Книга посвящена исследованию отношений английской живописи второй половины XVI – начала XVII в. и английской культуры как сложного целого. Восприятие культуры времен королевы Елизаветы I и короля Иакова IV требует внимания к самому духу времени, к идеям, что в ту пору «носились в воздухе» и составляли фон драм Шекспира и стихов Джона Донна, полотен Николаса Хилльярда и Джона Гувера. Чтобы понять искусство той эпохи, необходимо погрузиться в ее теологические искания, политические диспуты, придворные интриги, литературные предпочтения, алхимические эксперименты и астрологические практики.
Автор использует большой массив теологической, социальной информации, создающий контекст, в котором только и можно «увидеть эпоху», обнаружить глубинные смыслы в портретах, мозаиках, гравюрах и эмблемах.
Оглавление
Антон Нестеров. Колесо Фортуны. Репрезентация человека и мира в английской культуре начала Нового века
От автора
Колесо Фортуны[1]
Художники, поэты, звездознатцы…
Горностай и Феникс: портрет как инструмент политики
I. Риторика визуальности
II. «…нет нужды говорить, что птицы Феникс не существует в мире сем…»
Emblemata на двух портретах елизаветинской эпохи, или миф о Тесее и «самостоятельная жизнь символов»
Символическая политика. Сэр Генри Ли и контексты елизаветинской эпохи
Конструирование личности и набор «поведенческих масок» в елизаветинской Англии
Эпиталама, свадебный портрет и натурфилософия
Фрейлины, браки, скандалы, или о разграничении частного и публичного в елизаветинской Англии
Джон Донн Алхимический
Алхимический Феникс Шекспира
Циркуль и окружность. К вопросу о датировке «Прощания, запрещающего грусть» Джона Донна
1
2
3
4
5
Географические карты раннего нового времени как эстетизация и концептуализация репрезентированного пространства
1
2
Игра о сэре Уолтере Рэли, славном его возвышении и трагическом его конце
К последнему пределу. Джон Донн: портрет на фоне эпохи
Иллюстрации
Отрывок из книги
Сталкиваясь с произведениями, принадлежащими иным эпохам, мы поневоле видим их иначе, чем современники. Мы вооружены иным культурным опытом и смотрим сквозь иную оптику, так или иначе деформирующую детали.
Мы склонны забывать, что любой объект, вошедший в обиход культуры, со временем обрастает патиной интерпретаций, и необходимо усилие, чтобы увидеть его изначальный облик.
.....
Иногда Фортуну изображали не стоящей на шаре, а сидящей на нем – весьма часто такие сюжеты встречаются в итальянской живописи. На фреске Веронезе в Зале Собаки на Вилле Барбаро Фортуна сидит на большом глобусе, мы видим её строгий профиль. Она удерживает рог изобилия, тогда как женская фигура, олицетворяющая Гордыню, пытается его отнять. Еще одна фигура на переднем плане, прижимающая к груди нож, олицетворяет Лживость. Композиция подчеркивает, что дарами Фортуны нельзя овладеть силой.
На картине «Аллегория Фортуны» Бернардино Мея из Сиены, написанной как часть большой серии работ по заказу кардинала Флавия Чиги для дворца последнего, мы видим весьма сложную многофигурную композицию, представляющую выбор между Фортуной и Добродетелью. Полуобнаженная Фортуна стоит на Колесе, в нарочито соблазнительной позе, слева о нее застыл философ в черном плаще – киник Кратет, которому приписываются слова «Родина моя – Бесчестие и Бедность, неподвластные никакой Удаче». В правой части полотна мудрец, восседающий на твердом основании из каменных плит, олицетворяет Добродетель, устремленная к нему женщина в синем плаще – Вера, несущая в руках четыре тома Евангелий, за спиной же ее стоит апостол Петр. Фортуна здесь – явная блудница, отвлекающая человека от поиска его истинного предназначения – пути к Небу.
