Читать книгу Геврал - Антон Балакин - Страница 1

Часть 1. ЗВЁЗДЫ И ТЕРНИИ

1. Экспедиция

Астрономический объект:            Марс_

Гравитационный родитель:            Солнце_

Среднее расстояние от звезды:      228 млн. км_

Средний радиус:                  3389,5 км_

Период вращения:                  24 земных часа 37 минут_

Период обращения:                  668,6 солнечных суток (687 земных)_

Ускорение свободного падения:       0,378 g (экватор)_

Температура на поверхности:      от −153 °C до 35 °C, средняя: −63 °C_

Состав атмосферы:                  95,3% CO2, 2,7% N2, 1,6% Ar_

Естественные спутники:            2_

30 мая 2152 года, 75.00. Марс, уступ нагорья Элизий. 26°50′ северной широты, 146°38′ восточной долготы_

Марс простирался впереди во всей своей холодной бесстрастной молчаливости. Далёкое солнце, клонившееся к закату, бросало свои слабые бледные лучи на древнюю безжизненную возвышенность, по которой, поднимая за собой пыль, продвигался вездеход. На западе, частично закрывая обзор, стремилась в оранжево-коричневое небо гигантская гора высотой в полтора десятка километров, вершина которой терялась в атмосферной дымке – давно потухший щитовой вулкан Elysium Mons.

Два человека в кабине сверялись с приборами и изредка перебрасывались фразой-другой, думая каждый о своём. За рулём машины, отлично защищённой от внешних воздействий и оборудованной полной системой жизнеобеспечения, сейчас находился Зейн Геврал, механик и навигатор, в возрасте пятидесяти семи земных лет. Кентор, двадцатишестилетний исследователь, сидел на месте штурмана, сверяя маршрут по голографическому планшету. Сегодня их задачей была разведка нагорья и окрестностей каньона Элизий, слабо изученной области к северо-западу от базы Совета Гевралов.

Кентор следил за прямой линией маршрута, медленно удлинявшейся на светящемся виртуальном мониторе по мере продвижения вездехода. Орбитальный спутник принимал сигнал их радиомаяка, позволяя осуществлять трекинг местоположения с высокой точностью. Операторы Совета получали данные о расположении всех машин за пределами базы в реальном времени, и в случае внештатной ситуации помощь подоспела бы в течение примерно минут тридцати. Тем не менее, расслабляться не следовало: вне купола базы с установками, постоянно нагнетающими кислород, повреждение автономной системы воздухоснабжения могло быстро стать фатальным.

Человек впервые ступил на Марс сто одиннадцать земных лет назад. Тогда это было величайшим достижением, расширяющим горизонты возможного, но с точки зрения дня сегодняшнего это была безумно опасная, плохо подготовленная одиночная вылазка, которая могла и едва не стоила героическим первопроходцам жизни.

Как и Зейн, Кентор родился и вырос здесь, на Марсе. Он привык к миру, в котором воздух был первичной, жизненно важной ценностью, за наличием которой нужно было следить постоянно. Несмотря на то, что он был однажды на Земле, где кислород присутствовал в изобилии и считался чем-то само собой разумеющимся, тогда он за три с половиной месяца так и не смог привыкнуть к тому странному, тяжёлому миру, где можно было выйти наружу, не думая о скафандре, – к прародине человечества.

– У нас чуть больше одной десятой до возвращения, – сказал Зейн, всматриваясь в облако ржавой пыли, поднятое колёсами вездехода и по прихоти меняющего направление слабого марсианского ветерка настигшее машину сзади. – Успеем до темноты сделать снимки и трёхмерные сканы для карты высот; образцы породы оставим на следующий заход, это сейчас не к спеху.

Кентор кивнул. “Одной десятой” у Гевралов назывался час, или десятая часть сола, иначе марсианских солнечных суток. Десятая составляла два земных часа и 28 минут. Полный же сол делился на сто отрезков примерно по 15 минут. Измерение времени в десятичной системе счисления было давним решением, принятым ещё в год основания Совета. Это позволяло эффективнее планировать миссии на поверхности, зависящие от точного расчёта необходимого объёма кислорода, и при критических ситуациях навскидку вычислять процент времени от целого, занимаемый любым процессом. Вся марсианская техника, от наручных часов до сложнейших вычислительных систем, использовала десятичное время. Посетив Землю лишь раз, Кентор поначалу с большим трудом пытался привыкнуть к странному древнему делению суток. За тысячелетия существования цивилизации люди приняли огромное число соглашений и договорённостей, чаще всего касающихся войны. Так неужели же нельзя было хоть раз собрать совет ведущих учёных и навсегда закрепить рациональную систему измерения времени? Марсианину – Гевралу – это казалось непостижимым…

Внезапно мощный толчок швырнул путешественников навстречу лобовому стеклу машины, и лишь ремни безопасности позволили избежать удара с неизбежным сокрушением шлемов скафандра. Кентор инстинктивно отпрянул назад, выронив планшет и прижавшись к спинке сиденья. Он быстро сообразил, что передняя пара колёс вездехода провалилась.

– Зейн, скорее, сдай назад! – крикнул он.

Это было излишнее предупреждение. Опытный водитель уже пытался выправить машину и удержать её от сползания в невидимый из-за клубящейся пыли провал грунта впереди. Марсоход завис на несколько мгновений в промежуточной точке между падением и равновесием, двигатель почти мгновенно вдвое увеличил обороты, повинуясь приказу Зейна – полный назад – и оба человека судорожно вцепились перчатками с пневматическими усилителями в подлокотники своих кресел. Затем провалилась вторая колёсная пара, и машину снова резко тряхнуло. Пытаясь избежать кувырка через яму и переворачивания вездехода, Зейн заглушил двигатель. Кентор стремительно выкинул руку вперёд, указательным пальцем ткнул в голограмму с изображением сенсора, включающего передатчик, и позвал:

– Оператор! Машина 16! Каньон Элизий. У нас…

В этот момент корка мёрзлого грунта под вездеходом обвалилась, и машина с людьми почти горизонтально рухнула на десять метров вниз, в древнюю лавовую трубку.

Едва очнувшись, Кентор вскинул руку, вызвав голографический монитор, и проверил целостность скафандра. Удивительно, но он не был повреждён. Вокруг, по всему периметру затемнённой кабины, горели красные огни аварийной системы жизнеобеспечения. Значит, основная отключилась после удара, и питание подаётся от резервной батареи. В экономичном режиме можно было ожидать помощи в течение сола, не рискуя погибнуть от переохлаждения. Если только герметичность самой кабины не была нарушена.

С трудом повернув голову и подавив резко возникший приступ тошноты, Кентор обнаружил, что Зейн полулежит в соседнем кресле с открытыми глазами. Сердце захолонуло от ожидания худшего, но в этот момент Зейн сам повернулся в его сторону и слабо улыбнулся в полутьме.

– Я вроде в порядке, – с облегчением произнёс Кентор. – А ты как?

– Отлично, – весело ответил Зейн. – Наконец-то можно как следует отдохнуть. Как думаешь, где мы?

– Скорее всего, в вулканическом тоннеле. Видимо, когда миллиард лет назад тут были извержения, поток лавы сверху затвердел, но под коркой ещё долго текла раскалённая река. Мы проломили “крышку” в тонком месте своим весом, и сейчас лежим как раз в русле этой бывшей реки.

– Да, очень похоже на то. Здесь не работает спутниковая связь. Я запущу дрон, посмотрим, можно ли вылезти самим.

Позади исследователей раскрылись створки небольшого отсека, и из неподвижной глыбы вездехода выскользнул наружу летающий робот. Вместо винтов, неэффективных в разрежённой марсианской атмосфере, он использовал небольшие ускорители, работающие на углекислом газе. Дрон поджал под себя механические лапки, оснащённые сильными пружинами, подобрался и прыгнул под свод пещеры, включив двигатели. Перед путешественниками в кабине развернулся виртуальный монитор с картинкой, которую видели инфракрасные “глаза” робота.

– Что там с диагностикой? – рассматривая движущееся изображение потолка и стен пещеры, спросил Кентор.

– Машина плотно сидит в обломках. Передняя ось переломилась, разбиты почти все передние осветители, оставшиеся повреждены, поэтому я до сих пор и не включил здесь свет. Основное жизнеобеспечение отключилось; что-то с электроникой реактора, сработала защита, и компьютер перевёл его в режим гибернации. Корпус нигде не пробит, утечек нет. Напомни, ты успел отправить SOS Совету?

– Не уверен, что они услышали. Хотя у оператора должна была пропасть наша метка с трекера; они вышлют помощь в место нашего последнего обнаружения.

– Спасибо спутниковой сетке! Но уже 95.04 – оказывается, мы пролежали в отключке довольно долго, и солнце зашло.

– Это не очень хорошо, но ситуация не безнадёжна: если они в курсе, что у нас происшествие, они не будут ждать утра… стоп, что это? Смотри!

На виртуальном экране на фоне тёмно-фиолетовых сводов лавовой трубки промелькнули очертания неопределённой ярко-голубой массы.

– Вижу! Что-то странное. Оно было теплее окружения примерно на тридцать градусов Цельсия. Я попробую вернуть дрон.

Зейн призывно пощёлкал пальцами, точно приманивая воробья.

Кентор снова почувствовал подкатывающую тошноту и непонятную тяжесть в висках. Сердце как будто сдавило невидимым грузом. Он ощутил, как на спине под скафандром выступает неприятный холодный пот.

– Это… что ещё? – хрипло произнёс Зейн прямо в динамик.

В этот момент для исследователей стало очевидным, что пещера вовсе не пуста.

2. Люди Марса

Первая постоянная марсианская колония была основана спустя сорок восемь лет после первой высадки, когда сразу три огромных корабля с улучшенными, прошедшими многолетние испытания двигателями доставили учёных, инженеров и обычных мечтателей на бесплодную проржавленную терра инкогнита. Три сотни землян, покинувших родную планету навсегда, чтобы дать начало новому человеческому миру. Позже ещё свыше семисот космических экспертов и энтузиастов науки присоединились к программе колонизации.

Именно эти люди впоследствии основали Совет Гевралов. Он был неизмеримо большим, чем просто собрание учёных – это было научно-государственное образование, поочерёдно возглавляемое ведущими исследователями, каждый из которых был признанным экспертом в своей области. Лидеры Совета избирались всеобщим голосованием на десять марсианских лет и становились мозговыми центрами всей колонии, определявшими одну приоритетную Миссию на текущий условный этап научного развития, но не забывая о нуждах поселения и сопутствующем изучении ещё непознанной планеты. Понятие власти в земном определении, связанном с обладанием привилегиями и роскошью, на Марсе утратило смысл. Все колонисты были равны как граждане-учёные, директор же скорее исполнял функции контроля и анализа исследований, распределения ресурсов и вычислительных сил. Марсиане намеренно отказались от денежной экономики – что поначалу немало раздражало земные правительства, соблюдавшие перед ООН обязательство по регулярным поставкам провизии развивающемуся городу; каждый имел право на предоставление доли любых ресурсов, имевшихся в колонии, исходя из своей реальной насущной потребности. Научный директорат (а по сути, технократическая форма непрямой демократии) представлялся теперь всем без исключения поселенцам самой подходящей формой управления вдали от родной Земли, там, где только от твёрдых фактов, всеобщей взаимопомощи и уровня владения научным знанием зависело дальнейшее выживание и благополучие. Сейчас, спустя шесть десятилетий существования Совета, второе имя его первого лидера – Геврал – уже воспринималось всеми почти как нарицательное, как синоним слова “исследователь”. Эту псевдо-фамилию отец Кентора просто придумал, взяв её себе в первый год после прилёта в поселение, сам ещё будучи мечтательным юным инженером-выпускником. Он считал, что новому миру должны принадлежать и новые имена, чистые от земных национальных принадлежностей и связей с мифологией тех или иных государств, и одно из таких новых имён получил Кентор. Эта мысль понравилась многим и прижилась; впоследствии называть себя Гевралами стали и те, кто не был связан родственными узами с его отцом. Первые марсиане, дети, рождённые пришельцами с Земли, получили имена, свободные от древней земной семантики, изобретённые родителями в соответствии с этой идеей “колония как чистый лист”, и стали Гевралами – любознательными учёными, собратьями по исследовательскому духу.

А уж любопытства – главного двигателя рода человеческого – им было не занимать…

3. Угроза

Два человека в вездеходе отчётливо ощущали непонятный, нарастающий дискомфорт. Дыхание становилось затруднённым, хотя воздух в машине, согласно приборам, был по-прежнему чист. Словно что-то тяжёлое, но невидимое навалилось на грудь, сдавливая органы.

На мониторе данных с дрона вновь мелькнула ярко-голубая бесформенная масса, исчезла из угла обзора, затем снова вернулась и замерла посередине. На этот раз рядом с её центром стали отчётливо видны два симметрично расположенных пульсирующих зеленоватых участка. Сама аномалия внезапно изогнулась, изменив очертания, вытягиваясь навстречу роботу подобно огромному призрачному слизняку.

– Живое! – изумлённо выдохнул Кентор. Он внезапно осознал, что никем ранее не виданное подземное создание находится совсем рядом, практически перед кабиной, где полулежали двое людей, такие беспомощные перед неизвестным, ограниченные бесконечной надеждой на свои высокие технологии и совершенно не готовые психологически к их бесполезности.

Вдруг откуда-то из глубины существа Кентора поднялся животный ужас. Он мгновенно возник из ниоткуда, как и предательская слабость во всех мышцах, и сковал молодого исследователя целиком. Не в силах сдвинуться с места из-за внезапной немощи, охватившей конечности, он слышал собственное участившееся сердцебиение и в панике наблюдал за тем, как в такт ударам его сердца быстро сокращаются два зелёных островка в теле неведомого пришельца, выгнувшегося дугой на тепловой карте. Оно определённо тянулось им навстречу, каким-то образом отлично чувствуя их присутствие через кабину, так же как и сами люди теперь болезненно ощущали это создание. Передняя часть существа ритмично раскачивалась. Кентор обнаружил, что язык не слушается его, и он не в силах пошевелить даже пальцем, чтобы как-то повлиять на ситуацию. Его прошиб ледяной пот. Судя по напряженному молчанию и отрывистому дыханию Зейна, с ним творилось то же самое. Молчаливая борьба давалась старшему товарищу ещё тяжелее.

Таинственный “слизень” гипнотически покачивался, будто набрасывая невидимые петли подкашивающей дурноты на шеи Гевралов с каждым отточенным движением того, что должно было быть его головной частью. Безмолвная угроза ясно читалась обездвиженными исследователями в этих зловещих, размеренных изгибах. Дрон продолжал снимать его с близкой дистанции, вероятнее всего, вторгаясь при этом на территорию существа и провоцируя в ответ агрессивное поведение. Но отозвать машину подальше уже не хватало сил.

Кентор ощутил, что периодически на несколько мгновений теряет сознание. Его мозг словно засыпал, и на то, чтобы вырваться из дремоты, требовалось каждый раз чуть больше сознательного усилия, а воля его пропорционально убывала. По всем нервным центрам тела словно пробегали слабые электрические разряды, неприятные покалывания цепочками перемещались от кончиков пальцев к спинному мозгу. Он заставил себя отвести взгляд от чудовища, превозмогая приступы тошноты. Это помогло остаться в полубессознательном состоянии ещё несколько спасительных секунд, но контроль над телом не вернуло.

Инстинктивный страх от осознания неминуемой смерти пробрался в сознание Кентора. Конечно, он знал о редких трагических событиях в ходе других миссий Совета, сталкивался с гибелью людей на Марсе и ранее, но никогда прежде не приходилось ему так остро прочувствовать хрупкость собственной жизни и осознать, что он сам стоит над этой тёмной пропастью, еле держась – на том самом пределе, за которым вся наука мира перестаёт служить ему спасительным маяком.

Зейн страшно, протяжно выдохнул, словно из его лёгких разом вышел весь воздух. И в этот, казавшийся последним, миг по крыше кабины загрохотали падающие с поверхности камни. Существо резко отпрянуло назад, исчезнув из поля обзора, и Кентор сильно вздрогнул – все его мышцы как будто были сведены судорогой и теперь расслабились одновременно, и тело обмякло на сиденье. Старший Геврал вновь отрывисто и хрипло дышал, что оставляло теперь надежду на лучший исход.

Через укреплённое стекло вездехода в кабину полился сверху ровный свет прожекторов. Над машиной, проникнув сквозь пролом в лавовой трубке, завис ещё один, более крупный дрон – поисковый аппарат Совета, оборудованный герметизирующейся капсулой для перевозки раненых. Мгновение спустя его радиомодуль взял на себя функцию ретранслятора сигнала для вездехода, и в динамиках раздался голос оператора:

– Машина шестнадцать! Вы целы? Есть кислород? Можете передвигаться?

– Да… – донёсся в ответ слабый голос Зейна. Было слышно, что он с большим трудом шевелит языком. – Нужен… транспорт.

– Юни Геврал поможет вам добраться, удачного полёта!

Прямо над головой Кентора, через прочную крышу вездехода, раздался звук приземления человеческого тела. Затем спрыгнувший из медицинской капсулы заглянул в окно, посветив внутрь фонарём. Несмотря на головокружение и слабость, исследователь смог разглядеть молодую девушку в лёгком скафандре медицинской службы Совета.

– Привет! – бодрым голосом произнесла она. – Я получила автотелеметрию с передатчика вашей машины, и у вас до сих пор есть атмосфера, но сейчас она вам больше не пригодится. Сможете сами открыть дверь и выйти?

– Да… Опасность… – с усилием прошептал Кентор в микрофон. – Держите… оружие… при… себе.

Медик насторожилась, несмотря на изумление. При крайне низком уровне преступности и отсутствии (ранее известных) форм жизни, в миссиях Совета ионное оружие использовалось лишь в исключительных ситуациях, причём чаще всего не по прямому назначению, а как технический инструмент. По этой причине исследователи и врачи не носили оружие в кобуре; оно хранилось в кабинах машин, где с большей вероятностью могло пригодиться в случае аварии.

Несмотря на опасения Кентора, повторного нападения не случилось. Лишь спустя несколько минут, в течение которых жизнь медика неминуемо подвергалась риску, ему удалось связно объяснить, что атака может быть стремительной и дистанционной. Приняв во внимание предостережение, девушка не выпускала из руки пистолет, но неизвестное существо не осмелилось снова приблизиться и переступить защитный круг, образованный лучом прожектора. Очевидно, оно предпочло отступить вглубь, воспользовавшись проходом в древнюю систему пещер.

Примерно через полчаса Гевралам удалось, хоть и с большим трудом и не без помощи Юни, выбраться из машины и погрузиться в опущенную на дно трубки медицинскую капсулу. Маленький летающий робот, выполнив осмотр ближайших окрестностей подземелья, предусмотрительно переместился в неё же. Когда дверь компактного шлюза загерметизировалась, и декомпрессия была проведена, транспортный дрон активировал автопилот, включил CO2-ускорители и ловко выпрыгнул из пробоины в крыше пещеры, легко взмыв в туманное ночное небо Марса. Сверху на него лился мягкий свет, отражённый от двух лун с неровными очертаниями, крупного булыжника Фобоса и меньшего камешка Деймоса, быстро двигавшихся по небосклону навстречу друг другу. Казалось, они должны были разминуться как раз над гигантским блестящим куполом, покрывающим Элизиум, город первых колонистов.

4. Элизиум

Первый настоящий марсианский мегаполис занимал внутреннее пространство чашеобразного ударного кратера средней величины, приподнятые края которого, пронизанные транспортными тоннелями, служили одновременно естественными защитными валами и круговой опорой, поддерживающей основание огромного прозрачного геодезического купола. Главная База Совета в самом его сердце представляла собой городской комплекс, состоящий из соединённых пешеходными мостами построек, практически полностью напечатанных трёхмерными принтерами из марсианского грунта. Каждое из этих строений накрывал собственный малый, причудливо изогнутый купол из адаптивного бетона с высоким содержанием углеродных нанотрубок. Это позволяло одновременно обеспечивать дополнительную защиту от проникающей радиации и высокую прочность конструкции. В центре метеоритной воронки, на возвышенности, образовавшейся в месте древнего удара и когда-то служившей источником добычи иридия, осмия, платины и палладия, а теперь превращённой в плато, располагалось самое высокое здание Элизиума. Это был несущий остов высотой в сто этажей, со шпилем, пронизывающим купол – штаб-квартира Совета, где вся собранная специалистами каждого профиля информация анализировалась и сохранялась в комплексном виде. Голографический проектор отрисовывал в небе над городом горизонтально вращающийся вокруг оси символ первой волны колонизации Солнечной системы, ставший за долгие годы эмблемой Совета Гевралов: серебряный полумесяц убывающей земной луны, между концами которого, обращёнными к востоку, мерцала манящая красная звёздочка Марса.

В 2089 году одиночные экспедиции на Марс закончились: прибыла первая группа постоянных поселенцев, которые оборудовали для жизни систему пещер и позже строили Элизиум. Об этом периоде напоминала широкая бетонная дорога под открытым небом, ведущая к покрытым вездесущей рыжей пылью ракетным ангарам, напротив которых был возведён современный космодром. Часть гигантских пустых баков для ракетного топлива, окружающих эту зону, была заметно тронута коррозией – возможно, они так и простояли здесь с самого Дня Переселения. Строительство Элизиума началось через один земной год, спустя сорок девять лет после первого визита человека на Красную планету. До полного завершения строительных работ в 2113 году прибывшие с Земли жили сначала в модульных конструкциях, и теперь стоящих под открытым небом (сейчас это поселение находилось возле самой внешней границы купола и было оборудовано под музей), а затем в нынешнем подповерхностном комплексе, состоящем из нескольких объединённых в общую систему, укреплённых адаптобетоном и дополненных внутренними перегородками лавовых трубок. Пещерный город, как его называли и поныне, к середине семидесятых имел оборудованные воздушными шлюзами выходы наружу и постепенно соединялся с возводимыми там малыми транспортно-разгрузочными, научными, оранжерейными и впоследствии даже биомными и прогулочными куполами. По мере прибытия на постоянное место жительства новых специалистов территория, занимаемая подземным комплексом, всё увеличивалась. Люди для смеха поговаривали, что прилетели на другую планету, чтобы прожить всю оставшуюся жизнь в метрополитене, и в начале XXII века эта шутка отчасти стала правдой: “Пещеры” обзавелись первой веткой метро, соединившей станциями два наиболее отдалённых конца узкого тоннеля. Сейчас веток уже было две; ориентированные на основные стороны горизонта и продлённые, они выходили за пределы Главного купола и оканчивались грузовыми терминалами с вместительными аирлоками.

Возле каждого из шлюзов, где часть тоннелей выходила за городской кратер и тянулась над поверхностью ещё около трёхсот метров, накрытая козырьком из естественных твёрдых пород или адаптобетона, по одну сторону от полотна магнитного пути были расположены обширные пункты распределения провизии и материалов, а по другую – системы накопления и хранения энергии, смежные с куполом и граничащие с центром переработки органических отходов. Здесь же находились конечные остановки поездов, использовавших для движения принцип магнитной левитации. Два подвижных состава имели всего по паре пассажирских вагонов и по восемь грузовых платформ, поскольку регулярно использовались в основном для переброски продукции между складом и жилыми районами по экранированному от электромагнитных помех каналу. Вторым по популярности видом транспорта, позволявшим Гевралам перемещаться по Элизиуму, были винтовые капсульные дроны, идеально приспособленные маневрировать в кислородной среде, вертикально взлетать и садиться на любые небольшие площадки. Глубоко в тоннелях, между районами и зданиями эти быстрые машины сменялись ещё более индивидуальными колёсными средствами передвижения – полуоткрытыми креслами с автопилотом, движущимися со скоростями в пределах 10 километров в час по нескольким специальным, разветвлённым наподобие рельсовой системы магнитным полосам подземных проспектов.

Внутреннее пространство Элизиума было разбито на шесть трапециевидных секторов, выстроенных вокруг башни Совета и разделённых между собой радиальными магнитными линиями “шоссе” для мобильных кресел. Каждый из этих районов обладал своей функциональной нагрузкой и в свою очередь делился посередине кольцевой дорогой на внешнюю и внутреннюю зоны.

Через северный шлюз город снабжался водой, добываемой на полярной шапке. Тут, возле терминала, мегаполис начинался полусферическим зданием Главного научно-исследовательского института, окружённого восемью полусферами поменьше, соединёнными с центром радиальными крытыми коридорами-лучами (именно научный комплекс был построен в первую очередь, сразу после размещения колонистов во временном лагере). Западнее находился индустриальный центр: очистительный завод, предприятие по обогащению добываемой руды, занимающие довольно обширную территорию производственные мощности, центр наноутилизации и молекулярной переработки. Побочные газы и жидкости использовались повторно либо выводились трубами к резервуару отстойника и небольшому отдельному кратеру, где было устроено хранилище крайне токсичных отходов, не подлежащих возврату в цикл потребления.

На Северо-Западе возвышался Командный центр. Там принимались все весомые решения, проходили важнейшие заседания ведущих учёных Совета. Оттуда же осуществлялось управление запусками и посадками кораблей. Космодром находился снаружи, в пределах видимости с обзорной площадки КЦ.

Юго-Западный Сектор венчался строением Центра обработки данных. В этом квартале трудились операторы Совета, без ежедневных усилий которых невозможно было бы представить себе отлаженный процесс организации исследовательских миссий. За их резиденцией, ближе к городскому центру, находилось излюбленное место отдыха операторов и всех остальных – парк с биомными куполами, изюминкой которого были тропики с живыми земными растениями и дополненной реальностью, имитирующей динамическую погоду и фауну. Рядом с “Джунглями” в пределах парка находилась многоярусная библиотека с открытыми читальными залами, выходящими в оранжерею.

К югу информационный квартал сменялся многочисленными сельскохозяйственными постройками, куполами теплиц, гидропонными фермами, водоочистными и насосными станциями, системами воздушной рекуперации и рециркуляции. Эти важнейшие постройки “юго-восточного плодородного пояса” занимали около двух третей всей полезной площади под Главным куполом, внушительным полукольцом опоясывая центральную зону, и соединялись с ещё большим полумесяцем солнечных панелей, примыкающих к ним за пределами гигантского прозрачного колпака.

Внутренний Южный Сектор занимала Школа, состоящая из зданий всех образовательных уровней, тренировочных, интерактивных и лабораторных площадок. Именно здесь юные марсиане постепенно становились профессионалами в своих областях научного знания. Если бы Гевралы были брендовым продуктом, на них стояла бы маркировка: “Сделано в ЮС”.

Юго-Восток представлял собой впечатляющий храм физической культуры и содержал невообразимое количество тренажёров, площадок открытого и закрытого типа для различных видов спорта и укрепляющих здоровье игр, виртуальных симуляторов и подобного им продвинутого оборудования.

Внешнюю часть Северо-Восточного Сектора сплошной мозаикой занимали лаборатории и тестовые полигоны любого возможного калибра и назначения. Внутренняя же зона была известна любому на планете как громадный, безупречно распланированный и оснащённый Медицинский центр. Он имел собственное серверное здание, тщательное сберегавшее генетические и патологические базы данных. В этом мини-городе трудились тысячи людей, благодаря усилиям которых жизнь на Марсе не прекращалась уже больше столетия.

Наконец, заканчивая обзор Элизиума вновь Северным Сектором, нельзя не упомянуть отель для гостей во внутренней зоне последнего. Здесь был оборудован ещё один парк для постепенной адаптации прибывающих к марсианским условиям.

Город под куполом ничуть не ограничивал своих обитателей. Напротив, он открывал для них безграничные возможности для жизни на Красной планете и её подробного изучения.

5. Дети нового времени

Эпоха освоения была настоящим взрывом инженерной мысли и самым горячим периодом исследований Красной планеты. Всё было тогда впервые, каждое новое открытие – научной сенсацией на вес золота, обсуждавшейся по вечерам во всех жилых модулях. Отец Кентора прибыл на Марс с первым кораблём колонизации в девятнадцать лет, досрочно закончив с отличием обучение на Земле, и уже через год принял участие в возведении городского купола. Увлечённый собственными романтическими мечтами о расцвете нового общества, он был постоянным запевалой в любой инициативе, пусть и не имеющей отношения к его инженерной специальности, и неустанно предлагал собственные. Даже спустя годы труда, познакомившись в поездке с обворожительной девушкой, при всей своей юности бывшей замечательным специалистом по локальному терраформированию, он не растерял ни капли рабочего энтузиазма. Заставить его выделить время на личную жизнь было решительно невозможно – но парадокс заключался в том, что именно эта фанатичная приверженность мечте стала причиной его прочного союза с будущей женой, которую восхищали его опыт и энергия, а приличная разница в возрасте совершенно не смущала. Она принимала в жизни растущей колонии не менее активное участие, быстро став одной из её ключевых фигур. Их пара, крепко сплотившаяся на полях бесчисленных экспедиций, строек и лабораторных экспериментов, навсегда запомнилась коллегам как самый красивый и плодотворный тандем в истории Совета Гевралов.

Кентор родился в более спокойные времена, когда блестящая полусфера Элизиума уже более десятилетия возвышалась у края нагорья. Отец был в возрасте и считал, что именно теперь, пока перед старостью остаётся в запасе несколько лет, самое время позаботиться и о создании семьи. Ещё через три года у будущего исследователя появилась сестра.

В соответствии с Уставом Совета, дети, рождённые на Марсе, воспитывались в открытой социальной среде, стимулирующей глубокое освоение естественных наук и ориентированность на извечные нравственные принципы. Их родителями, без преувеличения, были все Гевралы: любой колонист, согласно Уставу, разделял часть почётной ответственности по присмотру за малышами. Да и помимо обязательств, каждый учёный-переселенец вдали от родной планеты считал приятной и необременительной возможность пообщаться с ребятами и поделиться с ними своими знаниями и умениями. Воспитатели, имевшие профессиональное педагогическое образование, на Марсе изначально были не слишком многочисленными, так как требования эпохи колонизации ставили перед ними обязательное условие обладать ещё и технической специальностью; поэтому к моменту рождения первых марсиан, когда потребность в обучении нового поколения назрела, слово “Учитель” произносилось с торжественным придыханием и писалось исключительно с заглавной буквы. Человек эрудированный, помимо привычных всем обширных естественно-научных познаний, обладающий хорошей начитанностью, разбирающийся в гуманитарных науках и способный поведать что-либо из земной литературы или истории, считался среди Гевралов безусловным представителем “сливок общества” и мог рассчитывать на всеобщее уважение. Мать Кентора, ещё одной страстью которой были античная культура и мифология, как раз принадлежала к такой элите.

Кентор и его сестра росли и познавали мир вместе, учились новому в лабиринтах Южного Сектора и играли под стеклянным куполом неба, в искусственном климате “Джунглей”, среди снующих повсюду любопытных роботов и дронов, причудливых изгибов адаптона и цветного плексигласа. Будучи старшим братом, он всегда чувствовал острую необходимость оберегать девочку от всего, что, как ему казалось, могло причинить ей вред. Дурное влияние или плохая компания здесь, в совершенно изолированном от всего остального космоса мире, казались невозможными; но в натуре Кентора с самого детства проявилось стремление к чрезвычайной ответственности и полному контролю над любой ситуацией. Однажды, ещё в младшем возрасте, они вдвоём сбежали за купол, попали в пылевую бурю, и это едва не стоило им жизни. С той поры желание просчитать, предусмотреть заранее максимальное число вероятностей и охватить разумом их невидимую взаимосвязь порой становилось для него навязчивой идеей. Его не пугала возможность гибели как таковая: скорее, жажда рационализма и абсолютной логичности, заложенная генетически во всех Гевралах, достигала в нём такой концентрации, что в итоге приводила к абсурдности. В детстве и подростковом возрасте Кентор зачастую ощущал себя роботом, катящимся, подобно мобильному креслу, по строгой прямой линии, ведущей к пункту назначения дорогой минимального сопутствующего ущерба. Это сравнение себя с машиной, живущей по чёткой программе ради некой благородной цели, нравилось мальчику и было неотъемлемой частью его самовосприятия. Любовь к технике – вероятно, в силу его пола – в нём всегда была проявлена сильнее, чем в сестре. Может быть, именно поэтому с годами его настойчивая забота для неё выглядела всё более обременительным проявлением авторитаризма…

6. Упреждающий удар

1 июня 2152 года, 77.00. Марс, к юго-востоку от нагорья Элизий. 16°10′ северной широты, 161°00′ восточной долготы. Город Элизиум_

Пройдя за минувший сол полное обследование, Кентор чувствовал себя уставшим, но вполне физически крепким. Опасная встреча с неведомым живым существом, похоже, завершилась большой удачей для его несостоявшихся жертв: ничего, что указывало бы на наличие в организмах исследователей токсинов, признаков омертвения тканей, электрических поражений, психических и умственных отклонений, чувствительная медицинская аппаратура Гевралов не обнаружила. Час назад Юни, почти не отходившая от мониторов, сообщила ему, что Зейн также в полном порядке, и что директор Грифф после ужина пригласил всех троих в свой кабинет, где их будут ожидать некие гости.

В столовой Зейн перешучивался с Юни, за обе щеки уплетая фаршированные помитаты (здешний гибрид земных томатов и картофеля, спроектированный с помощью генетического редактора около сорока лет назад). Кентор по большей части ел молча, рассеянно ковыряя вилкой хрустящую оболочку помитата. В голове всё ещё крутились мысли о странном создании из пещеры. Нужно будет рекомендовать Гриффу тщательно подготовить вторую исследовательскую группу, в составе которой он надеялся быть. С одной стороны, молодой исследователь горячо сожалел, что форс-мажор помешал ему выполнить возложенную на него задачу Совета по детальному высотному сканированию окрестностей каньона; с другой стороны, он понимал, что в этот раз им с Зейном довелось обнаружить нечто гораздо более существенное. Более того, это нечто было тщательно задокументировано дроном и непременно станет изучаться целым отрядом экспертов. Осуждения за неудавшуюся экспедицию, равно как и торжественных наград за нечаянное открытие, Кентор не ждал: для Гевралов подобное было за гранью привычного. Будучи потомками крупнейших земных учёных, для которых на первом месте всегда стояли выживание марсианской колонии и дальнейший научно-технический прогресс, все Гевралы были довольно практичны и скупы на внешнее проявление сильных чувств (особенно негативных). В их особой для человеческого сообщества среде ценились эмоциональная сдержанность, точность, логичность, умение мыслить стратегически и заранее просчитывать будущие последствия любых слов и действий. В первые десятилетия существования колонии, задолго до завершения строительства Элизиума, именно эти качества повышали вероятность выживания индивида и всего коллектива. Наличие их гарантировало уважение со стороны других колонистов. Именно за эти черты характера – парадоксально или вовсе нет? – первые марсианки глубоко влюблялись в своих избранников. Наконец, эти же черты закреплялись как наследственные признаки в генах младенцев, рождённых этими марсианками. Гевралы были учёными по сути и по крови.

– Кейн, ты хорошо себя чувствуешь? – удивлённо спросил Зейн, несколько раз проведя поставленной ребром ладонью перед его глазами. – Это же помитоха с репликой мяса земной коровы! Неужели невкусно? Не мучай бедные паслёновые, не нравится – так отдай мне!

Рыженькая Юни мило улыбалась, вопросительно заглядывая ему в глаза.

– Я в полном порядке, – улыбнулся в ответ Кентор, отправляя в рот небольшую порцию пищи. – Думаю о том, что мы видели рядом с каньоном.

– Не волнуйся, в данных никто не усомнится. Всё было снято в ИК-спектре, даже носитель с дрона уже изъят для анализа.

– О, я не беспокоюсь об этом. Меня интересует природа этого создания. Невозможно, чтобы оно было единственным экземпляром. С какой бы глубины оно ни поднялось к поверхности, зная о его существовании, Совет теперь обязательно обнаружит его и ему подобных. Но что это было? Я отчётливо видел два нервных центра, может, два сердца. Если так, то при температуре около пятидесяти по Цельсию ниже нуля эти сердца должны перекачивать жидкость, содержащую огромный процент соли, чтобы оставаться жидкостью…

– Он говорит это исключительно ради тебя, – перебил Зейн, обращаясь к Юни и заговорщицки подмигивая. – Биология вообще не по его части.

Юни засмеялась, Кентор, сбившись, тоже рассмеялся вслед за ней.

– Зато биология по моей части, и я могу сказать, что разбирается он в ней неплохо, – заметила девушка. – Только вот аналогов существу, которое вы встретили, биологии известно не так уж много – ни одного. Сравнивать не с чем. При столь низких температурах, которые зарегистрировал тепловизор, известные нам живые существа никогда не бывают настолько активными, а чаще всего вообще находятся в глубокой гибернации; к тому же, его странный дистанционный способ атаки очень трудно объяснить, не зная наверняка механизма воздействия. Я могу только сделать очень смелое предположение, что оно живёт ненамного глубже поверхности, где отсутствуют резкие перепады температур, что позволяет ему поддерживать стабильный обмен веществ… опять же, очень сложно сказать, каких именно веществ. Но всё же, Кейн прав: тепловая карта явно зафиксировала, что температура тела существа не слишком превышала температуру окружения, и это поражает. Возможно, оно эволюционно приспособлено для охоты в естественных пещерах и может переохлаждаться на короткие периоды времени, но снова: для охоты на кого?.. сплошные вопросы! Мы всё ещё слишком плохо знаем свою планету.

Кентор и Зейн слушали её с неподдельным интересом, поэтому даже не заметили, как к их столику тихо подошла хрупкая молодая брюнетка среднего по марсианским меркам роста с длинными волосами. Глядя на их лица, почти светящиеся научным азартом, она с улыбкой прислушалась к диалогу, постояв в нескольких шагах от них, а затем, когда Юни, обернувшись, увидела её, приблизилась вплотную.

– Арди! – воскликнул Кентор, наконец обратив на неё внимание. – Я не знал, что ты уже вернулась! Рад тебя видеть!

– Привет! Да, я прилетела две десятых назад. – Девушка улыбнулась Зейну и устремила взгляд карих глаз на Юни.

– Мы тоже рады, что ты снова здесь, – заметил Зейн, приветственно поднимая руку ладонью вперёд. – Это Ардон Геврал, наш потрясающий ядерный физик и химик, а также сестра Кейна. Арди, а это наш новый эксперт в области медицины – Юни Геврал.

Юни радостно кивнула в знак приветствия, вскочила и придвинула к столику ещё один стул для гостьи. Поблагодарив её, Ардон устроилась рядом с компанией и вызвала голограмму меню. Сделав заказ, она сложила изящные руки перед собой на столике.

– А мы как раз обсуждали наше с твоим братом нечаянное открытие, – сообщил Зейн с важным видом. – Ты в курсе, что на твоей родной планете есть аборигенная жизнь?

Ардон наморщила лоб.

– Я слышала о гипотезе Матри Геврала, но без доказательств очень трудно воспринимать такие заявления всерьёз.

– Мы добыли доказательства, – не без гордости заявил Кентор.

– Невероятно! Покажите! – с жаром воскликнула его сестра, проигнорировав свой напечатанный пищевым принтером заказ, появившийся из недр умного столика через люк в его крышке.

– Чуть позже. Все данные переданы Гриффу, мы зайдём к нему сегодня к 80.00. Обещают каких-то гостей, – поведала Юни, задумчиво накручивая рыжий локон на указательный палец.

– Я одна из этих гостей, – отозвалась Ардон. – А второй, должно, быть, главный эксперт Асситент, он землянин. Мы познакомились на девятой лунной станции – полярной, по добыче гелия-3. Он очень интересовался нашими разработками и текущей миссией Совета, и у него есть какое-то дело к Гриффу. Сегодня мы вместе прилетели на “Икарионе”.

– Асситент – необычное имя для землянина, – заметил Кентор, отпив из стакана воды. – Хотя земляне не так уж часто посещают Марс, чтобы мне привыкнуть.

– Это то, что они называют фамилией, – пожала плечами девушка. – Зовут же его Амуриан. По-моему, замечательно, что Земля по-прежнему интересуется нашей жизнью и научной деятельностью, даже после Западно-Восточного конфликта и после того, как наша колония вышла на самообеспечение и больше не нуждается в поставках. А у них до сих пор немало проблем с восстановлением инфраструктуры, которых хватит ещё до конца века. Думаю, некоторые из наших недавних решений по синтезу искусственного мяса могли бы очень помочь им в борьбе с голодом.

– Пока мы здесь ищем решения, они устроили у себя почти десятилетнюю Третью Мировую войну, – брезгливо поморщился Зейн. – Помяните моё слово, когда-нибудь нам придётся заново колонизировать Землю, если они не опомнятся и не займутся чем-то более полезным, чем убийство самих себя.

– И всё же, наши отцы и деды прилетели именно с Земли, они тоже были землянами, – напомнила Юни.

– Не сравнивай, – непримиримо возразил Зейн. – Они были Гевралами. Их интересовал научно-технический прогресс и сохранение своего вида, а не бесконечные войны и деньги, поэтому они сюда и прилетели. Я осмелюсь сказать, что они были лучшими из землян, и именно по этой причине они основали Совет здесь – потому что на родине для него не нашлось подходящего места.

– Зейн, ты всё-таки слишком категоричен, – покачала головой Ардон. – Не все жители Земли видят цель жизни в убийствах и обогащении, среди них довольно много людей творческих и заинтересованных в познании и развитии. Я соглашусь, что они всегда были в меньшинстве, зато именно благодаря им у нас в конечном счёте есть Совет. Если бы не было стран, соперничающих между собой за превосходство, люди не высадились бы на Луне в двадцатом веке и на Марсе в двадцать первом. Мы – Гевралы, мы живём настоящим и смотрим в будущее, но наше прошлое – Земля, и надо это уважать.

Кентор примиряюще протянул руки навстречу обоим.

– Вы оба по-своему правы. Наши великие родители стремились научить нас тому, что главными ценностями являются человеческая жизнь и постоянный прогресс нашего вида. А значит, мы должны относиться с почтением к своей истории, какой бы она ни была, учитывать ошибки предков, извлекать из них уроки и идти вперёд. То, что Земля не идёт нашим путём даже после трёх мировых войн, кажется ужасным, но это не повод для порицания. Это их путь. Время покажет, какая стратегия развития более эффективна для человечества.

– Наш мальчик вырос, – не удержался от лукавой улыбки Зейн, подмигивая Ардон и толкая под локоть Кентора. – Если бы отец услышал сейчас твой спич, он бы сказал, что чёртовы библиотеки воспитали в тебе философа и дипломата. Да и сестрёнка под стать!

Кентор шутливо подтолкнул друга в ответ.

– Ребята, нам пора идти, – заметила Юни, бросив взгляд на запястье, куда был вживлён голографический нано-проектор. Сейчас он по её команде отображал текущее время. – Грифф уже ждёт.

– У меня приготовлен для вас небольшой сюрприз, – объявила Ардон. – В плане новостей, я прилетела “не с пустыми руками”. Обещаю, что эта встреча у директора станет исторической и всем вам запомнится надолго.

– Сильное заявление! – Кентор округлил глаза. – Я-то думал, что эту встречу сделает исторической наше открытие марсианской жизни.

– Конечно, Кейн, и это тоже! – спохватилась сестра. – Но нынешний год богат на научные прорывы.

Они направились к выходу из столовой, пока их тарелки по очереди исчезали в механических недрах столика, запустившего программу очистки.

Директор Грифф, широкоплечий седой мужчина лет шестидесяти пяти по земным меркам, сидел в офисном кресле перед широкоформатным виртуальным монитором, на котором, повинуясь быстрым движениям его пальцев, попеременно сменялись геологическая карта нагорья Элизий, детальный план города с подсвеченными схемами коммуникаций на выбранных участках, отчёты о завершении суточных задач более чем двадцати экспедиций, трёхмерные фотографии и инфракрасные сканы наземных объектов, графики и диаграммы, на первый взгляд, имеющие отношение к климатическим данным. Когда дверь почти бесшумно отъехала в сторону, спрятавшись в стену и пропустив в кабинет группу молодых исследователей, директор, не оборачиваясь, приветственно поднял правую руку.

– Добрый вечер, Грифф, – произнёс Зейн. Остальные тоже приветствовали матёрого учёного, на всякий случай полушёпотом, не желая помешать его мыслительному процессу.

Однако директор встал и обернулся, давая понять, что готов к диалогу.

– Рад встрече, уважаемые коллеги! Я наслышан о ваших успехах и весьма впечатлён ими. Скажу без предисловий: возможно, что одно из открытий, которые вы сделали, позволит нам завершить текущую десятилетнюю Миссию уже во второй год и откроет перед всем человечеством невероятно широкий горизонт, а второе – поставит точку в многовековых спорах о нашем одиночестве в этой Вселенной.

Сердце Кентора учащённо забилось. Он хорошо знал, какая Миссия была приоритетной для Совета в текущем десятилетии, но никогда всерьёз даже не допускал возможности, что её цель может быть достигнута при его жизни.

В этот миг дверь вновь отъехала в сторону, и перед обернувшимися марсианами предстал человек с Земли. Он был смуглым и черноволосым, имел густые брови; носил короткие усы и неопрятную, средней длины тёмную бородку, что сразу же бросилось всем в глаза. Выглядел он немного старше Кентора, однако был на целую голову ниже его и всех присутствующих. Приземистый, коренастый – вот была бы первая характеристика его сложения, данная любым исконным марсианином. Гевралы в большинстве своём становились более высокими и худощавыми из-за гравитации Марса, которая, как известно, составляет только треть земной. Вошедший был облачён в светло-серый полётный комбинезон с кобурой и широкими карманами, отчего производил впечатление военного космического пилота.

– Приветствую вас, дамы и господа, – обратился он к собравшимся хрипловатым, тягучим голосом с выраженным инопланетным акцентом и запоминающимися вкрадчивыми интонациями. – Моё имя Амуриан Асситент, я главный эксперт Агентства по оборонным стратегиям с планеты Земля.

Директор не замедлил представить гостю исследователей, после чего все обменялись рукопожатиями.

– Главный эксперт Асситент прибыл из лунной колонии вместе с Ардон Геврал для обсуждения очень важного вопроса. Однако прежде всего мне бы хотелось сообщить всем вам о невероятных результатах, которые были получены Кентором и Зейном в ходе последней экспедиции. Они будут иметь огромное значение и на Земле, поскольку подтверждают правоту гипотезы Матри Геврала о существовании исконной жизни в глубинных слоях марсианской коры. И под этим я имею в виду, – подчеркнул он, поднимая указательный палец в знак весомости следующих слов, – о существовании жизни вне планеты Земля.

На виртуальном мониторе возникли по мановению руки директора знакомые Кентору и Зейну очертания существа из лавовой трубки. При виде изгибающегося слизнеподобного создания и двух пульсирующих в холодной глубине его тела нервных центров Кентор невольно содрогнулся. Ардон, расширив глаза, с побледневшим лицом всматривалась в движущееся изображение, но больше всего был поражён Амуриан Асситент. Он привстал на цыпочки, вытянувшись всем телом в направлении голографического экрана, чёрные зрачки его расширились, а на лице отобразилась странная гамма эмоций, среди которых в равной мере читались изумление, отвращение и страх.

– Двадцать лет назад Матри Геврал, возглавлявший тогда Совет, высказал предположение о том, что после исчезновения океана на Марсе и окончательного охлаждения поверхности эволюционировавшая здесь, исконная биота (если такая существовала) должна была переместиться в глубинные подповерхностные слои коры, включая естественные пустоты, где в течение миллионов лет могли сохраняться благоприятные условия с относительно повышенной температурой без резких суточных перепадов, а также постоянной влажностью или, что немаловажно, незамерзающими гротами. Гипотеза была основана, во-первых, на наших ранних исследованиях поверхностных донных отложений, предшествовавших Амазонийской эре Марса, на Великой Северной Равнине. В этих геологических слоях возрастом 3 миллиарда лет были обнаружены чёткие маркеры сложной органики – нуклеотиды, и неявные указания на вероятный бактериальный осадок. Как вы наверняка знаете, сейчас мы готовимся к чистому, лазерному глубинному бурению, для забора образцов породы более ранней Гесперийской эры, в которую существовали солёные океаны и их возможная биосфера. Вторым основанием гипотезы послужили исследования сезонного увеличения концентрации метана в некоторых областях. Компьютерное моделирование указало на 90%-ную вероятность биогенного происхождения выбросов, однако на поверхности организмы-метаногены так и не были найдены. Но зато – внимание! – была обнаружена связь с крупными подземными геологическими структурами, уходящими вглубь коры по меньшей мере на десяток километров. С помощью данных радаров и автономных сканирующих лидаров было подтверждено, что области с увеличивающимся летним содержанием метана совпадают с областями близкого залегания пещерных систем к поверхности – более того! – с местами, в которых обнаружены глубинные водоносные слои и солёные озёра, до которых мы пока не можем добраться из опасения загрязнить их. И, наконец, третьим основанием для гипотезы послужило непроверяемое свидетельство исследователя Ирейн Геврал, которая указала в своём отчёте в 2126 году, что во время изучения лавовой трубки в провинции Тарсис она своими глазами видела в разломе “крионическую форму жизни”, но не смогла задокументировать это наблюдение из-за поломки оптического регистратора в её дроне.

Глаза Амуриана Асситента, казалось, готовы были выпрыгнуть из орбит.

– Видеоматериал, добытый нашими исследователями, – торжественно продолжил Грифф, который сейчас выглядел чрезмерно восторженным для урождённого Геврала, – полностью подтверждает догадки профессора Матри и его многочисленных предшественников. Сегодня мы можем объявить, что издавна мучивший человечество вопрос: “Одиноки ли мы?” – решён! Главный эксперт Асситент, вы можете первым передать эту новость на Землю. Мы не одиноки! Во Вселенной есть жизнь!

Гость к этому моменту уже стал белым как полотно, однако окружающие, которым бледность кожных покровов была присуща с рождения, не придали этому особого значения, сочтя это обычной для землянина эмоциональной реакцией на шокирующее известие.

– Целая группа наших биологов сейчас занимается анализом данного материала. Мы с радостью вручим его копию вам лично для передачи земным учёным, – удовлетворённо продолжал Грифф. – Повторная, тщательно подготовленная экспедиция в эту лавовую полость уже утверждена – и состоится в ближайшие два-три месяца. Лично я полагаю, что это и было то существо, способное жить возле поверхности при крайне отрицательном температурном диапазоне, иными словами, та самая криона, которую встретила Ирейн Геврал. И в этом случае последней очень повезло, поскольку она не испытала на себе парализующее воздействие неясной природы, описанное Кентором и Зейном в своих потрясающих отчётах.

Почти на минуту в кабинете воцарилось молчание; при этом марсиане не отрывали глаз от монитора с нескрываемым выражением восхищения на лицах. Амуриан же сглотнул подступивший к горлу ком, бешено вращая глазами, и невольно отступил на шаг назад. Затем Грифф заговорил снова:

– Теперь позвольте мне сообщить о не менее важном открытии, которое совершила, по замечательному совпадению, младшая сестра одного из двух человек, подарившего нам прямое свидетельство жизни на Марсе! Ардон Геврал, наш блестящий эксперт в области химии и ядерной физики, с помощью работ небезызвестного земного астрофизика Макса Капранова осуществила прорыв в промышленном синтезировании вещества с управляемо дестабилизированными межъядерными связями.

– Поясните… – растерянно пробормотал Зейн, потирая лоб.

– Ардон последний год провела на девятой лунной станции, где добывается гелий-3, а также проводятся испытания нового типа магнитных ловушек конструкции Капранова. Они используются для активного улавливания водорода и гелия из межзвёздного пространства…

– Это связано с текущей Миссией Совета: “разработать за десятилетие теоретические способы создания двигателей для межзвёздных путешествий со скоростями более 10 процентов от световой”, – догадалась молчавшая до этого Юни Геврал. Кентор в полном изумлении несколько раз кивнул.

– Именно, – подтвердил директор. – Если быть точным, Ардон удалось найти относительно простой способ промышленного синтеза рабочего тела, способного обеспечить тягу для прямоточного аннигиляционного фотонного двигателя. В связке с повышающими его эффективность магнитными ловушками для антивещества, он доставит нас к Ближайшей звезде за 19 земных лет со скоростью в 22,34% от световой.

Амуриан пошатнулся, в ужасе оглядываясь на безмятежно улыбающуюся Арди. Казалось, он задыхается.

– Пока вы излагали мне теоретическую базу вашего исследования, я был совершенно уверен, что речь идёт о разработке перспективного светового оружия, – произнёс он срывающимся голосом, обращаясь к ней.

– О-ру-жи-я?! – откровенно возмутился Грифф. – Господин Амуриан, мы – Гевралы. Это слово означает “исследователь, учёный человек”. Мы мирные идеологи научного прогресса, мы не занимаемся намеренно разработкой вооружений, и вам должно быть это хорошо известно. Разумеется, мы понимаем, что позитронно-электронная аннигиляция сопровождается колоссальным выделением энергии, которая может быть применена в том числе и в неразумных целях, но желаемый итог нашего проекта – практическое использование фотонного импульса для познания, для совершения дальнейших открытий, для движения через тернии – к звёздам.

– Но вам же известно, к чему приводит это мирное стремление достичь звёзд, – глухо произнёс Асситент. – Вы же знаете, что Земля отправила звездолёт к Альфе Прайм ещё в 2068 году. Можете ли вы, директор, здесь и сейчас так же смело озвучить, какие последствия имело тогда наше любопытство?

– А мы ведь не знаем этого наверняка, – с тяжёлым вздохом произнёс Грифф. – Моё сугубо личное мнение заключается в том, что экспедиция “Галилея” была недостаточно хорошо подготовлена. К тому же, надо быть честными – когда на вашей планете разразился ад всеобщего истребления, про них просто забыли. Все девять лет никто не звал “Галилей”, и никто не слушал их зов – кроме Гевралов. К сожалению, и наш зов остался без ответа.

– Звездолёт “Галилей”, – отрывисто почти перебил его Амуриан, – был первой попыткой колонизации планеты у Альфы Центавра A. В первой половине XXI века было установлено, что эта планета находится в зоне обитаемости и по массе и составу атмосферы почти идентична Земле. Мы не могли с помощью телескопов определить, имеются ли на ней формы жизни, но планета находилась так близко, менее чем в четырёх с половиной световых годах, что в лихорадке Первой-волны-колонизации-всего-подряд земные учёные не сумели справиться с искушением увидеть всё своими глазами. Существующие ускорители тогда (и до сегодняшнего дня) позволяли развивать скорость максимум в пять процентов от световой. Зато достижения в области криомедицины сделали возможным погрузить колонистов в анабиоз на время полёта. В течение почти сорока четырёх лет пути два экипажа “Галилея” по шесть человек должны были засыпать и пробуждаться несколько раз поочерёдно. Они были вооружены и оснащены всем необходимым для выживания, в том числе новейшими наномеханическими препаратами, только что изобретёнными рабочими ионными бластерами, антиперегрузочными скафандрами с экзоскелетным усилением. За ними следом отправился автоматический грузовой звездолёт с припасами и машинами для колонизации. Казалось, всё было предусмотрено. Земные учёные сделали в точности то же, что на их месте сделали бы и Гевралы. Они рискнули жизнями. И что же было дальше? Они просто исчезли бес-след-но.

Зейн недовольно скривился, слушая почти обвинительные интонации землянина. Ему определённо не нравился этот человек, он вызывал смутное раздражение и недоверие, не столько своей внешностью и манерой говорить, сколько всей абсурдностью его присутствия здесь, в мире, принадлежащем учёным и достижениям их разума.

Кентор прекрасно понимал, к чему клонит Амуриан. Ещё в детстве он неоднократно слушал размышления отца о судьбе “Галилея”, и она занимала его самого ничуть не меньше, пугая и дразня своей таинственностью.

– Мы получали отчёты и телеметрию от смены капитана Тайлера Хэнка вплоть до ухода с орбиты Плутона, – сухо напомнил Грифф, уперевшись ладонью в стол. – Никаких признаков неисправностей не было выявлено, и мы не можем утверждать, что звездолёт не достиг цели своего полёта. Есть вероятность, что они перестали выходить на связь из-за проблем с коммуникационным оборудованием, которые могли возникнуть уже позже последнего сеанса. Также рассматривалась возможность того, что связи помешали некие физические явления на границе Солнечной системы, о которых мы ничего не знаем. Напомню, что сигнал второго, грузового звездолёта, пропал примерно в то же время. Мы не можем ничего утверждать, говоря о судьбе “Галилея”. У нас просто нет фактов. Ваши доводы ненаучны, главный эксперт Асситент. Почему вы не допускаете, что прямо сейчас потомки землян строят колонию у соседней звезды, так же, как мы сделали это здесь, на Марсе?

– Очень просто, – с нескрываемым раздражением ответил Амуриан. – По той простой причине, что прошло сорок лет с того дня, когда они должны были высадиться на Альфе Прайм. И за все эти годы мы не получили со стороны звезды ни одного искусственного радиосигнала. Ни одного! Вы можете представить, что ваши учёные коллеги, у которых на борту было несколько десятков тонн современного оборудования, за сорокалетие не смогли придумать ни одного способа заявить о себе, даже если представить, что у них возникли технические трудности или неизвестные “физические явления”? А знаете, что думаю об этом я? Так вот, они все погибли! Они могли найти что-то ещё на Плутоне во время забора метанового льда для производства реактивов. Они могли столкнуться с чем-то, из-за чего все они заболели и погибли за считанные часы, так что не успели даже выйти на связь. А теперь я думаю о том, что они могли обнаружить там нечто вроде этих марсианских крион, даже случайно взять эту тварь на борт, где она уничтожила их всех до одного.

Ардон передёрнула плечами, словно от холода. Она уже несколько минут стояла в одной и той же позе, слушая своего попутчика в полном замешательстве.

– Вы не в себе, главный эксперт Амуриан, – укоризненно покачал головой директор. – Послушайте себя. Вы высказываете дикие фантазии, не основанные ни на едином факте, одну за другой. При этом вы явно пытаетесь убедить нас в чём-то. В чём же именно? А видимо, в том, что мы должны навек отказаться от идей колонизации космоса после неудачи с “Галилеем” (если это, что далеко не доказано, было неудачей). Я прав?

– О, здесь вы абсолютно правы! – с саркастической ухмылкой развёл тот руками. – Сейчас я понимаю, что очень кстати оказался в Совете, словно для того, чтобы все кусочки мозаики сложились передо мной воедино. И я увидел полную картину с небывалой чёткостью! Она такова. В пространстве существует жизнь внеземного происхождения. Эта жизнь исконная, прошедшая собственный эволюционный путь на каждой отдельной планете. Она может приспосабливаться к любым условиям, даже к экстремально низким температурам. У этой жизни есть древняя биологическая программа, присущая и людям, которую вы, Гевралы, в себе подавили. Звучит эта программа так: “Убивай, чтобы не быть убитым”. Теперь вы, великие умы, находите способ достичь других миров за считанные годы, чтобы встретить там эту приспособленную ко всему враждебную нам жизнь – но как вы собираетесь противостоять ей, когда она соберётся вас пожрать? Вы беззащитны!

– У нас есть оборонительное вооружение, – вставил свои пять копеек Зейн. – Ионные пистолеты, которые сейчас так хорошо используются землянами для убийства друг друга, были, к сожалению, доведены до совершенства Гевралами ради невоенных преимуществ практического использования ионного пучка. Мы разбираемся в оружии.

– О, неужели разбираетесь?! – вдруг перешёл на крик Амуриан. Юни от неожиданности вздрогнула и попятилась. Он стоял посреди кабинета, самый низкорослый в помещении, обращаясь к марсианам, смотревшим на него сверху, и со стороны производил довольно странное впечатление. – И где сейчас ваше оборонительное вооружение? Я нахожусь здесь, перед вами, в вашей обители научного знания, но вы практически ничего не знаете обо мне и моих намерениях. А что, если я прибыл сюда с целью уничтожить все ваши разработки?

– Господин Асситент, вы переходите все границы приличия, – строго заметил Грифф. Его лицо посерьёзнело, брови сдвинулись к переносице. – Если вы не смените тон, мне придётся вас проводить, вне зависимости от того, по какому вопросу вы к нам прилетели.

– Я прилетел именно по этому вопросу, – внезапно перейдя обратно на тихий, вкрадчивый голос, отозвался гость. – Агентства по оборонным стратегиям, экспертом которого я вам представился, на Земле не существует. Вам следовало бы это проверить. Вместо этого, я являюсь лидером группы “Упреждающий удар”. После ваших открытий, директор Грифф, у нас может быть только одна стратегия – наступательная. Если позволить вам продолжать работу, при том, что ООН перед войной практически дала Совету автономию от Земли… вы способны нас всех уничтожить. Моя задача – не допустить этого. Поэтому сейчас вы сообщите мне ключ от дата-центра, терминал которого у вас за спиной.

Прежде чем ошеломлённые Гевралы успели что-либо сделать, в руках Амуриана оказался ионный пистолет. Он был направлен прямо в висок директора Гриффа.

7. Превосходство тактики

– Что вы надеетесь там найти, помимо услышанного здесь? – тихо спросил Грифф. Он был сильно бледен, но ему всё же удалось преодолеть шок и сохранить самообладание. Остальные же присутствующие застыли на местах, понимая, что, несмотря на соотношение числа противников, любая попытка помочь директору освободиться может стоить ему жизни. Зейн, стоявший ближе всего к Асситенту, был мрачен и судорожно сжимал кулаки.

Амуриан сделал несколько шагов назад от Гевралов, в сторону дата-центра Совета, увлекая за собой и директора, которого он держал на прицеле. Он встал рядом с последним спиной к стене, развернувшись к исследователям так, чтобы видеть одновременно возможные действия каждого из них.

– Мне необходимо всё, что у вас есть, – процедил он. – Ключ с правами доступа и изменения любых данных.

– Ах ты чёртов экстремист, – глухо пробормотал Зейн. Если бы только он чуть больше доверял своей интуиции, пока была возможность! – билась навязчивая мысль в его голове.

– Здесь вы не добьётесь ничего своими угрозами, господин Асситент. Вы находитесь не на той планете для этого, – с укоряющими интонациями выдавил из себя директор.

– Вам нужны научные доказательства того, что это оружие заряжено, господин Грифф? – передразнил его тон Амуриан. – Мы можем провести эксперимент для наглядности. Я выберу случайную мишень из числа этих молодых учёных… – с этими словами он демонстративно переключил предохранитель из боевого положения в режим ожидания и обратно, направляя ствол в сторону Кентора и Зейна.

– Не смейте, – поспешно остановил его лидер Совета. – Вы получите ключ, но если хоть кто-то пострадает…

– Вы здесь не в том положении, чтобы торговаться! – рявкнул землянин. – Если хоть кто-то дёрнется, пострадают все! Ставки слишком высоки!

– О каких таких ставках вы говорите? – почти шёпотом произнёс директор. На его лбу выступили капли пота, но он нашёл в себе внутренние силы приподняться и с мрачным осуждением посмотреть Асситенту прямо в глаза. – Да вы же типичный военный. Вы лицемерно прикрываетесь беспокойством о судьбе человечества, но для меня очевидно, что вас волнует всего лишь потеря власти над Советом. Вас бесит то, что мы больше не зависим от Земли, и что вы не можете подчинить и выпотрошить нас так же, как сделали это со всей своей планетой. Вы банально не понимаете, как что-то может находиться вне сферы вашего влияния. Далёкие звёзды издавна манят всех нас, и теперь вы напуганы тем, что не в ваших обагрённых кровью руках способ до них дотянуться. Боитесь ли вы найти там неизвестных существ? Встретив разумных собратьев, вы бы сделали из них новых индейцев, объяснялись бы с ними на языке пуль. Потому что вы хотите не познать космос и научиться в благородной борьбе преодолевать трудности, а присвоить его, превратить там всё в деньги. Когда уже до вас дойдёт, что построение продуктивного общества, способного развиваться, открывать и создавать нечто ранее невиданное, и животное стремление к доминированию, насильному удержанию власти – совсем не одно и то же? Вас волнует не прогресс и не будущее, а лишь насилие и иллюзия контроля!

Глаза директора гневно сверкали. Было заметно, что собственная тирада воодушевила его. Но опешивший было от внезапно обрушившегося на него монолога учёного террорист уже опомнился.

– На колени!!! – окончательно потеряв терпение, заорал Амуриан, ткнув пистолетом в лицо Гриффу. Тот вздрогнул и безмолвно подчинился. – Мне плевать на твоё мнение по этому вопросу! Хватит трепаться о своих высоких идеалах, словно ты эволюционировал не от тех же самых обезьян! Инстинкт самосохранения вы в себе тоже истребили? Да, я сильнее, у меня в руках оружие, я могу убить тебя – какие ещё нужны аргументы, чтобы сверхразумный учёный с Марса согласился выполнять простые приказы?

Тяжело дыша, директор стоял на коленях перед Гевралами. Разъярённый Асситент приставил оружие к его голове. Нервное напряжение в кабинете возросло до взрывоопасного уровня. Все понимали, что в том случае, если Грифф ещё немного промедлит с выполнением требования террориста, то всё закончится очень плачевно.

– Ключ с правами доступа находится справа от вас, на столе. Оптический цилиндр с генератором троичного кода, – внезапно прозвучал голос Ардон Геврал. Одновременно с этим, сама девушка вышла вперёд навстречу захватчику. – Отпустите Гриффа, и я покажу, как задействовать ключ.

Кентор вздрогнул. Он ожидал чего угодно, но только не такого поворота событий. Было очевидно, что сестра спасает жизнь директора, но вместе с тем совершенно понятно, что роль заложницы, со всеми неясными и тревожными вытекающими последствиями, теперь переходила к ней.

Амуриан удивлённо вскинул густые брови, не без интереса взглянув на неё. В его взгляде ясно читалось, что до сих пор он её недооценивал. Он кивнул, опуская оружие.

– Отлично. Не делайте глупостей, чтобы не пришлось сожалеть. Ваша жизнь и жизнь коллег сейчас в руках каждого из вас, – внушительно заметил он, обращаясь к Гевралам.

Ардон проследовала к столу и подняла с его матовой поверхности прозрачный носитель, на который был голографически записан массив данных.

– Кодирование троичное позиционное, система счисления бинарная, – прокомментировала она, вставляя цилиндр в отверстие считывающего сканера. На виртуальном мониторе возникла ячеистая голограмма, похожая на визуальное представление химической формулы сложного органического соединения. Ардон быстрыми взмахами пальцев начала выстраивать в пространстве комбинацию “оснований” из групп по три ячейки в строку, формируя правильный пароль. Грифф, стоя на коленях, с досадой скрипнул зубами. На его лице было написано крайнее неодобрение.

– Как получить полный доступ? – спросил Асситент.

– Ключ зашифрован с использованием двадцати семи комбинаций по три троичных разряда, – уверенным тоном начала Ардон. – Данный код на самом деле является основой для значения в бинарной системе счисления, и его избыточная разрядность используется для записи ключа лишь частично…

“Замечательный ход”, – подумал Кентор. – “Умница, Арди, говори ему больше сложных объяснений, чтобы он не смог самостоятельно войти в систему удалённо, когда уберётся отсюда. Пока она вообще не заблокирована”.

– Мне не интересны эти подробности, – резко оборвал её Амуриан. – Говори ключ, вводи его и копируй основной архив на чистый носитель. Не забудь все данные по своим разработкам фотонного двигателя и видеосвидетельство жизни на Марсе.

– Ввожу главную комбинацию дешифратора группы ключей для прав доступа и редактирования: “121-121-110”, – ровным голосом озвучила свои действия Ардон. Ячейки-”основания” на экране соединились линиями-связями. Компьютер принял комбинацию, выведя на монитор дерево каталогов со всеми исследованиями Гевралов.

– Вы сошли с ума, – выдохнул Грифф, определённо подразумевая действия Ардон. Юни ошеломлённо уставилась на девушку, явно не веря в увиденное.

– Архив открыт и скопирован, – довольно хорошо владея собой, объявила та, вынимая из слота записывающего лазера второй цилиндр с массивом данных.

– Замечательно, – кивнул Асситент, не сводя глаз с Гевралов и практически не обращая внимания на монитор. – Забирай носитель. Ты пойдёшь со мной. Если я не смогу просмотреть эти данные позже со своего компьютера – ты умрёшь.

Зейн до боли стиснул зубы, и на его скулах заиграли тяжёлые желваки. У Кентора внутри всё оборвалось. С полным осознанием происходящего в его душе стала расти какая-то неведомая ранее мощная волна, волна эмоций, неудержимо сокрушающая его врождённое стремление к подчинению логике и самоконтролю. Он бросил быстрый взгляд на Зейна; тот понял без слов и ответил лёгким отрицательным покачиванием головы.

Ардон протянула заполненный носитель террористу.

– Выполни процедуру полной очистки хранилища от всех данных, – приказал тот.

– Нет!.. – в ужасе воскликнула Юни из-за спины Зейна.

– Выполняй! – Амуриан был неумолим.

– Стирание такого объёма информации одновременно может вызвать перегрев теплового резервуара квантового компьютера, – попробовала возразить Ардон. – Возникнет сильный пожар.

– А отказ выполнить эту процедуру приведёт к человеческим жертвам, – злобно прошипел Асситент.

Девушка медленно вернулась к устройству и, явно преодолевая внутреннее сопротивление, набрала на мониторе несколько последовательных команд, запустив процесс разрушения запутанного состояния кубитов, хранивших все знания, добытые на протяжении десятилетий упорной работы исследователей Совета Гевралов. Грифф, точно последние силы вдруг оставили его, стоял согнувшись, опустив голову к полу. Сейчас он выглядел разбитым болезнью стариком. Кентор обречённо закрыл глаза.

– Ты можешь встать, – бросил Амуриан в сторону директора. – Мы уходим. Вы все выходите первыми и встаёте лицом к стене. Если будете благоразумны, то обещаю, что никто не пострадает. Но не вздумайте мне мешать, иначе я буду убивать всех, кого встречу на выходе, и начну с неё, – указал он пистолетом на Ардон.

Молча, с каменными лицами, Гевралы, включая директора, вышли из помещения по одному. Прикрываясь исследовательницей, как живым щитом, Асситент вышел из кабинета последним. Постоянно держа Ардон на прицеле, он убедился, что снаружи пока нет посторонних, затем быстро достал из внутреннего кармана комбинезона компактный круглый предмет, швырнул его в комнату и нажал кнопку закрытия двери.

Едва та успела закрыться, внутри раздался мощный взрыв; герметичная дверь мгновенно покоробилась и выгнулась в сторону выстроившихся вдоль стены Гевралов, и в коридоре сработала система предупреждения о пожаре, распыляя водный туман.

– Стоять здесь! – перекрывая вой сигнализации, заорал Амуриан в сторону исследователей, невольно пригнувшихся при взрыве. Одновременно он схватил Арди за воротник жилетки и, уткнув ствол ионного пистолета ей в спину, толкнул девушку в направлении выхода. – К посадочной площадке, живо!

Та вынуждена была подчиниться. Из примыкающих к коридору помещений на звук взрыва начали выбегать другие Гевралы; лавируя между ними, землянин и марсианка быстро скрылись из виду, затерявшись среди суетящихся людей и заполняющих этаж мелких водяных капель.

8. Решительные меры

Спустя полминуты Кентор, повернув голову, разглядел сквозь пелену мелких брызг, что террориста и сестры в коридоре больше нет. Он отскочил от стены и столкнулся с Зейном, также озирающимся по сторонам. Рядом Юни в полной растерянности искала на стене терминал видеосвязи.

– Нужно вызвать патрульную команду! – закричал Кентор, тряся Зейна за руку. – Он увёл её!

– Я знаю, Кейн, – с тяжёлым сердцем ответил тот. – Мы не можем ему мешать.

– Но мы должны что-то сделать! – в отчаянии продолжал он кричать, не обращая внимания на оседающую на лице мелкодисперсную водную пыль. – Есть же дроны! Мы можем пристрелить его с воздуха!

– Кентор, это может быть слишком опасно, – вмешался потрёпанный Грифф. – Жизнью Ардон нельзя рисковать. Она нужна ему живой, поэтому он не тронет её, если его не спровоцировать. Но если мы загоним его в угол…

– Я сам его уничтожу! Мы что, должны дать ему уйти вместе с ней?! – потеряв самообладание, заорал Кентор, ударив кулаком по стене.

– Да, Кейн, – взяв его за плечо и глядя прямо в глаза, твёрдо произнёс Зейн. – Да. Сейчас мы должны ему это позволить. Не ради него. Чтобы она осталась невредима.

Одна мысль билась в голове Кентора. “Я должен был придумать что-то, чтобы предотвратить это!”.

Он смотрел сквозь застилающую глаза воду вперёд, но ничего не видел, кроме лица сестры, улыбающегося ему. Её не было рядом почти год, а теперь увидит ли он её вообще? В душе его всё перевернулось; исчезла размеренность, уверенность в силе логики и научного знания совладать с хаосом мироздания, да и сама Вселенная вдруг предстала перед ним такой, какой он не ощущал её даже перед лицом неизвестности и прямой угрозы его жизни от неведомого подземного существа – она предстала перед ним непознаваемой, неуправляемой, полной неопределённости и подчиняющейся лишь слепому случаю. Это впервые так напугало его, на мгновение сокрушило его волю и лишило выдержки. Ранее незнакомый страх за близкого человека словно проломил дыру в знакомой Кентору с детства картине мира, высвободив из глубин его личности нечто новое: способность не только анализировать, но чувствовать личную ответственность за то, что происходило вокруг. Он лихорадочно пытался собрать мечущиеся мысли и понять, что он должен сделать сейчас, чтобы предотвратить те сценарии будущего, которые представлялись ему опасными и нежелательными; а в это время другие чувства, рвущиеся наружу из его существа, обвиняли его в том, что случилось, заставляли ощущать себя единственной причиной произошедшего, выносить самому себе приговор за то, что он не уберёг Арди. Кентор обнаружил, что он плачет, и это совершенно обескуражило его и одновременно пробудило чувство стыда. Он закрыл лицо ладонями в тщетной попытке спрятать слёзы от окружающих, не понимая, что вместе с ними находится в сплошном потоке распыляемой противопожарной системой воды, в котором его слёзы не видны. Зейн увидел и понял его смущение; старший товарищ обхватил его за плечи, крепко сжав их в своих мощных руках, и просто стоял так, словно охраняя друга, чтобы тот не навредил себе в этот странный и яркий момент внутреннего самопознания. Кентор не мог сдерживать рыдания и дрожь, неожиданно пробившие его тело, он не понимал, что именно с ним происходит, и был не в силах остановить это. Эмоции, мощные и яркие отголоски глубоко залегавших в его душе чувств, сейчас взяли над ним верх впервые за долгие годы, раскалывая сознание на части. Он заново осознавал, насколько сильно сестра была дорога ему. По-иному ощущал, уже не разумом, но сердцем, что означало для него иметь родного человека, и что значило теперь его потерять. Невозможность действовать прямо сейчас, немедленно, для исправления ситуации, с которой его разум не желал примириться, порождало гигантское внутреннее сопротивление, служившее катализатором этого нервного взрыва, и Кентор Геврал в первый раз за свою жизнь был вовсе не Гевралом, – просто обычным человеком, полностью лишённым защиты высоких технологий, подверженным сомнениям и страху лишения.

Но вот момент абсолютной слабости и полной потери контроля миновал, и к нему начинало возвращаться осознание того, что он всё ещё находится в знакомом ему, потенциально исследуемом пространстве, хоть и открыл для себя в некотором смысле новый мир, сокрытый внутри его самого. Он понял, что словно вновь провалился в пещеру, внутри которой таилось страшное, неподконтрольное ему, и вместе с тем – то драгоценное, которое ему необходимо было познать, для того чтобы подняться на новую ступень и с новой высоты взглянуть на свой мир. И это уже был привычный для него, исследователя, процесс.

Кентор с благодарностью посмотрел на Зейна. За годы, прошедшие после смерти отца, этот человек стал для него хорошим другом, а не просто коллегой. Они неоднократно бывали вместе в экспедициях, подобных той, что в прошлый раз едва не стоила им жизни, и за это время научились неплохо понимать друг друга даже без слов. Зейн был более опытен и многому научил Кентора; не менее важными, чем рабочие приёмы, были уроки взаимовыручки и наглядный пример сильного характера рядом.

Зентан относился к своей роли друга-наставника как к вещи самоочевидной, без ненужной демонстрации превосходства. Он принадлежал к самому первому поколению марсиан (чем, несомненно, очень гордился). Именно в 2096 году, в год его рождения, был образован Совет Гевралов, получивший частичную автономию от Земли. Тогда же основные принципы функционирования свободного научного общества на Красной планете, сформулированные уже более шести лет назад, были наконец закреплены законодательно в первом Уставе Совета. Зейн видел то, что он в шутку называл “ускоренной эволюцией”: на его глазах первые Гевралы выбрались из марсианских пещер, чтобы жить в футуристическом мегаполисе. Сам он получал начальное образование с некоторым опозданием – только с девяти лет, когда сектор Школы был достроен и подключён с системам рекуперации. Но благодаря сфокусированности новой системы образования Гевралов, к пятнадцати годам Зейн уже получил все основные знания, позволяющие ему перейти на вторую, профильную ступень обучения. У него не возникло сомнений относительно пути, который следовало выбрать: с младенчества окружённый огромным количеством непонятных технических устройств и загадочных машин, он мечтал о том, чтобы досконально разобраться в их устройстве и назначении. До двадцати шести лет по общепринятому земному исчислению (или до тринадцати, как любил подсчитывать он сам, подчёркивая своё марсианское происхождение), парень тщательно усваивал все накопленные человечеством знания в области технической эксплуатации механических систем. Проявив усердие и став блестящим специалистом ещё и в области навигации, он смог посвятить своё время непосредственно практике, оказавшись в негласной десятке самых незаменимых в экспедициях на поверхности механиков.

Зейн был лучшим другом отца Кентора и Ардон. Он любил наблюдать за тем, как маленькие Кейн и Арди самостоятельно пытаются разобраться в устройстве дрона, часто вносил долю интереса и веселья в их детские философские рассуждения о природе вещей, порой присматривал за ними в отсутствие родителей, если сам не участвовал в поездке. Было и трудное время, когда он отчасти заменил осиротевшим подросткам родителей. Именно этот период наиболее сильно сплотил их, позволив достигнуть особенно полного взаимопонимания.

К ним подбежали несколько исследователей, среди которых выделялся особенно высокий, мускулистый молодой человек. Кентор знал его: это был Арт Геврал, работавший последние два года в патрульной службе и поэтому владевший, как и сотрудники медицинской службы, табельным ионным оружием (что в целом для Гевралов, живущих в своём замкнутом демократичном обществе на пустынной планете, было не характерно).

– Что произошло, директор? – с беспокойством обратился Арт к Гриффу. – Вы в порядке? Среди вас есть раненые?

Система пожаротушения наконец отключилась, хотя все в коридоре уже промокли насквозь и стояли по щиколотку в воде.

Директор, выглядевший измождённым, отрешённо покачал головой:

– Нам нужно было предусмотреть охрану Совета. Здесь был террорист с Земли, он взорвал банк данных и взял Ардон Геврал в заложницы. Нам помощь не требуется.

Арт был шокирован. За всё время своей жизни он слышал о терроризме лишь из рассказов стариков-колонистов, Гевралов первого поколения, бывавших на Земле. Преступления же среди марсиан, да ещё и связанные с насилием, были нонсенсом и представляли собой единичные случаи за десятилетия, поэтому в охране жилых и научных помещений не было строгой необходимости. Патрульные, как правило, выполняли задачи, связанные с наблюдением за находящимися на поверхности группами исследователей, сопровождая при необходимости медиков и помогая им в переноске раненых и больных во время чрезвычайных происшествий. Регламент предписывал этим двум группам работников носить оружие скорее в качестве вспомогательного инструмента, чем для обороны.

– Банк данных Совета уничтожен? – переспросил патрульный, в ужасе уставившись на дверь кабинета, искорёженную взрывом.

– Боюсь, что да.

– Значит, все наши исследования и открытия за десятилетия… просто потеряны навсегда? – всхлипнула Юни, с мокрых рыжих локонов которой стекали капли воды.

– Не совсем так, – тихо отозвался Грифф. – Я же сказал Асситенту, что он находится не на той планете, чтобы требовать полный доступ к нашим данным.

– Что вы имеете в виду? – недоумевающе переспросил Кентор.

– Фобос! – догадался Зейн, и его хмурое лицо просветлело.

– Да, да, Зейн, ты прав, – кивнул директор. – Основной дата-центр Совета находится не на Марсе. Ваши старшие коллеги в курсе, что он расположен в бункере на Фобосе. Асситент взорвал главный терминал, позволяющий нам в любой момент получать доступ к этим данным, дополнять их и вносить изменения в реальном времени. Наш квантовый компьютер лишь предоставляет возможность оперировать удалённой копией основного архива, которая регулярно синхронизируется с ним после получения подтверждения от меня. Бункер был построен в девяностых годах по проекту защиты научной информации от астероидной угрозы. На ближайшие десять миллионов лет, пока Фобос не столкнётся с Марсом, открытия Гевралов должны быть в полной безопасности. Права доступа к настоящему главному хранилищу всех наших знаний есть лишь у десяти ведущих учёных Совета, включая меня.

Кентор вздохнул с облегчением. Впервые во всей этой истории появилась надежда.

– Нам нужно выяснить, куда направился… Амуриан, – выдавил он из себя, едва совладав с эмоциями, пытающимися вырваться наружу в виде оскорблений и негодования. – Он наверняка пошёл пешком, чтобы не оставлять электронный след в транспортной системе, так что снимите видеоданные с дронов.

– Я узнаю, – твёрдо сказал Арт, бросив на него сочувственный взгляд.

– Не применяйте оружие, – задержал патрульного директор. – Ни в коем случае не останавливайте его: нам важна жизнь Ардон. Просто постарайтесь отследить его дальнейший маршрут.

– Хорошо, директор, мне всё понятно, – Арт убрал в кобуру ионный пистолет и быстрым шагом двинулся к выходу, вызывая свою группу по радиомодулю.

2 июня 2152 года, 06.00_

Спустя две десятые сола, глубокой ночью, Грифф собрал заседание Совета Гевралов в общем зале. Это было, возможно, самое необычное собрание за всю историю Гевралов, и проводилось оно без какого-либо протокола. Вследствие срочности, в открытое обсуждение беспорядочно включались все, у кого появлялись полезные идеи, без соблюдения очерёдности. Переодевшиеся в сухую одежду исследователи вместе с ведущими учёными сидели за длинным столом, пока директор беспокойно прохаживался мимо него, держа руки сложенными за спиной.

– Мы получили ответ с Земли на наш запрос в полицию Единого Государства. Нам стало известно, что группа Амуриана Асситента, известная как “Упреждающий удар”, ранее появлялась в различных источниках под другими названиями, но действует как минимум ещё со времён окончания Третьей мировой войны и состоит более чем из ста человек. Они совершили несколько диверсий на Земле, в том числе захватили склады с оружием и космической техникой на западе Евразии. Сам Асситент находится в общепланетарном розыске. К сожалению, наша автономия от земного правительства в этот раз сыграла с нами плохую шутку, и мы все из-за отсутствия информации подверглись огромному риску. К счастью, никто из нас не был ранен или убит. Вместе с тем, жизнь Ардон Геврал находится в опасности. Патрульная команда Арта видела, как Асситент захватил ядерный космолёт “Икарион”, на котором он ранее прибыл на Марс, после чего вместе с заложницей покинул планету. Точно установлено, что корабль направляется не на Землю и не на Луну, а в сторону астероидного пояса. Это крайне странно, так как всем вам известно, что за его пределами нет человеческих поселений или обитаемых станций. Сейчас вектор полёта “Икариона” направлен на Плутон. Мы ожидаем, что сможем отслеживать его по крайней мере до сближения с астероидным поясом, но если там расположена какая-либо станция, о которой нам ничего не известно, найти её будет затруднительно.

– “Икарион” способен долететь до Плутона? – спросил один из сидевших впереди Кентора учёных.

– Теоретически да, если будет выполнять гравитационный манёвр вокруг Сатурна. Сейчас у него есть подходящее временное “окно” благодаря расположению планет. На “Икарионе” установлены анабиотические капсулы. Но я не могу представить себе, чтобы они и правда летели так далеко. Для чего? На Плутон не было экспедиций со времён “Галилея”, когда…

Он вдруг замолчал. Неприятный холодок пробрал Кентора.

– …когда там был законсервирован завод по добыче ледникового метана, – неожиданно для себя самого произнёс он вслух.

– Да, это может быть целью Асситента, – нехотя признал Грифф. – Что ж, ему предстоит весьма дальний путь. Вероятно, это лишает нас возможности освободить Ардон в скором времени, но вместе с тем даёт надежду на её благополучие. А из всего этого следует, что её похищение явно было тщательно спланировано заранее. Хотя мне неясны его дальнейшие намерения.

– Думаю, он хочет получить доступ к большим запасам ракетного топлива, чтобы собрать собственный флот и иметь возможность скрываться на любом небесном теле. Мы не можем позволить террористам свободно перемещаться по Солнечной системе. Но и предпринимать штурм станции, пока у них Ардон, мы тоже не можем, – резюмировал Зейн. – Он мыслит тактически и скорее убьёт её в случае опасности, пока она представляет ценность, чем когда её услуги более не понадобятся.

– Раз он ещё на Луне заинтересовался работой Ардон, то не только ей одной может угрожать опасность, – заметил Арт Геврал. – Это похоже на целенаправленную охоту за передовыми научными разработками. Похоже, террористы тайно готовятся к чему-то важному.

– Да полно вам. Он же бандит с Земли, выросший после войны. У них там просто так принято. Что ещё может быть целью преступника, кроме совершения большего числа преступлений? – риторически вопросил сидевший напротив микробиолог Стин Геврал, учёный средних лет с залысинами по бокам лба.

Арт замолчал, проявляя уважение и не желая открыто спорить с человеком, чьё мнение имело далеко не последний вес в Совете, но взгляд его выражал несогласие с его точкой зрения.

– Абсолютная власть, например? – парировал за молодого человека Зейн. – Сколько бы я ни читал о земном обществе, у любого убийцы и разбойника в их истории обязательно была достойная мотивация. Никто не убивал, не грабил, не свергал законных правителей просто так. У каждого непременно была великая благородная цель. По-моему, власть над миром вполне подходит.

Стин скептически усмехнулся, но возражать не стал. Для Гевралов мало значили профессиональные различия внутри их общества, поэтому то, что Зейн владел в совершенстве только техническими специальностями, в отличие от своей противоположности, Стина, не заставляло обоих относиться друг к другу снисходительно. Что же касалось настоящих землян, то их на Марсе мало кто в своей жизни видел воочию, что становилось причиной для опасения и домыслов.

Кентор встал со своего места. Его глаза были полны решимости.

– Кажется, я представляю себе мотивацию Асситента. Амуриан стремится обрести понимание принципов создания аннигиляционного оружия, а также получить ресурсы и полный контроль над технологией межзвёздных перелётов. Я почти уверен, что он воспользуется этими знаниями для создания оплота терроризма где-то за пределами досягаемости земных органов правосудия. Если так, моя сестра стала для него шансом на миллион. Он будет удерживать Арди у себя очень долго, по крайней мере до тех пор, пока с её помощью не создаст первый работающий прототип устройства. Конечно, сначала я сам попытаюсь освободить её путём мирных переговоров…

Кентор сделал паузу, набрал воздуха в грудь и озвучил ту самую главную мысль, на которую ему нужно было отдельно решиться:

– …но, независимо от того, будет ли эта попытка удачной, нам необходимо первыми построить звездолёт на основе разработок Ардон и Капранова и подготовить его к отправке на Проксиму Центавра.

Шёпот недоумения разнёсся по залу. Глаза учёных, обращённые к молодому исследователю, выражали желание большей ясности по поводу этого неожиданного вывода. Зейн же, напротив, сохраняя задумчивое молчание, медленно кивнул несколько раз, словно мысль младшего товарища уже была для него очевидной.

– Не понимаю, – развёл руками Грифф. – Как эта будущая научная миссия может быть связана с освобождением Ардон?

– Теперь это стало не только научной целью, – ответил Кентор. – Вы сами сказали: Амуриан больше всего обеспокоен идеей превосходства. Добившись этого раньше Асситента, мы продемонстрируем наше преимущество и покажем, что удерживать Ардон дальше как ключевую фигуру в технологической гонке бессмысленно. Только в этом случае у нас появится возможность торга для освобождения моей сестры, поскольку её исключительные знания перестанут быть необходимыми. Понимаю, что это займёт годы, но я прошу Совет предоставить мне право участвовать в строительстве этого корабля и лично повести его на Проксиму, – слова его прозвучали громом для всех присутствующих.

В зале повисло тяжёлое, продолжительное молчание. Затем директор произнёс:

– Такие решения не принимаются под влиянием сильных эмоций, Кентор. Сейчас по понятным причинам рано утверждать, что тобой руководят не чувства, а логика. Мы вынесем вердикт на отдельном собрании Совета. А теперь попрошу меня извинить. Принимая во внимание разумное замечание Арта, я должен связаться с Центральной Лунной станцией. Нам и нашим возможным союзникам пригодится помощь Синемуса на Земле.

– Полёт на Проксиму и обратно займёт около пятидесяти лет, – заметил Зейн, выходя из зала. – Если ты вызволишь Арди на Плутоне, ты всё равно не сможешь увидеть её большую часть жизни. Почему именно ты намерен стать капитаном?

– Потому что это большее, что я могу сделать для неё, – мрачно ответил Кентор. – Посуди сам: её похитили на моих глазах, и я оказался не способен вмешаться. Я не могу исправить это прямо сейчас, рискуя её жизнью. Когда мы первыми доберёмся до звёзд, он оставит Арди в покое. Если я встречу её только на старости лет, по крайней мере, я добьюсь того, что однажды она снова будет в безопасности. Заодно, я лично исполню нашу давнюю мечту. Мы будем жить среди звёзд – мы, мирные исследователи, а не люди с повадками хищников!

– А если он поймёт, что проиграл гонку, и избавится от неё иначе?

– Нет, Зентан. Земляне всё-таки не животные. Я уверен, что он не убьёт её без веского повода.

– Ты слишком веришь в изначальное благородство человеческой природы, Кейн. Это побочный продукт гуманистического гевральского воспитания. Мы всеядный вид, и в процессе эволюции наши предки вынуждены были совершать страшные поступки. Это навсегда отпечаталось в нашей генетике. Ты знаешь о каннибалах?

– Мотивация, Зейн. Ты сам это сказал Стину. Времена, когда мотивацией было выживание, давно прошли. Гевралы – живое доказательство превосходства разума над генетикой.

– Хочется, чтоб ты был прав… Тогда летим на Плутон.

– Я сам это сделаю. Твоя помощь нужнее здесь, в работе над звездолётом.

– Хорошо. Сделай это. Но лети с Артом и Юни. А я всё же помогу тебе с технической стороной.

9. Патрульный

5 июня 2152 года, 71.20. Марс, к юго-востоку от нагорья Элизий. 16°10′ северной широты, 161°00′ восточной долготы. Город Элизиум_

Подлетая к Юго-Восточному Сектору на своём ярко-красном капсульном дроне для регулярной ежевечерней тренировки, Арт неожиданно увидел внизу бегущего по тротуару в том же направлении Кентора. Удивившись, молодой человек провёл пальцами по настенной сенсорной панели справа от своего сиденья, приказывая машине снизиться.

– Кейн, это и правда ты? Добрый вечер! – откинув дверцу летательного аппарата, приветствовал он исследователя, едва поравнявшись с ним. – Надо сказать, я не часто вижу тебя в этом районе. Какими судьбами?

Кентор остановился, крепко пожал парню руку и счёл нужным пояснить:

– Я рассчитывал потренироваться сегодня вместе и взять у тебя несколько уроков, – в этот было заметно его смущение перед всегда мускулистым и стройным Артом. – Видишь ли, физическая подготовка никогда не была моим сильным местом, поэтому, думаю, мне придётся многому научиться с самых основ.

– Ого, – только и воскликнул Арт. – Это из-за предстоящего полёта, да?

– Не в последнюю очередь. Цель, которую я сейчас перед собой поставил, требует значительно большей подготовки, чем у меня сейчас есть. Это вопрос безопасности. Но если мне предстоит полететь на Проксиму, усилия нужно будет увеличить стократно.

– Понадобятся регулярные нагрузки, – утвердительно кивнул Арт, велев своему дрону перейти в режим ожидания и выбираясь из кабины. – Давай проделаем остаточный путь до Центра физической культуры вместе, и я расскажу, что предстоит сделать. Пока не стоит бежать: побереги силы.

– Хорошо, – с облегчением согласился Кентор, как раз успевший выдохнуться. – Мы ведь с тобой, вроде, ровесники, верно? Интересно, что у нас в одном возрасте столь разные специальности. Я исследователь, занимаюсь практикой в экспедициях, но всегда был более склонен к изучению теоретических дисциплин. Читаю с пяти земных лет, штудирую книги, знаю окружающий мир практически только по ним. Признаюсь, я ощущаю себя неуютно из-за нехватки реального опыта. А ты уже давно в патруле – значит, практика для тебя родная стихия.

– Да, я тоже родился в сто двадцать шестом. В первый год моей жизни произошло кое-что… В общем, моего отца звали Арчим Геврал.

Кентор вздрогнул. Это имя было хорошо ему знакомо, как и печальная история, связанная с ним.

– Так он был твоим отцом! – произнёс он сочувственно.

– Да, спасатель Арчим был моим папой. И вот в тот день вездеход медицинской службы, в котором отец вёз в Элизиум раненого Геврала, накрепко застрял у подножия гор Тартара. Вся электроника вышла из строя и намертво заблокировала ходовую часть – исключительный случай. Арчим отправил SOS операторам Совета, и они выслали дрон со спасательной командой, но к тому времени весь Tartarus Montes накрыла песчаная буря, и, сам понимаешь, электромагнитные помехи вынудили дрон приземлиться. Конечно, они не смогли найти вездеход пешими при нулевой видимости. Когда погода позволила им снова взлететь, они обнаружили машину с установленными вокруг аварийными отражателями и только одним выжившим. Оказалось, что система жизнеобеспечения у них тоже отключилась. Арчим отдал свой запас кислорода раненому.

– Твой отец служит примером для всех нас. Он поступил как настоящий Геврал и выполнил свой долг спасателя до конца.

– Именно. Я горжусь им, но обычно предпочитаю не говорить о том, что он мой отец. Я выбрал свой путь под впечатлением от того, что случилось с ним, но должен пройти своей дорогой сам.

– Вот почему ты в патруле и отдаёшь приоритет физическому развитию…

– Да, ты верно понял. Мне был всего год, когда мама сказала, что отец не вернётся. Тогда я, конечно, не понимал, но мне его уже не хватало. Конечно, позже это вылилось в стремление предотвратить подобные несчастья в будущем, действовать на опережение, быть сильнее и быстрее обычных людей. Это привело меня сначала к медикам, а потом в патруль. Но те относительно скромные навыки, которыми я владею сейчас, я приобретал долго, с большим трудом. До девятнадцати лет я тестировал на себе самые разные виды упражнений и программы питания, пытаясь понять, что поможет мне наиболее эффективно исполнять моё предназначение. Книги полезны в той мере, в какой мне удаётся применить для себя на практике то, что было написано землянами для земных условий. Тренажёрный зал – мой личный исследовательский полигон.

– Это правильно, дружище. Я тоже хочу найти свой путь. Сейчас я вижу, что обширные теоретические познания – не предел, а скорее потолок, который сдерживает меня под куполом Элизиума. Мне необходимо скорее его пробить. Одних моих знаний, сколько угодно глубоких, недостаточно, если я не могу воспользоваться ими, чтобы принести пользу людям или даже уберечь сестру от беды. Когда Асситент похитил Арди, это показало мне всю собственную слабость и открыло потребность в дальнейшем росте. Нужно обратить все исследования Гевралов в измеримый результат: спасти Ардон, достигнуть новых миров с помощью её открытий.

Исследователь и патрульный подошли к сверкающему в оранжевых закатных лучах, пропитанному светом зданию ЦФК.

– Арт, мы можем объединить наши лучшие стороны, – заметил Кентор, пока тот пропускал товарища вперёд, любезно открывая перед ним дверь в здание – в свой, хорошо знакомый с детства, мир совершенствования тела и духа. – Директор планирует подготовить к осени отряд в пещеры на поиски крион. Давай подготовимся и возглавим его.

– Отличная идея! Это опасное мероприятие, но я знаю, что ты быстрее сориентируешься в научной составляющей и сможешь собрать все нужные данные, а я уж, в свою очередь, прикрою тебя, если станет слишком горячо.

– Так каждый из нас сможет компенсировать слабые места другого и укрепить навык командной работы, – Кентор благодарно улыбнулся.

– А сегодня, для начала, я объясню тебе, с чего лучше начинать подготовку, и покажу главные упражнения для развития выносливости. Сразу настройся на то, что придётся поработать и над самодисциплиной.

– У меня есть достойнейший пример. Да, я готов.

10. Третий мир

Астрономический объект:            Земля_

Гравитационный родитель:            Солнце_

Среднее расстояние от звезды:      149,5 млн. км_

Средний радиус:                  6371 км_

Период вращения:                  24 земных часа_

Период обращения:                  365,26 солнечных суток_

Ускорение свободного падения:      1 g (экватор)_

Температура на поверхности:      от −89 °C до 57 °C, средняя: 14 °C_

Состав атмосферы:                  78,1% N2, 20,95% O2, 0,9% Ar_

Естественные спутники:            1_

7 июня 2152 года. 50.00 (12:00 по земному времени). Земля, Восточно-Европейская равнина. 55°45′ северной широты, 37°37′ восточной долготы. Город Москва_

Дождь заливал мостовую, барабаня по пластиковому навесу летнего ресторанчика и смазывая очертания уличных огней, отражавшихся на стёклах витрин, в причудливые яркие кляксы; дождь неистовствовал, он точно старался за час вернуть земле всю воду, которую она недополучила за прошедший месяц, выдавшийся необычно жарким для этого климата.

Человек, сидевший за столиком и потягивавший кофе, находил в потоках обрушивавшейся с тёмно-серого неба воды свою особую поэзию. Ему нравилось наблюдать, как крупные капли с силой разбиваются о шлифованный прямоугольный булыжник, порождая на долю секунды миниатюрные взрывы с разлетающимися в стороны брызгами; как вспенивается от бомбардировки новыми каплями пространство между дорожными камнями, быстро заполняемое грязноватой жидкостью. Он с живым интересом смотрел на то, как ливневые струи меняют своё направление, подчиняясь невидимым, но ощутимым течениям порывистого прохладного ветра.

Этот молодой мужчина был отличным физиком-самоучкой, не утратившим при всей серьёзности и кажущейся “научной пресности” своих занятий любви к естественной и подвижной жизни, интереса к природе и малейшим проявлениям красоты мироздания, давно привычной и невидимой для большинства его соседей по планете. Он родился здесь, в восстановленной из руин Москве, двадцать шесть лет назад и спустя восемь лет после окончания страшной войны. Детство его проходило в новом центре города, некогда бывшего процветающим мегаполисом; ему врезалось в память бескрайнее море брезентовых палаток, раскинувшееся сразу за первым кварталом уродливых прямоугольных домов-коробок, в одном из которых жила его семья. Гигантские горы бетонных обломков и мусора окаймляли горизонт со всех сторон, обозначая бывшие районы и магистрали. С огромным трудом расчищенный от завалов участок земли в несколько квадратных километров, где проходило детство Макса, терялся в бескрайнем море руин. Тогда безопасная жизнь в настоящем пятиэтажном доме казалась невероятной роскошью.

Школа на долгие годы стала тюрьмой для его природной любознательности. Учителя были крайне скупы на развёрнутые ответы, а может, просто сами не обладали познаниями, которые он в них наивно предполагал. От всех учеников требовалось твёрдое знание одного и того же обязательного минимума, утверждённого решением никому не известного комитета где-то в далёких кабинетах молодого Единого Государства – возможно, даже на другом континенте. Его же интересовали все вопросы Вселенной сразу; насытить свой неутолимый информационный голод он мог только с помощью книг, которые стали предметом его постоянной охоты. В девятилетнем возрасте он сбегал с одноклассниками за границу расчищенного сектора, что было строжайше запрещено, надеясь отыскать хранилища знаний погибшей цивилизации, называемые библиотеками. Вероятно, в силу особого чутья, или же везения, ему удавалось найти отдельные истрёпанные экземпляры научно-популярных книг; эти случайности определили его любовь к теоретической физике и астрономии, информатике и энтомологии. Последнее увлечение было связано ещё и с обилием разнообразных насекомых, популяция которых на Восточно-Европейской равнине явно переживала демографический взрыв. Это предоставляло мальчику широчайший простор для наблюдения и служило самой прямой дорогой к удовлетворению его потребности в научном познании мира. В десять лет, во время тайной вылазки в частично обвалившийся туннель метрополитена, Макс нашёл в недрах бывшей станции хорошо сохранившийся персональный компьютер. Он долго и с большим трепетом восстанавливал его, штудировал книги и учился писать свои первые программы. А несколькими годами позже у парня уже была небольшая собственная электронная картотека научных знаний.

В семнадцать лет утомительное обучение было завершено, но предстоял ещё один гражданский долг: служба в армии. Военные, когда-то положившие конец старому миропорядку, теперь были строителями и защитниками нового общества. Они определяли расположение будущих поселений и городов, в их руках были сосредоточены запасы продовольствия, уцелевшее оружие и техника. Благополучие граждан Единого Государства всецело зависело от силы, расторопности, а зачастую и произвола людей в форме. Члены отрядов, участвовавших в разминировании и поиске активных боевых машин, нарочно героизировались и всячески превозносились руководством (поскольку в первое послевоенное десятилетие их смертность была невероятно высока). Пройдя за год обязательную лётную подготовку, Макс предпочёл задержаться в Воздушно-Космических Силах. Налетав на настоящих истребителях свыше тысячи часов, он никогда не распространялся среди сослуживцев и командования о том, что его привлекала отнюдь не перспектива однажды сбросить новые бомбы на восстающие из пепла города. Таинственный и манящий космос, внезапно оказавшийся на расстоянии вытянутой руки, вскружил голову астроному-любителю. Впервые его сердце восторженно замерло, когда он увидел стоящий в гигантском ангаре уцелевший чёрный космоплан-бомбардировщик, грозное наследие сгоревшего в войне прошлого. Спустя два года напряжённых тренировок и учебных полётов Максу предстояло сдать экзамены и оказаться в кабине этого чудовища. Он справился с задачей на отлично, активно помогая специалистам в программировании тех самых лётных симуляторов, на которых оттачивал своё мастерство пилотирования. Так и невинный детский интерес к информатике неожиданно принёс свои плоды.

И вот в тот торжественный день, сидя за штурвалом и подчиняя своей воле смертоносный крылатый механизм, он заворожённо смотрел через стекло шлема и прозрачную броню кабины на бескрайнее чёрное пространство, пронизанное ярким солнечным лучом. Под ним безмолвно и быстро вращалась огромная живая планета. Макс вглядывался в очертания береговых линий, безошибочно узнавая виденные ранее только на географической карте территории, и, вновь дождавшись пролёта над Евразией, попытался найти внизу собственный дом. Масштабы ошеломили его. Отсюда, извне, колыбель человечества выглядела фантастически прекрасной, и – одновременно – до боли хрупкой и незначительной. Он продолжал своё восхищённое наблюдение, пока Земля не сделала ещё четверть оборота, и тогда что-то внутри него остро кольнуло. Сочные зелёные равнины и безмятежная синева океана остались позади; обширные чёрно-серые пятна уничтоженных мегаполисов безобразными язвами покрывали теперь сияющую, словно насквозь пропитанную отражённым светом голубую жемчужину. В этот момент что-то внутри молодого человека бесповоротно изменилось. На его глаза навернулись слёзы раскаяния и сочувствия, слёзы боли, разделяемой им отныне с этим маленьким, беззащитным третьим миром. И он всем существом отчётливо ощутил, что больше никогда не сможет сесть в кресло пилота одной из машин, сотворивших подобное с его родиной. Глубоко потрясённый этим опытом, Макс едва ли не сразу после посадки, с неожиданной для командования поспешностью, уволился из ВКС.

Но мечты о космосе ни на миг не покинули его. Он сосредоточился на идеях, которые, хотелось ему верить, когда-нибудь вновь позволили бы человеку с мирными намерениями вернуться в бездонное неизведанное небо, усеянное заманчивыми звёздами и прошитое солнечным лучом. Надеясь послужить родной планете, Макс посвятил всё освободившееся время изобретению нового типа магнитных ловушек для антиматерии. Как и всё, за что он брался, новое начинание возымело успех и принесло ему известность в научных кругах. Если бы кто-то спросил его, как ему всё удаётся, Макс бы ответил: “Я просто искренне люблю то, что я делаю”.

– Макс Капранов? – обратился к нему высокий молодой человек в покрытой крупными дождевыми каплями куртке из графена, неслышно подошедший со стороны входа.

– Да, – отозвался тот, – это я.

– Кентор Геврал. Очень рад нашему знакомству.

– Взаимно! – улыбнулся Макс, прямо и с интересом рассматривая коренного марсианина. Взглянув на винтажные классические электронные часы на запястье, он продолжил: – Вы невероятно пунктуальны, а я вот решил зайти чуть раньше срока, чтобы не промокнуть насквозь.

– На нашей планете нечасто увидишь дождь, – улыбнулся в ответ собеседник, присаживаясь напротив. – Просто не справился с искушением придти вовремя и узнать, как это ощущается. И должен сказать, это просто потрясающее чувство.

– Да, это правда, – согласился Капранов. – Казалось бы, мы знаем всё об этом простом атмосферном явлении, но каждый раз на практике оно неповторимо. В нашем огромном мире нет двух одинаковых дождей, господин Геврал. Только представьте: за всю жизнь я ни разу не видел двух абсолютно идентичных. У каждого дождя есть своя… – он помедлил, пробуя слово на вкус, – индивидуальность.

– Я хотел бы иметь ваш богатый опыт в наблюдении! Должен признать, за всеми многочисленными теоретическими данными об атмосфере и гидросфере Земли, что я усвоил в детстве, красота процесса неизбежно теряется. Только зовите меня просто Кентор, хорошо? А я, если позволите, буду называть вас – Макс. Не хотелось бы пренебрегать этикетом и необходимой вежливостью, но, знаете, мы там все Гевралы, и ни один из нас не господин.

– Разумеется, так и для меня будет намного удобнее, – рассмеялся Макс. Он сделал знак официантке и заказал ещё кофе себе и гостю.

– Вы сообщили, что дело касается нашей совместной работы с вашей сестрой, – опуская в чашку кубик сахара, произнёс он. – Несмотря на то что мы всегда обменивались данными дистанционно и работали на разных планетах, мы действительно добились значительного прорыва. Ардон обладает невероятным для меня пониманием процессов контролируемой дестабилизации мезонных связей и способов преодоления кваркового конфайнмента, я многому научился у неё за время наших изысканий. Очень жалею, что мне пока не довелось узнать её вживую.