Оглавление
Антон Чехов. «И в остроге молись Богу…» Классическая и современная проза о тюрьме и вере
Федор Михайлович Достоевский (1821–1881)
Записки из Мертвого дома (Отрывки)
Праздник Рождества Христова
Летняя пора
Владимир Галактионович Короленко (1853–1921)
В ночь под светлый праздник
По пути
Глава I
Глава II
Глава III
Глава IV
Глава V
Глава VI
Глава VII
Глава VIII
Петр Филиппович Якубович (1860–1911)
В мире отверженных. Записки бывшего каторжника (Отрывок из книги)
Чтение Библии
Антон Павлович Чехов (1860–1904)
Вор
Убийство
Глава I
Глава II
Глава III
Глава IV
Глава V
Глава VI
Глава VII
Леонид Николаевич Андреев (1871–1919)
Предстояла кража
Вор
Глава I
Глава II
Глава III
Глава IV
Глава V
Борис Юрьевич Земцов (род. 1956)
Крещенский вечер на этапе
В полночь с Черным в темноте
Вечер мертвых арестантов
Серый и Бурый
«Отче наш» пропиленовый
Последний этап
Бегу, и волосы назад!
Отложенное обретение
Смуглая и… вовсе не старуха
Украденный горизонт
Зазеркалье зэка Семенова
Наваждение
Отрывок из книги
Наконец наступили и праздники. Еще в сочельник арестанты почти не выходили на работу. Вышли в швальни, в мастерские; остальные только побыли на разводке, и хоть и были кой-куда назначены, но почти все, поодиночке или кучками, тотчас же возвратились в острог, и после обеда никто уже не выходил из него. Да и утром большая часть ходила только по своим делам, а не по казенным: иные – чтоб похлопотать о принесении вина и заказать новое; другие – повидать знакомых куманьков и кумушек или собрать к празднику должишки за сделанные ими прежде работы; Баклушин и участвовавшие в театре – чтоб обойти некоторых знакомых, преимущественно из офицерской прислуги, и достать необходимые костюмы. Иные ходили с заботливым и суетливым видом единственно потому, что и другие были суетливы и заботливы, и хоть иным, например, ниоткуда не предстояло получить денег, но они смотрели так, как будто и они тоже получат от кого-нибудь деньги; одним словом, все как будто ожидали к завтрашнему дню какой-то перемены, чего-то необыкновенного. К вечеру инвалиды, ходившие на базар по арестантским рассылкам, нанесли с собой много всякой всячины из съестного: говядины, поросят, даже гусей. Многие из арестантов, даже самые скромные и бережливые, копившие круглый год свои копейки, считали обязанностью раскошелиться к такому дню и достойным образом справить разговень. Завтрашний день был настоящий, неотъемлемый у арестанта праздник, признанный за ним формально законом. В этот день арестант не мог быть выслан на работу, и таких дней всего было три в году.
И наконец, кто знает, сколько воспоминаний должно было зашевелиться в душах этих отверженцев при встрече такого дня! Дни великих праздников резко отпечатлеваются в памяти простолюдинов, начиная с самого детства. Это дни отдохновения от их тяжких работ, дни семейного сбора. В остроге же они должны были припоминаться с мучениями и тоской. Уважение к торжественному дню переходило у арестантов даже в какую-то форменность; немногие гуляли; все были серьезны и как будто чем-то заняты, хотя у многих совсем почти не было дела. Но и праздные и гуляки старались сохранять в себе какую-то важность… Смех как будто был запрещен. Вообще настроение дошло до какой-то щепетильности и раздражительной нетерпимости, и кто нарушал общий тон, хоть бы невзначай, того осаживали с криком и бранью и сердились на него как будто за неуважение к самому празднику. Это настроение арестантов было замечательно, даже трогательно. Кроме врожденного благоговения к великому дню, арестант бессознательно ощущал, что он этим соблюдением праздника как будто соприкасается со всем миром, что не совсем же он, стало быть, отверженец, погибший человек, ломоть отрезанный, что и в остроге то же, что у людей. Они это чувствовали; это было видно и понятно.
.....
– Фролов, – крикнул кто-то… – Барин требует…
Полковник обождал, но партия успела втянуться в ворота, которые были заперты за ней, а Фролов не являлся.
.....
