Читать книгу Неистовый Евпатий - Антон Андреевич Панферов - Страница 1

История ничему не учит, но она сурово наказывает за незнание уроков.

В.О. Ключевский

…Так думал русский богатырь Евпатий Коловрат, с высоты окских холмов бросая взор на древнюю Рязань. С этим городом были связаны его лучшие годы детства и юности. От этих могучих стен с небольшим отрядом добровольцев-дружинников, ушел он на смертельную битву. Именно о ней постоянно ему напоминали свежие, саднящие раны. Тогда, в пыльной степи, погибая под копытами сотен лошадей, он и не мог подумать, что останется жив. Каким-то чудом ему была дарована новая жизнь. Словно Всевышний сохранил ее для чего-то более важного, того, чего он и сам не знает.

Смежив глаза от яркого солнца, Евпатий прокручивал в голове события прошедшей битвы. Словно воочию возникали перед ним его погибшие товарищи, и те, с кем он бился плечом к плечу. Не многим удалось спастись в те страшные для Руси дни. Черная туча нависла над родной землей, и сулила большие беды. И чем чаще эти горестные думы постигали Евпатия, тем сильнее он хотел вернуться назад в те времена, когда были живы его родители, когда деревья казались выше и трава зеленей, когда народ был приветливей и радостней, когда…

Глава I

НАЧАЛО

Подходил к концу век XII, и рязанская земля, одно из сорока княжеств Древней Руси, скромно уединилась на востоке могучего государства. С севера ее окутывали мещерские леса, с юга вплотную подходила Великая степь.

Окруженное могущественными соседями, княжество уменьшалось на глазах. Часто сменяемая княжеская власть не приносила покоя на рязанскую землю. Каждый год народ ждал, что наступит день, когда сядет на княжение сильный и мудрый властитель и жизнь на земле наладится. И услышаны были молитвы народа, и вот уже двадцать лет сидит на рязанском престоле князь Роман Глебович. Верой и правдой стоит он за рязанскую землю. Сильная рука князя чувствуется везде, и народ рязанский благоволит сему князю. Словно порыв сильного ветра, сменивший ненастье на ясный погожий день, рязанский князь подарил своему народу надежду и веру в будущее.

В тот благодатный год, яркое летнее солнце освещало землю. Вся округа наполнялась теплом и ароматом душистых трав. Русский люд пробуждался, спеша по своим делам. Живописный вид открывался на долину Оки с деревянными домами по берегам, с небольшими пристанями, где на гладких волнах покачивались небольшие суденышки. Большие и маленькие мосты, перекинулись с одного берега на другой. Там вовсю шло движение.

Все было как на ладони. Из окраинных сел и деревень народ спешил в столицу. На холме, на левом берегу, величаво раскинулась древняя Рязань, подставляя под солнечные лучи свои темные, неприступные стены. Прямоугольные башни с бойницами, как мощные стражники-великаны, втиснулись в плотные ряды, скрепляя их своим величием. Остроконечные выступы стен, искусно вытесанные топором мастеров-умельцев, словно зубы дракона устрашали своим видом. За этими неприступными стенами течет самая обыкновенная жизнь. Череда деревянных одноэтажных построек тянется от самых главных ворот крепости и узкими улочками сходится к центральной площади города. Там на фоне темных силуэтов домов, белеют три каменные церквушки с золочеными куполами, построенные совсем недавно. Каждый праздник вся площадь заполняется народом, начинаются массовые гулянья. На глазах разрастаются торговые ряды, готовя места для спешащих со всех сторон в город повозок с добром. Купцы и торговцы, преодолев большие расстояния, спешат в столицу княжества в надежде выгодно продать товар и хорошо на этом заработать. На все это с любопытством и повышенным вниманием смотрят дозорные на стенах и башнях, – они день и ночь несут свою службу.

На противоположном берегу в двадцати верстах к юго-востоку от Рязани расположилась еще одна крепость, получившая в народе название Урсовский городок. Она была построена на ближних подступах к столице княжества и служила надежной защитой от внезапного нападения вражеских полчищ. Здесь размещалась дружина князя с семьями, и прочий служилый люд. Сам городок имел удобное расположение. Раскинувшись на равнине, окруженной реками Окой и Проней, крепость имела достаточно хорошие укрепления. Дубовая засечная черта, начинавшаяся от самого городка, растянулась на десятки верст, преграждая путь незваным гостям, если они захотят переправиться на противоположный берег Оки в непосредственной близости от Рязани. Через каждую версту, в стену были встроены дубовые башни, на которых круглосуточно несли караул дозорные, время от времени сменяя друг друга. Они передавали световыми сигналами знаки на соседние заставы – все ли спокойно на дальних рубежах. Сообщение со столицей производилось четырьмя путями, которые подходили к главным воротам города: Пронским, Южным, Спасским и Подольским. Последние, выводили к большому подъемному мосту через Оку, а дальше путь шел во Владимирские земли. Дружина и другие войска округа, могли беспрепятственно прибыть, по первому распоряжению князя. Для военных сборов, тактических игр и прочих смотров войска, которые сам князь проводил регулярно, отводилась центральная площадь городка, которая была обустроена специально для этого. Имея большое расположение к начальнику княжеской дружины, князь не обходил вниманием его семью и родных. Верная служба рязанского воеводы сдружила его с князем. Роман Глебович почитал за честь приглашение воеводы посетить их скромное жилище по случаю какого-нибудь праздника. Так же он ценил их присутствие и на княжеских пирах.

Сам князь Роман был видом неприметный, одевался по-простому, но со вкусом. Глядя на него, многие не признавали в нем князя, принимая порой за купца, или посла из соседних княжеств. Худенький, но крепкий, небольшого роста, с окладистой черной бородой, одетый в шерстяную рубаху с длинными рукавами, сермяжные шаровары, заправленные в сапоги, и бурую с бордовым отливом ферязь¹, князь ничем не отличался от многих жителей и гостей столицы. Так, он мог свободно передвигаться, не боясь быть признанным, и неожиданно появлялся в разных местах. Даже, если кто и признавал в нем князя, то не показывал вида.

За крепостной стеной города располагался посад с ремесленными и торговыми лавками. Роману нравилась атмосфера, которая там царила, и он старался как можно глубже окунуться в нее. Расхаживая между рядов, князь любовался поделками и предметами народной утвари, которую представляли мастера.

– Здорово, кузнецы! – кричал он, проходя вдоль ремесленных рядов. Не обращая на него внимания, дюжие кузнецы мяли кувалдами раскаленную болванку, осаживая и вытягивая ее на наковальне.

– Здорово, мастера! – еще раз окликнул их Роман.

– Здорово, коль не шутишь! – ответили те.

– Ох и ладно у вас получается! Прямо кудесники! – Князь щурился от жара и раскаленных брызг, разлетавшихся в разные стороны. – Что же из этого выйдет?

– А с какой целью интересуешься? – кивнул тот, что постарше и зажмурил один глаз, хитро поглядывая на князя.

– Задумал я в своем хозяйстве кузню сотворить, чтобы обеспечивать себя предметами железными, нужными в хозяйстве.

– Кузню-то заиметь не труд! А само дело кузнечное трудновато будет! Осилишь ли? Вон ты какой щуплый, куда тебе с молотом-то! – и мужики рассмеялись.

Роман тоже сделал вид, что ему смешно, но не переставал допытываться:

– А у самих-то товар ладный или так себе?

– Скажешь тоже! – обиделся старый кузнец. – Почитай уж тридцать лет кую! Вот этими самыми руками! – и он потряс кулачищами. Потом вынул из бочки с водой недавно откованный меч, проходивший закалку, и вдарил им по деревянной колоде, да так, что та вмиг раскололась надвое. – Ну! Что скажешь?

– Да! Вот это меч! Всем мечам меч! Такой… да каждому из наших молодцов, кто стоит на страже! – полюбовался князь работой кузнечной и пошел дальше.

Проходя вдоль гончарных и кожевенных рядов, он заслышал шум и звон металла. Как будто где-то шла битва. Не ошибся князь. Выйдя на площадь, где толпился народ, он попал как раз на военные состязания богатырей.

Уклоняясь от ударов, парируя их встречными, юноша сдерживал натиск матерого витязя, облаченного в кольчугу. Тяжелый и неповоротливый, витязь уже начал выдыхаться, занося свой огромный меч для нанесения ударов. А молодцу как раз это нужно и было. Быстрый и гибкий, он заставлял своего соперника расходовать силы, сам при этом сохраняя их, нанося лишь короткие удары. И когда противник уже еле стоял на ногах, молодец, хлестким ударом подсек его ослабевшие ноги. Витязь так и повалился навзничь, раскинув руки и выронив меч. Тут же раздались радостные возгласы.

Среди толпы любопытствующих Роман Глебович заприметил воеводу и стал пробираться к нему сквозь ликующую толпу.

– Молодец-то отлично справился! – тихонько произнес князь, встав позади воеводы.

– Княже?! Ты?! Как очутился здесь? И один!

– Один, дружище, один! Ты не суетись и народ не привлекай. Я давно уже здесь у вас.

– Так пойдем ко мне! Что мы у всех-то на виду… Нехорошо.

Воеводой и верховным военным начальником на Рязанской земле, как называли его местные старейшины, был Всеслав Коловрат.

«Сказывали, будто Коловрат этот, из древнего рода, уходящего корнями к самим вятичам! Заселили те землю нашу во времена незапамятные…» – Говорили старики. «И с тех пор слава о их подвигах ходит в народе… Влиянием своим и поддержкой военной Коловраты помогли утвердиться власти княжеской на рязанской земле. Обязаны теперь князья этому роду. От этого воевода и в почете у князя-то нынешнего».

Небезосновательно рассуждали местные старожилы о влиянии воеводы в этих краях. Имея свой фамильный герб, унаследованный от предков, Коловраты стояли на одной ступени с Рюриковичами, только на власть княжескую они никогда не претендовали, довольствуясь военным делом, в котором поднаторели за долгие годы.

– Входи, дружище, будь как дома! – любезно пригласил воевода князя.

– Да! Вот мы почти и породнились. Когда хочу – я к тебе, когда хочешь – ты ко мне. Даже и не верится, что так все переменилось!

– О чем это ты?

– В прежние времена-то, тяжело складывались отношения между нашими родами, а теперь… Пожалуйста! Входи! Милости просим!

– Что это ты князь, старину вспомнил? То… когда было… Тогда только-только государство наше складывалось.

– А предки мои вспоминали, как вы нас встречали по первости! То были совсем не радушные встречи… Вот бы они удивились, увидев по прошествии лет нашу с тобой дружбу, – князь с воеводой рассмеялись и вошли в горницу.

С того самого момента, (как Русь обособилась в своих уделах и эти уделы потихоньку враждовали за первенство, князья рязанские, сменявшие друг друга, приблизили Коловратов, чтобы те обеспечили им поддержку) много воды утекло.

Тяжелые времена переживало Рязанское княжество. Ослабленное своими могущественными соседями – Владимиро-Суздальской и Черниговской землей, оно пыталось выстоять практически в одиночку, желая занять выгодную позицию в княжеских играх. Кочевые племена половцев, опустошавшие южные рубежи, заставляли князя прибегать к особым мерам, чтобы обезопасить свой удел. В середине века на границах Рязанского княжества, был построен ряд крепостей, среди них: Коломна, Зарайск, Елец, Пронск, Дубок, Донков и другие.

Все это князь и воевода прекрасно знали и делали все возможное, чтобы обезопасить свой народ и приумножить богатство края. Сидя за столом за дружеской беседой, они посматривали на привычную жизнь, которая текла за окном.

По окончании состязаний, народ с площади потянулся по домам, а его место заняла детвора, высыпав на улицу. С деревянными мечами и палками, дети, подражая взрослым, устраивали свои бои и состязания.

– Гляди! Народ-то у нас какой боевой, никак не угомонится, – князь с интересом смотрел на мальчишек, возившихся на пыльной дороге.

– Да! Мальчиков у нас с малых лет приучают к верховой езде и обращению с оружием. Развитие выносливости, ловкости и других качеств, необходимы в наше трудное время. Так что, княже, скоро будут у тебя воины достойные. В нашем городке целый кладезь ремесленных умельцев, которые востребованы внутри и за пределами нашей земли.

– Довелось мне увидеть некоторых сегодня. Особенно порадовали меня кузнецы-чеканщики, что куют мечи и доспехи для дружины. Видел я плотников да мастеровых по постройке осадных орудий. Огромную благодарность хочу тебе передать, друг мой. Все, что радовало глаз княжеский, все довелось мне посмотреть. И даю тебе слово свое твердое, не пожалею я ни сил, ни средств для того, чтобы росло и приумножалось богатство наше.

– Вот гляжу я на этих мальчишек, князь, и вспоминаю наши юные годы, когда познавали мы с тобой ратное искусство. И братья твои вместе с нами обучались, и дружба родилась тогда крепкая между нами. Настоящая мужская дружба!

– Как не помнить тех славных времен! Только одно мне горестно! Не наделила меня природа силой мужской, чтобы род я смог свой продолжить подобно тебе. – Намекнул князь воеводе на недавно родившегося сына.

– Вели супруге, пусть принесет богатыря твоего. За тебя хоть порадуюсь.

– Смиляна! Принеси Евпатия, – окликнул Всеслав супругу. Свою молодую жену воевода холил и лелеял. Недаром в округе славилась она хорошей хозяйкой и заботливой женой, а уж рукодельницей была…

Только заслышав голос мужа, Смиляна тут же вбежала в горницу, словно ждала призыва, чтобы похвастаться первенцем. Скромная, стройная, светловолосая, аккуратно одетая, приблизившись, она передала ребенка отцу, и вежливо поклонившись князю, встала в сторонке. Загляделся князь на сына друга своего, и тоска охватила его с новой силой.

– Год как исполнилось, а уж норовит из дома выбежать! – говорил воевода, посмеиваясь, ставя сына на ноги.

Посмотрел князь еще немного на Евпатия, да не выдержало его сердце, сжалось от обиды и ревности.

– Ладно, дружище, пойду я! Не буду я вашу радость своим горем разбавлять!

Поблагодарив за гостеприимство, Роман поспешно вышел, затворив за собой дверь. Коловратов не удивило такое поведение князя, жизнь его была им доподлинно известна.

Всеслав и Смиляна были несказанно рады рождению долгожданного сына, глава семьи души не чаял в ребенке. На радость родителям Евпатий родился крепким и здоровым мальчиком.

Шли годы, мальчик подрастал. Уже в пятилетнем возрасте, он был крупнее своих сверстников. Однажды, увидев, как Евпатий на одном из уличных состязаний поборол подряд сразу пятерых ребят, которые годами были старше него, отец откровенно радовался этому, решив:

– Будешь ты у меня, Евпатий, знатным богатырем и воином славным. И встанешь на защиту родной сторонушки, чтобы не посмел враг топтать Русскую землю.

Сын же в свою очередь старался во всем походить на своего отца, копируя его повадки, движение и даже манеру разговаривать.

Они были неразлучны везде. Всеслав стал брать маленького Евпатия с собой в дальние походы и на охоту. Приучая его к верховой езде, отец сажал сына на коня спереди и внимательно следил, как мальчик реагирует на команды, которые подаются лошади при движении. Спустя месяц, Евпатий уже один, самостоятельно управлялся с небольшим скакуном, которого выращивали специально под него. Ровесники с завистью смотрели, как грациозно он держался в седле, и даже когда молодой скакун пытался показать свой норов, наездник умело его приструнивал.

– Смотри, отец, как конь меня слушается! – пытался Евпатий обратить на себя внимание родителя.

– Вижу, сынок, вижу! Только аккуратнее, резких движений не делай. – Всеслав улыбнулся и добавил: – Видела бы тебя сейчас твоя матушка!

Помимо военного дела, наступил черед обучаться и грамоте. Несмотря на то, что Коловраты продолжали оставаться язычниками, они все же старались приобщиться к христианской культуре, путем обучения в местных церковных приходах, которые были при княжеском дворе. Евпатий обучался наравне с княжескими и боярскими детьми под присмотром константинопольского монаха Порфирия, покинувшего разоренную крестоносцами столицу Византии и перебравшегося на окраину Руси. Помимо церковных книг, молодым послушникам, давали зачитывать и другие документы, среди которых были княжеские указы и грамоты. Порфирий также обучал ребят греческому и латинскому языкам.

Ежедневно, Евпатий вместе с отцом прибывали в столицу верхом на лошадях.

– Смотри, слушай, и запоминай все, что показывают и рассказывают! – давал наставление отец своему сыну перед учебой.

В тусклых комнатах княжеского дворца, той его части, которая была отведена для учебы, было душно и пахло расплавленным воском от свечей, стоявших на деревянных засаленных столах. Порфирий, ходил из угла в угол и зачитывал ребятам тексты, которые были выскоблены на пергаменте. Высокая чуть сгорбленная фигура монаха в черном одеянии порой наводила на ребят ужас.

– Здесь, наверное, раньше была камера пыток, – шепнул Евпатий своему соседу.

– Да, как-то мрачновато! – согласился тот. – Больше похоже на монашескую келью!

– Правильно подмечено! Учитель-то у нас монах! – стук посоха о деревянный пол заставил мальчишек прекратить разговор.

– Меня зовут Евпатий! А тебя? – после некоторой паузы продолжил тот.

– А я Константин, племянник князя!

– Здорово! Будем друзьями! – ребята ударили по рукам и уже после занятий, когда они покинули душное помещение, им удалось теснее пообщаться.

Традиционно по праздникам на центральной площади городка, устраивались турниры ратников. Сам князь был постоянным гостем на подобных мероприятиях, привозя с собой лучших воинов. Отточка мастерства при владении с мечом, топором и копьем, была обычным явлением, а также способом проверить качество оружия и доспехов. В этот раз, князь прибыл с купцами из соседних княжеств, которые привезли с собой щиты.

– Ну, воевода, настал час проверить качество товара заграничного! – в предвкушении потирал руки Роман Глебович. Дай-ка сюда пару дюжих молодцов, посмотрим, что нам предлагают купцы.

Вышли два молодца, один другого краше и встали напротив друг друга. Дали им по мечу булатному, да по щиту заграничному, что купцы привезли на продажу. И началось меж ними состязание. Обрушивая удары на своего соперника, пытавшегося укрыться под червленым с серебряным навершием щитом, ратник не жалел сил. Несмотря на это, первый щит выдержал. Настал черед другого.

– Так это тот самый молодец, которого видел я как-то на подобном зрелище. Гляди, как возмужал он, не узнать, прям.

В тот самый момент, когда князь любовался богатырем, тот занес свой меч, и снова рубанул с силой по сопернику. Щит, который тот едва успел подставить, развалился на части, лишь одна рукоять осталась зажатой в руке.

Нахмурился князь, и произнес недовольно:

– Вот так, попадется мне такой щит, во время решающей битвы, расколет его пополам меч ворога, и прервется век вашего князя.

Воевода, видя печаль друга, всячески пытался его утешить:

– Не тужи, княже, у нас своих умельцев хватает, скоро отпадет надобность в вещах заграничных.

Повелел князь поднести ему остатки щита, не выдержавшего испытание. Всеслав взял его в руки и указал князю на недостатки:

– Смотри князь! На разломе видно, этот щит не из лучших пород дерева. В некоторых местах оно даже подгнило. Металлический подбой и сердцевина не делает его прочнее, если основа слаба.

– Всеволодова эмблема! – произнес воевода, проводя рукой по гербу, изображенному на лицевой части щита.

– Да! Владимирский князь прислал нам сей товар, – укоризненно подметил князь.

Хотел было князь наказать купцов, да со временем поостыл и забыл про этот случай.

Следующим состязанием стало метание копья. Копейщики по очереди выходили на засыпанную желтым речным песком площадку, каждый со своим оружием. После того как в одном из прошлых состязаний, копье залетело в гончарную лавку, чудом не проткнув ее хозяина, на время турниров, весь торг был свернут. Все с восторгом смотрели полет копий, болея за своих земляков. Подрастающее поколение воинов, сидя на изгородях, с замиранием сердца следило за состязанием, возбужденно подпрыгивая, когда побеждал их герой. Последним к барьеру подошел все тот же молодой богатырь, что так приглянулся князю.

– Что, молодец-то этот из твоих будет? – обратился князь к Воеводе.

– Нет, нездешний! Но я часто его вижу. По-видимому, из черниговских, они у нас постоянные гости. Хочешь, позову, да все разузнаем?

– Погоди! Пусть сначала закончит!

В этот момент выпущенное из рук молодца копье, рассекая воздух острым наконечником, жалобно постанывая, скрылось из глаз.

Пролетев через всю площадь, оно ударило в изгородь крепостной стены, пробив насквозь одно из бревен и туго засев в нем.

Всеслав и Роман Глебович, не веря своим глазам, даже поднялись со своих мест, наблюдая за произошедшим.

– Отец, отец, ты видел? – послышался восторженный возглас Евпатия. Мальчуган бежал к тому месту, где стояли воевода с князем.

– Погоди, сынок!

Всеслав вышел навстречу богатырю и, поклонившись, представился.

– Как звать тебя, молодец?

– Никита Ставрович!

– Какого роду-племени будешь?

– Из бывших черниговских бояр мы!

– Боярин, значит! Молодцом! Вот коли все наши бояре бы, были такими…! – подмигнул воевода князю.

– Часто видим мы тебя здесь, Никита Ставрович! Края наши понравились, али какую иную цель преследуешь? – поинтересовался князь.

– Хочу проситься на службу к тебе, княже!

– А что родной земле не угоден, стало быть? – произнес Роман Глебович.

– Нет житья нам в черниговской земле. Долгие годы отец мой томился в неволе, в княжеских погребах. Пострадал незаслуженно, за жадность людскую. С тех пор вынужден был скитаться по земле Русской, вместе со мной и матушкой моей, а не далее, как прошлой весной, кончился в земле рязанской. Вот матушка и порешила, остаться там, где упокоился отец мой.

– Здесь или нет матушка твоя, богатырь русский? – с сочувствием произнес воевода.

– Здесь! Вот она! – молодец вывел из толпы, (которая продолжала ликовать богатырю) старушку лет шестидесяти, всю как лунь седую, но еще вполне здоровую и крепкую. Та, в ответ поприветствовав князя и воеводу, прижалась к сыну, боясь его отпускать.

– Живите! – произнес князь, подняв руку.

– Зачисляю тебя в свою дружину! – добавил воевода, и подозвав кого-то из толпы, распорядился, чтобы богатырю с матерью подобрали избу получше.

Как только князь отпустил богатыря Никиту, и он вместе с матерью направился в отведенное им жилище, на полпути их нагнал Евпатий. Мальчуган был верхом на своем скакуне, и преградил путь гостям. Увиденное на состязаниях произвело на него сильное впечатление, и ему не терпелось познакомиться с богатырем.

Никита остановился и с удивлением посмотрел на Евпатия, воскликнув:

– Эко ты! Напугал! Сколь лет то тебе, малец, что дозволили на коня взобраться?

– Я– Евпатий, сын воеводы! – представился тот, – а годов мне семь по осени стукнет. Я почитай уже полгода в седле, и как видишь, неплохо держусь.

– Молодец! А я – Никита, пришел из Черниговской земли, вашему князю служить.

– Будем друзьями!? – и Евпатий протянул богатырю маленькую, но крепкую ладонь.

– С радостью! – ответил тот, пожав руку мальчугану.

Воевода назначил Никиту сотником, ответственным за обучение войска Урсовского городка и прилегающих укрепленных поселений. Став правой рукой и помощником Всеслава, Никита так же занимался с Евпатием, и отец приветствовал привязанность сына к своему новому другу.

Осенью того же года с южных границ княжества пришло тревожное известие. Гонец из Ельца прискакал и сообщил о вторжении половецких войск и осаде крепости.

– Гарнизон держится из последних сил. На помощь им подоспела дружина из Дедославля и сумела отбить натиск врага, но кочевники окружили город и пресекают всякие попытки прорваться внутрь или наружу. Были захвачены обозы с продовольствием, которые посланы для поддержки осажденных, – переводя дух, молвил гонец.

– Собирай дружину! – обратился воевода к Никите, – а я сообщу князю. Завтра на рассвете выступаем.

«Только бы они продержались до нашего прихода» – подумал Всеслав, и, прыгнув на коня, скрылся в клубах пыли.

Евпатий, видя, что идут военные сборы, догадался, что предстоит поход на половцев. На каждом углу он слышал гневные речи: «поганые» да «степняки». Несмотря на свой юный возраст, он не желал оставаться в стороне и всячески пытался намекнуть Никите, чтобы тот взял его с собой.

– Что ты! Даже не думай! Если что с тобой случится, мне отец твой голову снимет, – отвечал богатырь.

– А ты говори ему, что это я тебе приказал.

– Не могу, дружище, не могу! Мал ты еще для этого.

Евпатию ничего не оставалось как подчиниться воле старших. Наутро, когда по прибытии князя прошел последний смотр войск, Евпатий, сидя на коне вместе с отцом и Никитой, объехал строй. Чтобы успокоить сына, князь произнес:

– Остаешься за старшего! На тебе гарнизон крепости и забота о женщинах и детях.

Евпатий со всей серьезностью воспринял слова отца и уже забыл о своем прежнем желании отправиться в поход на кочевников. Выйдя за изгородь, он стоял и смотрел вслед удаляющемуся войску, и как только последние ряды скрылись из вида, он вернулся внутрь и велел запереть крепостные ворота.

А войско тем временем направлялось к Дону. Весть о предстоящем сражении поднимала дух рязанцев, и заставляла их вступать в ряды войска воеводы. К тому времени, когда рязанцы достигли Дона, их численность достигла пяти тысяч, это была внушительная сила, которую только могло представить отдельное княжество. Дон протекал по границе двух княжеств, Рязанского и Черниговского. Крепость Елец располагалась ниже, на правом берегу реки. В том месте Дон становился полноводным, и переправа через него в районе Ельца принесла бы массу трудностей. Поэтому Всеслав решил перевести войско у истока, в самом узком месте реки, в районе Дедиславля. Заручившись поддержкой сторожевых отрядов черниговцев, которые лучше владели обстановкой на своей земле, Рязанцы беспрепятственно переправились на другой берег и продолжили свой путь. На шестой день похода рязанское войско сделало привал на ближних подступах к Ельцу в пограничной крепости Донков.

– Воевода! Дружина устала, первый раз такой дальний переход делаем, сколько еще нам чужую землю топтать предстоит? – роптало недовольное воинство.

– Тяжело, понимаю, еще немного потерпеть придется! Если завтра утром двинемся, к вечеру уже на месте будем.

Расположившись на пологом берегу Дона, войско пополнило запасы воды, напоило лошадей, и каждый занялся своим делом, ожидая дальнейшей команды. Вечером князь собрал совет, на котором решалось, как лучше разгромить неприятеля.

– Внезапность, вот что поможет нам одолеть противника! Кочевники не ожидают подхода наших ратей, они слишком увлечены осадой крепости.

– Я направил вперед дозорный отряд, чтобы разведать обстановку. К утру они должны вернуться и сообщить обстановку, – докладывал воевода.

На рассвете, как и ожидалось, разведка доложила, что кочевники развернулись лагерем, по всему периметру, вокруг города:

– Основные силы степняков находятся в своем лагере в версте от города, крепость осаждает лишь небольшой отряд, который периодически тревожит защитников крепости. Приступом города им не взять, вот они и ждут подходящего часа, когда осажденные сами откроют ворота.

Воевода подозвал к себе Никиту.

– Возьмешь сотню лучников, и незаметно, обходя с подветренной стороны, чтобы не быть обнаруженным, снимешь их передовой отряд, осаждающий крепость. А там уже и мы подтянемся.

После того как лучники под руководством богатыря выдвинулись на исходные позиции, в основное войско прибыли подводы с деревянными бочками.

– А это еще что такое? – удивился князь, увидев странную технику.

– Это то, что не даст возможности степнякам уйти безнаказанно, – пояснил воевода.

Сводные отряды по пятьдесят всадников, сопровождая подводы, двинулись в разных направлениях, удаляясь от места предстоящего сражения. Дозорные на сторожевых башнях Елецкой крепости заметили на дальних подступах княжеские дружины.

– Рязанцы, рязанцы пришли на подмогу! Нужно отвлечь врага, чтобы они смогли подойти ближе. – Послышался говор среди осажденных.

А тем временем лучники под командованием Никиты, заняли передовые позиции и приготовились нанести удар. Под тенью дубравы, они приблизились практически вплотную к неприятелю, оставаясь при этом незамеченными. Дождавшись, когда половцы, отвлеченные гарнизоном крепости, обратят к ним свои тылы, сотни стрел взмыли в небо, возвещая о начале атаки.

В течении получаса рязанские лучники непрерывно расстреливали неприятельские отряды, прижимая их к крепостным стенам города. Вслед за ними с высоких стен на кочевников посыпались камни, бревна и полилась горячая смола. Многие из них не успели понять, что произошло и остались лежать под неприступными стенами Ельца.

Лишь немногим удалось вырваться и добраться до основного стана. Внезапная атака русских лучников сделала свое дело. После того, как кочевники обратились в бегство, ворота крепости открылись, и осажденные с радостью приняли пополнение. Войдя в крепость, рязанские стрелки заняли позиции на сторожевых башнях, ожидая подхода главных сил противника.

– Зашевелились поганые, сейчас начнут наступление! – дозорные со своих наблюдательных пунктов заметили, что основные силы степняков, предупрежденные беглецами, в панике засуетилась. В этот момент, на дальних рубежах, там, куда ушли подводы с бочками, заполыхало поле брани. Сухая осенняя трава горела повсюду, окружая половецкие станы непроходимой огненной стеной. Смятение и паника охватила неприятельское войско, при виде наступающего на них огня. Лошади взбунтовались от страха, сбились в табуны, и понесли, давя и ломая все на своем пути. Половцы пытались наладить боевой порядок, но было уже поздно.

– Рязанцы, вперед! Ударим же всеми силами, пока враг в смятении! – послышался грозный голос воеводы. Русские полки стремительной атакой вклинились в разрозненные ряды кочевников.

Конные и пешие, они рубили и кололи неприятеля, не давая ему вырваться из плотного кольца. Со стен крепости, лучники отсекали неприятельские отряды, пытавшиеся зайти в тыл русским дружинам. Князь вместе с засадным полком занял позицию на крутом берегу реки, и ждал команды, если потребуется помощь. Но помощи не потребовалось, рязанские рати под руководством Всеслава наголову разбили неприятеля, тех, которые способны были держать оружие и оказывать сопротивление. К исходу дня битва закончилась полной победой рязанского войска.

После того как был повержен последний воин противника, русские воины стали свидетелями чуда. Огонь, бушевавший все это время в степи и практически вплотную приблизившийся к переднему краю княжеского войска, чудесным образом погас. Причиной тому стал сильный ливень, который прошел над полем брани.

Княжеские воины возвращались с победой, захватив трофеи, а также лошадей, овец, волов и уводя в полон несколько сотен добровольно сдавшихся неприятельских воинов.

– Что невесел, князь? С победой возвращаемся! – подбадривал Всеслав Романа.

– А ты не заметил?

– О чем ты?

– Среди пленников много славян. Некоторые из них служили Всеволоду!

– А ты не ошибся, дружище?

– Я лично у них спрашивал!

– Ну что же, это лишний раз доказывает вероломство нашего соседа, и что ухо надо с ним держать востро. Но сейчас победа за нами, а Всеволоду пусть будет урок!

Рязань готовилась к празднованию победы над врагом. Город ликовал. Из посада и окрестных сел в центр потянулись обозы с продовольствием и разной утварью. На главную площадь высыпал народ, песнями и плясками встречавший князя-победителя с войском. Перед входом в княжеский дворец были выставлены дубовые столы, и все желающие могли принять участие в праздновании победы. Пир продолжался до поздней ночи, пока обессиленные и опьяневшие воины не стали валиться с ног. По окончании, воевода, взяв под уздцы коня, на котором мирно спал Евпатий, (так же принимавший участие в праздновании победы) покинул столицу, направляясь домой.

Несмотря на праздник, не забыли рязанцы и о погибших героях, которые сложили свои головы за землю русскую. Крещеных предстояло предать земле, а других – сожжению.

Прошел еще один год. Жизнь в княжестве шла своим чередом. Уже позабылись события славной битвы с половцами, и народ радовался мирному времени. Евпатий подрастал, и по мере взросления его пытливый ум стал обращать внимание на те вещи, которые еще не полагалось знать ребенку. Много раз он просил отца, поведать ему историю своего рода, но воевода все время уходил от ответа.

Как-то играя со сверстниками, Евпатий натолкнулся на странный холм, располагавшийся вдали от городка. Поросший густой травой, он был неприметен и сливался с множеством холмов в округе. Ребята случайно набрели на него. Их внимание привлекло то, что этот холм был не пологой формы, как все, а несколько удлиненной. Обнаружив в нем хорошо замаскированную дверь, они решили узнать, что за ней находится. Дверь оказалась запертой изнутри, и Евпатий, думая, что имеет на это полное право, постучал в нее деревянной палицей и громко скомандовал:

– Это сын воеводы Евпатий Коловрат, требую немедленно открыть!

Через мгновение, внутри послышались какие-то звуки, тяжелые шаги, которые приближались с той стороны. Евпатий с друзьями отступили назад и застыли в ожидании. Послышался тяжелый звук отодвигаемого засова и скрип дверных петель. Дверь открылась, и на пороге показался великан. Он был так огромен, что закрывал собой все пространство двери. Облаченный в латы, которые сверкали на солнце, он сурово взглянул на ребят из-под густых белоснежных бровей, и громогласно спросил:

– Что привело вас сюда?

Такая же белоснежная борода богатыря, развевалась на ветру. Опираясь на огромный, в человеческого роста меч, своим острием воткнутый в землю, он стоял неподвижно, грозно смотря на ребят.

Евпатий вспомнил рассказы отца про богатыря Святогора, и решил, что это именно он.

– Святогор! Мы пришли посмотреть на тайну, которую ты охраняешь, – сказал Евпатий, и сделал шаг навстречу богатырю.

– Святогор? – повторил богатырь и своим смехом наполнил всю округу, что даже птицы взлетели с соседних деревьев.

– Ходота мое имя! Слышали про такого?

– А я Евпатий! Слышал про такого? – Ничуть не удивившись произнес тот.

– Знаком, знаком! – протрубил богатырь своим зычным голосом.

– Ты сын воеводы Всеслава.

– А ты что здесь делаешь? – Евпатий осмелел, и еще на один шаг приблизился к богатырю.

– Я поставлен сюда, охранять это место от непрошенных гостей. Почитай уже полвека тут.

– Пусти нас, Ходота! Мы только одним глазком посмотрим.

– Не положено!

– А если я тебе прикажу! Я ведь сын воеводы, ты должен и меня тоже слушать.

– Мне никто не смеет приказывать! А если хочешь узнать, что за моей спиной, спроси своего отца! Если он захочет, то расскажет тебе. А посторонним сюда хода нет!

С этими словами, богатырь повернулся и затворил за собой дверь, оставив ребят ни с чем. Вернувшись домой, Евпатий никак не мог расстаться с мыслью о том, что скрывает старый богатырь, и почему нельзя это увидеть. Расположившись на сеновале, он дожидался прихода отца, чтобы расспросить все у него.

Тем временем воевода вместе с князем и своими верными людьми был увлечен охотой на зубров, под Мещерским городком. Это местечко было пограничной территорией, на которую претендовали Рязанская и Владимирская земли, из-за чего на этой почве возникали частые стычки. Несмотря на это, охота была доступна для всех. Увлеченные азартом всадники, со сворами собак, гнали по болотистым лесам зверя. С луками и копьями наперевес, они мчались вперед, не разбирая дороги.

– Никита! Заходи, заходи справа, отрезай ему путь, иначе уйдет.

– Пожалей лошадей, переломают ноги! – протестовал тот.

Но воевода вошел в азарт, он не мог упустить добычу, которая вот-вот окажется у него в руках.

Результат настойчивости Всеслава был внушителен. Два лося и зубр пали, сраженные копьями воинов. Всю добычу погрузили на подводы, поджидавшие охотников у дороги, и заполненные трофеями телеги, не спеша двинулись в обратном направлении, чтобы доставить добычу к княжескому столу.

Вернувшись домой поздно вечером, уставший Всеслав вылил на себя ушат воды, который стоял на крыльце, надел чистую сорочку, снял сапоги и лег спать. В тот момент, ему было не до расспросов сына о каких-то тайнах. Тело его все еще гудело от напряжения, ощущая во всех мышцах приятную немоту. После плодотворно проведенного дня на охоте, он моментально уснул. Отец даже не заметил сына, который стоял у него в ногах и выжидательно смотрел, в надежде получить ответ на заготовленные вопросы. Постояв еще немного, он опустил грустные глаза, громко вздохнул и, медленно ступая, пошел вон из избы. «Теперь он не проснется до утра» – думал Евпатий, устраиваясь в стогу душистого сена, где любил проводить время, о чем-то постоянно размышляя. Свежескошенная трава упругими стеблями приятно покалывала бока, и Евпатий, устроившись поудобнее, сам не заметил, как уснул.

Через несколько дней Евпатий забыл о своем желании разузнать тайну, которую хранит старый богатырь за дубовой дверью. Увлеченный дальними походами, в которые брал его отец, он чувствовал себя счастливым и был несказанно рад тем навыкам, которые приобретал с годами, осознавая пользу в них. Однажды, Евпатий поглаживая лошадь отца, обнаружил полотнище с вышитым странным рисунком, которое торчало из кожаной сумки, висевшей на брюхе животного. Может он и не обратил бы на него внимания, если бы не рисунок, который заинтересовал его детский взгляд. Развернув материю, он долго рассматривал изображенный на белом холсте узор, вышитый золотыми нитками. Этот узор напоминал соединенные между собой несколько пар бегущих ног, которые украшал большой лепесток веера. Проведя по узору рукой, Евпатий свернул его обратно в трубочку и убрал назад. Он не заметил, как сзади подошел отец и слегка тронул его за плечо.

– Это наш фамильный герб! – пояснил воевода сыну. – Он появился в нашем роду задолго до привычного нам княжеского.

– Отец, а что он означает?

– Это символ солнца в круговом движении! Он приносит удачу и счастье. Сей герб пришел к нам из глубины веков, от наших далеких предков. Мы должны помнить о них, и бережно хранить свои святыни.

– Отец, расскажи про тайну холма, которую скрывает старый богатырь! Расскажи мне, что находится за той дверью. Это как-то связано с историей нашего рода?

– Хорошо! Я тебе расскажу, но только то, что тебе необходимо знать. – Он помог Евпатию взобраться на лошадь, и они не спеша двинулись в обратный путь. Медленно покачиваясь в седле, маленький воин слушал историю, уходящую корнями в далекое прошлое:

– …Осев на берегу реки Оки, наши предки, которые называли себя Вятичи, основали несколько укрепленных поселений, служивших им защитой от внешних врагов…

– А какие враги угрожали нашим предкам? – поинтересовался Евпатий.

– В основном это местные жители, которые жили здесь до нашего прихода. Это были дикие непокорные народы, часто враждовавшие с нами.

– Отец, а что с ними стало, мы их победили?

– Мы замирились с ними и стали жить в согласии. Многие из них скрепили себя узами брака с нашими предками, объединившись в общий народ.

– Значит, в ком-то из нас может течь их кровь?

– Совершенно верно!

– Со временем укоренившись, наши народы стали создавать династии, которые управляли этой территорией.

– Это как наш князь?

– Да, что-то похожее, только наш князь обладает большой властью и верховодит над всеми один, передавая свою власть по наследству, а наши предки старались делать все сообща, через старейшин, которых выбирали на общем собрании.

– А вот мы, наш род Коловратов, какое место занимал в этом? – не унимался Евпатий.

– Наша ветвь, всегда отвечала за военное ремесло. Мой отец и дед, и их отцы и деды с давних пор состояли в дружине великого князя. Военное дело всегда было основой нашего фамильного рода.

– Отец, а расскажи, что такое вера! И почему у нашего богатыря Никиты на шее вместе с ладанкой висит деревянный крестик, с каким-то изображением, а у меня какая-то деревянная фигурка с головой старика?

– Это сложно для твоего понимания, когда подрастешь, ты поймешь, что такое вера и почему кто-то верит в одно, а кто-то в другое. Единственное, что я могу сказать, – во что мы верим, передалось нам от наших предков и мы относимся к этому с почтением.

– Значит за той дверью, что охраняет Ходота, находится наша история?

– Я вижу, ты уже успел с ним познакомиться? – Отец улыбнулся своему находчивому сыну.

– Он меня не впустил, сказал, что не положено! – посетовал Евпатий.

– Ходота верный воин, он всегда честно выполняет свой долг. Ты не сердись на него. Есть вещи, о которых лучше сначала услышать, чем увидеть.

Солнце клонилось к закату, и дружина воеводы потихоньку начала располагаться на ночлег. Находясь в нескольких десятках верст от места назначения– на расстоянии одного перехода. Они решили сэкономить силы и дать отдых себе и лошадям.

– Вятичи! Вятичи! – твердил Евпатий лежа на сеновале и готовясь ко сну. Он, то закрывал глаза, пытаясь что-то представить, то вновь их открывал, оглядываясь по сторонам. Наконец сон овладел детским сознанием, и он погрузился в свои видения, навеянные фантазией, от услышанного за прошедший день.

«Пыль, вилась столбом, затмевая собой солнце. Сквозь серую пелену разгоняемую ветром, виднелись силуэты людей и животных. Топот ног, нескончаемый рев и скрип повозок возвещал о великом переселении народов. Делая остановки, гонимые другими племенами, они продолжали двигаться вперед и вперед, пока не очутились в глухих местах, где на первый взгляд ничто не мешало им наконец-то остановиться и освоиться. Равнина, река, лес и мертвая тишина, все здесь радовало глаз пришельцев. Обживая и осваивая эти места, пришедший народ расширял сферу своего влияния. Одно за другим строились поселения, народ продвигался вниз и вверх по реке, исследуя окрестности. Вот уже небольшим отрядом они пробираются сквозь густые заболоченные леса… Вдруг откуда ни возьмись, словно ураганный вихрь, налетела невидимая сила и темной массой полностью смяла и уничтожила небольшой отряд смельчаков, рискнувших забраться глубоко на чужую территорию. Дошедшая весть вызвала возмущение у остальных, и новый отряд в несколько раз больше и лучше вооруженный, двинулся по следам первого. Жестокая битва началась в неизведанных землях. Люди-воины, с густой растительностью на голове в одежде из звериных шкур, с копьями и деревянными щитами, с рогатинами и дубинами, со всех сторон нападали на пришельцев, защищая свою землю. Сотни стрел, пущенных откуда-то сверху, словно смертельный дождь поражали их. И второй поход оказался неудачным. Оставшиеся, сумевшие избежать смерти, вернулись на обжитые места. Старейшины и вожди племени стали думать, как дальше жить, имея по соседству такого непримиримого соседа. Решением их стало укрепление существующих поселений. Превращаясь в города, они стали обрастать крепостными стенами, с дозорными и отрядами дружины, ремесленные лавки, где изготавливалось оружие. Воинственные соседи, выходя из своих лесов, с любопытством наблюдали за происходящим. Они не нападали, а изучали то, что делают их недавние враги. Накал враждебности постепенно спадал, и народы стали обмениваться между собой культурой и навыками ведения хозяйства. Общая вера в богов природы ускорила процесс тесного сближения народов этого края. По всей земле шло строительство капищ, где народы проводили свои ритуалы. Новая сила, неожиданно нагрянувшая с запада, с целью объединения всех племен в единое целое, выглядела как грубая поработительная сила. Она встретила достойное сопротивление в этих краях и еще долгое время эти земли оставались глухой окраиной. Вновь и вновь тянулись люди на окраину Руси, со временем их пришествие стало мирным. В окрепшие и разросшиеся города потянулись посольства, купцы, представители разных сословий. С дружеской нотой они входили в каждый дом, привнося что-то новое. Новая сила присылала своих наместников, посадников, и через династический браки пыталась крепко связать в единое целое все окраинные земли. Новая волна сопротивления разгорелась в этих краях с приходом людей в черном. Это были монахи, которым было дано задание утвердить новую веру на новой земле. Разрушение старых капищ, и возведение новых святынь, породило волну протеста. Люди разрушали и сжигали деревянные постройки с новым символом веры, не желая расставаться со старой. Народ разделился на противников и сторонников, пока княжеская власть окончательно не утвердилась в центральных городах, и не взяла все в свои руки…»

Тут Евпатий проснулся. Вокруг совсем стемнело. На чистом ночном небе, виднелись яркие звезды. Все вокруг погрузилось в сон. Лишь на краю их лагеря, одиноко горел дежурный костер, возле которого сидело несколько человек. Это стража несла свою вахту, охраняя сон всего отряда.

– Как хорошо и спокойно живется на русской земле, – думал Евпатий, находясь в окружении родных и близких. Все предыдущие годы мальчик рос и воспитывался в окружении атмосферы единства и гармонии, храня впечатления о былых победоносных временах, вспоминая рассказ отца, и представляя в своем детском воображении картину жизни своего народа.

Глава II

СМУТА

Год одна тысяча двести седьмой от Рождества Христова, принес рязанцам смуту великую, которая зародилась в ближайшем княжеском окружении. Много было в те годы завистников у княжества, а еще больше завидовали самому князю и его удачному правлению. Племянников князя Романа Олега и Глеба, беспокоил вопрос пребывания их дядюшки у власти.

– Двадцать семь лет он находится у власти, и все эти годы мы живем как затворники! – возмущался Глеб.

– Ты прав, пора с этим кончать! – поддерживал его Олег.

С малых лет, они воспитывались в ненависти к своему дяде, считая его главным виновником гибели своего отца. В начале правления, под давлением Владимирского Великого князя, Роман вынужден был уступить Пронское княжество отцу Олега и Глеба Владимиру. Молодой князь всячески противился этому и не хотел делить единую рязанскую землю на уделы. Но вынужден был уступить. С тех пор отношения в когда-то большой и крепкой княжеской семье не заладились. А когда Владимир Пронский в расцвете лет трагически погиб, молва разнесла слух о причастности к этому рязанского князя. И вот, спустя десять лет с момента гибели отца, сидя в своем Пронском уделе, братья думали думу, как избавиться от своего ненавистного родственника, и они решили искать правды у Великого Владимирского князя Всеволода. Составив донос, в котором порочилась честь князя, они сообщали о якобы имевшем место заговоре Романа с Черниговским великим князем, против Всеволода братья отправили его во Владимир.

– Не прознал бы дядюшка, раньше времени о наших деяниях? – колебался Олег.

– Не успеет! Письмо уже на руках у Всеволода, скоро его войско покажется у рязанской границы.

– В таком случае, нам тоже здесь не стоит задерживаться. Самое время быть поближе к своему покровителю.

И братья, недолго думая, решили покинуть родную землю, последовав вслед за письмом, в котором было следущее:

«Мы Роман Глебович рязанский и Всеволод Святославич черниговский, заключаем союз против Владимирского Великого князя Всеволода Юрьевича, дабы ослабить влияние сего неугодного правителя, установившего свои порядки в землях, путем устранения его с главенствующей великокняжеской должности. Результатом этого станет сохранение равноправия между княжествами центральной Руси»

Прочитав оное, Всеволод действительно поверил в истину этих слов и выказал гнев великий:

– Да как они посмели, негодные! Али забыли с чьих рук они едят! Ну ничего, я им напомню! – Распаляясь все больше и больше, Всеволод в сердцах ударил своего верного кмета посохом, на который обычно опирался, шествуя по своему терему. С годами у Великого князя стали болеть ноги, и он иногда прибегал к посоху, чтобы облегчить свое передвижение. Недуг выражался слабостью в мышцах ног, но гордый князь старался скрыть это от своих близких. Лекари успокаивали князя, ссылаясь на его лишний вес, но сам Всеволод считал, что он в прекрасной форме.

Дав команду гонцам, скакать во все уголки бескрайного княжества и собирать войско для похода на коварных соседей, он решил лично встретиться с хозяевами сего письма. А подлые братья, между тем уже затесались в ближайшее окружение Великого князя владимирского, продолжая сеять смуту среди владимирской знати, настраивая ее против своего соседа, обостряя и без того до предела накалившуюся обстановку.

Воинственный по своей натуре, Всеволод Юрьевич решил проучить заговорщиков поодиночке, и начать с рязанского князя. Военный союз с Новгородской республикой, стал тому прямым доказательством. Великий князь Владимирский лично решил встретиться со своим соседом и обсудить столь важные вопросы, касающиеся военной помощи. Сама встреча проходила недалеко от пограничного городка Вологды, на берегу речки Сухоны.

В этих местах в молодости Всеволод любил охотиться. Живописная природа привлекала князя, и он жертвовал немало средств, развивая этот дальний уголок, как свою новую усадьбу, где можно вволю отдохнуть от государственных дел.

Множество знатного народу съехалось в небольшое местечко, перепугав местное население.

– Ой, батюшки свят! Всеволод Юрьевич! Ведь не подготовились мы! Неожиданно вы, без предупреждения! – местный боярин, на чьем дворе остановились знатные гости, рассыпался в любезностях, впопыхах застегивая на себе зипун, не переставая кланяться всем подряд.

– Не суетись, не суетись, Прохор! Не по твою душу! Вели, чтобы выделили нам место тихое, да не беспокоили до утра, разговор предстоит важный, – распорядился Всеволод.

Уступив великим князьям свой дом, боярин поставил надежный караул, и наказал охранять покой почтенных гостей, чтобы ни одна мышь не проскочила. Охотничью избу, которую Всеволод собственноручно сложил тридцать лет назад, Прохор перестроил в настоящий терем. По пятам следуя за князем, верный служка пытался уловить его настороженный взор. Ведь с момента последнего пребывания Всеволода в этих краях, здесь многое изменилось. Усадьба разрослась. Появилось много новых построек: своя конюшня, кузня, гостиный двор с амбарами, лавками, куда Прохор свозил добро из самой Вологды, когда намечалась встреча гостей. На озере появилась небольшая пристань, с пузатыми лодками, покачивающимися на водной глади. Всеволод, остался доволен увиденным.

– Ну что же! Хвалю, Прохор! Готовься к встрече новых гостей. Завтра Новгородский князь пожалует!

– Слушаюсь, Всеволод Юрьевич!

Новгородский князь, прибыл на рассвете.

– Нужда не терпит отлагательств, князь! Давай сразу о деле, – молвил он. Всеволод знал, что разговор будет трудным. Ведь отношение Владимира с Новгородом не были идеальными и у князей неоднократно возникали территориальные споры. И Всеволод решил применить всю свою хитрость и искусство уговора.

Слушая убеждения соседа о необходимости объединить усилия против коварных врагов, новгородский князь не увидел прямой выгоды от предстоящего военного союза. Наученный новгородским вечем, он не был расположен доверять коварным соседям, и ждал выгодного предложения от Всеволода.

– Что-то ты, князь, темнишь! Врагами своими стращаешь! Почитай уж полвека новгородцы не участвуют в делах ваших! – не соглашался он с доводами Всеволода. – Что нам от союза твоего, какая выгода? Территория рязанская, нам без надобности! Сам подумай, где мы, а где Рязань. Вот ежели наши спорные вопросы урегулировать…?

– А таковые имеются? – схитрил Всеволод.

– А то как же! Крепость наша, Волок, что на Ламе, оторвана от общей земли новгородской. Купцы, княжеское войско и прочий люд, вынуждены платить пошлину вашему брату. Убыточно это!

– И что же ты предлагаешь?

– Не я должен предлагать, а ты!

Задумался владимирский князь. Место, которое упомянул сосед, было ему хорошо знакомо. Этот городок был давно предметом спора между новгородцами и владимирцами. Всеволод считал это место проклятым и во время последнего конфликта велел сжечь его. Слишком свежа была память о том, как новгородцы восемь лет назад, убили здесь его племянника Ярослава.

– Хорошо! Будь по-твоему! Уступаю тебе земли по рекам Шоша и Лама, что отделяют крепость от твоих владений, но у меня будет одно условие…

Новгородский князь в ожидании условия нервно поглаживал бороду и не сводил глаз с Всеволода.

– Войско твое, целиком и полностью переходит под мое руководство! – продолжил тот. Мероприятие предстоит ответственное, и я не могу рисковать.

– Вот и постарайся не рисковать понапрасну, ни своими людьми, ни моими тем более.

Всеволод проигнорировал княжеский посыл, демонстративно прикрыв глаза.

– Даешь войско? – спросил он еще раз, после некоторой паузы.

– Ну что же, если все пункты договора будут соблюдены, у меня возражений нет!

– Даю твердое княжеское слово!

Оставшись довольные решением, князья кликнули гостеприимного хозяина, и попросили собрать на стол. Тот рад был услужить высоким гостям и приказал подать, как говорится, «что Бог послал». За огромным дубовым столом натертым воском, в гостевом зале был приготовлен торжественный обед: дичь, рыба, соленья, мед, квас, окрошка, и еще с десяток разных блюд

Во время трапезы новгородский князь решил предостеречь Всеволода:

– Не прогадаешь, князь? Уж больно круто ты заложил! Стоит ли доверять написанному-то?

– Далеко вам новгородцам до наших дел! Вам не понять, а мне не растолковать!

Засучив рукава, князья наслаждались едой и продолжали беседу. Многое было оговорено, но при этом каждый оставался при своем мнении.

Наутро, высокие гости поблагодарили хозяина и разъехались восвояси.

– Спасибо тебе, Прохор!

– Доволен ли ты остался, батюшка?

– Всем доволен, Прохор. И отдыхом, и делами. – Всеволод похлопал своего верного служку по плечу, сел в повозку и покатил назад.

Весть о том, что Всеволод вступил в сговор с новгородцами, дошла и до рязанского князя. Роман Глебович незамедлительно созвал военный совет и рязанскую знать.

– Тревожные вести заставили меня собрать вас здесь, друзья мои. Рязанская земля еще не оправилась от последних столкновений с половцами, а уже новый враг грозит нам. Всеволод Большое Гнездо обратил острие своего меча в нашу сторону. Это сильный и коварный противник, и война с ним нежелательна и опасна.

Тревожное напряжение висело в воздухе. Уже было известно, что попытки договориться через послов, ничего не дали. Слишком серьезен был мотив, и слишком большая цена была заплачена за то, чтобы наказать рязанского князя по всей строгости законов.

– К сожалению, мы проглядели крамолу, которая родилась среди нас. Родные племянники поднялись против меня! – Роман говорил, ничего не скрывая, ему важно было, чтобы все осознали опасность положения. – Наша вина не меньше, чем вина этих отступников! Мы успокоились и не смогли вовремя изобличить доносчиков и интриганов. Теперь, поскольку беда неминуемо движется к нашим границам, мы должны постараться доказать правду с оружием в руках. Пусть владимирцы узнают, на что способны рязанские воины.

Рязанская знать переглядывалась, тяжело вздыхая. Воеводы, хмурясь, что-то бормотали себе под нос. А народ, толпившийся на центральной площади Рязани, ждал от своего князя мудрого решения.

В конце апреля, как только сошли снега, и земля впитала в себя весеннюю влагу, многотысячное войско Великого князя Владимирского двинулось в рязанскую землю. Огромная рать из конных и пеших воинов, сверкая шеломами следовала за своим князем. Перейдя Москву-реку, Всеволод встал возле пограничной крепости Коломны, перерезав основные пути сообщения со столицей рязанского княжества… Стоя на крутом берегу реки, князь осматривал окрестности.

– Эти места мне знакомы! Не раз приходилось бывать здесь. На этих берегах прошла вся моя молодость! – говорил он своим союзникам– новгородским воеводам.

Недалеко от Коломны располагалось еще несколько пограничных крепостей, поэтому Всеволод, дабы обезопасить свои тылы, решил громить их по очереди, используя эффект внезапности.

– Наведите мосты и переправляйтесь на другой берег, а мы пойдем по этой стороне!

Часть владимирского войска, переправившись через Оку, двинулась в сторону Зарайска, сам же Великий князь с основным войском решил осадить Ростиславль, Небольшая крепость, построенная на стыке трех земель– Владимирской, Черниговской и Рязанской имела важное стратегическое значение. Городок располагался на левом берегу Оки, в тридцати верстах южнее Коломны.

Жители Ростиславля, не зная об истинных намерениях Всеволода, еще хранили в памяти те времена, когда молодой владимирский князь, вместе с Романом проводил здесь смотр войск, перед походом на Волжскую Булгарию. С тех пор минуло уже четверть века, и отношения между соседями сильно изменились.

Всеволод, въехал в город беспрепятственно, жители сами открыли ему ворота и радостно приветствовали влиятельного соседа.

Перед этим, он дал команду своим дружинникам:

– Как только въедем в город, первым делом незаметно обезоружить гарнизон крепости, но так, чтобы никто ничего не заподозрил.

В его планы не входило уничтожение рязанцев и разрушение городов, Всеволод был умным и опытным политиком и знал, что власть можно сохранить только при полной поддержке народа. Главная его задача состояла в том, чтобы выставить Романа в дурном свете и опорочить в глазах самих же рязанцев. Самому же предстать спасителем и избавить народ от разрушительной крамолы, которая зародилась внутри княжеской верхушки.

Заменив гарнизон Ростиславля своими воинами, Всеволод двинулся под Зарайск, на соединение с владимирскиими полками, которые стояли уже в двух верстах от города. Братья заговорщики командовали этим войском. Главным виновникам крамолы дали шанс доказать, что их слова не расходятся с делом. Командуя полками Великого князя Владимирского, Олег и Глеб преследовали свою цель, известную только им одним.

– Ну что, братуша! Вот и настал наш черед, отличиться в глазах великого князя! – ликовал старший брат, стоя во главе передового отряда! Возьмем Зарайск, и ключи от Пронска у нас в руках!

– Наконец-то, наше княжество, доставшееся нам по праву наследования, избавится от глаз ненавистного князя Романа. Теперь он не сможет нам помешать свободно управлять своей землей! – вторил ему Олег.

– Недолго осталось дядюшке княжить и в Рязани! Грядет достойная смена. – Теша себя иллюзиями о предстоящем событии, братья с частью войска подошли к городу. Решив не дожидаться подхода основных сил, они, вместе с передовым отрядом вклинились в оборону зарайцев, которые защищали город.

Расположенный на правом крутом берегу реки Осетр, городок был непреступен. Основное войско Всеволода, которое подходило к крепости с запада, оказалось в затруднительном положении. Разлившаяся река, затопила луга на подступах к городу, превратив их в непроходимые болота. Пока Всеволод наводил переправы, гарнизон города успешными контратаками сумел отбить атаки передовых отрядов Владимирцев, во главе с Глебом и Олегом, нанеся им несколько поражений.

В самой Рязани ждали известий с пограничных рубежей. Войско Романа Глебовича было в сборе и готово с минуты на минуту двинуться навстречу неприятелю.

Воевода рязанский, предчувствуя долгий и опасный поход, прощаясь с семьей, давал наставление сыну.

– Евпатий, ты остаешься в доме за старшего! Береги мать, заботься о хозяйстве. Если все сложится удачно, скоро вернусь!

– Отец, почему мне нельзя с вами?

– Ты еще мал для подобных походов. Слишком опасно. Там мне некогда будет за тобой следить!

– А кто будет следить за тобой? Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось!

– Не переживай, со мной будет Никита! – успокаивал он сына.

Евпатий с надеждой смотрел на мать. Он ждал, что сказанное ею что-то изменит. Но Смиляна стояла молча, опустив глаза долу, и нервно теребила передник.

«Как же так? Отец уходит в долгий и опасный поход, а она молчит». – Думал Евпатий. С одной стороны, его это злило, а с другой, видя слезы матери, ему становилось ее жаль.

– Ну, мне пора! – Всеслав еще раз обнял на прощание жену, которая так и не проронила ни слова, провожая мужа, потрепал сына по голове и вышел из дома. На дворе его ждал верный конь и десяток всадников из личной охраны князя. Вскочив в седло, он еще раз бросил взгляд на родное жилище, и пришпорив коня, скрылся с отрядом за околицей.

Весть об осаде Зарайска уже дошла до Рязанцев, вызвав негодование, как среди войска, так и среди простого люда. Медлить было больше нельзя, и Роман двинул отряды наперерез неприятелю. Гонцы, посланные в дозор, сообщали, что в рядах Владимирцев находятся его племянники.

– Нечестивцы! Так поступить со своими земляками! – Возмущался князь.

– Я думаю, они постараются занять свою вотчину! – предположил воевода. – Нужно немедля послать гонцов в Пронск, и сообщить об угрозе, которая на них надвигается.

Всеслав не ошибся. Войска Всеволода, осадив Зарайск, действительно направились к Пронску. На Великого князя Владимирского подействовали убеждения его новых советников, что именно Пронск, станет ключом к Рязанскому княжеству и Роман не пожалеет сил, чтобы сохранить этот город за собой.

– Великий князь! Именно здесь появится возможность нанести решительное поражение твоему сопернику, – заявляли братья Олег и Глеб на военном совете.

Всеволод не хотел проливать большой крови. Он помнил о своем недавнем обещании. В его планах было заставить Рязанского князя вновь присягнуть ему на верность, используя хитрость, не прибегая к кровопролитию. Именно поэтому он согласился нацелить свой главный удар не на столицу княжества, а на отдаленный центр удельного княжества. Тем самым Всеволод хотел запутать Романа и заставить сделать ошибку.

Рязанский князь был готов ко всему. Он знал своего соседа слишком хорошо. Не раз они проводили время в совместных походах, и даже бились плечом к плечу. Это позволило расставить свои войска таким образом, чтобы все пути и подходы к столице княжества были перекрыты. Основное войско, среди которого были передовые конные отряды, под руководством воеводы Всеслава, двинулось в сторону Пронска, прикрывая подходы к Рязани с юго-запада. Пешие полки вышли на коломенскую дорогу и двигались с расчетом, что Всеволод пойдет на Рязань.

На середине пути Роману Глебовичу доложили, что враг осадил крепость Ижеславец и находится в десяти верстах от Пронска.

– Опоздаем! – переживал князь. – Не успеем задержать Всеволода, войдут они в город.

– Гарнизон крепости предупрежден, и будет по возможности держать оборону до нашего подхода. – Попытался успокоить друга воевода.

– Как мы можем ускорить наше передвижение?

– Кратчайшим путем, я могу направить конные отряды наперерез войскам Всеволода, но это не сыграет большой роли, если к Пронску движется все войско Владимирцев. Если же полки неприятеля подходит частями, то мы сможем отрезать передовые отряды от основных сил и таким образом задержать противника.

– Это верно, задержать! – заявил князь, отдавая приказ в войска.

Руководить передовыми конными отрядами поручалось Никите. Его опыт в военном деле, давно был известен и князю и воеводе, поэтому Всесслав целиком и полностью доверял своему сотнику.

– Пешим тяжелее всего придется! – сетовал князь. – Шутка ли такое расстояние пройти без отдыха за короткое время.

– Ничего! Дружина наша выносливая, в боях закаленная! Выдержит!

– Коли бы просто переход сделать, а то ведь сразу в бой вступить придется!

– Не беда князь! Противник тоже без отдыха. Главное застать его врасплох!

Олег и Глеб рвались к Пронску, не обращая внимания на предупреждения военачальников, которые следовали в передовом полку. Опытные воины старались не нарушать существующий в войске порядок, и всячески противились необдуманным решениям пронских князей.

– Это что же, бунт!? – возмущались те. – Великий князь дал нам войско в полное подчинение! Вы обязаны во всем нас слушать. – Отчитывали братья владимирского воеводу, призывавшего дожидаться подхода основных сил.

– Пока мы здесь сидим и дожидаемся подхода Всеволодовых ратей, Рязанцы вперед нас подойдут к городу! – раздражался Олег.

– Не поспеют, их силы еще далеко. Всеволод опередит Романа. Нам негоже князю перечить! От его решения зависит наша судьба, – говорил Глеб.

Разведка Всеволода проглядела передовые конные отряды рязанцев, под командованием Никиты. Стремительным броском, преодолев большое расстояние, они уже приближались к неприятелю.

Когда ночь опустилась на рязанские просторы и усыпила бдительность владимирских воинов, полк Никиты Ставровича подошел вплотную к лагерю. Притаившись в дубраве, рязанцы ждали подходящего момента.

– Нужно незаметно отвязать коней, – предложил Никита.

– Это опасно. Они могут нас заметить.

– Могут, но нужно попробовать. Если мы лишим их коней, то победа у нас в руках. – С ножами в зубах, десяток рязанских воинов, приминая высокую траву, и стараясь не шуметь, поползли к лагерю противника. Треск прогоравших поленьев и смех воинов, доносились из лагеря владимирского войска. Никита ждал сигнала. Когда дело было сделано, по команде конница Никиты ворвалась на передовые позиции Владимирцев. Паника охватила войско противника, которое ничего не подозревая, уже располагалась на ночлег. Впопыхах, хватаясь за оружие, Владимирцы пытались оказать сопротивление, но рязанцы, проносясь по лагерю кололи и рубили застигнутые врасплох войска неприятеля. Как и рассчитывал Никита, владимирцам не удалось оседлать лошадей. Отвязанные кони табуном носились по бранному полю, сбивая с ног своих хозяев. Остатки разбитого войска, пытались укрыться в лесу, но и там они были настигнуты и убиты. Только чудом Олегу и Глебу удалось избежать гибели и вернуться в войско Всеволода, которое стояло в нескольких верстах, севернее.

Подобная дерзость рязанцев разозлила Великого князя Владимирского.

– Чего вы ждете! Немедля в бой! Опрокинуть войско неприятеля! – Гневно закричал Всеволод. – И приведите мне кого-нибудь из рязанцев. Я хочу узнать, о планах Романа. Освящаемое сотнями факелов владимирское войско ринулось на рязанский полк. Отчаянно отбиваясь, Никита выводил своих воинов из-под главного удара. Это позволяло рязанцам избежать окружения и разгрома. Маневрируя, используя ночь и трудно проходимую местность в качестве прикрытия, конница Никиты с боем прорвалась в Пронск. Гарнизон крепости сам открыл ворота, впустив земляков внутрь. Заняв оборону, город приготовились к осаде, в надежде на скорый подход главных сил князя Романа.

– Жители города! Предлагаем добровольно сдаться и присягнуть на верность великому князю Владимирскому Всеволоду Юрьевичу! – послышалось из окружившего Пронск войска неприятеля. В ответ на это предложение, из-за стен города на головы Владимирцев посыпались сотни зажженных стрел, освещая темноту осажденного города. Владимирские стяги пестрели при свете огня, и пронцы, осматривая с крепостных стен подходы к городу заполненные владимирскими ратями, с тревогой говорили:

– Если начнется штурм, нам, пожалуй, не выстоять.

Всеволод так же размышлял, осматривая город издали.

– Похоже, просто так они не сдадутся.

Между тем Олег и Глеб, заняв место рядом с Всеволодом, торопили великого князя, принуждая его к решительному штурму. Но тот медлил, не желая рисковать жизнями своих воинов.

Так прошла ночь.

– Князь! Князь! Тревога! Рязанцы на подходе! – возвестил гонец, примчавшийся на рассвете. Выслушав его, Всеволод задумался, уперевшись кулаком в подбородок. «Видимо ничего не поделаешь, придется готовиться к решительному сражению».

– Всем готовиться к битве! – Отдав приказ, он занял безопасное место на возвышенности противоположного берега реки Прони и стал наблюдать за обстановкой.

Рязанское войско подошло к Пронску, и на равнине Пронских полей князь Роман начал построение. Чтобы не дать сформировать противнику боевой порядок, Всеволод двинул на них конницу, которая по его расчетам должна была опрокинуть передовые полки и смешать ряды Рязанского войска. Стремительным броском владимирская конница преодолела расстояние, разделяющее оба войска, и оказалась на равнине, которую занимали рязанцы. Угроза полку правой руки, которым командовал Всеслав, была неминуема. Еще чуть-чуть и конница смяла бы пехоту воеводы, и нарушила порядок в войске. Спасли положение лучники, которые дали залп по неприятелю. Град стрел, посыпавшийся на голову противнику, вынудил Владимирскую конницу изменить направление, и они не заметили, как оказались перед лицом главного полка рязанцев. Ощетинившись копьями, те ждали что-то подобное, и как только владимирская конница влетела на их порядки, Рязанцы пустили в ход свое оружие. Неистовое ржание, крики, звук ломающихся копий, все смешалось в тот момент. Десятки коней, пронзенные острием оружия, пали, погребя под собой своих седоков. Выиграв момент, Рязанцы сумели построить боевой порядок и отразить очередной натиск неприятеля. Подоспели Владимирские лучники, и завязалась долгая перестрелка. Тысячи стрел летали в воздухе, поливая полки смертельным дождем. Всеволод отправлял в атаку все новые и новые войска, пытаясь потеснить рязанцев со всех сторон. Противостояние продолжалось весь день, и только к вечеру рязанские войска стали выдыхаться, чувствуя превосходство противника. Роман и Всеслав, своим примером подбадривали воинов, не раз бились с ними плечом к плечу, но даже они чувствовали, что долго им не продержаться.

На помощь своим из ворот города вылетели конные отряды Никиты Ставровича, ударяя в тыл наседавшим на княжеские войска Владимирцам. Битва продолжилась с новой силой. Лишь с наступлением ночи сражение начало затихать. Уставшие и обескровленные войска двух сторон стали отходить на исходные позиции.

– Нет, дружище! Второго такого натиска нам не выдержать! – сказал с грустью Роман воеводе.

– Да! Здорово дерутся владимирцы, не чета степнякам! Вот что значит дух русский! – Под воеводой в ходе сражения пали два коня, кольчуга его была рассечена, из щеки струилась кровь. Князь, глядел на него и удивлялся:

«И этот человек не теряет бодрости духа»!

Исходом сражения Всеволод остался недоволен, несмотря на то, что его войскам удалось потеснить противника. Владимирцы несли серьезные потери.

– Если я ничего лучшего не придумаю, то завтра утром, останусь на чужой земле и без войска, – говорил он своему верному кмету².

Всю ночь он не сомкнул глаз, пытаясь найти выход из положения. Результатом его мучительных раздумий стала блестящая идея.

– Я перехитрю Романа и останусь при этом победителем! – воскликнул он от радости.

Приказав схватить пронских князей Олега и Глеба, Всеволод очень удивил и даже напугал братьев, которые не ведали о его планах.

– Доставьте эту весть до рязанского князя. Пусть знает, что я не враг ему, и разгадал крамолу, которая довела наши войска до столкновения. Посему я назначаю разбирательство по имевшего место доносу, и призываю Рязанского князя участвовать в этом.

Ничего не подозревавших Олега и Глеба захватили спящими в их шатре и препроводили в стан Всеволода, где постели под охрану, а к Роману Рязанскому, были отправлены послы, чтобы сообщить о свершившемся акте возмездия.

– Великий князь владимирский Всеволод Юрьевич, повелевает тебе прибыть на суд праведный, дабы разрешить спорные вопросы в отношении между двумя княжествами…! – послы зачитали повеление Всеволода и передали повеление рязанскому князю. После того как те удалились, воевода подбежал к князю и чуть ли на коленях умолял не ехать к неприятелю.

– Ловушка это, князь! Нутром чую, Всеволод что-то задумал!

– Нет у нас выхода дружище! Войско устало, требуется передышка. Да и потом негоже отказываться от приглашения. Тем более, ты сам слышал, о чем пойдет речь! Я хочу посмотреть в глаза этим предателям.

– Как знаешь, но одного я тебя не отпущу! Я, Никита и еще десяток верных людей будем тебя сопровождать.

– Еще есть время подумать! – сказал Роман другу. – Не моя жизнь меня беспокоит, а судьба княжества и народа нашего. Сумею доказать Всеволоду свою непричастность к заговору, хорошо! А не сумею, значит не быть мне князем на земле Рязанской.

Наступила ночь мучительных раздумий для самого князя и его приближенных. В мыслях Романа, вновь всплыли сказанные им слова– любыми способами сохранить независимость своего княжества. Он даже был готов пожертвовать своей жизнью, ради свободы и счастья своего народа.

Воевода тоже не спал, он обходил лагерь, проверяя посты. Во всей округе была какая-то тревожная тишина, ветер стих и словно вся земля затаила дыхание в ожидании чего-то очень важного. Шелестя сухой травой, Всеслав тихонько приблизился к княжескому шатру, и отодвинув полог, заглянул внутрь. Роман лежал, подперев голову рукой, чертя острием кинжала на земле какие-то фигуры.

– Не спится князь?

– Заходи дружище! – он жестом пригласил Всеслава войти.

– Тревожно мне за тебя! – произнес воевода.

– Завтра, чтобы ни случилось, постарайся сохранить хладнокровие. Мы не должны допустить ошибки. Если мы потеряем войско, то потеряем нашу землю, – произнес Роман, намекая другу, что не стоит предпринимать рискованных шагов.

Всеслав опустился на расстеленную на земле шкуру рядом с князем, и погрузился в раздумья.

Утренний туман накрыл долину реки Прони, фырканье лошадей, пробудили от короткого и чуткого сна воеводу. Он слегка тронул плечо дремавшего князя– тот тут же проснулся.

– Что уже пора?

– Да, рассвет.

Лошади были готовы. Никита и еще десяток всадников ожидали на краю лагеря. Накинув плащ, Роман Рязанский подошел к своему коню и нежно обнял его за голову. Потом с легкостью, впрыгнул в седло, пришпорил скакуна и поскакал в сторону неприятельского лагеря.

– В стане Всеволода все было готово для приема гостей. Высокий, белый, княжеский шатер, возвышался на крутом берегу реки и был окружен надежной охраной. Русские воины в кольчугах и блестящих шеломах, с мечами и копьями охраняли покой Великого князя. Всадников Романа встретили на ближних подступах и заставили спешиться.

– Обстановка не слишком дружелюбная! – оценивающе, оглядываясь по сторонам произнес воевода.

– Мы идем как под конвоем! – подтвердил Никита, держа руку на рукоятке меча.

Отряд рязанского князя, держа под уздцы своих лошадей, медленно двигался сквозь колонны копейщиков, которые коридором растянулись до самого княжеского шатра.

Перед самым входом в шатер их остановила личная охрана Всеволода. Гигантского размера богатырь, играя булавой, преградил им путь.

– Войти может только князь! – громогласно заявил облаченный в кольчугу воин-великан. Но ни его размеры, ни грозный вид не испугали рязанцев.

– Это мои советники! – заявил Роман Глебович, указав на воеводу и Никиту, – и они войдут со мной.

– Будь по-твоему! – произнес тот и оскалился.

Богатырь отдернул полог шатра и буквально втолкнул туда князя и его сопровождающих. Внутри было так темно, что князь и его люди не сразу смогли разглядеть хоть что-то. Но постепенно глаза привыкли, и они увидели дюжину ратников, окруживших их. Конечно, никакого Великого князя владимирского в шатре не было.

– Это ловушка! – произнес воевода и обнажил свой меч. Его примеру последовал и Никита.

– В чем дело! – воскликнул Роман, я прибыл по приглашению князя Всеволода.

– Ты пленен князь!

– По какому праву?

– По указанию Великого князя Владимирского. Взять его! – приказал все тот же воин-великан, – который закрыл собой выход из шатра.

Никита и Всеслав, бросились на помощь князю. Снаружи так же послышались крики и звон мечей. Это войско воеводы, оставшееся снаружи, почуяв неладное, пыталось прорваться к шатру.

Четверо крепких ратников, тут же обезоружив, оттеснили князя от его людей, не давая им соединиться. Пока Никита с воеводой отбивались от натиска окружившего их неприятеля, Романа Рязанского, схватив под руки, вытащили из шатра.

– Князя уводят! – крикнул Всеслав и рванулся к выходу, пробиваясь сквозь преграждавших ему дорогу воинов. Искусно владея мечом, налево и направо рубил он противника. Никита, со спины, как мог, старался прикрывать своего начальника. Рассекая длинным мечом воздух, он не давал противнику подобраться слишком близко. Вот уже и неприятель начал отступать, и не старается преградить им путь…

– Никита, к выходу! – крикнул Всеслав, и устремился в прорыв. Вдруг, полог шатра отдернулся, и на пороге появились копейщики. Молниеносный удар, который был нанесен одним из них, пришелся прямо в кольчугу воеводы, острие копья проткнула плоть воеводы в районе плеча. Всеслав невольно развернулся, припав на правое колено, обнажая свой левый бок для второго удара, который последовал незамедлительно. Никита не успел защитить воеводу. Он занес меч, уже тогда, когда острие копья проникло глубоко под ребра Всеслава. Крик раненого зверя разнесся над округой. В тот же миг Никита все же нанес свой стремительный удар, отрубив по локоть обе руки копейщику, но трое богатырей тотчас же сбили его с ног. Одному ему было уже не выстоять.

– Оставь Никита, не надо! – прохрипел воевода. Богатырь отбросил в сторону меч, и медленно поднялся, окинув взглядом своих противников.

– Князь дарует вам свободу! Вы славно дрались и заслужили снисхождения! – послышался знакомый голос и в шатер вошел великан, который и подготовил для них эту ловушку.

– Без нашего князя мы никуда не уйдем! – прохрипел истекающий кровью воевода, который лежал на земле и с трудом мог шевелиться.

– Ваш князь останется пленником, до тех пор, пока суд не установит его невиновность.

Всеслав попытался подняться и хотел еще что-то произнести, но силы изменили ему.

– Разговор окончен. Вы можете забрать одну из ваших лошадей и возвращаться к своим. Советую не делать глупостей, иначе вы пожалеете об этом! – предостерег воин. – Жизнь вашего князя в ваших руках! – Он снова ехидно улыбнулся и вышел.

Назад они возвращались вдвоем. Весь отряд, который сопровождал их на первом этапе, был перебит неприятелем. Подведя воеводу к коню, Никита помог ему взобраться в седло, а сам пошел рядом, ведя лошадь под уздцы. Тяжело раненный, Всеслав всю дорогу стонал, держась за кровоточащий бок, время от времени повторяя имя своего сына Евпатия. В лагере его перевязали, положили на подводы, и остатки рязанского войска, не спеша повернули в сторону столицы. Войско было деморализовано. Они не потерпели поражения, но остались без своего князя. С грустью оглядываясь на возвышавшийся шатер Всеволода, в котором был пленен Роман рязанский, воины тяжело и с сожалением вздыхали, что приходится исполнять ненавистный им приказ отступать. Понурив головы, они плелись по пыльной, пустой дороге лишь изредка оглядываясь и грозя кулаком Владимирцам.

– Ничего! Настанет время, еще поквитаемся! – Говорили старики.

Евпатий ждал известий. Тайком от матери он уходил из дома, садился на коня и скакал на холм, (тот самый, который хранил тайну его рода). Там за холмом на краю леса, на самом высоком дереве у него был оборудован наблюдательный пункт, откуда он смотрел вдаль, куда ушло войско князя. Но вдали было пусто, только ветер поднимал пыль с песчаной дороги и гнал ее по всей округе. Тяжелые серые дождевые тучи нависли над рекой, делая ее воду черной. Начался дождь. Холодные капли, пронизывая листву, попадали на голову мальчугана и тонкими струйками стекали по лицу. Усилившийся ветер сильно раскачивал деревья, и по всему лесу разносился жалобный скрип. «Пора уходить, сегодня они уже не вернутся» – думал Евпатий. На следующий день он снова забирался на дерево, и снова его взгляд был обращен к горизонту, куда заходил яркий диск солнца. Но рязанское войско так и не появилось. Лишь к вечеру третьего дня, вдали показались передовые отряды. Евпатий спустился вниз, вскочил на лошадь и помчался им навстречу. Радостный, он проезжал сквозь ряды воинов, приветствуя земляков, но их утомленные поникшие взоры вызвали негодование мальчугана.

– Что случилось? Где мой отец? Где князь? – спрашивал он.

– Скачи туда! – старый воин с рассеченным лицом, указал ему в хвост, где плелись обозы.

Вдалеке Евпатий заметил Никиту верхом на лошади и устремился к нему.

– Никита! Никита! – закричал взволнованно он. – Где отец?

– Сынок, я здесь! – послышался из обоза хриплый голос воеводы. Всеслав поднял голову и глаза отца и сына встретились. Отец был уже без кольчуги. Белое нательное белье все пропиталось кровью. Увидев отца в крови, Евпатий заплакал и бросился к нему. Ослабевшей рукой тот обнял его и успокаивающе шепнул на ухо:

– Не плачь, сынок, ты уже взрослый!

– Хорошо, отец, не буду! – всхлипывал тот, размазывая слезы рукавом.

– Только ты, пожалуйста, не умирай!

Остановив подводу у ворот, воеводу занесли в дом и уложили на полатях. Бедная супруга не находила себе места, не зная, чем облегчить страдания мужа. Всеслав стонал от боли, не давая притрагиваться к ранам.

– Милый, позволь лекарям облегчить твои боли! Не упрямься, прошу тебя. У меня нет сил видеть, как ты страдаешь. – Смиляна склонилась над мужем, и принялась целовать его лицо. Всеславу стало жаль супругу.

– Поступай, как знаешь! – он провел горячей ладонью по ее щеке и закрыл глаза.

По ее зову в дом набежали знахари и знахарки, которые обрабатывали раны разными настойками и отварами. К ночи кровотечение удалось остановить. Смиляна переодела мужа в чистое белье и легла рядом с ним. Ей было горестно осознавать, то, что он может умереть. Положив голову ему на грудь, она слушала биение сердца, и что-то причитала сквозь слезы. Несмотря на заботу близких, к утру воевода скончался. Плач матери разбудил Евпатия, и он вбежал в родительскую светлицу. В ужасе застыв на пороге и боясь сделать шаг к телу умершего отца, он смотрел стеклянными глазами на мать, убитую горем, и сердце его разрывалось. «Я не заплачу, я ему обещал» – подумал Евпатий и выбежал из избы.

– Никита, Никита! – закричал мальчуган, увидев богатыря, и побежал к нему.

– Что случилось.

– Отец, отец умер! – задыхаясь произнес он. – Богатырь взял Евпатия на руки, и прижав к себе произнес:

– Держись, дружище!

Предстоял обряд погребения. Евпатий, впервые в своей жизни увидел ритуал, который проводят над покойным. Отца обмыли, переодели в праздничную одежду, в которой он ходил к княжескому двору, и положили на лавку. Потом, связав руки на груди тоненькими ниточками, накрыли белым полотном. Спустя некоторое время в дверь постучали. Евпатий открыл, и в дом молча вошли несколько богатырей, они переложили воеводу на принесенный с собой деревянный одр, и так же молча вышли. Мать взяла Евпатия за руку, и они пошли вслед за ними.

– Куда мы, мама? – спросил Евпатий.

– Пойдем, мы должны попрощаться с отцом!

Весь Урсовский городок вышел проводить в последний путь своего воеводу. На площади, куда принесли тело Всеслава, уже был сложен погребальный костер. Толпа народа ждала своего героя, и как только тело воеводы водрузили на самый верх и через мгновенье его охватили языки пламени, раздался всеобщий плач, который эхом разнесся по всей округе. Не смог сдержать слез и Евпатий, забыв об обещании, которое дал отцу. Он глядел сквозь огонь, пытаясь разглядеть силуэт отца в последний раз, но все сливалось в яркой пляске пламени и пелене слез. Столб огня и дыма был виден за много верст. Даже в столице княжества люди видели его следы, которые говорили им о том, что рязанская земля прощается с великим воином.

На следующий день Евпатию наконец-то открылась тайна, которую он долгое время пытался узнать. Остывший прах отца, был собран в специальный сосуд и несколько всадников, взяв его с собой, поскакали в сторону таинственного холма. Евпатий также вскочил на коня и последовал вслед за ними, он не понимал, почему прах его отца куда-то увозят, а не отдают родственникам. И он непременно решил выяснить это. Каково же было его удивление, когда он увидел, как всадники остановились у того самого холма, и постучали в ту самую дверь, за которую совсем недавно хотел заглянуть он сам.

– Так вот, значит, что там находится! – произнес Евпатий. – Теперь я понимаю, что имел в виду отец… – он старался остаться незамеченным, и пристально наблюдал из своего укрытия, став свидетелем, как уже знакомый ему великан, отворил дубовую дверь таинственного пространства, взял сосуд с прахом воеводы, и скрылся в темноте. Как только всадники ускакали, Евпатий подошел к двери и коснулся ее рукой. Дверь была заперта. «Верный Ходота всегда выполняет то, что ему говорят» – вспомнил он слова отца.

Допоздна простоял Евпатий под дверью этого таинственного холма, надеясь, что она еще раз откроется и он сможет уговорить Ходоту, побыть рядом с родителем, но этого не произошло, ни в этот раз, не после. Евпатий не терял надежды и приходил сюда каждый день. Но дверь больше не открылась. Вскоре боль в его душе утихла, он узнал тайну, которая долгое время не давала покоя, и ему больше не хотелось попасть внутрь. Прах его отца, так же как и прах многих сожженных на костре, покоился за этими дверями, и Евпатий дал себе клятву оберегать это место, равно как и всю землю Рязанскую.

Шли годы. После смерти Всеслава и пленения Романа рязанского, в княжестве настали смутные времена. На княжеский стол был посажен владимирский наместник – сын Всеволода Ярослав. Он целиком и полностью выполнял волю отца, не реагируя на праведный гнев рязанского народа, который не хотел видеть врага на своей земле, да еще в обличии князя. За время его княжения, рязанская земля неоднократно подвергалась разорению. Ограбление населения и запустение городов стали причиной недовольства простого люда, который не хотел терпеть неприятеля на своей земле. Еще жива была память о славных временах и героических победах. Неоднократно местные мужики собирались небольшими вооруженными отрядами и нападали на княжеские обозы, перекрывая пути к Рязани. Ярославу часто приходилось просить помощи у отца, чтобы тот поддержал его войском и навел порядок. Но дряхлеющий Всеволод уже не желал в этом участвовать. Он уже с трудом передвигал ноги, и мирские дела его заботили все меньше и меньше. Рязанские воины тоже не вмешивались в конфликт князя с народом, считая, что его воля, какой бы она не была должна дойти до умов тех, кто незаконно пользуется властью и занимает престол.

Рязанское войско, сильно униженное в битве под Пронском, первое время пало духом, потеряв своего воеводу. Воины судачили:

– Кого же нам прочат на место Всеслава? – многие боялись, что Всеволод и сюда запустит свою руку. – Не бывать в рязанском войске воеводы Владимирца! – Побросав оружие, они уходили в свои волости заниматься домашним хозяйством. Ратный труд их больше не прельщал, а те, кто оставался, в бездействии теряли свои навыки.

Огромных трудов составило Никите удержать дружину от полного распада. Тяжело ему было исполнять роль воеводы. Но помня наставления Всеслава, он не мог предать память друга. Он не обладал той популярностью среди воинов, какая была у его предшественника, но старался соблюдать те порядки, которые были заложены Всеславом. Евпатий тоже принимал в этом участие. После того, два года спустя после смерти отца, от неизвестной болезни скончалась его матушка, Евпатий остался один, и Никита стал для него всем. И дружба между ними крепла день ото дня.

Как-то по дороге в Рязань Никита и Евпатий, встретили радостных мужиков, возвращавшихся с ярмарки. Те весело кричали и пели песни.

– Хмельные что ли?! Эка горланят! – усмехнулся Никита и преградил им путь. – Что за радость любезные?! Поделитесь.

– А вы будто не знаете! – весело отвечали те. – Праздник сегодня во всей земле рязанской! Кончился срок Ярославов на престоле княжеском!

– Как это? – Удивился Евпатий

– А вот так! Помер отец ихний, князь Всеволод, и Ярослава как ветром сдуло из Рязани. Вот спешим эту радостную весь всем разнести!

– Вот так дела! – Удивился Никита. Глядишь, если дальше дело ладно пойдет, то и князь наш домой воротится!

– Да, твердая рука Романа Глебовича нам сейчас не помешает, – произнес Евпатий.

Вскоре так и произошло. В конце 1212 года разнеслась весть об освобождении из плена Романа рязанского. Встречать князя, отправили целую свиту, которая прибыла на границу двух княжеств, где должна была произойти передача пленников. Среди пленников, кроме самого Романа было еще множество рязанской знати, в разные годы попавших в заточение к коварному Всеволоду. Как только весть о том, что князь прибыл в Рязань, докатилась до народа, уйма людей собралась поприветствовать освобожденных. Но едва Роман предстал перед народом, все так и обомлели, увидев то, что с ним стало. Когда-то, крепкий и жизнерадостный, за пять лет заточения он превратился в изможденного старика. Ведомый под руки, он еле переставлял ноги. Вид его был ужасен. Худые руки плетьми висели вдоль туловища, некогда живые, ясные глаза– ввалились, и тускло глядели в пустоту. Черты лица заострились и потемнели, некогда густая черная шевелюра, спадала на лоб редкими седыми прядями. Трудно было представить в этом жалком еле живом старике сильного и влиятельного князя, каким его знали не так давно.

– Что с ним случилось, Никита! – Евпатий тряс друга, в надежде, что тот развеет его отчаянье.

– Да! В таком состоянии из него правитель некудышный! – промолвил тот, с сочувствием глядя на Романа. – Бог даст выходят!

Надежды рязанцев окончательно рухнули весной 1213 года, когда князь, так и не оправившись от болезни, скончался пятидесяти трех лет от роду.

На престоле неожиданно для всех оказался Глеб Владимирович, племянник усопшего князя и главный виновник всей той смуты, в которую погрузилось княжество. Видя народное недовольство, он решил исправить ситуацию и замириться с рязанцами

– Забудем все обиды и наговоры, и начнем жизнь сызнова! – умаляя свою вину, Глеб пытался расположить к себе народ.

– Слышал я, что новый князь хочет взять в свои руки руководство войском рязанским. Мы должны воспрепятствовать этому! – Решительно произнес Евпатий, в разговоре с военачальниками.

За прошедшие годы, Евпатий из мальчика превратился в юношу. Возмужав и телом и душой, он все чаще заявлял о себе. Его отличительные черты, все чаще стали напоминать всем о Всеславе.

– А ты малый не промах! Вылитый отец! Супротив самого князя хочешь пойтить? – говорили воины.

– Этот негодяй, повинен в смерти моего отца, и мы должны указать ему на его место!

– Не торопись дружище! Сейчас не время вступать в конфликт с князем! Повременим немного! Приглядимся! – Пытаясь сгладить порыв гнева, успокаивал Евпатия Никита.

Глеб догадывался, что рязанское войско настроено против него. Он даже избавился от советников владимирского князя и выслал лучшие отряды княжеского войска, которые были приставлены к нему в качестве охраны. Необходимо было развеять беспокойство дружины и показать свои мирные намерения.

Той же монетой платили и рязанские воины новому князю.

– Пока князь с нами любезен, мы тоже будем любезными! – Говорил Евпатий. – Но призываю всех быть бдительными, пресекать все попытки нового Глеба войти в доверие к кому-либо, и взять управление войском в свои руки. – Твердым словом и ненавистью к князю, засевшей глубоко в сердце, Евпатий не давал тому возможности изменить созданную его отцом систему. – Как только это случится, мы – первые, с кем он расправится! – предупреждал он друга. – Пока княжеская власть у Глеба, нам нужно держать ухо востро, и не поддаваться ни на какие хитрости, иначе пропадем!

– Тогда нам самим нужно перехитрить его! – предложил Никита.

– Что ты имеешь в виду?

– Мы покажем свое расположение князю! Будем выполнять все его приказы!

– В чем же тут хитрость?! Выполнять приказы…!

– В том-то и дело, чувствуя это, князь оставит всяческие желания вмешиваться в наши дела! Попросту, он оставит нас в покое, зная, что все его указы выполняются. – Нам даже не обязательно исполнять приказы буквально! Мы можем создать видимость и докладывать по форме!

– Задумка хорошая…! Попробовать можно.

Князь мало интересовался внешними делами. Его больше беспокоила собственная безопасность. А поскольку основные тревожные новости доносились с южных рубежей, Глеб отдавал приказы в этом направлении. Половцы, часто угрожали княжеству, и здесь Евпатий и Никита, действовали сообща, откликаясь на княжеский призыв. Но однажды князь попытался использовать дружину во внутренних делах. Забурлила кровь Глеба, когда его родственниками были затронуты его личные интересы, и он вынужден был обратиться за военной помощью к Никите.

– Необходимо уклониться от братоубийственной войны. Мы не должны в этом участвовать. – Пересказывал он Евпатию долгий разговор с князем.

– Наоборот, нужно пресечь это и свергнуть супостата, – Возмутился Евпатий

Ждать долго не пришлось, Глеб первым решил нанести удар и избавиться от ненавистных ему соперников. Это было в крови у князя, он не мог спокойно править, пока вокруг него находились претенденты на рязанский престол. Сам по себе мнительный и трусливый, Глеб искал союза с себе подобными – циничными и корыстолюбивыми людьми.

Всю зиму 2016 и весну 2017 годов в палатах княжеского дворца шли совещания братьев Глеба Олега и Константина с союзниками. Обсуждались возможности дальнейшей мирной жизни двух ветвей рязанских князей Глебовичей и Владимировичей.

– Что будем делать, братья мои? Чувство глубокого беспокойства гложет меня и не дает спокойно править, – начал Глеб княжеский совет.

– Наше положение тоже становится шатким! – сокрушались князья-братья. – За последние два года из вотчины нашей, много люда бежало! Купцы, дружина! Пустеет земля Пронская!

– Чувствую, неспроста все это! Этот юнец, контролирует все войско рязанское, и не дает мне входа в военные дела! Я нахожусь как под арестом, словно следят за каждым моим шагом.

– Мои люди доносят, что слишком частыми стали посещения Евпатием Ингваря в Ожске. Как бы не начали они замышлять чего против нас?! – сказал Константин, самый младший из братьев.

– Ожидание становится опасным! Нужно первым ударить!

– Способны ли мы на это? Ведь ты сам говоришь вся дружина на их стороне?! – усомнился Олег.

– Может сначала попробовать договориться, и склонить одного из них на свою сторону!

– Есть у меня один вариант! – ехидно произнес Глеб, – решил я приготовить для них ловушку…

Константин, еще до конца не осознавал, к чему ведет этот заговор. Ведь именно ему предстояло стать главной фигурой во всей этой интриге. Он был сыном младшего брата умершего князя Романа, и часто присутствовал при княжеском дворе, где впервые познакомился с Евпатием. Будучи ровесниками, им много раз приходилось общаться. Они учились, играли вместе, и даже состязались в военном деле. Это было как раз в то время, когда его старшие братья уже готовили свои первые заговоры. Об этом знакомстве они и напомнили ему.

– Тебе предстоит встреча с твоим другом детства.

– Но зачем? Мы уже давно перестали быть друзьями, с тех самых пор, как вы затеяли эту возню. – Противился Константин.

– Брат ты нам, али не брат.

– Конечно – брат!

– Тогда в чем же дело?

– Но если Евпатий не захочет меня слушать?

– Постарайся его убедить…

Евпатий сразу вспомнил своего высокого худощавого соседа, с которым они сидели за одним столом в келье у монаха и читали церковные книги, как только тот появился на пороге его дома. Константин ничуть не изменился, со времени их последней встречи, лишь лицо его слегка подернулось черной щетиной, и в глазах появился какой-то недобрый блеск. Он знал, кем Константин приходится князю, но в душе все же надеялся, что семейный порок обошел стороной этого на вид безобидного юношу. Тем не менее, Евпатий удивился его приходу, так как меньше всего ожидал этого.

– Здравствуй, Евпатий!

– Здравствуй, коль не шутишь, – произнес тот, не называя Константина по имени. – С чем пожаловал в наши края?

– Дело у меня к тебе есть государственной важности.

Строгий, вопросительный взгляд Евпатия дал понять Константину, чтобы тот не затягивал, а переходил сразу к делу.

– Скоро нам может понадобиться твоя помощь. Ты ведь не откажешь в знак нашей старой дружбы?

– О чем ты? – прикинулся Евпатий, делая вид, что не понимает.

– Большие перемены грядут в жизни нашего княжества, и ты можешь сослужить хорошую службу.

– Я и так с малых лет служу родной земле, по примеру своих предков! – твердо ответил Евпатий. – А вот кому ты служишь?

Константин замялся, не ожидая подобного вопроса, потом собрался с мыслями и продолжил:

– Нам с братьями нужна будет военная помощь, в решении спорных вопросов. Я могу на тебя рассчитывать?

– Чтобы дать тебе ответ, я должен знать, о чем идет речь!

– Пока я не могу тебе сказать, – лицо Константина показалось Евпатию сконфуженным, ему с трудом удавалось сохранить тайну, которую доверили братья, посылая на этот разговор.

– Если речь идет о военном походе на внешнего врага, тогда ты смело можешь рассчитывать на меня, – убедительно произнес Евпатий. – Если же предполагается братоубийственная война, то тут извини.

Повисла тяжелая пауза! Бывшие друзья молчали, пожирая друг друга взглядами. Каждый пытался прочесть мысли своего противника. Первым не выдержал Константин, он резко поднялся, демонстративно взмахнув полами плаща, тем самым показывая свое пренебрежение к Евпатию, и вышел вон, на прощание хлопнув дверью.

Евпатий немедленно вышел вслед за ним. Проводив взглядом Константина, он направился прямиком в гарнизон крепости. Отыскав Никиту, он отвел его в сторонку.

– Послушай! Братья что-то задумали!

– С чего ты взял?

– Только что у меня был Константин…!

– И что?

– Мне не удалось у него узнать подробности, но вел он себя очень странно.

– Поэтому ты решил, что они что-то замышляют?

– Да. Он сделал намек на военную поддержку.

– А ты?

– Так же отказал– намеком!

– Что мы можем сделать?

– Ждать! Ждать первого шага противника! Как только обозначится какое-то действие с их стороны, тогда мы будем решать, что нам делать.

В начале июля 1217 года, рязанскую землю всполошила весть о грядущем торжестве, которое должно пройти в предместье столицы. Торжество это было, приурочено к годовщине подписания договора с половцами, (по которому степняки взяли на себя обязательство не нападать на рязанские земли) и предполагало участие в нем половецких ханов с ближайшим окружением. Глеб Владимирович, старался придать массовость этому событию, созвав на него всю рязанскую знать. Получил приглашение и Евпатий. Гонец лично донес княжеские скрижали до молодого воеводы. С интересом изучая документ, Евпатий пытался найти что-то необычное в этом приглашении, что-то, что могло вызвать подозрение. Но на первый взгляд все было чисто.

– Посмотри! Что-нибудь необычное видишь? – протянул он свиток Никите. Тот пробежал глазами и покачал головой. – Ничего, за исключением одной вещи!

– Какой?

– Список приглашенных! Кажется, Глеб тщательно подбирал их! Гляди! – и он обвел пальцем имена, среди которых были ближайшие родственники князя, имевшие претензии на рязанский престол, а также руководство дружиной.

– А ты прав! Я как-то сразу не приметил!

Канун мероприятия заставил вновь насторожиться бдительного воеводу и все рязанское войско. Поступил приказ князя, пропустить половецкие войска в Рязань. Сотни степняков, пыля копытами, потянулись в столицу княжества. Помимо половецкой знати на рязанской земле появились и вооруженные всадники. Они под видом охраны, так же беспрепятственно проходили сквозь ряды русской дружины, которая недоумевая, глядела на все это.

– Куда же смотрят Евпатий и Никита? – возмущались воины.

Присутствие кочевников на обычном праздничном мероприятии не было рядовым явлением. Дозорные, через чьи посты проходили половецкие отряды, также повторяли опасения, звучавшие в войске.

– Степняки прибывают вооруженными отрядами и их количество слишком велико для обычного сопровождения.

Последние события, стали важной темой на военном совете, который собрал Евпатий.

– Нужны добровольцы, которые тайком смогут проникнуть в половецкие станы, и разузнать, что понадобилось поганым в наших краях, – произнес воевода.

Повисла многозначительная тишина. Напряженные взгляды блуждали по комнате.

– Мы пойдем! – вдруг послышались голоса, и из толпы рослых, облаченных в кольчуги богатырей, вышли два маленьких тщедушных мужичка, в простой крестьянской одежде.

Евпатий удивился сему неожиданному явлению.

– Кто же вы такие будете?

– Ремесленники мы! Но ты не боись, свое дело мы знаем! – Евпатий хотел еще что-то спросить, но добровольцы опередили его, заявив:

– Нам не впервой, сынок! Мы еще у батюшки твоего служили, и на хорошем счету были! Почитай все задания справно выполняли, без огреха.

– Мы люди неприметные, в любом месте можем неожиданно появиться, и так же неожиданно исчезнуть.

– А коли поймают вас?

– Хе-хе-хе– заскрипели мужички, – поймать то нас не так просто, мы свечным салом смажемся, да в дверную щель уйдем, и поминай как звали.

Евпатия рассмешило подобное бойкое заявление.

– Ну что же, не возражаю! Ступайте, но разузнайте все как положено, от этого может жизнь человеческая зависеть, и не одна!

Неспокойно было на душе у Евпатия. Даже после того, как он отправил своих людей на разведку в стан неприятеля, не переставал думать: «Что же задумал коварный Глеб»? Оседлав коня, он помчался в городок Ожск, что в тридцати верстах к югу от Рязани. Там в своем имении, вдали от столичной суеты жили братья Ингварь и Юрий Игоревичи. Пять лет они томились в заточении у Всеволода. Их имена тоже были в числе приглашенных на торжество, и Евпатий решил узнать, что они думают на этот счет.

В Ожске молодого воеводу приняли радушно. И в качестве развлечения предложили Евпатию разделить с ними удовольствие, в поимке дикого зверя, которого в местных лесах было в избытке. Охота была страстью для именитых рязанцев, и Евпатий с радостью согласился. Ему вспомнились времена, когда был жив отец, бравший его с собой на охоту. Тогда ребенком, он одновременно испытал чувство настоящего восторга, и страха в момент опасности, когда разъяренный зверь бежит прямо на тебя.

Охваченные азартом погони, охотники не заметили, как наступил вечер и пришла пора возвращаться. Довольные результатами все трое расположились у ночного костра, и за приготовлением дичи предались разговорам.

– Ты славный охотник, Евпатий! Но все же не это привело тебя к нам. – Молвил Ингварь.

– Ты прав! Предстоит охота куда опасней. На кону существование всего вашего рода.

– Откуда же исходит эта опасность? – Пробормотал Юрий, тщательно пережевывая кусок зажаренного мяса.

– От самого князя! Глеб с братьями что-то задумал, и мы пытаемся разгадать их истинные намерения.

Евпатий достал приглашение князя, адресованное ему, и подал Ингварю.

– Да! У нас точно такие же. – Они сравнили два свитка. – Абсолютно одинаковые, и в обоих письменах одни и те же имена.

– Что в этом особенного, Евпатий?

– Пока не знаю, но скоро выясню.

– Брось, нечего выяснять, завтра поедем и все узнаем! На, лучше, выпей за удачную охоту, – Юрий протянул ему чарку с горячительным напитком.

– Нельзя вам туда! – твердо сказал Евпатий.

– Ты думаешь? – сказал Ингварь и с опаской поглядел на брата. Он был старше Юрия, и проведенное время в плену не прошло для него даром. Став более осторожным, рассудительным, Ингварь старался прислушиваться к людям. Особливо его интересовало то, что касалось внутренней политики, проводимой князем. Ведь он был одним из наследников на княжеский престол.

– На протяжение последних дней, под Рязань прибыло внушительное количество половцев, – Продолжил Евпатий, отведав напитка. – Им не удалось скрыться от глаз наших дозорных отрядов, поэтому их численность и вооружение нам доподлинно известно.

– Странно? Половцы на торжествах у князя, – отозвался Юрий. – Они-то тут причем?

– А ты внимательно прочти документ! – воскликнул Евпатий, опустошая очередную чарку с хмельным напитком. Там идет речь о торжествах в честь подписания мирного договора со степняками.

– На моей памяти такого договора подписано не было! – задумавшись, произнес Ингварь. – Вранье все это!

– Вот и меня это насторожило! Когда был живы мой отец и князь Роман, такой договор точно не мог появиться, – подтвердил Евпатий.

– Что же задумал Глеб? – в раздумьях произнес Ингварь.

– Что бы он не задумал, ехать туда не следует! Я отправил в разведку двух своих людей, к утру они должны будут вернуться с вестями. Так что, друзья, давайте укладываться спать. Утро вечера мудренее!

Разморенные усталостью и крепкими напитками, воины побрели в дом. Евпатия разместили в гостевой избе, примыкавший к княжескому двору. Самих же братьев, ждали их семьи. Жены и дети находились в постоянной тревоге, когда отцов не было рядом. Смутное время, которое переживали жители Руси, давало о себе знать.

Перед тем как лечь, Евпатий долго ходил по комнате, осматривая все вокруг. В доме было тепло и уютно, пахло соломой и свежим деревом, по-видимому, дом недавно поставили и с тех пор он видел мало посетителей.

Скинув с себя сапоги и верхнюю одежду, Евпатий устроился поудобнее на полатях, задумчиво разглядывая деревянные узоры на потолке. В голове приятно бродил хмель и спать совершенно не хотелось. Краем уха он услышал, как скрипнула входная дверь, и оглянулся. На пороге появилась молодая девица. Ее густые светлые волосы, были заплетены в толстую косу, которую она теребила, держа в руках, стесняясь своего присутствия. Огромные, голубые глаза доверчиво смотрели на Евпатия, проникая в самую душу. Она была одета так, как будто только что встала с постели. Белая ночная сорочка из тонкого льна, повторяла контуры стройного тела.

Евпатий очень удивился, увидев рядом с собой красавицу. Поначалу он принял ее за сон навеянный усталостью и хмелем. Но как только красавица пересекла комнату, и легла рядом с ним, забравшись под овчину, он, ощутив запах и тепло ее тела, понял, что это не сон.

– Кто ты, красавица? И что тебе надобно? – тихим голосом, чтобы не испугать девицу, произнес Евпатий.

– Я Евдокия! Я хозяйка здешняя!

– Ты всех гостей так встречаешь, Евдокия? – произнес Евпатий, проводя рукой по ее волосам.

– Нет, только тебя! Еще утром приметила тебя, и только сейчас осмелилась подойти. Ты не переживай, все уже спят…– Евдокия положила голову на мускулистую грудь богатыря. Оба почувствовали вдруг невероятную тягу друг к другу, словно долгое время были знакомы.

– Сколь лет тебе, милая? – Евпатий приблизился к губам Евдокии и ощутил тепло ее дыхания, голова закружилась у богатыря еще сильнее, и все тело наполнилось сладостной истомой. Он обнял и крепко прижал к себе девицу, чувствуя каждый удар ее юного сердечка.

– Осьмнадцать скоро! – она произнесла это слово с такой нежностью, что Евпатий от удовольствия закрыл глаза, а Евдокия принялась целовать все уголки его молодого, смуглого лица.

– Мил ты мне, Евпатий! – произнесла Евдокия, – у нас давно ходит молва о тебе, о твоих подвигах. Со слов других я полюбила тебя всем сердцем, и ждала, когда ты окажешься в наших краях, чтобы разок увидеть вживую.

– Вот она судьба-то какая! Я тоже искал похожую на тебя, Евдокия! Ты мне напомнила мою безвременно усопшую матушку. Ее глаза, ее нежность, голос и тепло ее рук, все отразилось в тебе, когда ты оказалась рядом, и теперь я никуда тебя не отпущу. Согласна ли ты быть со мной?

– Я согласна! – тихо произнесла Евдокия, и на ее глазах выступили слезы радости.

Наутро, проснувшись, Евпатий очень обрадовался, когда увидел рядом с собой Евдокию.

– Нет, ты не сон! – произнес он, поцеловав ее спящее личико. Аккуратно, чтобы не разбудить, он спустился с полатей, надел сапоги и вышел во двор. Ветер прохлады наполнил его легкие свежестью и остудил разгоряченное лицо. Набрав воды из колодца, едва наклонившись чтобы умыться, он вдруг ощутил на себе знакомое прикосновение женских рук.

– Давай я полью! – Евдокия нежно обняла его за пояс и шепнула на ухо.

– Ну, полей!

– Я вижу, вы уже познакомились! – прозвучал за околицей знакомый задорный голос. Это был Ингвар, верхом на своем скакуне, он куда-то направлялся.

– Как закончишь, жду тебя к себе, есть новости, – произнес он уже серьезно, и Евпатий понял – что-то произошло.

Через полчаса он был уже на сборе, который проходил на центральной площади Ожска.

– Евпатий! Плохие новости. Прибыли твои гонцы, они с трудом смогли разыскать тебя. Глеб задумал избавиться от всех своих родственников.

– Так я и думал!

– Он боится, что мы лишим его княжеской власти, и готовит расправу над приглашенными князьями и боярами. Никита уже начал собирать войско к выступлению, ждут только твоего решения. – Заявил Ингварь. – Нам нельзя медлить.

– Я поскачу вперед, а вы следуйте за мной! – Прокричал он, поворачивая коня.

– Передайте Евдокии, что я вернусь за ней!

В лагере уже все готово было к выступлению. Но даже это не удовлетворило Евпатия.

– Зачем ждали меня, нужно было сразу ударить по неприятелю! – Набросился он на Никиту.

– Прости, Евпатий, я подумал, что сначала нужно сообщить тебе, прежде чем что-то предпринимать.

– Ладно! Теперь главное поспеть вовремя!

Тем временем торжество уже было в самом разгаре! На зов князя съехались шесть из восьми удельных князей, со своей свитой, для каждого был воздвигнут огромный шатер, в котором царила праздничная атмосфера. Шум и веселье было повсюду. Само место проведения торжеств, было выбрано не случайно. Деревушка Исады, куда съехались гости, располагалась на возвышенности и со всех сторон была окружена рекой Окой. Это делало ее неприступной, поэтому Глеб со своими соучастниками и выбрал это место, для своего коварного замысла. Как только все гости собрались и предались веселью, напрочь забыв о бдительности, к Исадам начали стягиваться половецкие войска, перекрывая пути отступления. Окружив место торжеств, половецкие воины зажгли костры, и заняли свои позиции в ожидании команды рязанского князя…

– Интересно, какова цена за это сотрудничество! – возмущался Евпатий, намекая на союз с половцами. Он скакал во главе передового конного отряда, задавая темп всему войску.

– Не поспеют основные силы, растянулось войско! – сокрушался Никита поглядывая назад.

– Осталось еще немного! За версту до места, остановимся, подождем, когда подтянутся. Иначе можем упустить момент! Никита был гораздо старше Евпатия, и опыта в военном деле у него было больше, но в действиях молодого воеводы он видел много разумного, это заставляло его подчиняться воле молодого воеводы.

Выйдя к берегу Оки, рязанское войско под руководством Евпатия увидело поднимавшиеся с вершины холма клубы дыма.

– Неужели опоздали! – молвил Евпатий. Обнажив меч, он поднял его над головой и крикнул:

– За мной, рязанцы! Ударим же по неприятелю! – И помчался, увлекая за собой войско.

На подступах к Исадам, их встретили половецкие отряды. Неприятельская конница преградила путь полкам Евпатия. Завязалась битва. Превосходящие по силам рязанцы легко смогли одолеть врага. Но задачей коварного князя и его союзников, было лишь задержать продвижение рязанского войска. Они уже сделали свое кровавое дело, и теперь должны были незаметно уйти, избежав преследования. Добивая остатки степняков, которые все еще оказывали сопротивление, Евпатий с дружиной пробились к месту, где совсем недавно пировали гости князя Глеба. Пред ними открылась жуткая картина. Среди полыхавших шатров и полной разрухи, которая творилась вокруг, лежали десятки мертвых тел. Исколотые, изрезанные и обожженные, они стали жертвой обмана и западни, в которую их заманили враги. Осматривая место побоища, рязанские воины обнажили головы и с сочувствием смотрели на тела земляков, среди которых были одни из самых знатных людей княжества. Шесть князей со своими приближенными погибли в этой бойне, так и не успев пережить смуту и дождаться благополучия родной земли. Крепкие, молодые воины, погибли безоружными, не успев даже оказать сопротивления. В их открытых мертвых глазах застыл страх и недоумение.

Бросившиеся в погоню за убийцами, рязанцы вернулись ни с чем. Князь Глеб со своими подельниками и половецкими отрядами, ловко запутав следы, переправились за Оку, уничтожили все переправы и ушли к половцам. Они еще надеялись вернуться, и взять реванш, тем более, что половина дела, на их взгляд, была сделана. А рязанцам ничего не оставалось, как предать земле своих погибших земляков и заняться восстановлением опустошенного княжества.

Глава III

НА ДАЛЬНИХ ОКРАИНАХ

После бегства Глеба, рязанский княжеский престол занял самый достойный из оставшихся в живых, князь Ингварь. При поддержке дружины и простого люда, он сумел очистить столицу княжества от остатков смуты, и приступить к восстановлению порядка на рязанской земле. Народ поверил новому князю, видя его благие намерения. Но как ни старался князь наладить мирную жизнь в княжестве, не было спокойствия на рязанской земле. Отгласы последних событий витали в воздухе, заползая в каждый дом. Тревожные вести доносились с южных окраин, и нужно было что-то предпринимать. Великая степь вплотную подходила к рязанскому княжеству, и именно оттуда шла реальная угроза. В половецких станах притаились враги рязанские, еще таившие идею захвата великокняжеской власти.

Именно Евпатию и Никите князь поручает отправляться на дальние рубежи и сделать все необходимое, чтобы враг не смел носа казать на рязанской земле. Евпатий разрывался между службой князю и любимой, которая дожидалась его в доме у Ингваря. Каждый раз, отправляясь в дальний поход, воевода скакал в Ожск, и подолгу проводил время со своей ненаглядной.

– Ты прости меня, Евдокиюшка! – обнимая ее на пороге, кручинился богатырь. – Такова уж наша доля служивая. – Обещаю, как только справлюсь с княжеской задачей, вмиг к тебе прискачу. Скоро настанут времена, когда все заживут в нашем княжестве спокойно и счастливо. – Успокаивая возлюбленную, Евпатий не тешил себя надеждой. Он знал, что полюбив его, Евдокия обрекла себя на одиночество, а время мучительных ожиданий может отдалить их друг от друга. Но чувствуя ее нежность к себе, ее доброту и сердце, исполненное надеждой на долгую совместную жизнь, подкупали Евпатия и заставляли о многом молчать.

Они никак не могли расстаться, все стояли и смотрели друг на друга. Евдокия не говорила ни слова, лишь слушала тихий, бархатный голос своего возлюбленного, от этого ей становилось тепло и уютно. Все тревоги вмиг забывались, когда рядом с ней был Евпатий. Сам богатырь тоже не переставал думать о Евдокии. Чувство тревоги за родную душу, сжимало его сердце. После того, как Ингварь и его брат Юрий перебрались в Рязань, Евдокия и ее младшая сестра Евпраксия с небольшим окружением, остались хозяйствовать здесь, в Ожске. За усадьбой нужен был уход, и это место стало родным для нее, поэтому она напрочь отказалась уезжать в столицу. Это то и не давало Евпатию покоя.

«Как ты будешь здесь, в мое отсутствие?» – эта мысль бередила сердце воеводы в минуты перед разлукой. Свет надежды и искорки любви в глазах Евдокии, успокаивали его, но долг службы уводил его из родных мест и от любимой. Вскочив на коня, он махнул ей на прощание и, поднимая клубы пыли, помчался к поджидавшим его полкам. Евдокия, привалившись к изгороди, еще долго смотрела ему вслед, и ее взгляд был исполнен счастливой надежды.

Свое девятнадцатилетие Евпатий встретил в походе. Несмотря на молодость, это был верный муж своего отечества, воин, богатырь, закаленный в походах и сражениях. Он начал свою карьеру раньше своего отца и снискал славу и любовь воинов, став для них не только воеводой, но и примером для подражания. Его уважали и любили, одно имя Евпатий Коловрат вызывало трепет во многих сердцах. Ясный ум, неожиданная мысль и твердое решение, позволяли ему выходить из самых сложных ситуаций. Так было в пограничной крепости Дубок, куда прибыла дружина Евпатия поздно вечером в последний месяц зимы 1218 года. Эта крепость была порубежной: сразу за ней начиналась степь, в которой граница рязанского княжества растворялась и не могла служить препятствием для вторжения неприятеля.

Продрогшие и заснеженные, русские воины подошли к крепости. Показавшееся зимнее солнце засеребрило промерзшие деревянные крепостные стены городка, вырывая его из морозной дымки. Заснеженные долины, разрастались, маня за собой. Чуть заметной, прикрытой белым покрывалом, выделялась узкая коса Дона, с его крутыми берегами. Словно почерневшие шеломы, затерявшиеся в снегах, тут и там торчали одинокие крестьянские избы. Вокруг не было ни души. Даже одинокие следы, ведущие к крепостным воротам, запорошило снегом. Морозный воздух был наполнен тишиной и запахами приготавливаемой еды, которые просачивались сквозь крепостные стены.

– Какое глухое место! – сходя с коня, произнес Евпатий. – Тут, поди, разбойников хоть отбавляй.

– Да! Люд весь попрятался! Верно, нас за разбойников приняли. – Никита тоже был удивлен увиденным.

Дозорные на башнях, завидев рязанские стяги, поспешили отворить ворота, и полки вошли внутрь. Тепло и уютно сразу стало Евпатию. Небольшая крепость, изнутри напоминала просторную избу с множеством комнат. Густо стоящие постройки пыхтели желтоватым дымком. Тут и там сновал народ, озабоченный повседневными делами.

«Слишком много люда для маленького городка!» – подумал Евпатий, окинув взглядом городскую площадь, кишащую народом. «А воинов почти не видно».

На крыльце большой бревенчатой избы, вросшей одним боком в землю, показался тщедушный старичок с желтоватым лицом и густыми усами. Завидев Евпатия и его дружину, он спустился по ступеням и, запахивая тулуп, направился к ним. Низко поклонившись, старик застыл в ожидании вопросов.

– Кто таков! – спросил Евпатий.

– Еремей! Воевода я тутошний.

– А скажи, Еремей, куда у тебя весь служилый люд запропастился? Не вижу я дозорных, окромя тех, что на стенах, да подле ворот. И лошадей мало!

– Эх батюшка! Мало воинов осталось. Всего пятнадцать человек.

– Как же вы тут управляетесь?

– Местные пособляют, гляди сколько их под зиму набежало. А, в общем, тяжело, воевода! – грустно ответил старик, утирая обледеневшие усы. Мор напал, люди мрут, как мухи. Давеча еще двоих схоронили.

– Что за напасть? – поинтересовался Евпатий.

– Не знаю батюшка, не видывали еще такого! Говорят, торговцы занесли, что по осени проходили через наши края. Рот гниет, зубы выпадают! Потом шея и лицо раздуваются. На моих глазах двое концы отдали таким образом.

– Что же это может быть такое?! – возмутился Евпатий. – Еще есть больные в крепости?

– Пока осмотр не проводили.

– Ладно! Размещай моих людей, и пойдем еще раз всех осмотрим.

Гостевые избы, отстроенные специально для княжеской дружины, были просторными и вмещали человек тридцать каждая. Но поскольку они долго пустовали, внутри было ничуть не теплее, чем снаружи. Даже деревянные полы покрылись тонким слоем прозрачного льда.

– Вы извиняйте меня, старика, что студено тут! – винился Еремей. – Не ожидали мы вас, вот и истопить не успели. А дровишек то у нас навалом, если хотите, я только кликну, мужики враз истопят.

– Полно отец! Мои воины сами способны на такое. Дело-то не хитрое! – улыбнулся Евпатий. Осматривая крепость, Евпатий все справлялся о делах, что творятся в округе. Воеводу интересовало: сколько душ всего, как несут дозорные службу, как готовят провизию на зиму, как часты визиты извне? Старик, семеня за ним, не успевал докладывать, что по чем.

– По ночам в этих краях, наверное, жутковато! – Сказал Никита, подойдя к Евпатию, когда тот отправил старика с очередным поручением.

– Да, места глухие! Этот городок, как одинокое дерево поле! Какая тут может быть речь об охране и защите рубежей, они и себя-то защитить не в состоянии.

До наступления темноты Евпатий и Еремей успели осмотреть и расспросить всех, кто находился в крепости по болезни. К счастью, ничего выявить не удалось, и можно было, наконец-то, отдохнуть.

Вой вьюги и волков, бродивших поблизости, усилились с наступлением ночи. Воевода насторожился. Еремей тронул его плечо.

– Не пугайся, здесь всегда так. Мы уже привыкли.

Поежившись от сырого, пронизывающего ветра, они вошли в избу. Стряхнув с себя остатки снега, Евпатий, сбросил шапку, и подошел к теплой печи. Никита успел позаботиться, и к приходу друга натопил избу. Разморенного теплом и усталостью, Евпатия потянуло в сон, и он полез на печку.

– Ложись! Я тоже скоро! – сказал Никита, садясь за стол. Через слюдяное окошко было видно, как метет вьюга, и снег густой пеленой накрывает все вокруг. Черные тени дозорных растворялись в снежной мгле, ежась на ветру, они сменяли друг друга на башнях крепости.

За ночь снега намело столько, что Евпатий, проснувшись рано утром, еле открыл дверь, чтобы выйти из дома. Чистый морозный воздух, обдал приятной свежестью разгоряченное тело богатыря, который всю ночь провел на печи, и не в силах был уже терпеть изнуряющего тепла.

Вокруг была тишина. Лишь где-то за стеной деревянного сарая, раздавался лошадиный сап и позвякивание. Накинув тулуп и сунув ноги в валенки, он спустился во двор. Глубокий, рыхлый снег хрустел и проваливался под ногами богатыря.

– Эй, там наверху! – крикнул он дозорному, подойдя к крепостной башне. Через мгновение показалась голова дружинника. – Что видно в округе?

– Все тихо! – ответил тот.

– А ночью никто не появлялся в окрестностях?

– Не видал!

Друг за другом из своих жилищ стали выползать люди, принимаясь за свои повседневные дела. Застучали молотами кузнецы, подбрасывая древесного угля в горны. Гремя ведрами, пошли по воду бабы, о чем-то судача и смеясь. Заскрипели ворота амбаров и конюшен. Город просыпался после снежной ночи. Не успел Евпатий обойти всю территорию, как заметил, что ему навстречу, бежит знакомый старичок.

– Пожалуйте к заутрене! – радушно зазывал он воеводу рязанского к себе в дом, где его жена уже накрыла стол и послала мужа за почтенным гостем.

– С радостью! – Ответил Евпатий, подумав о том, что страшно голоден.

Отведав крутой, горячей пшенной каши и блинов с заячьей печенью, воевода по достоинству оценил гостеприимство хозяев, поблагодарив за прием, а после велел старику седлать лошадей.

– Надо бы осмотреть округу!

– Твоя воля батюшка! Мы мигом! – старик откланялся и убежал.

– А что гостей часто встречаете? – поинтересовался Евпатий у хозяйки, задержавшись в дверях. Та, опустив голову и теребя кончик скатерти, как будто боясь сказать что-то лишнее, произнесла:

– Не часто, но захаживают на постой!

– В основном небось черниговские?

– И они тоже! А еще…

– Степняки? – опередил ее Евпатий.

Она подняла на него испуганные глаза, но потом, видя расположение богатыря, продолжила. – Да. Они приходят небольшими группами, человек десять, ничего не говорят, и так же тихо уходят.

– Ты сама их видела?

– Нет, Еремей рассказывал, он нам, бабам, не дает выходить наружу, когда поганые приходят. Боится за нас.

Евпатий задумался, и сказал:

– Ну, спасибо тебе хозяйка за еду, и за помощь. Разберемся, – и поклонившись вышел. На дворе уже было все готово для поездки. Выйдя за ворота, Евпатий, увлекая за собой Никиту, отделился от остальных, и поведал ему свои мысли насчет слов хозяйки.

– Ты думаешь, черниговцы с половцами что-то замышляют у нас за спиной?

– Не уверен, но все указывает на это! Много воды утекло с тех пор, как князь Роман жил в мире и согласии со всеми. Теперь каждый старается оторвать себе лакомый кусок от нашего княжества… Наша задача не допустить этого! – твердо заявил Евпатий.

Восходящее солнце, осветило бескрайние поля. На этих, запорошенных снегом просторах, всадники и увидели свежие следы. В полуверсте от крепости, весь снег был изрыт копытами лошадей. Следы были оставлены ночью или рано утром, их еще не успела занести поземка. К крепости они не вели, поэтому вариант, что это кто-то из своих, отпадал сразу. Они тянулись строго с юга на север и уходили вглубь княжества.

– Бусурманская тропа! – воскликнул Евпатий.

– Как же мы их проглядели? – удивился Никита.

– Обманул меня твой дозорный, – обратился Евпатий к Еремею. – Видно правдивы слухи, о том, что у вас тут не чисто с нашими ворогами.

– Что ты, батюшка! Шутишь ты, что ли! – Открещивался старик. – Все под страхом живем, того и гляди, подожгут ночью.

– Вот этого вы и боитесь, поэтому и пропускаете врага в наши земли! – Лицо Евпатия исполнилось гневом, и он уже занес руку над Еремеем, но в последний момент пожалел старика.

– Никита! Нужно весь гарнизон этой крепости, вместе вот с этим…, – Евпатий кивнул на старика, – отправить в Рязань на дознание.

– А что станет с городом?

– Здесь мы положим начало новых оборонительных сооружений против степняков. Сейчас зима, и это трудно сделать, но с приходом весны, я думаю нужно это исполнить, иначе туго нам придется.

– Ты возвращайся в крепость, а я объеду округу, осмотрюсь, может, что еще примечательное найду.

Евпатий знал, как важны укрепления на южных рубежах, и чем быстрее начнется их возведение, тем лучше. Обстановка, сложившаяся вокруг княжества, не терпела отлагательств. В стане кочевников засели три брата смутьяна, которые будут мстить за потерянную княжескую власть.

Весь день Евпатий пропадал в полях, и Никита с дружиной уже начали беспокоиться о воеводе. Когда же, вернувшись, тот въехал в крепостные ворота, лошадь под ним, чуть ли не падала от усталости. Глубокий снег и неутомимая энергия седока, измучили бедное животное, у которого изо рта свисала розовая пена. Евпатий, как ни в чем не бывало, пожаловался лишь на то, что слегка проголодался. Неутомимая энергия богатыря поражала всех.

Вечером того же дня, неожиданно для всех прискакал гонец от князя рязанского, и подал Евпатию свиток. Тот развернул его и начал читать.

– Князь требует немедленного возращения! – сказал Евпатий, откладывая документ.

– Что-то опять случилось? – произнес с тревогой Никита.

– На этот раз благие вести. Во Владимире на княжеский престол заступил Юрий Всеволодович. Готовится большое посольство в наши края для заключения союза.

– Наконец-то! Хоть северная граница будет в безопасности! – выдохнул Никита с удовлетворением.

– Видимо, до владимирцев дошло, что безопаснее жить в союзе со своими соседями! – рассуждал Евпатий. Я слышал, их тоже бусурмане одолевают.

– Имея внешних ворогов, нам необходимо замириться, иначе не совладать поодиночке! Разорвут русскую землю на клочки и уж не собрать будет! Ты поезжай, а я здесь останусь, – предложил Никита, – должен же здесь быть воевода.

Так и порешили. Наутро, Евпатий с частью своей дружины, и пленниками двинулся в обратный путь. Остальные, под руководством Никиты, остались защищать крепость. Только на шестые сутки войско воеводы вернулось в столицу. Там уже полным ходом шло приготовление к встрече высоких гостей из Владимира, и князю было не до расспросов об обстановке на южных рубежах. В тот момент его заботило более важное дело. Он приобретал сильного и влиятельного соседа и союзника. Князь Ингварь был в первую очередь политик, его больше волновали гражданские и внешние дела, военное дело он поручал своим советникам, и старался в эту область не вмешиваться. Поэтому вопрос с пленниками он поручил решать Коловрату на свое усмотрение, даже выяснив в чем их вина. Евпатий поместил изменников в специальную избу, и приставил к ним охрану, велев не спускать с них глаз.

На следующий день, улицы Рязани заполонил народ. Все встречали Владимирского князя. Самого князя со свитой, ожидали в районе Северного мыса – это древняя часть города, через которую проходила основная дорога, ведущая из Владимирской земли в столицу Рязанского княжества.

– Не много ли чести бывшему неприятелю! – произнес Евпатий, стоя подле князя.

– Когда речь идет о мире, мы не должны помнить старые обиды! Тем более, Юрий сам пошел на примирение, сделав первый шаг.

– Все равно, князь! Не спеши идти на уступки, послушаем сначала, что он нам предложит.

Ингварь посмотрел пристально в глаза Евпатию, но ничего не ответил. Понял ли он богатыря, или у него был свой расчет....

Посольство Владимирского князя не заставило себя долго ждать, и в условленное время явилось, представ перед соседями во всем своем величии. Юрий Всеволодович, восседал на белом величавом коне, которого ввели под уздцы в городские ворота. Его величественный образ поразил рязанцев. Крепкий, хорошо сложенный, он имел тридцать лет отроду и сразу вызвал симпатию у местного населения, когда проезжал сквозь живой коридор встречающих. Его светло-русая окладистая борода и проникновенные голубые глаза, смотревшие из-под густых бровей, добавляли выразительности лицу. Красно-белое меховое корзно, накинутое на плечи, прикрывало статную фигуру, облаченную в позолоченную кольчугу.

Сойдя с коня, он поприветствовал сначала князя, потом обратился к простому народу со словами:

– Приветствую вас, рязанцы! С почтением и добрыми намерениями прибыл я в вашу столицу, чтобы заключить союз на веки, и положить конец вражде, которая была между родами нашими! Мы один народ– Русичи, и должны жить в мире и согласии!

Под восторженные, одобрительные крики князь со свитой поднялись по ступеням и скрылись за дверьми княжеского терема, а народ продолжал ликовать, озаренный надеждой, не желая расходиться.

В просторных и светлых хоромах, принимал Ингварь дорогих гостей.

– А что княже, город-то ваш, неужто старше Владимира будет?! – начал Юрий издалека.

– А кто ж его знает! То ведь когда было?!

– Красив, нечего сказать! С высокого холма, где стоял княжеский терем, вся Рязань была как на ладони. И Юрий, глядя в окно, поражался увиденным.

– Слышал я, земля ваша городами славится? – поинтересовался Ингварь.

– Да! Что правда, то правда! Нигде нет такой красоты, как во Владимирской земле! – Хвалился Юрий.

– Вот только доля тяжелая выдалась нынче Руси. Кроме внутренних раздоров, внешний враг норовит надругаться над отчизной нашей! – Говоря эти слова, Ингварь ловил взгляд Юрия.

– Истинно, друг мой! Оттого и явился я к тебе с выгодным предложением! Объединим силы, князь, против наших ворогов, чтобы духа их не было на земле русской!

Поймав взгляд Евпатия, который так же внимательно прислушивался к словам владимирского князя, Ингварь увидел одобрение в его глазах. На душе сразу стало спокойно, и уже без опаски рязанский князь продолжил беседу. До позднего вечера продолжались торжества. Мир был выгоден соседям, и они явили его своему народу. Гости не хотели расходиться. Когда еще доведется посидеть в дружелюбной обстановке? Но напрасно князья надеялись, что их союз как-то отразится на попытках внешнего врага захватить русскую землю. Коварство и воинственность разжигали его желание грабить, убивать, жечь. Долгое время, чувствуя свое превосходство над отдельными княжествами, они не предпринимали решительных действий. Но с этого момента, чтобы не допустить союзов между ними, они ускорили свою подготовку к войне.

Весенняя капель, вовсю играла свой привычный мотив. На полях и лугах появились черные проплешины. Воды рек, освободившись ото льда, наполнялись талым снегом, сползавшим с крутых берегов. Наставало время браться за дело. Дело, которое наметил Евпатий, еще зимой – постройка оборонительных укреплений на южных рубежах княжества. На Дон и Воронеж потянулись лучшие мастеровые, гнали лошадей, и крупный рогатый скот. Груженые подводы тянулись по раскисшим дорогам в места работ. Плотники, каменщики, землекопы, мастера по возведению фортификационных сооружений, в апреле прибыли в указанное место.

– Ну что, светлейший! Пора и нам в дорогу отправляться! – Евпатий настаивал, чтобы князь лично прибыл к месту сооружения засечной черты и вдохновил народ на труд праведный. Ингварь долго не решался на это.

– Что ты, Евпатий, шутишь что ли! Негоже князю по лесам и полям мотаться! В столице дел полно! – бросил он раздраженно.

Но Евпатий не обратил внимание на княжеское возражение.

– Княжеская власть целиком и полностью держится на народной поддержке. Но иногда и князю нужно поддержать свой народ, если, конечно, ему важно, что народ будет потом о нем думать.

– Хорошо! Я поеду. – Подавив в себе гордыню, согласился Ингвар. – Но ненадолго.

Нелегкий путь предстоял князю. С момента возвращения из плена Ингварь редко покидал Рязань, и любая дальняя поездка, отзывалась беспокойством в его душе. Евпатий непрестанно следил за князем на протяжении всего пути, не допуская, чтобы тот нес лишения и неудобства. Каждую ночь останавливались они в домах знатных горожан, пока последнее село не осталось позади. Остаток пути предстояло проскакать по унылым весенним полям, земля которых, впитав последний снег, была черна и пустынна. Только-только еле заметными тоненькими зелеными лучиками, сквозь сухие стебли прошлогодней мертвой травы стала всходить новая жизнь на русской равнине. Плотнее укутавшись плащом, пригнувшись к самой шее коня, спасаясь от ветра, Ингварь скакал за Евпатием, преодолевая версту за верстой. Наконец, вдалеке, возвышаясь на холме темной грудой, показался город. Повсюду сновал народ. Работы шли полным ходом. Сотни людей, словно муравьи, копошились в сырой земле возводя засечную черту, которая должна будет протянуться от Дубка к новой крепости.

– Князь! Князь, тут! – побросав свой инструмент, народ ринулся навстречу Ингварю, как только тот появился. Евпатий, повсюду сопровождал князя, и одним глазом посматривал за тем, как ведутся работы.

– Острее, острей зарубай, прикрикнул он на мужичка, обтесывающего торчащий из земли огромный деревянный кол.

– Виноват, батюшка! Исправлюсь! – молвил тот, и с удвоенной силой принялся махать топором.

Слишком знакомым показался голос Евпатию.

– Еремей! Ты ли это?

– Кому же еще быть, как не мне! – ответил тот.

– Не ожидал я тебя здесь встретить! Думал ты еще в Рязани.

– Да, вот решил здесь искупить свою вину! Остальные тоже, вон землю черпают!

– Ну, что же, похвально! Тебе, я гляжу, не привыкать!

– Да, уж как-нибудь…!

Местные тоже принимали участие в работах, и еще с большим воодушевлением.

– Когда живешь на краю земли, выбирать не приходится! – объяснял Евпатий князю, который дивился самоотверженному труду местного люда.

За день объехал Ингварь все окрестности, поглядел на простой люд, который, не жалея сил укреплял границу своей родной земли, и с чувством глубокого удовлетворения удалился также неожиданно, как и появился.

Но не один князь приехал посмотреть на будущие укрепленные рубежи! Вдалеке, на холмах противоположного берега реки, стали появляться вражеские лазутчики. Половецкие отряды, небольшими группами подходили к русским границам и осматривали окрестности проводимых работ. Покидая свою столицу Шарукань, степняки проводили регулярные рейды в соседние русские княжества. Границы княжеств были условными, поэтому кочевники могли беспрепятственно передвигаться по их территории, не опасаясь встретить какое-либо сопротивление. Лишь натыкаясь на пограничные крепости, они поворачивали обратно в степь, где их следы терялись.

Племена кипчаков³ кочевали на юге и востоке Руси. Пришедшие с востока много лет назад, они играли немаловажную роль в судьбе Русских княжеств. Великая степь, стала родным домом для кочевников, и за столетия они изучили ее вдоль и поперек. Кочуя из одной части степи в другую, степняки использовали существующие и проверенные пути. Вся степь была исполосована тоненькими, едва заметными ниточками дорог, которыми пользовались не только жители этих степей, но и те, кому необходимо было пересечь этот бескрайний океан холмов, мелких речушек, густых зарослей степного ковыля, и пелены дыма от кизячных костров, которым чадила степь. Послы, торговцы, княжеские дружины, странствующие путешественники, все использовали эти тропы и знали о них. Нет-нет, да появлялись на этих путях небольшие жилища, собранные из палок и шкур, обнесенные тыном. Но были и более крупные поселения, такие как Шарукань.

С одной стороны, может показаться странным, что у кочевого, степного народа, вдруг своя столица! Ведь города – основа оседлого населения, которое привыкло жить в домах, вести хозяйство, не нуждаясь в постоянных и длительных переездах.

Но тем не менее…

Свое название Шарукань получил по имени первого половецкого хана. Небольшой городок, был воздвигнут на правом берегу Донца, на месте поселения племени Аланов, ранее населявших эти земли. Это был центр зимней стоянки европейских половцев, нежели город в том виде, в котором его позднее привыкли понимать. Состоявший из юрт кочевников, Шарукань все же являлся половецкой столицей и существовал более ста лет. Несколько каменных строений, одиноко стоявших на западной окраине города, облюбовала половецкая знать во главе с ханом. Это были места, где степняки размещали высоких гостей, с поклоном и дарами приходивших к их руководителям. Степной правитель Котян Сутоевич, восседавший на половецком троне вот уже двадцать лет, и державший в страхе всю округу, был благосклонен и терпим к своим соседям– Русским князьям.

Он был хитрым и опытным правителем, и никогда не принимал чью-либо позицию, не убедившись, в ее выгодности. Решение интриг, военных и посольских дел, династических союзов было любимым занятием Котяна. Соседствуя с Переяславским, Черниговским и Киевским княжествами, столица половецкого хана имела выгодное положение. А сам хан, занимая выжидательную позицию по отношению к своим соседям, тонко чувствовал расклад сил в княжеских делах. Имея большой двор и множество родственников, Котян всегда стремился породниться с княжеской верхушкой. Стараясь выгодно выдать одну из своих дочерей замуж за какого-нибудь влиятельного князя, хан тем самым становился претендентом на великокняжескую собственность. Бедные, княжества-одиночки, каким являлось Рязанское, мало интересовали Котяна, поэтому он старался им уделять минимум своего внимания.

Даже когда его верные слуги, отправленные в далекий лесной край (так называли степняки Рязанские и Владимирские земли) прибыли с вестью о заключении между этими двумя княжествами военного союза, хан не придал этому большого значения, повелев лишь наблюдать и не вмешиваться.

– Нам они не опасны! – говорил он своим кипчакам, – Их лошади не годны для дальних переходов! Они засели в своих лесах и трясутся от страха, боясь нашего появления.

Крупные торговые пути проходили через Шарукань, в Киев, Чернигов, Переяславль, Новгород-Северский, и хан считал свою столицу воротами на Русь, ключи от которых были у него в руках. Распределение богатства было делом его жизни, а редкие стычки, которые возникали с мелкими удельными князьями, считал недостойным своего внимания.

– Какой нам толк от этих чужаков! – возмущался Котян, когда в его стане оказались братья Владимировичи.

– Я не желаю принимать участие в этой княжьей грызне! Неудачники! Они даже не смогли по-тихому решить простую задачу! Теперь весь лесной край трубит о причастности моих людей к этому.

– Хан, они обещают исправить положение! – говорили половецкие начальники. Именно они присутствовали на торжествах, и принимали участия в убиении рязанской знати.

– Чем же они так подкупили вас?

– Они говорят, что…

– Все они да они! Расстроили вы меня! Убирайтесь с глаз долой, и сделайте так, чтобы эти двое не попадались на моем пути. – Хан не дал договорить своим слугам и махнув рукой, повелел им удалиться.

Всю зиму и раннюю весну Олег, Глеб и Константин тихонько сидели в половецкой столице, опасаясь преследования и ханского гнева. Но к середине лета, обжившись и осмелев, они уже не чувствовали враждебного отношения хана. Общаясь с половецкой знатью, братья интересовались обстановкой на Руси. Идея захвата власти в Рязани не выходила у них из головы, и они ждали подходящего момента. Участились их поездки в Черниговские земли, где они пытались найти себе союзников среди ближайшего окружения князя Мстислава.

– Если не получается уговорить половецкого хана оказать нам помощь, может получится с черниговским князем? – советовался с братьями Глеб.

Частые споры между Рязанью и Черниговым по земельным вопросам, в прошлом не раз приводили к военным конфликтам. И будучи еще детьми, братья помнили, как их дядя с отцом лично ходили в земли соседа. На это и рассчитывали они, придя ко двору князя Мстислава. Князь сидел у себя в тереме в просторной светлой зале и наслаждался трапезой. Широкий стол ломился от яств, которые поднесли князю его слуги. Косо взглянув на вошедших гостей, Мстислав указал им на места, что тянулись от двери, вдоль белоснежной стены приемной залы.

– Кто вы, и с чем пожаловали?

Глеб вышел вперед, поклонился и начал свой длинный рассказ, касаясь мельчайших подробностей.

– А почему бы вам не поискать поддержки в тех местах, откуда вы пожаловали?! – заявил Мстислав. – Сам он старался уклониться от участия в очередной военной авантюре.

– Да что ты, светлейший! Мы и так прогневали хана, как можно ждать от него помощи!

Мстислав был умным и опытным политиком, и знал, что ему грозит, в случае согласия. Но идея ему показалась интересной. Лично идти на конфликт с Рязанью он конечно не собирался, а завязать интригу, ради личной выгоды, Мстислав давно мечтал.

– Мне нужно подумать. – Заявил он и дал знак, чтобы все вышли.

– Выходит и здесь неудача! Что будем делать? – Олег и Глеб растерянно смотрели друг на друга. Они уже подумывали отказаться от этой затеи, как вдруг, дверь залы открылась, и появился служка.

– Князь просит вас к себе.

– У меня есть к вам интересное предложение. – Улыбнулся Мстислав, потирая руки.

Братья застыли в дверях, удивленные неожиданной новостью.

– Брат твой Константин молод и хорош собой, как я погляжу?! – начал он издалека, обращаясь к Глебу.

– И что с того? – изумился тот.

– Ну как же? Вы пробыли столько времени при дворе у хана, и совсем его не узнали!

– Хан не очень-то с нами откровенничал. – Пояснил Олег. – Если не сказать больше.

– Да будет вам известно, Котян большой любитель связывать узами брака своих дочерей с русской знатью! – Сказав это, Мстислав хитро улыбнулся, следя за реакцией гостей.

– Светлейший! Неужто ты предлагаешь Константину взять себе в жены басурманку!

– Так и есть! Это ваш шанс завоевать доверие хана, и попутно породниться со знатью половецкой! Слышал я, что дочь Баскарда– половецкого военачальника на выданье! А это правая рука Котяна, так что разумейте.

Мстислав бросил приманку. Как на охоте, так и в государственных делах, он был искусным мастером, и любил следить за тем, как эту наживку заглатывают. Подсказав версию братьям, черниговский князь тем самым убивал двух зайцев сразу. Во-первых, избавил себя от необходимости вступать в конфликт с Рязанью. А во-вторых, если братья сумеют убедить степняков пойти войной на Ингваря, то он будет спокойно наблюдать как два его непримиримых соседа, начав вражду, ослабят друг друга, и это позволит ему реализовать свои планы.

Возвращаясь обратно, Глеб не переставал думать над предложением черниговского князя.

– Необходимо еще раз поговорить с Константином, – заявил он Олегу.

– Попробуй! Смотри, он как в воду опущенный, – кивнул тот на младшего брата, который ехал чуть поодаль, понурив голову.

Глеб нагнал его и велел остановиться.

– Как тебе показались слова князя? По-моему, мудро. Неплохой шанс породниться с кочевниками! – заявил Константину старший брат.

– Ты не хуже меня знаешь, что этот союз– обман! – ответил тот, отводя глаза в сторону.

– Счастье дочери для степняка превыше всего. И Баскард никогда не узнает истинной цели! Я не хочу неволить тебя. Ты– мой младший брат, и я не допущу, чтобы ты был несчастен. Как только мы получим военную поддержку и вернем себе власть в княжестве, ты сможешь избавиться от половчанки.

– Я это сделаю, и сделаю только ради тебя, брат! – Неожиданно произнес Константин. Глеб даже удивился столь быстрому решению. Он уже настроился на долгий и трудный разговор, а тут такой поворот событий.

– Я ценю твое решение, брат! – Сдержанно ответил он. – Хочу, чтобы и ты при этом знал, что твой брат никогда не забывает добра! Как только я сяду на рязанский престол, ты можешь рассчитывать на любые милости…

Очередная хитрость братьев удалась. Ничего не подозревавший начальник ханского войска с радостью выдал свою дочь за молодого русича. Иржебет была недурна собой. Стройная, с подтянутой грудью и тонкой талией, на поясе которой висела острая сабля, она сверкала иссиня-черными глазами и была одновременно строга и привлекательна. Она давно приметила Константина, но молодой князь никогда не появлялся один, и гордая половчанка наблюдала за ним лишь со стороны, ловя его взгляд. Наконец, удача ей улыбнулась, и она стала его законной супругой.

Породнившись с половцами, братья получили большие привилегии среди кочевников, даже несмотря на то, что сам Котян был не в восторге от этого брака, считая его нечистым. Но престарелый Баскарт, был несказанно счастлив этому союзу. Иржебет была уже далеко не девочкой, и по примеру дочери Котяна, вышедшей замуж за Мстислава Удатного, тоже грезила о русском муже. Мужчины своего племени были ей не любы.

Конец лета и начало осени братья разрабатывали план предстоящего похода. Они неоднократно выезжали на пограничные рубежи во главе передового половецкого отряда и оценивали обстановку. А в конце ноября, когда ударили морозы и встали реки запорошенные снегом, и по ним могла спокойно передвигаться конница, половецкое войско двинулось на север в рязанские земли, в обход оборонительных рубежей.

Баскарт выделил своему зятю половину своих лучших воинов, численность которых превышала пять тысяч. С ними Константин, пройдя беспрепятственно через черниговскую землю, подошел вплотную к границе Рязанского княжества и встал в десяти верстах южнее Дедославля.

– Небольшими отрядами, ты со своими воинами переправишься через Дон и захватишь гарнизоны Белгорода и Ижеславля! – напутствовал Константин сына Баскарта, которого тот отправил вместе с зятем.

Под покровом ночи, половецкая конница начала переправу через реку в трех местах. Ширина реки в этом месте была не больше тридцати саженей⁴.

Сонная, зимняя равнина манила тишиной и пустотой. В рощах и дубравах шелестел снег, скользя по ветвям деревьев. Морозный воздух наполнял и холодил изнутри грудь. Половецкая рать растянулась черным поясом по берегу Дона, готовая ступить на рязанскую землю.

– Три прыжка наших лошадей! – веселились кипчаки, предвкушая скорую победу.

Константин нервничал.

– Только бы рязанцы не сумели разгадать наш план! – шептал он своему военачальнику.

Опасения его были не напрасны. Рязанцы, под руководством Коловрата, уже давно ожидали чего-то подобного от неприятеля. Слишком активны были их последние действия на границе. Черниговцы, которые были в войске Евпатия, заведомо упредили воеводу о подходе кочевников. По счастливому случаю, рязанские дружины в тот момент стояли на Воронеже.

Скрытое от неприятельского взора, рязанское войско выжидало. Ошибкой степняков оказалась их самонадеянность. Константин оказался никудышный полководец. Не удосужившись отправить вперед дозорный отряд, чтобы разведать обстановку, он сразу дал команду выступать. Как только половецкие отряды ступили на лед реки, в небо взмыли сотни стрел с зажженными наконечниками. Это войска Коловрата, освещая и ослепляя неприятея, начали свое наступление. Первые всполохи, озарившие небо удивили половцев, они совсем не ожидали в этом месте встретить рязанцев. Вслед за горящими стрелами, на их головы посыпались камни, и комья замерзшей земли. Это застучали и заскрипели пороки, внося беспорядок в ряды кочевников. Метательные машины были хорошо замаскированы в снегу, поэтому половцы не смогли их обнаружить. Круша лед под копытами лошадей, оказавшихся на середине реки, и выбивая всадников из седел, рязанцы не давали неприятелю переправиться на берег. Сотни степняков, ушли под лед вместе со своими лошадьми, а те, которые сумели выбраться на берег, уже не способны были оказать серьезного сопротивления. Подоспевшие копейщики, стремительным ударом встретили уцелевших кипчаков, сбрасывали их обратно в реку. И воды Дона, и белый снег по берегу реки обагрились половецкой кровью. Оставшийся на противоположном берегу неприятель, затеял бессмысленную перестрелку, пытаясь спасти остатки своих войск. Встречная лавина стрел русских полков заставила замолчать лучников противника. Переправы через замерзшую реку навести так и не удалось, и половцам ничего не оставалось, как воротиться назад.

Константин был в ярости, видя, как бегут кочевники. Он пытался остановить половцев, приказывая им искать новые переправы, убеждая, что рязанцы малочисленны и в открытом бою не смогут оказать большого сопротивления. Но кипчаки не слушали его. Он чувствовал влияние сына Баскарта в половецком войске, который желал сохранить его боеспособным, и не участвовать в бессмысленной резне.

– Трус! Жалкий трус! – повторял про себя Константин, также унося ноги все дальше и дальше от рязанских границ. «Куда теперь»? – думал он. – «Возвращаться назад в половецкий стан? Как я посмотрю в глаза брату»? – Плетясь угрюмо в хвосте конного строя, – Константин искал оправдание. «Я ведь обещал ему очистить путь на княжеский престол рязанский, а возвращаюсь ни с чем». Он знал, что ответ держать придется не только перед братом, но и перед половецким ханом и своим тестем, половина войска которого, осталась лежать на берегах и в водах Дона.

А рязанцы между тем ликовали. Узнав о радостной новости, князь Ингварь решил устроить пир по случаю чудесного избавления. Князь отнес эту победу и на счет Евпатия. У него были свои взгляды на богатыря. Коловрат, несмотря на свою молодость, уже не раз спасал рязанскую землю от неприятеля. Он был достоин почестей, но избегал любого внимания и почитания. Последнее время он все чаще и чаще уединялся, оставаясь один на один со своими мыслями.

– Что же ты богатырь, грустишь в одиночестве? – подсев к нему, произнес Ингварь, видя, как воевода тоскует, глядя на молодых юношей и девушек, пустившихся в пляс. – Что же ты не веселишься со всеми? Глянь сколько девиц-красавиц в нашем прекрасном городе! Аль не мила не одна из них?

– Есть у меня девица-красавица, которую люблю я всем сердцем! – ответил Евпатий.

– Так где же она? Почему не рядом с тобой? Представил бы свою ненаглядную князю, познакомил бы!

– Известна она тебя князь! В поместье она твоем живет, хозяйством заведует. Там мы с ней и познакомились!

– Да неужто Евдокия?! – удивился тот.

– Она самая! С тех пор как встретил ее у тебя, полюбил всей душой!

– А она тебе отвечает взаимностью?

– Отвечает князь, в этом-то и беда!

– Какая же в этом беда, если вы любы друг другу?

– Боюсь судьбу ей поломать, княже! Кто я?! Воин! Не равен час убьют меня на поле брани. И останется моя Евдокия одна одинешенька!

– Нет, Евпатий, так дело не пойдет! Кабы все так считали, то и люду на земле русской не осталось бы. Вот что, ты сейчас поезжай к ней, а я пока все подготовлю, и назавтра свадьбу сыграем! Всей Рязанью гулять будем! А то ишь, что удумал! Судьбу он ей ломать не хочет! За судьбу ейную, я в ответе! Отец я ей или…– князь вдруг осекся и понял, что проговорился.

Евпатий, аж подскочил от неожиданности.

– Евдокия твоя дочь?

Наступило молчание. Ингварь думал, как теперь сказать правду богатырю, чтобы тот уразумел.

– Названная! – произнес он тихо.

Поясни? – Евпатий взглядом вцепился в князя. – И почему раньше молчал?

– Давно это было Евпатий. Молоды мы были с Юрием, вот, примерно, как ты. Забросила нас судьба в далекий Царьград. Много слышали мы о византийской столице, и решили попытать счастье на чужбине. Снарядили ладьи и вместе с киевскими купцами поплыли за море. Каково же было наше отчаяние, когда мы увидели хаос и разруху. Окруженная ворогами, Византия еле держалась, отчаянно сражаясь и на суше и на море. С востока напирали басурмане, с запада католические рыцари. С самой поздней осени и до весны следующего года, мы вместе со всеми укрывались за стенами города пока тот не пал. Началась смута и пожары. Сотни людских душ были загублены.

– Как же удалось вам выбраться из этого кошмара? – спросил Евпатий.

– Помогли местные монахи! Они, как и мы, бежали от чуждой веры, которую несли рыцари в белых мантиях с крестом. На пристани, садясь в ладью, мы увидели малюток, одну меньше другой. Они полуголые, жались друг к другу. И вдруг, одна протянула ко мне руки. Сердце мое сдавило от жалости. Мы завернули их в покрывала и взяли с собой на судно. Так Евдокия и Евпраксия попали к нам на рязанскую землю.

– Да, князь! Удивил ты меня! Ни за что бы не подумал, что провел ночь с гречанкой. – Усмехнулся Евпатий. Отчасти он был доволен своим выбором, но что-то тревожило богатыря.

– С этих пор ты должен любить, и беречь Евдокию! А времена всегда трудные были, главное, чтобы жизнь продолжалась! Посмотри сколько детворы в округе! И все они рождены в любви. А иначе как же?! Покуда есть любовь на земле, род людской не прервется, и будет кому постоять за отчизну!

– Так-то оно так, князь. Но есть кое-что, что гнетет меня, – прервал Ингваря Евпатий. – что могут воспринять неодобрительно…! – Евпатий взгрустнул.

– Ну, договаривай, раз начал!

– Разной веры мы с Евдокиюшкой! Не христианин я! Родовою верой связан я, князь. Не быть нам обвенчанными!

Князь подумал и произнес:

– Ну что же! Обойдемся, знать, без церковных дел. Чем тебе не любы народные гуляния. Ты же не князь и не боярин…! Вот ежели был бы, тогда с тебя спросили бы отцы святые положенного венчания, а так…! Не кручинься и не трусь, не брошу я вас с Евдокией. Замолвлю словечко, и перед народом, и перед святыми отцами, если что вдруг.

Благотворно повлияли слова князя на богатыря. Воспрял духом Евпатий. Расправил могучие плечи, округлил широкую грудь.

– Так и быть! Поеду, привезу свою Евдокиюшку! Ведь пустует родительский дом без хозяюшки!

– Вот и славно! Поезжай, поезжай, Евпатий, а мы уж приготовим все, как положено.

Вскочил Коловрат в седло своего коня, да так, что зашатался тот под ним, и пустился в славный город Ожск, где грустила в ожидании любимого Евдокия. Второй год ждала она Евпатия. С того самого момента, как побывал он в этих краях и где впервые она его увидела. Одной ночи хватило девице, чтобы запал он в ее душу юную. Вспоминая его молодое, крепкое тело, и сильные руки, в чьих объятьях утопала она вся целиком, не могла Евдокия подумать, что тот не сдержит своего богатырского слова, и оставит ее в одиночестве и девичьей тоске.

Каждое утро сидела она у окошка и ждала любимого. Едва заслышав стук копыт за околицей, тут же выбегала по зову сердца из дома, в надежде увидеть своего ненаглядного. А обознавшись, с грустью возвращалась назад. И вот, в очередной раз, заслышав придорожный шум, затворила Евдокия оконные ставни, и вышла навстречу своему счастью. На это раз то был Евпатий. Подхватил он ее, и усадил рядом с собой на коня. Затрепетала девица от неожиданности. Сердце забилось в ее маленькой груди от тоски и нежности по любимому.

– Кончились твои дни в одиночестве! – Шептал ей на ухо богатырь. – Увезу я тебя сегодня в свой родительский дом. С этого момента будем жить вместе.

– Неужто не зайдешь в дом, и не отдохнешь с дороги.

– Нет у нас времени, любимая, князь ждет. Добро он дал на свадьбу нашу. Дорога предстоит дальняя, негоже заставлять себя ждать.

– Погоди, Евпатий, я хоть вещи с собой захвачу, они ведь уже собраны, в горнице в сундучке стоят.

– Не тужи, Евдокиюшка, будут тебе в Рязани новые наряды, лучше прежних.

Всю дорогу девица не переставала любоваться богатырем, все у него расспрашивала, о жизни его нелегкой, да о ратной службе. Рассказывал Евпатий все подробно, стараясь не упускать ни малейшей детали. Про отца с матушкой вспомнил, что осиротел его дом без родителей и ждет заботливую хозяйку, чтобы внесла она в него покой и уют.

Обвила богатыря Евдокия своими нежными руками, выказав свою любовь и благодарность.

А в Рязани тем временем все было готово к торжествам. В палатах княжеских поставили дубовые столы, а на столах на тех яства разны. Не поскупился князь ради такого случая. Все комнаты вокруг были нарядные. Лишь гости прибывшие поздравить богатыря с невестой грустили в ожидании и ждали их скорого приезда.

А молва уж разнесла весть по окраинам земли русской. Народ все тянулся и тянулся в Рязань, кто конный шел, а кто пеший. Несмотря на тяжелые и беспокойные времена, множество народу собралось, и все хотели поздравить славного богатыря, что землю русскую хранит.

Наконец появились и Евпатий с Евдокией. Сойдя с лошади, подхватил воевода свою невесту и на руках внес в княжеские палаты, где ожидало их великое торжество. Отовсюду сыпались радушные поздравления, и казалось этому не будет конца. Допоздна затянулось веселье, а народ все не желал расходиться, желал здравия воеводе рязанскому и супруге его.

– За Евпатия и Евдокию! – поднимали кубки гости дорогие, – чтобы мир был в вашем доме и согласие!

– Деток малых, великое множество! – послышалось с другого края стола.

– Спасибо, друзья! Выпьем же за землю Русскую, чтобы стояла она вечно, и воцарился на ней мир и спокойствие! Тогда и в наших домах все будет! – подытожил Евпатий.

Год прошел с тех пор, как было загадано, и земля Рязанская постепенно начала возрождаться. Отдохнул народ от горестной, вредной и разрушительной смуты. Почувствовали люди, что жизнь наступила новая, спокойная. Шла в те годы успешная торговля с дружелюбным соседом. Князь владимирский, следуя заключенному миру, хранил верность рязанскому князю. Раз приехал он с княжеским поклоном и завел долгую беседу, рассказывая о последних делах.

– Слышал я, что-то новое замышляется! – говорил князь Юрий Ингварю.

– Откуда такие известия? – Разочарованно произнес тот, подумав: «Неужели опять пришел конец нашей жизни спокойной?»

– Был я как-то на княжеском сходе, в черниговской земле. Ходят слухи, что появились там новые люди, подговаривающие против нас темные силы.

– Не дает им покоя наш княжеский союз! За спиной их, мол, сговорились, и крамолу для них уготовили.

– Чую Глеба козни это! Никак, подлец, не успокоится. Видать первый урок их не образумил, – рассуждал Ингварь со злобой. – Ну ничего, проймут они истину, не долго им осталось.

– Опасаюсь я, князь, за наше будущее, слишком много вокруг вражеской силы, не дает им покоя земля русская. На востоке злобные болгары наши окраины тревожат. Сдерживают их тамошние войска, только уж силы больно не равные. – Князь Юрий намекал Ингварю, что ему не помешала бы помощь рязанцев в столкновении с мусульманским соседом на пограничных землях.

– Я задумал там строить крепость Нижнюю, при слиянии рек Оки и Волги. Будет она им твердой преградой и защитой наших восточных рубежей.

– Не поскупись князь дружинами, в долгу не останемся. Отобьем врага с востока, и мои воины в твоем распоряжении. Будут биться плечо к плечу рязанцы с Владимирцами, и не одолеть нас вражьей силе.

До полуночи засиделись князья, все думали да прикидывали, как пресечь им планы коварных соседей.

А степь между тем зашевелилась! У Котяна затаилась лютая обида за неудачный прошлогодний поход. И решил половецкий хан собрать новую рать, чтобы снова ударить на северные княжества. Лето 1219-го, стояло жаркое, запылала бескрайняя степь, и положение Котяну казалось безвыходным, нужно было спасать многочисленные стада. Ведь без конницы не бывать и половецкому войску.

– Двинемся на север и горе тому, кто преградит нам путь. Не щадить ни городов, ни сел. Мы накажем Рязань за поругание! – взывал хан.

Братьям, затаившимся среди степняков, это как раз оказалось на руку. После поражения, Константин и Глеб уже не мыслили о чем-то подобном, и боялись показаться на глаза хану.

– Смотри, братуша, как события повернулись. Боле тебе не нужно будет прятаться за бабий подол. – Радовался Глеб. – Не придется в очередной раз убеждать хана на дальний поход.

Тишина легла на степь в ночь перед выступлением. Тяжелый дым костров, пеленой ложился поверх сухого ковыля. Запах конской мочи и свежих шкур, долго не давал уснуть. Константин, положив руку под голову, смотрел на догоравший очаг, и думал о завтрашнем дне. Жена половчанка, льнула к нему сзади, вороша густые черные волосы пытаясь привлечь внимание, но безучастен оставался молодой князь.

Едва рассвет забрезжил над сопками, поднялись половцы, оседлали коней и двинулись к русским границам. По большому конному отряду доверили братьям, но хан строго настрого приказал своим людям следить за ними, чтобы не отбились те по дороге и не задумали чего.

Три дня и три ночи шли половцы, пока не достигли черниговских земель. Река Сейм отделяла их, и дозорные отряды на том берегу зорко следили за передвижением ханских полчищ. Не стал Котян испытывать судьбу, а двинул свои полки параллельно границе. Его целью была Рязанская земля. Казалось, не устоять княжеству против такой тьмы, но не зря велись славные работы по укреплению пограничных рубежей. Разгадал Евпатий, откуда намереваются нанести свой удар поганые. Но и половцы знали об земляных укреплениях, что охраняют южные русские рубежи, только выбора у них не было.

– Гонимые пожарищем, они обозленные, словно черные реки текут к нашим границам. Хан Котян сам стоит во главе войска кипчакского – докладывал князю Ингварю дозорный.

Не раз приходилось Ингварю биться со степняками. Еще в бытность князя Романа, они стояли бок о бок с Черниговцами, именно тогда степь впервые услышала грозное имя Котяна.

– С малых лет его приучали воевать! Еще отец мой рассказывал, как Котян любил смотреть битвы русских богатырей. По примеру нашему, стал он вводить игры и в своем воинстве. Но с тех пор много воды утекло. И эта забава переросла в реальную угрозу для нас, – поведал князь Евпатию.

– Правду молвишь, князь! – произнес с грустью тот. – Земли русские все чаще подвергаются внутренним распрям, и порядку в них нет. От того мы стали легкой добычей для кочевников.

Долгие годы черниговцы первыми принимали на себя удар кочевников. Их граница была самая протяженная и непосредственно примыкала к великой степи. Рязанские города были прикрыты лесами и реками, но и им постоянно грозили степные рати. Черниговцы были богаче своих соседей, поэтому предпочитали более мирный исход– откуп. Политика князя Мстислава была нацелена на замирение с кочевниками, подношением щедрых даров.

– Не бывать тому, чтобы рязанцы платили откуп поганым. Не для того мы растим хлеб и детей наших, создаем семьи и строим города, чтобы отдавать это добро даром. Страх этот в себе нужно побороть, и лучше всего это сделать с мечом в руке! – Евпатий распалялся все сильнее и сильнее, и конь его уже стал ходуном ходить под ним, чувствуя нрав хозяина.

Князь тревожился за Евпатия, уж больно горячий и безрассудный он стал последнее время.

– Аль в семье, что не ладится, воевода? Как супруга-то, Евдокия, не больна, случаем?

Евпатий нахмурился, видно было, что тревожит его что-то, но сказать не решился.

– Образуется, князь, и не такое перемалывали. Ты подумай лучше, где нам неприятеля встретить.

– С часу на час владимирские полки должны подоспеть, тогда и определимся. У тебя есть какое-то предложение?

– Предложение есть, да обмозговать требуется. А хочу я, князь, выйти врагу навстречу, и преградить ему путь на землю нашу.

– На чужой земле биться предлагаешь?

– На чужой, князь! Чтобы за нашей спиной была родина, непоруганная и земля рязанская, не истоптанная копытами вражескими. Перейдем Дон, да и встретим степняков на окраине Червленого яра.

– А успеем ли? Уж к Сосне Котян вышел и движется в нашем направлении, доложили уж мне.

– Успеем, князь! Должны успеть! А войдут в наши края вороги, не сможем им оказать сопротивления достойного.

– Посмотреть бы место предстоящей битвы? Сомневаюсь я, что оно удачное.

– Не сомневайся, князь! Те края уже давно мной изведаны. И место то удачное. Коли выдержим первый натиск кочевников, значит быть нашей победе.

– Будь по-твоему, Евпатий! Не знал бы тебя, не поверил бы словам твоим.

– Устала земля Русская от пролитой крови! Не проходит и года в спокойствии, как новая беда надвигается! – жаловался князь Евпатию, приводил в пример европейские страны, что жили в мире и спокойствии.

– Не гоже их в пример ставить, князь! Что нам империи и королевства, не знают многие из них нужды, не вторгались давно в их края свирепые полчища. Меж собой лишь они грызутся. Русь наша– это щит Европы, что от ворогов их прикрывает. Сколь прошло по земле нашей всякого люда?! Мало кто с миром! Огнем и мечем норовили стереть с земли племя русское, но не под силу оказалось им! Растворились в небытие.

За разговорами прошло время. К вечеру подошли владимирские полки и выстроились на берегу Дона, на закате сверкая позолотой кольчуг и шеломов. Их красные плащи и стяги развивались на ветру. Воевода Еремей бил поклон Ингварю.

– Князь Юрий, в знак верной дружбы, послал нас к тебе на подмогу, князь.

– Как вернетесь, передай князю мой низкий поклон. – Сказал Ингварь.

– Эхх! Кабы знать, что вернемся!

– Не сомневайся, Еремей, обязательно вернемся! – подхватил Евпатий.

Оставив позади крепостные стены Донкова, объединенное Рязанско-Владимирское войско двинулось навстречу неприятелю. Двигаясь по обеим сторонам Дона, они все дальше и дальше удалялись от родных мест. Все здесь было чужое, даже природа изменила свой облик. Густые леса, кусты и трава, произраставшие в северных и центральных княжествах, сменялись сдержанной растительностью южных мест, на фоне широких полей и лугов. Войско роптало, покидая родную сторонку. С грустью оглядываясь назад в надежде скорого возвращения, дружинники подбадривали друг друга, шутя в адрес неприятеля. Солнце палило, и воздух дрожал от зноя. Евпатий приказал не удаляться от реки, боясь сморить воинов и коней.

– Сколько еще нам плутать, воевода? – роптало войско.

– Потерпите, братцы. Скоро!

Подойдя к тому месту, где в Дон впадала река Красная меча, навстречу русским ратям, вышел небольшой конный отряд.

– Кто вы такие, и откуда? – спросил Евпатий.

Из Ельца, спешим предупредить князя рязанского, что половцы уже в десяти верстах от города.

– Скоро ли они окажутся при слиянии Сосны и Дона? – спросил Евпатий все у того же воина, что вел свой отряд.

– Войско ихнее растянулось верст на пять не меньше. Волы с обозами плетутся в хвосте. Мы ведем их с тех пор как они вошли на черниговскую землю. Они сбавили ход, поэтому, раньше, чем к утру, к Дону не выйдут.

– Все же впустил их Мстислав на свою землю! – возмутился Евпатий.

– Он мог и не знать этого. Черниговская земля большая.

– Выгораживаешь ты его, княже!

Ингварь улыбнулся и добавил: – Будет тебе! Давай лучше подумаем, сможем ли к утру занять позиции вперед неприятеля.

– К утру, значит! – Евпатий поразмыслил, – расстояние примерно равное! Эх, молодцы Ельчане, хорошую службу нам сослужили. Теперь мы знаем, где войско неприятельское. Нужно попробовать его задержать. Что скажешь, княже?! – обратился он к Ингварю, увидев его задумчивый взгляд.

– А ведь жители Ельца нам обязаны! Когда-то и рязанские воины положили головы, за их свободу, настало время расплаты! – произнес князь.

– Не забыли мы тех времен, княже! Я лично бился бок о бок с отцом тваво воеводы! – раздался чей-то голос. На рыжем коне, слегка в сторонке от всех сидел богатырь в золоченой кольчуге. Красное корзно покрывало его крутые плечи. Из-под седых бровей смотрели грозные черные очи. Погладив бороду, он ехидно улыбнулся, и объехал вокруг Евпатия.

– Похож, нечего сказать! Вылитый отец! И рост, и осанка, – весь в него.

– Представься и ты! Раз знаком тебе род наш.

– Буривой мое имя! Родом из Пронска. Состоял в дружине Всесеслава!

– Как же ты оказался среди черниговских?

– Долго сказывать! Только не по своей воле это.

– А все же? Раз вызвался, договаривай!

– А ты, я гляжу, настойчивый! – и богатырь коротко поведал Евпатию свою историю, о том, как еще при князе Романе, они попали в ловушку, устроенную Всеволодом…

– А после пяти лет заточения, вернувшись на родину, я был изгнан Пронскими князьями Владимировичами, что сейчас движутся на вас, во главе войска половецкого.

– Вот так совпадение! – Изумился Евпатий. – Выходит, не меньше нашего хочешь поквитаться с нашим общим врагом!

– Приму за честь! И не пожалею живота своего, чтобы отомстить предателям!

– Вот и славно! Тогда слушайте сюда… – и Евпатий поведал черниговцам план, как лучше задержать неприятельские полки.

В половецком стане меж тем шло веселье. Предвкушали кипчаки скорую победу, а хан Котян их подбадривал. Разбив лагерь в десяти верстах, от того места где остановились рязанцы, он дал отдых своим войскам перед предстоящей битвой. Отправив вперед дозорные отряды, чтобы выяснить обстановку, Котян, расположившись в своем шатре, на удобном ложе, ожидал известий. Но напрасно он надеялся, люди его уже лежали мертвые. В трех верстах севернее своего лагеря, они наткнулись на полки Черниговцев под командованием Буривого. Богатырь ни оставил им никакого шанса, окружив и уничтожив малочисленный отряд. Сами Черниговцы, обходя лагерь половцев с севера, незаметно зашли им в тыл. Разгромив вражеские обозы, они, не ввязываясь в сражение, небольшими «уколами», уничтожали отдельные группы степняков, и уходили обратно в леса. Брошенные на их поимку половецкие полки, вернулись ни с чем.

– Хан! Неподалеку от лагеря, найден перебитый дозорный отряд, посланный тобой в дозор. – Докладывали кипчаки.

Взревев от ярости, Котян приказал любыми способами поймать и уничтожить этих разбойников.

– Я не могу начинать битву, пока у меня в стане неспокойно!

Пока степняки рыскали по рощам и дубравам, пытаясь напасть на след черниговского отряда, те уже вернулись назад, и ожидали скорого подхода русских ратей.

Таким образом, исполнился задуманный Евпатием план, задержавший половцев, и не давший им возможности опередить подход русских полков. На рассвете объединенное русское войско заняло удобную позицию на холме, недалеко от реки. Началось построение. Черниговцы и Владимирцы образовали полк левой и правой руки. Они состояли главным образом из лучников, и прикрывали склоны холма. Главный полк, которым командовал Рязанский князь, состоял из тяжелой конницы и копейщиков, которые в случае неудачного прорыва, должны были сдержать ответную атаку неприятеля. Все было готово для встречи неприятеля. Утренние солнечные лучи осветили русскую равнину и все русское воинство, что преградило путь неприятелю на родную землю. Хан Котян увидел грозную силу, с которой ему предстояло сразиться. Половцы же беспорядочным табуном рассредоточились на равнине. Ослепляемые восходящим солнцем, они оказались в неудобном положении. Напряженные минуты наступили, и зловещее молчание повисло над равниной Дона, лишь шелест волн о крутые берега, да посапывание лошадей нарушало тишину перед битвой.

– Ну! Пора начинать, княже! – произнес Евпатий.

По команде, передовые отряды русской конницы расступились, и на переднем краю показались лучники и метательные орудия. Первый залп, был мощный и неожиданный и пришелся в самый центр половецких полков, образовав в обороне противника большую брешь. Спешно выводя конницу из-под удара, Котян задействовал лучников. Ответный удар степняков, был тоже внушительный. Мощные самострелы были приведены в действие. Трехметровые копья с острыми, тяжелыми наконечниками, насквозь пробивали русские щиты. Но выстояли русские полки и двинулись в атаку. Молниеносным ударом русская конница смяла правый край полков ханских и устремилась в центр. Сотрясая землю и вздымая густую пыль, неслись русские ратники с копьями наперевес в лоб половецким полкам. Сокрушительный удар рязанской конницы смял передовые ханские позиции. Образовалась глубокая впадина в неприятельской обороне.

– Нужно поддержать земляков! – Закричал Евпатий и вместе с Еремеем и Владимирскими полками устремился на правый край обороны степняков, которым командовали Константин и Глеб. Отчаянной атакой встретили кипчаки Владимирцев. Никак не удавалось Евпатию достать братьев. Конница Никиты начала вязнуть в затяжном бою и Евпатий велел срочно выводить ее из центра и занимать удобную позицию. Отведя угрозу от своей конницы, Евпатий и Еремей ослабили натиск на правый край половецкой обороны и вернулись на исходные позиции.

– Ну что, не удается потеснить врага? – спрашивал Ингварь, пользуясь минутой затишья.

– Если только немного. Но первый удар лишил врага значительных сил. Котян не ожидал этого. Видишь, как суетится. -Котян метался среди своих полков, пытаясь закрыть прорехи.

– Нам тоже нужно хорошо продумать дальнейшие действия.

Оценивая позиции врага, Евпатий во что бы то ни стало, хотел пленить Константина и Глеба. В ту же минуту он поделился своими мыслями с Никитой.

– Плохая идея, дружище! Мы едва избежали окружения, а ты что предлагаешь…? – возмутился тот.

– Никитушка, друг мой! – умолял Евпатий. Нужно захватить этих негодяев! Рязанский народ должен по-своему расквитаться с предателями родной земли.

– Но как, Евпатий? Войско и так отдало немало сил, чтобы потеснить врага.

– Я знаю, но постарайтесь. Я со своим полком, отвлеку на себя часть сил противника, а ты с конным отрядом, пройдешь вон тем леском, – Евпатий указал на небольшую дубраву, тянувшуюся вдоль берега, – и зайдете с тылу.

Никита долго думал над опасным предложением друга, но все же согласился. Повернув конницу, он спустился с холма к самому берегу реки, и пройдя с полверсты, скрываемый тенью деревьев, зашел в тыл правого края половецкого войска. Дружина Евпатия приняла на себя весь натиск противника, задействовав засадный княжеский полк. Ингварь так же с трудом принял безумную идею своего воеводы. Ведь засадный полк, это последняя надежда в битве. Главный расчет был на внезапность.

Удар Русской конницы, там, где его не ждали, внес беспорядок в ряды степняков. Вдавив правый край в центр их войска, конница Никиты спутала планы неприятеля. Началась неразбериха. Половцы в панике начали разворачивать конницу, но узость пространства, не позволяла им выполнить маневр. Давя друг друга, степняки пятились к реке. Угроза нависла над всем половецким войском. Котян сам встал у руководства войска. Освободив пути отступления для элитного войска, он бросил в образовавшуюся брешь оставшиеся у него резервы. Почуяв неладное, братья, прикрываясь сражающимися ханскими отрядами, отступали на безопасные участки. Конница Никиты вновь не смогла прорваться к цели, подошедшие силы половцев вынудили его отступить. Умный и расчетливый Никита не стал рисковать, и поворотил полки назад, выйдя из окружения практически без потерь.

– Не беда! Не получилось в этот раз, получится в другой. Мы обязательно их достанем! – Не терял надежду Евпатий.

– Горячий ты парень, как я погляжу! – смеялся Буревой. Нынче и так жарковато, пришло время остудить наши головы.

Решающего перелома в битве не произошло. Изрядно потрепав ряды степняков, русские воины, решив сделать передышку, перешли к обороне. Ощетинившись длинными копьями, ратники заняли позиции на подъеме. Это не давало возможности вражеской коннице сходу прорваться. И когда половцы после небольшой передышки снова пошли в атаку, то встретили достойный отпор. Сотни копий своим острием протыкали людские и лошадиные тела. Сбрасывая врага с лошадей, ратники добивали их мечами и топорами. Кровь ручьями потекла по склону, и воды Дона обагрились. Котян бросал и бросал вперед свежие силы, пытаясь переломить ход сражение в свою пользу. Неприступной твердыней оказались на пути степняков построенные Евпатием боевые порядки русской дружины. Отбив все яростные атаки половцев, русские воины, перестроившись, двинулись на неприятеля. Прижимая его главные силы к реке, дружина Евпатия пыталась расколоть ханские войска на мелкие группы.

– Так их легче будет уничтожить! – перекрикивая шум боя, взывал Евпатий. – Бейте нещадно поганых и не давайте им опомниться!

Сражаясь наравне со всеми, Евпатий задавал темп битве, увлекая товарищей в центр сражения, и поднимая боевой дух воинства.

К исходу дня расчлененное и обессиленное половецкое войско, начало отступать разрозненными отрядами. Под натиском русских воинов, их отступление превратилось в бегство. Рязанская и Владимирская конница, преследуя неприятеля, гнала его обратно в свое логово. Хан Котян, чтобы избежать плена, пожертвовал даже своими элитными частями, бросив в бой последний резерв, только лишь, чтобы беспрепятственно скрыться. И это ему удалось. Русичи потеряли его след. Переправившись через реки Дон и Воронеж, с остатками своего войска, он ушел глубоко в степи.

Константин, с остатками баскартова войска, ушел в сторону Курска, бросив раненого брата. Истекающий кровью Глеб, еще три дня бродил в одиночестве по бескрайним половецким степям, пытаясь выйти к войскам Котяна. Но те, как будто специально избегали его, не показываясь ему на глаза. Израненный, обессиленный, он наконец набрел на небольшой отряд кипчаков, который вел на водопой своих коней.

– Эй! Сюда! Помогите мне! – закричал Глеб и помахал рукой.

Степняки заприметили его, и двое из них направились в сторону Глеба. Не останавливаясь, на полном скаку, один из них выхватил меч и срубил голову бывшему рязанскому князю, а другой, подхватил ее и сунул в мешок, который болтался на боку его лошади. Так прервалась жизнь заклятого врага Евпатия, который был повинен в смерти многих великих мужей рязанских, и получил сполна за все то зло, что причинил земле русской.