствуется гордость. – Она получила приглашение от МИТ! Факультет инженерного дела, – отпил кофе и усмехнулся. – А ты говоришь – дизайнер.

– Да уж, – сэр Макс впечатлен рассказом старого друга. – Хоть фамилия у нее и Хант, а вот мозги – явно Лавинь.

Этьен самодовольно улыбается. Но потом грустнеет.

– Разве это жизнь для молодой красивой девушки?

Мак-Коски тактично молчит. Когда-то он любил Жюли Лавинь, но даже это не позволяет ему сейчас, в настоящем, назвать ее дочь красавицей. Ну, разве что, отдельные фрагменты. Глаза, например…

А Этьен, между тем, продолжает:

– Она окончила институт в тот год, когда меня назначили директором «Дакара». В тот год, когда «Дакар» перебрался из Европы сюда. Трудное тогда было время. Столько всего надо было делать заново. Я спал тогда по пять часов в сутки. Больше не получалось.

Сэр Макс кивает. Прекрасно понимает, о чем говорит Лавинь. Он испытывал чувство гордости за своего друга. Как тот справился с поставленной перед ним сложнейшей задачей.

– Да, несладко тебе пришлось. А тут еще Николь под ногами мешается.

– Ты что?! – изумление Этьена абсолютно искренне. – Да она мне помогала. С самого начала. Не могу сказать, что без нее бы не справился. Я же, черт побери, профессионал, каких мало!

Сэр Макс согласно кивает, салютуя ему чашкой с кофе. Этьен картинно наклоняет голову в знак благодарности и рассказывает дальше:

– Но Николь оказала мне неоценимую помощь. Это были мои глаза, уши и ноги. Она объездила всю трассу. Знала в лицо каждый поворот. Каждый подъем, каждый спуск. В том, что трасса получилась именно такой – в большей степени ее заслуга. Ведь все отмечают: новый «Дакар» – сложный, интересный, разнообразный. И при этом – безопасный. Ну, насколько это вообще возможно. С возможностью максимально быстро оказать в любом месте любую помощь – и техническую, и медицинскую.

Этьен закурил ароматную сигару. Он это себе позволял редко, но тут был повод. И торжественно завершил свой панегирик:

– У нее здесь, – он постучал пальцем по лбу, – встроенный компас. И гироскоп[2]. И память фотографическая. Реакция – как у боксера. Это у нее от отца. А учитывая то, что двигатель внутреннего сгорания у нас в квартире вместо подставки под кофейный столик… То есть, она прекрасно представляет себе возможности автомобиля как такового, а так же мотоциклов и грузовиков. Водитель от Бога. Это, без сомнения, уже в меня!

Горделивая улыбка тускнеет, и Лавинь вздыхает.

– Конечно, карта нового «Дакара» нарисована рукой Николь. Но вот с людьми она совершенно не умеет работать. Местным чиновникам готова в глотку вцепиться. Совершенно не умеет договариваться. Последний раз дело дошло до того…

Мак-Коски слушает. Но не очень внимательно. Ибо в его голове собираются, стыкуясь друг с другом, как вагоны в железнодорожном составе, фразы, произнесенные Этьеном.

Встроенный компас… И гироскоп… Фотографическая память… Реакция… Водитель от Бога… Карта «Дакара» нарисована рукой Николь…

Все складывалось. Одно к одному. И получалось в итоге… Получалось… Сэр Макс не верил в совпадения.

– … и в итоге она из-за этого скандала сорвала мне двухмесячные переговоры. У меня было желание посадить ее под замок. Или зашить ей рот.

Это как нельзя лучше подходило к тому, что он собирался сказать.

– Этьен, – начал он осторожно, – по-моему, есть работа, для которой Николь подходит идеально.

– И что же это за работа такая?

– Ну, подумай сам. Реакция. Память. Компас и гироскоп, как ты утверждаешь. И то, что она хороший водитель. Стратегическое мышление присутствует?

– Да, – настороженно ответил Лавинь, – в шахматы меня регулярно надирает.

– Ну, Этьен, это же очевидно…

– Не хочешь же ты сказать… – Этьен резко откидывается на спинку стула. Смотрит прямо в глаза Мак-Коски. – Так вот зачем ты приехал. Все-таки по делу…

– Этьен! – сэр Макс резок. Повышает голос. – Ты с ума сошел! Я до сегодняшнего дня представления не имел, чем занимается Николь. И что она из себя представляет.

Этьен смотрит на него. По-прежнему – недоверчиво.

– Да, я ищу штурмана. Это правда. Но к тебе я приехал отнюдь не за тем, чтобы предложить твоей племяннице эту работу.

Этьен вопросительно изгибает бровь. Сэр Макс вздыхает.

– Но она же идеальный штурман. Разве ты не видишь?

– Возможно, – осторожно соглашается Лавинь. – Но твой Падрон не уживется даже с идеальным штурманом. Хочешь, чтобы он сожрал и ее? До меня доходят кое-какие слухи…

– Не думаю, что так будет. Видишь ли, Николь – девушка.

– Да ну?

– Ну, право, Этьен, дай сказать. Ты, возможно, не знаешь, но у Кайла… особое отношение к женщинам. Он не обидит Николь. Я думаю, именно это и позволит им хорошо сработаться вместе.

Он задумчиво потер лоб.

– Я, конечно, понимаю… Что быть штурманом в одной раллийной команде – это совсем не то же самое, что стоять у руля целого ралли-рейда. Но я предложу ей хороший контракт. И…

– Ты шутишь? – Лавинь против воли расхохотался. – Где были твои глаза сегодня утром? Да если б я не вмешался, еще пара минут – и она бы бросилась целовать тебе туфли. Она же бредит «Мак-Коски». За всеми гонками следит. А потом еще после каждого этапа неделю меня донимает разбором полетов. И этим твоим Падроном тоже бредит! Одно время сомневалась, правда, кому отдать свои болельщицкие симпатии – ему или Хирвоненну. Но в итоге Падрон победил. И, я думаю, ты знаешь, почему.

– Вот видишь, как все складывается, Эт. Одно к одному.

– А тебя не смущает, что за все время существования история ралли знает единицы имен женщин-штурманов? А уж чемпионов среди них точно нет!

– Значит, Николь будет первой.

Лавинь молчит. Задумчиво крутит в руках чашку. А потом… Вера в то, что его Николь – особенная, самая лучшая, и собственное тщеславие и амбициозность заставляют его улыбнуться и произнести:

– Для начала – надо все-таки узнать мнение Николь.

Он потом вспоминал этот момент, когда вечером Николь чуть ли не колесом ходила по квартире, периодически стискивая дядю в объятьях и выкрикивая нечто бессвязно вроде: «Мак-Коски… Ралли… Я – штурман… работать с Кайлом… познакомлюсь с Микко».

Глава 3. Северо-Западная Англия. Камбрия. Барроу-ин-Фарнесс

Николь входила в кабинет Мак-Коски со священным трепетом глубоко верующего человека, впервые получившего доступ к своей святыне. А между тем, это был совершенно обыкновенный кабинет. Просторный, удобный, рациональный. Но без излишней роскоши и помпезности.

Ники оглянулась, впитывая все новые детали. Огромный черный стол для совещаний. Несколько больших экранов по стенам – для проектора, ЖК, еще какой-то… На одной свободной стене видит несколько черно-белых фото. С улыбкой узнает дядю Эта. Молодого, тридцатилетнего. Самого сэра Макса с чемпионским кубком в высоко поднятых руках. И, вздрогнув, буквально впивается взглядом в лицо темноволосой женщины, пристально смотрящей прямо в камеру из-под длинной челки. Мама. Которую она совсем не помнит, конечно же. И на которую она, увы, совсем не похожа.

– Присаживайся, Николь. Кайл сейчас подойдет, – Ники вздрагивает от голоса Мак-Коски, успев уплыть в мыслях далеко, в те времена, когда ее самой еще не было на свете. Зато мама была жива. – Да не переживай ты так! Вы с Кайлом сработаетесь. Я просто уверен в этом.

– Ну да, – бормочет Ники, устраиваясь на краешке стула. Оглядывает себя. Она старалась изо всех сил, но понятия не имела, как нужно выглядеть, чтобы понравиться такому искушенному плейбою, как Кайл Падрон. Поэтому одела свое the best. Серые прямые брюки, из той же ткани жилет мужского покроя. Белая рубашка. Упрямые волосы накануне острижены, как выражался дядюшка, «под ноль», а на самом деле – всего лишь до той длины, когда они не требуют ровным счетом никакого особого внимания, и при этом не торчат в разные стороны.

– Я думаю, так будет лучше, – продолжает сэр Макс разговор, начатый ими по дороге сюда. – Вы сначала познакомитесь с Кайлом. Пообщаетесь. А потом уж мы все вместе пройдемся по моторхоуму, посмотришь что у нас как и где, познакомлю тебя с кое с кем из наших «топов». А на завтра уже назначим первое рабочее совещание.

– Да, конечно… – отвечает Николь, и в этот момент дверь распахивается. И в кабинет является божество.

И дело было даже не в том, что он был адски, до неприличия хорош собой. И никакие фотографии не передавали этого. Высокий, стройный, с кошачьей пластикой в уверенных движениях. Неброская, обманчиво простая одежда – футболка, джинсы, ветровка – лишь подчеркивала и горделивую осанку, и ширину плеч, и длинные ноги. Взгляд серо-голубых глаз, казавшихся особенно светлыми на фоне длинных темных ресниц, разил наповал. И он знал об этом, о чем говорила легкая улыбка на скульптурных губах.

Дело было в том, что от него буквально исходило… Это не передавалось ни фото, ни видео. Но при непосредственном общении… Стоило его только увидеть. Николь вспомнила вдруг некстати уроки латыни в пансионе. Veni, vedi, vici. То, что хорошо для Цезаря, было хорошо и для Кайла Падрона. Он был рожден для всего самого лучшего. Он был рожден побеждать. И каждый, кто видел его, понимал это. Ему невозможно было сопротивляться. Его невозможно было не обожать.

В ответ на ее полную восхищения улыбку она получила мимолетный взгляд и едва заметный кивок. Мак-Коски достались рукопожатие и улыбка мощностью в тысячу ватт.

– Послушай, Макс, – Николь обмерла от священного ужаса. Называть шефа команды запросто Максом! Хотя, с другой стороны, это же сам Кайл Падрон. И какой же у него голос… – я тут подумал по поводу нашей проблемы. Я знаю одного отличного парня…

– Кайл, минуту, – предупреждающе поднял руку сэр Макс. – Для начала позволь, я тебя кое с кем познакомлю.

– С кем? – непонимающе уставился на шефа команды Кайл.

Мак-Коски демонстративно посмотрел в сторону Николь. Кайл послушно перевел взгляд туда же. Нацепил на лицо фальшивую дежурную улыбку. Сел напротив нее, через стол.

– Кайл, позволь представить тебе Николь Хант. Она – новый член нашей команды.

– Приятно познакомиться, мисс Хант, – все та же фальшивая улыбка. Но и она заставляет сердце колотиться в каком-то сумасшедшем ритме. А потом – вдруг неожиданно замирать.

– Николь – твой штурман на это сезон.

– Очень ра… – он замирает на середине фразы. Недоверчиво хмурится. Переспрашивает: – Штурман?

– Да.

Николь кажется, что его холодные светлые глаза имеют силу рентгеновских лучей. Несколько томительно-долгих секунд он бесцеремонно разглядывает ее. Затем усмехается.

– Хорошая шутка, Макс. Этот ваш британский юмор.

– Я шотландец, Кайл. И это не шутка.

– Да брось…

– Кайл! Я говорю абсолютно серьезно. Николь – наш новый штурман. Твой… – он выделяет это слово, – штурман.

Сицилия берет верх. Кайл вскакивает с места, роняя стул.

– Макс, ты не можешь! Это невозможно…

– Возможно.

– О’кей, о’кей, я понял, – Кайл начинает метаться по кабинету. Николь смотрит на него со смесью восхищения, ужаса и какого-то уж совсем непонятного предчувствия, от которого скудный завтрак, который она таки смогла проглотить, начинает настойчиво проситься наружу. – Я понял. Ты был прав. А я – нет. Мне нужен толковый штурман. И я обещаю, Макс, – Кайл стремительно подходит к Мак-Коски. Он говорит с такой убежденностью, с такой эмоциональностью, что Ники готова поверить во все, что он скажет. – Я обещаю, буду послушным зайкой. Я многое понял. И сдержу свое слово. Только давай найдем нормального, – один недоуменный взгляд в сторону Ники, – штурмана.

– Кайл, – в голосе Мак-Коски столько металла, что он может обеспечить крупный трубопрокатный завод работой на сутки, – это не обсуждается. Николь – твой штурман. У нее контракт на этот сезон. И если ты меня выслушаешь…

– Да что тут можно слушать?!

– Тебе напомнить, кому принадлежит эта команда? И на кого ты работаешь? – совсем тихо спрашивает сэр Макс.

Кайл, видимо, знает, что означает этот негромкий, лишенный эмоций голос. Швеция временно перехватывает инициативу.

– Хорошо, – совершенно спокойно отвечает он, поднимает стул, садится. Поворачиваясь при этом к Николь боком и глядя только на Мак-Коски. – Я слушаю.

– У Николь контракт. Это раз. Она закончила МИТ, и имеет инженерное образование. В отличие от тебя, – Кайл дергается, но молчит. – Это два. Она с самого переезда «Дакара» в Южную Америку работает правой рукой Лавиня, если ты понимаешь, о чем и о ком я. Методику прокладки трасс, деления на спецучастки, да всю эту кухню изнутри знает как свои пять! Это три. Неужели ты не понимаешь, что это значит. И что это нам дает! Да таких штурманов ни у кого нет. Это шанс! Твой шанс.

– Я впечатлен, – Падрон прикладывает руки к груди. Наконец поворачивается к Николь, но его взгляд и улыбка не сулят ничего хорошего. Отвешивает ей шутовской поклон. – Мисс Хант, ваши достижения достойны восхищения.

Он даже делает несколько негромких хлопков.

– Все? Я исполнил ритуал? Я действительно восхищен деятельностью мисс Хант и тем, что она сделала для «Дакара». Мне кажется, будет несправедливым лишать мэтра Лавиня такого помощника. Я не могу принять эту жертву.

– Закончил упражняться в остроумии? – голосом Мак-Коски можно резать стекло.

– Макс, – Кайл абсолютно, предельно серьезен, – мне нужен штурман. Я буду во всем его слушаться. Обещаю. Согласен на любого, абсолютно любого. Я тебе доверяю. Но только не ее. Любого, кроме мисс Хант.

Сэр Макс встает.

– Это не обсуждается. У тебя не будет другого штурмана. Кроме мисс Хант.

Кайл взлетает со стула разжатой пружиной.

– Так, да?! Хорошо. Пусть будет по-твоему. Но не жди от меня чудес. И не говори, что я тебя не предупреждал!

Он стремительно направляется к двери. Взявшись за ручку, поворачивается и смотрит прямо в глаза Николь. Он парализует ее, этот взгляд. И ей становится по-настоящему страшно.

– Добро пожаловать в ад, детка.

Дверь за ним закрывается. Разумеется, с грохотом. Сицилия опять у руля.

Глава 4. Вермланд. Карлстад. Ралли Швеции

Есть такие ситуации, когда очень хочется, чтобы человек не сдержал данное тебе слово. Тут был как раз именно такой случай. Николь очень хотела думать, что Кайл пошутил. Но нет. Кайл Падрон был человеком слова. И начался ад. Ее личный, персональный ад.

На первом рабочем совещании, где собралась верхушка команды, и Мак-Коски представил всем нового штурмана, ей преложили сказать несколько приветственных слов. И пока она, запинаясь, произносила свой спич, Кайл, практически не понижая голоса, обсуждал со своим гоночным инженером новшества, которыми их осчастливили мотористы на этот сезон.

Попытка обсудить стратегию на первый этап, на которую она решилась исключительно из своего упрямства, привычки видеть в людях хорошее, несмотря ни на что, а так же в память о том восторге, с каким она следила по телевизору за его выступлениями, окончилась полнейшим фиаско. Холодный взгляд, изогнутая бровь и презрительное: «Твое дело – стенограмму прочитать. Если ты даже читать не умеешь – я тебе не помощник!»

Ну и финальное. Ни о какой случайности не могло быть и речи. Он прекрасно знал, что она видит и слышит его разговор с Кертисом Уилсоном, техническим директором команды. И от этого все было в миллион раз обиднее.

– Николь? О, нет, она – не Николь. Это имя для прекрасных женщин – Николь Кидман, Николь Шерзингер, Николь Ричи, Николь Генри…

– И ты с ними со всеми?..

– Нет. Кидман необычайно… пуританского воспитания дама.

– Неужели с остальными?.. Я пошутил, вообще-то…

– Я тоже. Кидман не смогла устоять, – он улыбается так, что не поймешь – правду говорит или нет. – И не о них речь. Просто вот это… – шипит что-то неразборчиво сквозь зубы, – не Николь.

– Ну, она вроде бы не против, когда ее называют Ники или Ник.

– Да мне по хер! Я не собираюсь ее никак называть!

– Кайл! Нельзя так…

– Ты знаешь, она мне недавно улыбнулась… Нет, ты видел эту улыбку? У меня мороз по коже. Хуже чем у акулы. О! Точно! Так и буду ее звать!

– Кайл!.. – предупреждающе восклицает Уилсон.

– Да, Керт, ты прав. На акулу не тянет. Тощая, и этот взгляд побитой собаки… Я придумал! Шарки! Вот, точно, она – Шарки. (Sharky(англ.) – детеныш акулы, акуленок – прим. автора.)

С тех пор он только так ее и называл. Когда вообще изволил обратить на нее внимание.

Было от чего впасть в уныние. Во-первых, сама Швеция. Снежная, холодная. Николь к такому климату не привыкла и постоянно мерзла. Во-вторых, Кайл – в миллион раз более холодный, чем вся Швеция вместе с соседней Норвегией, вместе взятые.

А в Швеции Кайла любили, отчасти благодаря матери-шведке, отчасти благодаря тому, что он был из тех гонщиков, которые особенно любили носиться по льду и снегу. Не боялся холодных температур, которые в особо «удачные» годы достигали минус двадцати пяти по Цельсию, неплохо знал наполовину ему родной шведский. Все это делало его любимцем местной публики и журналистов. Поэтому Кайлу было чем заняться – пресс-конференции, публичные и благотворительные мероприятия, визиты родственников.

А Николь засела за стенограммы. Поскольку Кайл категорически отказывался обсуждать с ней что-либо, в том числе – условности и соответствия, принятые у Кайла с его последним штурманом, Николь могла опираться только на старые стенограммы.

Изучала маршрутные листы, расположение пунктов контроля времени, тасовала и укладывала все это в голове, попутно отмечая, где и что она бы сделала не так. Конфигурация скоростных «допов» вынудила Николь обратиться за помощью и разъяснениями к техническому персоналу и гоночным инженерам.

Впрочем, резко негативное отношение Кайла к новому штурману пока не делало ее автоматически изгоем. К ней присматривались. Отвечали на вопросы, давали советы. Кое-кто из членов команды, с кем Ники общалась особенно плотно, даже пришел к выводу, что Николь Хант в некоторых вопросах осведомлена лучше, чем члены элитной, с чемпионскими замашками, раллийной команды.

Вся эта напряженная, с перерывами на еду, сон и переезды, работа не давала ей впасть в уныние окончательно. А когда грустные мысли об отношении к ней Кайла все-таки пробивались сквозь усталость, она говорила себе: «Он меня не знает. Он не знает, чего я стою. Я сама не знаю, чего я стою как штурман. Я сделаю все, что смогу. И если у нас получится показать хороший результат, вот тогда он…». На этом месте она себя обычно одергивала. Что тогда? Не стоит об этом думать. Для начала надо показать, что она достойна называться штурманом Кайла Падрона. А если нет… Возможно, тогда она заслужила подобное отношение.

Накануне начала этапа она спала плохо. Ворочалась, несколько раз просыпалась. Один раз, уже под утро, часа в четыре, встала, подошла к окну. Смотрела в темное стекло – за ним шел снег. А в груди ее разрастался ледяной ком. Скоре бы уж, скорее. Она сделала все, что могла. Бросила взгляд на белеющие на углу стола листы стенограммы. Завтрашний день покажет, чего она стоит.

Он все-таки повернулся к ней. Посмотрел в глаза, хотя до этого делал вид, что ее нет вообще. Но теперь, когда они остались в машине вдвоем, и больше нет никого, и до старта этапа ралли остались считанные минуты – он соизволил обратить на нее внимание. Скривил губы.

– Одно пожелание. Говори громко и четко. Чтобы мне переспрашивать не пришлось. Большего я от тебя не ожидаю.

Совсем не те слова, чтобы подбодрить человека, который первый раз в жизни вступает в мир под названием «Королевское ралли».

Он отключил все эмоции, все мысли. Кроме доведенных до автоматизма навыков. И слуха. Они хотят, чтобы он слушался какую-то юбку. ОН! Кайл Падрон! Человек, который всегда не ехал – летел по трассе. На вдохновении.

Нет, Кайл понял наконец-то: это ралли, и есть стратегия, и правила, и контроль времени. Без штурмана – никак. Но эта… Шарки – не штурман. Хотят, чтобы он ее слушал? Пожалуйста. Он весь превратился в слух, внимательно слушая и хирургически точно исполняя все, что слышал. Хотите сделать из него послушную собачку? Он готов вставать на задние лапки и послушно вилять хвостом. Но не говорите потом, что он не предупреждал! И не ждите от него чудес!

– Триста … трамплин… левый два… вверх… правый пять… опасно… двести.

– Есть.

– Двести… правый два… четыреста.

– Понял.

– Четыреста… левый четыре… сто.

– Повтори.

– Четыреста… левый четыре… сто.

– Дальше.

– Сто… правый три… пятьдесят.

– Готов.

Стартовый день ралли Швеции они закончили первыми, опережая ближайшего соперника натри секунды. Команда радостно праздновал это триумф, первый этап, первый день – и они лидеры! Николь лежала в темном номере, завернувшись в одеяло. Ее бил озноб. Холод разливался изнутри. Он не сказал ей ни слова. Снял шлем, отстегнул микрофон. И, не глядя на нее, вылез из машины, где его тут же начали качать на руках.

Впрочем, кое-кто из команды поздравил и Николь. Особенно после того, как сэр Макс демонстративно обнял и расцеловал ее. Но это было все не то. И она не могла понять – что она сделала не так. Чтобы заслужить такое отношение к себе. Как будто она прокаженная.

Нет, она не прокаженная. Она – Шарки.

Второй день был копией предыдущего. С той лишь разницей, что напутствие было иным.

– Вчера мне два раза пришлось переспрашивать.

– В таком случае – прочисти уши!

Отличный диалог для людей, которых принято считать одной командой.

– Пятьдесят… левый четыре… двести.

– Есть.

– Двести… трамплин… правый три… двести вверх на мост… левый четыре минус… узко… двести.

– Понял.

– Двести… автобусная… двести… знак… двести… левый два… двести.

– Дальше.

Итог второго дня – выигрыш уже в девять секунд. Кайл – лучший. Команда ликует. Николь плачет у себя в номере.

Про третий день даже рассказывать неинтересно.

Кайл триумфально выиграл открывающее сезон ледяное ралли Швеции. И закатил по этому поводу шикарную вечеринку для избранных в доме своего деда, который жил в Даларна, самом сердце ралли Швеции.

А Николь улетела в Аргентину. Наплевав на ворчание Мак-Коски, что так, дескать, не делают, и работы вагон. Впрочем, учитывая, что следующим в календаре значилось ралли Мексики, а от Мексики до Аргентины рукой подать – ворчал он не сильно.

Николь сидела у иллюминатора, нацепив на нос очки и заткнув уши наушниками. В наушниках играл «AC/DC», под очками текли слезы. Надо выплакаться сейчас, говорила она себе, сейчас, а не тогда, когда она будет с дядей. Зачем его расстраивать? Она и так удивила и насторожила его безмерно известием о своем приезде.

Кайл выиграл ралли Швеции. Он один. Как будто ее не было в машине. Как будто она была совершенно ненужный балласт.

Ники была профессионалом. И та работа, которую она проделала, и то, что узнала при подготовке к своему первому этапу, и то, как он прошел – все говорило ей о том, что она справилась на «отлично». И в этой победе есть ее вклад, ее труд, ее пот и слезы. Но, похоже, никто, кроме нее, так не считал. Да еще шеф команды. Сэр Макс пытался, как мог, утешить Николь, всячески поддерживал ее авторитет в команде. Но трудно поддержать то, чего нет. Она была пустым местом. Ее не ненавидели. Но и не замечали. Пока она не начинала задавать вопросы.

Ники тыльной стороной ладони незаметно вытирает щеки. Всего несколько месяцев назад она была счастлива, полна надежд и радостного предвкушения. Как они с Кайлом будут работать вместе. Как она станет частью такого притягательного для нее мира раллийного спорта. И как они станут чемпионами.

Нет, это все иллюзии, мыльный пузырь. Она чемпионом не будет никогда. Кайл – возможно, она – нет. Пустое место чемпионом не становится. Ники поймала себя на том, что уже ждет конца сезона. Когда у нее закончится контракт. И она сможет вернуться в ставший ей родной Буэнос-Айрес. Навсегда.

– Николь, девочка моя. Как же я по тебе соскучился!

– И я, дядюшка!

– Что-то ты бледная…

– Вспомни, каково в феврале в Швеции.

Смеется.

– Помню. Холодно.

Улыбка его меркнет.

– Ник, ты мне не нравишься. Вся бледная, круги под глазами. Ты в порядке?

– Да. Вот приехала погреться под солнышком пару дней, узнать, как у тебя дела.

– Трудно без тебя, но я научился потихоньку справляться. Вместо тебя взял пару бестолковых помощников.

– Так уж и бестолковых!

Она улыбается, он – нет.

– Ники, Кайл тебя обижает?

Вот тут надо собраться и очень убедительно соврать. Вид у дяди встревоженный, все-таки она его напугала.

– Нет, что ты! Все в порядке. Никто меня не обижает.

Он меня не обижает. Он меня убивает.

Глава 5. Гуанахуато. Леон. Ралли Мексики

В Мексике было чуть проще и легче. Там все-таки не было снега. Жара и пылища, ставшие ей за время работы в «Дакаре» почти родными. А в остальном – все то же самое. Привезший, казалось, с собой все снега Швеции и Норвегии ледяно-презрительный Кайл, сдержано-настороженное внимание со стороны ключевых «топов», безуспешные попытки Мак-Коски изменить отношение к ней со стороны команды.

Проблем добавило высказанное дядей желание приехать и посмотреть на то, «как она работает». Черт, еще только этого не хватало! Чтобы дядя Эт увидел своими глазами весь этот позор и унижение?! Этого она допустить не могла – взбунтовалась гордость, да и дядю расстраивать не хотелось. С трудом, но ей удалось его убедить: «Что я, маленькая, что ли? Чтобы меня контролировать? И вообще, мне не до тебя будет. Давай ближе к концу сезона, когда я освоюсь получше, хорошо? Обязательно приглашу тебя на один из этапов». Он сделал вид, что поверил ей. И не приехал. Хотя бы здесь она смогла добиться успеха.

Все прочее было под копирку с предыдущего этапа. Работа над своей стенограммой, изучение маршрутных листов и предыдущих стенограмм. Она работала много и практически без отдыха – что еще оставалось делать, если окружающие смотрят на нее как на насекомое, в лучшем случае – как на экзотическое, в худшем – как на отвратительное. Впрочем, в работе над стенограммой к ралли Мексике многое ей было знакомо – высотные участки, где на спусках двигатели автомобилей захлебываются разреженным воздухом, сухая и песчаная поверхность с коварными камнями, при встрече с которыми тут же можно оставить колесо или часть подвески, а то и – совершить эффектный кульбит через крышу. Все это очень сильно напоминало ей родной и знакомый до последнего камушка «Дакар».

Именно это и стало предметом ее дискуссии с одним из ведущих механиков команды. Сначала на ее вопросы он отвечал неохотно и односложно, потом, поняв, что о проведении гонок в таких вот условиях среднегорья Ники знает едва ли не лучше него, кардинально изменил свое отношение, в результате чего у них состоялся крайне интересный и продуктивный диалог, затянувшийся за полночь.

На следующий вечер разговор продолжился, но уже в расширенном составе – к Ники в номер пришли все ключевые технические специалисты, и под пиво и начос[3] до полуночи ломали голову, спорили и прикидывали настройки автомобилей на предстоящую гонку. Арбитром в их спорах, как правило, выступала Ники. На ее стороне был колоссальный опыт проведения гонок именно в таких условиях в течение трех лет. За ее плечами стоял весь «Дакар», и именно тогда до ребят из команды начала потихоньку доходить простая, повторяемая изо дня в день шефом команды мысль: «Николь Хант – наше самое ценное приобретение за последнюю пару лет». Ники рассказывала им о методиках прокладки и прохождения трасс такие вещи, о которых ребята раньше могли только догадываться. Делались пометки на листах бумаги, которые потом были посыпаны солью и политы пивом. Кто-то припер ноутбук, пивом полили и его, но успели вовремя перевернуть, и клавиатуру не замкнуло. Работа продолжилась, разошлись они ближе к двум часам ночи. Ники была… практически счастлива. Впервые за месяцы работы в «Мак-Коски» она почувствовала свою нужность.

На следующий день, последний перед началом гонки, к их «совещанию» присоединился Кертис Уилсон. Пива уже, разумеется, не было, зато под руководством Кертиса они быстро порешали все спорные вопросы, и в девять вечера все по команде технического директора разошлись спать – назавтра предстоял трудный день. Лежа в темноте в постели, Ник размышляла. Неужели ее признали? Эти полуночные совещания в ее номере были, безусловно, очень для нее важными. Она почувствовала, наконец-то, себя частью большой и дружной команды. И начала надеяться на что-то хорошее впереди. Если бы не одно «но». На этих совещаниях самое место было человеку, который и будет реализовывать в ближайшие дни их грандиозные замыслы. На них должен был присутствовать Кайл Падрон, первый пилот команды. А его не было. Но, разумеется, он сделал все, чтобы она совершенно определенно была ознакомлена с его мнением по данному вопросу.

– Кайл, мы вчера у Ник до полночи сидели… Она знает такие вещи… Ты не представляешь! Мы в прошлом году двадцать процентов мощности двигателя теряли на спусках. Помнишь, как мы позорно продули? Теперь у нас есть идеи, как уменьшить это цифру. Ник такое нам рассказала…

– Послушай, Оливье, я, конечно, понимаю, что у Шарки с ее убогой внешностью нет иной возможности заманить мужиков в свою комнату, кроме как какими-то фантастическими байками, но я предпочитаю проводить ночи по-другому… и с другими…

– Кайл! Нельзя так…

Падрон морщится.

– Мне еще предстоит провести с Шарки наедине не один час в машине. Да еще и слушать ее бубнеж… Поэтому сейчас – уволь меня от этого!

– Кайл, ты говоришь какие-то странные вещи. Вообще-то, это – в порядке вещей!

Кайл вскидывает руки ладонями вперед в эмоциональном, типично итальянском жесте.

– Не учи меня! Я знаю, что делаю!

– Хорошо, если так, – бормочет себе под нос озадаченный механик, глядя в спину удаляющегося Кайла.

А потом, обернувшись, видит… в паре метров, за его спиной, стоит Николь, и боль и обида в ее глазах заставляют его таки покраснеть и ругнуться под нос. Но Оливье отчетливо понимает – ни о какой случайности не может быть и речи, Кайл прекрасно знал о том, что Ник их слышит.

А ралли… Что ралли… Год назад команда «Мак-Коски» потерпела здесь позорное поражение. В этом году их ждал бесспорный триумф. Они опять первые. Точнее, первый – Кайл.

А Ники начинает пользоваться робким, а потом – все возрастающим уважением кое-кого из ключевых членов команды «Мак-Коски». Этого оказывается достаточным, чтобы в ее душе снова воскресает надежда. Даже несмотря на то, что их общение с Кайлом ограничивается все теми же фразами.

– Двести… правый четыре… триста.

– Понял.

– Триста… трамплин… полет… правый три… заход слева направо… сто.

– Есть.

– Сто… подброс… правый четыре… опасно… подброс на выходе… триста.

– Готов.

Вне этого формата общения они практически не разговаривают.

Глава 6. Алгарве. Виламура. Ралли Португалии

Отношение к ней менялось. Постепенно, но ощутимо. На совещаниях теперь к мнению Николь прислушивались, ей было с кем обсудить стратегию на гонку – механики уже почти смотрели ей в рот, с «шинниками» ей тоже было о чем побеседовать. Все топ-менеджеры команды, включая технического директора Кертиса Уилсона и спортивного директора Антонио Туритто, были готовы по малейшему ее желанию уделить ей время.

А еще с ней стал здороваться и даже обсуждать их «девичьи» дела мрачный ирландец Крис Паттерсон, штурман второго пилота команды. Глядя на отношения Криса Паттерсона и Микко Хирвоненна, второго пилота, Ник понимала – эти двое действительно являются одной командой. Командой внутри команды, ибо внутрикомандную конкуренцию между пилотами никто не отменял. Эти двое были единым целым, понимали друг друга с полуслова и были нацелены на одно – победить. Быть первыми. Именно благодаря такому отношению со стороны своего пилота Крис в прошлом сезоне получил приз «Дух ралли», который вручают после каждого ралли за лидерство, единство и умение работать в команде. И это спустя всего две недели после вступления Криса в новую для него должность. Это стало возможным по одной-единственной причине – Микко доверился Крису, так же как и Крис – Микко. А это, Николь интуитивно понимала, и было самым главным – залогом победы.

У них никакого командного духа не было. Так же, как и единства и доверия. Даже об уважении не шло речи. Да какое там уважение – они даже не разговаривали вне машины. Все, что они делали: она читала стенограмму, он ехал. Ехал, правда, Кайл, как Бог. И, что несказанно удивляло Ник, – не перепроверял ее. Безоговорочно верил в то, что слышал. И ехал ровно так, как слышал. Но речь здесь шла не о доверии, нет. Ники была в этом уверена. Он скрупулезно точно ехал по ее стенограмме по одной-единственной причине – он ждал ее ошибки, ее просчета, ее прокола. То, что этот просчет может стоить им призового места, победы или, в худшем случае, – здоровья, а то и вовсе – жизни, он, видимо, не принимал во внимание. Унизить ее, растоптать, показать, что она пустое место, а не штурман, и что полезнее возить в багажнике запасную канистру с бензином, чем ее в штурманском кресле – вот что было для него самым важным. Важнее, чем все остальное. И это ясно и четко показывало – как же сильно он ее ненавидел!

Но вернемся к ралли Португалии. Первый гравийный этап. У Падрона с гравием отношения складывались традиционно плохо. Почему – никто не мог внятно объяснить, включая самого Кайла. «Парадокс Падрона» – так комментировал данную ситуацию Мак-Коски. Это был и вправду парадокс – как человек, на льду ралли Швеции писавший идеальные, одну к одной «эски» связных поворотов, на гравии, в умеренно пологих поворотах, умудрялся регулярно слишком широко входить в повороты и вылетать с трассы. «Дайте мне шипованную резину» – привычно огрызался на замечания Кайл. Смех смехом, но гравийные этапы были для Падрона всегда немного лотереей. Хорошо хоть в Португалии теперь работа со зрителями была более-менее отлажена, иначе не избежать бы Кайлу печальных лавров Хоакима Сантоса, который аналогичным образом сошел с трассы и врезался в толпу. Итогом аварии стали три смерти и многочисленные ранения. Только после этого за безответственными зрителями ралли Португалии стали следить гораздо более дисциплинированно.

Понять суть и причины парадокса «Кайл и гравий» можно было одним лишь способом. Ник чувствовала – ей нужны тесты. Ей нужно проехать в тестовом режиме с Кайлом по гравию, чтобы понять – что можно сделать именно ей, что учесть при составлении стенограммы, при планировании стратегии на гонку, чтобы не допустить таких срывов с трассы. И делать это нужно ДО начала этапа. Иными словами – ей все-таки нужны тесты. Это был очередной парадокс – пилот, лидирующий в личном зачете гонщиков после двух этапов, не провел ни одного дня тестов со своим новым штурманом. Да что там ни одного дня – ни одного часа! В первый раз они сели в одну машину перед началом первого спецучастка на ралли Швеции. Кто поверит? Нонсенс, чистый нонсенс. Как при этом они умудрялись побеждать – это был вопрос вопросов. И ответа у нее не было. Видимо, из острого желания поставить ее на место Кайл впервые за свою карьеру вел себя так, как и положено нормальному пилоту ралли – то есть, слушался того, кто в кресле справа. Но, как уже понимала Ник, делал он это исключительно в надежде на ее ошибку.

И вполне мог эту ошибку дождаться, учитывая его сложные «отношения» с гравием и отсутствие тестов. А тестов не будет. Одно его короткое: «Нет», адресованное ей. И чуть более развернутое: «Нет, мне некогда. И так сойдет – Шарки же супер-штурман.» – это сказано для Мак-Коски. И ничего с этим «Нет» сэр Макс сделать не смог, увы… Ну, разве что расторгнуть в самом начале сезона, на третьем этапе, контракт с Кайлом. Впрочем, надо признать – никогда шеф команды не был так близок к этому решению. Останавливало его одно – они лидеры зачета. И – справлялась же Николь до этого. Может, и в этот раз тоже? Надежда была только на нее. Кайл отказывался обсуждать что-либо. «Я еду как всегда» – вот и весь сказ.

Выяснять, как это – «как всегда», Ники пришлось окольными путями. У нее состоялся разговор с гоночным инженером Кайла, Эзекилем Кампосом, обставленный в лучших традициях шпионских романов – в полутемном и прокуренном баре на окраине Виламуры. Уроженец Боливии, смуглый и черноволосый, похожий на сутенера из голливудских фильмов, Кампос смотрелся здесь более чем органично.

– Ты же понимаешь – почему? – хмуро, поеживаясь, спросил Эзекиль. Ему было явно неловко.

– Понимаю, – отмахнулась Ник. – Давай сразу к делу.

Итогом разговора стало то, что у Ник в голове кое-что прояснилось, и, заодно, оформилось некое подобие плана. А у Кампоса осталось четкое ощущение, что Кайла надо показать врачу. Шринку[4]. Девчонка была лучшим штурманом, что был у Кайла за всю его карьеру. Талантом, чистой воды талантом. И при этом – держалась, до последнего держалась, несмотря на то, что Кайл палец о палец не ударил, чтобы помочь ей. Несмотря на то, что говорил про нее в глаза и за глаза только гадости. Или – отвратительные гадости.

– Едем по гравию, детка, – впервые накануне проезда первого спецучастка он ей улыбается. Лучше бы он этого не делал!

– Знаю, – сквозь зубы отвечает она.

– Гравий – это не то же самое, что снег, – издевательски-менторским тоном продолжает Кайл.

– Я в курсе.

– И совсем не то же самое, как естественное покрытие в Мексике.

– И про это – тоже.

– Да ты все знаешь, … Шарки, – с деланным восхищением Кайл качает головой. Берет в руки шлем, намереваясь одеть. – Тогда я спокоен.

– Да, и еще, – почти подняв шлем над головой, он опускает руки и добавляет со сладкой улыбкой: – Я не люблю ездить по гравию.

Отвернувшись к боковому стеклу, Ник одними губами произносит ругательства, которые она не вспоминала со времен общения с аргентинскими чиновниками. И резким движением надевает шлем. Быстрее бы взревел мотор, и машина рванула с места! Тогда можно погрузиться в то, что приносило ей, несмотря ни на что, чувство колоссального удовлетворения. Именно в эти минуты между ними царил… ну, если не мир, то – нейтралитет. Четкие слова стенограммы, его отрывистые «Есть!» и «Понял». Все-таки Кайл – великий пилот, совершенный инструмент для ралли. И через несколько минут станет ясно – смогла ли она его правильно настроить. Чтобы даже на ненавистном ему гравии он смог сыграть виртуозно.

Чудес не случается. Если над ними не работать. А если усердно трудиться – то вот вам и чудо, пожалуйста. Их четвертое место было поистине чудом. Они остались лидерами чемпионата. И хотя в ботинках Кайла не хлюпало призовое шампанское, они ни разу не вылетели! Исключительно по той причине, что Ник при составлении стенограммы, учитывая записи с прошлых ралли Португалии и беседу с Кампосом, сознательно завысила сложность некоторых особо «любимых» Кайлом поворотов. В итоге – они их прошли медленнее, чем могли бы. Но их и не вынесло за пределы трассы.

Когда Кайл осознал это, он впал в совершенно сицилийскую ярость.

– Не смей! Никогда не смей! Решать!.. За меня!.. Как проходить поворот! Еду я, а не ты! Какого черта! Твое дело – стенограмму читать!

«Мое первейшее дело – ее правильно составить» – хотела ответить Ник, хотя и была порядком напугана всплеском его ярости. До этого она имела дело исключительно с холодно-презрительной ипостасью его высочества принца Кайла.

Хотела сказать, но не успела.

– Почему бы тебе не заткнуться, Кайл? – тихо и вежливо поинтересовался незаметно подошедший к ним сэр Макс.

Кайл действительно заткнулся – больше от удивления, чем по просьбе Мак-Коски. Ибо шеф команды никогда ТАК не разговаривал со своим лучшим пилотом. Тем более – при свидетелях.

– Не устраивает, что Николь принимает решения за тебя – изволь сам принимать решения за себя!

– Я не понимаю, что…

– В таком случае – подумай! – перебивает его сэр Макс. – Николь приняла единственно верное решение, с учетом того, что ты отказался даже пару раз проехать с ней для тестов! Она перестраховалась и правильно сделала. Я целиком и полностью поддерживаю принятое ею решение. Еще есть вопросы?

– Нет, – отвечает бледный от ярости Кайл. Он поворачивается и спокойно уходит. Но, глядя на его напряженную спину и сжатые кулаки, Ники думает лишь о том, как невероятно тяжело придется тому, кто сейчас вдруг решит обратиться к Кайлу с каким-то вопросом.

А еще – о том, что напрасно сэр Макс вступился за нее. Уж лучше бы Кайл выплеснул свою ярость на нее и проорался. А теперь… Теперь он ненавидит ее еще больше. Если такое вообще возможно.

Глава 7. Побережье Мертвого моря. Ралли Иордании

Ралли Иордании уникально тем, что проходит на четырехстах метрах ниже уровня моря. Ниже не бывает.

И отношения в чемпионском, лидерском тандеме Падрон-Хант опустились – тоже ниже не бывает, хотя куда уж, казалось бы…

Сначала, сразу после ралли Португалии, он исчез на неделю без объяснений. Никто не знал – куда. Впрочем, светская хроника вскоре развеяла эту тайну. За одну неделю папарацци успели застукать Кайла трижды – каждый раз с новой дивой. Певичка, модель, актриса – дежурный набор Кайла Падрона. Для залечивания уязвленного самолюбия – то, что доктор прописал.

Когда Кайл вернулся, то он хотя бы рычать и бросаться на людей перестал. А еще – снизошел до разговора с Николь. Перехватил ее возле боксов, где она бывала чаще всего, ибо с механиками у нее сложились самые наилучшие отношения.

Ник резко обернулась, когда почувствовала, что кто-то грубо схватил ее за локоть. Ее! Грубо! В родном боксе!

Это был Кайл. И Ник даже не нашлась, что сказать. Потому что вообще не помнила, чтобы он к ней когда-либо прикасался, за все время их знакомства. Шарахался же все время от нее, как от прокаженной. А тут – стоит, крепко, до боли, сжимая ее руку выше локтя. Стоит близко, нависая над ней. Не то, чтобы он так уж сильно ее выше, да и избытком массы Кайл не страдает – стройный, поджарый – профессия обязывает. Но выглядит – внушительно, особенно с этим взглядом цвета предгрозового неба.

– Я должен проверять стенограмму в этот раз?

– О чем ты?

– Ты знаешь!

Можно попробовать притвориться, что не знает. Можно затеять перепалку. Как выясняется – это в пределах возможного. Она может его… задеть. Ответить. Хоть как-то – отомстить.

Ник качает головой.

– Нужно доверять своему штурману, Кайл.

В отчет рычание. И лишь потом:

– Я про повороты! Не смей делать так, как в Португалии!

– Хорошо.

– Точно? – смотрит на нее недоверчиво.

– Точно, – кивает она. И, дождавшись, когда он облегченно выдохнет, сурово сведенные брови отъедут друг от друга на пару миллиметров, а стискивающие локоть пальцы разожмутся, добавляет: – Здесь же не гравий. Поэтому – необходимости нет.

Аккуратно вызволяет свой локоть из захвата его пальцев и уходит. Если бы взгляд мог убивать, то она успела бы умереть раз пять, пока не свернула за угол.

Залечивать внезапно, без предупреждения (он и предположить не мог, что Шарки сможет ему перечить! издеваться, практически!) нанесенное оскорбление Кайл оправился в находящуюся в нескольких десятках километров от штаб-квартиры ралли резиденцию одного из наследных принцев Иордании – младшего, и, как водится, беспутного. Деньги, власть, отсутствие обязательств и легкая врожденная порочность – у принца Фейсала было все, чтобы стать лучшим другом Кайлу Падрону. Папарацци отдали бы свою левую руку – правая ведь нужна, чтобы делать снимки, – за возможность хотя бы в замочную скважину взглянуть на закрытые party (слово «оргия» не будем употреблять из опасения вызвать международный скандал) Фейсала с участием Кайла и еще некоторых такого же склада характера публичных персон. Но, увы – для пронырливых фоторепортеров, охрана у наследных принцев была ого-го-го какая.

Облокотившись на бортик бассейна и лениво прихлебывая – если бы он помнил, какой по счету, коктейль, Кайл отчаянно пытался себя уговорить, что ему весело. Конечно, весело! Когда одна знойная красотка с энтузиазмом естествоиспытателя исследует содержимое его шортов, а другая старательно вылизывает ему ухо – разве это не весело?

То ли предшествовавший загул мешал наслаждаться обществом обольстительных див, то ли – смутное беспокойство, но… Одно его недовольное движение плечами и хмурая гримаса – и его оставляют в покое. Все-таки дамы у Сала всегда понятливые – одно удовольствие с ними иметь дело. И с официантами – тоже. Он не успевает даже сделать жест, как новый коктейль уже ждет его. Так, все равно, на любовные подвиги он сегодня явно не годен. Поэтому – будет напиваться и думать. Пока первое не сделает невозможным второе.

Все было так противоречиво. А Кайл этого не любил. Он любил, когда все просто и понятно. Он – мегаталант и потенциальный чемпион. То, что пока только потенциально, – цепь досадных случайностей. Но рано или поздно…

И, похоже, это самое «рано или поздно» наступило. У него ни разу еще не было такого впечатляющего старта сезона. Такой стабильности. Когда три гонки подряд очень результативны. После трех этапов он лидер, большого отрыва, конечно, нет, но он уже почувствовал запах лидерства, вкус победы, и теперь Кайла не удержать.

А с другой стороны… Вот тут Кайл чувствует – этими коктейлями он еще долго будет добиваться желаемого результата. Находит глазами официанта, делает жест, разведя большой и указательный палец. Ребята дрессированы на «отлично», и через минуту в распоряжении Кайла стакан с виски. Виски много, льда мало. То, что сейчас и надо. Делает глоток обжигающего и холодного напитка. И позволяет себе наконец-то вспомнить об одном «но». О своем новом штурмане. Ну почему именно сейчас?! Когда он увидел перед собой реальную перспективу чемпионского титула? Почему это испытание ниспослано ему именно сейчас? Она вызывала в нем такое чувство… не ненависти, нет! Слишком много чести – ненавидеть Шарки. Но раздражение… Почти телесное. Как заноза, как зудящий укус насекомого, как больной ноющий зуб.

Выхода было два – или избавиться от нее, или терпеть. Первое пока не получилось. Второе – было адски, неимоверно трудным.

На втором бокале виски Кайла посетила неожиданная мысль: «Макс меня убьет за пьянку во время ралли». Следом за ней пришла другая: «А так ему и надо. Не фиг было мне Шарки подсовывать. Не жизнь – сплошной стресс!».

На третьем он заснул прямо в бассейне. Но утопиться не удалось – бдительная обслуга под белы рученьки выудила его из бассейна, и под них же – препроводила в спаленку. Где он и заснул. Сверх своих первоначальных ожиданий – в гордом и пьяном одиночестве.

На совещании, предваряющем ралли Иордании, Кайл отпивался минералкой и выглядел ровно на все выпитые коктейли и плюс сверху – три бокала виски. То есть – потрепанным и помятым. Сэр Макс, видимо, уже высказал «Мистеру Великолепному» все, что полагается, и речь на совещании шла исключительно о предстоящих днях гонки. Именно на этом совещании Ник получила первый урок, утверждающий, что ралли, как и любой автоспорт – это не всегда красиво и благородно.

– Я так думаю, что сейчас – самое время создавать отрыв, – произносит Мак-Коски, внимательно оглядывая каждого из участников совещания – деловитая Николь, внимательный Кертис, задумчивый Антонио и печальный, как падший ангел, Кайл.

– Согласен, – кивает Антонио.

Кертис поддерживает его сдержанным кивком, а Кайл изображает какую-то гримасу, которую все присутствующие принимают за знак согласия.

Мак-Коски переводит взгляд на Ник. Она торопливо кивает: отрыв от ближайшего преследователя – это замечательно, кто же будет против этого возражать?

Шеф команды деловито продолжает:

– Мы с Антонио проанализировали трассу, распределение спецучастков по дням… – он бросает взгляд на спортивного директора и тот, без слов поняв намек, заканчивает мысль Мак-Коски:

– Самый большой отрыв мы можем создать во второй день… Поэтому – вы должны быть по итогам первого дня после Микко.

– Почему после?! – выкрикивает, не сдержав изумления, Николь.

– Что ж ты так орешь-то?.. – страдальчески морщится Кайл.

Мак-Коски и Туритто переглядываются, и Антонио принимается за объяснения:

– Понимаешь, Николь, здесь трасса грязная – надувает всего понемногу постоянно. Разница во времени прохождения по грязной или расчищенной другими машинами трассе – очень существенна. Поэтому – предлагаем рискнуть. В стартовый день ралли мы запустим Микко первым, он покажет время… Вы должны будете ориентироваться на его время – и показать результат хуже, чем у Хирвоненна. Но – не проиграть много. Хорошо – в пределах секунды. В идеале – не более полсекунды. Самый лучший вариант – чтобы Микко показал первый результат, а вы – второй. Тогда на второй день, по результатам дня первого, вы уже поедете после Микко по расчищенной им трассе. И сможете создать отрыв.

– Это же… – начала Николь, и в этот момент наткнулась взглядом на Кайла. Сардоническая усмешка и изогнутая бровь, казалось, говорили: «Давай, Шарки, покажи всем, какая ты наивная дурочка».

Да, она наивная дурочка, это так. И то, о чем говорилось сейчас, на этом закрытом совещании, представлялось ей в высшей степени неспортивным. Специально придержать себя, показать не самое лучшее, на что они способны, чтобы получить тактическое преимущество. С ее точки зрения это было… неправильно, некрасиво, неспортивно. Но… не все ли ей равно? Это ее первый, он же и последний, а потому – единственный сезон в «Королевском ралли», и поэтому – какая разница? Это их правила, она сделает, как ей скажут.

– Что, Николь? – терпеливо переспрашивает ее сэр Макс.

– Я хотела сказать, что это… сложно. Надо будет в он-лайн скорректировать график прохождения скоростных участков с учетом времени Микко. Я… не представляю, как это делается.

– Ты все правильно поняла, Ник, – облегченно выдыхает Антонио. – Это сложно, но мы тебе объясним, как это сделать, на что обратить внимание. Думаю, у тебя получится. Кайл?

– А что «Кайл»? – Падрон морщится и делает глоток воды. – В первый раз, что ли? И вообще, я еду, Шарки диктует. Как она надиктует, так мы и поедем. Ей мозг и компостируйте.

– Хорошо, – зло произносит Мак-Коски, он устал уже спорить с Кайлом по поводу того прозвища, которым Падрон называет Николь, но сделать по-прежнему ничего не может. – Все свободны, Антонио – ты проинструктируешь Николь.

– А, кстати, – на полдороге к двери Кайл оборачивается, – Хировоннен уже в курсе?

– Да, – ледяным тоном отвечает сэр Макс.

– Представляю, как счастлив мой «финский брат» помочь мне, – ехидно ухмыляясь, бормочет Кайл. И добавляет, обращаясь уже к Ник: – Смотри, Шарки, не вывихни мозги. Это последнее, что у тебя еще есть стоящего. Перед тобой стоит воистину сложная задача.

Ник показалось, что эти слова Кайла задели сэра Макса больше, чем ее. А ей… Похоже – ей наконец-то стало все равно, что он о ней думает. Ненавидит – пусть ненавидит. Та часть ее души, которой было важно мнение великого и ужасного Кайла Падрона, все-таки умерла. Долго и в мучительной агонии – но умерла.

Перед стартом первого дня ралли Иордании она волновалась. Как ни на одном из предыдущих трех ралли. Потому что перед ними стояла совершенно противоположная цель. Не выиграть. Потому что нужно было проиграть. Но проиграть хирургически точно. Ровно столько, сколько нужно, чтобы оказаться после Микко и Криса. Но – ни одной десятой секунды больше. Идею посоветоваться с Паттерсоном Ник после недолго размышления отмела. Криса она уважала и понимала: им сейчас несладко, ибо их заставили работать не на себя – на команду. Ник сомневалась, что в аналогичной ситуации, окажись на месте Микко, Кайл бы молча стерпел такое. Впрочем – от Микко ничего особо не требовалось, он должен был ехать в полную силу, как говорится – «на все деньги», или, как выражался в таких случаях Кайл – «не вынимая». Но сам факт предпочтения Кайла, его тактического преимущества…

В общем, на помощь Криса рассчитывать не стоило. Несмотря на все слова и советы Антонио – помочь, кроме себя самой, было некому. Да и ладно, не впервой, не привыкать. Она попробует сыграть в прятки и догонялки со временем.

– Я бы так не смог, – Крис салютует ей бокалом с пивом. Он единственный, с кем Ник может отметить их с Кайлом триумф. Падрон выиграл ралли Иордании! Он выиграл уже три из четырех пошедших этапов! И отрыв, отрыв от ближайшего соперника вырос, как Мак-Коски и рассчитывал.

– Да ну прямо уж, – искренне отвечает Ник. – Ты – великий штурман.

– Ха, Ник! Тринадцать сотых! Это же гроссмейстерски было проиграно. В бампер нам, практически. Меньше было невозможно проиграть. Ты просто… как компьютер все рассчитала!

– Это Кайл – компьютер! Знаешь, я поражаюсь, как он точно едет. Просто безупречно! – Ник счастлива. И их победой, и тем, что ей есть с кем поговорить об этом.

– Вон он сидит, твой безупречный… демон, – Крис кивает в сторону столика неподалеку. В ожидании вылета они забрели в один из баров выпить по бокалу пива. И не заметили, что… Действительно, через пару столиков от них, уткнувшись в ноутбук, сидит Падрон.

– Неужели работает? – изумленно ахает Николь.

– Да ну! – хохочет Паттерсон. – Чатится с какими-то телками. С пятью одновременно, не меньше. Да не обращай ты внимания на него! Я тебе говорю – ты сотворила почти чудо! Так точно вписаться в чужой результат – это единицы смогут.

– Спасибо, Крис! – Ник смущенно улыбается. Переводит разговор: – Микко сильно разозлился?

– Ты же читала его интервью, – пожимает плечами Крис.

– Сэр Макс был не очень доволен.

– А что делать? Он подчинился шефу команды, но промолчать не смог. У Микко тоже есть амбиции. И вообще, – Крис допивает пиво, серьезно смотрит на Ники, – привыкай, Ник. Здесь каждый – сам за себя.

Глава 8. Италия. Олбиа. Ралли Сардинии

Стук в дверь застиг Ник на выходе из душа. Затянув потуже полотенце на груди и не особо раздумывая над тем, кто это, она отправилась открывать дверь. И…

В пару секунд она покраснела, побледнела, покрылась пятнами и липким потом, задохнулась и едва не потеряла полотенце.

– Успокойся, мне пофигу, есть на тебе что-то или нет, – не дожидаясь приглашения и оттерев ее плечом, он вошел в номер и бросил: – Не парься, ты совершенно не в моем вкусе, Шарки. Можешь не ловить это чертово полотенце.

А она стоит как дурочка, не знает, что сказать, и только стискивает обеими руками влажную махровую ткань.

Кайл театрально закатывает глаза.

– Иди, оденься, раз это так важно для тебя. Подожду. Разговор есть.

Джинсы категорически не хотели налезать на влажные ноги, волосы, разумеется, торчали во все стороны так, что Медуза-Горгона бы обзавидовалась. Ник отчаянно посмотрела в зеркало – розовое распаренное лицо, мокрые патлы торчком, футболка липнет к влажному телу. Да плевать – все равно она «не в его вкусе». А вот разговор – это очень интересно. И она поспешила выйти из ванной.

– Я про тесты, – Кайл не утруждается предисловиями.

– Что?! – Ник не может сдержать удивления.

– Сардиния. Гравий. Я не люблю гравий. Но так, как ты сделала в Португалии – не люблю еще больше. Ясно? – Падрон говорит медленно, с паузами.

– Ясно.

Повисает молчание. Первая не выдерживает Ник.

– И?

– Не тупи! – рявкает Кайл. – Нужны тесты.

– Когда? – не веря своим ушам, но с надеждой спрашивает Ник.

Кайл легко поднимается со стула.

– Сейчас. Поехали.

Машина останавливается в клубах оседающей пыли.

– Ну что?

– Спасибо, – выдыхает Ник.

– Больно надо, – досадливо морщится Кайл. – По делу скажи. Есть мысли?

– Вагон, – не удержавшись, улыбается она.

– А так и не скажешь…

Он не может без гадостей, но Ник так рада, что ей удалось прокатиться с Кайлом в тестовом режиме, совсем как нормальным пилоту и штурману, что пропускает его слова мимо ушей. И торопится выжать все из неожиданно щедрого на общение Кайла.

– Ты прогноз на послезавтра видел?

– Нет. Что там?

– Дождь.

Ее счастье, что она не знает итальянского. Суда по эмоциональности голоса и недовольному выражению лица – сказано что-то очень забористое.

– Черт его знает, что хуже… – бормочет Кайл. – То ли посуху и в пыли. А в дождь – на мягких участках – каток просто.

– Посуху лучше, – авторитетно заявляет Ник.

Парадоксально, но Кайл с ней не спорит, хотя бы из принципа. Ведь у него опыта явно больше.

– Толку то… – вздыхает он. – Нашего мнения не спросят. Раз по прогнозу дождь – надо настраиваться на дождь.

– Посмотрим. Все варианты просчитаем.

– Ну надо же… – издевательски тянет Кайл. – Какая трудолюбивая Шарки…

С этими словами он вылезает из машины. Н-да, что называется, хорошего – понемножку…

– Ну, и где твой дождь?

– С чего это он мой? Я что, похожа на пророка Илию, чтобы дождь вызывать?

– Ты похожа на чучело.

Ник досадливо переворачивает шлем, намереваясь его одеть. Кайл кладет руку на ее шлем.

– У тебя есть вариант для «сухого» проезда?

– У меня, – Ник демонстрирует пухлую тетрадь, – есть все.

– Ну, про «все есть» – это ты загнула. У тебя вообще ничего нет. Кроме этой тетрадки. Поехали уже, хорош болтать.

Надевая шлем, Ник мрачно размышляет. Нет, вот стоит только начать думать о человеке чуть лучше…

– Пятьдесят… правый три через трамплин… семьдесят…

Лазуритово-синяя «Импреза» эффектно взмывает в воздух, полет….

….Николь фиксирует себя в кресле, плотно прижавшись к спинке, упираясь ногами в подставку, локти плотно прижаты к бокам, голова чуть вперед, тетрадь со стенограммой на коленях, большие пальцы на последней прочитанной строчке и …

….и эффектное приземление, четкое, несмотря на поворот, на все четыре колеса, как кошка.

– Дальше.

– Правый восемь… левый три горка-двадцать… левый шесть плюс.

Очередной полет, полет души и кошачье приземление и сразу – резко газу и вперед.

– Готов.

– Двести прямо… до леса очень быстро.

А в лесу – лужи после позавчерашнего дождя, но у Ник учтено и это. В ослепительных брызгах машина проносится сквозь лесную полосу. И даже во время чтения стенограммы у Ник сердце замирает от ощущения скорости. Кайл едет на пределе. На максимуме. Так, как может только он.

Это был идеальный заезд. От первого поворота до последнего. Несмотря на гравий. Несмотря на сложные погодные условия. Ему было нипочем все. Кайл Падрон выиграл ралли Сардинии в «одну калитку». Триумфально. В «Мак-Коски» начали присматривать место для ниши с чемпионским кубком.

Впрочем, не только в «Мак-Коски». От Сардинии недалеко до Сицилии. А Сицилия… Ник казалось, что на время ралли Сардинии Сицилия наполовину опустела. Как минимум – наполовину. Другая половина приехала на Сардинию болеть за Кайла.

Ник предпочитала по возможности отсиживаться в номере, чтобы избегать встречи с импульсивными родственниками Кайла. Это было уму непостижимо – несколько десятков, и все как один – дяди, кузены, племянники. И все, как один, шумны, громогласны, при разговоре так жестикулируют, что начинают напоминать Шиву. И все, как один, предлагают каждому встречному выпить за победу Кайла. И все, через одного, красивы, как боги. Что у них там за климат такой?! Геофизическая аномалия какая-то…

А Кайл, на фоне своей победы, воодушевленный восторженными дифирамбами своих родственников, вновь, после кратковременного перемирия на тесты, превратился в отвратительного, самодовольного, грубого, несносного сукиного сына.

Откровенно хамил в глаза, за глаза говорил такое, что и повторять вслух не всегда удобно, на совещаниях издевался над каждой репликой Николь, подвергая любое ее слово язвительной критике. А уж если ей доводилось совершить хоть самую малюсенькую оплошность или задать некстати наивный вопрос – а такое случалось, все реже и реже, но все же – Ник была все еще новичком в мире ралли, очень талантливым и трудолюбивым, но – новичком… В такие моменты Кайл срывался на нее как стая охотничьих псов на оленя-подранка.

Команда была на грани раскола. С одной стороны – уже всем было совершенно ясно, что шеф команды был абсолютно прав, утверждая, что Николь – «самое ценное приобретение команды за последние несколько лет». Она была уникальным штурманом. Работая в «Даккаре», она видела всю эту кухню изнутри. И при этом – имела, совершенно определенно, имела великолепные задатки для работы штурманом. И все это в совокупности: и ее трудолюбие, скрупулёзность в работе, ответственность, преданность делу… Все это делало Ники сверхнужным и архиважным членом команды. Даже – жизненно важным.

А с другой стороны… С другой стороны – Кайл. И его ненависть, презрение и сумасшедшее нежелание видеть Ник в команде. От Кайла команда не могла отказаться, никак. Он был символом команды, он вытаскивал на своем таланте команду в два провальных сезона. Он был, в конце концов, любимцем всей команды. Хотя теперь сэр Макс иногда с трудом подавлял желание удавить Падрона собственными руками. Останавливало его только одно – ситуацию это не улучшит.

И всей верхушке «Мак-Коски» оставалось только одно. На всех мероприятиях – собраниях, совещаниях, где планировалось совместное присутствие Кайла и Ники, – все «топы» были настороже. Так, наверное, чувствуют себя хозяева двух собак, которых привели на … так скажем, свидание. С целью получения родовитого потомства. И черт их знает, как понравится «жених» «невесте»? И не вцепятся ли «новобрачные» друг другу в глотку? И поэтому – наготове и швабры, и ведра с водой – для разнимания «влюбленных». Вот и у всех членов руководства команды всегда было наготове… «доброе слово». Стоило Кайлу начать высказываться в адрес Ник – разговор тут же уводили в другую сторону, поднимался какой-то архиважный вопрос, самого Падрона начинали грузить какими-то проблемами. В общем, делалось все, чтобы не допускать ссор между первым пилотом и его штурманом. Впрочем, ссор, как таковых, не было. Кого-то это очень сильно удивляло и даже раздражало – но Ник никогда не отвечала Кайлу. На все его издевки и оскорбления она лишь опускала голову и не поднимала, пока у Падрона не иссякал словарный запас. Или – пока Кайла не отвлекали.

– Да как она может?! Терпеть такое? У этой женщины вообще есть характер? – негодовал эмоциональный Кампос. – Кайл дурака валяет, и никто ему не указ. Но она-то! Она-то должна знать себе цену?! Ведь золото, а не штурман! Хоть бы раз его на место поставила – может, его бы это образумило?

– Много ты знаешь… – хмурит брови Уилсон. – Она пыталась. Поначалу. Вот ты… Кайл тебе друг, и ты мужчина. Часто у тебя получается переубедить Падрона?

Эзекиль бормочет что-то по-испански.

– Вряд ли она что-то сможет сделать против Кайла, – вздыхает Кертис. – И уж лучше успокаивать одного Кайла, чем двоих – его и ее… Знаешь, меня уже достало это… Живем как на пороховой бочке. Мистика какая-то: такой раздрай в команде – и при этом лидеры зачёта. Кому расскажи – не поверят…

– А кстати, Керт… Слухи ходят вовсю…

– Какие? – вскидывается Уилсон.

– Так шила в мешке не утаишь… Да и Кайл особо в выражениях ни при ком не стесняется… Все, кому надо, знают…

– Да что знают?!

– Что Кайл и Ник – заклятые враги. И что Кайл спит и видит, как выдворить ее из команды. А ведь в других командах тоже не дураки. И прекрасно понимают, чего Николь стоит как штурман. И не только как штурман. Соображаешь, к чему я клоню?

– Соображаю, – вздыхает Кертис. – Я поговорю с Максом. Это его головная боль – как удержать Ник.

Глава 9. Кордоба. Вилла Карлос Паз. Ралли Аргентины

Аргентина. Почти родная, любимая Аргентина. И от Кордобы до Буэнос-Айреса не так уж далеко. И дядя крайне обеспокоен и настойчив. А у Ник уже совсем нет сил, буквально дышащий ненавистью Кайл высушивает, выпивает ее. Не спасает даже то, что вся команда готова встать на ее сторону. Что толку? Так нельзя. Так невозможно. Так неправильно. И, помимо всего прочего, Ник уверена: если вопрос встанет – «или-или», команда выберет Кайла. Он – часть этой команды, ее нерв, ее сердце. А она – так, пришлая самозванка, как пришла – так и уйдет. В этом она совершенно точно уверена. Она не останется в «Мак-Коски», ни за что. Да, мир ралли проник в ее сердце, стал ей уже бесконечно дорог, и она точно знала – это ее. То, для чего она родилась на этот свет. Но еще один сезон дышать чужой ненавистью… она не выдержит. А ездить с кем-то, кроме великого Падрона – нет, об этом не хотелось даже думать сейчас.

В общем, дядя настоял на встрече. Этьен Лавинь стал почетным гостем команды «Мак-Коски» на время ралли Аргентины. А у сэра Макса состоялся серьезный разговор с Падроном, во время которого Кайлу было велено каким угодно образом, но заткнуться и – не сметь! слышишь? не сметь! – ни единым словом оскорблять Ники при дяде.

– Ты понимаешь? Ты понимаешь, кто такой Лавинь? Нельзя с ним ссориться!

– Как же… У Шарки дядя большая акула…

– Кайл!!!!

– Да понимаю я, – устало морщится Кайл. – Не надо так орать. Буду нем… как рыба. Комплименты говорить и руки целовать не требуется?

– Нет!

– И на том спасибо…

Чего стоило Ник не расплакаться при встрече с дядей – знала только она. Как бы к ней не относились в команде, это было все не то. А вот дядя Эт – это был единственный человек, который любил ее. И которого любила она.

– Как ты, девочка моя? – отстранившись после первого крепкого объятья, внимательно смотрит на нее.

– Как видишь. На всех парах несемся к победе, – пытается сказать это с гордостью в голосе и улыбкой на лице. Дядя, однако, ей не очень-то верит, знает ее как облупленную.

– Как Падрон?

Прямой вопрос и взгляд, который говорит: «Не ври мне!». И Ник не может врать.

– С ним… непросто.

– Насколько? – быстро и резко спрашивает Лавинь. Он извелся уже весь – ведь он любил Николь, привык к чувству ответственности за нее, а тут эти чертовы слухи… Преувеличивают, и половина, конечно же, вранье… Но если этот самоуверенный итальянский ублюдок действительно обижает его девочку… он его собственными руками…

– Я справляюсь.

– Ники, девочка моя…

– Дядюшка, ну, правда… Не переживай. У Кайла тяжелый характер, как и у большинства талантливых людей. Не буду врать тебе, что он ангел. Но главное – мы показываем результат. Мы – одна команда. Вон хоть у сэра Макса спроси. Вы с ним сегодня ужинаете? – пытается Ник сменить тему разговора.

– Ужинаем, – дядя поддается на ее уловку. – И ты с нами.

Ужинали они не втроем. Всемером – к ним присоединились Кертис Уилсон и Антонио Туритто, и Микко с Крисом. Практически вся верхушка «Мак-Коски» и мэтр Лавинь. Был приглашен и Кайл, но, узнав, что там будет Николь, он реально оценил свои силы и решил, что пару часов он не выдержит. Сорвется.

И поэтому сейчас, в кои-то веки сидя в своем номере в одиночестве, не считая пары бутылок пива, он с болезненным наслаждением пестовал свою ненависть. Он тут, один, сидит в полутемном номере, пьет пиво. А эта… эта… там, в ресторане, ужинает с первыми людьми команды. Команды, которую он привык считать своей. ЕГО команды! Она заняла его место! Ее слушали, ее уважали, с ее мнением считались. Да кто она такая?! Что у нее есть такого, чтобы с ней так обращались? Кроме высокопоставленного дяди у нее нет ничего! Место ведь пустое, ноль без палочки! Вспрыгнула в последний момент в поезд, который привезет ее к победе. Которой она совершенно не заслужила… Всего и дел-то – иметь в родственниках нужного человека. И вот она уже заняла место, которое по праву принадлежит ему, Кайлу Падрону! Которое надо заслужить упорным трудом и талантом!

Кайл был занят тем, чего много лет не делал. Он жалел себя. А еще – ненавидел Николь. Но вот это – уже привычно.

– Какого черта?!

В ответ ей – забористый итальянский. Кайл сдергивает шлем.

– Чего сидим? Выходи!

– Что случилось?

– Колесо, блять, случилось! Левое заднее, – Кайл щелкнул замками ремня. – Ну что сидим, Шарки!? Прокол у нас! Живо пошли колесо менять!

Первые пять этапов прошли совершенно безукоризненно с точки зрения техники. Не было сходов или остановок из-за отказов и неполадок. И вот – впервые, прокол колеса.

– Шарки!!! – от вопля Кайла закладывает уши. – Ты помогать будешь или нет?!

Ник спохватывается и подбегает к Кайлу, принимает колесо. Да, и это ее работа тоже. И не стоит злить Кайла.

Они потеряли на замене колеса три минуты. Скорректировали, что возможно, на остальных спецучастках. Результат – они пятые по итогам первого дня.

– Кайл… – Ник решается догнать его и спросить.

– Ну чего тебе? – Падрон мрачен и недоволен. Что, в общем-то, совершенно понятно.

– Этот прокол… Мы могли его избежать?

Кайл закрывает лицо одной рукой – второй прижимает к боку шлем.

– Ты же только притворяешься такой тупой, не так ли?

– Что ты…

– Это прокол! – рявкает Падрон. – Мы пробили колесо камнем! Ты можешь разглядеть и объехать каждый камень на дороге, не теряя при этом скорости?!

– Нет…

– Тогда не задавай мне идиотских вопросов! И в следующий раз шевелись быстрее, ясно?

Как накаркал, честное слово. Про следующий раз.

Второй день, и на предпоследнем спецучастке – снова характерный звук, машину резко ведет в сторону. Еще один прокол, теперь – правое переднее. На этот раз из машины первой выскакивает Ник. Две с половиной минуты минус. Но они сумели сохранить свое пятое место.

Собственно, на этом самом месте они аргентинский этап и завершили. Учитывая два прокола – не так уж плохо. Правда, добытое преимущество стало не таким уж и подавляющим, и разрыв в очках с ближайшим преследователем сократился почти вдвое.

– Везение не могло длиться вечно, – философски рассуждает Кампос. – Не переживай так, Кайл. Когда-нибудь это должно было случиться. Не это, так что-нибудь другое. Ты ж знаешь, это техника, это ралли. Всегда что-то может выйти из строя или повредиться.

– Не каркай! – огрызается Падрон. – Хватило в этот раз с лихвой. Мне порванная резина еще ни разу в жизни не доставляла столько неприятностей.

Эзекиль хохочет. А Кайл задумчиво прихлебывает пиво. И вспоминает.

Ее разбитые в кровь пальцы. Меняли колесо, эта дура стащила перчатки. Огрызнулась только, что не может работать в перчатках – не чувствует, что делает.

Он-то ее понимал, в принципе. Сам такой же был поначалу. Руками хотелось чувствовать руль, дорогу – на кончиках пальцев. Но его, в конце концов, от этой блажи отучили. А вот Шарки перчатки сдернула, и он ей ничего не сказал. А в итоге – разбила руки в лохмотья порванной кожи, в капающую кровь. Что ж, детка, это жестокий мир, тяжелая работа, а ты как хотела? Но перчатки снимать он ей следующий раз не позволит. Тьфу-тьфу, сплюнуть. Ну их совсем, эти следующие разы. Хватит с него рваной резины.

Глава 10. Греция. Лотраки. Ралли Акрополис

– Мисс Хант?

– Да? – Николь взяла трубку, даже не взглянув на номер вызывавшего абонента. Она была занята решением сложнейшей тактической задачи, пытаясь уложить в ее решение все: и ни черта не радовавший прогноз погоды с жарой под сорок градусов по Цельсию, и данные шинников по износу покрышек с прошлогоднего этапа, и еще кучу всякой разной информации. Опять же – наш любимый гравий. И куча камней, хотя очень хотелось надеяться, что свой лимит по пробоям колес они на ралли Аргентины исчерпали. Но колесо колесом, а подвеску тоже там на этих камнях можно оставить. Фиг угадаешь!

Ник спохватилась, что трубка уже какое-то время издает встревоженные звуки.

– Да-да, извините. Повторите, пожалуйста.

– Мисс Хант, меня зовут Франсуа Дюваль.

– Угум…

– Я личный секретарь Халида Аль Кассими.

– Да-да… – Ник опять потихоньку начинает выпадать из разговора.

На том конце трубки недоуменная пауза. Напрасно они так. Потому что во время этой паузы Ник уже снова по уши в компьютере.

– Мисс Хант?!

Рассеянно:

– Говорите, я слушаю…

А если здесь… Нет, здесь медленный поворот, естественного охлаждения недостаточно…

– Мисс Хант, с вами говорит личный секретарь Халида Аль Кассими.

– Продолжайте…

Эх, если бы не было так жарко… И где же можно поберечь резину?.. Не трасса, терка какая-то…

На том конце уже совсем удивленным и поэтому – повышенным тоном:

– Я секретарь Халида Аль Кассими!

Ник раздраженно откидывается на стуле. Совершенно никаких условий! Не дают работать!

– Про Кассими я поняла. Излагайте дальше.

Ее собеседник… как там его… крепко завис.

– Вы знаете… кто такой Халид Аль Кассими?

– Нет. Полагаю, сейчас вы мне об этом расскажете.

Очередная пауза. Видимо, на другом конце переваривают информацию о том, что есть на земле люди, не знающие, кто такой этот самый Аль Кассими.

– Мисс Хант… – как-то даже с оттенком жалости произносит ее собеседник, – Халид Аль Кассими – владелец команды «Фиеста Абу-Даби».

– Черт! – досадует Ник. Новый владелец «Фиесты», как же она сразу не вспомнила?! – И чем обязана?

– Мистер Кассими желает встретиться с вами, – торжественно произносит голос из трубки.

– Какого… хм… зачем?

Очередное зависание у другого абонента. Видимо, серьезное, потому что затем следует повтор:

– Мистер Кассими желает встретиться с вами.

– Повторяю вопрос: «Зачем?».

– Мисс Хант!?

Долгий вышел разговор. И какой-то мутный и бестолковый. Но Ник все-таки позволила этому Дювалю уговорить себя на встречу с владельцем команды, которая была в этом сезоне их главным конкурентом. Непонятно, правда, какого черта ему пришло в голову встречаться на пирсе. Но вечером на берегу хорошо. Прохладный бриз приносит долгожданное облегчение от удушающего пекла июльской знойной Греции.

– Мисс Хант?

Ей эта фраза за сегодняшний день просто осточертела! Резко поворачивается.

– Мистер Кассими?

– О, конечно, нет! – ей белозубо улыбается подтянутый симпатичный брюнет, по внешнему виду – типичный обитатель средиземноморского курорта. – Франсуа Дюваль, к вашим услугам. Прошу вас!

– Куда?

– На катер. Мистер Кассими ждет вас на своей яхте.

Мсье Дюваль смог в полной мере оценить, как виртуозно Ник умеет ругаться по-французски. Дядина школа!

По палубе роскошной яхты Ник шагала, демонстративно засунув руки в карманы потрепанных джинсов и оглядываясь с таким видом, как будто вокруг была помойка. Какого черта! Нельзя было встретиться где-нибудь в кафе на набережной? Непременно надо было устроить весь этот цирк с яхтой?

Не добавили ей хорошего расположения духа ни шикарная кают-компания, ни сервированный на двоих ужин со всеми причитающимися: шампанское в ведерке, хрусталь и фарфор. Дьявол, ее там работа ждет! И поэтому вставшему ей навстречу лощеному и лучезарно улыбающемуся мистеру Кассими достался мрачный взгляд и лишь после ощутимой паузы все же протянутая для рукопожатия рука.

А этот негодяй взял и руку ей поцеловал!

– Мадмуазель Хант, – ухватил за локоток, – счастлив нашему знакомству.

Воспользовавшись ее замешательством, увлек Ник к столу, стул отодвинул. Что ей оставалось? Пришлось сесть. Смотрелась она среди всего этого великолепия в подранных на коленках джинсах и черной майке с изображением Маргарет Тэтчер и провокационной надписью весьма нелепо.

Из ниоткуда материализовавшийся официант разливает шампанское. Мужчина напротив благожелательно и, как кажется Ник, совершенно бессмысленно улыбается. Она, не таясь, в ответ разглядывает его. Вальяжный, холеный, весь сочащийся улыбкой, а глаза при этом – холодные, темные, даже свет в них не отражается, кажется. У Ник наконец-то оформляется стойкое ощущение, что хорошего ждать нечего и быть надо настороже. На всякий случай.

– Мадмуазель Хант, за знакомство!

Покорно отсалютовав бокалом, Ник делает глоток. Морщится.

– Мадмуазель Хант, вам не по вкусу «Луи Родерер»?

Это «Мадмуазель Хант» ее уже порядком достало, и поэтому отвечает резко:

– Нет.

– Мадмуазель Хант, что я могу вам предложить? – хозяин – само радушие. – Мой бар в вашем распоряжении.

Николь снова морщится. Она вообще абсолютно равнодушна к алкоголю. Но вспоминает вдруг об услышанном разговоре о пристрастиях Кайла, и, неожиданно для самой себя и храбро:

– Виски.

Подумав и поворошив память, поспешно добавляет:

– Со льдом.

Бокал с виски подносится ей мгновенно, и Ник осторожно пригубливает напиток. Усилием воли удерживает готовые сложиться в недовольную гримасу губы. Как это можно пить?! Лучше говорить.

– Итак, мистер Кассими? Чем обязана?

– О, ну зачем так официально. Можно просто – Халид. Я очень надеюсь на плодотворное сотрудничество с вами, мадмуазель Хант. Или можно Николь?

«Мадмуазель Хант» ей уже совсем осточертело, и она кивает в знак согласия.

– Николь, – начинает Халид. А у нее скулы сводит от елейности его голоса, – я восхищен вашим талантом и красотой… – тут Ник не выдерживает и фыркает, – и в этой связи я хочу сделать вам предложение.

Ну, наконец-то, мы дошли до сути.

– Излагайте.

Слегка сбившись об отсутствие восторга и пиетета, сиятельный как султан (он вроде сын шейха?) Халид продолжает:

– Я хочу предложить вам, Николь, место штурмана в первом экипаже моей, – выделяет слово интонацией, – команды. На следующий сезон.

А вот это – неожиданно! Стараниями Кайла где-то уже на подсознательном, глубоком уровне, в эмоциях, ощущениях поселилась уверенность в собственной никчемности и бесполезности. А тут вдруг кто-то, да не просто «кто-то» – владелец одной из сильнейших раллийных команд, проявляет к ней интерес. Ник не нашлась что ответить, отхлебнула еще виски, даже не поморщившись. Неверно истолковав ее молчание, Халид продолжает:

– С сэром Максом я договорюсь, не переживайте. Он мне вас уступит.

Вот тут ее зацепило. Что значит – «уступит»? Она что – вещь, чтобы ее передавать из рук в руки? Как бы не так!

– Меня в принципе не устраивает подобная постановка вопроса, мистер Кассими.

– Николь, подождите, не горячитесь! Мне совершенно точно известно о том, как относится к вам Падрон. И какая, вследствие этого, сложная обстановка в команде «Мак-Коски».

– Да ну? – какие все информированные, просто ужас!

– Николь, – в темных глазах Халида вдруг прорезается совершенно человеческое понимание и сочувствие, – я понимаю, как вам трудно. Вас не ценят так, как вы этого достойны. Уверяю вас, у меня в команде вы будете одним из самых главных людей. Вас будут уважать, с вашим мнением будут считаться. Мэтью с большим энтузиазмом воспринял известие о том, что будет работать с вами.

Ник не сразу понимает, о ком идет речь – у нее просто голова идет кругом от слов Кассими. Потом все-таки да нее доходит – речь идет о Мэтью Уолберге, первом пилоте «Фиесты», который славился фанатичной преданностью делу, безошибочным пилотированием и спокойным характером.

– Вы так говорите… эээ… Халид… как будто это уже вопрос решенный?

– Ну что, вы, Николь! – совершенно картинно всплескивает руками ее собеседник. – Решение за вами. Но подумайте сами, – он подается чуть вперед и продолжает вкрадчиво: – Я вам предлагаю работу в элитной команде, с людьми, которые будут вас ценить и уважать, как вы того достойны. Да, и кстати… – Аль Кассими откидывается, отпивает шампанского, – ваш контракт увеличивается вдвое.

– Что?!

– Сколько бы вам не платил Мак-Коски, я предложу в два раза больше. Вы этого стоите, Николь, – невозмутимо ответил Халид.

Николь молчит. Просто-напросто – переваривает услышанное, запивая это виски. В голове не укладывается. Она же Шарки, пустое место! Таким не предлагают выгодные контракты и места в элитных командах.

В губы толкаются кубики льда. Ох, да она весь виски вылакала. Официант уже подносит ей новый бокал, на тарелке образовались какие-то закуски.

– Николь, как вы относитесь к холодному фазану?

Никак! Зато виски становится неожиданно вкусным. Николь размышляет, Халид неторопливо потягивает шампанское, фазан одиноко томится на тарелках.

Ник пытается представить, каково это. Работать в другой элитной команде. Ехать в одной машине с пилотом, который тебя ценит, с которым у вас общие цели, устремления. Заслуженно пользоваться уважением коллег, а не добиваться его вопреки всему. Быть профессионалом экстра-класса, за которого бьются несколько раллийных команд. Обладать многомиллионным контрактом.

Каково это? Наверное, великолепно. Но – не для нее. Она не сможет. Уже просто не сможет жить, существовать в этом прекрасном мире ралли, зная, что где-то там, совсем близко, есть он. Который ненавидит ее. И возненавидит еще больше, если она будет ездить в штурманском кресле с кем-то другим. И это будет еще невыносимее. Нет. Она мотнула головой. Нет. Нет!

– Николь, Николь… – Халид удивлен. – Не отказывайтесь сразу. Подумайте. Давайте пока воздадим должное стараниям повара.

– Халид, я очень польщена вашим предложением, но…

– В три раза, – произносит он негромко.

– Что? – она чуть виски не подавилась, и все же полагала, что не так его поняла.

– Ваш контракт увеличится втрое против нынешнего, – невозмутимо отвечает Халид.

Черт бы его подрал!

– Халид, не в деньгах дело!

– Тогда в чем? Николь, – проникновенно убеждает ее Аль Кассими, – подумайте. Я понимаю, это важное решение, его нельзя принять в пять минут. Я подожду.

Ох, ну как ему объяснить?

– Халид, я не планирую работать здесь более одного года… вообще. Ни в «Мак-Коски», ни в другой команде. Поэтому…

– Вы шутите, Николь?! – превосходно воспитанный Халид аль Кассими изумлен настолько, что перебивает свою собеседницу. – Это неслыханно! Такие штурманы, как вы, рождаются раз в десятилетие! Вы не можете так поступить со своим талантом!

Ей тошно, до невозможности тошно от того, что он прав, наверное. Но отравлено… для нее все отравлено в мире ралли. И как это объяснить сиятельному арабу, который сделал ей нереально щедрое предложение?

– Халид, я… – вздыхает, – если я решу остаться… обязательно вспомню о вашем предложении.

– Николь… – Кассими неверяще качает головой, – я надеюсь, это вы так шутите… про нежелание работать дальше. Это было бы преступлением. Давайте выпьем за то, чтобы вы изменили свое мнение!

– Давайте! – все что угодно, лишь бы не обсуждать больше эту тему! К тому же виски действительно вкусный. Кайл не дурак, далеко не дурак. Очень умный сукин сын…

– Николь, ваш профиль наводит на мысли… – Халид весьма радикально меняет тему разговора.

Ник вдруг понимает, что проголодалась. И разговор ушел в безопасную сторону, можно и про ее профиль…

– На какие, Халид? Кстати, фазан очень вкусный.

– Простите мне мое любопытство, Николь, но… Ваши предки не из французской аристократии? Ваша мать ведь француженка, верно?

– Верно. Но мои аристократические предки все потеряли, хвала Робеспьеру. А я похожа на отца.

– Вот как? – Халид откидывается назад. – А кто ваш отец?

– Американец. Спасибо, – это уже официанту, сменившему очередной бокал. – Боксер. Супертяжеловес. Чернокожий.

Добилась-таки того, что Кассими поперхнулся шампанским.

– Неужели правда? – отдышавшись, спрашивает Халид, напрочь забыв о деликатности.

– Ага! Поверили? – хохочет Николь. У нее стремительно улучшается настроение, непонятно с чего. – На самом деле – одно из трех. Боксер. Но выступал в среднем весе. И, – она подмигивает Халиду, – он белый.

– Николь, вы меня поймали, – сдержанно улыбается Халид.

Факт встречи Ник с владельцем «Фиесты Абу-Даби» практически сразу же стал известен Мак-Коски. И о результатах этой встречи, о возможных последствиях сэр Макс думал полночи, терзаемый жарой и нехорошими предчувствиями. Пока сама Ник спала безмятежным и беспробудным сном в первый раз в жизни хорошенько выпившего человека.

Из других источников, но точно так же оперативно был проинформирован и Кайл. И он демонстративно расхохотался этой новости, в лицо озадаченному Кампосу.

– Переманят? ЕЕ? Зеки, не смеши меня! Аль Кассими пригласит Шарки себе в команду? Абсурдно!

– А зачем он с ней тогда встречался?!

– Откуда я знаю, – пожимает плечами Кайл. – Может, ему поржать захотелось…

Он сам себя очень усердно убеждал в собственной правоте. И все же вспомнил, некстати вспомнил о ее встрече с владельцем «Фиесты», когда невольно подслушал разговор Шарки с Уилсоном и Туритто.

Эти трое спорили. Технический директор, спортивный директор и его, бля, штурман! И Шарки этих двоих весьма успешно переспоривала, убедительно аргументируя и азартно парируя. Он не видел их, стоя за углом, только слышал голоса. Сухой деловитый голос Керта, звучный баритон Антонио и… третий голос. Мелодичный, с мягкими переливами интонаций и взрывами звенящего смеха. И это третий голос успешно рассуждал о нюансах тактики с двумя директорами команды и в итоге убедил их. Кайл чуть было на начал аплодировать этой красивой победе в словесной дуэли. Да вовремя вспомнил, кому принадлежит этот голос. И не вовремя вспомнил, что обладательница этого голоса недавно встречалась с владельцем конкурирующей команды. Да не могли они обсуждать там ничего важного! Не могли! Или могли?..

– Ты сегодня выглядишь особенно отвратительно, Шарки!

– Спасибо!

– При чем тут спасибо? – Кайл раздраженно хлопает ладонью по шлему, лежащему на коленях. – Ты бледная как покойник!

– На термометр посмотри! В машине почти пятьдесят градусов! – Ник действительно бледная. А еще – злая и раздраженная.

– И что? Здесь, в Греции, всегда так! Я же не выгляжу так, как будто сейчас в обморок грохнусь!

Ник устало отворачивается к окну. Веселье на яхте у Халида обернулось чудовищным похмельем наутро, а головная боль, с непривычки к возлияниям, терзала ее даже спустя почти двое суток. И если бы только это! Ее фирменное везение: на три дня раньше положенного – месячные. Выпила две таблетки обезболивающего. Не помогло. Еще две таблетки. Головная боль слегка утихла. Но вот низ живота противно, до тошноты ноет с завидным упорством. Но Падрону же об этом не скажешь…

– Поехали, – вздыхает она. – Все нормально.

– Как бы не так! – огрызается встревоженный Кайл. – А если ты по дороге ласты склеишь?